Дарко проснулся, почуяв весомую тяжесть от того, что на ноги кто-то забрался. Спросонок чертыхнулся, подумав невольно, что домашний дух балует, оказалась, слава Велесу – кошка. После долгого пути да попарившись в баньке и сытно отужинав, спал Дарко крепко. Оказавшись в тепле и сухости, едва прикрыл глаза, как провалился в глубокий сон. Мягкая постель и просторная лавка показались ему удобнее собственной опочивальни, хотя после слякоти и сырости ему и сеновал показался бы блажью.

Княжич откинул к поясу влажное покрывало – в клетушке, куда его вместе с побратимом вчера отправили спасть, было так жарко, что не только грудь, но и ладони покрылись липким потом. Задышав размеренно, он ощутил после утомительной дороги долгожданную бодрость в теле и утреннюю, вполне ожидаемую весомую напряженность естества. Отгоняя прочь горячившие кровь помыслы, что начали против воли рождаться перед внутренним взором, Дарко тягостно вздохнул, обращая своё внимание на клеть.

Здесь оказалось по-домашнему уютно, ему понравилось у Доброги. Хозяева приветливые и слыли добрыми людьми, что редкость – вольные весьма враждебно встречают пришлых, особенно посланцев больших городищ.

Окинув сонным взглядом стены, Дарко отметил, что терем, добротно сложенный из цельных брёвен, долго сохранял тепло в хороминах даже зимой. Взгляд остановился на притолоке, украшенной диковинной резьбой. Староста Доброга хоть и имел богатый сосновый терем, да только видно, что настали для него тяжёлые времена. На стол накрывала не чернь, сама хозяйка, да и яством не шибко подчевала: ни лещей, ни запечённой щуки, а из питья – квас да сбитень. На постоялом дворе и то стол богаче был, а сомнений не вызывало, что Доброга согласится отдать младшую дочку. Потуги найти пусть и одну внучку бабки Бреславы увенчались успехом. Успел. Приподнятый дух не омрачало и то, что вновь предстоит обратный путь к Дольне под проливным дождём.

Хорошее здесь было место. Тишина, лес дремучий, всё пролески да лощины, разрываемые озерцами и реками. Деревеньки встречались редко, да и те с малой горсткой народа, а то вовсе заброшенные. Видно, уходили племена всё глубже в лес. Дарко и не знал, что на сотню вёрст к северу от Дольны такая глухота дремучая. Здесь всё было диким, даже избы венчались резными коньками в виде странных животных, то и вовсе настоящими черепами волов и лошадей. А народ каков? Да взять хотя бы ту девчушку, что попалась им по пути окрест Елицы, когда бескрайний лес оборвался и появился просвет. И откуда она взялась? Не побоялась путников, ведь как смело смотрела, и в одиночку, без охраны надёжной, ходить в кущи да в непогоду не страшно ей. Дарко припомнил большие зелёно-серые, как лесные дебри, глаза юницы на влажном от мороси бледном лице – заглянешь в них и одуреешь. Хороша. И всё же странным казалось, что путница и в самом деле живой человек. Может, морок, навеянный Берегиней, или сама благодетельница и есть?

Дарко встряхнул головой, и потёр ладонью глаза, сглотнул, понимая, что дико хочет пить.

За не такое уж и долгое время пути многое успело приключиться: то медведь выходил на тропу, здоровый, пышущий лесной силой, с мокрой от мороси шерстью и листвой в ней (пришлось рогатины доставать, что бы отпугнуть увальня), то лось с рогами пудовыми. Звери дикие будто преграждали путь всадникам, появляясь не пойми откуда. Но благо, беда обошла, и сам Хозяин не попыталась их остановить и запутать.

Послышался храп у противоположной стены. Полад очнулся на миг, продирая глаза, но вновь отвернулся к стенке. Что ж, было только раннее утро, и можно было подремать ещё, но Дарко вконец проснулся, сел, слушая раскатистое мурлыканье. Не терпелось проверить горницу и убедиться в том, что староста не вернул зарок.

 Опустив ноги и ощущая ступнями такой же тёплый пол, он протянул руку и погладил рыжую кошку.

– Чья будешь? Как там звать твою хозяйку? Росья?

Дарко ухмыльнулся и поднялся, подбирая со скамьи  рубаху. В тишине оделся и, бросив взгляд на Полада, который и не собирался просыпаться, подпоясавшись, вышел из клети. Горница пустовала, залитая утренним холодным светом, что проникал в хоромину через бычьи пузыри небольших окон. Стол, как он и думал, пустовал, только ждал своего часа печёный хлеб, накрытый вышитым рушником, да крынки с молоком и квасом в резных берёзовых чарках, любовно выставленных для гостей. Дарко даже прошёлся, чтобы окончательно убедиться, что зрение его не подводит – нигде не было узелка с зароком.

«Попалась краса», – довольно хмыкнул он и направился к выходу.

В сенцах хлопотала над печью молоденькая чернавка, помешивая в чугуне, судя по запаху, ячменную кашу. Завидев Дарко, она было застопорилась, кругленькое лицо вытянулась, растерянность вместе с робостью скользнули в тёмных глазах, но быстро очнувшись, поздоровалась. Княжич не стал смущать своим присутствием её и спешно вышел на крыльцо.

Утро встретило его хмурившимся небом, в котором ворочались немереной тяжести тучи, но дождя не было. Небольшой двор уже заметно подсох за ночь, к обеду так и вовсе тепло разгуляется. Ныне везло неслыханно. Дарко под пение петуха и лаянье где-то за околицей пса прошёл к выставленной наружу бадье. Закатав рубаху до локтей, опустил руки в дождевую воду, сложив ладони лодочкой, зачерпнул, плеснул в лицо. Прохладная водица враз ободрила. Стало совсем хорошо, хоть в пору прямо сейчас в дорогу снаряжаться. Сдёрнув полотно с гвоздя, отёрся. Скрипнула дверь, и на порог выскользнула чернавка, всё так же смущённая, в руках ведро. Девица, пряча глаза, чуть ли не бегом припустилась со двора, в мгновении ока скрылась за калиткой, только и мелькнул подол юбки. Дарко встряхнулся. Вот ведь неурядица! На прислужниц стал засматриваться!

Княжич прошёл к порогу и в два шага поднялся на крыльцо, нырнул в сени, да неудачно – ткнулось в него что-то мягкое, с темноты не понял толком ничего, но ладони нащупали девичьи плечи. Едва он разобрал, что к чему, как девка шарахнулась от него, словно от лешего. Дарко несколько мгновений смотрел в яркие глаза неотрывно и не верил.

– А ты откуда взялась? – только и обронил.

Несомненно, это была она – девчонка из леса, её черты он запомнил хорошо. Дарко скользнул взглядом по девичьему стану с ног до головы. Одета нарядно, в расшитое явно слишком просторное для неё платье, подвязанное нитяным поясом на узкой талии. Шея длинная белая, овальное лицо с хрупкими чертами. Губы карминные, едва не вишнёвые, немного пухлые, чуть раскрылись в немой растерянности. Тонкий и правильный, словно выточенный из кости, носик с узкими крыльями придавал юной девице немало твёрдости во всём её облике. А тёмные брови вразлёт подчёркивали большие зелёные глаза, которое в полумраке казались до холодной дрожи глубокими, что бездонные омуты, и смотрели с испугом да затаённостью. Дарко даже оцепенел на миг от их проницательности.

Девица, опомнившись, развернулась и шагнула было в сторону лестницы. В два шага Дарко оказался рядом с ней, преградил путь, нависая.

– Говори, как оказалась здесь? – потребовал он, сам не понимая, что на него нашло. Просто не увязывалось в голове, ведь вчера вечером не видел кроме круглолицей никакой более чернавки.

Она вздёрнула маленький подбородок и гордо, с какой-то ледяной твёрдостью глянула ему в глаза.

– Пусти, а то батюшку поз… – осеклась.

И тут-то всё встало на свои места.

Губы Дарко сами собой растянулись в ухмылке, он отступил, воздавая в очередной раз хвалу богам за чудный день. И только молча пронаблюдал, как девчонка, смутившись совсем, подобрала подол длинного в пол платья, пустилась вверх по лестнице, только и мелькнула в глубине терема длинная косища.

Однако радость была не долгой. Едва Дарко подумал о Волоте, лёд сковал душу. Постояв ещё мгновение, он услышал шаги на пороге – возвращалась чернавка. Княжич поспешил вернуться в клеть.

– Чего ты спозаранок блудишь? – буркнул Полад, сонно натягивая на себя исподнюю рубаху, едва Дарко появился на пороге.

Побратим встал, пройдя к бадье, зачерпнул чаркой воды, надолго присосался.

– Рассол у хозяина что надо, – прокряхтел он, – я себя засоленным окунем чувствую.

Он бросил ковш на место, обернулся:

– Чего молчишь? Хмурый такой. Неужели вернул зарок Доброга?

Дарко глянул на него исподлобья.

– Уж лучше бы вернул.

– Вот как? – хмыкнул волынянин, запуская пятерню длинных пальцев в светлые с золотым отливом, как у всего этого народа, волосы. – И скажи на милость, как тебя понимать?

Он провёл по лицу ладонью, смахивая остатки сна.

Княжич откинулся спиной к стенке, устремляя пустой взгляд в потолок. Думы о брате затягивали всё пуще, но больше всего его беспокоило, что он сам причастен к этому обману. Новая невеста слишком молода оказалась и, верно, слишком доверчива. Волот может поступать неосторожно. Да и вся эта тёмная история с Градой, первой женой Волота, до сих пор не давала покоя, терзала душу. И княжича ни на миг не покидало подозрение, что брат что-то скрыл от него. В который раз проклял себя, что помогает ему, вновь идёт у него на поводу. Мерзкое чувство ничтожности оглушило. Оставалось надеяться, что это в последний раз.

Время до обеда пронеслось быстро. Доброга вновь позвал за стол. Хозяева, как и вчера, были доброжелательны и радушны. Чернавка вынесла состряпанную ещё утром ячменную кашу, напечённых блинов с пахучим мёдом, нарезала ломти вяленого мяса, выставив и квашеную капусту в глиняных горшках, и мочёные огурцы. Староста всё выспрашивал о князе Мстиславе, о его старшем брате, волновало его отцовское сердце, как будет жить дочка. Получив скомканные ответы, Доброга больше не пытался донимать излишне. А Дарко лишь угрюмо поглядывал на хозяйку Вельмиру, отмечая, что дочка явно пошла в отца, да и с ним не была больно схожа, видно, больше бабкиных корней.

Невеста вышла с позволения Доброги только когда все поднялись из-за стола. Одета она была тепло, по-походному, голова платом покрыта, коса убрана – девица предстала перед ним такой, какой он  увидел её в лесу. Девушка, отчаянно и упрямо избегала глядеть на чужаков, особенно на Дарко. Не показывала даже вида, что помнит о случайной их утренней встрече. Полад тоже узнал девку и как-то странно улыбался, пока не столкнулся с хмурым взглядом Дарко. Тогда улыбка его сползла. Ни о чём не подозревающие родители вышли проводить их за ворота. Остальные гридни, что всем скопом ночевали в другой клети, уже были в сборе и ждали распоряжений. Дарко поднялся в седло, оглядывая толпу людей, что вышли поглазеть на редкостных гостей. Перешептывались, кивали в сторону невесты и явно были чем-то озадачены, а некоторые и злы. Впрочем, у простого народа может вызвать зависть то, что не их дочка, а старосты отправляется ныне в белокаменный городище, как желанная и ценная гостья.

Дарко подал знак воинам выдвигаться, чтобы больше не привлекать всеобщего внимания, от которого дочка старосты вся сжалась и ёрзала в седле, не отрывая взгляда от земли – того и гляди, заплачет. Благо с ней увязалась чернавка, всё не так страшно одной. Девка-то не горевала, напротив, разрумянилась, глаза как две плошки, счастливые и сверкающие, очень уж напоминала ту рыжую кошку.

Отряд миновал многолюдную широкую улицу, по одной стороне которой воздымались в небо терма с массивными воротами. Выехав за околицу, Дарко всё не мог никак избавиться от чувства тревожности, до сих пор представлялось, что в его спину вонзаются, как гвозди, чужие взгляды. Видно недавно происходило в Елице что-то неладное, раз народ так возмущённо и пасмурно провожает дочку старосты, видно были раздоры да распри. Впрочем, это не его тяжба. Княжич, посматривая на ехавшую немного в сторонке закутанную в суконную накидку молодую девушку, пытался отогнать накатывающее тягостное смятение, которое и без того рвало душу на части. Она, будто почуяв чужой взор на себе, повернулась, полоснув опечаленным взглядом, и тут же отвернулась, робко опустив ресницы. Видно никак не оправиться от разлуки с родичами. Да и он хорош! Запугал изрядно её, преградив ей дорогу.

Терзаясь угрызением совести, Дарко сжал зубы, старался излишне не рассматривать девчонку, отрешаясь ото всего и сосредотачиваясь на дороге. Его думы и в самом деле в скором времени рассеялись, теряясь в окружающих просторах. В пролеске, через который они двигались, висела дремотно-сонная загустевшая тишина, только глухо переговаривались гридни, шуршала густая янтарного цвета листва под копытами лошадей, изредка доносился хруст в кущах. Пахло грибами и свежестью древесной коры. Под низким сизым небом лес пестрил буйно: то вспыхивал костром клён, то сияла белизной берёза с яркой, как яичный желток, кроной. Мать-земля заснула, и всё замерло в преддверии долгой холодной зимы. Хотелось тоже так, как эти самые дубы, пустить корни в недра земли, вытягивая живительные соки, и просто дышать глубже, видеть небо и птиц, слушать тишину. Размеренность пути и покачивание в седле быстро умиротворили путников.

Полад, следовавший смежно с княжичем приободрился и улыбался, как боровой кот, щуря глаза.

– А ведь успеваем к заморозкам, – нарушил он молчание. – Ты как? Готов к походу за Межну на Ставгонь? – припомнил тему, решив разговорить угрюмившегося приятеля.

Дарко ненароком обернулся, выхватывая из числа воинов девушку. От его внимания не ускользнуло, как она напряглась, плотно сдавив губы, и смотрела в загривок лошади, знать прислушивалась к беседе.

– Как вернёмся, оповещу об этом отца, – вернул взгляд на Полада Дарко.

Больше он ничего не сказал, предаваясь раздумьям о походе. После Навьей седмицы4 и отбудет. Помянет пращуров и в добрый путь. В случае, если оставит отца и покинет Дольну до заморозков, то вернётся к Громнице5. Дарко мучительно-тягостно вздохнул. Ему необходимо уехать, необходимо раздолье. Однако равно, как бы княжич себя не утешал, сейчас, когда невеста отыскалась и он свободен как шторм на море, покидать городище и бросать на волю судьбы девчонку представилось уж не так и лёгким решением. С чего бы?! Столько времени жил на привязи, как цепной пёс, что теперь и бежать только прочь, а страшно. С горечью осознал, как свыкся с такой жизнью. Теперь потребуется много времени, чтобы окрепнуть, встать на ноги. И этот поход – испытание, где он должен найти свой путь. Где не будет рядом ни отцовской поддержки, ни матушкиной заботы. Где он будет полагаться только на себя.

От мыслей его отвлекли шорохи. Дарко поднял голову, хватаясь за рукоять клинка. Замолкнувшие гридни быстро окружили девиц, закрывая собой от чужих глаз.

Из сырых рудовых зарослей, под полог которых отряд давным-давно окунулся, чванно и совершенно не таясь вышли пятеро юношей, одетые в овечьи кожухи, и, хвала богам, без оружия. Дарко невольно ухмыльнулся, некоторых из них он припомнил сразу. Вот только что же надобно деревенским Елицы? Ответ пришёл мгновенно.

«Неужели девку пришли отбивать?» – фыркнул он, переглядываясь с Поладом. На лице побратима тоже играла едва сдерживаемая насмешка.

Кто-то громко ахнул из девушек, и судя по голосу, это оказалась чернавка. Она сжала руку Росьи и таращилась во все глаза на парней. Та же смотрела на молодых людей с недоумением, делаясь белее берёзовой коры, а после взглянула на княжича, обжигая виноватым и умоляющим взором, от чего его покоробило. Она ему-то ничем не обязана. Дарко стиснул повод в пальцах и отвернулся.

Гридням пришлось приостановить лошадей, чтобы не раздавить шайку. Княжич проехал чуток дальше, останавливая лошадь, едва не въехав в нарочито выпяченную грудь рослого детины. Взор того не сулил ничего доброжелательного. С курчавыми русыми волосами, перетянутыми тесьмой, с едва проклюнувшимися усами и бородкой он выглядел весьма нахраписто, выказывая твёрдость своего намерения.

Дарко долго не гадал – по-видимому, изо всех именно он и был обманутый суженый. Другие держались чуть в стороне и были ниже в росте, и, верно, моложе, с хмурыми взглядами, за которыми скрывалась мятежная взволнованность. Оно и понятно, супротив вооружённых гридней им несдобровать, а потому дюже рисковали. Поэтому решили миром перемолвить. Что ж, Дарко был готов.

– Говори, чего нужно? – начал он первый.

Кудрявый парень засопел, раздувая крупные ноздри, ярился и едва сдерживал себя в руках, однако понимал, что, наломай он дров, княжеская немилость тут же ляжет на его горячую голову.

– Я хочу вернуть Росью. Ты не в то время явился, княжич.

За спиной послышалось громкое покашливание Полада, волынянин едва сдерживал ухмылку. Дарко бы тоже посмеялся, но почему-то щенок только раздражал.

– И ты думаешь, что я так просто тебе её отдам?

Кадык юноши дёрнулся, заиграли желваки, но парня нисколько не покоробил его ответ.

– Не по совести ты поступаешь.

– Вот как? – изумился княжич. – И что же, по-твоему, я преступил?

Полад пристроился поближе, вмешиваясь в перепалку. Друг знал Дарко больше, чем он себя сам.

–Вот что, бери скорее своих товарищей и быстро с глаз долой к мамкам, – потешно подстрекнул он вымогателей.

Полад ударил метко. Кудрявый от такого заявления растерялся было, его други тоже пообмякли. Однако так просто отступать не собирались.

– Я вернусь только с Росьей, – упрямо шагнул детина вперёд.

У Дарко даже в глазах потемнело с бешенства. Безобидная стычка грозила обратиться бедой для деревенских. Стоило их ещё изначально отшугнуть, но теперь уже поздно, слишком близко подпустили.

– Валуй! – рассёк напряжённую тишину голос Росьи.

Она соскочила с седла наземь и, не обращая внимания на прекословия чернавки, побежала к юноше.

 Дарко желал немедленно преградить ей путь, не пустить, но Полад успел перехватить его за локоть, с твёрдостью посмотрел, давая понять, что это не нужно. Княжич остался на месте, наблюдая, как девушка отвела в сторонку юнца и о чём-то долго с ним толкует. Разобрать речь Дарко не мог, потому как говорила она негромко, влажный воздух приглушал все звуки. Валуй перебивал её каждый раз. И тогда княжич порывался всё же прервать их воркование, но одёргивал себя, зная, что если коснётся земли ногами, тогда ему уж не остановиться.

– Не кипятись! – осадил его побратим. – Пусть разойдутся по-хорошему, у неё и так глаза на мокром месте, ещё и разборку учинять.

И оказался прав, слова Полада привели в чувство. В самом-то деле, ничего зазорного в том нет, чтобы миром разойтись, но назойливые мысли всё лезли в голову. Как давно они дружатся? Касался ли этот молокосос её? Впрочем, ему это на что знать? Да и не его это невеста, брата. Пребывая в напряжённом безмолвии, он наблюдал за Росьей, а ну как учинит вред какой. Дарко отметил, что в облике девицы было и в самом деле недоумение от случившегося. Невольно засмотрелся на её профиль, так гармонично вписывающийся в осенний лес. В этой девице безусловно что-то было завораживающее, один взгляд оплетал неведанной паутиной, притягивал, пробуждая потаённые грани, осознать которых Дарко не смог. Росья ведь и в самом деле не проста, напомнил он себе, ведьмовская кровь в ней, а значит, сильная. Должна быть.

Он отвернулся, рассматривая так и не издавших ни звука заговорщиков, пока детина не схватил бесцеремонно девушку за локоть.

– Хватит! – гаркнул княжич, теряя терпение, спешился, не позволив Поладу его остановить.

Деревенские взъерошились, но не осмелились препятствовать. Дарко шёл быстрым и твёрдым шагом, в мгновении ока оказавшись рядом с дочерью старосты, которая до сего мига жарко спорила о чём-то с юнцом, пытаясь вырваться.

– Ты что, была ему обещана? – спросил он, у неё.

Росья замотала головой не в силах вымолвить и слово.

–Иди обратно, – сухо велел ей, одновременно пихая в сторону Валуя.

Росья часто заморгала, в последний раз в испуге глянув на юнца, развернулась и побежала к всадникам. И как только она оказалась в безопасности, княжич повернулся к Валую.

– Ну что, наговорился? А теперь прочь отсюда.

В серых глазах юноши бешено метались молнии. Он явно был озадачен случившимся казусом – неужели думал, что Росья с ним останется? Парень не мог найти какого-то внутреннего согласия, найти в себя силы и смириться.

– Если бы ты не приехал, она была бы моей, – грубо огрызнулся он.

Хоть Валуй и был высок, недаром так прозвали, но Дарко на пол головы был всё же выше, а потому глядел на него сверху вниз, давя взглядом.

– Опоздал ты. Росья поедет со мной. Так что собирай своих дружков и с глаз вон, пока я не отрезал тебе руки.

Тот на угрозу только презрительно ощерился, но Дарко пропустил мимо его пренебрежение, вызванное глубокой досадой. И уж очень кололо ладони заехать деревенскому в челюсть, но княжич сдержался.

– Ну и пусть катит, – наконец пробасил Валуй, смиряясь. – Такая же блудница, как и её сестра Станислава.

Дарко так и врос в землю, а отвергнутый ухажёр, пользуясь заминкой, успел уйти достаточно далеко, и тем самым спас себе шкуру. Унося ноги, он махнул рукой остальным, и парни, дружно подобравшись, споро пошли прочь, то и дело оглядываясь, не будет ли погони.

Княжич перевёл затуманенный взгляд на Полада, который с дружелюбной улыбкой провожал охальников. Невольно посмотрел на Росью, глаза её и вовсе стали тёмными и отрешёнными, как холодные колодцы, а цвет лица сделался белоснежно-мучным. Дарко постоял ещё какое-то время, давая себе возможность прийти в чувство. Ведь явно юнец сказал так из-за задетого мужского самолюбия, вот и плюнул напоследок, что хоть утирайся.

«Вот же ублюдок!» – выругался про себя княжеский сын, всё ещё держа намерение догнать и осуществить то, что хотелось сделать мгновение назад, и уже жалел, что послушал волынянина. Резко выдохнул, сминая кулаки, направился обратно к гридням, поднялся в седло и, обернувшись, сказал:

– Думаю, больше подвохов не будет, – после чего тронул пятками лошадь.

Небо так и не выцедило ни капли дождя, и путники почитай не останавливались вплоть до самых сумерек. Всё так же размеренно понукая лошадей, двигались сквозь берёзовые да осиновые рощи, которые иногда будто бы обрывались, и тогда впереди открывалась прогалина с небольшими в семь, а то и пять дворов деревеньками, только и торчали на околице зубцы колодезных журавлей. Останавливаться ни в одной из них не стали, пока не застыла сумрачная мгла, принудив отряд устроиться на ночлег у заросшей ивами и берёзами запруды. Гридни хватко развели несколько огнищ, один из которых запалили для женщин. Смастерили палатки из еловых веток, накрыв на случай ливня стёганой кошмой из бараньей кожи. Чернавка наварила большой чугун ушицы из выловленных Поладом трёх жирных лещей. И нужно отдать должное стряпухе, похлёбка получилась отменной, хотя на чистом воздухе, да измаявшись в пути, всё кажется неслыханно лакомым, особенно вприкуску с салом и зелёным луком. Съестной дух заманил в лагерь и лисиц, которых волынянин по доброте душевной подкормил хлебом, и теперь те не отходили от становища. Хоть и близилась ночка, и уже прошло достаточно времени, чтобы забыть, но Дарко не покидали скверные чувства, оставленные, как отметины после клеймения, бесхребетным Валуем. Всё-таки нужно было ему заехать в рожу, может, не так было бы тягостно на душе и гадко. Росья же после случившейся неприятности вовсе не разговаривала, слышна была лишь у самого берега, где расположились девушки, беспрерывная болтовня чернавки. Дарко, погружаясь в безмолвие вечера, наблюдал за девичей тонкой, что былинка, фигуркой, ловя себя на мысли, что ему нравится смотреть на неё, как оглядывает она лес, и её взгляд делается при этом ещё глубже, а глаза становятся зеленее, до изумрудно-туманного цвета. Как чуть румянятся её щёки, когда кто-то из гридней услужливо пытается помочь спуститься с лошади, как теребит она кончик косы, когда волнуется. Ещё совсем дитя.

"И как она жила среди этих злыдней в Елице?" – припомнил княжич здешний люд, как они провожали их немногословно, не раскидываясь добрыми напутствиями, скупцы. Да и в окружении грубых неотёсанных мужланов, сродни этому… Валую, чтоб его! Дарко с гулом выдохнул, снова остро пожалев о том, что не догнал мерзавца.

– И что теперь думаешь? – прервал его раздумья Полад, он подсел к другу с чаркой в руках.

Дарко не сразу понял о чём тот.

– Видно же, как ты глазеешь на девчонку. Заступился как за неё.

Княжич даже опешил, не находясь с ответом, но быстро совладал с собой.

– Я должен привезти её Волоту в целости и сохранности, поэтому обязан присматривать.

Полад, оторвав недоверчивый в прищуре взор, отпил добрую часть кваса из плошки и, оставив опустевшую посуду, поднялся, чувствуя, что его компании не рады.

– Пора бы и о себе подумать. Так и будешь его жизнь устраивать, а в своей пустота.

Дарко поднял голову, вглядываясь в посерьёзневшее лицо побратима. И какая оса его укусила?

– Ты же знаешь, что я не могу иначе, это мой долг?

– Можешь, просто Волот давно нашёл на тебя управу и выезжает на тебе, как на сидоровой козе, а ты рад стараться.

Слова Полада отполосовали, что плетью.

– Какой бы Волот ни был скотина, он мой кровный брат, – огрызнулся Дарко отворачиваясь.

– Одну ты уже упустил, и сдаётся мне, до сих пор сожалеешь… Надумал повторить горький опыт? Разве уже не наученный?

Дарко отвердел, чувствуя, как закипает внутри вулканом гнев. Только недавно Полад настаивал покинуть Дольну, а теперь вот как заговорил. Княжич хотел ответить, но услышал, как зашуршали шаги побратима – тот ушёл. Помутнённым гневом взглядом Дарко смотрел, как Росья медленно ступает по берегу в сопровождении чернавки.

«Надо же было ему вспороть только затянувшиеся раны?!» – задышал с тяжестью, стиснув зубы, поднялся, оставляя гридней, направился прямиком к девушкам.

Завидев приближающегося княжича, Росья остановилась, подсобница её, напротив, отступила, потом и вовсе как бы невзначай спустилась ближе к воде. Не единожды он отметил, что дочь главы бледна, и губы её потеряли свой багровый цвет – здоровится ли? Неловкое молчание заставило её отвести взор. Дарко, не задерживаясь, выудил из складок одежды подвески, протянул девице.

– Это должно принадлежать тебе.

Росья чуть склонилась, осматривая украшения. Брови нахмурились, она вскинула него удивлённый взор.

– Откуда?

– Я разыскивал знахарку… матушка моя прихворала, – солгал княжич. – Пришлось объездить много мест, чтобы отыскать того, кто бы помог, вот и набрёл на избушку. Ведунью Бреславу я не застал в живых, это передала мне её помощница. Видно той без надобности они. По праву я должен отдать тебе, раз нашёл… – княжич взял руку Росьи, которая оказалась холодной, как лёд, и вложил в ладошку подвески.

Сейчас она и вовсе была похожа на пичугу, маленькую, хрупкую, вызывая только одно желание – защитить и оберечь. Росья, сжав в кулачке обереги, глянула на Дарко.

– Спасибо, – прошептала она, и снова воцарилось тягостное молчание.

Чернавка бродила по берегу, то и дело поглядывая в их сторону, любопытствовала или опасалась чего? Гридни, собравшись у костра, разговаривали о чём-то и тихо смеялись. Полада поблизости не обнаружилось, верно, осерчал.

«Не его это забота, совать нос, куда его не просят. Что делать и как поступать, я решу сам», – ярился княжич всё больше.

 Дарко собрался было уходить, чтобы не стеснять и без того скованную девицу, но Росья вдруг, вздохнув, заговорила:

– Она ведь покинула нас, когда мне было семь зим, но я хорошо её помню.

– А почему оставила жильё и семью? – не удержался от вопроса Дарко.

– По словам матушки, желала бабка помогать людям, поселиться ближе к народу, чтобы быть полезной.

– А сестра старшая давно… Давно замуж вышла? – «и зачем спросил?»

В глазах Росьи мелькнуло колебание, она опустила ресницы.

– Недавно.

Дарко не стал настаивать и давить.

– Холодает у реки. Не задерживайся, – сказал он, вознамерившись покинуть девицу.

Росья вернула на него взгляд, в коем промелькнули едва уловимые теплота и ожидание. Внутри аж дрогнуло всё, и оторваться от неё было невозможно. Ветерок, пролетевший над рекой и поднявший рябь, хлынул на девицу, и выбившиеся из-под платка пряди светло-русых выгоревших на солнце волос оплели щёку. Нестерпимо захотелось коснуться её лица и убрать непослушные пряди за ухо, погреть её руки. Дарко встряхнулся.

«Точно умом повредился, зачем ему это надо? Разве девиц не достаточно свободных? Увидел подол юбки и сразу прилип», – упрекнул он себя.

«Вот ведь Полад, умеет внести смуту в душу», – он поспешил отступить, оставляя девушек, вернулся к костру, где велась тёплая беседа об охоте и сноровке в ловле секачей. Разговор их, слава богам, увлёк, и Дарко потерял счёт времени, очнулся, когда уже стало совсем темного, что ни зги не видать, а в спину дул ледяной ночной воздух. Княжич оставил двоих воинов на стороже у становища девиц, сам пошёл спать.

Как оказалось, Полад уже давно спал, завернувшись чуть ли не с головой в медвежью шкуру. Выбрав место посуше, Дарко постелил кошму наземь, лёг на мягкий покров из листвы и хвои, так же до самых ушей завернувшись в шкуру, сразу стало жарко, как в печке. Он долго смотрел в смоляную чернь неба, слушая болтовню засидевшихся вояк, наблюдая за всполохами костра. Вскоре веки смежились, и он, отяжелевший усталостью дня, провалился в желанную тьму.

Сначала ему снились белокаменные до слёз в глазах стены города, палящее светило грело пласты камня и кровли, порхающие в глубине синего неба глуби, завораживали. Но потом видение сменилось другим образом, и он очутился в полупустых прохладных палатах княжьего терема. Душа канула в лёд, дыхание застряло в груди, когда он увидел в глубине светлицы сидящую на лавке девицу в домотканой исподней рубахе. Перед Дарко Града никогда не робела, не прикрывая своего красивого стройного, как гибкая лоза, тела многослойной одеждой, и иногда ему казалось, что она нарочно дразнила его так, пытаясь вызвать в нём если не досаду, то дикое возбуждение. Не догадывалась княжна, какой ураган чувств поднимала в нём, когда будто случайно касалась его и сама позволяла трогать себя. Вот и сейчас он отчётливо видел под тонкой тканью очертания её округлых грудей, соблазнительный изгиб бёдер, будто нарочно так оделась для него, ждала. Она, наконец, заметив его присутствие, повернула голову, показов бледное, обрамлённое завитками волос лицо. Града была чем-то встревожена, он это понимал по тому, как опустились угрюмо уголки её нежно-розовых губ. Внутри заныло сердце. Боги! Как истосковался по ней. Княжич и не заметил, что оказался рядом с ней и гладит её плечи, шею, бесстыдно касаясь везде, не пропуская оголённые участки кожи, оглядывая её беспокойно с жадностью, и внутри закипела буря самых противоречивых чувств.

– Волот увидит, – остановила она его, когда Дарко, прошёлся ладонью по упругой груди.

– Пусть.

Он вдруг осознал, что никогда не касался её так. Что же делает теперь? Но он уже не мог остановится, истома потянула пах. Руки скользнули по талии, животу. Града не сопротивлялась, напротив, оплела шею тонкими руками, словно вереск обвивает дерево, прикрыв в истоме длинные ресницы, легла на лавку, увлекая княжича за собой.

– Поцелуй меня, – выдохнула она на ухо умоляюще.

Мгновенно кровь хлынула жидким огнём по венам. Он чуть отстранился, но только для того чтобы прильнуть к её раскрывшимся тёплым устам, целовал с дикой жадностью и неистовом.

– Дарко, я не могу больше так жить, – проговорила она, отстраняясь, чтобы сделать глоток воздуха.

Княжич только лишь теперь отметил, как княжна сильно истощилась, а кожа суха и не бархатна как раньше. Она увядала на глазах, а ведь когда-то была пышущим, благоухающим цветком. Но даже сейчас, не смотря на худобу, она была не менее желанна, пахла всё так же дурманящей разум липой. Града источник света, она его грёзы, несбыточные и неосуществимые, теперь так близко, и он касается её так, как того вожделеет. Дыхание перехватилось, когда её руки, словно холодный поток воды, скользнули по груди к низу живота, пробуждая в нём бешеный вихрь. В груди яро заклокотало сердце, вынуждая его задрожать, как от озноба. Во рту пересохло, и он сглотнул от проступившей горечи, дрожа от возбуждения в объятиях любимой женщины. С ним творится что-то не то, но княжич ничего не может сделать. Уже нет.

– Покинь Волота, – прохрипел он.

Града хмыкнула.

– Ты же знаешь, что я пыталась однажды. Ничего не вышло.

Да, он знал, чёрт возьми, он и правда знал и забыл, как Волот нашёл её и приволок в город, а потом… Он не знал, что было потом. Она не рассказывала, как он этого ни требовал от неё. Но догадывался, что брат всё же посмел распустить руки. Беспомощность съедала, грызла нутро сотнями голодных крыс. Он ощутил давящую грудь вину.

– Спасибо, что ты рядом, с тобой мне не страшно, я не боюсь Волота, – вдруг сказала Града, будто прочтя в его мыслях, что он корит себя. Не дождавшись ответа, она прильнула ближе, оплетя ногами его пояс. Пальцы, хрупкие, едва тёплые, сжали его плечи, оставляя обжигающий след.

– Я попытаюсь ещё раз, но только… – она лукаво улыбнулась, оголяя белоснежные зубы, – только с тобой, – она дёрнула завязки на своём вороте, обнажая до пояса грудь, от вида которой у Дарко помутнело в голове. Он, потеряв всякую волю над собой, склонился, вбирая бледно розовый затверделый сосок, сминая её бёдра в нетерпении, придвинул ближе. Града едва слышно застонала…

– Дарко! – кто-то грубо, а быть может, ему так показалось, тряхнул его за плечо, выдёргивая из липкого сновидения.

– Вставай же! Пора нам, тебя не добудишься, – бурчал Полад.

Княжич разлепил ресницы, рассматривая в холодном утреннем свете побратима. Облегчённо откинулся на постель, кладя руку на дрожащую в судорожном дыхании грудь, пытаясь дышать размеренно и глубоко, унимая клокотавшее в груди сердце, чувствуя накалившееся до жара возбуждение внизу живота, от которого делалось даже больно. Он полежал немного в окутывающей промозглой зяби, пока остатки сна мало-помалу сходили с него неприятно и туго, как струи дождя, ко всему его всё ещё продолжало трясти, как в лихорадке.

«Надо же присниться такому!» – выругался он про себя, ненароком припоминая и Мирогоста.

Града никогда не виделась ему после её… кончины. Ко всему он никогда не имел с ней столь близких отношений, пусть и влекло его со страшной силой к ней, всегда отгонял подобные беспутные мысли и держался как можно дальше от неё, держа голову в холоде, всегда помня о том, что княжна принадлежит Волоту. Посягать на чужую жену сродни преступлению.

Хорошо бы в холодную воду.

Дарко поднялся, отойдя от сна окончательно, поправил сбившуюся одежду на себе, хмуро наблюдая за тем, как лагерь медленно собирается в путь, как гридни взнуздывают лошадей. Чернавка грела вчерашнюю оставшуюся похлёбку на костре и о чём-то весело ворковала с молодцами.

Росья, как и всегда, была почти неприметна, тихо сидела возле костра, собирая дорожную суму. Дарко быстро собрал постель, скрутив шкуру и кошму, двинулся к остальным.

– Доброе утро, – поприветствовала чернавка, явно разговорившаяся и посмелевшая. – У нас нынче отвар из лесных ягод, собрала с утра, отведай, – протянула она плошку, из которой струился пар.

– Ему не помешает зелье, а то вялый какой-то, – не упустил своего случая подтрунить над другом Полад. Верно больше не держал обиды, в этом и была отличительная черта волынянина.

 Росья покосилась на чернавку, едва сдерживая улыбку, и княжич мгновенно забылся. Сегодня она выглядела как-то иначе: появился румянец на щеках и глаза сверкали каким-то детским озорством, а ещё, он не мог не отметить, Росья ныне была ослепительно хороша собой.

Дарко повернулся к чернавке, ответил умелице:

– Почему бы не отведать, если предлагают.

Он бросил наземь свёртки, усаживаясь на них, пристраиваясь в общий круг, принимая душистое питьё, а взгляд его без конца возвращался на Росью.