Проснулся Пребран в омерзительно скверном состоянии, ощущая себя разбитым, выжатым, как рушник, вялым и несобранным. Ко всему раскалывалась голова. Ночь не принесла отдыха, а утро не порадовало свежими мыслями, и всё из-за предстоящей встречи с Ярополком. Ехать к этому ублюдку не было никакого желания, и нужно ещё найти силы держать в себя в руках при встрече.
Умывание холодной водой немного остудило едкое раздражение, что успело завладеть им, взбодрило и освежило мысли. Впрочем, он проснулся слишком рано, другие ещё спали, и по комнате разносился шелест множества дыханий, будто гуляющий ветер ворошил жухлую листву. Пребран утёрся рушником, помня, какой тяжёлый будет нынче день, вышел, в чём был, поведя плечами, разминая спину. И хорошо, что рано проснулся, есть время подготовиться.
В пустой горнице было светлее и заметно прохладнее, за ночь выстыли комнаты, и это хорошо, вынудило проснуться окончательно. Здесь уже успел кто-то прибраться. Среди этой тишины на какое-то время внутри воцарилось умиротворяющее спокойствие. Через плотный пузырь на окне просачивался тусклый свет, заря только зарождалась, сбрызгивая на землю золотистые лучи.
Слишком рано отправляться к князю, но не хватало ещё там ждать, пока он примет гостей. Как же хотелось поскорее умчаться отсюда, ощутить ветер на лице, гнать во весь опор лошадь по белым просторам. А здесь как зверь в клетке. Хоть прошло-то всего ничего, а кажется, целая вечность пролетела. Вяшеслав прав — со своими уставами тут не разгуляешься, и давящее напряжение крутило по рукам и ногам путами.
Вдохнув горьковатого запаха масляных светцов с примесью аромата чабреца и донника, который тянулся из другой двери, Пребран напрягся, вглядываясь в дверной проём, выдыхающий темноту и пустоту. Он, отвернувшись, прошёл к выходу, выглядывая в сени. Холод мгновенно обжёг плечи, и княжич, подхватив крынку, вернулся к столу. Ледяной квас свёл зубы, но жажда была острее. Едва он сделал пару глотков, как до ушей долетели тихие шаги, настолько тихие, что скорее он их почувствовал, чем услышал. Чуть не поперхнулся, оторвавшись от питья. Нутро словно сжал чей-то каменный кулак, вынуждая забыть о дыхании. Острое желание всколыхнуло ещё сонное тело, напрягся каждый мускул, когда из-за двери неожиданно вышла Даромила, появившись будто из неоткуда, сонная и воздушная, укутанная в платок.
Кровь бухнула в уши, когда он увидел, как она смотрит на него. Такими чистыми и невыносимо невинными были её глаза. Пребран, оторвав от девушки взгляд, поставил крынку на стол. Нужно бы успокоиться, но поможет только вылитое на себя ведро ледяной воды. А лучше всего — уйти. Он остался стоять на месте наперекор здравому рассудку. Девушка, не ожидая увидеть княжича, замерла в дверях. Как и в прошлый раз, на ней под платком было лишь исподнее. Только вместо волос, струящихся, льняных с холодно-сиреневым, как морозный закат, отливом — обрезанные пряди, завившиеся на концах. Некоторое мгновение они смотрели друг на друга молча.
— Пить хочу, — объяснила она своё появление. — А воды не нашла, будить никого не хотелось.
Пребран подвинул крынку к ней. Даромила, проследив за его движением, стеснённо прошла к столу. Взяла в ладони запотевшую глинную посудину и отпила так же из горла. Пребран усмехнулся, наблюдая за ней: тоненькая, без кос и в просторной рубахе, она совсем выглядела девчонкой, только портили тёмные пятна, оставленные руками Ярополка на белой коже. Но в целом, выглядела она ныне лучше, с припухшими ото сна веками, ресницы стыдливо прикрывали глаза, отбрасывая густую тень. Взгляд княжича задержался на её губах чуть дольше. Напившись, Даромила поставила крынку, обратно утерев пальцами губы.
Пребран старался не слишком откровенно разглядывать её, скользить взглядом по плавным изгибам тела, вырисовывающимся под тонкой тканью. Даромиле от предельной близости явно сделалось не по себе, но и не отошла, держа руки на крынке. Хотя лучше бы поскорее ушла, сам он уже не сможет. Внутри всё клокотало от желания прижать её к себе.
— Мы сегодня уезжаем, — сказал княжич, отвлекаясь.
Даромила повернулась к нему. Он уловил тонкий её запах — аромат молодой зелени и свежести утра, а ещё её собственный, и это ударило в солнечное сплетение, отяжеляя всё тело и дыхание. Даромила верно что-то заподозрила, вся кровь к щекам прилила. Он отстранился для того, чтобы не слышать этот одурманивающий запах и не натворить глупостей, подумав о том, как её близость мгновенно вышибла ум. И как сказать о том, что желает забрать её с собой? Как сказать так, чтобы она не подумала ничего плохого, чтобы не напугать?
— Мы сегодня уезжаем, — повторил н, нет, совсем не так, как он хотел сказать, но глядя в её большие, как у котёнка, глаза, не мог связать слов, уверенность расшатывалась, и это разозлило страшно. — Если хочешь, то можешь поехать с нами… — Пребран замолк, выругавшись про себя, понимая, что говорит слишком грубо, но по-другому не получалось. — Он до тебя не сможет добраться.
Даромила, поняв, о ком княжич говорит, уронила взгляд, приоткрыв губы.
— Я не хочу быть лишней обузой, — ответила она, немного подумав. — И не хочу подставлять вас.
— Это лишние переживания… Или ты хочешь вернуться в Исбовь к родичам?
Даромила замотала головой, и на лицо её легла тень.
— Зачем им такой позор… — её голос дрогнул.
Пребран, выдержав сдавленное молчание, продолжил:
— Сейчас мы поедим к Ярополку.
При звуке имени князя краска с её лица вмиг схлынула, а глаза наполнились испугом, заблестели, напомнив умытый дождём лес.
— Предупредим его, что уезжаем, а после постараемся покинуть Орушь тихо, без шума. Остановимся у старшего Радима, туда два дня пути, но на лошадях, наверное, быстрее. Хотя… — Пребран посмотрел в окно, сощуриваясь на белый свет, — смотря какие дороги, вчера такой снегопад был.
Даромила выслушала его, осмысливая сказанное.
— Но мне твоё согласие не нужно, тебя я тут не оставлю. Так что будь готова к отбытию, — отрубил он все мосты отступления.
— Почему… — Даромила выдохнула, — Почему помогаешь мне?
Пребран заглянул в её глаза, полные растерянности.
— Наверное потому, что при виде тебя вспоминаю, что не такой уж я бессердечный ублюдок.
Даромила замерла, а потом вдруг густо, как маленькая девочка, покраснела вновь, он даже и подумать не мог, что такая равнодушная и холодная княгиня, которую он видел в хоромах князя, способна так разволноваться.
— Я пойду, — обронила Даромила, очнувшись от укачивающего взгляда княжича, развернулась, чтобы уйти, и случайно задела рукой крынку.
Пребран успел подхватить её быстрее, чем та стукнулась о стол, не дав ей слететь на пол, расколовшись на черепки и перебудив всех. Расплескалась только, обрызгав руку.
Княжич поднял взгляд, запоздало ощущая её горячее дыхание на своей шее.
— Хороший знак, — шепнул тихо, коснувшись её плеча.
Пребран понял, что он жаждал этого, едва коснувшись её. Он ощущал, как сердце Даромилы колотится, срываясь в бешеный галоп, видел, как толкается тонкая венка на её виске. Тёмные ресницы медленно поднялись, блеснули зелёные глаза с золотистым кружевом в радужке, и он вновь ухнул в омут, утонув в чёрных зрачках. Они манили, влекли окунуться в прохладу. Шелест её дыхания теперь оставался на губах, щекотал кожу. Он понимал, как ей должно быть плохо сейчас, как больно. Понимал, в каком безвыходном положении она оказалась, а теперь ещё вынуждена терпеть его. Пребран смотрел и искал хотя бы долю отчуждения, отвращения, смотрел и не находил. Ничего такого не было, что отрезвило бы его и заставило немедленно убрать руки. Пребран поймал себя на том, что поглаживает её предплечье.
— Как ты себя чувствуешь? Сможешь подняться в седло? Мы можем подождать с дальней дорогой, но это место всё равно придётся покинуть.
Даромила смотрела каким-то удивленным и в то же время исследующим взглядом. Она судорожно вздохнула, прошептала:
— Я смогу…
Пребран, повинуясь прорыву, склонился ниже. Мягкие волосы огладили щёку и нос, он глубоко втянул её запах, который стал ещё гуще и слаще, словно от цветущей яблони в жаркий день, и даже голова пошла кругом. Княжич опустил взгляд на губы. Нежные, сочные, они требовали прильнуть к ним, ласкать… но он не должен её касаться, не сейчас.
— Я не сделаю тебе ничего плохого.
Ресницы легко вспорхнули, как крылышки мотылька, она едва повернула голову, соприкоснувшись с ним щекой к щеке.
— Я не боюсь… — прошептала, отстраняясь, — боюсь за вас… за тебя… — отступила, неспешно пошла к двери, унося цветочный запах и всю родниковую свежесть с собой, оставив его в каком-то удушье.
Оставшись в одиночестве, Пребран некоторое мгновение смотрел перед собой, слушая, как гулко шумит разогнавшаяся кровь в ушах, будто рокот волн. Он опустил взор, подхватил крынку и надолго присосался к ней, делая большие глотки до тех пор, пока не свело от холода горло. Потом вернулся в клеть.
Вяшеслав уже подпоясывался. Ждан потягивался, зевая, тоже поднялся с постели, остальные раскачивались тяжело, особенно Гроздан, тот мог и до обеда проспать, если не тревожить.
Вяшеслав молча наблюдал за княжичем, пока тот одевался. Пребран ничего не замечал вокруг себя, всё ещё слыша её запах, чувствуя её дыхание на своих губах, распалявшее в нём огромным костром желание скорее увести её отсюда, побыстрее оказаться хотя бы в остроге Радима. Она не отказалась, согласилась поехать с ним, не испугалась — последняя мысль будоражила, переворачивая всё вверх дном, всю его жизнь. Не оттолкнула, несмотря на то, как зверски относился к ней Ярополк, но, с другой стороны, у неё и нет выбора. Мысли ещё больше путались. Твёрдо хотелось знать, о чём она думает, что чувствует, это почему-то стало важным и необходимым для него. Но одно знал точно — её уже никому не отдаст.
— Ты меня слышишь, княжич? — выдернул Вяшеслав из задумчивости, когда они уже всеми вместе расселись за столом в горнице и трапезничали в только мужской компании.
Женщины ныне остались в своей половине, и на то у них были верно свои причины. Однако всё равно взгляд Пребрана то и дело обращался на дверной проём в ожидании вновь увидеть княгиню.
— Кто с нами поедет в детинец? — спросил воевода.
Вообще-то Пребран слышал, но пропустил мимо ушей его вопрос.
— Все. Точнее… почти, — Пребран обвёл быстрым взглядом мужей, остановился на Ждане. Из всех кметей он был куда легче на подъём. — Ты оставайся с княгиней, собирайтесь и к обеду трогайтесь к большаку, там и встретимся.
Княжич отложил ложку, достал из складок одежды приготовленный узелок, положил его перед Жданом.
— Вот, рассчитайся с корчмарём прямо перед самым отъездом.
Ждан кивнул.
— А я думаю, что к князю нужно всеми явиться, — вставил Вяшеслав. — Чтобы у того и мыслях не возникло никаких подозрений.
— Верно, я тоже так думаю, — согласился Ждан.
— Пусть Даян берёт под свою опеку женщин, — предложил воевода.
Даян, до сего мига наблюдавший и слушавший со стороны, больше ни во что не вмешиваясь, вдруг приосанился, расправив плечи, а выражение лица его приободрилось.
— Так и… — буркнул он невнятно.
Пребран вопросительно перевёл взгляд на воеводу.
— Так надежнее, — заверил тот, — нежели с ними будет вооружённый до зубов кметь. Тем более, нас уже если не все, то половина селян в лицо знает.
Идея доверить женщин молодому селянину Пребрану очень не по нраву пришлась, как бы он ни прислушивался к опытному воину, но в этот раз не согласился.
— Нет, — княжич придвинул плату ближе к Ждану. — В случае, если что-то случиться и нас… не дождёшься, надежда будет на тебя.
Ждан кивнул, спрятал узел. Пребран поднялся со своего места и, оставляя призадумавшихся мужчин, покинул горницу.
Уже достаточно рассвело, и чистое морозное небо невыносимой голубизной распростерлось над землёй, будто опрокинутая река. Только печные дымоходы выпускали белые клочья, рисуя над городищем узоры. Как он и думал, снега выпало много, запорошив кровли толстыми белыми пластами. До зимнего равноденствия оставалось ещё две седмицы, но к этому времени они, конечно, не успеют добраться до дома, вернутся, когда уже год повернет на весну. Тогда и легче станет, и дни почнутся к теплу.
На крыльцо вышел Вяшеслав, поправив пояс, задумчиво щурясь от окутывающей, очищающей душу белизны, произнёс:
— Ну что, выходим, и пусть нас обережёт длань богов.
* * *
Даромила сидела на лежанке уж долгое время, с того мига, как пришла с горницы.
Сидела неподвижно, сложа руки на коленях, и себя винила за то, что пошла за княжичем, за то, что при мысли о нём гулко бьётся сердце, и сама не верила тому, не верила своим чувствам. А когда увидела княжича в горнице, будто под ногами чёрная пропасть разверзлась, и провалилась она сквозь землю от стыда за себя, за то, что случилось с ней, за то, что была унижена, а в глаза смотреть ему не было никаких сил. И почувствовала это остро, больно. Вчера все чувства оставались притуплены от потрясения, а сегодня при одном воспоминании о побоях Ярополка на сердце ложились глубокие борозды ран. Позор. Просто позор.
Несмотря на то, что весь её вид выказывал покой и смирение, внутри казалось, будто в шторм за борт вытолкнули: волны накатывающих переживаний жутко бросали из стороны в сторону, топили и вновь выталкивали на поверхность, чтобы снова утопить. Воспоминания о вчерашнем метались к пережитому сегодняшнему. Ускользали от ударов Ярополка, подныривая под обжигающий взгляд княжича и обратно. И ото всего этого страшного беспорядка её бросало в дрожь.
Даромила густо покраснела, как девочка, всё ещё ощущая на себе взгляд княжича. Он скользил по лицу к губам и возвращался обратно, безмолвно совершая что-то такое с ней, от чего притихла боль внутри. Ярополк никогда так не смотрел на неё. Чаще от его взгляда ей хотелось исчезнуть, и когда княжич к ней прикоснулся невольно, она едва не отшатнулась, но руки его были не жёсткие, как у Ярополка, а зовущие и мягкие, заставляли стоять на месте и ждать, и принимать ласки. Вспомнила Ярополка, и тело вмиг заныло в том месте, где остались ссадины. Руки князя никогда не дарили ей такой всепоглощающей заботы, а она так истосковалась… До слёз. Даже не думала, что так сильно, до щемящей боли. И с ним хотелось закрыть глаза и позволить трогать себя, ощущать, как горячее его дыхание гладит кожу, как ласкает его взгляд красноречивей, чем слова, чем касания… да она просто растаяла бы, как льдинка на солнце, рядом с ним. Завороженная огненным вихрем, закручивающимся воронкой в его серых глазах, безнадёжно утягивающим вглубь, не могла бороться, и сопротивляться не было сил, а хотелось подчиниться. А там, на дне, голод, отчаяние, обещание. Стало жарко, вспотела спина между лопатками.
С Ярополком она знала только страх и жестокость. И теперь, при взгляде со стороны, жизнь с ним казалась жутким пеклом, из которого ей через жертву удалось вырваться, опалив крылья, едва не погибнув. С Ярополком с самого начала их близости она знала только муку, и вот такого трепета до дрожи, когда колени сами собой подкашиваются, и стоять невозможно, такого — никогда. Да и не ведала, что так может быть. Сама она и в самом деле была холодной, не мягкой, даже матушка о том говорила. С Ярополком ждала чего-то особого, что заставит сердце пылать, но месяцы проходили, всё только становилось хуже — вместо небывалой любви пришли ненависть и омерзение. Прикосновения только мучили, поцелуи противно липли к коже, от них она чувствовал только отвращение. В какой-то миг и перестала ждать совсем, когда разгорится пламя, оказывалось, всё это время неотвратимо стягивались над головой тучи, пока не пролил ливень, погасив последнюю искру.
Но то, что испытала утром, перевернуло всё с ног на голову. С самой первой их встречи княжич её не пугал, напротив, его присутствие убаюкивало, укачивало, очищало. Кажется, утром он что-то говорил, она не вспомнила, оглушённая собственным внутренним пожаром. Пусть даже никогда не испытывала такого чувства полёта, и пусть только вчера пережила самое ужасное в своей жизни, но рядом с ним забыла и об этом. Разве такое может быть?! Что же она делает? Нет, нет и нет! Всё это нужно выкинуть из головы. С глухим остервенением она погнала от себя волнующие мысли. Не нужно ей ничего! Не станет больше ни чей игрушкой, не позволит больше вытирать об себя ноги.
Закусила крепко губу, сжимая на коленях кулаки так, что ногти больно впились в ладони. Никому не позволит больше добраться до сердца.
Через время Даромила моргнула, встрепенулась, вдохнув глубоко, выныривая из задумчивости. Божана, что сидела за столом, с заботой и спокойствием перебирала свои узелки с травами. Княгиня бросила взгляд в угол, туда, где Ладимира складывала вещи, собираясь в дорогу. Девушкой та была миловидной и приятной. Божана искоса поглядела на неё. Когда женщина узнала, с кем они столкнулись у плетня, она успокоилась и даже рада была тому.
Ладимира помогла Божане смазывать раны княгини и, увидев её увечья, погрузилась в смятение. Потом повитуха отыскала для Даромилы чистые платья. Старое её исподнее уже никуда не годилось, попортилось от кровоточащих ран. Хотя княгиня и не ждала, но сегодня было легче, куда легче. Здесь, несмотря ни на что, в окружении дружинников было спокойно, безопасно. Все же богиня-пряха смилостивилась, не бросила, не оставила одну в беде. Да только тот, кто взял её под опеку, слишком волновал и без того саднящее сердце. Все перемешалось. Нет, так нельзя. Этих чувств не должно быть. Хватит. Почему-то на глаза навернулись слёзы. Задушив их, Даромила взяла было гребень, но, проведя пару раз по волосам, отложила — спину продрало болью.
— Позволь мне, — приблизилась Ладимира, видя бессмысленные её старания, забирая из подрагивающих пальцев гребень.
Божана едва заметно улыбнулась, одобрительно кивнув. Вскоре девка ловко сплела пряди и отложила гребень. Теперь волосы Даромилы были уложены так затейливо — и не скажешь, что больно короткие. Она посмотрелась в зеркало. Теперь хоть на себя немного похожа, и в глазах какой-то живой незамутнённый блеск. Портили вид только ссадины и синяки на лице.
— Спасибо, выручила, — поблагодарила княгиня девку.
Та только тихо отвела глаза.
Как только Ладимира покинула клеть, Божана, завязав узлы походного мешка, подсела ближе.
— Откуда же он такой взялся?
Им так и не удалось поговорить наедине, и женщина извелась домыслами, ведь она не знала о приезде чужаков.
— Приехал по поручению князя Вячеслава, что правит в южных землях. Больше не знаю ничего.
Божана долго на неё посмотрела, а сама о чём-то своём задумалась. Но в глазах её Даромила прочла хитринку. Женщина не стала больше ничего говорить, сложила руки в подоле, и вновь вернулась тревога о том, что вдруг Ярополк хватится её. Но никто же не видел их ночью, а корчмарь…
— Ты рассказала хозяину двора обо мне?
— Нет, как же я могу?! Сказала о том, что нужно место тихое, — поторопилась с ответом. — Так что ты решила? С ними пойдём?
Даромила сжала плотно губы, теперь даже и не знала, как быть. С ними, конечно, будет безопаснее. Хотела ведь идти в другое племя, там искать пристанище, но Ярополк, хоть и не выезжает из своих земель, может же послать за ней и своих людей, а те найдут её быстро. Уйти на юг безопасней, только вот… Даромила нахмурилась, вновь вспоминая княжича. Думать сейчас было тяжело, голова раскалывалась и была чугунной, княгиню ещё лихорадило. Хотелось просто поскорее выбраться отсюда. И выбирать, с кем, уж не для неё ныне, верно боги рассудили по-своему, и лучше последовать их воле. И как там княжич? Ярополка она знала, любил он похвастать своей властью да пир затеять, отпустит ли так скоро? Даромила вдруг вспомнила золовку, и тут как стрелой пронзило нехорошее чувство. Та ведь затеяла что-то, ведь приглянулся ей гость. Даромила качнула головой.
— Поедем с ними, — ответила, прогоняя скверные мысли. — А там посмотрим.
Божана, удовлетворившись ответом, отсела.
Вернулась Ладимира, принеся еду.
— Поешь, княгиня, — поднесла чашу девка.
— Нет, не хочу.
— Дорога дальняя, ещё не знаем, когда удастся сесть за трапезу, — предупредила она.
— Верно говоришь, Ладимира, — подхватила Божана, обращая укоризненный взгляд на Даромилу. — Ты бы поела, сил нужно набраться.
Княгиня, посмотрев на повитуху, всё же поднялась, прошла к столу. Когда женщины закончили трапезничать, стали потихоньку собираться в дорогу. Внутри тяжестью разлилось равнодушие, словно комок мокрого снега. Не думала, что станет вот так прятаться от людей и бежать, куда глаза глядят, но разъедающая тоска, что брала её в княжеских хоромах, вдруг отпустила. В груди больше не щемило от пустоты и сожаления, что не сложилась её жизнь, что не достойная она жена. И, наверное, это тоже неправильно, но было всё равно, что происходит кругом и с ней. Побыстрее бы оказаться подальше от этого места — это всё, чего хотелось ей. Мысль о том, что она может вновь попасть в руки Ярополка, продрала душу.
Одевшись в кожух и закутавшись в платок, она вновь стала похожа на простую селянку, а с ссадинами на лице — так и вовсе на несчастную женщину, которая внимания никакого не достойна. Благо спину уже так не дёргало болью, как вчера, подсохли ранки, но всё одно резких движений не позволяли делать.
В горнице их ждали. Один из дружинников княжича, рослый, осанистый с живыми взглядом, из-под мехового плаща рукоять меча выглядывала, выдавая в нём непростого человека, и с ним юноша с рыжеватыми вихрами и синими глазами. Оба, сняв шапки, преклонили головы, когда Даромила вышла из дверей, юноша — куда ниже.
— Доброго здравия, княгиня. Меня Жданом звать, — представился воин. — Велено мне вас сопровождать.
Даромила кивнула в ответ и перевела взор на юношу. Тот всё ронял взгляд в пол, не смея смотреть прямо.
— А это… — Ждан положил на плечо парня руку, — это Даян.
Парень так и не поднял глаз. Даромила взяла Божану за руку, чуть вывела вперёд.
— Моя помощница Божана, она со мной будет.
Ждан кивнул. Повисло молчание. Покрутившись, кметь указал на дверь.
— Тогда в путь. Надо бы поторопиться, к обеду к большаку надо добраться. Там ещё нужно и лошадей взять, — он прошёл к двери, открыл створку, оборачиваясь на женщин, пропуская.
— Да помогут нам Боги, — тихо шепнула Божана.
О поездке верхом Даромилу ещё вчера княжич предупреждал. При воспоминании о нём сердце вновь зашлось, мягко разливая по венам тепло. И странно, будто разделилась на две половины: одна равнодушна и холодна, а другая полна волнения. Стоит только помыслить о княжиче, как тут же начинает колотить озноб, разламывая лёд отчуждения.
Намело сильно, сапоги проваливались чуть не по колено, хорошо ещё двор успели расчистить. А дороги так и вовсе непроходимы стали, и видно быстро и далеко не уедут ныне от Оруши, как бы сильно того княгиня ни желала.
Дождавшись, пока Ждан расплатился с корчмарём, всеми вместе покинули двор. Дорога была пустая до того мига, пока не вышли они к мосту. Люди на том берегу, что муравьи, стекались, желая прейти на другую сторону — все к торгу спешили, создавался затор, многие ведь на санях. Такое столпотворение не удивляло, на реке все стёжки замело, потому дорога была только по переправе.
Шли медленно, как все. Даромила в глаза шедшим навстречу не смотрела, а всё под ноги, ступая по затоптанному снегу, усыпанному сеном. Другим не было дела до неё, никому и в голову не приходило разглядеть в девушке княгиню.
Сердце ёкнуло, нарушая покой её — уже мост перешли, а с другого конца послышалось тревожное конское ржание. Даромила вскинула взгляд и обомлела, увидев создавшуюся толкотню. Люди вынужденно расступались и вжимались в перекладины, пропуская троих всадников. Свинцом налились руки и ноги, когда узнала среди них Фанвара. Откуда? Сердце против воли болезненно задергалось в груди, и даже голова закружилась. Княгиня невольно вцепилась в запястье Божаны.
Ждан обернулся, предупредил:
— Стойте тут, а я вперёд пройду.
Так и сделал, оставив рядом с женщинами только Даяна.
— Откуда это он? — послышался рядом злой, с шипением, голос Божаны. — У-у-у, бес окаянный, глядит, что зверь голодный.
Ладимира чуть заслонила княгиню собой, ненароком, будто выпрямилась в седле, чтобы поправить платок, когда пытливые взгляды всадников заскользили по головам людей. Даромила голову пригнула и ничего под собой и не видела — в глазах потемнело.
— А ну, разойдись! — прикрикнул Фанвар. — Варлай, сдвинь свою кобылу! Тороплюсь я.
Мужик, что сидел в ворохе шкур на санях, подчинился, выворачивая лошадь. Заскрипели полозья и оглобли саней.
Даромила сглотнула сухой ком, когда люди князя почти поравнялись с женщинами, но вдруг всё стихло, только беспрерывный говор людей доносился до слуха. Ничего не понимая, княгиня посмотрела поверх плеч стоявших впереди мужчин. Фанвар остановился напротив Ждана. Они слишком долго о чём-то переговаривались, Даромила издали не расслышала, наблюдая из своего укрытия. Лицо Фанвара было твёрдым, но след раздражения искажал его черты. Он хмурил брови, но разговаривал ровно, в их сторону даже и не думал смотреть, хоть Даромила ожидала этого каждый миг, с каждым стуком сердца. Отвернулась, чтобы не схлестнуться с ним взглядом. Она поняла, что всадники тронулись с места, по тому, как затрясся и заходил ходуном мост под топотом множества копыт. Задрожало с мостом и всё внутри. Даромила задержала дыхание, не успела опомниться, как всадники проехали уже мимо. Только тогда смогла она поднять взор, выхватывая Фанвара, прожигая взглядом укрытую тёмно-синим плащом спину. Волчья шкура лежала на массивных его плечах, голову грела островерхая шапка. Воин будто взгляд чужой недобрый почуял, обернулся. Даромила вздрогнула, мгновенно натянув на щёку платок. Замерла в ожидании, но ничего не последовало.
Тут-то мысли всякие понесли её, словно потоком по крутым каменным порогам. Что, если Ярополк всё прознал? Что, если дружину княжича разбил?
Божана увлекла княгиню за собой, вынуждая передвигать онемевшие ноги, но Даромила всё оглядывалась назад, душой пытаясь дотянуться до детинца. Внутри желала одного — поскорей бы княжич уж возвращался.
* * *
Пребран опустил взгляд на богато накрытый стол. Ждали они появления князя уж четверть дня в полупустой и выстывший за ночь горнице. Побратимы Ярополка забалтывали разговорами пустыми, от которой уже изрядно все устали. Терпение кончалось участвовать в этой бессмысленной болтовне. Но зато стало ясно, что князь не в состоянии был подняться так скоро и выйти к гостям из-за вчерашней гульбы, которою он решил продолжить после их отъезда. Хотя иногда ожидание вынуждало сомневаться, что он вообще выйдет ныне. А потому мужчины сидели, напряженно глядя исподлобья на людей Ярополка. Демир с русыми вьющимися волосами до плеч, крупным носом и массивными руками, был самым болтливым из всех. Другой — Гарай с квадратным лицом, узким лбом, с въедливыми серыми-голубыми глазами и густыми сведённым на переносице бровями, был куда молчаливее и угрюмее своего соплеменника. Он то и дело подзывал челядь, приказывая разлить то рассола, то браги.
Княжич одним взглядом охватил сидящих напротив ближников Ярополка, понимая, что брага уже не лезет в глотку, и что она успела затуманить голову. Посиделки затягивались, и разговор горькой полынью осел на языке. Ко всему время близилось к обеду. И там, у большака их ждут. Пребран уже всем существом был рядом с Даромилой. Он откидывал от себя эти мысли, что подталкивали подняться и убраться восвояси. Но нельзя. Нужно ждать, как и было решено. Настораживало ещё и то, что из людей Ярополка не все присутствовали, и не было самого главного.
— А где же Фанвар? — поинтересовался княжич, перебивая Демира.
— Он ещё вчера отправился к своей бабе, пока не вернулся, — ощерился насмешливо Демир. — Ездит к ней в такую даль.
Пребран прищурился, отстраняясь от стола. Либо они все так складно врут, либо и в самом деле более разгульных людей он ещё не встречал. И всё равно казалось, что Ярополк вместе с ближниками ищут княгиню, пока им тут зубы заговаривают. Но в том случае, если бы им удалось найти беглянку, вернулся бы Ждан.
— Наслышаны, что в вашем городище есть много красивых женщин, — продолжил Демир, весело посмотрев на княжича орехового цвета глазами, и подхватил наполненную чашу со стола.
— Столько же, сколько и в вашем, — осадил его Пребран.
— Орушь не такая обширная, как великое княжество Доловск, здесь красивых баб быстро расхватывают. Приходится по деревням разъезжать, искать таких, чтобы ух, румяных, кровь с молоком.
Вяшеслав пошевелился, Саргим потянулся за чаркой.
Пребран изучающе смотрел на воина, пытаясь понять, к чему тот завёл такие речи.
— А разве у тебя нет жены? — спросил он.
Демир метнул на него мутный взгляд, и стало понятно, что он уже пьян. Воин отщипнул кусок пирога, кинул его в рот, прихлёбывая брагой.
— Есть. Да уже надоела, стала что горькая редька, хочется другую попробовать.
Пребран посмотрел так, что у сидящего рядом с Демиром Гарая дёрнулся кадык. Остальные поглядывали на гостей напряжённо.
— Демир перепил малость, — вступился Гарай, хлопнув по плечу собрата.
— Ничего я не перепил, правду говорю. Вон вчера у нас один на княгиню бросился.
Дыхание исчезло, Пребран напрягся до такой степени, что свело мышцы спины. Желание немедленно вытрясти из Демира ответы едва не вынудило схватить того за грудки, но княжич сдержался, остался сидеть на прежнем месте.
— О чём ты толкуешь, Демир? — вмешался воевода. — Кто бросился? Почему?
— Безродный гридень лишился своей шкуры, двадцать ударов он выдержал, да только живым вряд ли останется, хотя ещё дышит.
— А с княгиней что?
Пребран сел удобнее, переглянувшись с Вяшеславом, тот только спокойно прищурился, сложив руки на столе.
— А что с ней может быть? Наверное, как и всегда, отсиживается в тереме, выжидая, пока муж перестанет буянить. А вот Богдана жалко, парень-то хороший. Ярополк, конечно, погорячился, хотя все уже замечали, как он поглядывает на княгиню, всё рвался поближе подобраться, первым вызывался помочь, коли в село подсадить, или с порога спуститься, руку ей подавал. А тут он совсем сосвоевольничал, при всех вздумал разговоры заводить. Князь ревнив, это да, наказал так, что охоту смотреть по сторонам наверняка отбил. Хотя, зная Богдана, это навряд ли. Очухается — за своё возьмётся.
Пребран выслушал его, стиснув зубы. Ни один из них больше свою княгиню не увидит.
— Гарай, а не прихворал ли князь Ярополк? Может, не вовремя мы приехали? Может, в другой раз нам вернуться? — вмешался Вяшеслав.
Не успели эти слова вылететь из уст воеводы, как послышались за спинами шаги.
— Как же в другой раз?
Одновременно мужчины повернули головы в сторону дверей.
— Разве я могу так поступать со своими дорогими гостями? — произнёс Ярополк на ходу, широко раскинув ладони.
И был он не один, позади шествовала княжна, сопровождая брата.
Ярополк прошёл к своему месту, опустился во главу стола, в глубокое кресло с резной, в узорах, выкрашенной красным и белым спинкой, окинул мутным взглядом собравшихся. Искра опустилась по правую сторону, заняв место Даромилы. Взгляд её был взволнован, поблёскивали пущенные по вискам к плечам жемчужные рясы, они мерцали, как снег, на тёмных волосах, что оттеняли белое лицо с розовым, как у дитя, румянцем. Княжна, посмотрев на княжича, опустила ресницы, сдерживая рвущуюся на лицо улыбку. Впрочем, смутилась она от того, что приковала к себе все мужские взгляды, всех сидящих витязей, что были в этом помещении. И было видно, что девица слишком юна — не смогла выдержать такого внимания.
Набежавшая к князю челядь, разрывая перегляд, споро наполнила чары рассолом и мёдом.
— Заставил ждать долго, винюсь, — Ярополк подхватил чашу, густой голос в просторной горнице прозвенел по углам эхом.
— А где же княгиня? — спросил кто-то вполголоса.
Искра разом побелела, и лицо её вытянулась, она коротко глянула на брата. Ярополк, отхлебнув кваса, нахмурил брови, отставил чашу.
— Умаял я её вчера, — рассмеялся, показывая, что услышал. — У себя она, отдыхает, — добавил он, не глядя на гостей, морща лоб.
«Сукин сын, видно здорово вчера надрался, что даже к обеду не прохмелел, гнида».
Вяшеслав повернулся, видя, как кулаки княжича оплелись в напряжении жилами. Воевода одним лишь взглядом призвал к рассудку, да не встревать. Но, судя по всему, князь ещё не знает, что жены его в тереме уже и нет.
Ярополк, выпив до дна рассол, ещё сильнее сморщился.
— Давайте выпьем, — предложил он, подзывая челядь налить чего покрепче.
— Приехали мы к тебе не для того, чтобы рассиживаться, — начал Пребран, останавливая князя. — Много забот ждёт нас в городе родном. За приём и радушие спасибо, но вернулся я сюда для того, чтобы сказать — мы отправляемся в обратный путь.
Ярополк вскинул на княжича изумлённый взгляд. Искра совсем помрачнела, опустились угрюмо уголки губ, поникли и плечи, укрытые мехами.
— Что мне передать князю Вячеславу? — спросил Пребран, поднимаясь со своего места, намереваясь поскорее всё это закончить.
Ярополк глянул на него исподлобья, положив локти на стол, сутулясь, имея и без того неважный вид, потемнел, словно туча.
— Не торопись, княжич, — проговорил грудным вкрадчивым голосом. — Когда ещё к нам нагрянешь? Я ведь не просто так тебя сюда пригласил. Ты, как я погляжу, не женат ещё. Вижу, что ты толковый, вот и сестре моей родной приглянулся.
Искра, что до этого сидела тише воды ниже травы, в ответ не зарделась, подняла голову, посмотрела прямо на княжича. В янтарных глазах, всплеснуло золото откровенно и голо, а губы заалели, и верно поцелуй их сейчас — обожжёшься. Пребран перевёл взгляд на Ярополка, который ждал ответа, остальные тоже навострили внимание, им-то вовсе любопытно, князь такой «товар» не каждый день предлагает.
— Сестра твоя хороша собой, — согласился княжич, не ожидав такого разговора.
Искра смущённо пригнула голову, что только и видно стало пушистые ресницы на щеках.
Князь Вячеслав, что когда-то грозился сына женить на княжне из Лути, так и не исполнил своего обещания, и в то время, пока княжич жил у волхва, её отдали за другого. После отец не заикался о подходящих избранницах. И теперь понятно стало, почему — просчитал всё заранее, послав именно его сюда. Невольно подумалось, что и поручение было не столь важным для него.
— Всё верно, — тут же грозно поднялся и Вяшеслав, выручая. — Товар хорош, но нужно слово князя и согласие матушки-княгини.
Ярополк выслушал обоих, задумался, но никак не менялся в лице. Потом вдруг тоже поднялся.
— Честность я ценю. Что ж, тогда и в самом деле нужно поспешить. Передай князю, что от помощи я не откажусь. Как сойдёт снег, жду вас посмотреть поближе на невесту…
Ярополк вышел из-за стола, приблизился, положил ладони княжичу на плечи. Тут же пахнуло в лицо кислой брагой, напоминая о том, что этими самыми руками он обесчестил свою жену, отрезав ей косы. Ублюдок! Захотелось немедленно сбросить их, а лучше — отрубить по локоть.
— Буду ждать приезда, князь заодно посмотрит земли своими глазами, — сказал Ярополк, захохотав, поворачиваясь к столу, где так и остались сидеть его люди.
Никрас, Саргим и Гроздан уже подобрались с лавок, поправляя пояса, оружие.
— Демир! — окликнул князь воина.
Тот с лавки так и подпрыгнул.
— Собери кметей, гостей проводить.
Внутри Пребрана всё перекосило. Этого ещё не хватало.
— Дам вам своих людей, чтобы безопасно выйти из Оруши, — разъяснил Ярополк, наконец, убирая руки.
— Не утруждайся, князь, — оборвал его Пребран. — Сюда добрались в целости, а уж выбраться так куда легче, пути уже проторены.
Ярополк окинул взглядом небольшой их отряд, вдруг нахмурился.
— Ты говорил же, шестеро вас, а где ещё один?
Пребран сжал челюсти. Вот же тварь, даже во хмелю ничего не упустит. Но и на этот раз вступился Вяшеслав.
— Оставили с корчмарём расплатиться, да припасов набрать в дорогу кое-каких.
Мужчины, столпившись посерёдке горнице, одним за другим стали выходить в двери, призывая поторопиться.
— Ну, что же, жду, до тепла недолго осталось, — отступил Ярополк.
Пребран кивнул, хотел было развернуться, чтобы поскорее убраться отсюда, да вовремя спохватился, в последний миг, вспомнив о княжне и об уговоре, который оказался весьма кстати. Искра, как только он повернулся, поднялась, расправляя складки богатого в вышитых узорах распашня. Никак для него старалась, наряжалась? Пребран поклонился. Она тоже легонько поклонилась, улыбнулась, оголяя ряд белых зубов.
Княжич перевёл взгляд на Ярополка. Тот, сложив за спиной руки, тоже щерился.
— До встречи, князь, — попрощался гость.
Ярополк кивнул, пристально, с холодным спокойствием наблюдая за ними. Развернувшись, Пребран вышел вслед за воеводой, чуя на спине липкий взгляд правителя.
Верить в то, что тот их отпустил с лёгким сердцем, как бы того ни хотелось опрометчиво было бы с их стороны. Слишком сладко он лил речи, а потому заглушать бдительность так рано не следовало.
Выйдя на порог, Пребран с какой-то жадностью глотнул свежего морозного воздуха, так, что пробрало насквозь, наполнилась холодом грудь, освежая, проясняя мысли. После тёмных хоромин двор, что был покрыт белым панцирем, ударил по глазам, вынуждая щуриться и слезиться. Воздух был так чист, до звонкой стали, что слышны были отчётливо в нём голоса Никраса и Гроздана, которые уже переговаривались внизу. Пребран спустился по порогу плечом к плечу с воеводой, и вместе они вышли к подведённым коням.
Воевода выглядел напряжённым и сосредоточенным, всё поглядывал на княжича, но молчал — отъедут, переговорят. Не успел Пребран погрузиться в седло, как на крыльцо под навес вышел провожать гостей Ярополк вместе со своей сестрой. В тени лицо её было белым, как лебяжий пух, при дневном свете вдруг стало сильно заметно, что всё же подбелила, и румянец её был не естественный. Пребран тут же вспомнил, как ещё утром у Даромилы зарделись щёки. Дождавшись, пока все рассядутся по коням, а стражники откроют ворота, княжич повернулся к крыльцу, чуть преклонил голову напоследок в знак уважения, тронул пятками коня и потянул за узду, поворачивая мерина.
— Поехали, — бросил он мрачно воеводе, пуская животное к воротам.
Не успели они выехать за стены, как на дорогу вывернули трое всадников. В одном из них Пребран сразу узнал Фанвара.
— Лёгок на помине, — буркнул Вяшеслав. — Пёс гончий.
Пребран хмыкнул, покачав головой — надо же, вечно сурового воеводу допёк какой-то прихвостень князя. Хотя и в самом деле, терпения тут нужно больше, чем у рыбака, чтобы с отчуждением наблюдать за расхлябанностью и беспутством, творящимися здесь.
— А я вашего воина видел на мосту, — сказал Фанвар, приближаясь, равняясь с Вяшеславом, что ехал крайним с дороги.
Пребран сжал повод в кулаках, натягивая, останавливая мерина, ожидая услышать худшее, дыша через раз, но ближник был слишком спокоен, расслаблен, взгляд его был сыт, и, лениво наслаждаясь солнечной на диво погодой, скользил по воинам и пустой улице.
— Что же, вы покидаете городище? Ждан мне сказал о том.
С груди камень упал.
— Да вот, попрощались, теперь и восвояси пора, — ответил воевода, выпуская клубы пара. — Может, успеем ещё вернуться к солнцевороту.
Фанвар понимающе кивнул.
— Ну что же, лёгкого пути вам, — преклонил он голову.
— Будь и ты здрав, — отозвался Вяшеслав.
Фанвар, мазнув взглядом отряд, пустил лошадь, продолжая путь, люди его неохотно потянулись за ним, оставляя княжескую свиту на дороге.
Пребран оглянулся на своих людей.
— Поехали, княжич, отсюда быстрее, из этого гадюшника, — поторопил Вяшеслав, расправляя хлыст.
Как и договаривались, Ждана вместе с девушками и Даяном нашли у большака, прибившихся к частоколу. И то нашли потому, что на видном месте стояла Ладимира, и как только завидела дружину, улыбнулась, махнув рукой.
Пребран повернулся к мужчинам, велел:
— Езжайте вперёд, скоро нагоним.
Сам он свернул с дороги, спрыгнул в снег и повёл мерина в поводу. Ладимира провела его в укрытие, смотря всё так же, как и при первой их встрече — кротко. Наверное ей уже рассказали, что да как, что по возращению в строг Радима, отправятся они вызвалять сестёр, иначе бы кинулась со слезами. Впрочем ей и слово не дали промолвить, Даян нагнал её, отрезая от княжича. Пребран только усмехнулся про себя, решая всё же промолчать, чтобы не высказать чего-нибудь едкого.
— Я уж думал искать кров, — вышел навстречу Ждан, выводя под узды лошадей. — Околели тут, на морозе.
Пребран улыбнулся, но когда из-за спины мужчины вышла княгиня, улыбка исчезла с его лица. За ней, как заботливая нянька, выступила и Божана, оберегая каждый шаг княгини.
— Согреемся у костра, как только отъедем от города, — ответил княжич Ждану, оглядывая с ног до головы Даромилу.
Выглядела она спокойной и немного отстранённой, впрочем, как и всегда, но то было воспитанно в ней, выращено с девства, как подобает вести себя княгине. И он успел узнать, какая она на самом деле, вспомнив утро, когда Даромила невольно оказалась так близко, почти в его объятиях.
— Замёрзла?
Она покачала головой.
— Ранки немного подсохли, через пару дней и следа не останется.
Даромила опустила ресницы и вновь вернула на него взгляд, на морозе щёки её окрасились в здоровый румянец.
— Позволь, помогу? — подступил он с другого бока лошади, которую Ждан вывел для неё.
Даромила сделала шаг, погладив ладонью мохнатую шею кобылы, вороша светлую гриву, остановилась спиной к мужчине.
— Не жалеешь? — спросил он, склоняясь. Почему-то именно сейчас очень захотелось об этом знать.
Даромила чуть повернулась, ответила:
— Уже нет.
За спинами послышался смех Божаны, той в седло не каждый день подниматься приходится, а потому женщина даже развеселилась, поглядывая на Ждана сверху, деловито хватаясь за уздцы.
— Вспомню молодость, — засмеялась она.
— Так годы не причём, — подхватил Ждан, — главное, что в сердце!
Даромила хмыкнула. Пребран глянул на её замер, впервые увидев, как она улыбается, разгоняя и горяча кровь в жилах, увидев ямочку на щеке, к которой невыносимо захотелось прижаться губами. Но вместо этого он легко подхватил её за пояс, и та только охнуть успела, как уже оказалась в седле. Вдруг вновь легла меж бровей тонкая морщинка, а сама она ладонь к боку прижала.
Пребран проследил за ней и догадка как чёрная копоть запылила ум.
— Всё хорошо, — поторопилась она объясниться.
Пребран молча передал ей поводья в руки.
Холодная ладонь вдруг сжала его пальцы. От безобидного прикосновения перевернулось всё где-то в солнечном сплетении, пальцы сами собой переплелись с её тонкими пальцами, будто так и ждали этого мига.
— И ты… будь осторожен, — сказала она приглушённо, с какой-то непонятной тревогой и волнением в голосе, посмотрев на княжича сверху.
Зелёные глаза обожгли. Если бы видела, как привлекательно выглядит в это миг, даже в этом невзрачном сером платке и простом кожухе, если бы знала, как неспокойно делалось внутри, и какое испытывал, глядя на неё, бессилие. Она, не выдержав его долгого взгляда, нехотя высвободила руку, хватаясь за поводья.
Где-то вдалеке залаяли псы, вынуждая поторопиться. Пребран отступил, возвращаясь к месту, где оставил мерина.