Пока мужчины собрались и вышли во двор старшего острога, уже достаточно посветлело. Синий ковёр снега мерцал в розовой заре. За высоким частоколом, ещё окутанный сном, седой лес щетинился по каменистым взгоркам. По словам Радима до Оруши осталось два дня пути, а потому дружина приободрилась — скоро можно будет и по-настоящему отдохнуть с долгой дороги. Хотя Пребран в том сильно сомневался. После того, что приключилось с ними на землях увягов, он и не знал, как встретит их местный князь Ярополк.

Распрощавшись с Радимом и его ближниками, шестеро воинов вышли за ворота, ведя в поводу двух меринов. Животных условились приобрести в какой-нибудь другой деревеньке. Два из них сильно хромали, друх два всё же зацепило вражеское оружее. Мучить только. С чего бы и не отблагодарить хозяев? Приветили те знатно, ничем не обидели, а из лошадей в остроге только старые клячи и остались.

До Оруши, как оказалось, уж и рукой подать. Скоро вышли на дорогу, снова углубляясь в стылый сумрачный лес. Утро разгулялось быстро. Хоть мороз не отпускал крепкую хватку, нещадно жёг лицо и открытые участки тела, но спасали толстые плащи и кожухи, да меховые шапки с сапогами.

Шли споро, почти без остановок, бороздя снега. Дорога вела путников вглубь леса, извиваясь ужом средь заснеженных елей. Пахло морозным бором. Пребран изредка поднимал голову, вглядывался в могучие кроны сосен, сквозь которые просачивалось серое, как свинец, небо. Места здешние дикие, мало народу селится окрест этой реки. Зато зверья полно, пару раз им попадались семейства крупных тетерев, сидевших ветвях лохматых сосенок. На этот раз Ждан взял лук и стрелы и шагнул в чащу, наказав его не ждать. Вскоре он догнал воинов с двумя тушками птиц.

Когда день перевалил за середину, и путники достаточно далеко ушли от острога, они решили сойти с дороги — мало ли, какая напасть может приключиться в этом неспокойном, богами забытом месте. Разбойники, что разорили Радима, ещё верно далеко не смогли уйти. По словам старшего, бежали они на север, дружины же путь был немного восточнее, но всё одно лучше не испытывать судьбу, позаботиться заранее. В чащобе идти было намного сложнее, зато, когда пробирались через сугробы, становилось жарко.

Только когда начало смеркаться, путники вознамерились искать подходящее место для ночлега. Выбрали скалистый вертеп среди тонких, как спицы, елей, куда ветер почти и не забредал. Разожгли кострище, расстелили подстилки, нарубили сучьев целую гору, чтобы сразу на ночь хватило. По обычаю Ждан насыпал снега в корчажку, вскоре талая вода забурлила, птица была ощипана и выпотрошена, а ещё через время воздух наполнился съестным ароматом, что желудки у всех начало сводить. Правда запах этот учуяло и зверьё. Из тёмной лесной утробы извергся волчий вой, от которого, как бы ни были мужчины привыкшие к дальним переходам, бесстрашные да могучие, а мурашки да разбегались толпами по телу, поднимая на загривке волосы. У высокой сосны послышалось тревожное фырканье и топот коней. Даже Вяшеслав не стерпел истошного подвывания, чертыхался и скверно выругивался. Вскоре к первым добавилась ещё пара звериных воплей, и тут уж стало совсем не по себе. Ясное дело, к костру не подберутся, да напасть на отряд, но если их соберётся с две дюжины, то…

Ждан не вытерпел, поднялся.

— Распугать, что ли? Невыносимо же, гром их разрази, от их воя еда колом встала.

Некрас тоже подобрался с места. Пребран, оторвав взгляд от багрового жерла костра, хотел уже их остановить, не хватало ещё за волками по лесу гоняться, мало ли кто тут ещё поблизости, но слова застряли в горле, когда слух его прорезал женский визг. Мгновенно он подпрыгнул с подстилки, остальные кмети тоже повскакивали на ноги.

Княжич вслушивался, не показалось ли? Хотя ясное дело, что и другие тоже не глухими были.

— Это что же, — выдохнул Никрас клубы пара, — девка рядом или морок? — осенил он себя солнечным знамением, хоть то, будь колдовство в ночное время, не поможет.

Крик раздался уже ближе и громче, пронизывающий, до дрожи продирающий. Пребран очнулся первым, кинулся к оружию, что скинул рядом с костром, выдернул нож, далеко не запрятал, под рукой оставил, вытянул и тлевшую корягу из костра. Вой уже прекратился, и, к гадалке не ходи, звери добычу свою нашли, только откуда в дремучим лесу девке взяться? На догадки не было времени.

— Никрас и ты, Ждан, за нами, остальные, тут ждите, — скомандовал Вяшеслав, поспевая за княжичем следом.

Прорываясь через кусты, бежали в сторону, откуда доселе доносились звуки. Лес расступился, и перед ними открылась заснеженная прогалина, в серёдке которой замерла в сугробе беззащитная девичья фигурка. Девка пыталась отбиться от двух матёрых волков, что были едва ли не в половину её роста. Вяшеслав утробно гаркнул, пытаясь тем самым отпугнуть зверьё, но без толку, растравленные волки, почуявшие горячую кровь, добычу свою не оставят, и пока мужи бежали, девушку кутыряли в снегу, как тряпичную куклу, чудилось иной раз, что разорвали, и верно только толстый кожух спасал от острых клыков. По крайней мере, хотелось верить в то. Девка пыталась подняться, но тут же волки яростно, с голодным рычанием дёргали её за полу, норовили допрыгнуть до шеи, перегрызть ярёмные жилы, но она не будь дурой закрывала лицо локтями. Пребран метнулся вперёд, Вяшеслав и Ждан обогнули с двух сторон.

Молниеносная хватка, удар в брюхо, следующий в шею, волк взвизгнул, извергая из пасти кровь, извернулся, взбрыкнул и обмяк, другой, напуганный, шарахнулся в сторону, блеснуло лезвие серебром в руках Вяшеслава, и зверь тут же был прибит к снегу. Княжич, отерев лезвия о кожух, бросился к девчонке, которая без движения лежала в снегу, в стороне валялась лисья шапка, волосы растрепались по снегу. Рухнув на колени, Пребран коснулся шеи пальцами, ощущая дрожь руды в вене. Развернув девицу, княжич выругался, лицо девушки было вымазано в крови, и руки тоже. Он осмотрел её, ощупывая запястья, шею вновь и вновь, но нигде не нашлось глубоких разодранных ран, и шея была цела. Она всхлипнула, разлепив ресницы, и было дёрнулась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Тихо, — сжал он её. — Всё хорошо, зла мы тебе не причиним.

Девушка послушалась, успокоилась, всхлипнула ещё раз, а потом вдруг ткнулась в мужскую грудь лицом, зарыдала.

— Ну, чего ревёшь, цела же, благодари богов, — пробурчал Ждан, верно бабьих слёз не смог стерпеть.

И Пребрану сделалось как-то не по себе от плача, нутро подрагивало, словно и ему передался весь её испуг.

— Нечего тут в снегу рассиживаться, — подстегнул Вяшеслав, собирая тушки матёрых. — К костру пошли.

Но девка не услышала его слов, сотрясалась от плача в руках княжича. И как тут прикажешь? И в ответ его мысли она троекратно вздохнула, заходясь ещё сильнее.

— Да успокойся же ты, — тряхнул он её. Собрав горсть снега, отёр её лицо.

Девка было задохнулась, глотнула воздух, приходя в себя. Пребран, подобрав её шапку, поднялся, подхватил её на руки, и все вместе тронулись со злосчастной прогалины, проваливаясь по колено в сугробах, направились той же дорогой к становищу. Больше она не ревела, лишь только сопела, притаившись, пряча лицо в кожухе. Когда приблизились к огню, воины повскакивали, завидев вернувшихся мужчин. Пребран опустил бедняжку на подстилку ближе к очагу, задеревенел, когда в свете золотистого огня разглядел, наконец, незнакомку. Гнев внутри всплеснул против его воли. Ладимира не смотрела на него, тряслась, сжавшись, окровавленные руки судорожно сжимали ворот кожуха, который был разодран на локтях и полах, его теперь только выбрасывать.

— И как это понимать? — проговорил Пребран, холодея.

— Так-так-так, — протянул Ждан, тоже узнав девушку.

Мужчины смотрели на неё с любопытством и одновременно с недовольством, ожидая хоть каких-то разъяснений.

— Да погодите вы, — растолкал Вяшеслав кметей, опустился рядом.

Пребран, кипя от злости, отступил, уступая место воеводе, похоже, один он соблюдал хладнокровие и спокойствие.

— Как ты здесь оказалась, Ладимира? Случилось что в остроге? — спросил воевода тепло и участливо, что другим даже и совестно стало, что накинулись на бедолагу.

Пребран воткнул в снег нож, опустился перед костром, ловя упрямый взгляд Ладимиры.

«Вот же напасть».

— Случилось, — прошептала она. — Точнее, нет.

Пребран фыркнул, отвернулся, наблюдая, как другие принялись ошкуривать добычу. Что уж теперь добру пропадать, а волчий мех лишним не будет, можно и продать.

— Не спрашивайте меня ни о чём, я не скажу, — сказала она с трудом, — мне нужно в Орушь попасть, одной страшно было идти, вот к вам и прибилась.

— Зачем тебе в Орушь? — нахмурился воевода.

— Нужно, — шмыгнула девка носом.

Тут уж Пребран потерял всякое терпение, но Вяшеслав, обратив на него сердитый взгляд, остудил его пыл.

— Не хочешь, не говори, — ответил он девке.

— К Ярополку… мне нужно…

Пребран мгновенно поднялся на ноги.

— Никрас, — позвал он кметя.

Тот поднял голову, отрываясь от работы.

— Отправишься поутру с ней. Проводишь её до острога. Тебя подождём в Оруше.

Дружинник понурился, но с волей княжича согласился, кивнул. Ладимира сидела, не шевелясь, даже трястись перестала, смотрела снизу-вверх широко распахнутыми, голубыми, как лёд, глазами, таким же влажными, как и в первый день, когда пришла к Пребрану в клеть. Видно никогда они у неё не просыхают.

«Вот бабы, только беду от них и ждать».

 Девушка, наконец, осмыслив сказанное, замотала головой, разметав свалянные снегом волосы по плечам. И нельзя было не отметить, насколько хороша стала сейчас. Впрочем, бурлившее через края раздражение напрочь затмевало Пребрану ум.

— Я не вернусь. Я не вернусь, мне нужно к Ярополку, — повернулась она к Вяшеславу, подаваясь вперёд, подползая на коленях.

И от её умоляющего и искреннего взгляда так гадко сотворилось внутри, что ещё больше разъяряло. Пребран в два шага оказался рядом, навис глыбой.

— Вернёшься, — отсёк. — Мне такая тяжба не нужна, не хватало ещё, чтобы вслед нам отправился ещё кто, хоть этот, как его там, Даян.

Об намерении его взять в жёны Ладимиру стало известно всем без исключения, кто ночевал под кровлей Радима. Когда юнец, ворвавшись ранним утром, стал выпрашивать девку, Радим, ясное дело, его выставил вон с напутствием охладиться и прийти к нему не раньше, чем через сороковник, а лучше осенью, когда приходит на то время.

Пребран встряхнул шапку, надел на голову и натянул на уши озябшей девице.

Вяшеслав, посмотрев на неё с твёрдостью, помолчал, потом тяжело глянул на Пребрана.

— Как знаешь, — ответил он с каким-то равнодушием и поднялся, даже не взглянув на девушку.

Ладимира заледенела, верно понимая, за кем идёт последнее слово, и договариваться с тем, с кем изначально не сладилась дружба, не собиралась. Гордая.

Мужчины продолжили сдёргивать шкуры, Ждан, не проронивший ни слова, занимался костром, который начал потухать, Саргим отправился проверить коней.

Ладимира, видя, что заступаться за неё уже и некому, вернулась к костру, смотря в пламя, отрешилась. Плясал только неистово огонь в голубых холодных глазах, и на душе её творилось невесть что.

Обиделась знать, ну ничего, перебесится, пусть идёт в свой Орушь, только без него, не хватало ещё бабу тащить за собой.

— Даян наверняка что-нибудь для своей наречённой придумает, — с язвительностью ответил Пребран.

Ладимира вскинула на него взор и тут же отвернулась. Пребран фыркнул и, оставив воинов, отправился к седельным сумкам, сложенным у толстой сосны.

Подобрав из вороха вещей многопудовый свёрток медвежьей шкуры, Пребран скорчился — лихая пробежка дала о себе знать. Он и забыл, что рана не заживала, продолжала терзать его, раскраснелась вокруг кожа, загноился порез, и то обидно, что совсем неглубокое ранение, пустяковое, а столько мороки. Усмирив сбившееся дыхание и вспыхнувшую боль, княжич подхватил тюк, вернулся к очагу.

Ладимира с влажными дорожками на щеках, растрёпанная, в подранном кожухе и с разводами крови по рукам, всё так же сидела на своём месте, подобрав ноги, согнув в коленях — ещё не отошла от случившегося. А ведь, в самом деле, если бы не подоспели, волки могли бы разодрать девчонку, тогда никто из острога её бы не нашёл.

Пребран бросил рядом с ней шкуру, но девушка даже не подняла на него глаз. Очень уж хотелось как следует растормошить да выпороть её, развела тут капризы и обиды. Верно не понимает, насколько затея её — отправится в городище — опасна. Тем более, одной, на что рассчитывает? Что ей нужно от Ярополка? Да не успеет до него и дойти, за первым же углом её снасильничают, да ещё по кругу пустят, и потрёпанную изрядно в рабство продадут.

Вяшеслав на этот раз поставил в караул Гроздана. Остальные воины, взволнованные ночной схваткой, тихо переговаривались между собой, помалу успокаиваясь, и стали укладываться на ночлег. Одного костра на всех было мало, потому Ждан распалил ещё один, чуть поодаль. Ещё один разжёг Гроздан, дальше ото всех, под пологом, чёрных лап елей, чтобы не тревожить своими шагами ночью спящих.

Ладимира, до этого сидевшая, что ледяное изваяние, тоже было ожила, отёрла руки снегом от крови, собрала повлажневшие от растаявшего у костра снега волосы, пыталась заплести трясущимися руками в косу, да не вышло, бросила. Никто её не тревожил, только Вяшеслав сказал пару утешительных слов, да посоветовал ложиться — утро вечера мудренее.

Пребран, подобрав постель, отправился к костру Горазда, подальше ото всех, ныне они не нашли с воеводой обоюдного согласия. Пусть воевода с путницей нянчится, раз уже принял на себя такую участь. Пребран же был слишком распалён случившимся, потому лучше ему было держаться подальше и от неё, и так гадко на душе, ещё слёзы, поперёк горла уже. Безумная. Впрочем, если подумать, то на безумную похожа не была. Раз Гаяна дала ей поручение помочь гостю, значит, годна в остроге.

«К Ярополку ей нужно», — хмыкнул он в который раз. По какой такой нужде? Неужели вздумала спросить с князя ответа, или, что ещё хуже, просить подмоги? Уж это не бабье дело. А может… решила лучшей доли искать. Как бы Пребран ни рассуждал, как бы ни сопоставлял, а ни одной из веских причин её поступка не смог найти. А потом и вовсе успокоился. Всё же когда-то он тоже наломал дров и столько глупостей совершил, что ныне и вспоминать тошно. Другое дело, смотреть на это всё со стороны, спустя время, никаких сил не хватало.

Пребран, укрывшись шкурой, наблюдал за игрой бликов и теней, что раскидывал костёр снопами искр. Стихли постепенно мужские голоса, и становище погрузилось в стылую тишину, только и слышны были потрескивание сучьев и фырканье успокоившихся лошадей.

Казалось, только-только закрыл глаза, как на шее ощутил чью-то горячую ладонь. Догадка пришла мгновенно, едва он пробудился, но вида не показал, оставаясь напряжённым на случай, если девчонка задумала что дурное. Однако опасения эти тут же рассеялись. Пальчики нырнули под шкуру, пробираясь к вороту кожуха, расстегнули петли, скользнули к рубахе, затем к ключицам, груди, огладили. Ещё через мгновение он почувствовал холодные, но мягкие губы на своей шее, проснулся окончательно, ощущая, как мягкие волосы девушки касаются скулы, окутывая смесью запахов, что оказались приятны ему. Особенно слышен был аромат кисло-сладкого яблока. Пребран открыл глаза, разлепляя успевшие смёрзнуться ресницы, но холодно ему не было, напротив, забурлила кровь по жилам, бросая в возбуждающий жар. Он повернулся, и тут же Ладимира прильнула к его губам. Он опешил — этого и вовсе не ожидал. Девушка целовала неумело, грубо и торопливо, и стало ясно, что в этом деле она совершенно не искусна, оставалось только догадываться, что её толкает на такие отчаянные поступки. Впрочем, размышлять Пребран уже не мог ясно, всё же не каменный, и пусть даже такие неумелые ласки, а вызвали волну желания, взбудоражили. Пользуясь тем, что княжич её не прогнал, Ладимира забралась к нему под шкуру.

Воины, закутавшиеся с головой, спали у костров, Гроздана поблизости не оказалась, верно пошёл смотреть окрестности. Пребран одним рывком увлёк девушку в горячие недра своей постели. Та, оказавшись под ним, тихо ахнула, но не воспротивилась, старательно приластилась. Пребран впился в её губы, целую жарко, подчиняя каждое её движение себе. Как бы Ладимира ни старалась скрыть своего волнения, а руки её, что блуждали по его плечам, дрожали, и вся она целиком тряслась, как осиновый лист. Лицо было бледное, и только глаза, как два донышка, смотрели сквозь пелену, но не ту, которая бывает от желания, а ту, что соткана из страха. Это и заставило княжича мгновенно охладиться и взять себя в руки. Ладимира, не заметив перемены, случившейся с ним, слепо и смело прижалась к нему, призывая продолжить. Пребран позволил ей себя касаться, чтобы выяснить, на что та способна ради своей затеи. Распутницей она явно не была, и он давал себе отчёт в том, то это был её первый опыт соблазнить мужчину, да и предчувствие самой близости вынуждало её делать много лишних движений — это было заметно сразу. Впрочем, долго ждать не пришлось, руки её забрались под многослойную одежду, добрались-таки до голого торса, уж так она спешила, что даже зуб на зуб не попадал, явно не от жгучего желания. Ладимира замерла на миг в нерешительности, но тут же ладонь скользнула по животу и ниже, и снова застыла, касаясь там, где туго и горячо пульсировали мужские чресла. Глаза её округлились.

— И как далеко ты собираешься зайти? — спросил Пребран, сощурившись, дождавшись своего, внимательно посмотрел на неё.

Ладимира, и без того побелевшая, что мел, вовсе посерела. Тут он смог разглядеть борозды царапин на её лбу, скуле и шее, оставленные клыками волков. Она, моргнув, сбросила наваждение и, осмыслив вопрос, рванулась с подстилки, но Пребран грубо повалил её обратно, задержав, заставляя откинуться навзничь.

— Так не пойдёт, — прошептал он ей в ухо.

Вклинившись между колен, задрав тяжёлые подолы юбок и платьев, жёстко обхватил бёдра, придвинув к себе плотнее, собрав в кулаки ткань потянул, да так что та треснула, навалился всем могучим весом, совершил пару резких мощных движений, от которых девка потеряла дыхание. Потёршись между её ног пахом, одновременно прижавшись к её губам, заглушая вырвавшийся из горла полувскрик, одной рукой грубо сдавил горло, другой ощупал мягкую грудь, подобрал косу, намотав её на кулак, натянул. Ладимира, оказавшаяся в плену, скрученная, словно жертва змеем, забилась под ним, задыхаясь, попыталась укусить за нежную губу, выдавливая из горла невнятное мычание, призывая на помощь. Пребран для пущей убедительности углубил поцелуй, раскрывая непокорные губы, врываясь в рот языком, что теперь девка и пискнуть не могла, почувствовал солоноватый вкус крови, своей. Только тут он ощутил, как ногти её раздирают шею и запястье руки. Отлепился от неё, тут же зажав ей рот рукой, чтобы девка не подняла лагерь на уши.

— А теперь послушай меня, — прошептал он, выдыхая пар, пронизывая её разъярённым взглядом. — Я не знаю, что тебе нужно от Ярополка, но поверь, то, что сделал я — всего лишь безобидная игра. Думаешь, все будут добрыми такими, как я? Ты добраться до него не успеешь, как тебя поймают и запрут в какой-нибудь корчме, не пощадят, так и знай. Слышишь? Никто там за тобой присматривать не станет, и, судя по тому, что я увидел собственными глазами, князь Оруши не из благодетельных вожаков, готовых душу отдать за свой народ и земли. Лучшей жизни ищешь? Так я тебе скажу, что не туда тебе нужно, куда ты собралась в одиночку, — сдавил он шею крепче, заговорив ещё тише. — Так что будешь сожалеть после того, как тебя попользуют двое, трое, а то и гораздо больше, что волки тебе всё же не перекусили шею. Такая участь для тебя была бы лучшей. Поняла? — зло тряхнул он её.

Грудь Ладимиры вздымалась и опадала, билось испуганной птахой сердце. Голубые глаза её увлажнились, заблестели льдинками, она зажмурилась, слезинки задрожали на её ресницах, перекатились на скулы и виски, растворившись в волосах. Девка кивнула. Беззащитный вид её вклинился в душу, будто килем в каменистое дно, всколыхнул прошлое, поднялся из недр памяти образ той, которую он доселе, все четыре года вырезал из своего сердца, сотряс всё внутри. Пребран, выругавшись, убрал руку. Девушка не закричала, только упрямо сжала побагровевшие от поцелуев и крови губы, сдерживая подкатывающее рыдание, сглотнула. Княжич поднялся, высвободив её из плена. Ладимира не убежала, как следовало бы после содеянного беспутства, села к нему спиной, сжимаясь и закутываясь в кожух.

— Своего решения я не заберу назад. Завтра ты отправишься обратно в острог. А там как знаешь…

Унимая плескавшееся через края бешенство и возбуждение, он подхватил сучья, переломив надвое, подбросил в очаг, подняв снопы искр и пепла. Может он, конечно, и грубо с ней, но нужно как-то вразумить. Пребран скользнул взглядом на женскую фигурку, что озябшим воробушком скукожилась на подстилке, сжал зубы. Ладимира сидела тихо, так и не поворачиваясь к костру, и не уходила к себе, но от его внимания не ускользнуло, как подрагивают её маленькие даже вместе с тулупом плечи — она беззвучно плакала.

— Оружие, которым тебя ранили — отравлено, — сказала она без всяких чувств, так же не поворачиваясь.

Пребран не сразу понял, о чём девчонка говорит, выныривая из глубины кипящей лавой злости. Ладимира повернулась, посмотрев на него мимолётным, скользящим взглядом, и снова отвернулась.

— Увяги так поступают иногда. Яд сильный, медленно проникает в кровь, но те, кто крепок, могут это перенести. Заживёт рана, только не скоро, яд изъест кожу, оставив после уродливый рубец, — голос её сделался уставшим, немного хрипловатым, севшим в холоде. Она пошевелилась, поднимаясь на ноги с подстилки, медленно засеменила к своему месту, опустилась у костра.

Отдохнуть Пребрану ныне не суждено. Спасть перехотелось совсем, его трясло, в паху ломило, а ведь впереди целая ночь. Решив по возращении Гроздана заменить его, пусть высыпается, он принялся наламывать веток. Княжич не заметил, как вернулась Ладимира, не ожидал. Встретив её жёстким взглядом, предупреждая, что приближаться к нему не стоит.

«Вот же прицепилась, ясно же дал понять, чтобы держалась подальше», — скрипнул он зубами.

Но девушка держалась прямо и даже немного с вызовом, глаза сухие не потеряли своей яркости, и от былого беспамятного испуга и отчаянной решительности следа не осталась, будто не её целовали только что, грубо подминая под себя. Но, как ни странно, не было в её взгляде отчуждения, а только безысходность. Пребран заметил в её руках суму, вопросительного глянул на девушку.

— У меня есть противоядие… В остроге мы им запасаемся, мужчины рода часто сталкиваются с душегубами, когда уходят на охоту или ставить сети, — попыталась разъяснить она, стоя в сажени от него, на границе света и темноты. Огонь выхватывал её гибкую фигурку из ночи, в русых, выбившихся из косы волосах, что лежали на плече, вспыхивали багровые искры, обливая золотистым светом овальное лицо, совсем кукольное и вполне миловидное. В прошлый раз она привиделась ему с несколько другой стороны, менее привлекательной. Он одёрнул себя, это всё не должно его волновать, будь она хоть писаной красавицей, своему обещанию не подпускать никого он не изменит.

— Позволишь? — спросила она, так же стоя на месте, не решаясь перейти незаметную глазу черту, которую он полоснул отчётливо ещё в самом начале своим весьма недружелюбным взглядом.

Миг он колебался. Ей проще всё усугубить, где брать уверенности в том, что девка не ускорит воздействия яда? А уж она способна на всё, в этом он убедился основательно, и похоже, собственная жизнь ей безразлична. Впрочем, его жизнь тоже имела для него мало ценности. Он потянулся к груди, расстёгивая последние петли кожуха. Ладимира отмерла, выдохнув, делая шаг к костру.

Мороз мгновенно схватил спину, прокатился по спине льдистый холод, дыхание стало стыть до онемения и кашля, а потому княжич оставил кожух на плечах. Ладимира выудила из сумы свёртки чистых полотен и мешочки, подхватила корчажку, засыпав горсти снега, поставила на огонь, и когда комья подтаяли, и вода подогрелась, она вернулась с посудиной в руках, усаживаясь рядом. Сосредоточенно, чуть хмуря брови, расправила лоскуты, промочила в воде. Коротко взглянула на него, избегая зрительной связи. Всё же чувствовала неловкость.

— Подними, — попросила она, — подсаживаясь ещё ближе.

Пребран задрал подол рубахи на боку, открывая рану. Наблюдать за тем, как она промывает её, он не стал, ощущая лёгкие, но уверенные касания влажной тряпицы на коже, и прикосновения эти оказались весьма болезненными. Мягкая ткань остро царапала воспалённую кожу. Дыхание невольно застревало, а жилы взбухали и натягивались, темнело в глазах, и окружающий мир покрывался рябью. Понял, насколько всё плохо.

— Надо было раньше. Запущено, — сказала Ладимира, глядя снизу на княжича. — Моих сестёр увели в полон, — помолчав, вдруг сказала она. — Я иду просить Ярополка вызволить их, пока ещё можно нагнать душегубов.

Пребран даже поперхнулся от услышанного. Нет, ну точно рехнулась. Он воззрился на неё пристально и с укором, нахмурился, пытаясь выискать хоть толику здравомыслия, но девчонка была настроена решительно, встретила его взгляд с непреклонностью и твёрдостью. Отвернулась, полоща лоскут в воде.

— Ты серьёзно надеешься получить от него помощь? — переспросил он, ожидая чего угодно, но не этого.

Князь маленького городишки не покинет своего гнезда, чтобы вызволить кучку деревенских, а тем более, другого племени, что находится невесть в какой глуши. Да и людей своих посылать, ослабляя защиту становища, не рискнёт. Но разве поймёт это бабий ум. Жалостью думает взять или чем-то другим, тем, что недавно предлагала ему?

Лоскут снова въелся в самую рану, раздирая, казалось, плоть, словно под кожу вживляли раскалённое железо. Он скривился, но не пошевелился, перетерпливая боль. Истязания прекратились быстро. Ладимира отложила тряпку, подхватив мешочек, развязала узлы.

— Я должна попытаться… — голос её не дрогнул, но было видно, что девушка на грани, тихо проглатывала подступившие слёзы, черты её ожесточились.

— Сестёр увели, и сама сгинешь, — повторил он сказанное ранее резче. — Как бы больно и горько ни было от потери, а лучше забыть...

Ладимира упрямо дёрнула подбородком, всыпала серого порошка в ладонь, встала на колени, велев княжичу немного откинуться на подстилку. Быстро засыпала порез. Развернула длинное полотно, ловко обмотала вокруг пояса, избегая лишних случайных прикосновений.

— А ты бы забыл? — хлестнула она, словно плетью, взгляд мгновенно потускнел и замутился от тяжести дум. — Мне всё равно, — завязав тугой узел, отстранилась, стала собирать в суму вещи. — С вами или без вас я пойду в Орушь.

Пребран стиснул зубы. Девка оказалась не такой хрупкой, как это было видно снаружи, внутри таился железный стержень. Хоть и знал всего ничего, но упрямство её доводило до белого каления. Княжич мыслями возвратился к первоначальной затее — выпороть девчонку, как следует, чтобы ума прибавилось.

— Радим не пойдёт за ними, и никто и мужчин не пойдёт, слишком забот много, да и сил мало у нашего острога, людей не осталось, поэтому я пойду к князю, — сурово отрезала девушка.

Завязав узлы на суме, она поднялась с земли и, даже не взглянув на княжича, развернулась.

— Лади, — сдержанно окликнул он, хотелось сказать что-то утешительное.

Она замерла, но не повернулась, и это разозлило, не услышав больше ничего, пошла прочь.

Пребран сдал кулаки, пронаблюдав, как она вернулась к костру, встрепенулся, прошлась дрожь по телу, и он просунул вконец закоченевшие руки в рукава кожуха. Что ж, хоть что-то стало ясно, правда от того легче всё одно не было.

«Лади, Лади... и что же с тобой делать?»

Вернулся Гроздан, скрипя снегом. Пребран, взяв на себя задачу караулить, отправил мужчину на ночлег, а тот и рад был, хоть вида не показал. Наконец, в лагере настала полная тишина, улеглись все, и даже Ладимира. Пребран, подняв глаза к небу, всматриваясь в чёрную бездну ночи, в которой россыпью мерцали льдинки звёзд, выдохнул, пуская клубы пара. Он закрыл глаза, втягивая в себя морозный воздух, вызывая образ той, которая не стала его, а когда открыл, в нескольких вёрст от него лежала с закрытыми глазами Ладимира, измученная и бледная, с розовевшими царапинами на лице, и выглядела она совершенно одинокой и беззащитной, как новорождённый младенец. Теперь у него вся ночь впереди на раздумья и мысли, но решение родились прежде, чем он их осмыслил, внутренне уже знал, как поступить. Опасность будет высока, это Пребран отчётливо понимал.