Ночь в избе Наволода выдалась спокойной, больше не тревожили злые духи, не навевали мертвенный холод. Последние травы, что сварила Зарислава для князя Данияра, расточили яд в крови, очистили разум. Но она приберегла ещё горсточку на тот случай, если всё же не до конца чёрное колдовство сожгли огневицы.

Всю ночь Данияр проговорил с Наволодом, пока Зарислава готовила отвар и понемногу поила им князя. Он ни разу не упомянул о Вагнере, не выспросил где она, а всё толковал о Радмиле, обещая волхву, что как только встанет на ноги, отправится в Доловск, чтобы провести обручение. Хотя Зарислава и была пришлой в землях этих, за молодых порадовалась. Хорошо, что всё так сложилось, для Волдара правительница очень нужна. А то как же без женщины? Нет никакого тепла, покоя, заботы о хозяйстве. Вот и холодно тут и пусто без умелицы. Но слава Богам спал морок с глаз Данияра, и не ошиблась она в том, что сердце его оттаяло, а былые чувства к княжне вернулись и вспыхнули с новой силой. Ведь если он с Вагнарой и остался — беда всем была бы. Сгубила бы она его сердце раньше срока, все силы бы выпила, ни с чем оставив его. Зарислава всё никак понять не могла, для чего сарьярьская княженка ворожила, для какой такой надобности? Ведь наоборот бы ей полюбить князя, да чтобы и он её полюбил, и союз был бы крепкий, а ей хозяйкой стать в крепости, для народа опорой и матушкой-кормилицей. И каким-то странным всё казалось. Ведь и Горислава убили ядом, отравили и сына его. Случайно ли то или по злому умыслу? И Наволод, он бы о том узнал обязательно, но молчит. Может и догадывается, да не уверен ни в чём. Вот и Вагнару проверял, не увидел ничего в ней злого. Однако степняки ли увели или сбежала девка? Ясное дело, сбежала — зачем ей оставаться, все шишки на неё и посыпались бы, и крайней она оказалась бы в том, что князь за ней погнался. Но с другой стороны — Данияр говорил, что степняки забрали её. Но ныне он молчит и о том уже не сказывает, в бреду знать был, почудилось.

Зарислава подсела к Данияру, вручая очередную чашу с питьём, приготовленную для него. Князь смотрел на травницу с благодарностью. Вечером, когда она явилась на порог к Наволоду, Данияр был не удивлён её появлению — волхв обо всём рассказал ему, что приключилось с ним за последние дни, и что Радмила нашла целительницу.

К восходу Купалы Зарислава, чтобы до конца исполнить свой долг, присела рядом, накрыв его руку своей ладонью, закрыла глаза. Почувствовала, как сила её заплескалась, подступила к самым краям, как наполнившее крынку молоко. Передавать часть своей жизненной силы другому травницу научила волхва. Но это можно делать только когда у самой её предостаточно, тогда достатком этим можно и с другим поделиться. А коли мало её и слабость чувствуется, то лучше не делать такого, вред только себе причинишь, и другому толку мало будет. Сейчас Зарислава полна силой как никогда, и сама не знала, откуда у неё бралась она. Сразу не могла отдавать её, поначалу разрешения Богов спрашивала. А для того нужно подняться к самому источнику.

Зарислава мгновенно погрузилась вглубь сияющего тугого клубка, что находился внутри, чуть выше живота. Тут же всё её существо растаяло и стало тягучим и плавным. Древесным соком она поднялась по Древо-Дубу вверх к гигантской кроне, там её путь разошёлся на тысячу других путей. Зарислава следовала одному, по которому с огромной силой влекло вперёд. Достигла выхода, и её тут же ослепил свет, настолько яркий, что едва выдержала его силу. Он был плотным и держал её в воздухе. Зарислава в мыслях своих обратилось к духу источника.

«Я внучка Даждьбогова, разреши, могучий отец Род и мать Лада, взять силу, кою достойна я получить от родителей своих».

Стала впитывать в себя золотое свечение небесного светила — Бога Ярилы, что даёт свет и тепло, любовь и надежду, жизнь и добро, живительную природу которого Зарислава не могла объять своим существом, да и не пыталась, она всего лишь была частью этого мироздания, выполняющей своё назначение. Вобрав в каждую пядь своего тела исцеляющую живительную силу, травница передала её Данияру.

А когда же открыла глаза, то увидела, как лицо того просветлело: хмурый взгляд, в котором читалось только страдание, оживился, а губы приобрели цвет. Он улыбнулся, впервые за эту ночь.

— Спасибо тебе.

Зарислава убрала руку, поздно сознавая, что Данияр сжал её, слегка погладив, наверное, так, как если бы она была ему сестрой. Но травница всё равно смутилась — не каждый день князья к ней ласку такую проявляют. И по нраву своему не привыкшая она к излишнему вниманию, а потому пролепетала только:

— Богов благодари.

— Верно говоришь, дочка, — вмешался Наволод, приближаясь к постели. — А мы сколь бы ни были сильны, суть их.

Данияр, оторвав взгляд от травницы, обратился к волхву:

— Сегодня и отблагодарю. И пир вечером затею. И вы для меня гостями ныне желанными на пире этом станете.

— Да, княже. Сможешь уже подняться к полудню, да и воздухом живым тебе подышать нужно, сил набраться. Не всё же Зариславу тебе испытывать, ей поди тоже передышка нужна.

Собрав вещи, Зарислава поспешила уйти. Данияру ещё нужен будет сон, а потому не стала мешать его отдыху. Избегая его любопытного взгляда, она направилась к двери.

— Пойдём, я провожу тебя, — вызвался волхв.

Рассвет только занимался, и Купало-солнце переливался и играл над лесом всеми цветами радуги, заливая оранжевым светом стены тына и кручу, на которой возвышалось святилище. И только внизу ещё стелились холодные тени, а кусты были покрыты обильной росой. Несмотря на то, что небо было ясным, по водной глади бежала рябь, знать ветрено нынче будет.

— Жизни князя больше ничего не угрожает, — сказал Наволод, щурясь на светило. — Вагнара так и не объявилась… Теперь отец её, сарьярьский князь Всеволод, станет искать дочь.

— А если её и правда степняки похитили? Её бы вызволять нужно.

— Если пленили, то уже не вызволишь. В полон увели, теперь ищи-свищи, на каких берегах она ныне. О том пусть заботиться отец её с матерью.

Зарислава поёжилась. Если оказался Наволод прав, то судьба-недоля незавидная для молодой княженки. Без воли теперь в руках чужих. С ней могут такое сотворить, что страшно было думать о том Зариславе. Лучше вообще не думать, лучше добровольно отдать себя Маре, чем быть истерзанной врагами.

— А ты, стало быть, назад вернёшься, в родные земли? — выдернул её из мрачных раздумий волхв.

Зарислава кивнула только. Домой ей хотелось, очень. Истосковалась уж по своим местам родимым, по матушке-Ветрии, деревенским. Но ей к такому привыкать только нужно, скоро всё реже она станет видеться с ними, всё больше с Богами речи вести.

Но самое важное — Радмила даст своих кметей, и она с чистым сердцем отправится домой, а в Доловске прогремит свадебный пир…

Она глянула на ворота, ведущие в святилище, вспомнила Марибора, и внутри вдруг пошатнулась былая уверенность. Всё же грубо и жёстко она разъяснилась с ним. Ведь он ничего не сделал ей дурного, назвал своей невестой, всего лишь вызвался проводить… Ясно одно, что ему должно быть гадко от этого, никто ж, поди, не отказывал ему. Да зачем она ему сдалась, разве мало девиц знатных из кровей, высокородных, красавиц-белоручек княжон? И как-то теперь нелепым казалось то, что он её выбрал — простую, не смыслящую в делах да неопытную. А ведь нужно уметь и народ держать и долг перед мужем свой исполнять да всегда рядом с ним быть, во всём поддерживать, наследников рожать, их поднимать. Это ж сколько забот и чаяний нужно, когда тут о тайном да сокровенном думать, когда с Богами речи вести? Некогда будет! Вот Радмиле и к лицу это, истинная княжна — палец в рот не клади, откусит, за всем усмотрит — за мужем, за народом, за детьми.

Зарислава сжала губы, припоминая неприятный разговор, что случился на этом самом дворе с Марибором. О чём он думал, когда её невестой назвал? И какой с ним лад может быть, с несговорчивым? Да, вчера он казался ей гордым и самонадеянным, даже грубым. И нет бы, разозлиться пуще на него, но вместо гнева, к удивлению своему Зарислава, почувствовала, как в груди рождается тепло и волнение, заплескалось, окрепло. Теперь и не грубым казался, а совсем наоборот. Он же порывался дозволение спросить, чтобы невесту отдали родичи, братья и сёстры, Боги. Очень даже и сговорчив!

Коли затеется охота, то удастся ещё свидеться с ним, обмолвился словом, узнать лучше…

Вот глупая! Всё правильно сделала! Зачем видеться? Зачем говорить, коли уже всё решено?!

Зарислава встряхнула косой и с грустью подумала, что лучше пусть так останется. Вчера она ясно дала ему понять, что у неё другой путь. А теперь, когда поставила Данияра на ноги, то дорога эта стала безвозвратной, ровной и прямой.

Наволод всё смотрел на неё и улыбнулся шире, наконец, погладил бороду. И Зарислава поняла, что волхв замыслил разговор откровенный, назначенный не для посторонних ушей.

— Слыхивал я, что Марибор решил посвататься к тебе.

«Слух об этом уже, наверное, по всему детинцу гуляет…» — с горечью подумалось Зариславе.

— Я слышала, что мать его из южного княжества, — ответила травница, сдаваясь и осознавая, что ей хотелось бы разведать о нём больше.

Волхв посерьёзнел.

— Ведица была простая женщина из селения речан, что на реке Севе ныне расселились. Народ вольный. Долгое время она жила здесь, в этой самой избе. Князь Славер прятал её от людей, но и не отпускал на волю. Ведица родила ему сына, Марибора. Княгиня Дамира, первая жена Славера, не обрадовалась тому, как, впрочем, и Ладанега, покойная жена Горислава и мать Данияра. Они и выжили Ведицу…

Зарислава долго смотрела на Наволода, пытаясь разуметь сказанное.

— Вот как… — растерянно проговорила она. Правда не совсем понравилась ей.

— С ней ушёл и Творимир, волхв этого самого святилища. Он жил здесь до меня. Это святилище было ему домом.

Девица молчала, обдумывая слова Наволода. Радмила ей о том не сказывала. Говорила, что мать Марибора сама ушла, отдав дитя князю Славеру… Значит, всё слухи.

— Душа у Марибора закрытая, как и жизнь. Сколь бы ни разглядывал её, так и не смог ничего найти. Меня удивило, что он выбрал тебя.

Зарислава отвернулась, чувствуя, как лицу становится жарко. Ей тоже не по себе от того.

Наволод повернулся к травнице, тягуче поглядел на неё.

— И что же ты надумала?

Теперь Зариславу будто холодной водой окатили, и жар схлынул, как и не было его. Раскрыв рот, она рассеяно посмотрела на волхва. Впрочем, девица не понимала, что именно её так разволновало. Она травница и уже почти жрица, осталось только обряд провести, да клятву дать.

— Сегодня я получила верный знак, что надлежит мне стать жрицей, — поведала Зарислава о своей сокровенной тайне. К волхву за эти дни она привыкла и прониклась к нему доверием, так зачем юлить и выворачиваться? — Таково моё назначение в жизни. Я приехала, чтобы помочь Радмиле, не более того.

Наволод выслушал её внимательно, но у травницы сложилось ощущение, что и об этом он знал, знал с первых самых дней их встречи. Волхв, если он сильный, то напророчить может без труда. А Наволод, сильный ли он? Зарислава так и не поняла, слишком мало времени она пробыла рядом с ним, не узнала толком.

— Достойную дорогу ты себе выбрала, — одобрительно кивнул волхв, — коли правильно растолковала знаки судьбы. А то видишь, какое дело ныне твориться на нашей земле. Места здесь неспокойные, земли будто мороком опутаны, что паутиной, только невидимой. Многие кудесники покинули Волдар. Некому теперь людям помогать, исцелять. Такие, как ты, ныне редкость…

Зарислава не сразу поняла, к чему Наволод клонит, и растерялась окончательно…

— Ты подумай, может и останешься. Хорошенько подумай, — сказал он, не пытаясь настаивать. Вдруг выпрямился, окинув взглядом просторы. — Сегодня будет дождь, — вымолвил.

Выйдя из оцепенения, Зарислава огляделась. На небосклоне ни единого облачка, ничто не предвещало скорой хмари.

— Ну, ступай, я и так тебя задержал надолго. Отдыхай. Ещё увидимся.

Зарислава кивнула и неспешным шагом вернулась в терем, размышляя над сказанным.

Наволод просил подумать. Волхв ясно дал понять, что желает, чтобы она осталась жить в Волдаре и помогать людям. Задачка непростая. Ведь служить можно где угодно, а лучше на краю света. Волдар был загадкой для травницы, место здесь пустынное и вместе с тем сильное, такое сильное, что люди разбегаются. Этой бы силой уметь пользоваться нужно, применять, направлять. Всё одно, такого исхода она никак не ждала, и пугала мысль о том, что останется здесь. А как же матушка-Ветрия? Нет, не может она просто так остаться, нужно поговорить о том с волхвой, послушать её совета, и тогда, быть может… Зариславу ещё пуще пробрало волнение. Жить рядом с Марибором… Она передёрнула плечами.

Вот уж нет!

Всё же непонятно было, жива ли матушка Марибора или нет? Княгиня Дамира и Ладанега выжили её… Волхв Творимир ушёл с Ведицей. Не значит ли это того, что… И страх прошёлся ледяной гадюкой по спине. Неужели… убили? Но Зарислава быстро отринула от себя такие мысли. Чтобы ни случилось, чего теперь гадать, коли уже не воротишь прошлое? Да и если бы было это так, Марибор не стал бы помогать Данияру, напротив — ненавидел бы племянника.

"Душа его закрыта…" — вспомнила Зарислава слова Наволода. И не усомнилась в том, как он обратился с ней вчера.

«Такой человек не способен любить», — так же припомнила она слова Верны.

Впрочем, она не смогла толком подумать обо всём — Верна, встретив Зариславу на пороге клети, не позволила даже зайти внутрь, подхватила её и увела с собой. Травница позабыла на время обо всём.

Желание её было услышано, и она вместе с челядинкой вдоволь парилась в бане до самого обеда. Зарислава даже вздремнуть успела, от чего чувствовала себя бодрой и отдохнувшей, а ещё удовлетворённой от того, что Данияр жив и здоров, и она со спокойной совестью вернётся в родные земли и скоро окажется рядом с Ветрией-матушкой. Всё же очень соскучилась по ней!

Как и предрекал Наволод, к обеду поднялся ветер, нагнав серо-сизые облака. Уплотнившись, они грозили пролить на крепость дождь, но отчего-то не спешили. Радмилу же не остановил такой исход дня. Явно повеселевшая и счастливая, она собралась на берег со всеми, взяв с собой и челядинку, уговорила Зариславу. Но травница долго не упрямилась, не стала отказываться, ведь хотелось поглядеть на крепость со стороны, в местах окрестных побывать, да и развеяться, силы восстановить после тяжёлых ночей. Небу поклониться да земле, поблагодарить за исцеление. Ко всему, не смотря на гнетущее пребывание в твердыне, её всё же охватила лёгкая грусть, что скоро покинет Волдар. За недолгое время проживания в княжьем тереме, уже успела привыкнуть к порывистой в своих чувствах Радмиле, спесивой, на первый взгляд Верне, и даже к сдержанной и холодной княгине Ведогоре Зарислава прониклась теплом, поняв, что сердце матери может быть строгое и великодушное одновременно. Ведогора пусть и до сих пор держала обиду на князя Данияра, всё же одну Радмилу не оставила, вызвалась сопровождать дочь.

Из-за поднявшегося ветра, что дул с северной стороны, с вод Тавры, стало холодно, пришлось одеться теплее и заплести две тугие косы для удобства. Надев шапку с куньим мехом наружу, выбранную из одежды, что надарила ей Радмила, решившая начать благодарить травницу незамедлительно, Зарислава отыскала в подарках и мягкие кожаные сапожки с завязками на щиколотке.

На княжеском дворе образовалась настоящая толкучка, народу собралось на прогулку много, не остановила и надвигающаяся гроза. Даже наоборот, воины были взволнованны и возбуждены предстоящей охотой. Смеялись и шутили, поднимаясь в сёдла. Многих Зарислава видела впервые, иных узнавала сразу. Княжеский воевода Вятшеслав с его людьми были в сборе, ожидали князя. Данияр же не заставил себя долго ждать, выехал на гнедом скакуне к воинам. Его появление ещё больше оживило и взволновало собравшихся, и гомон слышался повсюду. Глаза Радмилы лучились что звёзды, и она как могла, сдерживала себя, не показывая своего женского счастья. Зарислава же блуждала взглядом, выискивая того, кто волновал её сейчас более всего. Искала и корила себя за это, но поделать ничего не могла, снова и снова оглядывала двор. Неужели не появится? Неужели из-за неё? Из-за вчерашнего разговора? Чувство досады кололо в груди, и девица поняла, что согласилась выйти на прогулку только из-за Марибора, чтобы увидеться с ним ещё раз. Но княжич, к великому расстройству её, не появлялся.

Зарислава мрачнела с каждым вздохом, внутри так всё и опускалось. Кобыла под ней, чувствуя тревогу и разочарование всадницы, заволновалась, затопала копытами по пыльной земле, прижимая уши от ветра. Когда же травница подняла глаза, сердце её так и обомлело. Марибор выехал из ворот вместе с Зарубой и другими широкоплечими кметями. Одетые тоже тепло: в шапках, отороченных лисьим мехом, плащах. На рукавицах их сидели здоровые птицы, на головах которых надеты были колпачки из воловьей кожи. Птицы с виду похожие на ястребов, но гораздо крупнее и массивнее. Зарислава таких и от роду не видела. Марибор переговаривался о чём-то с Данияром, не оглядывался по сторонам, за шумом крон деревьев и скрипом башен и стен травница, как ни пыталась, ничего не расслышала.

Марибор будто ощутил, что из толпы на него кто-то пристально смотрит, повернул голову, скользнул взглядом и остановился на Зариславе. Глубокие синие глаза остро резанули, будто жало ножа. Зарислава сглотнула, чувствуя, как по телу пробежалась колючая дрожь. Растерянно моргнув, первая отвела взгляд, сжимая в подрагивающих пальцах повод.

Ворота распахнулись, и воины один за другим начали выдвигаться на широкую дорогу. Зарислава всё не могла оправиться от взгляда Марибора. Он равнодушно, без всяких чувств, оглядел её. Нисколько не сомневался, что она отправится на эту охоту! Зарислава тут, на этом самом дворе, как он и желал. Это раздосадовало, и горячая волна гнева окатила её. Глупо полагала, что может задеть столь твёрдого, не имевшего никакой душевной чуткости человека своим отказом.

"Точно, камень!"

Гнев бушевал внутри, и Зарислава подавила дикое желание вернуться в терем и запереться в клети. А по прибытии Радмилы попросить дать ей людей и как можно скорее покинуть Волдар.

Сделав пару глубоких вдохов, травница нашла в себе силы усмирить пыл. Опомнившись, подумала — негоже ей бежать прочь. Да и от кого? От самой себя не убежишь: то злится, то вспыхивает, как зарница утренняя. Нужно успокоиться.

— Что с тобой? — окликнула Зариславу Верна. — Ты боишься? Это всего лишь охота.

Травница встрепенулась, застигнутая врасплох, пуще побледнела.

— Тебе ничего не нужно будет делать, — успокоила её Радмила, услышав разговор. Поддела пятками лошадь, пустила её к воротам.

Зарислава, тронув гнедую, поспешила за княжной.

Стараясь не показывать своего волнения и отвлечься, заговорила с Верной:

— А что это за птицы такие? Вроде на ястребов похожи.

— Беркуты — птицы из степей. Они хорошие охотники на крупного зверя: зайца, волка, порой косулю могут свалить.

Долго бояться не пришлось, Радмила вместе с княгиней ушли вперёд, и пришлось поторопиться, чтобы нагнать их. Заруба, что ехал впереди женщин, передал птицу Пребрану. Тот принял её, выставив локоть вперёд. Беркут, впиваясь огромными чёрными когтями в перчатку, раскрыл в шипении массивный загнутый вниз клюв. Хищная птица устрашала и вселяла чувство опасности, но вместе с тем была красива: имела горделивую осанку, змеевидную голову и широкие крылья с густым оперением. Выглядела достойно и внушала уважение. Наверняка весит не меньше пуда. Такого не удержишь долго на одной руке, но, конечно, у воинов это не вызывало трудностей.

Марибор с Данияром ушли намного дальше. Видимо, о многом с князем ему нужно было потолковать. И Зарислава только видела, как тяжёлые плащи их подхватывал порывистый ветер, те вздымались, что крылья беркутов, били по крупам коней.

Травница держалась позади княжны и могла спокойно оглядеться. Когда она впервые прибыла в Волдар, было ранее утро, крепость спала. Ныне же, несмотря на поднявшуюся бурю, на улицах было многолюдно. Народ выходил на обочину дороги кто из любопытства, а кто поприветствовать княжичей. Иные простые ремесленники, бросая топоры, молоты, выходили к воротам и кланялись. Ведь впервые после смерти Горислава вся княжеская знать в сборе. Завидев молодую невесту из Доловска в сопровождении княгини Ведогоры, бабы зашептались. Оно и понятно, теперь, если Боги соблаговолят, Радмила станет их покровительницей и заступницей, а там и наследники появятся. Теперь будет о чём посудачить волдаровцам.

Данияр упомянул, что свадьбу играть будут в Доловске, но наверняка по приезду и тут пир закатят, чтобы Боги и народ приняли новую хозяйку, отдадут дань, попросят благословения на союз крепкий, поднесут требы и возожгут жертвенные костры, накроют столы.

Минув гостиные дворы с пристроенными к ним хозяйскими клетями, банями и прочими удобствами, отряд спустился вниз с холма. Зарислава поняла, что твердыня и не была уж такой огромной, как показалось изначально. С одной стороны лес, с другой Тавра. Раскинутые у берега помосты для торговых ладей нынче пустовали. Торговля лучше велась ближе к Перуновой срече, Зарислава прекрасно знала о том, потому как сама бегала в Ялыни к реке встречать пришлых купцов, что по пути завозили разновидные ткани. Но самая оживлённая торговля затеивалась весной. Тогда оживлялись берега и полнились ладьями русла. А здесь пустовал торговый ряд, наверняка и из-за того, как слышала Зарислава из разговоров воевод, что народ потихоньку покидал обжитые места.

Теперь же, с позволения Матушки-Славуньи, всё наладится — народ потянется к твердыне, и, глядя на упёртую княжну, Зарислава не сомневалась в этом.

Радмила, будто услышав мысли травницы, обернулась, приостанавливая лошадь. Зарислава, поравнявшись с княжной, отметила про себя, как изменилась та: разрумянилась, красивые брови выгибались полумесяцем, серые глаза лучились, и от всего её вида веяло светом и теплом, так и хотелось коснуться её, притронуться. Недаром посадские обратили на неё внимание, одета нынче княжна была богато: в накидке из горностая, на руках обручья из золота и серебра, так же на венце из меха кольца и подвески драгоценные, белоснежная прозрачная кисея развевается на ветру за спиной, в длинной косе лента с жемчугом. Хороша — глаз не оторвать. Но такая ли она будет хорошая хозяйка, коли вышить для любого рубаху не смогла? Тем не менее, в Радмиле была другая достойная черта — не в каждой столь молодой девице встретишь стальную решительность, умение терпеть и добиваться своего.

— Хочу поблагодарить тебя за старания, — заявила она. — Как только вернёмся в Доловск, награжу сполна.

Зарислава хотела, было, возразить, сказать, что достаточно и того, что она уже подарила ей, но Радмила перебила её.

— Переночуем ещё две ночи в Волдаре, пока князь не оправится до конца, и вернёмся восвояси. Ты у меня почётная гостья теперь, так что прошу остаться на обручение.

На княжеских свадебных пирах Зарислава не бывала, это верно, но как бы ни манило её веселье шумное да празднование вольное, ей нужно скорее возвратиться домой и совершить начатое. Странно, но радости и прежнего жгучего желания не испытывала теперь.

— Меня Ветрия ждёт… — начала, было, Зарислава, но вдруг светлые брови княжны вскинулись.

— Ты что же, назад, в Ялынь собираешься? — откровенно удивилась Радмила.

Зарислава нахмурилась.

— Что же, тебе совсем не приглянулся Марибор?

Травница опустила глаза и не знала, что ответить.

— Я тебе только добра желаю. Рассмотри его получше. И подумай, время пока ещё есть.

Марибор был красив, но если бы красота эта была бы чуточку в душе, а то же только лёд. Но не это ли так манило её…

Дивий… Он и ликом пригож, и душа у него тёплая, открытая. Какие слова красивые говорит, взгляд нежный. Зарислава невольно вспомнила прикосновение его губ. Она отшатнулась. Нет, не трогал сердце Дивий. Чувства по-прежнему стыли. А за Марибором ощущалась огромная сила, защита.

«Боги, как же тяжело!»

А ведь раньше Зарислава думала, что надеть повой и пойти за мужа — это скука несметная. Теперь же смотрела на Радмилу, и сердце её полнилось радостью. Так и светится Княжна счастьем, и ничто не утруждает её, не угнетает. И повой с охотой наденет, и косу спрячет, и распускать станет только для мужа своего.

Зарислава вдруг представила, что скоро окажется дома, рядом с Ветрией. Дивий по-прежнему будет к ней захаживать, а она даст ему отказ уже безвозвратно. И всё пойдёт своим чередом, она обрядиться в жрицу. О своём походе в княжества позабудет…

Тоже порадовалась, но такого полного счастья не чувствовала. Что-то изменилось. Что-то волновало её, бередило сердце. И тут-то Зариславу взяла тоска, да такая сильная, что захотелось закричать. И то важное, сокровенное, что мучило её, поднялось на поверхность.

«Поедет ли Марибор в Доловск со всеми? Станет ли так же добиваться её? Назовёт ли своей невестой…»

Зарислава обледенела. С холодным страхом поняла вдруг, что именно этого и хочет. Чтобы назвал и так же смотрел пылко.

Отстав от княжны и Верны, Зарислава вцепилась в повод, смотрела перед собой невидящим взглядом, всё исчезло вокруг. И мысли лихорадочно забились. Зарислава некоторое время боролась с нахлынувшими чувствами, отбрасывая непрошеное озарение, прогоняя прочь из своей головы то, что так давно рвалось наружу.

То чувство бесстрашия и решительности перед этим сильным воином — обман. Это лишь её робость, а не уверенность, как думала поначалу Зарислава. И разозлилась она именно из-за того, что Марибор смотрел на неё не как прежде — с желанием, а равнодушно. Внутри сжалось всё, по коже пополз холод, пальцы затряслись, и всё её тело охватило бессилие, будто бы она надрывалась чем-то всё это время, и вот, наконец, тяжесть спала. А голова прояснилась, словно до этого мига она спала беспробудно.

«Ветрия-матушка ведь всё знала заранее! Ещё до того, как появилась на их пороге Радмила. Знала, вот и отпустила».

В этом самый миг душа Зариславы будто на части разорвалась.

«Но как же Боги? Её обещание?»

Решение стать жрицей уже принято, и все знаки к этому и подвели! Как же так? Почему другая сторона её души требовала чего-то такого, чего Зарислава никак не могла понять? Взбунтовалась, когда она вот-вот на путь к дому ступит, вот-вот станет той, кем так давно грезила стать.

Что Марибор нашёл в ней такого? Кто он вообще такой? Она всего лишь видела его несколько раз. И от этих встреч всё внутри переворачивалось. Становилась чужая самой себе.

Марибору подошла бы такая, как Вагнара — гордая, сильная, надменная. А она кто? Травница из дальних земель.

Поджав угрюмо губы, она осознала — Марибор нравится ей. Понравился с самого начала, когда увидела его там, на княжьем дворе в Доловске. Нет, ещё раньше! Когда она стояла на крепостной стене и увидела его на вороном мерине. В тот самый миг почувствовала это робкое притяжение. И со страхом поняла, что нравится он целиком: как смотрит, говорит, двигается, его запах и манера держать себя твёрдо и неприступно. И Зарислава отчаянно желала узнать то, как он чувствует мир, видит его, о чём думает, и что заставляет его быть таким холодным и притягательным одновременно.

Вынырнуть из своих раздумий травницу заставил подхваченный ветром шум, который оборвался новым потоком воздуха. Сузив глаза и уклоняясь от холодных порывов, она огляделась. В низине завиднелись огороды, срубы — дворов десять, рядом паслись козы, мычали волы. Всадники поднялись на возвышенность, где мощный ветер сбивал с шага лошадей, и, не останавливаясь, спустились на луг. Поспешив за ними, Зарислава ощутила, что тут намного тише. Мягкими волнами ветер раздувал зелёную траву, и травнице показалось, что она плывёт по бескрайнему зелёному морю, даже голова закружилась. Удаляясь от Волдара, отряд вышел на холмистый простор к берегу, где не росло ни единого деревца, а только бурьян. Здесь и остановились, разбив лагерь. Десяток кметей сразу отделился, ушёл дальше, оберегать границу. И пока женщины спешивались, другие воины вместе с воеводами успели запалить костры, расстелить шкуры на траве.

Но расселись не сразу, с восторгом и замиранием сердца наблюдали, как пущенные на волю беркуты, взмывали в небо, расправляя широкие крылья, гордо скользили над землёй, выискивая добычу острым зрением. Стремительно снижались к траве и обрушивались на жертву, впиваясь когтями в лис и зайцев. Из головы Зариславы всё не выходил Марибор, он заполнял все её мысли. Невольно сравнила птицу с княжичем, чьё поведение было схоже: равнодушный и расчётливый. Но так ли это? Теперь уже Зарислава сомневалась в этом, запуталась. Вспомнила о том, что поведал ей Наволод — немногое, но сколько недоговорено было… Волхв о чём-то умолчал.

Скоро на кострах оказались ошкуренные тушки, которые воины ловко зажаривали на огне.

Другие мужи с меховой добычей в руках стали понемногу подтягиваться, учуяв запах дыма и жареного мяса. Первые раскаты грома заслышались вдали. Тучи ворочались, зрели, вселяли в душу тревогу. Зариславе же было не по себе вовсе не из-за грозы, а от недоброго предчувствия. Теперь перед ней разверзлась неизвестность, бескрайняя, как это самое небо. И выбор её — стать жрицей — стал клином, вопросом жизни и смерти. Прежняя жизнь рушилась на глазах.

Ветер взбивал дым и гонял потемневшие воды в русле, однако, устроившись на шкурах в окружении Верны, Радмилы и мужчин, Зарислава не чувствовала холода.

Марибор поднялся на кручу едва ли не последним. Задумчивый и мрачный, казалось, пуще разыгравшегося ненастья. Бросил хмурый взгляд на сидящих воинов, которые, в отличие от княжича, были возбуждены охотой, весело переговаривались и смеялись. Он же молча опустился на траву. Зарислава ловила морозный взгляд Марибора, сама старалась не смотреть, но так выходило, будто по случайности сталкивалась.

Насытившись, воины стали расходиться, разбредаясь по степи. Зарислава не успела оглянуться, как Радмила с Данияром вместе с княгиней спустились к кромке воды, пошли вдоль берега. Верна же своего случая не упустила, увела Пребрана, вместе пошли прочь, уединяясь от посторонних глаз. Заруба и Вятшеслав всё разговаривали с Марибором о степняках.

Чувствуя лютую тревогу и неловкость от того, что она находится одна среди мужей, Зарислава поднялась. Расправив шерстяное платье, не оглядываясь, пошла вниз, к воде.

Перун, издавая неспокойный утробный рокот, изредка озарял, слепил молнией, и нужно было поискать укрытие от его гнева, не вымокнуть до нитки. Но Зариславе не хотелось. Наоборот, ветер и смятение, что разрастались внутри, бесстрастно вынуждали идти прочь. Зарислава как никогда ощущала могучую силу, что нависла тяжёлыми свинцовыми кручами над головой.

— Не боишься гулять возле воды в такую грозу?

Голос Марибора настиг, что гром с неба. Нет, даже страшнее. Зарислава приостановилась, но обернуться не осмелилась, чувствуя внутреннюю дрожь. Марибор поравнялся с ней, приноравливаясь к её неспешному шагу, пошёл рядом.

Сорвав крупную ромашку, Зарислава смяла её в пальцах. Против её воли из живота к груди поднялся жар. Теперь, понимая источник своего страха, она как никогда была слабой: слова растерялись, а мысли и решительность источились.

— Нет, — покачала головой она, ответила, нащупывая в себе твёрдость: — Погибнуть от длани Бога — достойная смерть.

Зарислава решилась и глянула на Марибора. Тёмные волосы из-под шапки трепал ветер, и те падали на щёки и глаза. Он щурился, смотрел спокойно и ровно. Травница и не заметила, в какой миг запрыгало её сердце, испытывая сильный трепет.

Крупная холодная капля ударила по руке. Ударила больно. Или же она стала такой уязвимой? Зарислава поглядела в серое грозное небо. Не ожидала того, что Марибор обхватит её запястье, сожмёт с силой, вынуждая остановиться.

— Ты нужна мне. Богам я тебя так просто не отдам, — сказал он, нависая. — Куда ты бежишь всё? Я же сказал, что к воде опасно идти.

Зарислава перестала дышать, только чувствовала, как запястье жжёт прикосновение Марибора и дёргаются тонкие жилки под кожей. Она хотела, было, высвободиться, но ничего не вышло, Марибор не выпустил, а наоборот, дёрнул на себя, заставляя её податься вперёд и толкнуться о его твёрдую грудь.

— Я закричу, — прошептала Зарислава, стихшим то ли от гнева, то ли от возбуждения голосом.

Каменное лицо княжича окрасила надменная ухмылка.

Ещё две капли прочертили воздух, упали на щёку Зариславы и нижнюю губу, она быстро слизала её.

— Кричи, — проговорил он, свободной рукой погладив влажную щёку тёплыми пальцами.

Зарислава поняла, что она в ловушке. Грудь Марибора вздымалась, и девица ощущала, как бьётся его сердце под одеждой. Ярко-синие глаза на фоне почти чёрного полотна туч напоминали просторы ясного неба.

— Не отталкивай меня, прошу, — проговорил он, и Зарислава различила в его голосе мольбу.

Сердце её забилось, как недавно пойманный беркутом заяц. Она сглотнула, глядя неотрывно в глубины синих глаз Марибора, испытывая и чувство опасности, и сильное влечение.

Его ладонь всего лишь легла ей на поясницу, но она от чего-то прильнула вплотную к нему, покорившись, мгновенно став мягкой и податливой, как лоза. Запах его тела обескуражил, обессилил, опалил и сжёг её разум своей сладко-горькой стойкостью, и в нём Зарислава различила аромат гвоздики и древесины. От следующего вдоха голова закружилась и затуманилась. Почудилось, что она будто резко провалилась под землю, едва ли не ахнула от столь неожиданного явления, но твердь не разверзлась, и она продолжила стоять на месте. Чтобы держаться на ногах, Зариславе пришлось всё свое внимание сосредоточить на том. И чем сильнее она пыталась, тем пуще немело в животе.

А небо продолжало кружиться в глазах, и Зарислава просила Богов, чтобы Марибор больше не касался её, немыслимым образом влияя на неё, заставляя трепетать так же, как земля под натиском грозы.

Она всё же нащупала в себе твёрдость, ответила:

— А если оттолкну, что тогда?

Уж лучше бы она этого не спрашивала. Глаза Марибора потемнели и теперь никак не отличались от чернеющих круч. Не Бог Перун ли сейчас смотрит на неё, воплотившись в теле Марибора, что явил в себе всю свою ярую силу и решил покарать девицу за неосторожные слова? Зарислава поняла, что лучше не дразнить его. Каждое слово, вылетевшее из её уст, било в самое сердце. Сердце, зародившееся во мраке.

Ветер резко стих, окружила вязкая тишина, и казалось, что громадное брюхо туч разверзнется, и Бог ударит в землю стальным молотом, но небо молчало.

Тугие капли засеребрились вокруг, зазвенели искрами, врезаясь спицами в спину и плечи Марибора. Он, щуря глаза, взглянул вверх. И в этот самый миг зарычала утроба небес, раскатился рокот грома.

— Идём, — увлёк за собой Марибор, и Зарислава была вынуждена подчиниться. Дождь усиливался, и ледяные капли всё чаще попадали за ворот, одежда быстро тяжелела и липла к телу.

У густо дымившегося костра, как ни странно, никого не оказалась. Зарислава огляделась и приметила только двоих кметей, кутавшихся в плащи. Лошади, что щипали мягкими губами траву, смиренно стояли под дождём. Куда же ушла княжна Радмила? Не успела забеспокоиться, снова грянул гром, поторопив скорее укрыться. Стоило нырнуть под плащи, ливень хлынул на землю непроглядной серой стеной, с грохотом захлестал о кожу сооружённого кметями покрова.

Зарислава, опустившись на землю и обхватив колени, сжалась. Марибор присел так близко, что она чувствовала жар его тела, это сковывало сильнее. Теперь его запах смешивался с горьким запахом влажной выделанной кожи.

Марибор смотрел за приоткрытую полу плаща на туманный занавес дождя. Казалось, княжича что-то сильно тревожило, и это вовсе не буря снаружи. Зариславе оставалось только гадать, о чём он думает, наблюдая украдкой, как прозрачные капли стекают с налипших на лицо влажных тёмных волос на скулы, катятся вниз по сильной напряжённой шее, забегая за ворот кафтана. От того в голове рождались откровенные мысли, будоража и смущая. Марибор, ощутив её взгляд на себе, скосил на неё глаза. Зарислава быстро отвела взор и более уже не смотрела, обречённо осознавая, что теперь ей некуда деваться — она не станет жрицей и распрощается со своим даром. И назад пути нет. Это случилось не сейчас, не в этот самый миг, а задолго до их встречи. Когда только покинула порог родного дома, она изменила свою судьбу.

"Беркут поймал свою добычу".

В темном укрытии быстро стало душно и влажно. А ливень не собирался прекращаться, и Перун изредка потряхивал землю ударами грома, от которого и без того пронизывало всё внутри. Зарислава зажмуривалась и тут же ощутила горячее дыхание на виске, знакомый запах окутал её. Затаилась, боясь шелохнуться, пошевелить рукой, и пальцы будто приросли к коленям, а глянуть на Марибора не осмелилась. Вспомнила, что они совершенно одни, и никто их не видит. Княгиня Ведогора и Радмила незнамо где теперь. Кмети слишком далеко. Воину ничего не стоит повалить её на траву и подмять под себя. Зарислава задрожала, когда в ответ этой мысли почувствовала шевеление, а потом лёгкое касание на своём животе и талии. На неё будто вара плеснули, обдавая с головы до ног. Намерение отстраниться оборвалось на том, что лёгкое касание рук Марибора стало стальным, прожигая кожу даже сквозь влажную одежду. И теперь дыхание его обжигало щёку. Она знала, что лучше не шевелиться, иначе будет…

— Твой запах сводит с ума, — услышала она шёпот, от которого свернулся ноющий клубок внутри, а кожа покрылась мурашками. — Я бы мог тебя взять ещё по дороге в Волдар, мог прямо в крепости, в той клети… Мог бы сделать так, что ты вовсе не выходила бы из моей опочивальни. И сейчас могу это сделать…

Зарислава содрогнулось, теперь ей стало по-настоящему страшно, верила каждому его слову.

— Но мне не нужно только твоё тело, которое я жажду каждую ночь и каждый миг, когда ты смотришь, когда ты рядом. Ты нужна мне целиком, — сказал он с чувственной хрипотцой, скользнув рукой по груди к шее, — нужна сердцем и душой.

Зарислава понимала, что если повернётся, то это может обернуться бедой, и стальные объятия станут смертью для её девичей чести. А не этого ли она сама хочет? Именно сейчас возжелала коснуться его, почувствовать его губы на своих губах, погладить шею. Запылала от своих желаний, чувствуя глубокую вину перед Богиней, которой дала крепкое обещание.

В следующий миг, когда она решилась повернуть голову, тяжесть рук исчезла, а когда Зарислава открыла глаза, на пылающее лицо на миг хлынул холодный промозглый воздух вместе с потоком серебристого света, и она вновь оказалась в темноте. В ушах вместе с гулким шумом дождяз венело, она смогла выдохнуть, уткнувшись носом в колени, закрыла глаза.

Грохот постепенно стихал, а рокот небау носился прочь, он слышался теперь вдали. Зарислава не шевелилась, пытаясь понять, что происходит с ней, с её жизнью. Всё, что она задумывала раньше: стать жрицей, уйти в лес, служить Богам — всё потеряло свой смысл, ценность…

Так она долго сидела, пока в родившейся тишине не послышались людские голоса — воины возвращались.

Опомнившись, Зарислава выскользнула наружу. Небо оставалось таким же хмурым и совсем чернело на окоёме. У потухшего костра толпились воины, собираясь в обратную дорогу. Сотрясаясь от влажной одежды и ветра, Зарислава услышала хохот Пребрана, и тут же в холодные пальцы её вцепилась Верна.

— Грозища какая, жуть, думала с душой распрощаюсь! — смеялась она.

Скоро подтянулись Заруба и Вятшеслав. Сколь бы Зарислава ни оглядывала берег, Марибора не нашла. Уехал. Мрачнея, она пронаблюдала, как на холм к ним поднялись княжна Радмила, матушка её и князь Данияр с гурьбой кметей.

— Жива, уберегли Боги-покровители, — возбуждённо тараторила Верна, теребя её за руку. — Чего молчишь? Часом не потеряла от страха дар речи?

Именно так, потеряла и вовсе не от страха, а от досады, от того, что могло произойти, и от того, что не произошло…

Зарислава вслух ничего не сказала, улыбнулась сдержанно. Верна пожала плечами и пошла к Радмиле. Пребран, проводив её взглядом, вдруг повернулся к травнице. Вымокшие светлые волосы закрутились в кольца и падали на лоб и шею, пухлые губы растянулись в улыбке.

— Слышал я от сестры, что ты назад спешишь, домой в Ялынь. Правда?

Зарислава опешила от такого вопроса. Да и к чему бы ему это спрашивать?

— Правда…

— Пытаюсь навязаться к тебе в попутчики. Ты же не одна собираешься ехать?

Травница так и вросла в землю.

— Я… — она запнулась, не зная, что ответить.

Сказать, что меньше всего ей хотелось бы видеть рядом с собой доловского княжича, было бы опрометчиво с её стороны. О том лучше говорить с княжной Радмилой. Хотя навряд ли это остановит Пребрана. К горлу подкатил неприятный ком.

— Значит, решено, — вымолвил он, улыбаясь ещё шире.

Благо, его отвлёк Заруба, иначе Зарислава точно ответила бы что-то колкое и обидное.

В обратную дорогу собрались споро. Князь Данияр выглядел бодро, кмети, довольные охотой, гружённые меховыми тушками, везли тяжеловесных беркутов. Зарислава утратила последнюю надежду, что Марибор где-то рядом и нагонит их. Он так и не появился.

Не объявился и когда они всей гурьбой въехали во двор к терему, не вышел к братчине, куда Радмила с силой вытянула Зариславу. Право, отказать ей травнице становилось всё труднее, всё больше привыкала к княжне и её пусть и капризному, но доброму сердцу. Пребран весь вечер бросал неоднозначные взгляды, и Зарислава не могла понять, какое лихо на него нашло. Что он вдруг вспомнил о ней? Неужели из-за того, что она собралась ехать к озёрам? Хотя всё ясно — если едет, значит, отказала Марибору. Значит, о том теперь знают все в Волдаре. Внутри Зариславы всё смёрзлось. Кусая губы, она без конца смотрела на пустующее место за столом. К еде так и не притронулась — не хотелось.

А вечером, когда добралась до лавки, повалилась на постель, утонув в водовороте воспоминаний, которые то обжигали, что лицо начинало пылать огнём, то леденили, утягивая в пучину смятения. Заново ощущала прикосновения Марибора, слыша его голос, который имел разный, едва уловимый окрас, меняющийся от сильного и твёрдого до вкрадчивого и глухого.

Зарислава свернулась в клубок, слушая, как Верна напевает тихую песню, расчёсывая волосы. И долго не могла уснуть, осуждала себя за то, что позволила Марибору подобраться ближе. Осуждала его за то, что вынудил думать о непристойном. И жалела, что вела себя не совсем искренно к нему и к себе. Истерзанная раздумьями, уснула только к глубокой ночи.