Просыпалась Зарислава тяжело, с постели не сразу поднялась, ещё долго лежала, расшатывая себя. Разбитая, она медленно натянула на исподнюю рубаху платье. Спалось нынче очень плохо, даже и не спалось, а всё в полудрёме то и дело ворочалась. И коса растрепалась, спуталась за ночь, Зарислава долго раздирала волосы гребнем. Верна же, напротив, пребывала в хорошем расположении духа. Напевала что-то себе под нос, с воодушевлением собираясь к Радмиле. Теперь, что ни день – праздник будет. Для них для всех, кроме Зариславы. Ей же хотелось спрятаться, убежать куда-нибудь, схорониться и ждать, но чего именно, так и не смогла понять.
Верна подцепила из ларчика серьги с малахитом, продела в мочки ушей.
«Вот же горе-девка, ну неужели не видит, что жених её прихвостень ещё тот!» – с горечью подумалось Зариславе. И как объяснить ей, как растолковать? Ведь и слушать не станет, того хуже, опять надуется, станет глядеть как на врага.
На душе сделалось гадко, она отвела глаза и глянула в окно. За ним так же, как и вчера, серая хмарь предвещала пасмурный безрадостный день. И без того скверное настроение омрачилось ещё более. Закончив плести косу, Зарислава бессильно опустила руки на колени и бездумно всё смотрела в распахнутые ставни, подставляя лицо свежему ветру.
– Чего это с тобой? Не захворала ли?
Зарислава угрюмо глянула на Верну. Может, и захворала, а может, и нет – ей сделалось всё равно. Да и радости было мало от того, что ещё два дня осталось до отъезда. И не понимала, от чего больше расстраивалась, от того, что слишком долго ждать и хочется поскорее оказаться дома, или же, напротив, не желалось так скоро покидать Волдар.
Вчерашний день камнем давил на грудь. Зарислава и в самом деле чувствовала недомогание, словно обмелевшая речка – сухая и пустынная. Была ли причина в том, что слишком много передала силы князю Данияру? Нет. Причина в ином. Травница что-то должна была сделать, но так и не сделала, поэтому истощилась. Это Богиня всего Сущего Славунья забирает силы. Вчера Зарислава предала себя, свои чаяния, предала Богиню и свою жизнь, а теперь расплачивается за это. И понадобится много времени, чтобы восстановить былую мощь. В отчаянии подумала она, что на это может понабиться половина жизни, а может, и вся жизнь. Такое не сразу забудется, не сразу отыщется лад и мир в сердце.
Перед глазами так и маячил образ Марибора, не выходил из головы. Немела от одной только мысли, что свидится сегодня с ним. Как теперь она посмотрит на него? Как он будет глядеть на неё? С той же холодностью и равнодушием или как-то по-другому? Зачем он сказал, что она нужна ему? Сказал и уехал. Какое в этом значение? И есть ли оно вообще? Может, дал время подумать или решил проучить, помучить неведением. Зарислава сокрушалась от таких раздумий.
«Тоже хороша, язык в узел завязала и спросить ничего не спросила, не вызнала».
– Похоже, что так, – заключила Верна, так и не дождавшись от травницы ответа. – Я скажу Радмиле об этом.
– Нет! – едва ли не выкрикнула Зарислава так, что девка вздрогнула. Продолжила более спокойно. – Я не захворала, так бывает, когда другому помогаю. Пройдёт.
Верна посмотрела с сомнением, но всё же согласилась.
– Хорошо, как знаешь.
Зарислава понадеялась, что убедила её. Не хватало ещё, чтобы об этом узнала княжна, она же всю крепость на уши поставит. А травнице никак не хотелось, чтобы её жалели, никогда это не нравилось ей.
«И вообще, побыть бы в одиночестве, подумать».
Верна поднялась и прошла к лавке Зариславы, присела рядом.
– А может, ты влюбилась? – она буравила девицу карими, почти чёрными глазами, глубокими, но тёплыми. – Чего ты так удивляешься? Я же не слепая. Думаешь, не видно было, как вы миловались да обнимались? Такое трудно не заметить.
– Что ещё было видно? – спросила Зарислава помертвевшим голосом.
– То, что не получил свою возлюбленную княжич, – Верна встряхнула косой. —Наивная ты, Зарислава. Да о вас весь посад судачит. Повезло тебе, Марибор влюбился в тебя. Не веришь? Со стороны виднее, уж поверь. Как смотрит на тебя, а как гневается на то, что ты не отвечаешь ему взаимностью. Сильно полюбил.
Зрислава сглотнула и в гневе отвернулась.
«Где это девка любовь разглядела?»
Всё что видела Зарислава – это холод лютый и желание владеть ей, более ничего. На любовь он и не способен.
«А сама… способна?» – Зарислава мгновенно поникла.
– Не жених он мне и не любимый, – только и ответила, отвернувшись.
Верна правду говорит, холодна, что снежная баба.
– Может и так, да только чего ты расстраиваешься? А? Видно же, что по нраву тебе он, только признать этого не желаешь, – мягко промурлыкала Верна, что заблудшая лесная кошка, которую Зарислава подкармливала, когда та являлась к ней на порог из чащобы. И смотрела так же хитро.
– Не верю тебе, да ты и сама себе не веришь, – заключила спокойно Верна.
– А ты себе веришь? – резко повернулась к ней Зарислава.
Верна моргнула в недоумении. Но травницу будто оса ужалила, голова затуманилась, и не в силах себя остановить, она продолжила:
– Веришь в то, что Пребран к тебе искренне относится? Не обманываешься ли ты его чувствами? А? Признать желаешь то, что он не любит тебя?
Верна отшатнулась, ощетинилась, от ласки и следа не осталось. Глаза заискрились гневом. Сжав губы, вскочила резко и, задыхаясь от досады, проговорила:
– Я всего лишь хотела тебе помочь! Нет, не верю, но мне хочется верить… —развернувшись, девка стремительно покинула клеть.
Зарислава вздрогнула от грохота хлопнувшей двери. Несколько мгновений она смотрела на створку. Почувствовала, как колючий ком подкатил к горлу, а глазам стало горячо.
Нет, это не она говорила, а обида на саму себя. И эту обиду травница выместила на Верне. Зарислава, ещё пуще злясь, стиснула кулаки и резко отвернулась от двери, пересев на другой край постели, выудила из-под подушки дедко, сжала в руках.
– Вот как вышло… – начала было Зарислава, ощущая, как сжимается горло.
Говорить не смогла, и казалось, если что и скажет – пустым сделается. А ведь раньше такого не было, раньше она болтать с Богами могла без умолку. А теперь что же? Что случилось? Слова не могла выдавить из себя. Боги отвернулись, или она закрылась от них? В голове всё перепуталось. Пристально глядя на оберег, Зарислава лихорадочно подбирала слова и дивилась тому, с каким усилием это давалось ей. Всё, что приходило на ум, казалось глупым и вздорным. Волхва всегда откровению учила и честности.
Искусав губы, Зарислава так и не смогла ничего сказать, вернула дедко обратно в укрытие.
До самого обеда она слонялась по терему с пустой головой. Каждый раз замирала, когда кто-то выходил ей навстречу, думая, что это мог оказаться Марибор. Но за целый день Зарислава его так и не встретила. Будто сквозь землю провалился. Будто и не жил он тут. Да и вчера никто не упомянул о нём. Казалось, не заметили его отсутствия или, напротив, заметили, но не решались говорить. А вот Верна проговорилась. Но не верилось в то, что он покинул терем из-за неё.
Небо продолжало хмуриться, потому в тереме было темно и прохладно, а залетающий сквозняк из окон и дверей вынуждал покрываться мурашками. С выздоровлением Данияра хоромины оживились, наполнились шумом, людьми – готовились к вечернему пиршеству. Бегали отроки по переходам с разными поручениями, суетилась челядь. Зарислава, когда повернула к покоям Радмилы, столкнулась с одной девицей в дверном проёме. Круглолицая и сероглазая, с кудрями и пышной грудью. Холопка пристально осмотрела травницу и, хмыкнув – мол, ничего особенного она в Зариславе не разглядела, медленно обошла и скрылась за дверью. Каждая девка смотрела на травницу искоса. Конечно, будут смотреть! Всем же любопытно узнать, какую невесту выбрал для себя Марибор. И, видно, ничего не находили такого особенного. Даже волхв Наволод удивился, что княжич выбрал её.
Когда Радмила увидела Зариславу, растревожено всплеснула руками.
– Как ты себя чувствуешь? Посмотри, бледная какая!
Зарислава, опустив глаза, небрежно бросила:
– Ничего оправлюсь.
– Как же?! Это всё из-за дождя! Ты столько сил отдала на исцеление Данияра, ночами не спала, а я тебя за собой тянула. Моё упущение.
Нет, вовсе не из-за этого, и Зарислава отчётливо это понимала, но не стала ничего говорить. Радмила с сомнением покачала головой, потрогала лоб травницы.
– Да, жара нет, – успокоилась она и от чего-то странно так улыбнулась, что Зарислава готова была сквозь землю провалиться.
Показалось, что княжна что-то не договаривает, знает что-то, чего никак нельзя знать Зариславе. Или же она совсем ослепла и не видит очевидного, а ведь именно на это и намекала Верна, и теперь это читалось на лице Радмилы. Больше княжна не пытала травницу ни о чём, всё говорила о предстоящем обручении, да о Князе Волдара. Упомянула и о вчерашней охоте, радовалась, что всё прошло на славу дивно.
– Хотя здешние места мне не совсем нравятся, – сказала Радмила, и с лица её схлынуло былое воодушевление. – Была я ныне в святилище и узнала, что народ помимо Перуна почитают здесь Марёну да Чернобога.
Зарислава приподняла бровь. Эта весть удивила её. Сколько раз она ходила мимо ворот храма, а так и не спросила у Наволода, какие покровители у Волдара.
– Но я обязательно поставлю ещё один храм, пусть Светлые Боги тоже станут покровителями.
Радмила ещё о многом рассказывала, но Зарислава думала всё о Волдаре. Наволод же упомянул, что когда-то в храме жил Творимир, который и вырастил Марибора, но спрашивать об этом Радмилу не было смысла, наверняка о том не ведает она. Зарислава решила выведать обо всём у Наволода. Хотя зачем ей это надо? Всё одно покинет скоро земли эти.
Зарислава покинула Радмилу ближе к вечеру, княжна не забыла напомнить, что ждёт её за общим столом. Выйдя за дверь, Зарислава ощутила себя хуже, да настолько, что голова закружилась, а в глазах резко потемнело, не заметила, как влетела в чьи-то крепкие объятия. Ей пришлось откинуть голову, чтобы посмотреть на княжича.
Перебран улыбался ей с высоты своего роста.
– Вот и попалась, – тихо засмеялся он.
Зарислава отступила, вырываясь. Княжич не стал настаивать, выпустил тут же.
– Чего ты такая хмурая? Обидел кто?
– Не обидел, – буркнула она, даже не взглянув на Пребрана. – Идти мне нужно, – она сделала попытку обойти его. Не вышло.
Княжич преградил дорогу, но не касался.
– Быстрая, что куница, всё спрятаться хочешь, – снова посмеялся он. – Сестрица моя говорит, чтобы не докучал тебе, но… Нравишься ты мне. А за то время, что вместе мы под одной кровлей, понравилась ещё больше…
– А ещё кто нравится?
Пребран помрачнел, понял, что Зарислава спросила про Верну.
– Это другое…
– Какое другое?
Пребран стиснул зубы. Видно, говорить о Верне было неприятно ему.
– Ну, скажи, что ты для забавы своей ни с кем не миловалась?
Зарислава опешила от такого вопроса и почему-то сразу вспомнила о Дивии. Она ему нравилась, может даже и больше, он хотел, чтобы Зарислава стала его женой, всё сватался к Ветрии, а она уехала, не оповестив его, не сказав ни слова. Зарислава откровенно играла с его чувствами. Поняла это так отчётливо, что невольно поёжилась. Легко увидеть оплошности у других, а в себе и не видно ничего.
– А Верна сама ходит по пятам. И о чувствах своих к ней я говорил, и знает она хорошо, что вместе нам не быть. И всё одно продолжает. Раз ей так хочется – пусть, а мне-то что и надо, чтоб не скучно жилось, – пожал он простодушно плечами.
Как ни горько это признать, но Пребран был честен в своих словах и к себе самому. Зарислава будто с другой стороны его увидела и не угадывала. Юн ещё, а за поступки свои отвечает.
– А князь Вячеслав разве не нашёл сыну своему невесту-княжну? – не успокоилась на том Зарислава, вызнавала, будто всё понять что-то желала.
– Любопытная какая, – улыбнулся он. – Я тебе почти всю душу излил, а ты о себе так нечего и не сказала. Если отец и нашёл, то выбор всё одно за мной остаётся, – сказал он твёрдо.
Пока Зарислава обдумывала сказанное, Пребран сделал шаг навстречу. Не успела она опомниться, как княжич склонился к ней так близко, заглядывая ей в глаза, что его тёплое дыхание коснулось её губ.
– Так что скажешь, куница, позволишь ухаживать за тобой?
Зарислава растерялась на миг, а следом удивилась. Она некоторое время в непонимании разглядывала княжича. Его озорную улыбку, что едва заметно играла на красивых губах. Взгляд искрился. В глазах играла стальная серь, ярая живость. Светлые, выгоревшие на солнце пряди, гладкие, блестящие, что ковыль, оттеняли золотистую загорелую кожу. На шее у ярёмной впадины бешено билась жилка. Плечи широкие, крепкие, на таких плечах, легко может уместиться бочонок мёда. Руки сильные, жилистые, не такие, как у Марибора, с каменными мышцами… Тело вытянутое, стройное, говорили о резвости, удали, молодости и красоте. Зарислава вспыхнула, вспомнив, как его телом она любовалась из своего укрытия в тот миг, когда Верна застала её на крыльце на княжеском дворе детинца в Доловске. Верна не даром вцепилась когтями в Пребрана, ревнует пылко. Жених видный. Зарислава была ему макушкой до подбородка, но эта улыбка, игривая, дерзкая, почти мальчишеская, вызывала только тепло, не более. От Пребрана не хотелось закрыться и прятаться, хотелось так же отвечать улыбкой, как другу, как брату. Но ответить она не могла, как и не могла позволить ему ухаживать за собой ни сейчас, ни потом, никогда. Своё согласие не даст.
Зарислава взмолилась – скорее бы вернуться в Ялынь, к озёрам, к Ветрии, пойти на капище и принести требы своим Богам, вымолить прощение. Стать, как прежде, спокойной, уверенной, стойкой. Чувствовать силу, защиту, любовь Богов. Поскорее бы убежать подальше от этого места, от Волдара, Марибора. Больше всего от него. От того безумия, которое вселял он, когда оказывался рядом. Бежать от урагана, бушевавшего в её голове. От обжигающих острых чувств, что рождало её сердце при виде него. От бури в душе после. И больше никогда не попадаться под пронизывающий, будоражащий взгляд этого мужчины. Как назло, перед внутренним взором возникли синие глаза, холодные до невыносимости и онемения, властные до дрожи. Глаза, заставляющие забывать о дыхании.
Зарислава опомнилась, когда от подобных мыслей лицо вспыхнуло жаром, но тут же оцепенела. Ощутила, как внутри пробуждается что-то сильное, огромное. Мощной волной оно поднималось вверх, грозило выплеснуться наружу – это то, что она так сильно отвергала, то, что не желала признавать, то, чего ещё не испытывала, чего боялась. После прикосновения Марибора привычный мир содрогался и исчезал. Прикосновение, пробудившие эту неуёмную, бурлящую, кипучую силу, владело её разумом. До сих пор Зарислава ощущала след от его ладони на своей пояснице и животе. Рядом с ним она не справляется с собой, со своими чувствами. Этот холодный до ломоты взгляд не забыть, не прогнать, не убежать от него самой.
Матушка-Ветрия всегда учила чувствовать. Чувствовать травы, жизнь явную, духов невидимых, людей, и никогда не предавать свои чувства. А если случится это, то доля, что сплела Макошь для неё, запутается и станет недолей. Зарислава предала. И прежняя жизнь уходила стремительно, грозя лихими переменами.
Пребран терпеливо ждал ответа, но когда понял, что Зарислава смотрит сквозь него, улыбка его медленно начинала гаснуть, как и живость в серых глазах.
– Разве мало девиц в Доловске? – спросила вдруг Зарислава после долгого раздумья.
Пребран покачал головой.
– Я хочу быть с тобой, – выдохнул он ответ в губы травницы.
Зарислава, сглотнув, сосредоточила на нём взгляд.
– Верна хорошая. Приглядись к ней внимательней.
Зрачки Пребрана сузились до точек, челюсть сжалась, плечи напряглись, зашевелились мускулы под тонкой тканью рубахи – ответ ему не понравился. Зарислава отстранилась.
– А я… Мне нужно идти, – проронила она.
Пребран замер, не посторонился, держал пристальным бушующим взглядом, пытаясь смириться с ответом. Зарислава испугалась того, что могло происходить в его голове.
– Иди, – наконец, позволил он, но уступил дорогу не сразу. Склонился так близко, что Зариславе пришлось выстроить преграду, уперев ладони в его крепкую горячую грудь.
– Но, что бы ты ни говорила, я буду ждать тебя сегодня за общим столом, а потом за дверью… – прошептал он, обжигая ухо горячим воздухом, и неожиданно коснулся мягкими губами щёки, оставив тёплый след на коже.
Зарислава опешила, когда он заглянул ей в глаза, в них бурлило и плескалось что-то страшное, пугающее, опасное. От его изменившегося взгляда холод прошёлся по спине. Мгновенно опомнившись, Зарислава отстранилась сама, скользнув в сторону, быстро пошла прочь по длинному переходу.
Влетев в клеть, прислонилась спиной к двери да так и осела прямо на дощатый пол. Сжав голову между ладоней, закрыла глаза, некоторое время слушала сбившееся дыхание и бешенный стук сердца. Лицо горело, в висках стучало, а руки, напротив, похолодели. В голове мельтешили мысли, образы, обрывки слов Пребрана, Марибора. Больше его, именно волдаровский княжич заполнял все её мысли.
«Нет, оставаться здесь никак нельзя».
– Бежать.
Это показалось выходом, вселяя надежду вернуть утраченное, вернуть себя. Под покровом ночи уйти. Одна сможет добраться до Ялыни, волхва учила как, учила чувствовать и обходить опасности и зло. Этот выход показался ей самым верным, самым правильным.
– Оставаться нельзя. Никак, – повторяла Зарислава.
Чем дольше она рядом с Марибором, тем сложнее, тяжелее было на душе. Мысли о нём душили, перекрывали воздух, губили. Зарислава не могла понять, что за камень тянул её ко дну? Что было не так?
«Как же, Славунья! Зачем же такие загадки, испытания, муки?! Разве заслужила?" – Зарислава зажмурилась с силой, прогоняя гнетущие мысли.
Боги, о чём мыслит? Чего так испугалась? Куда бежит?
В клети уже темнело, напоминая о том, что скоро выходить к столу и нужно поспешить. Ещё может отговориться. Сказать, что нездоровится, и остаться. Тогда Радмила точно не допустит её одиночества. Да и Пребран наверняка явится на её порог, в этом, после короткого разговора с ним, Зарислава почему-то не сомневалась. И этот его странный взгляд. Она мотнула головой, сбрасывая наваждение, тяжело поднялась с пола и направилась к сундуку. Нужен покой, отдых. Тишина. Она растеряла всю свою силу, излечивая Князя. Нужно как-то восполнить её. Обрядом. Пойти на капище.
Верна явилась в клеть слишком скоро. Не посмотрев даже в сторону соседки, прошла к лавке, выдернула серьги из ушей, бросила на стол. Обиделась. Ну и пускай. В конце концов, по словам Пребрана, Верна, милуясь с ним, знала, на что шла, и Зариславе ни к чему испытывать вину. Однако находиться рядом с челядинкой стало невыносимо тяжело. Пребывая в молчании, Зарислава неспешно начала собираться. Разобрала свои простые, неприметные вещи, что привезла с собой из дома, и те, что надарила ей Радмила – богатые, яркие, из разных тканей, с узорами, кружевом, тесьмой. К чему они ей? Их она никогда не наденет. Зарислава взяла своё льняное платье, которое ещё не надевала, без вышивки, без украшений, зелёного цвета, слишком тёмное для пиршества, праздника, но ей незачем выделяться. Как никогда она желала быть сегодня неприметной.
Когда Зарислава переоделась, Верна по-прежнему не смотрела на неё, и оставаться наедине с девкой не было никаких сил. Может, она видела её с Пребраном? Зарислава с холодом подумала, что если челядинка прознает, что княжич вновь смотрит в её сторону, то испепелит своей ревностью. Придётся просить Радмилу выделить ей другое место в тереме.
На этот раз трапезная гудела разными звуками, за столом не оставалось ни одного свободного места, и те, что всегда пустовали, были заполнены мужами, потому рядом поставили ещё один стол. Как и в день прибытия Зариславы в Волдар, играли гусли звонко, раскатисто, переливчато. Окутывали разнообразные запахи яств и питья, ко всему было душно. Князь Данияр сидел, как и прежде, в резном кресле, в котором когда-то восседал князь Горислав, а до него – Славер. Жаль, что они не дожили до этого мига. Радмила прижималась к Данияру по левую сторону, подле невесты сидела Княгиня Ведогора. Зарислава опустилась рядом с княгиней. С замиранием, как бы случайно, начиная с крайнего молодого рыжеусого воина, одного за другим она оглядела гостей, весёлых и шумных, возбужденных разговорами о свадьбе.
С разочарованием выдохнула. На месте Марибора восседал Наволод, рядом —старейшина Ведозар, за ним Вятшеслав и Заруба. Невольно кольнула игла досады, обиды до слёз. Зарислава померкла, а вместе с этим поблекло окружение и весь мир. Шум уже не казался таким радостным, запахи – вкусными, а краски – яркими. В трепетной надежде она ещё раз окинула взглядом собравшихся гостей, пытаясь найти Марибора. Его желали видеть глаза, а сердце – чувствовать. Не нашла. Прикусила губы. Может пропустила, плохо посмотрела? Зарислава вновь и вновь окидывала гостей ищущим и жадным взглядом. Марибора среди мужей не было. И внутри сделалось пасмурно, как вчера на небе в день грозы, и гром негодования разорвал в клочья душу. Зарислава зло встрепенулась, стиснула кулаки под столом, что в глазах сверкнули искры. Зачем его ищет? Пусть лучше так! Пусть не появляется, покуда она не покинет Волдар!
Пир проходил как во сне. Затылок быстро потяжелел от гула, а может, от гнева. Хотелось лишь одного – поскорее покинуть стол, а лучше бежать прочь, в лес, туда, где нет ничего, а только тишина. Возвращаться в клеть, где была сейчас Верна, Зариславе не желалось, а бежать в чащобу в таком разбитом состоянии было бы слишком безрассудно, потому сидела смиренно.
Не раз поднимали кубки за молодых, не раз князь Данияр благодарил Зариславу за помощь, и она ловила на себе пристальные мужские взгляды. Не раз Пребран пытался заговорить с ней, ненароком касаясь её руки, плеча. Она же будто не замечала ничего, а если и отвечала, то скупо. Всё поглядывала на дверь, не зная, чего хочет больше – уйти или же увидеть там Марибора. Чуда не случилось, княжич так и не пришёл и не придёт ни сейчас, ни потом.
Зарислава стискивала зубы. Куда подевался младший сын Славера? И когда совсем стало худо, поднялась с лавки, покинула трапезную.
Выйдя за дверь, Зарислава глубоко вдохнула, пошла прочь. Не успела она минуть переход, как за спиной послышались шаги. Сердце так и подпрыгнуло к самому горлу, дыхание замерло, колени проняла дрожь. Не в силах идти дальше, девица приостановилась и усилием воли обернулась.
Пребран нагнал её быстро, двигаясь легко и грациозно, как молодой лис.
Зарислава же немедля ступила на лестничную площадку. Сбегает, снова. Не успела подняться, как ступеньки под ней внезапно исчезли. Охнув, лишившись на миг дыхания, она тут же оказалась в объятиях княжича. Его сильные руки подхватили за пояс. Пребран крепко прижал её к себе, и Зарислава ощутила спиной его гибкое, упругое тело.
– Я же обещал, а обещания свои сдерживаю, – выдохнул Пребран на ухо.
По коже травницы побежали мурашки. Звучание его голоса было тихим, и всё, что он говорил, казалось сокровенным, наделённым важным особым смыслом. Голос этот заставлял забыть обо всём и слушать только его.
– Пусти, – вцепилась Зарислава в его руки, пытаясь разомкнуть ловушку, в которую так быстро угодила.
– Не пущу, – усмехнулся Пребран и резко развернул её к себе, жадно и настойчиво сминая и поглаживая её лопатки горячими ладонями.
В глазах прежняя насмешка, на губах дерзкая улыбка. Того мимолётного опасного бешенства, которое она прочла в его глазах ещё совсем недавно, и след простыл. Теперь серые глаза потемнели и казались топями тягучими и бездонными. Зарислава поняла, что если продолжит в них смотреть, то просто увязнет.
– Что с тобой?! – вспыхнула она злостью, упирая кулаки в его сильную грудь.
– Просто обнимаю тебя. Что в этом такого? Разве тебе не нравится? – он сдавил сильнее, задушил её в железных объятиях, что Зарислава ненароком уткнулась лицом в его горячую шею.
Тут же окутал запах, такой же сильный и свежий, как его тело, с ароматом еловой смолы, терпким и густым. Голова поплыла, дыхание сбилось, а сердце затрепыхалось где-то в горле. Не успела Зарислава опомниться, Пребран разомкнул руки, обхватил её лицо ладонями и впился в губы. От неожиданности сего действа девица округлила глаза, дыхание перехватило, и некоторое время она недоумённо ощущала настойчивые, мягкие губы Пребрана на своих губах. Он целовал жадно и напористо, будто этого так сильно и долго хотел, но не мог себе позволить. Зарислава дёрнулась, но Пребран обхватил её затылок, прижал крепче, терзая её губы в поцелуе, разжимая их. Ему это удалось, и его язык бесцеремонно вторгся в её рот, углубляя поцелуй. Вдруг руки его накрыли её груди, нахально смяли. Внутри Зарислвы всплеснула ярость. Напрягшись до предела, с силой толкнула княжича от себя. Пребран отпрянул, в следующий миг Зарислава занесла руку, и воздух сотрясла звонкая пощёчина. Голова Пребрана откинулась, на глаза и скулы ему упали светлые волосы. Он закаменел, как изваяние громадное, опасное, затаившее угрозу.
Дыхание Зариславы ярилось, и всю её трясло целиком. Больше не мешкая, она развернулась и припустила, было, по лестнице, но не тут-то было, её обхватили мужские руки и резко рванули обратно. Оступившись, Зарислава опрокинулась назад, влетев прямо в объятия Пребрана, ударившись о его грудь, ахнула. Княжич, схватив её за локти, грубо развернул к себе, накрыл её рот своим, ловко завладел её губами, сминая их и кусая. Дыхание сплелось, и вскоре Зарислава почувствовала, что задыхается. Жар хлынул на неё, обдавая с головы до ног, и не в силах проронить ни слова, она покорилась. Губы Пребрана скользили неустанно, неуёмно бухало его сердце под ладонями. Пребран дышал прерывисто.
– Сама же хочешь, – прохрипел он и снова прильнул к её губам.
Вспыхнуло возмущение от такой наглости княжича. Зариславу обдало новой волной жара, всплеснулось ноющее томление в сокровенных местах её тела, без её воли отзывалось оно на прикосновение юноши пылкого, резкого, настойчивого, горящего желанием владеть ей. Это обжигало, дразнило и возбуждало. Зарислава ничего подобного раньше не испытывала. Нет, испытывала, но не так, не так рьяно, бурно до потери разума. И если он не остановится, то подомнёт под себя силой прямо тут, на тёмной лестнице, а она не станет сопротивляться.
Зарислава нашла в себе силы, отстранилась, глотая воздух, зашептала:
– Отпусти меня. Ты не знаешь, кто я.
– Ты очень красивая девушка, которую я безумно желаю, – ответил Пребран едва слышно, глаза его заполонил туман, были они тусклы и жадно оглядывали её, на щеке багровел след от её руки. Он по-прежнему стискивал её потяжелевшие груди руками, и она чувствовала, как в живот упирается его твёрдая плоть. Княжич издал невнятный звук, то ли рычание, то ли стон, обхватил её затылок рукой и дёрнул за косу, накрыл пылающими губами воспаленные губы, врываясь языком в её рот. Зарислава вздрогнула. Что-то внутри взбунтовалось, окатив волной гнева дикого, яростного. Она снова пихнула Пребрана от себя и снова ударила его по лицу, на этот раз вложив в удар всё свое негодование, и вместе с отчаянием выплескивая обиду за то, что он обходится с ней, как с какой-то безродной холопкой, за то, что вызвал постыдные чувства внутри неё. Ладонь запекло от удара.
– Дикая. Мне такие нравятся, – горько усмехнулся Пребран, касаясь своего лица.
– Не смей больше прикасаться ко мне. Сумасшедший, – прошипела зло Зарислава и, развернувшись, побежала по лестнице, чувствуя, как обрывается всё внутри. Она с ужасом осознала, что только что произошло. Последняя нить порвана, что связывала её с прошлой жизнью. Что-то изменилось, теперь она другая, и назад дороги нет.
Взбалмошный, порывистый юнец, возомнивший о себе слишком много! Негодовала Зарислава, готовая кричать в голос от обиды, но сглатывала подкатывающий ком, кусая припухшие от поцелуев губы. С шумом залетела в клеть так резко и рьяно, что врезалась в стоящую у двери Верну. На лице челядинки отразился испуг, но увидев Зариславу, её всполошённый вид, она в миг изменилась в лице, глаза засверкали искрами ярости и почернели, руки сжались в кулаки, дыхание участилось.
Значит, видела всё. Подслушала. Зарислава откинула разбившуюся от борьбы косу за спину и прошла к лавке. Постаралась дышать как можно ровнее, спокойнее, чувствуя кожей, насколько Верна на взводе, и что сейчас гнев её обрушится на Зариславу. Но ничего подобного не происходило. Челядинка, стискивая зубы, молча наблюдала за Зариславой, сузив в ярости глаза. Негодование и жгучая ревность бурлили, кипели в них.
– Лживая блудница, – процедила она, не сдерживаясь.
Мгновенно внутри Зариславы всё смёрзлось, жар схлынул с неё, и вся она будто инеем покрылась. Бесполезно было объяснять Верне, что вышло недоразумение, что она не хотела того, что произошло там на лестнице.
– А я тебе верила, думала, ты порядочная, а ты помимо Марибора ещё и Пребрана себе загребла! – сорвалась девка на крик.
Зарислава вздрогнула.
– О чём ты говоришь? С ума сошла от своей безответной любви?
Глаза Верны заблестели, кажется, она заплакала.
– Княжич Пребран и волоска твоего не стоит, должна уже, наконец, это понять… – буркнула Зарислава, отводя глаза, отвернулась, принялась переплетать косу.
– Поэтому ты легла под него!? – выкрикнула девка и в два шага оказалась возле Зариславы.
Вытянувшись стрункой, травница напряглась. Верна вперилась в неё чёрными глазами, в которых люто бушевала злоба и что-то ещё: страх, безумие, отчаяние.
– Я люблю его, а ты… ты, разлучила, увела его у меня, – она не договорила, захлебнулась от переполнивших чувств.
– Я его не уводила, не нужен он мне, а холоден к тебе потому, что не любит, да ты и сама это знаешь. Я не в чём не виновата, – холодно ответила Зарислава, сотрясаясь от нахлынувшего гнева.
Ещё никогда ей не приходилась делить юношу, да ещё к тому же княжича.
– Позарилась на богатство. Кто ещё подол тебе задирает? Может князь Данияр? Теперь ясно, где ты пропадала все эти ночи. Радмила зря тебе доверилась!
Слова Верны достали до глубины. Оказываясь верить своим ушам, подавляя обиду, Зарислава сжала губы.
– Княжна Радмила должна знать, кого пригрела возле себя. А я-то уговаривала тебя приглядеться к Марибору, а ты и без того хорошо справляешься, всех княжичей тут ублажила, дрянь!
Зарислава угрожающе шагнула вперёд.
– Замолчи, – шикнула она, заглядывая в глаза Верны, уже не ручаясь за себя.
Никто никогда её так не называл, от того сделалось невыносимо больно, она же ни в чём не виновата. И вообще, кто звал её на эти пиршества? Кто выставлял её за дверь? Пытался нарядить?!
Видя бушующий взгляд травницы, челядинка отступила, побледнела, глаза потухли. Зарислава тоже успокоилась, вдохнув прерывисто, опустилась на постель.
Вскоре она услышала шуршание, а потом тишину сотряс грохот двери. Зарислава осталась в одиночестве, погружённая в полутёмную клеть. В ушах звенело, а в груди саднила обида. Коса выскользнула из рук травницы, и, стиснув дрожащие пальцы в кулаки, она с отчаянием подумала о том, что теперь будет, что её ждёт. Верна оговорит её, и княжна Радмила посмотрит на травницу косо. Зарислава не сомневалась в том, какие бесчестные сплетни разнесёт Верна по всему посаду. Пробрал дикий озноб. Липкая грязь опутала её душу, стало мерзко и противно от самой себя. Боги решили проклясть её за совершённое предательство. Поруганная и опороченная, она не сможет вернуться в Ялынь, в родные земли. Зарислава сама не заметила, что плачет, и сбегают горячие ручейки по щекам. Безвозвратно потеряла себя настоящую. Зарислава посмотрела на подушку, где хранился родовой оберег, и отвернулась, ощущая себя мёртвой.