Мягкие подушечки девичьих пальцев медленно скользили по коже, вырисовывая на боку Марибора узор, повторяя начертания рун.

– Красиво… – шепнул рядом нежный женский голос. – Что они означают?

Доляна перевернулась набок, удобнее располагаясь на постели, решаясь лучше рассмотреть вязь на теле.

Марибор сжал зубы, напрягся так, что свело мышцы в плечах. С чего ей вдруг стало любопытно это? Раньше никто его не спрашивал об обереге, даже Вагнара. Знаки на его теле с самого отрочества. Их нанесла Чародуша, когда ему минула пятнадцатая зима. Он давно удостоверился, что символы защищают его и скрывают его жизнь от волхвов. Для них он словно мёртв, и душа его сокрыта и недосягаема.

"Без защитной вязи давно бы сгинул…"

Мысли прервались, когда Доляна скользнула ладонью по твёрдому животу вниз. Поглаживая его между бёдер, она подняла серые, блестевшие желанием глаза. Волна возбуждения взорвалась мгновенно, поднимаясь от паха к груди. Голова затуманилась. В полумраке девка выглядела ещё привлекательней: нацелованые губы горели багрянцем, блестящие тёмные волосы обрамляли овальное лицо, змеями вились по круглым плечам и сочным белым грудям. Марибор обхватил их ладонями, упругие, не вмещающиеся в руки. Склонился и вобрал губами напрягшийся, немного солоноватый от пота сосок. Доляна тихо застонала от удовольствия, откинула голову назад, блаженно прикрыв глаза, запустила пальцы в волосы Марибора. Проложив влажную дорожку вверх к шее, княжич прикусил нежную мочку уха, языком терзая её, вдыхая запах тёплой кожи. Позабыв о своём вопросе, Доляна призывно развела колени, приподняла бёдра вверх, прижимаясь к возбуждённой горячей плоти. Нависнув, Марибор резким толчком заполнил её. Хватаясь за плечи, удерживаясь под жёстким напором, Доляна приглушённо застонала. Непрерывно погружаясь во влажную глубину, Марибор на время забыл обо всём. Наслаждение расплескалось, как переполненный скудель, уже скоро. Испустив низкий стон, он без сил упал на спину рядом с девкой. Она же переместилась на его грудь, дыша часто и прерывисто.

С окна залетел свежий речной ветерок, остужая разгорячённые тела. Рассвет близился, наполняя клеть мутным белёсым светом. Княжич забылся, но это продолжилось недолго. Заворочалась тревога, поднимая со дна памяти мутный ил. Марибор устало прикрыл ресницы. Он стал слишком зависим от Доляны, ища в ней утешение.

– Уходи, – велел сухо челядинке.

Доляна на короткое время перестала дышать, а затем покорно поднялась и соскользнула с постели. Молча подхватив рубахи, бесшумно выпорхнула нагой за дверь, оставив Марибора в одиночестве.

Воздух, пропитанный запахом тел, загустел и стал тяжёлым и давящим. Многое случилось за минувшие два дня. После того, как Марибор столкнулся с Зариславой на лестнице, он не мог оставаться в тереме, с кметями бился на ристалище до самого заката.

Сражался бы ещё, до полного истощения сил, но Радмила всколыхнула весь терем в поисках травницы. Зарислава как сквозь землю провалилась. Тогда Марибор, не помня себя, бросился на поиски, всю ночь рыскал по окрестностям, как безумец. И нашёл. В лесу да вместе с Чародушей. Зарислава была погружена в глубокий сон. Колдунья заверила, что с ней всё хорошо, только Марибору с трудом в это верилось. Травницы едва дышала, едва билась жилка на запястье, к тому же побелела вся, а волосы от росы были мокрые и липли к лицу. Она, верно, замёрзла, была холодная, что лёд. С колдуньей спорить не стал.

Как Марибор ни расспрашивал её, та уклончиво отвечала, не желала раскрывать, что с Зариславой.

Он прождал до самого заката, но травница так и не проснулась. Марибор вынужден был вернуться в город, чтобы успокоить княжну Радмилу. Ты беспокоилась за кудесницу, будто сестрой ей была. Марибор так и ждал дружину, собранную и отправленную на поиски княжной.

Зарислава… Терзаясь виной, Марибор глубоко корил себя. Напрасно набросился на девчонку, обидел. Теперь она и вовсе не посмотрит на него, не заговорит. И верно сделает. Поделом ему.

Когда узнал, что Зарислава ушла из крепости, дикий страх за её жизнь овладел им, придавил к земле ледяной глыбой. Казалось, что и дышать перестал. От одной мысли, что с ней могла произойти за стенами беда, дурнело. Её же могли поймать тати и вдоволь надругаться над честью девицы, увести в полон, продать или же оставить на ублажение, замучить до смерти. Он с холодным придыханием вспомнил Вагнару, которую постигла скверная участь. Но это другое – она давно не была невинной, да к тому же сама желала ласки. Глупая!

Подобные думы порождали лишь гнев. Он похолодел и будто мёртвым сделался. Страшно злился на Зариславу.

Слава Богам, что травницу встретила колдунья. Теперь Зарислава в безопасности и под присмотром.

Ещё слишком рано было, но спать уже не хотелось. Марибор поднялся, плеснув в лицо ледяной воды, пришёл в чувство, мрачные мысли ускользнули, как и ночные тени. Краешек солнца уже торчал из-за окоёма, всё больше освещая золотом постройки и крыши города. Тревога уходила. Сегодня ему предстоит много забот, одна из главных – забрать Зариславу у колдуньи. Право, досаждать ей своим появлением не смел, но к старухе Марибор никого не мог послать, доверить, да и никто не найдёт, где таится Чародуша.

В этот день Марибор ходил, разговаривал, отдавал поручения слугам как во сне. Всё чётче он понимал, что окончательно потерял Зариславу. И это понимание выворачивало душу наизнанку, причиняя явную, ощутимую боль. Единственная, кто по-настоящему радовала его за последнее время, теперь стала недосягаемо далеко. Верно говорила колдунья, всё, к чему он прикасается, рушится, становится мёртвым. Вот и Зариславе лучше остерегаться его. Он не достоин её, ни одного волоска на её голове.

Марибор с остервенением гнал лошадь к лесу, кмети, коих он взял с собой, едва поспевали за ним. Всё же с Оскабой пусть и разошёлся мирно, но сейчас, когда рядом Зарислава, он предпочёл быть куда более осмотрительным. Ко всему вождь с недоверием отнёсся к его просьбе ожидать. Не ровен миг, наскочит с ответом. И что-то подсказывало ему – это случиться скоро. В самое неподходящее время. Оскаба словно чуял решение Марибора прервать их дружбу.

Воинов пришлось оставить у заводи, где сам изредка останавливался, чтобы освежиться в реке.

Оказавшись во владениях колдуньи, он заметил, что в неподвижном небе лучи солнца огненными языками сочатся сквозь рваные прорехи облаков, обжигают макушки деревьев. Как и небо, воздух был столь же неподвижен, и ко всему сырой, с горьким привкусом мха. Он окутывал пришлого гостя, заставляя цепенеть на месте. Морок. Марибор поёжился.

Изба Чародуши, что утопала в глубоких зеленоватых тенях под хвойным пологом, как и прежде, казалась заброшенной. Дверь была распахнута, проём зиял чернотой, в которой клубилась пустота. Марибор, привыкший к заклятому месту, не замечал ничего чуждого, но сейчас он подумал, что душа его именно такая – чёрная, холодная, бездонная, лишённая тепла и жалости.

Дыхание разом отяжелело, а сердце застучало через раз. И одним Богам было известно, что же происходит с ним.

Подходя к порогу, Марибор не спешил быстрее очутиться внутри, но Чародуша словно почуяла его замешательство, сама вышла на порог.

– Я уж думала, ты не приедешь ныне, – мягко прозвучал её голос, разрывая плотную тишину леса.

Чародуша ласково, с затаённым волнением оглядела княжича. Когда-то матушка-Ведица встречала Марибора так же тепло и радушно, но это было словно из прошлой жизни. Княжич поднял взор и тут же столкнулся с взглядом Зариславы. Внутри дрогнуло. Перехватилось дыхание от увиденной красоты, но тут же он взял себя в руки и закаменел, оставаясь непроницаемым.

Поспешив отвести взгляд, Зарислава было отступила назад, в клеть, но замешкалась, напряжённо поправила пальцами свободно спадающие до бёдер волосы. Марибор так и не смог понять, удивило или же напугало Зариславу его появление. Неужели не ждала?

"Одним Богам известно, что наговорила ей колдунья".

– Проходи, – пригласила Чародуша, не заставляя Марибора долго стоять в дверях.

Почему-то не хотелось надолго оставаться, на душу упал пудовый камень, а в горле встал ком, но Марибор не смел ей отказать. Бросив ещё раз взгляд на Зариславу, заледеневшую на пороге клети, прошёл внутрь.

По горнице разносился тягучий и приторный запах трилистника. Так всегда пахло в доме колдуньи в месяц кресень, но теперь этот запах наполнился особым значением. Втягивая в себя аромат, Марибор вспомнил, что от кожи Зариславы пахло именно так – пьяняще сладко. Эти голубые до невыносимости глаза и запах всегда будут сбивать его разум в пропасть, разрушать холодную стену его самообладания. Но теперь Зарислава будет далекой и недоступной. Она станет служительницей.

Зарислава скрылась в дверях, и Марибор перевёл взгляд на Чародушу, сказал:

– Завтра я покидаю Волдар… – слова от чего-то застряли в горле, будто его шею перехватила чья-то невидимая рука.

Кольнуло злое предчувствие – сюда он больше не вернётся.

Колдунья, почувствовав его смятение, тревожно оглядела Марибора, но тут же отвела взгляд, сжимая сухие губы. Всё поняла.

Зарислава вернулась быстро. Теперь её волосы были заплетены в тугую косу, на бёдрах повязана волчья шкура. Заметила беспокойный взгляд старухи, и голубые глаза её потухли, плечи поникли, а губы сжались в угрюмую линию. Не понимая, о чём запечалилась колдунья, она торопливо поклонилась Чародуше и, глянув на Марибора, вышла на порог, оставляя их наедине.

Марибор ступил было за ней, но, поравнявшись, с колдуньей, остановился и повернул голову.

– Прощай…

Выйдя под хвойный полог, Марибор прямиком направляясь в ворота. Зарислава ожидала его по другую сторону. Погружённая в холодную тень, падающую от высокого частокола, ёжилась от промозглого воздуха. Тонкая, как берёза, невысокая в росте. Ещё недавно он нёс её на руках, безвольную и беззащитную, а теперь натянулась, что тугая тетива. Так и припустится бежать прочь, хотя, если бы желала, то давно бы так и сделала.

– Думала, вы уже в Доловск уехали без меня, – заговорила первой она. Голос тонкий, но глубокий, обволок и зачаровал.

– Как же, – фыркнул Марибор. – Без тебя разве уедешь? Радмила столько шуму подняла, весь Волдар обыскала, – сказал он, приблизившись.

Зарислава качнулась, переминаясь с ноги на ногу, настороженно наблюдала за ним. И правильно. Когда она рядом, за себя Марибор уже не ручался. Он понял это, ещё когда они оказались вдвоем под пологом плаща.

– А ты чего сбегаешь? Разве не дошли до тебя страшные толки, что в лесу опасно гулять, особенно молоденькой девушке?

Хотя уж кого сейчас и бояться, так это его. Зарислава виновато отвела глаза, зарделась, будто нерадивый подлеток, которого ругают за провинность. Марибор, хмыкнув, тоже отвернулся. Какой уж может быть тут спрос? Внезапно ощутил, как по коже прокатилась прохлада. Он осмотрелся, втягивая в себя влажный туманный воздух. Частокол леса обступал со всех сторон, и полуголые деревья, словно скелеты громадных воронов, сплетались над головой дырявым покровом. Ухали совы, отстукивал однообразную дробь дятел, и треск гулко разносился по округе. Зарислава тоже огляделась, следуя Марибору, вытягивая белую шею, привлекательную и манящую. Он поймал себя на мысли, что возвращаться не хочется. И с чего он решил, что Зарислава желала быть с ним наедине?

Напряжённо сдёрнув повод с кольев, Марибор повернулся к служительнице.

– А старуха не баяла тебе чего лишнего? – поинтересовался он, поздно осознав, что сделал ошибку. Это знать ему не нужно.

Глубинная бирюза её глаз пронизала. Марибор шагнул к Зариславе, оказавшись слишком близко. Зарислава вздрогнула, но не отпрянула. Как тогда, в грозу на берегу, ощутил нежное тепло, исходившее от неё. В ушах забухала кровь, разлилось внутри вожделение.

«Она запретная, чужая», – напомнил себе Марибор.

– Подсажу, позволь, – глухо сказал он.

Зарислава кивнула, облизав губы. Боги, за что ему такое проклятие!

Повернувшись к лошади, Зарислава просунула ногу в стремя. Марибор обхватил травницу за пояс, ощущая через льняную ткань тонкую талию, задержался, Зарислава застыла, а плечи едва уловимо вздрогнули. Вместо того, чтобы подсадить её, он крепко сжал Зариславу, резко развернул к себе. Травница, мгновенно оказавшись в кольце его рук, выдохнула, окатив шею Марибора горячим дыханием. Она не сопротивлялась, не пыталась вырваться и смотрела открыто во все глаза. В них не было испуга. Тёмные зрачки расширились, и Марибор видел в них своё отражение. Короткий миг продлился вечность, яркие глаза Зариславы потемнели и замутились, ресницы её опустились – она смотрела на его губы.

– Лучше бы тебе бежать подальше от меня, – прошептал он.

Зарислава заглянула ему в глаза. Бежать не собиралась, ровно как и кричать, и бить его кулаками, позволяла касаться. Марибор не помнил, в какой миг накрыл её губы своими. Нежные, тёплые, податливые… Он целовал жадно и страстно, ощущая сладкий вкус на языке. Голова мгновенно пошла кругом. Кровь плеснула по венам жидким огнём, пробуждая его тело, обостряя чувства, желания. Как давно он хотел этого.

Ладони Зариславы скользнули по его плечам к шее, обожгли кожу, вынуждая не останавливаться. Задохнувшись от накатившей могучей волны возбуждения, Марибор сильнее стиснул Зариславу в объятиях, наверное, слишком сильно, но сейчас он не мог по-иному. Прервавшись на короткий миг, заглянул в глаза служительницы, подёрнутые туманной пеленой. Она тоже желала его. Марибор в этом не усомнился.

– Я же не остановлюсь, – прохрипел он.

Желание завладеть ей было настолько острым, что в голове помутилось. Не дождавшись ответа, он потеснил её к частоколу, уперев ладони в шершавые брёвна, заключил Зариславу в ловушку. Склонился к лицу, жадно накрыл её губы, на этот раз углубляя поцелуй, проникая языком в рот, испытывая невыносимое наслаждение, будто ворвался во что-то сокровенное, достигнув чего-то тайного, заветного. Зарислава подалась вперёд, прижалась к Марибору плотнее, внизу живота потянуло томление, отяжеляя его пах. Где-то в отголоске его ума забилась отчаянная мысль. Он неправильно поступает, бесчестно. Она слабее и совершенно чужая, не его.

– Мари…бор, – позвала Зарислава в который раз, наконец пробивая толщу желания, что оглушила его.

Не сразу он услышал своё имя. Не сразу ощутил, что Зарислава задыхается и давно напряглась, упираясь руками о его грудь. Внутри всё упало. Вновь отвергает. Никогда он не думал, что это так невыносимо мучительно. Он отстранился, грузно выдыхая, рассеяно скользнул губами по бархатной щеке к горячему виску, вдыхая запах, который щекотал нос и был слаще мёда. Обхватив её затылок прижал к себе, не в силах выпустить, растягивая мгновение близости. Сколько бы Марибор не вспоминал, а ещё ни одного мига в его жизни не было столь дорогого и ценного. Они вернутся в крепость, и всё закончится. Зарислава будет далеко, и он не сможет к ней приблизиться, а станет наблюдать за ней лишь со стороны. Некоторое время он слышал бешеное сердцебиение его и Зариславы, что сливалось в один единый звук, сбившееся дыхание, сплетающееся в одно целое. Уняв его, отстранился, выпуская и девицу.

Стоило оказаться наедине с ней, как обезумел. А ведь до этого времени думал, что владеет собой и отдаёт себе отчёт в своих деяниях. Оказалось, что нет.

Громкое фырканье заставило обернуться одновременно обоих. Лошадь потрясла головой, взбивая пышную гриву.

– Я знаю про Славера, – сказала вдруг Зарислава.

Марибор оцепенел, медленно повернулся к ней. Впрочем, он чуял, что не спроста колдунья приютила девицу.

– И про Ведицу… тоже знаю.

Марибор оглядел травницу внимательней – ни доли осуждения, ни страха. А потом его словно копьём прошибло.

– Значит, то, что было мгновение назад, это только жалость? – от этого понимания сделалось гадко и отвратно.

Зарислава мотнула головой. И Марибор почему-то ей не поверил. Вот уж милость совершила!

– В твоей доброте я и не сомневался. Нам пора, – он сделал шаг назад, былой пыл спал, и, чем быстрее Марибор приходил в себя, тем явственнее понимал, что так и есть. Зарислава его просто пожалела. И это осознание окончательно смело в прах все его надежды.

Однако Зарислава не двинулась с места, будто к земле приросла, губы багровели. Только что он касался их, чувствуя вкус, и грудь всё ещё вздымалась в частом дыхании. Марибор не стал дожидаться, когда она очнётся, подхватив за пояс, подсадил травницу в седло: лёгкая, что подушка из лебяжьего пуха.

Старательно одёргивая платье, Зарислава побледнела, обдав Марибора прохладной отчуждённостью.

– Держись, – предупредил Марибор, и, подхватив повод, дёрнул лошадь за собой.