Арестовали мужа моей сестры Шуры, Васю. Этого никто никак не ожидал. До своего ареста Вася заведывал пластом на одной из очень больших шахт в Донбассе и в работе добился больших успехов. Несколько лет подряд он получал премии за отличную работу; его пласт считался стахановским и только совсем недавно мы получили от него письмо с сообщением, что его посылают на съезд стахановцев в Москву. За неделю до отъезда случилось несчастье: на его пласте произошел взрыв газа и при этом убило семь человек рабочих и тяжело ранило его помощника.

Мама немедленно поехала к Шуре и пробыла там все время до суда и осуждения Васи в ссылку. О несчастном случае и о суде не было сообщено в печати и мы узнали подробности только от мамы, когда она вернулась домой.

Шахта, на которой работал зять, была "газовая", т.е. в ней выделялся в большом количестве газ, и поэтому в ней не разрешалось делать подрывов угля динамитом, как это делается на многих шахтах. Вася же, стараясь выполнить требования треста и партийной организации о перевыполнении программы, делал нелегальные подрывы угля динамитом. Поэтому-то у него и бывала такая высокая выработка и поэтому его шахта была "стахановской". Но он всегда делал подрывы, принимая самые строгие меры предосторожности: высылал рабочих к стволу шахты далеко от места взрыва, подрывы делал очень небольшие и делал их всегда сам, когда в шахте бывало минимальное количество газа. Но случилось так, что он заболел и две недели пролежал в постели. В его отсутствие выработка на пласте упала, директор шахты вызвал его помощника к себе и сделал ему нагоняй за то, что он не умеет работать "по-стахановски". На другой день после этого выговора помощник сделал запал в шахте, не приняв мер предосторожности, а главное, не удалив забойщиков к стволу. В шахте произошел взрыв и при этом убило рабочих и сам помощник был тяжело ранен и умер через несколько дней в больнице.

Если бы помощник не был убит, то, конечно, он пошел бы под суд и Васю, возможно, не тронули бы, но так как с мертвого "взятки гладки", а кого-то нужно наказать за смерть рабочих, под суд отдали Васю. Вася немедленно признал себя виновным в нарушении техники безопасности. В свою защиту он говорил, что, делая подрывы, он рисковал только своей жизнью, и делал это для того, что "хотел дать как можно больше угля социалистической родине!" На суде он не старался переложить свою вину на другие плечи, т.е. не сказал (о чем все и так знали), что о его практике знали и директор, и парторганизация, и инженер по технике безопасности, без разрешения которого динамит не выдавался со склада. Все, кто награждал его как стахановца и передовика производства, знали, каким способом он добивался рекордных выработок угля.

Расследование произвели быстро и через пару недель его уже судили. Его судили за нарушение техники безопасности и приговорили к трем годам принудительного труда в лагере. После этого приговора все вздохнули с облегчением, так как боялись, что ему "пришьют" вредительство, и тогда его могли бы расстрелять. Но, конечно, суд к стахановцам не бывает таким жестоким, как к обыкновенным людям.

Мои родители были страшно огорчены не только тем, что посадили Васю, но еще и тем, что, оказалось, он добивался своих рекордов, рискуя жизнью рабочих. Папа, как и многие рабочие, относился подозрительно ко всякого рода стахановским рекордам, всегда подозревая, что дело может быть "не чисто".

Немедленно после осуждения мужа Шура поступила на работу в управление той шахты, где работал Вася. По образованию она техник-химик, но до этого не работала, так как не хотела оставлять свою маленькую дочку на прислугу.

Васю сослали очень далеко в северо-восточную Сибирь начальником шахты. Шахта находится в области вечной мерзлоты, и сообщение с этим районом возможно только пару месяцев в году, через Берингово море. Связи через тайгу по суше нет.

В первых же письмах Вася просил присылать ему пищу и особенно лук и лимоны, из этого мы заключили, что у них там цынга.

Посылки и письма для него разрешались в неограниченном количестве, но только в навигационный период. Мы все ему послали: сало, сухари и лимоны.

*

Наташа нас сегодня очень позабавила. Мы не всегда представляем, насколько критическим может быть ум у трехлетнего ребенка. Я увидела в газете рекламу: маленькому ребенку предлагают ложку с рыбьим жиром, и он, улыбаясь, протягивает к ней ручки, показывая всем своим видом, что ему очень хочется выпить жир. Утром, предлагая дочке рыбий жир, я сказала:

— Посмотри, маленький ребенок и тот понимает, что нужно пить жир. Радуется, когда ему дают, а ты капризничаешь.

Она внимательно посмотрела на рисунок и ответила:

— Это ему дают рыбий жир в первый раз, он не знает, какой он противный, вот и радуется.

Сереже надо было купить себе новый галстук. В воскресенье он пошел за покупками вместе с дочкой. Оба вернулись очень довольные. Сережа купил себе галстук как раз такой, как ему хотелось, а Наташа принесла замечательно хорошо сделанного игрушечного медвежонка.

— Мама, этот медвежонок настоящий, — стала она уверять меня, — видишь, у него настоящая медвежья шерсть! — (мишка сделан из какого-то мягкого шелковистого меха). — Попробуй, он тепленький! Посмотри, во рту у него язычок. Он не шевелится, позволяет играть с собой днем, но ночью, когда он остается один, он будет бегать и прыгать, делать все, что делают настоящие медвежата!

— Кто тебе это рассказал? Папа?

— Нет, тетя в магазине. Там было много игрушек, но мишка мне понравился больше всех!

— Ну не совсем так, — заметил Сережа, — тебе не меньше мишки понравилась голая тетя.

— Какая голая тетя? — удивилась я.

— Да там, в игрушечном отделе, продавались также статуэтки. Наташа очень долго осматривала и выбирала, что купить, и в конце концов сказала: "Купи мне или Мишку или вот эту голую тетю", — указывая на алебастровую статуэтку Венеры. Тут-то продавщица и объяснила ей, что Мишка куда интересней!

Мишка сделался ее любимой игрушкой. Она твердо верила, что он на самом деле живой. Иногда вечером, когда Наташа была уже в кровати, Сережа, заранее привязав к медвежонку нитку, заставлял его двигаться по комнате, прятаться за шкаф, ползти по спинке кресла и т.п. Восторгу Наташи не было границ.

Наташа очень любила животных, и у нас в доме, особенно летом, часто жило какое-нибудь существо.

Недавно Сережа принес ежа, которого для него поймали студенты во время экскурсии. Еж, по-видимому, уже немолодой, с выработавшимся характером, никак не хотел приспособиться к домашней обстановке. Днем он спал, а вечером свободно бродил по комнате, и тут-то мы узнали, какой он злой. Он бродил по комнате, фыркал и кусался. Особенно доставалось Сереже и Давыдовне. Давыдовна часто по вечерам дремала, сидя на кушетке и, если ее рука свешивалась, еж кусал ее за пальцы. Ежу тоже очень не нравилось видеть Сережины ноги без ботинок. Часто, вечером, когда Сережа работал за письменным столом, еж приходил и садился возле его ног. Как только Сережа шевелил пальцами, еж фыркал и хватал его зубами за палец.

Сначала это всех забавляло, и Сережа дразнил ежа, шевеля у него под носом пальцами; но после того, как еж неожиданно несколько раз покусал ему пальцы довольно сильно, от ежа решено было избавиться. Кроме того, он мешал мне спать, целыми часами ночью он бродил по комнатам, шурша бумагами в поисках насекомых за книжными шкафами и в углах. В одно прекрасное воскресенье мы всей семьей поехали за город и выпустили ежа на волю.

*

На главной улице города вывешено довольно скромное объявление, что приезжает артист Аксенов и в зале консерватории будет читать стихи Есенина, Блока и Маяковского. Имени артиста я раньше не слыхала и не собиралась идти его слушать, но к нам на фабрику пришел мой приятель Вадим и между прочим сказал:

— Надеюсь увидеть вас в субботу в консерватории.

— Нет, я не собираюсь идти. Мне не особенно хочется слушать стихи Маяковского и Блока. Есенина послушала бы, а Блока не хочу.

— Что вы? Не пропускайте случая послушать Аксенова. Он очень редко приезжает на гастроли, больше выступает в Москве или Ленинграде. Знаете, среди артистов он "кустарь-одиночка", не принадлежит к труппе или театру, а артист он первоклассный. Я вам советую пойти, только, боюсь, вы уже не достанете билетов.

Мне захотелось пойти, но, как Вадим предполагал, все билеты оказались распроданными. Однако Вадим через знакомую артистку достал мне один билет.

В субботу я пошла и была очень благодарна Вадиму. Такой замечательной декламации я никогда не слышала. Вышел на сцену человек во фраке, слегка поклонился публике и начал читать стихи. Все мы сразу же перенеслись в прекрасный мир поэзии. Блока я не любила. Меня, как и многих других, возмущало его приравнивание Ваньк, Сеньк, убийц, проституток, революционных карателей к апостолам. В школе мы также разбирали его "Стихи к прекрасной даме". Дама, как нам объяснила учительница, была революция. Стихи с дамой революцией нам казались запутанными и нескладными. В чтении Аксенова стихи понимались совсем по-другому. Слушая отрывки из "Прекрасной дамы", чувствовалось, что они обращены к женщине, к любимой женщине, а не к революции, и они были красивы. Потом Аксенов декламировал трогательно-патриотичное "Девушка пела в церковном хоре". Второе отделение было посвящено Есенину. Особенно сильное впечатление произвело на меня его чтение поэмы "Черный человек". Эти два отделения вызвали долгие аплодисменты. Я и приятельница Вадима, Мери, аплодировали с таким усердием, что у нас распухли ладони.

Вадим советовал, чтобы не портить впечатления, не оставаться слушать Маяковского, но мы не согласились. Нам было жаль оставлять Аксенова в полупустом зале и, кроме того, мы надеялись, что он найдет что-нибудь прекрасное даже у Маяковского. Наши надежды не оправдались. Мери возмущалась:

— И зачем он включил Маяковского? Читал бы весь вечер Блока и Есенина.

— Ему не разрешили бы выступить, без Маяковского программа была бы идеологически невыдержанной. А так получилось хорошо: интеллигент-попутчик Блок, крестьянский поэт Есенин и глашатай революции, пролетарий Маяковский. Хорошо сбалансированная программа, которую без особых возражений утвердили цензоры.

— Разве Маяковский пролетарий?

— По происхождению он буржуй, но всеми признано, что душа у него пролетарка!