Выяснение вопроса о происхождении марксистской психологии заставило нас непосредственно обратиться к самому началу – к двадцатым годам в истории отечественной психологии, т.е. к периоду становления советской психологии как марксистской науки. Именно в это время в нашей стране происходила широкомасштабная общенаучная дискуссия о значении марксизма для психологии, о возможности и необходимости построения особой науки – марксистской психологии. Одним из основных элементов этой «большой» дискуссии была дискуссия между двумя психологами – представителем эмпирической психологии Г.И. Челпановым и его бывшим учеником К.Н. Корниловым.

При проведении историко-научной реконструкции дискуссии между Корниловым и Челпановым в качестве отправной точки мы взяли доклад Корнилова «Современная психология и марксизм», впервые прозвучавший на первом съезде по психоневрологии в 1923 г., проследив в ходе последовавшего спора с Челпановым судьбу высказанных в докладе идей. Таковыми оказались следующие утверждения Корнилова: марксистское (монистическое и материалистическое) понимание психики заключается в утверждении ее материальности, в понимании психики как вида физической энергии; психика материальна, следовательно, пространственна; гипотезы параллелизма и взаимодействия должны быть отброшены, и разрешение психофизической проблемы следует видеть в понимании психики как свойства высокоорганизованной материи. При этом Корнилов исходил из того, что психология является философской дисциплиной, а марксизм представляет собой философию, «внутринаучное мировоззрение». Марксистскую психологию Корнилов характеризовал как материалистическую науку, а эмпирическую психологию (и вообще и в частности у Челпанова) – как идеалистическую и метафизическую. В методическом плане Корнилов настаивал на том, что с точки зрения марксизма необходимо признать приоритет объективных методов в психологии над субъективными. В конечном счете эмпирическую психологию Корнилов определял как индивидуальную и индивидуалистическую, призывая к развитию с точки зрения исторического материализма (марксистской социологии) социальной (классовой) психологии.

Взятые в совокупности, эти утверждения представляют собой не что иное, как предложенный К.Н. Корниловым в первой половине двадцатых годов вариант марксистской психологии.

Результаты, полученные в ходе историко-научной реконструкции и теоретического анализа дискуссии между К.Н. Корниловым и Г.И. Челпановым, позволяют нам прийти к следующим выводам.

Материал первой главы убеждает нас в том, что трактовка дискуссии между Корниловым и Челпановым как проявления борьбы между материализмом и идеализмом (борьбы, закончившейся победой материализма) является эмпирически необоснованной, а попытки заполнить эту схему конкретными и точными историческими фактами приводят лишь к увеличению противоречий внутри этой схемы, а также между схемой и фактами. Соответственно, материал второй и третьей главы показал, что у Корнилова фактически не было никаких шансов (а без марксизма – и повода) для того, чтобы бросить вызов Челпанову и затем победить в дискуссии, тем более на теоретическом, философском или методологическом уровне.

Материал четвертой и пятой глав нашего исследования показал, что ни по одному из выдвинутых в начале дискуссии утверждений (а, следовательно, и по проблеме «психология и марксизм» в целом) Корнилов не сумел сказать чего-либо нового, убедительного и оригинального по сравнению со своими взглядами, ранее (в свой «домарксистский период», т.е. до 1922 г.) высказанными в «Учении о реакциях». Некоторые несущественные изменения и дополнения, сделанные Корниловым, касались только терминологии (материализм вместо энергетизма и т.д.).

Таким образом, в ходе нашего исследования не нашла своего подтверждения традиционная для отечественной историографии советского периода схема (совокупность принципов) изложения и оценки дискуссии. Прежде всего не подтвердился тезис о том, что Корнилову удалось взять верх в теоретическом споре с Челпановым благодаря обращению к марксизму.

В плане эволюции взглядов К.Н. Корнилова следует особо выделить его статью «Наивный и диалектический материализм в их отношении к науке о поведении человека», позволяющую говорить об объективном совпадении позиций Корнилова и Челпанова. Доклад, который затем лег в основу этой статьи, был сделан Корниловым в ноябре 1924 г. в ходе устных дебатов с Челпановым. Содержание этого доклада позволило Г.И. Челпанову утверждать, имея в виду свою дискуссию с Корниловым, что «психологические вопросы, которые последние два года у нас в России были спорными, утратили свой спорный характер». Челпанова нельзя было опровергнуть или только обойти – его можно было только перерасти.

Проанализировав исходные марксистские идеи Корнилова, мы не нашли в докладе «Современная психология и марксизм» никакого марксизма, кроме уверений Корнилова в том, что он является марксистом. В этом пункте наш анализ лишь подтвердил слова Челпанова, сказанные до появления доклада и статьи Корнилова о наивном и диалектическом материализме, что за два года (1921-1923) Корнилов «не удосужился изучить философию Маркса и, будучи чистокровным бюхнерианцем, остается в наивном убеждении, что он марксист». Приходится признать, что Челпанов был полностью прав, выступая с критикой такого марксизма и такой психологии, с точки зрения которых выступал в ходе дискуссии Корнилов.

В целом для взглядов Корнилова в ходе дискуссии были характерны следующие черты: невысокий научный уровень в понимании проблемы «психология и марксизм» как в плане психологии, так и в плане марксизма и философии вообще; неустойчивость, противоречивость и необоснованность взглядов практически по всем вопросам дискуссии; неявный отказ в ходе дискуссии от своих исходных представлений и переход на позиции, фактически совпадающие с челпановскими. Корнилову не удалось отстоять в полемике с Челпановым предложенный вариант марксистской психологии.

Для взглядов Челпанова, которые он отстаивал в ходе дискуссии, были характерны следующие черты: анализ марксизма с точки зрения психологии, а не психологии с точки зрения марксизма; оценка марксистских идей в том виде, как они конкретно представлены в работах К. Маркса, Ф. Энгельса, Г.В. Плеханова, Н.И. Бухарина, В.И. Ленина и т.д., а также у сторонников марксизма в психологии, К.Н. Корнилова в первую очередь; ясное различение двух плоскостей анализа – эмпирической (собственно психологической) и метафизической (философской); утверждение о независимости психологии как самостоятельной эмпирической науки от какой бы то ни было философии или идеологии; стремление к нахождению точек соприкосновения и взаимопонимания психологии и марксизма в области философских, теоретических и прикладных проблем, имеющихся как в психологии, так и в марксизме; признание возможности и необходимости применения и разработки марксизма в качестве особого, марксистского метода в области социальной психологии.

Помимо прочего, это означает, что приоритет в деле реальной, содержательной разработки проблемы «психология и марксизм» (а не в выдвижении декларативных заявлений и лозунгов) следует признать за Челпановым, а не Корниловым. Своим примером Корнилов показал, как не надо строить марксистскую психологию: марксистская психология в принципе не может появиться из марксизма готовой и во всеоружии, как Афина Паллада из головы Зевса. Но Г.И. Челпанов показал не только это, но и то, почему не надо строить марксистскую психологию как особую науку.

В целом реконструкция дискуссии между К.Н. Корниловым и Г.И. Челпановым вскрывает наиболее существенные стороны процесса возникновения и разработки концепции марксистской психологии в отечественной психологической науке двадцатых годов: отсутствие у сторонников марксизма в психологии сложившейся позиции по актуальным для того времени теоретическим, методологическим и философским вопросам психологии; теоретическая необоснованность и несостоятельность претензий марксизма в деле разрешения актуальных психологических проблем; утверждение марксистских идей в психологии с помощью вненаучных и ненаучных аргументов и мер административного, организационного, идеологического и политического характера.

Выявленная нами картина позволяет лучше понять дальнейшую судьбу марксистской психологии (реактологии) К.Н. Корнилова, а также судьбу марксистской психологии в целом в нашей стране. Кроме того, в настоящее время дискуссия между Корниловым и Челпановым имеет не только историческое значение. Это не только ценный экспонат в музее истории, который нельзя использовать по назначению и трогать руками. Если мы хотим глубоко разобраться с наиболее существенными, «вечными» вопросами психологии – о сущности психики, о методах психологии, о месте психологии в системе наук и о том, как все вопросы соотносятся с марксизмом, то нам никак нельзя обходить идеи и оценки, высказанные в свое время не только Л.С. Выготским, С.Л. Рубинштейном, А.Н. Леонтьевым, но и Г.И. Челпановым. В этой связи следует подчеркнуть, что дискуссия между Корниловым и Челпановым в той или иной форме послужила своего рода точкой отсчета, дала исходный «строительный материал» для последующих разработок марксистских идей в рамках концепций Л.С. Выготского, С.Л. Рубинштейна и А.Н. Леонтьева.

Для понимания явлений, подобных дискуссии между К.Н. Корниловым и Г.И. Челпановым, для изучения всего вопроса о том, как и почему психология в Советской России должна была в двадцатые годы стать (и стала) марксистской, требуется глубокое проникновение как во внутреннюю, так и во внешнюю историю науки. Думается, что дальнейшее всестороннее изучение марксистской психологии «по К.Н. Корнилову» и всей дискуссии о значении марксизма, проходившей в советской психологии в 20-30-е годы (т.е. всего комплекса проблем, который мы обозначили как «происхождение марксистской психологии»), позволит не только разобраться с различными парадоксами, которыми полна история отечественной науки, но и всесторонне осмыслить источники, смысл и значение идеи о построении марксистской психологии – идее, красной нитью проходящей через всю историю советской психологии.