«Чайку, кому горячего чайку!» расслышал сквозь сон Сергей. Он встрепенулся. Его воспоминания прервались. Попрежнему лежал он на верхней полке. Поезд покачивало, колеса стучали, вагон ритмично громыхал на стыках, паровозная гарь задувала в оконные щели, но главное, конечно, было то, что все они следовали по назначению. За окном стемнело, в стекле Сергей видел лишь темный силуэт своей головы и проносящиеся зеленые огни семафоров. Сутулый, усатый проводник шел вдоль вагона с подносом наполненных до краев стаканов с чаем. Сергей поманил его, дал тридцать копеек и получил взамен порцию огнедышащего напитка с кусочком сахара-рафинада. Осторожно дуя на дымящуюся жидкость, он смаковал маленькими глоточками ароматный чай. Мысли его вернулись в недавнее прошлое, когда Маша и он, перешли границу и продолжали свое опасное путешествие. Отдохнув в пещере, вечером того же дня переодетые, причесанные и помытые Кравцовы появились в городе, схему улиц которого они выучили еще в Германии. Своей внешностью они не вызывали недоуменных взглядов. Они напоминали процветающую супружескую пару из областного центра, навестивших своих провинциальных родственников. На Сергее был серый шерстяной костюм московского пошива, на ногах тупоносые коричневые штиблеты «Скороход». Маша щеголяла в темном консервативного покроя платье фабрики «Красная швея»; неуклюжие туфли на низком каблуке дополняли ее наряд. Все промтовары были приобретены исключительно в советских магазинах. Без затруднений купив билеты в вокзальной кассе, на утро следующего дня они прибыли в Ташкент. Здесь супруги встретили связного РОВСа, который включил их в подпольную группу, работавшую под прикрытием треста Фергана хлопок. Восемь месяцев спустя дав Кравцовым возможность обвыкнуться, отдохнуть и oсмотреться организация послала Сергея в командировку в Москву на выполнение первого этапа задания проникновения в министерство вооружения СССР. Сейчас сидя на полке в вагоне поезда, на обратном пути в Ташкент, Сергей мысленно складывал в голове отчет об увиденном. Он был доволен поездкой, но больше всего ждал встречи с женой. Сергей тревожился за нее. Как она приживается на чужбине да еще в таком странном климате и в таких странных условиях?

Средняя Азия была одним из главных регионов размещения эвакуированного населения и производственного оборудования во время Bеликой Oтечественной войны. Один только Узбекистан принял десятки тысяч беженцев и в панике вывезенные заводы. Глубокий советский тыл своим трудом внес вклад в победу. В 1951 году к моменту прибытия Кравцовых в Ташкент большинство приезжих уже вернулись в западные области СССР, но заводы остались, укоренились и давали продукцию — они требовали квалифицированных рабочих и инженеров. Пережив ту ненастную пору, преодолев трудности роста, город расширился и развился. Появились новые административные здания и улучшилась транспортная сеть. Правда при Сталине жилищного строительства не велось, кроме бараков в жилой фонд ничего не поступало, но тем не менее в конце войны местное население вздохнуло с облегчением. До этого их уплотняли многократно и безжалостно; в результате на одного жильца приходилось по 2 кв. метра площади; теперь же со слезами на глазах их гости уезжали, освобождая драгоценное жилое пространство. Они пожимали хозяевам руки, покупали дыни в дорогу и обменивались адресами для поздравлений с юбилеями великого октября. Барак, в котором поселили Кравцовых, по советскому паспорту Дормидоновых, находился в старом городе. Как семье средней руки ответственного работника исполком предоставил им отдельную комнату. Помещение в восемь квадратных метров совсем недавно вмещало четырех человек; все разных возрастов, разных полов и впервые в жизни встретившиеся в этой комнате. Они просуществовали и, прожив здесь войну, уехали, но их облупленные железные койки до сих пор стояли вдоль стен. С начала 1945 года в городе стало гораздо свободнее, хотя ни одной комнаты в бараке не пустовало. Строение было возведено в 1942 году спешно и на скорую руку, когда городской жилой фонд был насыщен до предела и впихивать вновь прибывших было некуда. В новостройке не было ни печного отопления, ни водопровода, ни канализации. Готовили во дворе на керосинках и керогазах. Маше, родившейся в СССР и прошедшей сибирские лагеря, все было нипочем, однако ее непривыкший муж страдал и морщился. «Ничего», задорно смеялась Маша. «Погляди кругом, какая экзотика!» Кругом был настоящий туземный город. В нем не было ни прямых улиц, ни просторных площадей и ни малейших признаков градопорядка. Сквозь невообразимую путаницу переулков, тропинок и проходов торжественно проезжали на верблюдах узбеки, сарты и другие живописные азиаты, одетые в длинные толстые халаты и тюбетейки; неуклюжие арбы с колесами в человеческий рост частенько застревали в тупиках и погонщики, проклиная все на свете, колотили дубинками ослов, пытаясь развернуть их назад. Тесной кучей примыкали один к другому массы глинобитных хижин, на плоских кровлях которых были навалены арбузы и неподвижно, как изваяния, сидели женщины в черных паранджах. Разноцветные халаты и тюрбаны мужчин, снующих на базаре, перемешивались в затейливый движущийся узор, но над кварталом висело пропитанное жженым кизяком и горелой бараниной облачко дыма; закопченный воздух было трудно вдохнуть. Бесконечное зрелище, разворачивающее перед глазами Маши, бодрило и развлекало ее, но мешало жарить картошку. Она разместилась снаружи возле стены барака и торопилась закончить стряпню, чтобы бежать на вокзал встречать мужа. «Пора идти», решила она, взглянув на наручные часы. Одной рукой прихватив сковороду, другой керосинку, Маша отнесла свои закопченные орудия производства в комнату и заперла дверь на ключ. Теперь она могла переодеться и прихорошиться перед осколком зеркала на стене. Гардероба в их жилище не было — одежда висела на гвоздях вколоченных по периметру. Стульев не было — сидели на застланных кроватях. Стола не было — на свободную койку настелили три короткие доски — вот и стол, на нем ели. Все равно Маша была довольна; у них было гораздо лучше, чем у других. Она хотела понравиться и одела его любимое черное платье и туфли-лодочки. Пробравшись между сараями, дворами и огородами, Маша вышла на улицу Навои и дошла до автобусной остановки. День был солнечный. Наступала весна и город тонул в свежей зелени. Приветливо шумели листвой акации и тополя, посаженные вдоль дороги. Мимо авангардных зданий кубисткого толка, витиеватых построек сталинского ампира и уцелевших строений царских времен катились троллейбусы, громыхали трамваи и прошмыгивали победы с шашечками на дверях. Подошел ее автобус. Публика оказалась разнообразная — здесь были и идущие в ногу со временем горожане, одетые в современное, пошитое на местных предприятиях, платье, но попадались и старые люди в традиционных народных костюмах, с которыми они не хотели расставаться. Свободных мест не было, схватившись за поручень, она стояла, стараясь сохранить равновесие; как вязанки дров, пассажиров со стуком потряхивало и колотило на ухабах, но внезапно ей показалось, что за нею следят. Чьи-то глаза сверлили ей затылок, чей-то запах лез ей в ноздри. Нервничая, она вышла из автобуса, но этот неприятный коренастый мужчина в синем ватнике и серой кепке, всю поездку маячившей за ее спиной, вышел там же. Он следовал за ней с самого начала и она не могла ошибиться. Она шла по улице и сердце ее трепетало. Неужели провал? Чтобы проверить, Маша резко завернула за угол и вбежала в какой-то двор. Спрятавшись за углом, она, пытаясь усмирить дыхание, ожидала услышать топот кирзовых сапог или узреть нахлобученную кепку преследователя. Проходили минуты, но ни единая душа не вошла в ворота и никто за нею не гнался. Бабушки, сидевшие на скамейке, с недоумением смотрели на молодую женщину, вплотную прижавшуюся к стене. Маша виновато улыбнулась, поправила платье и прическу и, вздохнув с облегчением, продолжила свой путь.

Одетой по-зимнему толпе, вышедшей из московского поезда, здешняя теплынь оказалась в диковинку. Самые искушенные задолго перед выходом упаковали в чемоданы свои шубы и шапки, они вышли налегке, подставляя лица горячим лучам солнца. Остальные, расстегнули свои пальто и тулупы; раскрасневшись и обливаясь потом, они тащили вдоль перрона свою поклажу. Издалека Маша заметила своего мужа. Уставший, побледневший, с темными кругами под глазами, он шел в массе пассажиров; его выношенное черное пальто и облезлая ушанка зажаты в согнутой левой руке. Маша расцвела в улыбке и бросилась к нему. Они обнялись. «Ты здоров?» она крепко прильнула к нему. «Да,» отмахнулся он. «Все в порядке.» Сергей внимательно оглядел ее. «Как ты? Справляешься?» «Все хорошо. Скучаю.» Оба замолчали, пробираясь через скопление человеческих тел. В толчее при выходе на площадь Сергей ощутил в кармане пиджака чьи-то ловкие пальцы, но не пытался остановить их. Он знал, что правый карман пуст. Лишь заняв очередь на автобус, он опустив руку, нащупал через ткань вложенный туда тонкий листок бумаги. Украдкой выудив его, Сергей прочитал письмо, которое показалось бы постороннему бессмысленными детскими каракулями. Написанное зашифрованными фразами, оно извещало получателя о встрече сегодня в полночь в известном ему месте. Вернувшись в свой барак, Кравцовы-Дормидоновы прошли по длинному заплеванному коридору, остановились перед запертой дверью в свою комнату и осмотрелись. Вечерело, все вернулись с работы и хлипкое строение было полно звуков. Обрывки фраз множества голосов, криков, споров, напеваний создавали уникальную акустическую какофонию, от которой с непривычки могла закружиться голова и выпрыгнуть сердце из груди. Кравцовы к этому притерпелись. Они жили здесь более полугода и знали в лицо почти всех обитателей общежития. Вот покачиваясь, вышел в коридор пьяненький дядя Костя, сварщик из Днепродзержинска. По зову партии Ленина-Сталина остался он со всей своей семьей работать в Средней Азии. Портрет его никогда не сходил с доски почета — такой он был передовой трудящийся. Из его комнаты доносились звуки патефона и распекания его супруги. Вот с кастрюлей в руках, направляясь во двор, прошествовала Евдокия Матвеевна, степенная, строгая дама из Белоруссии. В начале войны эвакуировали их фабрику в Узбекистан и здесь нашла она свое счастье — вышла замуж за жителя Ташкента. Ее узкоглазые, смуглые детишки наперегонки бежали по коридору за своей мамой. Из другого конца барака доносились шутки, звон стаканов, смех и переливы тальянки — там молодежь праздновала комсомольскую свадьбу. Ничего этого Маша не замечала. Ее внимание было обращено на замочную скважину и на ниточки, которые перед уходом она приклеила между дверью и притолокой. «Все в порядке. Проникновения не было,» решила она, увидев, что все сигнальные ленточки были на месте. Одобрительно кивнув, она отперла дверь и первая вошла в свою клетушку. Ломти картофеля, оставленные на сковороде, давно остыли, но проголодавшиеся супруги съели их без остатка, запивая холодным чаем. Между тем шепотом и знаками они обменивались новостями. «В 11-ом номере две недели назад арестовали и увезли мужа, а вчера пришли за женой,» прильнув к уху Сергея, рассказывала Маша. «Меня и другую соседку разбудили в полтретьего ночи и назначили понятыми при обыске. Все переворошили, ничего не нашли, пух и перья до потолка летали, а оставили годовалого мальчонку в кроватке. Мы за ним сутки всем общежитием ухаживали и кормили. Хорошо, что сегодня утром приехала милиция и забрала его в детдом. За то время, что мы здесь многих пересажали. На их место исполком присылает новых. Так и до нас очередь дойдет, если мы вовремя не вернемся в Германию.» «Задание выполним и уедем. Советское правительство начало новую волну террора, подобную той, что бушевала с середины 30-х годов. К чему все это? Какую кровавую баню власти готовят своему народу?» Его глаза гневно нахмурились, на лбу обозначились горизонтальные морщинки, плотно сжатые губы приоткрылись, обнажив стиснутые зубы. «Возможно об этом мы узнаем сегодня от нашего руководства.» Улыбнувшись, он взял ее за руку. «Сейчас нам следует отдохнуть. У нас есть еще шесть часов.» Немного погодя после страстных поцелуев и крепких объятий они забылись глубоким сном. Звон будильника грубо вернул их из мира сладких грез. Вздрогнув, они открыли глаза, не сразу вспомнив, где они. В комнате было темно и сыро. Тянуло из форточки и где-то в углу настойчиво скребла мышь. Дневной бедлам общежития утих, нo в дальнем конце коридора продолжали танцевать под гармонь. Тяжело вздохнув, оба начали одеваться.

Идти им было недалеко; они вышли за полчаса до указанного времени. Светила луна, заливая серебром уснувший тысячелетний метрополис; загадочно поблескивали изразцовые купола мечетей и угловатые порталы мавзолеев, теплый сухой воздух вызывал восторг, негу и счастливые слезы; хотелось поэзии и ритмичного звона дутар. Но на земле действительность была тревожной и пугающей. Ночной поход под покровом мрака сквозь лабиринт полуразвалившихся хижин и сараев средневекового города грозил ограблением и убийством. Милиция не появлялась здесь до утра. Кравцовы с браунингами наизготовку, спотыкаясь и путаясь, пробирались к цели. Наконец, они вышли на длинную и широкую улицу, уставленную монументальными общественными зданиями дореволюционной постройки. Вдоль проспекта кое-где горели неяркие электрические фонари. Свернув в переулок, они попали в примыкающий жилой квартал, застроенный двухэтажными кирпичными особняками. Сергей поднялся на крыльцо одного из них и условным образом покрутил рукоятку механического звонка. После короткого ожидания дверь открыл жилистый седовласый человек с европейскими чертами лица и очень белой кожей. Под широким залысым лбом близко сидели его проницательные глаза. «Прошу,» молвил он. «Мы рады вам.» Он посторонился и Кравцовы проскользнули внутрь. Дверь за ними захлопнулась. Они очутились в полной темноте. В неподвижном затхлом воздухе не раздавалось ни звука. Хозяин неизвестно куда провалился. Все чувства Кравцовых напряглись. Время для них остановилось; мир сузился до пределов ловушки, в которую они попали. Задержав дыханья, они превратились в слух, готовые к отпору. Их вспотевшие ладони сжимали рукояти пистолетов, ожидая чего угодно. Раздался скрип половиц, шарканье шагов и забрезжил тусклый, колеблющийся свет. В прихожей появился высокий молодой узбек со масляной лампой в руке. Он поклонился гостям и рукава его черного халата зашелестели, когда он прикладывал правую ладонь к сердцу. Следуя за ним Кравцовы осторожно ступили в большую, полутемную, почти пустую комнату. Колеблющийся язычок пламени терракотового светильника освещал зеленые гардины на стенах и ковер на полу, на котором было сервировано угощение: тарелки со сладостями и лепешками, вазы с фруктами, блюда с пловом и несколько керамических чайников, окруженных пиалами. Вдоль стен лежали расшитые бисером подушки; с одной из них поднялся им навстречу подтянутый человек в сером английском костюме и в тюбетейке на голове. Сергей сразу узнал его — это был узбекский националист, сотрудничавший по каким-то непонятным причинам с РОВС. Полгода назад его люди приютили Кравцовых, приняв на работу в трест, который являлся прикрытием для их подпольной организации. Фамилия его была Ниязов, больше ничего об этом замечательном человеке Сергей не знал. Внешностью напоминал он отпрыска из родовитой аристократической семьи: правильные и благородные черты лица, хорошее телосложение; в уверенных движеньях его чувствовалась пластичность и сила; пронизывающие черные глаза отдавали синевой закаленной стали. После короткого рукопожатия Сергей представил его своей супруге. «Это тов. Ниязов, директор нашего треста.» «Ну, какой же я товарищ,» шутливо ответил тот на превосходном русском. «Это только для партийцев.» По местному обычаю руки он Маше не подал, а только учтиво поклонился. В комнату вошел, мягко ступая, их давнишний знакомый, который отворил им входную дверь. «Юрий Иванович Глебов, хозяин квартиры,» он пожал обоим супругам руки. «Пожалуйста, угощайтесь. Чувствуйте себя как дома.» Все присели на подушки и стали чинно закусывать. Согласно обычаю Кравцовы попробовали все и хвалили каждый кусочек, который они съедали. Прошло полчаса и Сергей начал свой отчет. Вкратце он описал свою поездку в Москву и встречу с Бондаренко и Фусебякиным. «Министерство вооружения требует выполнения плана по производству экологически чистого хлопка.» Уголки рта Ниязова вздернулись в мягкой усмешке. «Продолжайте,» подкрепил он просьбу легким движением руки. Сергей прихлебнул зеленого чая из цветастой пиалы. «В кабинете министра я видел сейф и познакомился с охраной. Сейф старомодный, времен Первой мировой, однако модернизирован цифровым замком. Большой премудрости взломать его я не вижу, но окончательное слово за медвежатниками. Трудность в том, что охрана многочисленна. Если найдем способ как их отвлечь, то у наших мастеров появиться возможность проявить свой талант.» Все вполголоса рассмеялись, а Маша от полноты чувств даже хлопнула в ладошки. Глаза всех были прикованы к говорящему. Сергей не упустил ни одной детали, рассказывая о расположении кабинета на этаже и о здании в целом. «Там обязательно где-то должна быть электрическая сигнализация,» вставил Ниязов. «Найти и разгадать ее будет непросто.» «Наш центр пришлет специалистов. Они справятся,» Глебов с вызовом поднял голову, глаза его заблестели, подбородок упрямо выдался вперед. «Наша организация не посылает в Москву своих людей, однако наши цели совпадают,» густые брови Ниязова задумчиво сошлись на переносице. «Много столетий подряд белые сахибы пытаются завоевать Азию. После развала Российской империи и захвата власти в Туркестане в 1922 году они изменили обличье и реторику, но продолжают угнетать. Теперь они называют себя большевиками. Официальным языком остается русский и только члены компартии допускаются на руководящие посты. Однако и этим партийным узбекам тоже не сладко. Чтобы Москва оставила их родину в покое, они подкупают одного за другим функционеров в Политбюро ЦК КПСС. Не всегда у них это получается и иногда они теряют свои посты и головы. С 1925 по 1937 год Туркестаном правили неузбеки. Он был и остается колонией. Мы, узбекские националисты, действуем по-другому. Узбекский народ помнит отряды белых русских сражавшихся бок о бок с нами против террора красных захватчиков. Мы сотрудничаем с родственной нам по духу антисоветской организацией. В том сейфе должно храниться много секретов. Ваши усилия будут вознаграждены.» «Почему бы нам не отправиться в Кремль и не открыть сейф Сталина? Там мы найдем гораздо больше секретов,» сотрясаясь всем телом, Сергей беззвучно захохотал. «Надо будет, пойдем и туда,» веско сказал Глебов, поднимаясь с подушки. «На сегодня встреча закончена. Уже второй час ночи.» Потягиваясь и украдкой зевая, все последовали его примеру, готовые расходиться. «Чем можно объяснить исчезновения жильцов в нашем бараке?» улучила момент для своего вопроса Маша. «Это происходит только у нас или везде?» «Госбезопасность проводит массовые аресты по всему Туркестану,» поделился своим наблюдением Ниязов. «Не только,» брови Глебова изогнулись, лицо вытянулось, голова запрокинулась, на лице появилась гримаса презрения и гнева. «С 1948 года органы МГБ проводят широкую зачистку населения на всей территории СССР. Делается это по двум причинам. Первое — Сталину нужны козлы отпущения за поражения и ошибки в начале войны, он арестовывает своих генералов и командный состав. Второе — экономика страны не может существовать без рабского труда. Органы МГБ снабжают ГУЛАГ бесплатной рабочей силой. Вот так просто… Мы боремся за свободу и за уничтожение эксплуататорского, паразитического класса коммунистов.» В дверях, перед тем как Кравцовы растворились в ночной мгле, Глебов крепко пожал им руки. Пристально глядя каждому в глаза, он произнес, «Берегите себя. Скоро вы понадобитесь отечеству. Мы позовем вас.»