© Богданов А. А., 2017

© ООО СУПЕР Издательство, 2017

* * *

 

 

Глава I

У каждого тайна…. своя

И вот ранним утром

Рано утром по пустынным столичным улицам не спеша двигалась карета. На мягком сиденье в карете сидел угрюмый генерал. Он смотрел в окно и размышлял:

– Зачем он вызвал меня к себе в такую рань? Не иначе «доброжелатели» или «мыши кабинетные», которых вокруг меня немало, написали кляузу какую-нибудь или нашептали что-нибудь высокому начальству. Может, подписал я, не глядя, бумагу какую-нибудь пустяшную, а там – крамола! За день через меня проходят сотни писем и депеш: заявления, прошения, предложения, жалобы, доносы. Чтоб они все провалились! Писари же идут ко мне в кабинет и докладывают: «Господин генерал, вам на подпись!», «Нужна ваша резолюция, господин генерал!». Они что-то на бумагах в ответ строчат, а я подписывай, а потом и отвечай. Под старость не хватает еще с треском вылететь с должности, как пробка из шампанского. Какой позор! А что скажет мне после этого моя супруга? Будет меня «клевать» днем и ночью до гробовой доски. Да и друзья отвернутся, соседи будут шептаться: «Смотри, солдафон-неудачник идет. Генерал, а такой неуживчивый, наверное – еще и дурак». Потом от такого позора и из дома не выйдешь. Ужас!

Тем временем карета подъехала к парадному входу роскошного здания.

Кучер закричал на лошадь:

– Тпррр, стой, нечистая, куда пошла!

Он быстро соскочил с передка на землю, открыл дверь кареты и услужливо обратился к генералу:

– Приехали, господин генерал! Прикажете ждать?

Хмурый генерал нехотя ответил:

– Жди и лошадь напои, видишь неспокойная какая. Буду через полчаса, наверное.

– Есть, господин генерал! – громко ответил кучер.

Генерал медленно вышел, поправил на голове фуражку и направился во дворец. Из дверей к нему навстречу выбежал дежурный офицер и закричал:

– Здравия желаю, господин генерал!

Он открыл перед генералом дверь, помог снять шинель, принял генеральскую фуражку и бережно повесил все на вешалку.

– Спасибо, голубчик, – сказал дежурному офицеру генерал и продолжил: – Вот бы мне таких боевых офицеров на службу, как ты. У меня одни писари кругом. Порхают по коридорам с бумагами, словно ночные мотыльки. Тьфу! Ну да ладно.

Офицер лукаво улыбнулся и покивал головой.

– Как там… наверху обстановка? – тихо спросил генерал, слегка кивнув наверх в сторону лестницы.

– Сегодня хмур, прибыл во дворец еще час назад, – шепотом ответил офицер.

Генерал закачал головой и сказал: «Ой, ой, ой!». Потом проворчал сам себе под нос: «Да, обстановочка! Не иначе как из кабинета проводят меня пинком под зад. А затем – кубарем по лестнице полечу. Да еще все двери передо мной откроют, чтобы быстрее катился из дворца до помойной ямы и нигде случайно не застрял. А потом еще шинель с фуражкой вдогонку вышвырнут куда-нибудь в грязную лужу. Да, обстановочка!»

Со второго этажа уже спустился идеально причесанный и гладко выбритый офицер-адъютант. От него веяло ароматом французского мужского одеколона, на плечах сверкали погоны.

– Доброе утро, господин генерал! Вы, как всегда, пунктуальны. Прибываете на назначенную встречу ровно за десять минут, – сказал адъютант.

– У меня даже у лошадей армейская дисциплина. Они ходят у меня строем и строго по времени от дома до дворца и обратно, – пошутил генерал.

Адъютант рассмеялся и ответил:

– Вы, как всегда, шутите. Командуй вы армией, эта армия была бы самой веселой в мире. Прошу, господин генерал!

Адъютант услужливо протянул правую руку в сторону широкой мраморной лестницы. Довольный своей шуткой, генерал, прищурившись, внимательно посмотрел на адъютанта, кивнул головой и важно зашагал по ступенькам наверх.

«Судя по хорошему настроению адъютанта, мои дела еще не так и плохи. Приказ об увольнении еще не готов или не подписан. Хотя он-то может многого не знать из того, что происходит за дверью в кабинете министра», – сказал сам себе генерал, поднимаясь на второй этаж.

Через минуту они вошли в приемную. Приемная была больше похожа на гостиную в королевском дворце, где принимают самых важных гостей, например, иностранных послов. Огромная входная дверь в кабинет министра находилась по центру противоположной стороны, с двух сторон от нее стояли белые столы адъютантов, далее – большие овальные диваны для посетителей и такие же белые книжные шкафы, заполненные книгами.

– Располагайтесь, господин генерал, – произнес адъютант и показал ему рукой на диван: – Я сейчас же доложу министру о вашем прибытии.

Адъютант пошел в кабинет. Через минуту он вышел обратно, подошел к генералу и доложил:

– Министр ждет вас! Прошу, господин генерал.

Генерал быстро встал с дивана и четким шагом направился вперед. Адъютант обогнал его и услужливо открыл перед ним массивную дверь.

– Спасибо, голубчик! – сказал ему, тяжело вздохнув, генерал.

– Желаю удачи, – тихо ответил адъютант.

И вот генерал вошел в кабинет. Это был огромный зал с мраморными колоннами. Стены были украшены огромными живописными полотнами в позолоченных резных рамах. В глубине зала стоял большой старинный стол с резными ножками и кресло с высокой резной спинкой – это было рабочее место министра. Около стола стояли стулья для посетителей.

Генерал четким шагом, громко постукивая каблуками своих сапог о мраморный пол, подошел к министерскому столу. У окна спиной к залу стоял пожилой седоволосый мужчина с пушистыми бакенбардами, одетый в идеально сшитый черный костюм, лакированные черные ботинки и белоснежную рубашку с черным галстуком. Он смотрел на улицу и о чем-то думал.

Генерал вздохнул и уже собирался доложить о своем прибытии, но министр опередил его:

– Здравствуйте, Виссарион! Как дела? Надоело, наверное, боевому генералу копаться каждый день в ворохе бумаг? Доносы, кляузы, заявления, прошения! Как я вас понимаю!

«Ну вот и все! – подумал генерал. – Сейчас закричит: “Вон отсюда! Вон! И чтобы я ноги твоей здесь больше не видел! Тюфяк ленивый! Читать и подписывать важные бумаги – это тебе не саблей в поле махать”. А потом вызовет адъютанта и добавит: “За шкирку его отсюда. Вон!”. И полечу я по мраморной лестнице кубарем, до самой кареты. Нет, карету сразу отберут и скажут: “Не положено! Ничего, и пешком до дома дойдешь!”».

– Я вызвал вас не для отчета о вашей работе. Есть дела поважнее! Вы ведь у нас советник по особым делам. Так что хватит вам, генерал, за столом целыми днями сидеть. Нужно съездить кое-куда. В тайную службу, а если точнее, в департамент северных территорий, пришла депеша от нашего осведомителя. В ней говорится о том, что в провинции у нас не все спокойно. Народ пьет, гуляет, неодобрительно, прости господи, о власти отзывается. Вольнодумцы и смутьяны анекдоты сочиняют. Пушнина и черная икра плывут оттуда целыми пароходами в столицу. Все деньги зарабатывают, а налоги в казну никто не платит. Вот так! Но главное не это! На днях таинственным образом исчез градоначальник одного из городков. Исчез чиновник! И это уже чрезвычайное происшествие! А об этом никто ничего не знает. Странно, не правда ли? Не к добру все это. Может, там заговорщики или бунтовщики уже орудуют, а мы об этом и не слышали. Не ровен час и на столицу вскоре пойдут, а мы в это время будем веселиться, на балах гулять. Нужно все выяснить и сделать соответствующие выводы! И поедете туда именно вы, генерал. Поедете сегодня. Пароход уже ждет вас в порту. Да, и возьмите с собой свою очаровательную супругу. Пусть пообщается с местными дамами. Возможно, сможет узнать в беседах интересные подробности провинциальной жизни. Прошу вас докладывать о ситуации в депешах. А если понадобится, я немедленно направлю кавалерийский полк в ваше личное подчинение. Все подробности получите в приемной у старшего адъютанта. Вернетесь обратно в столицу и сразу ко мне. Желаю успеха, генерал! Вы свободны.

Генерал быстро повернулся кругом и зашагал неуверенным шагом из кабинета. Руки и ноги у него дрожали. Он испугался предстоявшей поездки, вдруг потребовавшейся от него борьбы в одиночку с бунтовщиками, но в то же время несказанно обрадовался при мысли, что пусть на время, но избавится от конторских бумаг и толпы ненавистных писарей.

Тем временем на окраине города, той, где по выходным шумит блошиный рынок, по узкой грязной улочке с многочисленными торговыми лавками неторопливо шли, прогуливаясь, загорелый мужчина в сером плаще и шляпе и женщина средних лет в шерстяном синем пальто. Они с любопытством рассматривали витрины магазинчиков и о чем-то шептались.

– Доброе утро! Не желаете ли, уважаемый господин, подарить вашей красивейшей даме что-нибудь из стоящих украшений? – учтиво спросил прохожего мужчину пожилой человек с седой шевелюрой.

Он стоял у двери ювелирной лавки и неторопливо поливал из лейки цветы в ящиках под окнами:

– Вы явно гости в наших местах! Наверное, приехали к нам на рынок за редкими вещицами? О, я вспомнил вас, синьора! Вы – актриса. Вчера я был в итальянском цирке и видел вас в представлении, где вы играли юную красавицу. Это было прекрасно! В багровом шелковом платье! Как вы страстно танцевали, как виртуозно крутили длинные красные ленты! Браво, браво!

– Спасибо, – смущенно ответила дама.

– А вы, молодой человек, если не ошибаюсь, проникновенно читали стихи? – продолжил пожилой человек.

– Благодарю вас за признание наших скромных талантов, – довольный похвалой, ответил мужчина.

– Значит, вы итальянские актеры и у нас на гастролях? Ну что ж, давайте знакомиться. Если, конечно, вы не против. Меня зовут Иосиф, я хозяин этой ювелирной лавки, – сказал, мило улыбаясь, пожилой мужчина и протянул гостям свою руку.

– Очень приятно. А я хозяин передвижного цирка, который вы вчера посетили, и зовут меня Марио. А это очаровательная Жези, прекрасная актриса и танцовщица. Ей аплодировала вся Италия, – ответил с гордостью молодой человек и крепко пожал руку Иосифа.

– Рад знакомству, уважаемый Марио. Будете гастролировать у нас в столице всю осень?

– О, нет! Скоро холода. Нам пора возвращаться домой, в теплые края, – ответил итальянец.

– Очень жаль! Ваш цирк украсил бы собой наши осенние ярмарки. Но что же мы тут стоим? Давайте зайдем внутрь. Надеюсь, вы не откажете мне в удовольствии угостить вас отличным английским чаем. К тому же у меня есть кое-что показать для синьоры. У меня, конечно, не блистательный салон. Люди высшего общества не ходят на блошиный рынок, они заказывают украшения у известных столичных ювелиров. Но и к нам иногда заглядывают состоятельные господа. В основном покупают подарки для своих милых дам. Надеюсь, и вам, дорогая синьора Жези, что-нибудь понравится. Наверное, вы хотели бы найти на рынке за небольшие деньги какой-нибудь старый, потемневший от времени подсвечник, канделябр или люстру, в душе надеясь, что сделаны они из чистого золота. Такое, в самом деле, бывает, но очень редко. Все стоящее, что появляется на рынке, мгновенно попадает в антикварные и ювелирные лавки. Здесь все уже давно отработано и работает, как швейцарские часы. Продавцы прибывают сюда в пять утра, чтобы занять хорошие, самые проходные места на главной улице рынка. Именно в это время их уже поджидают специалисты – перекупщики-лавочники, чтобы купить самые ценные вещи, а затем уже по более высокой цене выставить на продажу у себя в лавках. К восьми утра, когда на рынке появляются первые покупатели, все уже продано, – сказал хозяин лавки и громко засмеялся.

Марио стало от таких слов как-то не по себе. Он уже хотел откланяться, развернуться и уйти, но Иосиф в этот момент открыл дверь, учтиво протянул свою руку Жези, улыбнулся и сказал:

– Прошу вас, синьора Жези. На улице прохладно. Ни к чему вам, артистам, мерзнуть на ветру.

– Вы правы, Иосиф. Действительно прохладно. И к тому же мне хочется взглянуть на ваши сокровища, – ответила ему Жези.

Иосиф засмеялся и сказал:

– Сокровища хранятся во дворцах самых могущественных людей Европы. А у меня здесь – лишь безделушки. Но для вас, уважаемая синьора, я подберу то, что и не снилось даже супругам императоров и королей. Сначала заварю для вас свежий английский чай, а потом покажу вам кое-что. Должен предупредить, уважаемый синьор Марио, эти украшения не из дешевых.

Иосиф посмотрел на гостей, а затем неторопливо подошел к изразцовой печке, где стоял большой чайник, а в нем давно кипела вода, насыпал в заварочник чаю и залил кипятком. Потом поставил на небольшой круглый столик у окна три чистые чашки с блюдцами, сахарницу и вазочку с конфетами, после чего любезно обратился к гостям:

– Прошу к столу, уважаемые гости. Сейчас будем пить чай.

Марио и Жези сели за стол. Иосиф налил в чашки чай и долил кипятка.

– Какой чудный аромат! – сказала Жези.

– Я же обещал напоить вас лучшим чаем. Конечно, чайных плантаций в Англии нет, но самые лучшие сорта чая привозят именно туда. Ну а то, что люди хотят продать или купить, все прибывает именно сюда. Разумеется, не только чай, – сказал Иосиф, с удовольствием отхлебывая маленькими глотками горячий чай.

– Благодарю вас. Чай, действительно, хорош, – произнес Марио.

Иосиф, прищурившись, улыбнулся и ответил:

– Если вы, Марио, хотите прикупить что-нибудь подешевле для перепродажи, то здесь, в столице, на блошином рынке можно найти все что угодно. Но такие вещи могут оказаться ворованными или запятнанными кровью. Вы понимаете, о чем я говорю. Если у вас найдут драгоценности, украденные или, не дай бог, снятые с убитых во время разбоя, то это, в лучшем случае, тюрьма. На вас покажут пальцем сами грабители, чтобы «прикрыть» своих подельников или соучастников. Так что в тюрьме окажетесь вы, а не они. Это бесспорно. Блошиный рынок – особое место. Здесь свои порядки.

Иосиф хотел еще что-то сказать, но Марио, не скрывая раздражения и некоторого страха, перебил его:

– Прошу прощения! Разумеется, мы хотели бы приобрести – но лишь на законном основании и за небольшие деньги – какую-нибудь стоящую вещицу. Мы небогатые люди, но мечтать об обеспеченной и беззаботной жизни никому не возбраняется.

– Дорогой Марио, жить обеспеченно, долго и счастливо мечтают все люди на свете, но достигают этого лишь избранные, – многозначительно сказал Иосиф и продолжил: – Имеет смысл попытать счастья на морском побережье. Северные моря непредсказуемы и коварны. Там гибнет много кораблей. После шторма волны приносят к берегам немало ценного, что остается на поверхности воды после крушений: обломки, вещи погибших моряков и пассажиров. А на берегу стоят рыбацкие деревушки, где живут люди малообразованные, темные. Они, в основном, и подбирают дары моря. Эти люди мало что понимают в драгоценных камешках и ювелирном искусстве. Они продадут вам за символические деньги все что угодно. Или обменяют. Отдадут все за кусок ткани, бутылку рома, пряности… За рыболовный крючок! Вообще ни за что! У них обыденные для цивилизованного человека вещи вызывают безмерную радость.

Иосиф громко рассмеялся и потом добавил:

– Попытайтесь! Может, вам и повезет.

В этот момент в дверь вошел высокий человек средних лет в черном пальто с приподнятым воротником, черной шляпе и черных кожаных перчатках. Не обращая никакого внимания на посетителей, он сразу обратился к хозяину лавки:

– Иосиф, есть дело! И у меня мало времени.

Затем этот странный человек, даже не вытерев о коврик у дверей свою мокрую обувь и не сняв головной убор, быстро направился в соседнюю комнату.

– Марио и уважаемая синьора Жези, прошу меня извинить. Я вынужден оставить вас всего на несколько минут. Пришел мой давний приятель. Пейте, пожалуйста, чай. Я скоро вернусь, – ласково произнес Иосиф и ушел вслед за гостем. Дверь соседней комнаты закрылась.

– Какой странный магазин! На прилавке под стеклом только безделушки, а украшений нет, – шепотом сказала Жези.

– Наверное, ценные вещи хозяин выносит посетителям из той комнаты, где сейчас принимает гостя. Я думаю, там у него сейф, – тихо ответил ей Марио.

– Присматриваешься, как ограбить эту лавку? – улыбаясь, спросила его Жези.

– Жези, как тебе не стыдно! – ответил с обидой Марио.

Дверь со скрипом открылась, из комнаты с широкой улыбкой вышел Иосиф, быстро подошел к итальянцам и сказал:

– Вам несказанно повезло. У моего приятеля есть к вам деловое предложение, синьор Марио. Надеюсь, вы не против уделить этому уважаемому господину минуту вашего внимания. Предложение, уверяю вас, стоящее. Оно вам понравится. И возможно, приблизит вас к воплощению вашей мечты, синьор.

– Право, даже не знаю. Это так неожиданно! Но если вы настаиваете, я конечно, его выслушаю, – ответил Марио.

– Ну вот и отлично! Я сейчас же его приглашу, – сказал Иосиф, учтиво кивнул головой, быстро повернулся и направился в соседнюю комнату.

Через минуту к столику подошел этот странный человек. Не поздоровавшись, он сел за стол в пальто и головном уборе и сразу обратился к Марио:

– Не будем тратить времени на любезности и пустые разговоры, синьор. Я готов предложить вам сделку и…

В это время в центре города, в Публичной библиотеке уже открылись двери читального зала. В зале один за другим стояли в несколько рядов столы для посетителей. На столах красовались одинаковые лампы с зелеными стеклянными абажурами, дубовый паркет между столами был устелен красными ковровыми дорожками. Все стены зала были заставлены огромными книжными шкафами, заполненными плотными рядами книг, собранных со всех концов мира. Почти все столы уже были заняты читателями, и стояла полная тишина. Здесь было не принято разговаривать даже шепотом. За одним из столов сидел молодой человек лет двадцати. Он бережно перелистывал страницы книг, читал какие-то статьи, выписывал в блокнот умные мысли и нужные факты.

Вскоре тихо скрипнула массивная дверь, и в зал вошел посыльный в темно-синем костюме и белых перчатках. Он неторопливо прошел по красной ковровой дорожке и подошел к столу, где сидел молодой человек. Положил на край стола конверт, учтиво поклонился, медленно развернулся и направился обратно. Молодой человек был крайне удивлен и сразу взял письмо в руки. На нем была надпись: «Господину Дюнасу. Лично в руки. Срочно!».

«Странно, – подумал он, – кто может знать, что я нахожусь сейчас здесь? И какая срочность заставила отправителя немедленно направить это письмо?»

Молодой человек вытащил из конверта лист бумаги, быстро развернул его и начал читать:

«Дюнас! Получив это письмо, Вы, конечно, удивлены и даже взволнованы! Но обстоятельства складываются таким образом, что я решил немедленно направить Вам с посыльным эту депешу. Вчера поздно вечером проходило закрытое совещание Совета, о проведении которого я говорил Вам несколько дней назад. Обсуждалось много важных вопросов. Один из них касался северных территорий. Я предложил Вашу кандидатуру. Совет одобрил. Прошу Вас прибыть ко мне. Все подробности при встрече…»

И вот в один и тот же день – по воздуху, по земле и по воде – на север отправились незнакомые друг другу люди. Вскоре судьба сведет их вместе. Но всему свое время…

По воздуху на воздушном шаре летел отважный молодой человек – начинающий исследователь и естествоиспытатель по имени Дюнас. Он был молод, но уже известен как один из первопроходцев освоения воздушных аппаратов и покоритель небесного пространства на высоте птичьего полета. О Дюнасе писали заметки в столичных газетах: о мужестве юного воздухоплавателя, о славных полетах, о завоевании воздушных просторов и, конечно, о его приключениях – и в небе, и на земле. На этот раз исследователь Дюнас летел на север по заданию высокого начальства. А еще он хотел долететь до края земли и увидеть своими глазами то, о чем не раз рассказывали ему бывалые путешественники и отважные мореплаватели, бороздившие когда-то просторы северных морей. Дюнас хотел увидеть своими глазами северное сияние.

По реке, которая плавно несет свои воды на север, медленно полз небольшой пароход, на борту которого находился столичный генерал по имени Виссарион со своей супругой Лизеттой. Главной целью его поездки было раскрытие тайны загадочного исчезновения градоначальника лейтенанта Нильса.

В этот же день по дороге на север отправились повозки с артистами бродячего цирка из солнечной Италии. Хозяин цирка вдруг переменил планы и вместо возвращения домой решил в осеннюю непогоду направиться в маленький провинциальный городок и дать там представление. Впрочем, на самом деле хозяин этого цирка думал не о представлении, а совсем о другом.

Жези исполнилось шестнадцать

Вторые сутки под непрерывным моросящим дождем, по разбитой дороге, преодолевая кочки и горки, ямы и ухабы, с трудом двигались три повозки, запряженные усталыми лошадьми. Повозки сверху были накрыты тентами, а по бокам на них красовались нарисованные улыбающиеся лица мужчины и женщины с яркой надписью «Итальянский передвижной цирк «Марио и Жези». Первой повозкой управляла сама Жези. Она была одета в красный клоунский костюм с жеваным, мятым жабо, на голове был клоунский колпак того же цвета с белым помпончиком. Жези любила этот колпак и берегла для выступлений, но сейчас она продрогла насквозь и надела на себя все, что есть, чтобы согреться. Даже накинула на плечи потертую солдатскую шинель времен императора Наполеона, которую вытащила из театрального гардероба. Но и шинель мало помогала от пронизывающего ветра и сырости. Жези чихала и кашляла, меняла носовые платки и с надеждой поглядывала по сторонам, пытаясь, наконец, увидеть в этом бескрайнем унылом лесу заветные огоньки в окнах. Листья с деревьев облетели, перед глазами Жези стояли бесконечной серой стеной голые деревья, и этот пейзаж не менялся уже второй день, нагоняя на нее безнадежную тоску.

Второй повозкой управлял клоун – добродушный пожилой человек. В повозке вместе с ним ехал белокурый паренек лет четырнадцати. Его звали Антонио. Антонио попал в труппу случайно. Когда-то жил с матерью и отчимом неподалеку от Флоренции. Отчим не любил пасынка и часто за любую шалость строго наказывал его. Однажды он избил Антонио до синяков, а из носа даже пошла кровь. От боли и обиды парень решил убежать из дома навсегда. Целую неделю скитался он по соседним городкам. Ночевал где попало, питался чем подадут. В воскресенье на шумной ярмарке Антонио впервые в жизни увидел артистов. Бродячий цирк давал на площади представление. Антонио был восхищен и очарован. После спектакля он подошел к хозяину цирка и попросил его взять с собой учеником: «Я готов учиться на артиста всю жизнь!». Но тот отказал. Вечером цирк двинулся дальше. Антонио шел за повозками целый час пешком и просил: «Хочу стать артистом. Возьмите меня с собой!». В конце концов, Жези убедила хозяина цирка взять паренька с собой. Марио нехотя согласился и посадил его рядом с собой. Так и началась у него взрослая, рабочая жизнь.

В третьей повозке сидели трое молодых мужчин. Два брата – потомственные артисты, жонглер и акробат. И усатый музыкант, умевший играть на любом музыкальном инструменте.

Это и была вся труппа итальянского цирка «Марио и Жези.

Жези за все эти годы изрядно устала от постоянных скитаний по бесконечным дорогам, от однообразных выступлений на рыночных площадях маленьких городов и крошечных поселков, от ночевок в повозке и еды у костра. Но в поисках счастья и погоне за надеждой они двигались все дальше и дальше и так попали на северо-восток бескрайней Европы в неизведанные для них края. Они приехали в Россию…

Марио лежал целыми днями в повозке, держа в руках словарь итальянских слов с переводом на русский язык. Не переставая, он громко и многократно произносил одно и то же: «Приветствую вас! Благодарю вас! Уважаю вас! Люблю вас! Ищу вас!». Потом брался учить следующие фразы. Так продолжалось с утра до самого вечера. Жези раздражала его настойчивость. Она хотела от Марио совсем другого – завести наконец детей и свой, пусть небольшой, но свой дом. А Марио всегда говорил ей:

– Жези, дорогая моя! Потерпи еще немного. У нас передвижной театр, а не цыганский табор! Мы артисты! Мы не можем возить с собой детей. Потерпи еще год, другой. Заработаем денег, купим дом и тогда заживем.

Жези с грустью кивала головой. С надеждой смотрела на него, старалась думать, что все хорошее еще впереди. Но годы шли, а ничего не менялось. В России переезды между городами стали длиннее и добавились холода. Ей хотелось вернуться домой, в родную теплую Италию.

Жези правила повозкой и вспоминала свою прежнюю жизнь. В юности беззаботно жила она в маленьком рыбацком поселке на берегу моря. Каждый день, просыпаясь, она бежала к морю, с радостью входила в ласковую утреннюю воду и плыла далеко от берега. Всем телом ощущала она нежное прикосновение утреннего солнца, когда, перевернувшись на спину, лежала, плавно покачиваясь на мелких волнах и рассматривая в небе причудливые облака. Или ныряла поглубже, чтобы полюбоваться красотами морского дна. А когда, наконец, устав, выходила на берег, бросалась на золотой песок и грелась в лучах еще нежаркого солнца.

Отец Жези был простым рыбаком. У него были своя лодка и рыболовные снасти. Ранним утром каждый день уходил он в море и, если везло, возвращался с уловом. Продавал рыбу на берегу местным торговцам, за что получал очень скромные деньги. К обеду усталый отец приходил домой и садился с Жези за стол. За едой он увлеченно рассказывал ей о красотах моря и о своей жизни в молодые годы, когда ему волей судьбы посчастливилось увидеть своими глазами всю Италию: большие и маленькие города, поселки, высокие горы, бурные реки, поля и леса. Жези любила и уважала своего отца. Она всегда внимательно слушала его рассказы и мечтала о том, что когда-нибудь так же отправится в путешествие и увидит все своими глазами.

Особенно приятно было слушать о его встрече с юной девушкой по имени Сюзанна. Он полюбил ее с первого взгляда и на всю жизнь. Однажды недалеко от поселка, где жил отец Жези, в море проплывал французский парусник. Он шел из Марселя в итальянскую Геную. На борту находились десятки пассажиров. И вот, проплывая близко к берегу, он наткнулся на риф. Корабль получил пробоину и стал медленно тонуть. Весть о гибели парусника мгновенно разнеслась по поселку. Люди сбежались к морю. Моряки тонущего корабля быстро спустили на воду шлюпки, посадили пассажиров и поплыли к берегу. А корабль все больше кренился на бок и вскоре исчез под водой. Потерпевших на время приютили у себя жители поселка. Юная француженка Сюзанна волею судьбы попала в дом отца, там и осталась навсегда. Через год у счастливой пары родилась дочь, они назвали ее Жези.

После обеда отец ложился отдыхать, а вечерами занимался своим хозяйством: сушил рыболовные сети, чинил лодку, плел из лозы корзины для рыбы. Поздним вечером он садился у кроватки Жези и рассказывал ей перед сном сказки, удивительные легенды и просто разные забавные истории. Так они жили до тех пор, пока Жези не исполнилось шестнадцать лет. Однажды отец, как всегда, отправился рыбачить, но вскоре подул сильный ветер, а на горизонте появились черные тучи. С каждым часом морские волны поднимались все выше и выше, полил сильный дождь. Испуганные, Жези вместе с матерью побежали к морю в надежде увидеть отца. Все рыбацкие лодки уже вернулись и стояли у причала, кроме одной. Дотемна с тревогой и надеждой мать и дочь стояли на берегу под проливным дождем и смотрели на бушующее море. Шторм затих, но отец так и не вернулся. Несколько недель Жези вставала каждый день рано утром и шла к причалу, подолгу сидела и всматривалась в морскую даль в надежде увидеть наконец очертания знакомого паруса отцовской лодки. Мать, чтобы прокормить себя и Жези, устроилась на работу в рыбную лавку на соседней улице, которую отец много лет ежедневно снабжал свежей рыбой. Приходила она домой лишь поздно вечером, а вскоре стала оставаться там и на ночь. Лишь под утро мать появлялась дома, готовила для Жези еду, стирала и гладила белье, целовала спящую еще дочь, а потом опять уходила. По поселку поползли сплетни о любовных похождениях вдовы погибшего рыбака и хозяина рыбной лавки. Жези их слышала. Принимая с уважением материнскую заботу и любовь, она не могла простить матери предательства отца. Мать и дочь с каждым днем все больше и больше отдалялись друг от друга.

Первая любовь

Однажды в поселок приехал бродячий театр и дал представление на базарной площади. Жези опоздала и пришла почти в конце выступления артистов. На площадке в этот момент выступали пожилой карлик и юноша. Карлик играл роль сборщика налогов Древнего Рима. На плечах его висела белоснежная льняная простыня, олицетворяющая его статус, на ногах красовались кожаные сандалии, в руках он держал серый мешок для сбора налогов. Юноша играл роль молодого рыбака и стоял рядом. Он был одет в серую холщевую накидку, деревянные башмаки, на земле у его ног стояла небольшая корзина.

– Ну что, рыбак! Покажи мне свой улов. Поймать рыбешку смог – заплати налог. Давай, давай плати! – сказал сборщик.

– Платить мне нечем, вот мой улов, – ответил юноша и вытащил из корзины рыбку величиной с ладонь. Публика засмеялась и зааплодировала.

– И все равно – плати налог, – сказал сборщик налогов.

Юноша протянул ему рыбу. Сборщик с пренебрежением нехотя взял эту рыбешку и кинул в свой мешок, а затем продолжил:

– За то, что ты живешь, и спишь, и ешь, ты должен заплатить налог. Плати налог!

– У меня нет ничего, кроме накидки на плечах и старых башмаков, – ответил рыбак.

– Отдай что есть! Плати налог, – приказал сборщик.

Рыбак снял с себя накидку, башмаки и положил все жадному сборщику в мешок.

Зрители возмущенно кричали карлику: «Вот негодяй!», «О быке судят по рогам, а о человеке – по словам!», «Все ему мало! Кто много хочет, не получит ничего!», «Эй! В море много воды, да не напьешься!».

Юношу публика приободряла: «Ничего, парень, не робей!», «В море еще много рыбы, и тебе золотая рыбка достанется!», «Как тонуть начнешь, так и плавать научишься!».

В этот момент на площадке, где проходило представление, с громким лаем появилась маленькая собачка – лохматый белый пудель. На его спине красовалась красная бархатная накидка, а шею украшал шелковый бантик. Зрители дружно захлопали, сразу сообразив, что этот важный пудель тоже актер, а роскошная попонка и лиловый бант обозначают высокий статус этого героя в обществе. Пес с гордым видом по-хозяйски обежал несколько раз театральную площадку. Потом вскочил на высокий табурет, накрытый дорогим атласом нежно-голубого цвета, будто трон правителя. «Трон» стоял в центре театральной площадки, прямо напротив артистов: карлика и юноши. Благородный пудель с важным видом сел на задние лапы и, с любопытством оглядевшись по сторонам, звонко залаял. Публика засмеялась. Кто-то закричал: «Вот и правитель! Ну, он-то и есть здесь самый главный!». Другой крикнул: «Сейчас он все рассудит!». Третий дополнил: «Ненасытный прожора-карлик вмиг вернет рыбаку-бедняге все его пожитки!».

Чем больше кричали зрители, тем сильнее и настойчивее лаял пес.

Но вскоре пудель резво спрыгнул на землю, подбежал к карлику, схватил зубами мешок и потащил его к себе на «трон». Публика ликовала и звонко хлопала в ладоши. Когда мешок оказался на «троне», пес с гордостью запрыгнул и сел на него. Пудель, явно получавший большое удовольствие от зрительских аплодисментов, снова во весь голос начал лаять.

Карлик в недоумении опустился на колени и обратился к «правителю»:

– О, правитель! А как же я?

Пудель внимательно посмотрел на карлика, зарычал, а потом залаял грозно и спрыгнул вниз. Подбежал, вцепился зубами в белоснежную накидку, сдернул с плеч карлика и уволок к себе на «трон». Карлик остался в одной набедренной повязке.

Зрители весело кричали карлику: «Так тебе и надо! Кто много хочет, тот не получит ничего!», «Какова одежка, таковы и почести!».

Пуделю кричали: «Ай да правитель! Вот как у них. Все мое ношу с собой!», «Кто не работает, тот и ест, а кто работает – тот и нет!».

Молодой рыбак вышел на середину площадки и обратился к зрителям:

– Вот и конец этой смешной поучительной истории. У бедняка можно хитростью и лукавством отнять все до последней рыбешки и корки хлеба. Но, волею судьбы, может случиться так, что и любой богатый может оказаться вдруг в положении бедняка! Будьте добрее друг к другу! И любите не только самого себя, но и ближних своих!

Публика зааплодировала. В этот момент карлик, улыбаясь, подошел к юноше и вручил ему его накидку и башмаки. Юноша протянул ему руку. Они дружески обнялись и пожали друг другу руки.

Потом юноша продолжил свою речь:

– Ну а сейчас, уважаемые зрители мы покажем вам еще одну поучительную историю! Но для этого нам нужна главная героиня. Может быть, кто-нибудь из юных красавиц, присутствующих на представлении, отважится сыграть главную роль?

Зрители переглянулись и закричали девушке, стоявшей позади:

– Жези! Соглашайся, Жези! Ты у нас в поселке самая привлекательная и достойна этой роли!

– Прошу вас, синьорина! – обратился к ней юноша и протянул ей шелковую накидку. – Накиньте ее на свои прекрасные плечи. Такие накидки носили когда-то только патрицианки. А вы будете выглядеть в ней, словно богиня, спустившаяся с небес!

– Давай, Жези, надевай и покажи всем свою красоту, – кричали зрители.

Жези робко взяла из рук юноши накидку и надела на себя. Публика с восторгом закричала: «Браво!», «Молодец, Жези!».

– А сейчас я прошу вас, благочестивая синьорина, выйти к нам на театральную площадку, – юноша мягко протянул ей свою руку и проводил Жези в центр, а затем торжественно продолжил: – Представим себе, уважаемая публика, что наша милая героиня – знатная синьорина и является представителем старейшего и знатнейшего итальянского рода, и стоит она сейчас на крыльце одного из самых богатых столичных домов Римской империи. И она, прелестнейшая синьорина, прямо здесь будет принимать самых знатных и богатых гостей – неженатых синьоров. Они придут к ней для того, чтобы предложить ей свою руку и сердце. А она должна выбрать себе в мужья самого достойного из женихов!

– О, вот это интересно! – закричали с восторгом зрители и захлопали в ладоши.

– Итак, представление начинается! – громко воскликнул юноша.

На площадку вышли два артиста в разноцветных одеждах и клоунских колпаках. Один из них держал большой барабан и весело бил в него барабанной палочкой. Второй – играл на трубе бодрую мелодию. Артисты, пританцовывая и кружась, обошли публику, встали позади Жези и тут опустили инструменты.

В этот момент перед взором прекрасной синьорины появился первый жених. Это был высокий толстый мужчина средних лет в одежде римского воина. В руках он держал кусок яркой ткани и пригоршню украшений.

– Прекраснейшая дева, ты словно благоухающий цветок. О, как ты стройна и хороша! – воскликнул воин и продолжил: – А я знатный воин. Я готов завоевать и принести к твоим ногам весь мир. Я одарю тебя всем, что есть на свете: драгоценными камнями и изысканными нарядами. Для тебя, восхитительная синьорина, я самый достойный из достойных!

В этот момент на площадке появился актер – карлик с длинной бородой, в черной накидке и высокой шляпе. В руках он держал красивый ларец. Он встал впереди воина напротив Жези и обратился к ней:

– О, прекрасная юная синьорина! Драгоценные камни потускнеют, наряды износятся, а герой может вернуться из далекого похода домой не только со щитом, но и на щите! И тогда у вас, драгоценная синьорина, останутся лишь ваши слезы, воспоминанья и горькая тоска.

Из толпы кто-то крикнул воину: «Зачем тебе красавица Жези? Возьми себе в поход вместо оруженосца чужеземку, чтобы тебе стирала, обеды подавала и щит с мечом твоим носила за тебя!». Публика дружно засмеялась.

– Другое дело – я! Хоть я уже не молод и ростом маловат, но зато богат. Я – ростовщик! – многозначительно сказал карлик, потом медленно раскрыл свой ларец, набитый пачками бутафорских купюр, и с гордостью продолжил свой рассказ: – Моя любовь и страсть – это золото и деньги. Вы будете всю жизнь, словно царица, и днем и ночью купаться в золоте. Соглашайтесь!

И тут на площадке появился уже знакомый юноша, но в этот раз в яркой красной накидке и такого же цвета шляпе с большими полями и роскошным страусовым пером. Он играл на флейте и легко закружил по театральной площадке, пританцовывая в такт веселой мелодии. Клоуны за спиной Жези снова подняли инструменты и заиграли вместе с ним. Публика хлопала в ладоши. Подойдя к Жези, юноша красиво поклонился юной красавице и сказал:

– О, юная богиня! Нет у меня ни воинских доспехов, ни золота, ни денег. Есть лишь маленькая флейта и большое пламенное сердце. Словно солнце, горит оно любовью к вам в груди моей. Любовь нельзя купить деньгами, золотом, парчой и драгоценными камнями. Всем этим мил не будешь и вскоре обо всем забудешь. Любовь – божественна! Любви добиться можно лишь горячим сердцем, искренним желаньем и великой мудростью души. Прислушайтесь к себе, и только лишь к себе, о, юная богиня! Поверьте только вдохновенным чувствам, синьорина!

Зрители восторженно зааплодировали и закричали: «Браво!», «Жези! У этого парня – пламенное сердце», «У него настоящее чувство!», «Да здравствует истина в любви!».

– Итак, уважаемая публика, сейчас нашей юной героине предстоит решить свою судьбу и выбрать себе в мужья самого достойного из женихов. Слово за вами, синьорина! – воскликнул юноша.

Жези, будто во сне, молча стояла на театральной площадке, смотрела на окружающих ее актеров и восторженную публику.

Зрители кричали:

– Выбирай, Жези!

– Зачем тебе этот коротышка бородатый – старик-ростовщик. Пусть «купается» и нежится в своих деньгах и золоте до смерти в одиночку!

– А этот солдафон пузатый – поласкает тебя, поиграет с тобой, как с куклой, а потом возьмет и бросит!

– Парня выбирай! Удача любит смелых!

Вскоре публика притихла и стала ждать решения Жези.

– Знатный воин, нет слов, бесстрашен и отважен. Но не очаг семейный любит он, а свои подвиги и великие сраженья. Боюсь остаться я когда-нибудь безутешною вдовою. И потому, увы, скажу ему я «нет», – робко произнесла молодая героиня.

Зрители зааплодировали.

– Ростовщик хоть стар, но сказочно богат. Выйти замуж за богатство – большой соблазн. Но золото и деньги не заменят истину любви. Истинное чувство, увы, купить за деньги невозможно! И оттого скажу ему «увы», – тихо сказала Жези.

Публика от удивления притихла и стала с интересом слушать ее дальше.

– Юноша сказал, что нет у него ни воинских доспехов, ни золота, ни денег. Но есть большое пламенное сердце, – негромко, но уже уверенно продолжила Жези. – Словно солнце, горит оно любовью в его груди. Он прав, любовь нельзя купить деньгами, золотом, парчой и драгоценными камнями. Любви добиться можно лишь горячим сердцем, искренним желаньем и великой мудростью души. И он просил меня прислушаться к себе, и только лишь к себе. Я верю вдохновенным его чувствам!

Воцарилась тишина. Зрители были удивлены ее рассудительностью и отнюдь не детской мудростью.

– И, без сомненья, я отвечу ему «да»! – утвердительно сказала Жези и опустила глаза, будто стесняясь произнесенных ею сокровенных слов.

Зрители молчали и, словно околдованные, с интересом смотрели на нее. Потом кто-то тихо захлопал, и тут публика взорвалась аплодисментами.

Жези от радости рассмеялась и тоже захлопала.

– Браво! Позвольте поздравить эту очаровательную синьорину с ее блистательным выступлением в нашем представлении! Это настоящее рождение юного дарования! – с восторгом, аплодируя, воскликнул юноша, а потом взял в руки шляпу и продолжил:

– Грация, синьоры! Грация, синьорины! Благодарим вас, уважаемые зрители, за великодушный прием театра и высокую оценку нашего скромного таланта! Мы будем признательны не только за аплодисменты, но еще и за маленькие, зато звонкие монеты!

Юноша пошел в толпу. Благодарные зрители кричали: «Браво!» и бросали в его шляпу монетки. Артист, улыбаясь, уважительно кланялся и почтительно благодарил зрителей: «Грация!».

И тут он подошел к Жези. Впервые увидев его так близко, она почувствовала, будто давно с ним знакома. Его обаяние, добрые глаза и улыбка чем-то напомнили Жези ее отца. Она приветливо улыбнулась, хотела положить в шляпу артиста монетку и уже протянула было руку. Но он вежливо убрал в сторону шляпу и сказал:

– О нет, только не вы! Для меня одно присутствие на нашем представлении такой прекрасной синьорины, как вы, уже само по себе вознаграждение.

Потом он, словно жонглер, красивым жестом быстро опустил руку в свою шляпу, вытащил из нее букетик цветов и преподнес Жези. Публика, отметив благородный поступок юноши, бурно рукоплескала артисту за фокус с появлением цветов и за внимание к синьорине.

– Ну и парень! Молодец! – закричали зрители.

– Вы, уважаемая синьорина, могли бы стать украшением любого итальянского театра и играть в представлениях самые лучшие роли! Приглашаю вас поехать с нами в Рим. Вы станете примой, звездой нашей труппы. О вас вскоре будет говорить вся Италия! – громко сказал юноша.

Публика восприняла его предложение как очередной благородный комплимент юной девушке и дружно зааплодировала.

– Соглашайся, Жези! Ты прославишь своим талантом наш маленький рыбацкий поселок во всей Италии! – крикнул кто-то из толпы.

Жези от такого большого внимания к себе смущенно улыбалась, глядя на окружавших ее зрителей, а потом в полголоса, опустив глаза, загадочно ответила: «Спасибо. Я подумаю!».

Публика с восторгом кричала: «Браво, Жези! Браво!»

– Наш театр уезжает завтра ранним утром, синьорина! – громко сказал ей на прощанье артист.

– А как вас звать, синьор? – спросила она юношу.

– Меня звать Марио, уважаемая синьорина, – кивнув головой, громко ответил он ей.

– Марио – очень красивое имя. Быть может, это имя принесет вам счастье и славу! – улыбаясь, на прощанье сказала она.

Зрители начали расходиться. Одна Жези стояла и завороженно наблюдала за Марио, пока он о чем-то весело разговаривал с окружившей его местной публикой и одновременно снимал полотенцем грим с лица, а потом снял с себя верхнюю одежду и стремглав побежал к морю, стремительно прыгнул в воду и долго с наслаждением, словно дельфин, плавал по волнам.

Жези не спала всю ночь. Ей казалось, что это и есть шанс, и может, даже единственный шанс изменить свою судьбу и начать жизнь сначала. Она долго мучилась сомнениями, пытаясь убедить себя в обратном и оставить все как есть, но потом решила, что пусть будет так, как будет, и под утро написала матери короткую записку:

«Дорогая мама! После гибели отца в нашей жизни все изменилось. У тебя теперь новая любовь, и я не осуждаю тебя за это. Спасибо тебе за все: за теплоту ко мне, за материнскую заботу и искреннюю любовь. Я не хочу больше быть обузой для тебя и собираюсь начать новую жизнь. Я уезжаю в Рим и напишу тебе письмо, как только смогу. Надеюсь, что вскоре ты обо мне услышишь и будешь потом гордиться мной!».

Вот так и началась у юной Жези ее новая, взрослая жизнь. За многие годы она объехала с бродячим театром всю Европу. Играла в десятках спектаклей. Ей восторженно рукоплескала публика на больших базарных площадях и широких улицах разных городов. Почитатели ее таланта дарили ей цветы. И она все надеялась, что наступит – вот-вот, совсем скоро – то время, когда, наконец, у театра будет свое настоящее театральное здание где-нибудь в центре Рима. И заживет она в достатке и счастливо в красивом и уютном доме недалеко от величественного Колизея. Но время шло, годы летели один за другим, а мечта так и осталась несбывшейся. Бродячий театр по-прежнему колесил летом и зимой по бесконечным дорогам, показывал свои бесхитростные представления, получая за них горсть мелких монет, которых хватало лишь на то, чтобы прокормить себя и лошадей. И вот теперь в поисках долгожданного счастья добрались они и до края земли.

Дорога в никуда

Марио, закутавшись в теплые одеяла, спал, лежа внутри повозки, а Жези безучастно сидела впереди на кучерском месте и клевала носом, держа в руках поводья. Усталая пожилая лошадь по имени Попо, опустив голову, уныло шагала по разбитой дороге. Повозка качалась, как маятник, из стороны в сторону, время от времени подпрыгивая на очередной рытвине. Встряхнувшись от толчка, Жези открыла глаза и увидела ту же печальную картину – хмурые тучи, моросящий дождь и бесконечные голые стволы проплывавших вдоль дороги деревьев. Жези поежилась от холода, достала из кармана мятый платок, прикрыла нос и громко чихнула.

– Ох, Марио, – заворчала она. – Я не доеду. Этот холод сведет меня в могилу. О, мама миа! Конец света!.. Вот уже почти неделю мы, как черепахи, ползем и ползем по этим жутким дорогам. По этим бесконечным кочкам и ухабам. Наверное, так и выглядит ад. Вокруг одни болота, чахлые леса, дождь и холод. О, мама миа! Все это закончится тем, что эта дорога приведет нас в болото, там и завершится наше безумное путешествие. О, моя прекрасная солнечная Италия! Боюсь, что вспоминаю о тебе в последний раз! Мы скоро будем уже не на этом, а на том свете!

Марио сквозь дрему слышал ворчание Жези. Но ему хотелось еще поспать под теплыми одеялами и не хотелось ни о чем думать.

– Ох, Марио, – продолжала Жези. – Вон на дереве сидят две здоровенные черные вороны. Как отвратительно они каркают! Вот накаркают нам, не приведи господь, конец посреди болота. О, мама миа!

Марио нехотя выбрался из-под одеял и выглянул на дорогу.

– Ох, Жези! Вот зачем ты меня разбудила? Каркают и каркают. На то они и вороны, чтобы каркать. При чем тут мы? Мы скоро доберемся до цели. Поверь, никто нам не помешает, даже черные вороны, – уверенно сказал ей Марио и проворчал себе под нос: – Ну до чего же она глупа!

Жези, не расслышав его шепот, повернулась к нему и поцеловала его в щеку.

– Потерпи, дорогая! Еще немного, и мы будем у цели. У нас впервые за всю нашу бродячую жизнь появился шанс! Шанс все изменить! – воскликнул Марио.

– Да, конечно, шанс. Ради него я и мокну под этим проклятым дождем, – в тон ему подхватила Жези, но тут же раздраженно заворчала: – Но сколько же можно, Марио, есть эту ужасную перловую кашу с черствыми лепешками! Их уже даже не размочить, такие они деревянные! Как ты не понимаешь, я от них толстею! Не по дням, а по часам. К тому времени, как мы доберемся, я не влезу в свой клоунский костюм. Хорошо хоть мешок с крупой уже почти пустой, да и лепешки сегодня закончатся. Но что же будет завтра, милый Марио? Будем ловить здешних ворон? Я хочу нормального мяса или аппетитную курочку! Доживем ли мы до этого светлого дня? Увидим ли, наконец, своими глазами нормальный человеческий стол с хорошим итальянским обедом? Или так и пропадем в этих жутких болотах? О, мама миа!

– Дорогая Жези! Нормальное мясо и домашние курочки не бегают по лесу. Или ты хочешь, чтобы мы остановились? И я ловил для тебя голыми руками кабана? – спросил ее Марио.

– Не очень понятно, милый Марио, кто кого будет ловить! Или ты его, или он тебя, – с иронией ответила Жези.

– Вот именно! Послушай, каши и лепешки не опасны, как кабаны, а наоборот – очень полезны для здоровья. А главное, они дешевы. Что для нас с тобой очень важно. Ты же знаешь, я берегу каждую монетку ради нашего с тобой блага. Ах, Жези, я опять замерз. Пойду согреюсь хоть немножко, – сказал Марио.

– Согреюсь хоть немножко? А я? – спросила его Жези.

Марио, не обратив внимания на ее последние слова, снова нырнул под полог и с головой забрался под теплые одеяла. Жези печально вздохнула, достала из кармана своей театральной шинели овальное зеркальце, протерла его носовым платком, взглянула на себя и вздохнула:

– Странно, я толстею на его кашах, как на дрожжах. Скоро я буду похожа на лесную кабаниху, а его это нисколько не беспокоит и даже веселит!

Жези с досадой положила зеркало обратно в карман, потом замолчала и дальше так и сидела молча, печально глядя на дорогу. Она вспоминала себя в юности – тогда удивительную красавицу Жези, сравнивая ее с собой сейчас. И с грустью думала, куда же все подевалось: молодость, красота, легкость, задор…

Тут она подняла голову и вздрогнула от неожиданности. Она увидела покосившийся придорожный столб, и на нем сверху была прибита небольшая табличка. Это явно был дорожный указатель. Жези сначала не поверила своим глазам, а потом подскочила на козлах и крикнула на весь лес:

– Марио, дорогой, проснись! Впереди указатель. Наверное, название города! Наконец-то! О, мама миа! Мы почти у цели!

Марио крепко спал. Жези сунулась под полог и похлопала по одеялам. Марио, недовольный, сел, продирая глаза.

– Ну что там еще, Жези? Опять вороны?

– Какие вороны, Марио! Скоро приедем! – ответила Жези и хлестнула лошадь.

Уставшая Попо, будто проснувшись, всхрапнув, перешла с шага на рысь.

Через несколько минут Марио и Жези уже стояли возле указателя. Это был покосившийся столб, на верху его была прибита жестяная табличка с выбитыми насквозь буквами.

Жези первая прочла по буквам:

– О-ТО-ЛОБ.

Потом повернулась к Марио:

– Странное название! Я думала, мы в двух шагах от города. Но кажется, у него другое название, а, Марио? Не могли же мы так долго ехать, что его уже успели переименовать?

– Милая моя Жези, в такой глуши меняются лишь листья на деревьях, да и то раз в год. Спасибо судьбе, что привела нас в этот ОТОЛОБ. Надеюсь, мы сможем здесь немного заработать и купить еды, – ответил Марио.

– Марио, я хочу свежей рыбы! – требовательно сказала Жези.

– Дорогая, в этих местах водятся только лягушки и ужи, – ответил Марио.

– Фу, какая гадость! – воскликнула Жези.

Марио медленно несколько раз обошел вокруг столба, внимательно рассматривая буквы, а потом тихо произнес:

– Дорогая, кажется, эту табличку нужно читать с другой стороны. И мы с тобой приехали не в ОТОЛОБ, а в БОЛОТО.

– В болото!? Могу себе представить восторженную встречу нашей труппы, – заголосила Жези. – Мы въезжаем на болотную дорожку, а по ней посреди трясины скачут лягушки, ползают ужи, а над головой летают стаями вороны. Из окошек в болотных кочках выглядывают эльфы и зеленые кикиморы, разглядывают нас с любопытством и приветливо машут кривыми ручками. А рядом уже стоят в очередь болотные черти и прочая нечисть, готовые приготовить себе из нас обед. О, мама миа!

 

Глава II

«Я жива! Какое счастье!»

Давай сыграем в дурака!

По реке курсом на север медленно двигался единственный в этих местах пароходик под названием «Везучий». Раз месяц развозил он по прибрежным городкам и крестьянским поселениям почту, соль, сахар, крупу, ткани, оружейные патроны для охотников и многое другое, все, что пользовалось спросом в этих краях. Пароход забирал и увозил на юг пушнину, бочки с рыбой, солеными грибами и мочеными ягодами и многое другое, что давала людям здешняя природа.

На палубе была двухместная пассажирская каюта, в которой размещались чиновники или богатые торговцы, пускавшиеся в путешествие ради отбора и покупки у местных охотников пушнины: медвежьих, лисьих, норковых и песцовых шкур. В верхнем ярусе судовой надстройки располагалась рулевая рубка. У штурвала стояли капитан и рулевой. Возле компаса и карты сидел вахтенный помощник. Ниже рубки размещались машинное отделение и корабельная кухня-камбуз, где каждый день «колдовал» кок. Его прозвали Камбузным адмиралом, и был он на пароходе фигурой уважаемой. «Везучий» был всегда виден издалека. Из его высокой трубы поднимались клубы черного дыма, и шлейф их еще долго, будто туман, стелился над рекой.

Пароход медленно плыл по реке, направляясь в мало кому известный небольшой северный городок. По берегам серой стеной стояли голые деревья и темные мокрые ели. Капли не прекращавшегося дождя били по речной глади, от чего она покрылась мелкой темной рябью, и лишь у борта поднимались белые пенистые буруны. От реки веяло холодом, как и от низкого угрюмого неба, как и от темных однообразных берегов. Скоро наступит зима. Она в этих местах царствует долго, удивляя всех вокруг своими причудами: бушуют снежные бури, властвуют северные ветра, реки и моря превращаются в бескрайние ледяные просторы. А в небе начинается великолепное представление – северное сияние, сравнимое лишь с загадочным появлением на небосводе волшебных бабочек, нежно порхающих среди сияющих звезд разноцветными крыльями, украшенными алмазной россыпью и яркими цветными узорами.

В пассажирской каюте парохода на мягком диване у иллюминатора сидела с книгой в руках немолодая дама по имени Лизетта. Читая любовный роман, она перелистывала страницу за страницей, вздыхала, вытирала мокрые глаза носовым платком, потом закрывала книгу, смотрела с тоской и безразличием на унылый пейзаж и вспоминала лето:

«Как быстро пролетают солнечные дни! И остаются лишь воспоминания. По главной улице столицы беззаботно гуляют в белоснежных платьях и шляпках юные красавицы и важные дамы, щеголяют в белых мундирах молодые офицеры, мимо летят кареты и курьеры на вороных конях. А магазины и салоны! А балы, театры и рестораны! Красота! Да, есть что вспомнить. А сейчас? Днем и ночью льет бесконечный дождь. Кругом унынье. И на душе тоскливо. Сидим в каюте парохода, как на пороховой бочке, и плывем неизвестно куда».

Она повернула голову в сторону дивана, где лежал ее муж – лысый пожилой человек с длинными бледно-рыжими усами и непомерно большим животом. Он лежал на боку в роскошном шелковом халате и играл сам с собой в подкидного дурака.

– Каким он был в юности! И во что превратился сейчас! – тихо сказала сама себе Лизетта.

– Что ты спросила, дорогая? Я не расслышал. А, впрочем, давай-ка, милая, садись-ка со мной рядышком, будем играть с тобой в дурака! Это, голубушка, крайне увлекательная и чертовски азартная игра. Тебе понравится! – сказал супруг.

– Мне нездоровится, дорогой, – ответила генералу Лизетта. Она посмотрела на него с раздражением и тихо пробормотала себе под нос: – Ненавижу эти карты! Впрочем, и другие его «мелкие» слабости. Всю нашу совместную жизнь он не дает мне спать! Каждую ночь он храпит, как полк солдат.

Вскоре она успокоилась и спросила:

– Дорогой, скажи мне, наконец! Как называется городок, в который ты меня везешь?

– Захудалый, любимая! – ответил генерал.

– То, что он захудалый, мне и так понятно. Куда же еще могли направить тебя, только в самое захолустье! Но все же у этого захудалого городка есть какое-то название? – спросила его Лизетта.

– Этот городок так и называется – Захудалый, – ответил генерал.

– Странно! А почему они не назвали его Вонючим или Дремучим? Представь себе, меня спросила бы подруга: «Куда вы отправляетесь, дорогая Лизетта?». И я ей отвечаю: «На отдых в Вонюче-Дремучий городок!».

– Ты все язвишь. Меня тоже это удивило. Я даже думал, что это ошибка или подвох! Но адъютанты мне все объяснили. Когда-то на месте этого городка стоял военный лагерь для охраны северных границ. Офицеры в шутку прозвали его Захудалый. Потом пограничную часть перевели в другое место, а поселок остался. С годами он разросся до городка, а название так и осталось, – ответил Виссарион, тасуя карты, а потом продолжил: – Но ты ведь знаешь, дорогая, еду я туда с ответственным заданием. Я должен раскрыть тайну загадочного исчезновения градоначальника этого городка – лейтенанта Нильса.

Как все красиво начиналось!

Она вздохнула, отвернулась к иллюминатору и замолчала.

Она вспомнила их первую встречу. Это случилось очень давно, почти сорок лет назад, но она помнила все до мелочей. Молодой красивый офицер с обаятельной улыбкой, черной шевелюрой, бакенбардами и роскошными усами прискакал на белом коне к их усадьбе. Она тогда сидела в своей комнате у открытого окна и читала книгу.

– Мадемуазель, позвольте обратиться? Где я могу найти почтенного хозяина этого дома? – спросил офицер.

– Почтенный хозяин этого милого дома, господин офицер, мой папенька! – лукаво улыбнувшись и с любопытством рассматривая гостя, звонким голосом ответила Лизетта.

В это время из дверей дома вышел ее отец:

– Чем могу быть полезен, господин офицер?

Так состоялась их первая встреча. Мимо родового поместья Лизетты проходил гренадерский полк, который стал неподалеку лагерем на одну ночь, чтобы утром двинуться дальше. Солдаты ночевали в соседнем лесу в палатках. А офицеры, с согласия папеньки, разместились у них в доме. Вечером отец устроил для гостей прием. Играл полковой оркестр, слуги разносили на круглых подносах бокалы шампанского, прохладительные напитки, конфеты и пирожные. Галантные офицеры, одетые в парадные мундиры, приглашали на танец молодых дам и с восторгом кружились в танце.

– Позвольте, мадемуазель, пригласить вас на танец, – обратился офицер к юной Лизетте, стоявшей в окружении подруг в белоснежном бальном платье.

– Меня! На танец? – раскрасневшись, смущенно спросила она.

– Вас, мадемуазель! Не откажите в удовольствии станцевать с вами вальс, – улыбаясь, сказал он.

Лизетта присела в глубоком реверансе, соглашаясь.

– Позвольте представиться, меня зовут Виссарион, – сказал офицер, беря ее за руку, и щелкнул каблуками.

– Лиза, или лучше Лизетта, так меня зовет папенька, – она еще раз чуть присела, опустила глаза и вежливо наклонила голову.

Они кружились в танце весь вечер. Он с восторгом засыпал ее комплиментами и с упоением без умолку рассказывал ей всякие забавные истории. Лизетта была словно во сне. Его улыбка, кудрявая шевелюра, красноречивость, галантность покорили ее. Она влюбилась!

Так все и началось.

Ах, какие это были времена! Лизетта восхищалась своим супругом, мечтала о том, как Виссарион вскоре станет великим полководцем, и о его блестящих победах узнает весь мир! Но вскоре его назначили командиром взвода тылового обеспечения полка. И пришлось ему командовать писарями, поварами, портными, медицинскими братьями, сапожниками, истопниками и другими. Лизетта пришла в отчаяние.

– Какая несправедливость! Мой муж – командир сапожников и поваров! Дорогой Виссарион! Твое начальство – сами тупые солдафоны! Как они не увидели в тебе блестящий военный талант, как могли дать тебе такое! – возмущалась и рыдала она.

– Казалось бы, зачем все эти люди доблестному полку? А кто будет воинов кормить, сапоги чинить, лечить, баню топить, белье стирать? У солдата все по распорядку, всему – свое время! В учении – ученье, в бою – уменье, а животу – обед! – успокаивал Виссарион свою супругу.

С тех пор Виссарион так и служил по хозяйственной части, в свое время, как и все, получая очередное звание. Он жил тихо-мирно, пока однажды во время боевых действий, всего за несколько месяцев до перевода в столицу, его подразделению было поручено обслуживать и охранять штаб армии. И вдруг, откуда ни возьмись, с тыла ударила неприятельская конница и пошла на штурм штаба. Пленение всех высших офицеров противника означало бы для неприятеля бесспорную победу. Виссарион, стоявший с частью в тылу, принял удар на себя. Он сразу понял, что он и его солдаты оказались единственным на тот момент препятствием на пути противника. Он вскочил в седло, вынул саблю и смело повел солдат в бой. Неприятельская конница, не ожидавшая такого отпора, вскоре отступила, а потом была и вовсе разбита. Штаб был спасен, неприятель разгромлен, битва успешно завершена. За свою храбрость Виссарион был награжден медалью и внеочередным повышением в звании. Так он и стал генералом.

Спустя некоторое время Виссариона перевели в столицу, где он был назначен советником ведомства. С тех пор он целыми днями сидел в кабинете, рылся в бумагах: проверял отчеты, расписки, отписки, читал заявки, жалобы и доносы. Затем в верхнем правом углу ставил свою резолюцию «Рассмотреть» или «Отказать» и подтверждал ее своей размашистой подписью. Дальше эти бумаги отправлялись в другие кабинеты, где они росли в огромные кипы никому не нужных бумаг, а потом расходились неведомо куда и безответно тонули или исчезали как дым. Кабинетная работа вызывала у Виссариона безнадежную скуку и даже отчаяние. Он хоть и служил всю жизнь по тыловой части, но все-таки в боевом полку, а тут дожил под старость до бумажных баталий. Виссарион чрезвычайно из-за этого огорчался, хотя они с Лизеттой любили столичную жизнь.

Принеси-ка мне, голубчик, кофею крепкого!

Виссарион стоял на палубе в генеральском мундире и всматривался вдаль. Как и многие военные, он был в душе мечтателем, и потому, глядя на дремучий лес на берегах, невольно рисовал себе совсем другую поездку. Виссариону хотелось, чтобы его послали не в северную глушь, а на линию огня, чтобы рядом с ним стоял боевой конь, а за спиной – стройные ряды бравых кавалеристов, которые дружно кричат ему: «Ура, ура, ура!». Он так и видел, как взлетает он на коня, обнажает саблю и летит… не по реке, а по полю, а за ним – его полк.

Однако, что греха таить, он был рад и этой поездке, которая, пусть на время, но избавила его от кабинетного прозябания, и Виссарион все же вздохнул свободно.

Довольный, генерал поднялся в капитанскую рубку.

– Ну как дела, голубчик? – поинтересовался он у капитана.

Оглядевшись по сторонам, он с любопытством посмотрел на штурвал.

– Позвольте-ка и мне постоять у штурвала, дабы ощутить всю мощь этого «железного коня»! Так как? – спросил он.

– Не положено, господин генерал! – почтительно отказал тот, но, немного подумав, сказал: – Впрочем, вы же генерал, вам, значит, можно.

– Спасибо, голубчик! – ответил Виссарион и по-хозяйски взялся за штурвал.

Рулевой охотно передал его генералу, а капитан сказал:

– Обычно у нас пассажирами плывут мелкие чиновники да торговцы. Их – не пускаю. Не доросли чином. Штурвал парового корабля, можно сказать, двигатель технического прогресса… А вы – другое дело!

– Та-ак… Держите штурвал ровно. Не отклоняйтесь от курса.

– Получается! – удивился генерал.

Тут в рубку прибежал матрос и вызвал капитана в машинное отделение.

– Отлучусь на минутку, – сказал капитан, а рулевому приказал: – Смотри у меня тут, – и выбежал из рубки.

Виссарион крепко сжимал штурвал обеими руками и, прищурившись, зорко всматривался в речную даль. Дождь уже с полчаса как прекратился, и река, прокладывавшая себе путь между темными извилистыми берегами, была гладкой, как зеркало. Зрелище было несколько однообразным, и потому генералу захотелось кофею.

– Сбегай-ка, голубчик, на камбуз. Вели принести кофейку. Да покрепче, да с пенкой, да с сахаром, – сказал он.

Рулевой было поупрямился, но с генералами не поспоришь.

Генерал из рубки увидел, что на палубу подышать свежим воздухом вышла его супруга в светлом пальто и с легким кружевным зонтиком. Лизетта прошлась по палубе, а потом остановилась, облокотившись на ограждение борта. Зонтик она держала в правой руке, а в левой у нее была книга.

– Дорогая, – крикнул ей Виссарион в боковой иллюминатор капитанской рубки. – Не удивляйся, но сейчас пароходом управляет твой генерал!

– Очень рада вашему развлечению, господин генерал! Какое счастье, что вместо бестолковой и бесконечной игры в карты вы нашли более разумное времяпрепровождение. Учиться мореплаванию – более чем достойное занятие. Впрочем, сию минуту меня больше интересует «Сонник». Ночью во сне я видела себя на роскошном южном курорте. Будто бы бегу я к морю по песчаному золотому пляжу, окунаюсь с упоением в кристально чистую морскую воду, теплую, как парное молоко, и беззаботно плыву по нежным бархатным волнам далеко вдаль. К чему бы это? Впрочем, у меня в руках магическая книга «Сонник» для толкования сновидений и предсказания будущего по снам. Скоро я все узнаю.

Лизетта невзначай взглянула на рубку, увидела, что там никого нет, и с удивлением обратилась к стоящему рядом супругу:

– Ты отошел от штурвала? А кто же ведет по волнам наш доблестный корабль?

– Не волнуйся, сейчас придет рулевой, – уверенно ответил генерал.

– Что значит «сейчас придет»?! Ты оставил штурвал без присмотра? И куда же мы плывем? – взволнованно воскликнула Лизетта.

Пароход подходил к излучине, где русло реки резко уходило вправо.

– Ой, – сказала Лизетта, глядя, как быстро приближается берег.

Генерал перехватил ее взгляд и на мгновение оцепенел.

Берег был все ближе и ближе. Виссарион стремглав бросился наверх в рубку.

– Не волнуйся, Лизетта, твой генерал уже у руля. Я сейчас! – виновато, на бегу, крикнул он. – Я все исправлю!

В рубке он увидел помощника, мирно дремавшего над картой, схватил штурвал обеими руками, резко крутанул, чтобы выправить положение, но было уже поздно. Неуклюжий пароход дернулся, по обшивке прошла дрожь, и он сел на мель.

От удара на палубе попадало все, что было не закреплено. Лизетта, не ожидавшая такого поворота событий, стоявшая у правого борта, съехала в сторону левого. Пытаясь ухватиться руками хотя бы за что-нибудь, она выпустила из рук любимый зонтик и дорогую ее сердцу книгу. И зонтик, и книга тут же упали за борт и поплыли по воде. А Лизетта попыталась ухватиться за рундук, но промахнулась и вслед за зонтиком и «Сонником» полетела с высоты в воду.

– Ой-ой-ой! Тону! Помогите, спасите, тону! – истошно кричала Лизетта.

– Иду на помощь, Лизетта! Еще немного, и я тебя спасу, если смогу! – кричал генерал.

Лизетта барахталась, пытаясь удержаться на поверхности, и истошно голосила:

– Что значит «если смогу»?

– Если первым не утону! – буркнул себе под нос ее супруг.

– Виссарион! Я иду ко дну!.. Спаси, тону! – кричала Лизетта.

Генерал, словно заправский спасатель, выбежал из капитанской рубки, перекрестился и прямо в мундире прыгнул через борт. Через мгновение показалось, что он упал не в воду, а на каменную мостовую. Виссарион громко шлепнулся своим большим животом о поверхность реки, а потом, будто камень, ушел под воду с головой. Брызги полетели во все стороны. Вскоре на поверхности воды появилась голова генерала – его усы стояли дыбом, а глаза от ужаса были похожи на рыбьи.

– Лизетта, ты где?! – закричал генерал.

– Я здесь, Виссарион, – ответила она, пытаясь держаться на плаву.

– Держись за мои крепкие руки, любимая, – мужественно скомандовал генерал.

Лизетта, чтобы удержаться на воде, судорожно схватилась за его голову. От ее тяжести генерал сам ушел под воду. На секунду вынырнув, он отчаянно завопил: «Тону, Лизетта, я тону!» – и тут же снова ушел с головой под воду.

Из машинного отделения выбежал капитан. Схватил висевший у борта спасательный круг и бросил в воду супруге генерала. Именно в этот момент вынырнул Виссарион, и круг упал генералу на макушку.

– А-а-а! Убивают! Топят! Караул! Спасите! – завопил генерал.

Лизетта по-прежнему барахталась, как могла, и голосила на весь окрестный лес: «Спасите, спасите!».

Капитан быстро скинул с себя фуражку и китель, а потом, засучив рукава рубашки, смело прыгнул в воду на подмогу утопающим. Через несколько секунд он уверенно стоял ногами на дне. Глубина воды на этом месте была ему всего лишь по плечо. Капитан спокойно стоял и удивленно смотрел на «утопающих». Но генерал и Лизетта, не обращая на него никакого внимания, все еще барахтались в воде, даже не пытаясь нащупать ногами дно.

Через минуту капитан вытащил Лизетту на берег.

– Я жива! Какое счастье! Капитан, я бесконечно вам благодарна за то, что вытащили меня из этого болота. Это не река, а настоящее дьявольское болото. Я с ужасом чувствовала, как оно тянет меня, все сильнее и сильнее тянет, с каждым мгновением, прямо вниз! – без умолку трещала она, проклиная свою судьбу, своего супруга, «неповоротливый» пароход, извилистую реку, ледяную воду, холодный ветер, тину и вообще все, что было вокруг.

– Эта река не река, а просто несчастье какое-то… А где, кстати, мой муж?

Генерал в это время кое-как выбрался на берег сам. Вода стекала с него ручьем. Он тяжело дышал. Темно-зеленые водоросли украшали его генеральский мундир, усы и лысую голову.

Всю вторую половину дня капитан делал все, что мог, чтобы снять судно с мели.

– Полный вперед! Стоп! Полный назад! Стоп! Еще – полный назад! – кричал капитан.

Вспотевший кочегар не раз поднимался на палубу, чтобы отдышаться.

– Ну что, плывем или сидим? – говорил он.

– Почти плывем. Давай-ка, братишка, давай! Уже «гуляет» понемногу, туда-сюда! – с надеждой отвечал капитан.

Пароход пыхтел, кряхтел, скрипел и, наконец, через три часа выбрался на воду. Усталый капитан приказал команде бросить якорь и отдыхать до утра.

Вечером все собрались в генеральской каюте. На диване под стеганым одеялом лежала Лизетта с примочкой на голове и с перевязанной рукой. Она чихала, кашляла и постоянно глотала микстуру. Генерал, накинув на себя шотландский плед, сидел в теплом халате в кожаном кресле с забинтованной ногой и попивал из походного бокала любимый коньяк. Перед ним стоял капитан.

Виновники невеселого происшествия, генерал и капитан, прекрасно понимали, что афишировать эту историю не следует, потому что любое разбирательство печально скажется на карьере обоих.

– Давай-ка, голубчик, забудем мы эту досадную случайность и выпьем-ка за здоровье наше по рюмочке коньяка, – сказал Виссарион. – Посидим, отдохнем.

И они принялись отдыхать. Генерал, в шутку или всерьез, возмущался рекой, которая течет не там, где надо, а где попало. Лизетта рассказала всем о своих дурных сновидениях, увиденных в прошлую ночь, сожалела о дорогой ей «книге предсказаний» и любимом зонтике, которые утонули или одиноко плывут сейчас где-то вдалеке по течению реки неизвестно куда. Капитан объяснял генералу что-то об узком горлышке реки, перечислял преимущества пароходов перед парусниками, рассказывал о секретах приготовления ухи из щуки.

Генерал внимательно слушал, кивал головой, а потом серьезным тоном спросил у капитана:

– Скажи-ка, мне, голубчик, что знаешь ты о пропавшем в этих краях лейтенанте Нильсе?

– Странное это дело, господин генерал. Жил себе градоначальник, не тужил, славно служил, все его уважали, большим умником считали, а потом раз – и нет его, – загадочно ответил капитан.

Генерал нахмурился и обратился к нему еще раз:

– Ну, это-то мне известно. А что об этом говорят в городке, где он жил, не тужил, а потом раз – и нет его? Куда, говорят, он делся-то?

– Разное болтают, – неохотно ответил капитан.

Генерал заворчал:

– Разное болтают – к делу не пришьешь! Что он – кутил? Или, может, много воровал? Наворовал – вот и сбежал? Или что-нибудь нехорошее о ком-нибудь в городе прознал? А потом вдруг – раз, прости господи, и пропал.

В каюте воцарилась тишина. Капитан озадаченно смотрел на генерала, не совсем понимая, чего тот добивается. Виссарион многозначительно посмотрел на собеседника, потом, выждав паузу, громко откашлялся и сменил тему:

– Скажи-ка, братец, чем промышляют тамошние мужики? Золотишко где-нибудь, может, намывают или камешки драгоценные потихоньку в горах копают? А потом непозволительно их куда-нибудь сбывают? Может, заговорщики, бунтовщики да смутьяны в округе есть? Решили, может, бунт устроить, город захватить?

Капитан, отпив глоток, от таких вопросов едва не поперхнулся. Но генерал ждал ответа. Капитан поставил рюмку на стол и неохотно ответил:

– Да что вы, господин генерал! Какие здесь смутьяны и бунтовщики? Тут живут охотники да рыбаки. В этих краях веками только тишь да гладь. А золота и камней драгоценных никогда здесь не было и нет. А градоначальник этот – благородный человек. Не пьет, не кутит и взяток не берет. И воровать здесь нечего! Одни болота и леса. Быть может, что-нибудь узнал, или кому-нибудь он помешал! А может, на время скрылся для какой-то надобности. Дело, в общем, непростое!

Генерал ухмыльнулся, не спеша подправил рукой усы и продолжил разговор:

– Да, одни болота и леса. А в болотах черти водятся! Вот их-то и надо искать. Ежели кто-нибудь мне вздумает перечить, то я этих болотных смутьянов сразу – в кандалы. Навечно в кандалы!

Капитан с опаской глядел на сердитого генерала и кивал головой. А Лизетта, наоборот, смотрела на него с нескрываемой гордостью.

До позднего вечера они сидели, пили коньяк, потом чай с пирожками из дорожной корзинки Лизетты и вели беседу.

Сон какой-то необычный, загадочный сон!

Утром, еле поднявшись с постели, генерал накинул на себя теплый халат, поморщился и глубоко вздохнул. Его мучили сухость во рту, слабость в теле и головная боль. Он не спеша подошел к столу, налил из графина в стакан клюквенного морса и жадно выпил его до дна. Потом, стараясь не вспоминать неудачное приключение прошлого дня, подправил усы, взглянул в иллюминатор, затем на жену, лежавшую в постели с примочкой на голове, и произнес:

– Посмотри-ка, голубушка, благодать-то какая! Река течет бескрайняя, а по берегам деревья вековые! Да и распогодилось вроде бы!

– Распогодилось! А морось? А ветер? – ответила Лизетта.

– Да! – с досадой произнес Виссарион и продолжил: – Ну, значит, распогодится к полудню.

Лизетта махнула рукой, а потом повернулась к мужу:

– Дорогой, мне опять ночью привиделся странный сон!

Генерал в этот момент, снова чувствуя неприятную сухость во рту, наливал из графина очередной стакан клюквенного морса, но ее слова заинтересовали его.

– Сон какой-то необычный, загадочный сон, – почти шепотом продолжала она. – Мне снился ты. Ты сидел в генеральском парадном мундире во главе длинного стола в золотом зале роскошного дворца. За столом справа и слева от тебя сидели важные чиновники и военные начальники. Но удивительно было не это! – Она подозвала генерала к себе и прошептала ему на ухо: – А то, что у всех гостей, и даже у тебя, вместо человеческих голов были рыбьи головы. У тебя была голова огромной щуки! И вот твоя щучья пасть открывалась, показывая всем свои длинные зубы, и хотела то ли что-то сказать, то ли кого-то укусить. Этого я не поняла. А потом я проснулась.

– Типун тебе на язык! Привидится же такое, – недовольно поморщившись, сказал генерал.

– Увы, дорогой! Мой «Сонник», царство ему небесное, вчера утонул, как, впрочем, и мой любимый зонтик. Но в запасе у меня есть «Толковая книга предсказаний и сновидений». Нужно мне ее срочно почитать. Что там о рыбах, и особенно о щуках?

Генерал недовольно поморщился и воскликнул:

– Да что ты все о сновидениях и предсказаниях! Ну, сколько можно, голубушка, одно и то же!

Лизетта вздохнула и с обидой отвернулась от него. Виссарион, чтобы сменить тему, весело промолвил:

– Кстати о рыбах! Грех, моя милая, плыть по реке и ни разу не откушать свежей ухи, да еще для нее самому рыбешку всякую поймать. Согласись, рыбная ловля – уж дело точно занятное.

– Тем более что, кроме игры в карты, все остальные занятные затеи заканчиваются у тебя ужасно. Возьмем, к примеру, твою «детскую» забаву стать ненадолго капитаном корабля, – с иронией заметила Лизетта.

В этот момент в дверь каюты постучался капитан.

– Разрешите отчаливать, господин генерал? – спросил он.

– Нет, голубчик, всему свое время! Давай-ка мы займемся делом! Хочу сделать супруге приятное – собственноручно поймать рыбу, а ты на обед из нее уху подашь!

Генерал, довольный своей идеей, взглянул на Лизетту, надеясь увидеть в ее глазах если не восхищение, то хотя бы одобрение, но та уже углубилась в чтение «Толковой книги предсказаний и сновидений» и не обращала на него никакого внимания. Генерал поморщился, отвернулся от жены и с видом большого знатока обратился к капитану:

– А скажи-ка мне, голубчик, какая в этих водах рыбешка водится?

– Окуни плавают, плотва всякая, да и подлещик водится! Бывает и щука. На уху в самый раз. Да вот и погода хороша! В дождик-то она и клюет чаще, господин генерал! – отвечал капитан, надеясь угодить генералу и его жене.

– Готовь, милок, снасти, мотыля или червяка жирного! – громко скомандовал генерал, пытаясь обратить на себя внимание супруги.

– Это я мигом, господин генерал! Сию минуту все устроим, – ответил капитан.

Генерал надел сапоги, полевой мундир и вышел на палубу. К нему вскоре подошел кок с удочкой, металлической коробочкой с наживкой и ведром с водой для рыбы:

– Здравия желаю, господин генерал, чего еще изволите приказать?

– Наживи-ка на крючок червяка, да пожирнее, братец. И табурет какой-нибудь принеси! Не стоять же генералу весь день с удочкой у борта, – скомандовал генерал повару.

– Есть, господин генерал! – ответил кок и убежал за табуретом. Через минуту на палубе перед генералом стоял табурет, а жирный червяк уже висел на крючке. Виссарион подкрутил усы, взял, как заправский рыбак, удочку в руки, осмотрел ее, деловито подошел к борту, взглянул на воду и сказал:

– Ну, была не была! Начнем!

Генерал широко размахнулся удочкой, закинул грузило в реку и сел, довольный, на табурет. Так он и сидел, долго глядя на поплавок. Сухость во рту, слабость и головная боль донимали его по-прежнему.

– Иди-ка, голубчик, принеси мне клюквенного морсу! – сказал повару генерал. Кок понимающе кивнул и быстро исчез, а вскоре вернулся на палубу с маленьким подносом в руках, на котором стоял наполненный морсом стакан.

– Пожалуйте, господин генерал! – сказал кок.

– Вот молодец! Похвально, похвально! – сказал Виссарион, жадно выпил морс до дна, а потом произнес: – Спасибо, голубчик, уважил. А теперь иди. Если что понадобится, я тебя позову.

Через несколько минут поплавок задергался вверх-вниз.

– Заклевало! – радостно крикнул изумленный генерал и молниеносно выдернул удочку из воды. На крючке блеснула крохотная рыбешка.

– Лизетта, дорогая, – закричал гордый генерал. – Смотри, какую рыбину я поймал!

Супруга еще сидела в каюте, она не спеша посмотрелась в зеркало, подправила прическу и припудрилась, взяла стоявший у двери черный мужской зонт, «Толковую книгу предсказаний и сновидений» и вышла на палубу. Там она осмотрелась по сторонам, ища глазами «рыбину». Но увидела лишь своего супруга с удочкой, пытавшегося насадить на крючок червяка, и ведро с водой. Мимоходом заглянув в ведро, Лизетта с усмешкой фыркнула:

– Дорогой, я бесконечно рада такой удаче! Но мне кажется, что червяк на крючке гораздо больше, чем эта рыбина в вашем ведре. Если так пойдет и дальше, то обещанную вами рыбную уху, господин генерал, мы отведаем дня через два! Если к тому моменту не умрем от голода!.. Не знаешь ли, дорогой, нельзя ли на этой палубе где-нибудь посидеть?

– Могу уступить тебе свой табурет, моя богиня, – предложил генерал.

Лизетта высокомерно взглянула на табурет и с обидой сказала:

– Какой вы неотесанный и бездушный, генерал. Вы, друг мой, похожи на этот табурет. Представьте себе сидящую на этом грубом деревянном ящике хрупкую и изящную даму! Вот, к примеру, такую, как я. Ужасная картина! Прикажите капитану принести сюда для меня мягкое кресло из нашей каюты.

Генерал громко скомандовал капитану принести кресло, и оно стояло на палубе через минуту. Успокоившись, Лизетта присела изящно на край сиденья, открыла зонтик, подняла его над собой и принялась листать свою книгу. Виссарион вздохнул и закинул очередного червяка в реку в надежде поймать удачу.

– Вот нашла, наконец: «Толковая книга предсказаний и сновидений» о щуке! Послушайте, генерал, – воскликнула Лизетта и продолжила: – «Видеть во сне говорящую щуку, обещающую необыкновенную удачу, успех, деньги и любовь, – к неприятностям и ударам судьбы».

– К каким еще неприятностям и ударам судьбы? Типун тебе на язык! – недовольно проворчал Виссарион.

Лизетта с удивлением посмотрела на него и сказала:

– Обещания удачи, успеха, денег и любви в последние годы я слышу от вас, мой дорогой генерал, только во сне! Впрочем, послушайте, прочитаю дальше:

«Если вам приснилась волшебная щука, исполняющая желания, – ваши дела пойдут… плохо, и чем больше ваших желаний щука исполнит во сне, тем хуже будет вам наяву. Женщине увидеть щуку – к скорой беременности»… Впрочем, мне это уже не грозит. А вот еще: «Если сон видит мужчина – ему могут не вернуть долги»… К тебе это не относится – ты в долг никогда и никому денег не даешь. Или вот еще: «Мужчина, увидевший во сне щуку, встретит красивую женщину, которая пофлиртует с ним и скроется». Наверное, имеется в виду рыбешка женского пола, которая пофлиртует с генералом и скроется!

– Да что ты, голубушка, заладила! Какая рыбешка женского пола? Прямо напасть этакая. Не доводи меня до гнева, Лизетта! – обиделся Виссарион.

– Обычно до гнева доводите меня вы, мой генерал. Возьмем, к примеру, организованное вами вчера «веселое» купание в этой реке, – язвительно ответила она.

– Лизетта! – неуверенно произнес он. – Лизетта, смотри, что-то клюет!.. Напористая бестия, так и тянет вниз, так и тянет.

– Наверное, засидевшаяся в этой глуши царевна-лягушка… Или старый башмак, – сказала Лизетта, не отрывая глаз от своей книги.

– Нет, голубушка! В этих краях живут в основном косолапые медведи и кабаны. А они в башмаках не ходят, – возразил генерал.

И тут на поверхности показалась здоровенная рыбья голова серо-зеленого цвета с крапинками. Щука разевала огромную пасть с множеством острых зубов, которые даже издалека выглядели устрашающе. Она билась, рвалась, крутила головой, пытаясь сорваться с крючка.

– Щука, ну и здоровенная! Прямо щучища, а не щука! Тащите ее скорее, тащите, господин генерал, а то сорвется! – закричал из окна рубки обрадованный капитан.

– Это и есть щука? Лизетта, ты не поверишь! Я поймал щуку, ты слышишь! – воскликнул генерал и, словно ошпаренный, вскочил с табурета.

– Я так и знала, мои сны сбываются! – обрадовалась Лизетта.

Генерал изо всей силы рванул удочку на себя. Щука стремительно пролетела по воздуху мимо него и упала Лизетте на голову.

– А-а-а, – в ужасе завизжала она, ее прическа мгновенно превратилась во взъерошенный стог. Лизетта бросила зонтик на палубу, а книгу – к себе в подол платья, чтобы руками защититься от этого чудовища. Щука, жадно хватая воздух, закрывала и открывала пасть, острыми зубами цепляясь за волосы Лизетты, отчего они окончательно спутались. Лизетта вцепилась было в рыбий хвост, но не тут-то было. Скользкий хвост выскользнул у нее из рук, а щука развернулась и цапнула Лизетту за мизинец.

– Ой, ой, ой! – еще громче завизжала супруга генерала. Она ухватила рыбину обеими руками, и, наконец, ей удалось смахнуть ее себе в подол. Но щука продолжала бороться. Задыхаясь, она судорожно щелкала своими острыми зубами и вцепилась, словно это была добыча, в «Толковую книгу предсказаний и сновидений», лежавшую там же, в подоле платья. Разодрав сразу несколько страниц, щука сумела одновременно отхлестать своим сильным хвостом Лизетту по щекам.

– Какой ужас! Спасите! – кричала Лизетта. – Оттащите это чудовище! Помогите! – закрываясь от щуки, кричала Лизетта. – Она бьет меня по лицу! Помогите! Она грызет мою любимую книгу! Спасите!

Генерал бегал с удочкой вокруг супруги, чтобы распутать леску, запутавшуюся вокруг нее, и схватить щуку. На помощь генералу подбежал и кок, как был – с ножом и сковородкой, и тут же ножом разрезал леску. Лизетта была свободна. От страха и отвращения она отшвырнула рыбину с подола платья. Щука проскользнула по палубе, свалилась за борт и навсегда исчезла в воде.

Взбешенная Лизетта медленно поднялась с кресла, с презрением взглянула на генерала и быстро пошла в каюту.

Повар с удивлением посмотрел на ведро с водой, в котором плавала одна маленькая рыбешка, и виновато спросил:

– Рыбёшки на уху – ни то ни сё! Наловить, господин генерал?

Генерал взял ведро и вылил воду вместе с рыбкой в реку. Потом, понурив голову, медленно подошел к повару. По-дружески похлопал его по плечу и тихо ответил:

– Давай-ка, готовь нам, голубчик, мясо. Не клюет сегодня, не клюет!

Генерал пошел в каюту. Сначала супруги молча сидели, потом спорили и громко ссорились, упрекая друг друга. Наконец, вечером после вкусного ужина они успокоились и, как всегда, помирились.

Кромешная чернота и пустота. Какое счастье!

– Дорогой, мой! Ты даже представить себе не сможешь. Сегодня ночью я не видела снов, спала как младенец и не видела ничего! Просто – ничего! Всю ночь без сновидений – кромешная чернота и пустота! Какое счастье! – сказала Лизетта.

Генерал подправил рукой свои усы и ответил:

– Да уж лучше спать как младенец, чем видеть сны, какие видишь ты! Капитан сказал, что сегодня к вечеру мы прибудем наконец в пункт назначения. Скажи, голубушка, капитану, чтобы тот дал матросам команду – почистить к приезду мой парадный мундир, фуражку, и чтобы надраили до блеска мои сапоги. Да и сама не оплошай, оденься как положено, ты у меня – супруга генерала.

– Дорогой, какого цвета платье мне надеть? Есть в цветочек, в горошек, в полоску, фисташковое, васильковое, бордовое, желтое, зеленое, коричневое, кремовое. Или прикажешь надеть твое любимое – белоснежное? Оно и есть, как ты говоришь, мой дамский парадный «мундир»!

– Только не то, с рюшечками, – поморщившись, сказал генерал.

– Дорогой, «то, с рюшечками» я носила пятнадцать лет назад. Хорош! Ты совсем не обращаешь на меня внимание?.. Впрочем, нет, разумеется, обращаешь, но один раз в пятнадцать лет! Это напоминание мне об ошибке в молодости и укор за бездарно прожитые годы! – возмутилась Лизетта.

После обеда супруги стали готовиться к прибытию. Лизетта не спеша перебирала и укладывала свои вещи в чемоданы. Генерал сидел за столом перед дамским овальным зеркальцем. Сначала он брился, потом долго осматривал и старательно подравнивал ножницами свои любимые усы, тщательно подкручивал их пальцами и под конец надушился одеколоном «Тройной».

В каюту постучался помощник капитана. Получив разрешение войти, он повесил на вешалку белый генеральский китель, фуражку и поставил у дверей начищенные гуталином до блеска генеральские сапоги.

– Спасибо, голубчик! Уважил ты меня, молодец, – произнес капитан.

– Рад стараться, господин генерал. Прикажете идти? – спросил помощник капитана.

– Иди, иди, – произнес довольный генерал.

– Дорогой, почувствовал ли ты это непередаваемое сочетание ароматов? Изысканный запах твоего чертова одеколона с примесью гуталина! – сказала Лизетта и выставила сапоги за дверь.

Генерал принюхался, удивленно пожал плечами и вновь плеснул себе на ладонь одеколону. Потом усердно протер им лысину, щеки и шею и с достоинством сказал:

– Благородный аромат!

– С чем я вас и поздравляю. Теперь, господин генерал, наша каюта похожа на парфюмерную лавку. Моя одежда насквозь пропахнет мужским одеколоном. Какое счастье!.. У меня от него уже кружится голова. Надо пойти подышать свежим воздухом и проветриться. Иначе меня за глаза будут звать «Мадам – мужской одеколон»! – воскликнула Лизетта.

Она спешно переоделась, набросила шаль и пальто, открыла настежь дверь каюты, чтобы впустить внутрь свежий воздух, и вдруг радостно воскликнула:

– Дождь закончился! Какое счастье! Пойду прогуляюсь по палубе!

Виссарион обрадовался такой смене настроения жены. Он надел белый китель и вышел следом за ней. Супруга прошлась мимо рубки, кокетливо махнула рукой капитану и не спеша направилась на корму. Ее белая шаль, словно флаг, развевалась на ветру. Генерал подошел к ней и нежно сказал:

– Лизетта, ты восхитительна! Сейчас мы с тобой похожи на двух белых лебедей, летящих над водой!

– Наконец, я слышу от тебя приятные слова! – отозвалась супруга.

– Скоро ли мы будем на месте? – крикнул генерал капитану.

– К вечеру, господин генерал! – ответил капитан.

Пароход, набирая обороты, шел все быстрее и быстрее. Капитан решил добраться до пристани, как и обещал генералу, через несколько часов. Дым из трубы летел все выше и гуще, медленно рассеиваясь за кормой, он ложился серым туманом. Вдруг налетевший порыв ветра подхватил черный клуб и понес его ровнехонько туда, где стояли генерал и его супруга. Через секунду белоснежный мундир Виссариона превратился в черный, лицо и руки покрылись сажей. Генерал стал похож на пароходного кочегара. Стоявшая рядом с ним Лизетта рассмеялась и воскликнула:

– Браво! В округе теперь будут говорить: «К нам приехал трубочист!».

Но, взглянув на свою шаль и пальто, Лизетта завопила:

– О, какой кошмар! Я похожа на ворону! Эта поездка сведет меня с ума! Каждый день что-нибудь происходит! Все из-за тебя! Ты, наверное, решил меня извести! Сначала чуть не утопил меня в этой чертовой реке… Теперь я понимаю! Ты намеренно встал за штурвал этого чертова парохода и как будто «случайно» врезался в берег. На самом деле ты сделал это нарочно, чтобы я упала за борт и утонула. Потом ты попытался убить меня с помощью щуки! Поймал и нарочно бросил в меня зубастое чудовище, которое, по твоей милости, опять же «случайно» оказалась у меня на голове. Увы, она сгрызла – к твоему сожалению – не меня, а всего лишь мою книгу, а потом, не попрощавшись, улизнула. А теперь ты решил меня удушить! Ты нарочно встал здесь, чтобы я задохнулась. Не выйдет! Я откашляюсь! Пусть я похожа на черную ворону, но меня так просто не убьешь! О да! Этот пароход я буду вспоминать всю свою оставшуюся жизнь! Какой ужас! Ты, мой дорогой…

Виссарион стоял перед ней неподвижно и молча задумчиво смотрел в сторону. Лизетта схватила его за руку и потащила в каюту. И еще несколько часов из их каюты доносились ее гневные вопли.

«Грандиозная встреча!»

Поздно вечером, в темноте, пароход, наконец, подошел к берегу. У деревянного причала сиротливо висел на столбе одинокий тусклый фонарь. Встречающих не было никого, кроме бродячей дворняжки. Она одна выбежала на причал встречать пароход, радостно лаяла и виляла хвостом. Все хлопоты Виссариона и Лизетты, так готовившихся к торжественной встрече, которую должны были устроить местные чиновники и горожане по случаю приезда в этот маленький провинциальный городок важного гостя, не оправдались. Генерал с супругой вышли на берег в полной досаде. На берегу виднелись очертания одноэтажных домов и заборов, в маленьких окошках горел тусклый свет и где-то вдалеке слышался лай собак.

– Да! – задумчиво проронил Виссарион, оглядевшись, и подкрутил усы.

– Грандиозная встреча! – язвительно произнесла Лизетта.

Опять заунывно закапал дождь. Генерал поморщился и накрыл голову охотничьей накидкой, а Лизетта набросила на себя шерстяной плед.

– Капитан, куда здесь идти-то! – крикнул генерал.

– Прямо по дороге, господин генерал! Тут немножко пройдете и выйдете на площадь. Там один двухэтажный дом – это и есть дом градоначальника. Я сейчас возьму ваши вещи и мигом догоню, – крикнул в ответ капитан и позвал на подмогу своего помощника.

Вдвоем они взяли в каюте четыре больших чемодана и с трудом потащили, пытаясь догнать генерала.

Виссарион с супругой уже шли не спеша по дорожке. Супруга генерала тут же наступила в лужу и промочила ботинки. И так бедняжка и шла в мокрых ботинках, сердясь на мужа, проклиная себя за то, что согласилась поехать с ним в это «увлекательное путешествие», обещая завтра же отправиться домой на любой телеге, а на борт парохода не ступит больше никогда в жизни, и возмущаясь тем, что их никто не встретил. Виссарион оправдывался, как мог. Говорил, что уже почти ночь, что, наверное, их ждали весь день, но ведь весь день шел дождь, вот все и разошлись по домам. А быть может, и почта, как всегда, работает плохо, так что сообщение о его прибытии могли отправить куда-нибудь в другое место.

Наконец, пройдя мимо нескольких одноэтажных домов, они увидели впереди внушительный двухэтажный особняк. Виссарион с радостью сказал:

– Ну вот и дошли!

Генерал настойчиво постучал несколько раз. Через минуту за дверью послышались шаги.

– И кого это несет в такое время? – прозвучал за дверью хриплый голос. Потом зазвенели ключи, заскрипел замок, и дверь приоткрылась. В коридоре со свечкой в руках стояла древняя старушка в сером платье с накинутым на плечи шерстяным платком.

– Вы кто! Циркачи приезжие что ли? Так ваше место на постоялом дворе! Это по улице налево, вон огоньки виднеются. А это дом градоначальника, – сказала равнодушно старушка и закрыла перед носом генерала дверь.

Виссарион стоял, словно на него вылили ведро холодной воды.

– Мы – циркачи приезжие? Какое хамство! Вот бестия какая! Что в этом городе происходит? Бунт? Я покажу ей сейчас, кто в этом доме хозяин, – гневно закричал он.

– Ну, знаешь, дорогой мой генерал! Ты говорил, что город готовит нам торжественную встречу. Вот она и состоялась! Тебя не пускают даже на порог! Ну, спасибо! – с возмущением закричала на мужа Лизетта.

В это время, запыхавшись от тяжести генеральских чемоданов, к дому ели подошел капитан и громко постучал в дверь.

– Открывай дверь, Агафья! Сам генерал из столицы и супруга его приехали! – прокричал капитан.

Через минуту дверь снова открылась.

– Ой, батюшки, генерал с супругой! А я сослепу приняла их за артистов! Мы письмо недавно получили о приезде циркачей. А о генерале и не слыхивали! Заходите, заходите, и уж простите меня, глупую бабу, господин генерал, – оправдывалась Агафья.

 

Глава III

«Дорогие» гости…

Самый ужас еще впереди!

Марио дернул за уздечку и прикрикнул:

– Давай, кобылушка! Давай скорей! Скоро получишь у меня целый мешок овса. Вперед – к заветной цели!

Измученная Попо едва тащилась по раскисшей дороге и явно не обращала внимания на вопли хозяина.

Когда-то она была популярной цирковой артисткой. За ее аристократическую красоту и мастерское исполнение самых невообразимых лошадиных трюков на арене европейских цирков ее прозвали Та Самая Попо, она была Лошадь Номер Один. Публика с восторгом встречала ее на арене и бурно аплодировала ей в конце выступления. Но вскоре, когда цирк приехал в Марсель, хозяин исчез вместе с первой тамошней красавицей, женой капитана одного из торговых кораблей, а Попо продали в графское поместье. Графу красавица понадобилась для того, чтобы кататься вместе с юной женой по обширному парку. Это были тоже неплохие для Попо времена. После прогулок Попо всегда устраивала свое представление. Она привозила коляску с графиней к подъезду родового замка, останавливалась напротив хозяина, два раза грациозно стучала копытом о землю и медленно припадала к земле, касаясь ее своей роскошной золотой гривой, косясь на хозяина огромными черными глазами. В этом взгляде была безграничная любовь и преданность, и граф всегда подходил к Попо, чтобы ласково потрепать ее по холке.

Продолжалась такая счастливая жизнь три года. Граф любил играть в карты и однажды проигрался, разорился и был вынужден вскоре продать сначала огромный дом вместе с парком, а потом и все прочее имущество. Сам же он поспешно уехал в Америку в надежде найти там «золотую жилу». И больше о нем не слышали ничего. На торгах Попо продали за гроши хозяину итальянского бродячего цирка. Ему была нужна рабочая лошадь, чтобы возить повозку по всем городкам и поселкам Италии, где в воскресные дни на окраине или на пустыре цирк давал представления, чтобы заработать на жизнь. С годами представления становились все скучнее. Публика, постояв немного, расходилась, не дождавшись конца. Те, кто оставался, смотрели на игру артистов без особого интереса. Аплодисменты в конце еще звучали, но и они становились реже. Жези в клоунском костюме становилась все старше. С фальшивой улыбкой она обходила зрителей со шляпой в руках и с одними и теми же словами:

– Благодарим за аплодисменты! Актеры не забудут и вашу щедрость!

Она подходила к зрителям, протягивала шляпу. Но монетки теперь бросали далеко не все. Некоторые отворачивались или попросту уходили, повернувшись спиной и к Жези, и к шляпе.

В бродячем цирке Попо впервые ощутила на себе все тяготы лошадиной доли. Она таскала по пыльным дорогам тяжелую повозку, а новый хозяин давал ей по вечерам лишь сено. Редко ей доводилось погрызть хоть прошлогоднее зерно. Теперь же цирк добрался до севера, где дороги совсем размокли от холодных дождей.

За поворотом показалась небольшая речушка. Повозка въехала на мост, и колеса запрыгали по старым доскам. От тряски одно из колес отвалилось, покатилось и булькнуло в воду. Повозка встала, накренившись набок. И цирк остановился.

– Мама миа! Марио, в этой жизни мы потеряли уже почти все, а теперь еще и колесо! Как же мы поедем дальше? – воскликнула Жези.

Марио стоял рядом, дрожа от холода, и озадаченно смотрел куда-то в сторону.

– Что с тобой, Марио? – сердито спросила Жези.

– Жези, дорогая, по-моему, я сошел с ума! Я только что видел медведя. Он сидел на обочине, но при виде нас вскочил и убежал в лес. Представь себе – на задних лапах. Как такое возможно? – в изнеможении произнес Марио.

– Марио, ты, наверное, заболел! У тебя началось помрачение. От холода, голода и этих жутких болот. Скоро увидишь еще не такое. Перед глазами начнут появляться страшные черти, коварные эльфы и злые карлики, а по телу будут ползать жуткие насекомые, и ты будешь пытаться их ловить и давить. Самый ужас еще впереди! Во всем виноваты злые духи, которые сопровождают нас, – подытожила Жези.

Марио изумленно смотрел на Жези.

– Я, как тебе известно, – продолжала она, – обладаю способностью отгонять злых духов. Я же тебе говорила о стае черных ворон, которые кружились над нами. Это было только начало – предвестие бед. И вот она, первая! Давай повернем назад от греха подальше, дорогой Марио! Не доехать нам до этого городка, и не ждет нас там ничего хорошего, – сказала уныло Жези.

Марио, наконец, пришел в себя. Он взглянул на покосившуюся повозку и тихо ответил:

– Обратного пути нет. У нас нет ни крова, ни еды. Сейчас мы можем только идти вперед!

Марио позвал актеров. С трудом они поставили повозку на обочину. Антонио остался караулить Попо и актерский скарб, а Марио с Жези сели вместо него к клоуну и двинулись дальше. Марио думал о странном медведе: в самом ли деле он его видел или медведь ему померещился?

Болото

Он не померещился. Это был, конечно же, не медведь, а местный парнишка, одетый в большую не по размеру медвежью шубу. Несколько часов парнишка просидел на обочине, ожидая повозок итальянского цирка. Его отправили вперед, чтобы он предупредил о появлении артистов городское начальство. Город готовился к торжественной встрече гостей.

Увидев приближавшиеся повозки с надписью «Итальянский передвижной цирк «Марио и Жези», мальчишка стремглав помчался оповестить горожан.

– Едут, итальяны едут! – радостно кричал он.

Чужеземных гостей с нетерпением и любопытством встречали человек пятьдесят. Недавно через их городок проезжал почтмейстер из соседнего городка и рассказал о неожиданном прибытии – впервые в этих краях – итальянского цирка, который едет в Захудалый, разумеется, через Болото, поскольку другой дороги здесь нет. Местный градоначальник по имени Парамон срочно созвал городское собрание и приказал организовать гостям достойную встречу. А за день до появления итальянцев в город прискакал местный егерь и доложил Парамону, что цирк уже видел кто-то из его охотников, так что гостей следует ждать не позднее, чем завтра утром. Этому егерю и было поручено зорко следить за продвижением цирковых повозок, но к ним не приближаться и себя не выдавать, чтобы торжественная встреча стала для дорогих гостей сюрпризом.

У въезда в город собралась толпа – в шубах и ватниках, в шапках-ушанках. Это были жители городка с названием Болото.

– Итальяны приехали! Приехали! – кричал мальчишка.

Парамон вздохнул, перекрестился и, повернувшись к толпе, громко скомандовал:

– Гости уже за поворотом. Пора встречать! Оркестр, музыку!

Местный оркестр состоял из трех музыкантов. На небольшой деревянной скамейке сидел одноногий дед с седой бородой в старой солдатской шинели, на которой красовались его медали за боевые заслуги. В руках он гордо держал начищенную до блеска оркестровую трубу. Справа у скамейки стоял в расшитой косоворотке долговязый парнишка лет пятнадцати с военным походным барабаном в руках. Слева – розовощекая девица, у которой из-под ватника выглядывало серое холщевое платье, расшитое яркими разноцветными тесемками. В руках она держала литавры.

Оркестр заиграл марш, то ли военный, то ли траурный. Основную мелодию вела труба, старик дул в нее изо всех сил. Парнишка усердно бил в барабан барабанными палочками, пытаясь попасть в такт. Но литавры заглушали все.

Встречающая публика оживилась и, как по команде, дружно зааплодировала.

Из-за поворота показались итальянцы: две повозки с расписными боками. На передней сидели старый клоун, довольно еще молодой красавец и продрогшая полная женщина, одетая в старую шинель неизвестных войск. На голове у нее красовался ярко-красный колпак с белым помпончиком.

Дождь, как ни странно, закончился, выглянуло солнце. Настроение у всех поднялось еще больше.

Марио и Жези едва не разинули рот. Их встречала толпа, гремел оркестр. Впереди стоял пожилой человек важного вида – градоначальник по имени Парамон. В руках он держал серебряный поднос, на котором лежал свежий каравай и стояла солонка с солью. Рядом с ним находился еще один человек, помоложе и менее важный. У него тоже в руках был поднос – с рюмкой и бутылкой, где было местное горячительное. С другой стороны от градоначальника стояла его супруга Аделаида, высокая дама в светлом пальто старомодного покроя, а на голове у нее красовалась шляпка, украшенная искусственными цветами. Она держала в руках расписное полотенце.

– Это и весь цирк? – тихо спросила градоначальника его супруга Аделаида, увидев две грязные повозки.

Парамон откашлялся, чтобы скрыть недоумение, и тихо сказал на ухо супруге:

– Да уж, действительно бродячий.

– Вот уж цирк так цирк, – прошептала Аделаида.

– Может быть, это посыльные. Может, хотят оповестить нас о скором прибытии важных итальянских гостей, – ответил градоначальник.

– Думала я, что, наконец, будет у меня повод надеть свое единственное французское платье. Привезенное, между прочим, из самого Парижа. Я не надевала его уже лет десять! Берегла. Спрашивается, для чего?! Какой позор! Над тобой и мной будут смеяться все гуси в округе, – прошипела на ухо супругу Аделаида.

Позади Парамона стоял и улыбался раскрасневшийся толстяк по имени Матти. Благородная седая шевелюра придавала ему солидный вид. Именно он предложил градоначальнику встречать артистов в национальных костюмах с аплодисментами и криками «Ура!», с хлебом и солью, под аккомпанемент оркестра. Матти был одет в белую рубашку, полосатый жилет, короткие черные брюки и серые гетры. Жилет ему в поясе был явно маловат, застегнуть пуговицы мешал большой живот. Длинный полосатый шарф был обмотан вокруг шеи несколько раз. Толстяк был явно простужен. Он чихал и кашлял, постоянно прикрывая свой длинный нос носовым платком. Матти служил преподавателем в единственной городской школе и считался очень образованным человеком.

Градоначальник Парамон всегда думал, что Матти способен выполнить любое поручение. И возложил на него обязанность за неделю изучить итальянский язык и быть переводчиком для общения с иностранными гостями. Матти был крайне удивлен, но отказать в просьбе градоначальнику не мог. Он говорил свободно на трех языках: по-фински, по-шведски и по-русски. Немного знал немецкий. Но итальянский? Матти долго копался в книгах, лазал по шкафам и полкам библиотеки в надежде найти хоть какой-нибудь словарь. И нашел «Словарь иностранных слов» с переводом с языка испанского – на итальянский. Но испанского, как и итальянского, он не понимал. Тогда Матти отыскал словарь с переводом немецких слов на испанский. И финско-немецкий словарь. Обложившись книгами, он усердно переводил все нужные слова с финского языка на немецкий, с немецкого на испанский и, наконец, с испанского на итальянский. Спустя неделю таких трудов у Матти перемешалось в голове все. В конце концов, он понял, что беседовать с итальянцами сможет лишь с помощью жестов и нескольких фраз.

Марио и Жези подошли к толпе. Марио начал свою пламенную речь, обращаясь к собравшимся на всех знакомых ему языках:

– Позвольте представиться, уважаемые синьоры и синьориты, дамы и господа! Мы – итальяно артисто! Я – цирка хозяин, синьор Марио. А это – звезда грандиозных гастролей, брависсимо, чемпионо, всемирно известная грация, цирк итальяно, знаменитая артистка Жези!

Марио закончил вступительную речь и громко захлопал в ладоши. Парамон также начал хлопать, за ним зааплодировали и все остальные.

– Матти! Что он там говорит-то? – тихо спросил Парамон переводчика. Матти откашлялся и прошептал градоначальнику в левое ухо:

– Мужчину зовут, кажется, Марио, а в шинели – Жези!

Аделаида наклонилась к супругу и прошептала опять на ухо, но только на этот раз правое:

– Парамон! Кто это в шинели, женщина или мужчина?

Градоначальник продолжал хлопать в ладоши, не понимая и сам, кто перед ним стоит, но супруге уверенно ответил:

– Дорогая, не задавай глупых вопросов, это артисто цирко. Сама понимаешь, итальяно! У них, может, принято так наряжаться, женщинам в мужское платье, а мужчинам, прости господи, в женское.

Аплодисменты стихли. Возникла неловкая пауза. Матти шепнул Парамону в левое ухо:

– Пора начинать торжественную речь!

Именно Матти сам написал для Парамона эту речь, которую тот должен был произнести перед иностранцами. Градоначальник Парамон неторопливо достал из кармана пиджака сложенную вдвое бумагу, развернул, надел очки и начал читать:

– Позвольте высказать вам, дорогие наши гости, благодарственную речь!

Парамон остановился. Далее в бумаге было пустое место, чтобы вписать туда имена гостей. Парамон понял, что это он должен произнести сам, и обратился к гостям:

– Дорогой синьор и синьора, уважаемый, так сказать, дамы и господа или, если хотите, дамы и синьоры!

Понимая сказанную иностранцам несуразицу, Парамон от волнения остановился, снял очки, протер носовым платком и, успокоившись, продолжил читать:

– Приветствуем вас, наши дорогие зарубежные гости, в нашем маленьком, но гостеприимном северном городке. Много лет назад эти места соблаговолил посетить знаменитый генерал по фамилии Болот. Именно он положил начало основанию на этом месте нашего города. Поэтому в знак особого признания и уважения к его особе наше поселение и было названо в его честь – город Болот. Но при утверждении названия города по ошибке одного из столичных писарей в конце названия города появилась буква «о». Он написал в бумагах во все столичные инстанции наше поселение под названием Болото. Писаря, который соизволил допустить, мягко сказать, маленькую досадную ошибку, вскоре уволили. Вот так и появилось наше Болото. Но вопрос о переименовании нашего городка из Болота в Болот почти решен. Разумеется, благодаря моему особому усердию, при поддержке нашего городского собрания и мнению, так сказать, всех горожан письмо мое прошлой зимой ушло в столицу. Будем уверенно надеяться, что всего через несколько лет наше уважаемое благодаря моему старанию Болото обретет, наконец, свое исконное название – город Болот, и будет он всецело процветать. Ну, а сейчас, дорогие гости, милости просим к нам в Болото!

– Марио, что он несет? – спросила Жези.

– Какую-то чушь о болотах. Видимо, у них болота имеют в жизни особое значение, а может, даже предмет преклонения. Улыбнись, дорогая, кивни головой и скажи: «Да, да!».

Жези, не понимая, о чем идет речь, глупо улыбалась, кивала головой во все стороны, потом уважительно поклонилась, жестом выказывая благодарность, потом, словно играя роль, громко произнесла: «О, да! Болото – браво! Брависсимо, Болото!».

Горожане, впервые услышав из уст иностранной гостьи добрые слова о городе Болото, долго и громко аплодировали ей и кричали:

– Ура! Ура! Ура! Итальянам ура!

Градоначальник Парамон был в восторге. Главное, что итальянские гости выразили свое признание его яркой речи, а значит, и его особе. Парамон воспринял это, как большой успех в повышении своей значимости в глазах горожан.

Довольная выступлением своего супруга, Аделаида воскликнула: «Браво!», потом взяла с подноса рюмку. Матти уже стоял рядом с ней и держал в руках бутыль с горячительным. Аделаида повернулась к нему, протянула рюмочку и сказала:

– Наливай же скорей, голубчик! Видишь, дорогие гости совсем замерзли.

Рюмка вмиг была наполнена до краев, и Аделаида торжественно поднесла ее гостю.

Марио в это время, прикрывая лицо носовым платком, стоял и громко чихал. Но, увидев перед собой угощение, улыбнулся и лукаво произнес:

– О, как это кстати! Мадам, спасибо!

Он с готовностью взял из ее рук рюмку и выпил до дна.

Аделаида восхищенно засмеялась, громко захлопала в ладоши и воскликнула:

– Браво!

Затем она повернулась к Матти и спросила:

– Что он сказал?

– Он сказал, что вы очаровательны! – ответил Матти.

Аделаида смущенно заулыбалась и, взглянув на Парамона, сказала:

– Как это мило! Таких чудесных слов мой муж мне никогда не говорит!

Марио, выпив горячительного напитка, немного согрелся. Осмотревшись и увидев вокруг себя улыбающиеся лица, осмелел, взглянул на пустую рюмку и обратился к Аделаиде еще раз:

– Нельзя ли еще одну маленькую, совсем маленькую рюмочку вашего чудного, с позволения сказать, восхитительного напитка, мадам!

Матти, увидев вопросительный взгляд гостя, брошенный на пустую рюмку, все понял и без перевода и наполнил ее до краев еще раз. Марио благодарно кивнул, залпом выпил до дна и начал свою приветственную речь:

– Дамы и господа! Какое счастье, что мы нашли в этом забытом богом далеком и холодном краю новых друзей! Нашли вас, дорогие наши болотные жители! Цирк завораживающе прекрасен и необычайно популярен еще с древних времен в нашей теплой и солнечной Италии. Я надеюсь, пройдет время, и в вашем замечательном городе появится свое шапито! Ваши талантливые и неотразимые артисты ежедневно будут радовать горожан игрой и даже гастролировать… Нет! Блистать на подмостках столичных театров и, конечно, прославлять ваше маленькое, но замечательное Болото. А ваш пока еще небольшой, но многообещающий оркестр вскоре приумножится новыми талантливыми исполнителями и заиграет… заискрится новыми талантами, как шампанское. Великие европейские столицы будут восторженно аплодировать большим талантам вашего маленького Болота.

Марио закончил свое выступление словами: «Браво, Болото! Браво!» и громко захлопал в ладоши. Публика стояла и с восторгом слушала, не понимая ни слова, о чем он говорит. В благодарность за неожиданно яркое выступление первой захлопала ему супруга градоначальника Аделаида и воскликнула:

– Какой талант! Какая блистательность! Просто божественность! Браво, итальяно!

Горожане тут же дружно подхватили бурными аплодисментами мнение о выступлении гостя самой супруги градоначальника.

Парамон также хлопал в ладоши, но нагнулся к уху Матти и настороженно его спросил:

– Матти, ты понял, о чем он говорил?

– Никакой крамолы и призывов, так сказать, к свержению власти! – четко ответил Матти.

– Ну и хорошо! Это самое главное. Ну и слава богу! И от греха подальше! – сказал Парамон, перекрестился и продолжил: – Я-то уж подумал – мало ли чего! Приехали сюда, быть может, под видом циркачей смутьяны иностранные или, ни дай бог, еще и бунтари.

Парамон облегченно выдохнул и добавил:

– Вот и полегчало, и на душе спокойней!

Аделаида в это время томно улыбалась Марио, глядя на него влюбленными глазами, и украдкой спросила у Матти:

– Он говорил что-нибудь в своей речи обо мне?

– О вас – сплошь восторженные слова! – ответил Матти.

Аделаида смущенно разулыбалась, раскраснелась и игриво шепнула Матти:

– Какой шалун! Как это мило! Ох уж эти итальянцы!

Красноречие Марио принесло ожидаемые результаты.

Он смело подошел к Аделаиде, учтиво взял ее руку, поднес к своим губам и почтительно поцеловал запястье. Аделаида была уже немолода, но тут снова почувствовала себя неотразимой и зарделась от счастья.

Марио, уже слегка пошатываясь, посмотрел с сожалением на пустую рюмку, стоявшую на подносе, и любезно обратился к Аделаиде:

– Я восхищен вашей красотой, вашим городом и гостеприимством! Это, конечно, согревает меня до глубины души, но что-то снова стало холодать. Прошу извинить меня за излишнюю назойливость и мой пустяшный каприз. Нельзя ли еще одну рюмочку этого чудесного напитка!

Матти понял, чего хочет итальянец. И снова наполнил рюмку.

– Матти, что он сказал? – спросила Аделаида.

– Он восхищен вашей красотой, – ответил Матти.

– Шутник! – воскликнула Аделаида, поглядывая ласково на гостя, и кивнула:

– Дорогой Марио! Не откажите себе в удовольствии.

Марио поднял рюмку выше головы и крикнул:

– За мое здоровье! И за ваше, милая синьора!

Тут он опрокинул в себя полную рюмку, приободрился и снова продолжил речь:

– Наше грандиозное турне по Европе мы начали, разумеется, с успехом, в Италии. Затем прибыли в Париж. По просьбе парижан, которые обожали наш цирк, нам пришлось давать в знак благодарности восхищенной публике по два представления в день. Заметьте, целых две недели. Слухи о гастролях в Париже итальянской труппы знаменитого Марио разнеслись по городу и пригородам мгновенно. Однажды в партере появилась мадам неописуемой красоты и в роскошных нарядах. Я был до глубины души тронут ее очарованием. Так вот, кто бы мог себе представить! Она оказалась знатной и очень влиятельной. К тому же вдовой. После очередного представления она подошла ко мне и сказала, что в восторге от спектакля и поражена моим талантом. А далее даже обещала построить для меня в Париже большой амфитеатр и была готова выйти замуж за меня. Ну, а потом – умерла! Вот так! – закончил свою речь Марио и окинул гордым взглядом горожан.

Публика с восхищением и удивлением молча смотрела на него. Говорил он ярко, словно в театре, – громко и красиво, но никто не понимал, о чем. Первой опомнилась Аделаида, которая крикнула: «Браво!». Потом захлопал Парамон. Горожане тут же дружно поддержали своего градоначальника. Марио, благодарно улыбаясь, три раза поклонился: сначала – сиявшей от восхищения Аделаиде, потом – градоначальнику Парамону и в заключение – всей публике. Затем Марио учтиво подошел и обратился к Матти:

– Пустяшная просьба, дружище! Не откажи, любезный, по случаю успеха еще рюмочку наполнить!

Матти, дружески кивнув, ловко наклонил бутыль и снова наполнил рюмку до краев.

– Брависсимо! – ответил Марио.

Матти, понимая, что слово «брависсимо» в переводе с итальянского означает высшую степень одобрения или восхищения, улыбнулся и весело кивнул Марио головой.

– О чем он говорил-то? – шепнул на ухо Матти градоначальник.

Матти задумался на секунду, потом откашлялся и ответил:

– Он очень быстро говорил, но все достойно, без всяких там… Одним словом, вот о чем: «Италия, Париж, гастроль, и девица, которая захотела замуж, взяла да и померла», прости господи!

Градоначальник поморщился, но, делая вид, что растроган речью Марио, уважительно покивал ему головой и многозначительно сказал Матти:

– Что же это за любовь у них такая? Трагедия, понимаешь, одна! Недавно Аделаида мне читала на ночь книжку про любовь в Вероне итальянской, «Ромео и Джульетта» называется. Так вот, они там друг друга полюбили, а потом оба на тот свет угодили. Ну у них и нравы! Потом всю ночь заснуть не смог!

Матти повернулся к Марио. Тот, жестикулируя руками, громко читал Аделаиде любовную поэму на английском языке. Затем, привирая без особого стеснения, принялся ораторствовать:

– Так вот! Я расскажу вам, дорогие жители Болота, еще немного о приключениях во время нашего турне. После грандиозных гастролей в Париже мы приехали в Берлин. Директор местного зоопарка любезно предложил мне взять для выступления в цирке своих, так сказать, милых зверушек. Вы не поверите, прошло всего лишь несколько недель, и мне уже рукоплескал весь Берлин! Я давал свои первые представления с дрессированными мною дикими животными! Я с легкостью качался на хоботе огромного слона, мужественно засовывал свою голову в пасть страшного тигра, по-дружески сидел на спине белого медведя и крепко держал в своих руках гигантскую змею. Публика была в восторге!

– Матти, объясни, наконец, о чем он говорит? – спросила супруга градоначальника.

– Говорит о том, что в Берлине от его блестящих выступлений были в восторге слон, полосатый тигр, белый медведь и даже гигантская змея, – ответил, запинаясь Матти.

– А люди? Как к нему отнеслись люди? – спросила Аделаида, пытаясь понять смысл сказанного итальянцем.

– Про них он ничего не говорил, – ответил Матти.

– О, как это загадочно, таинственно и очень романтично, – задумчиво произнесла Аделаида.

– Матти, наливай! Еще один тост, и только лично для вас, дорогая Аделаида, – закричал Марио и продолжил: – Такие дамы, как вы, являются украшением не только этого шикарного Болота, но и роскошных европейских столиц! За вас, прекрасная Аделаида!

Он высоко поднял наполненную до краев рюмку и залпом выпил ее. Чуть пошатываясь, довольный Марио воскликнул: «Ура!» и начал искать глазами градоначальника.

– Где Парамон? – требовал он.

Увидев градоначальника, он улыбнулся и сказал:

– Ах, вот и Парамон! Какое счастье, дорогой мой Парамон, что мы прошли в голоде и холоде по бесконечным дорогам сквозь бескрайний и кромешный мрак. Шли, шли и дошли прямо к тебе в Болото. Спаситель вы наш, дорогой Парамон!

Марио прослезился, подошел к смущенному градоначальнику, крепко обнял его и по-дружески поцеловал его в щеку. Опешивший Парамон воспринял теплое объятие и дружеский поцелуй гостя как знак их итальянского почтения и благодарности за теплую встречу. Горожане оживились и дружно захлопали в ладоши.

Марио достал из кармана носовой платок, вытер мокрые от слез глаза, потом шумно высморкался и сказал:

– А теперь, Парамон, мне пора! Завтра мы должны, в соответствии с подписанным контрактом, дать первое представление на городской площади городка Захудалого. Надеюсь, после блистательных выступлений, всего через несколько дней, мы вернемся сюда, дорогой Парамон! В твое удивительное, замечательное, гостеприимное и милое Болото! Мы устроим здесь великолепное, самое яркое представление! Мои актеры покажут, на что способны!

Марио снова крепко обнял Парамона и по-дружески многократно расцеловал его. Раскрасневшийся от объятий Парамон натянуто улыбался, хихикал и кивал гостю головой. Он никак не мог взять в толк, о чем же говорит иностранец, почему вдруг плачет да обнимается.

– Матти! Объясни мне, наконец, с чего это он плачет? – раздраженно спросил Парамон.

– Он плачет потому, что уезжает! – ответил Матти.

Парамон с подозрением на него взглянул и опустил глаза на полупустую бутыль с горячительным напитком, которую Матти все еще держал в руках, и с возмущением сказал:

– Ты в своем уме? Как уезжает? Ты что, хлебнул уже? Что за чушь он несет? Как это? Приезжает и сразу уезжает! А куда уезжает-то? Здесь одни болота и леса. Обратно в Италию свою? Ну у них и нравы! С ума сойти!

– С такими гостями, прости господи, не только с ума сойдешь, но и на тот свет попадешь! А едут они в Захудалый, – ответил Матти.

– На кой черт им этот Захудалый? – нахмурившись, с удивлением проронил градоначальник.

Матти пожал плечами и ответил:

– Кто ж их знает! У итальянцев этих все наоборот, не как у нас! Живут как на вулкане!

– Дорогой Парамон, – снова полез обниматься Марио. – У меня есть одна просьба. Пустяк! Надеюсь, не откажешь. Я немного поиздержался в дороге. А у меня, сам понимаешь, хозяйство: артисты, лошадки, повозки. Одолжи, дружище, пару мешков овса для лошадок, провизии немного и горячительного артистам для согрева. А еще колесо для повозки. На мосту, черт его возьми, сломалось, упало и утонуло. На трех колесах, сам понимаешь, дорогой Парамон, далеко не уедешь. Клянусь, все верну сполна!

Матти, как ни странно, понял почти все и передал градоначальнику просьбу итальянца. Парамон улыбался, но подозрительно взглянул на гостя и сам себе сказал:

– Вот наглец-то! Не успел приехать, а уже, прохвост, просит в долг! Но, с другой стороны, лучше дать, не то ведь не отвяжется и, не дай бог, еще останется. Тогда, считай, пропала наша спокойная жизнь.

Парамон вздохнул, махнул рукой и приказал Матти обеспечить итальянца всем, что тот просит.

– До ближайшего городка вам еще ехать и ехать, но к вечеру доберетесь, – отметил градоначальник и похлопал итальянца по плечу.

Через час горожане во главе с градоначальником Парамоном и его женой снова стояли на том же месте, но махали уже на прощанье проезжавшим мимо повозкам, по бокам которых красовались нарисованные улыбающиеся лица мужчины и женщины с надписью «Итальянский передвижной цирк “Марио и Жези”».

– Через несколько дней мы вернемся к вам! И будем давать представления для вас целую неделю, по два раза в день. Я не прощаюсь, дорогое Болото. До новых встреч, Парамон! – кричал с проезжающей повозки Марио и махал горожанам рукой.

Парамон кивал вслед итальянцам головой и ворчал себе под нос:

– Уехали! Ну, и хорошо. Столько хлопот, шума, гама! И ради чего? Пусть погостят сначала в Захудалом. А там – посмотрим! Ну и нравы у них! Сперва этот бесстыдник что-то шептал моей супруге на ушко! Потом, подумать только, запястье ей целовал! Затем при всех сморкался, плакал и непристойно бросился мне в объятья. Ну и нравы!

Аделаида, провожая гостей, помахала Марио белым кружевным платочком. Потом с сожаленьем повернулась к мужу и сказала:

– Как обидно, как печально! Заехали сюда всего-то на час. Кстати, я говорила с этой актрисой в шинели, звать ее Жези. Она сказала, что они с Марио семья. А оказалось, на самом деле он ей не муж, а она ему не жена! Подумать только! Как у них в Италии все просто!

– Ну у них и нравы! Не дай бог, если это распутство докатится когда-нибудь до нас! Устал я, Аделаида! Пойдем, ляжем на печку – отдохнем. Возьми с собой какую-нибудь книжку про любовь, почитаешь мне, а потом – вздремнем. Ну вот! Нет непрошеных гостей, и у нас опять блаженство, благодать! Тихо кругом, и на душе спокойно!

– Да, мой дорогой!

Парамон и Аделаида взялись за руки и пошли домой.

Прошло еще много утомительных часов, и, наконец, поздней ночью итальянские цирковые артисты прибыли в городок Захудалый.

 

Глава IV

Дом привидений

Моя дорогая, все случается не случайно…

Наступила ночь. Генерал Виссарион с супругой остановились в двух гостевых комнатах, предназначенных для высоких гостей, на втором этаже дома градоначальника, с видом на главную городскую площадь. В первой к их услугам были большой дубовый шкаф, такая же добротная вешалка с зеркалом, письменный стол, стулья, небольшой кожаный диван и тумба, на которую был поставлен для красоты старый самовар. Другая комната была просторной спальней. В ней, в центре, стояла двуспальная кровать, накрытая расшитым бархатным покрывалом, с множеством аккуратно уложенных друг на друга подушек и подушечек, рядом с двух сторон стояли тумбочки и мягкие пуфики, возле окна – большой комод для вещей и овальное зеркало.

В спальне было жарко. Усталая Лизетта, приоткрыв немного дверь в соседнюю комнату, наконец, со спокойной душой легла в кровать. Ее супруг Виссарион, отвернувшись, мгновенно уснул и, как всегда, громко захрапел. Лизетта лежала на мягкой подушке и смотрела в потолок. Она не могла спокойно уснуть так же легко, ей мешали храп, неприятные воспоминания о нелепых происшествиях на пароходе и обида на «торжественную» встречу высоких столичных гостей в этом «гостеприимном» городке. Она ворочалась с боку на бок, закрывая уши подушкой. Наконец, сон сморил и ее, но ненадолго.

Сквозь дремоту Лизетта услышала жужжание. В комнате летала невесть откуда взявшаяся в эту пору большая муха и громко, назойливо кружилась вокруг нее. Лизетта открыла в темноте глаза, зажгла свечу и стала следить за ней.

– Осенняя. Поздняя… Эти мухи кусачие, – ворчала она себе под нос.

Муха, сделав очередной круг над Лизеттой, приземлилась на нос крепко спящего Виссариона, потом принялась бесцеремонно разгуливать у него по щеке. Сердитая Лизетта взяла подушку, осторожно подняла и с размаху ударила супруга подушкой по щеке. Виссарион от такого удара сразу проснулся, вскочил, но, увидев перед собой супругу, успокоился и спросил:

– Что случилось, Лизетта?

– А что случилось, дорогой? – спокойно, как ни в чем не бывало, ответила та.

– Ничего не понимаю. Приснилось мне что ли? Меня будто кто-то ударил лопатой по лицу.

– Надо же. Конечно, приснилось! Нехороший сон. Но неужели ты мог подумать, будто я могу ударить тебя по физиономии лопатой? Спящего. Отдыхай, дорогой, ты устал, – убедительно ответила Лизетта.

– А ты почему не спишь? – спросил генерал.

– За меня не волнуйся, милый! Сейчас поправлю подушки поудобнее и усну, – сказала супруга.

Лизетта была довольна, что избавилась от мухи, но на всякий случай – вдруг не попала – накрылась одеялом с головой. Через несколько минут она снова задремала.

Время приближалось к полуночи. Городок давно спал, лишь изредка лаяли собаки, и только из постоялого двора еще доносились голоса подвыпивших гуляк. У дома градоначальника появился человек в странном одеянии – в черной накидке, скрывавшей его с головы до ног. Осторожно, озираясь по сторонам, он обошел дом, заглядывая в окна, и подошел к входной двери. Затем с легкостью мастерски открыл отмычкой замок и зажег небольшую свечу. Свеча разгоралась медленно и светила тускло, а когда разгорелась, он бесшумно приоткрыл входную дверь. И тут увидел в конце коридора оскалившуюся белую морду с горящими глазами. Голова помаячила там одно короткое мгновение и исчезла. Но через несколько секунд ее глаза засверкали снова – теперь уже возле дверей. Отшатнувшись, незнакомец в черной накидке быстро захлопнул дверь, побежал вдоль дома, потом за угол и скрылся в темноте.

Лизетта, сквозь дрему услышав шум, сначала подумала, что это ей просто снится. Но она отчетливо слышала вскрик, стук двери и топот ног убегавшего человека. Как ошпаренная, она вскочила, быстро накинула на себя ночной халат и, как была в чепце, сунула ноги в домашние туфли и подбежала к окну. Она увидела в окне летящую по улице тень человеческой фигуры, которая тут же исчезла во тьме.

Лизетта зажгла стоявшую на тумбочке свечу, взяла в руки подсвечник, на цыпочках вышла из спальни, прошла соседнюю комнату, стараясь не скрипеть половицами, потом приникла ухом к входной двери. В коридоре второго этажа было тихо. Успокоившись, она медленно приоткрыла входную дверь, подняла повыше свечу, вышла в коридор и на цыпочках подошла к деревянной лестнице, чтобы спуститься на первый этаж. Она сделала по ступенькам несколько шагов, когда снизу вдруг послышались скрипы, шуршание и другие непонятные звуки. Лизетта подумала, что это Агафья не может уснуть и потому решила затеять уборку, и во весь голос грозно сказала:

– Агафья, ты что же спать не даешь? Ночь на дворе!

Ответа не последовало. Через мгновение снизу послышались странные шорохи и не менее странное завывание: «У-у-у-ы». Потом раздались тихие быстрые шаги, будто внизу пробежал человек-карлик или маленький ребенок.

– А что если это призрак градоначальника, царство ему небесное, бродит по дому? Какой ужас! – сказала сама себе Лизетта.

Дрожа от испуга, она медленно попятилась назад, закрыла на засов дверь в гостевые комнаты и побежала в спальню. Генерал по-прежнему сладко спал. А назойливая муха сидела спокойно у него на подушке.

– Может быть, эта муха вовсе и не муха, а тоже привидение? – подумала Лизетта и тихонько рукой отогнала ее.

– Виссарион, Виссарион, да проснись ты, наконец! – трясла она за плечо мужа и испуганно шепотом говорила: – В доме разбойники! Или привидения! Они хозяйничают на первом этаже. Скоро доберутся и до нас!

Генерал плохо соображал спросонья и, узнав голос Лизетты, спросил, не открывая глаз:

– Я опять храплю?

– Твой храп чепуха по сравнению с тем, что я тебе скажу! В этом доме орудуют разбойники или потусторонние силы! – воскликнула Лизетта.

Виссарион, зевая, ответил:

– Какие разбойники, дорогая? Ночь на дворе. Ночью даже разбойники спят. Вот и ты ложись!

– Виссарион, какой ты, право… Это не дом градоначальника, а сплошной ужас! В то время, пока ты спишь – и при этом храпишь, как рота солдат, – я защищаю нашу честь и достоинство. Я в одиночку вступила в борьбу с потусторонней силой! Я серьезно: в этом доме кто-то бродит по ночам. Сегодня этот кто-то – разбойник, заговорщик или привидение – свободно гуляет внизу по коридорам, а завтра придет к нам в гости, в эту спальню! А ты все спишь! – с возмущением громко кричала Лизетта.

– Разбойник, заговорщик! В эту спальню? – закричал генерал. – Полк, подъем! В ружье! Адъютант! Мундир, сапоги и мою саблю! Запрягать лошадей!

– При чем тут твои сапоги, сабля и какое-то ружье? Я говорю о потустороннем мире, о странном ночном видении. С первого этажа всего несколько минут назад доносились жуткие скрипы, страшное шуршание и другие непонятные звуки. А из окна я увидела на улице летящую тень. Она промчалась вдоль дома, как вихрь, в развевающемся черном длинном плаще. И мгновенно исчезла во тьме. Может быть, это была тень исчезнувшего градоначальника Нильса. Или разбойник… А что если их было две, или три, или еще больше? Это дом привидений, – взволнованно говорила Лизетта.

Генерал окончательно проснулся.

– Как это – две, или три, или еще больше? Да в таком случае это просто заговор или бунт! Где мои очки? Они лежали здесь на тумбочке возле кровати. Где же они?

Виссарион судорожно шарил на тумбочке в поисках очков и говорил:

– Подай мне, наконец, халат. На вверенной мне территории бардак! Я наведу в этом городе железную дисциплину, даже среди привидений. Да где же мои очки? Надо вооружиться и идти вниз. Что у нас есть в арсенале? – спросил у Лизетты генерал.

– В нашей спальне арсенал, конечно, большой. Могу предложить на выбор кочергу, совок, бронзовый подсвечник, а также ножницы и пилку для ногтей из моего несессера. А твои очки, наверное, свалились под кровать, – понимая безысходность намерений супруга, с укором посмотрев на него, ответила Лизетта.

– Возьмем все! – скомандовал генерал и полез под кровать искать очки.

– Даже пилку для ногтей? – с иронией спросила его супруга.

– Пилку? – генерал многозначительно задумался и важным тоном ответил: – И пилку тоже. Главное – возьмем свечу. Генерал обязан видеть неприятеля. Да где же все-таки очки?

– Если их нет под кроватью, тогда, наверное, на комоде… Или под комодом. Могу предложить свои, они лежат у меня в сумочке, – ответила Лизетта и подошла к комоду, на котором оставила вечером сумочку темно-зеленого цвета из крокодиловой кожи. Но сумочки там не оказалось.

– Виссарион, где сумочка? Я положила ее вечером на комод, но ее там нет, – с удивлением произнесла Лизетта. – Это точно потусторонние силы! Подумать только! Ночью кто-то смог спокойно пройти сквозь стены в спальню и, конечно, ради забавы утащить твои старые очки и, главное, мою роскошную сумочку, в которой хранились мои любимые французские духи и чудесная пудреница! Какое коварство! Да, но зачем им на том свете понадобились духи с пудрой и твои дурацкие очки?

Лизетта накинула на плечи генерала его шелковый халат, вручила ему кочергу и подсвечник с горящей свечой.

В соседней комнате Виссарион нашел во внутреннем кармане своего мундира пенсне и водрузил на нос. Вдвоем они, осторожно шагая по скрипучей лестнице, спустились на первый этаж. Первым, вытянув вперед руку со свечкой, двигался генерал. Лизетта шла за ним, крепко держа в правой руке печной совок, а в левой – пилку для ногтей.

В широком коридоре первого этажа стояла скромная казенная мебель: скамьи и стулья для посетителей, ожидавших приема. Вдоль стен красовались чучела диких животных. Самым большим, у входа в кабинет градоначальника, был стоявший на задних лапах огромный бурый медведь с оскалившейся мордой. По обе стороны от дверей в зал заседаний застыли «часовые» – два серых волка, будто готовых броситься на любого, кто попытается войти без позволения. А у входной двери встречал гостей дикий кабан.

– Ну и коридорчик… Просто какая-то галерея ужасов… Но чем это тут пахнет? Чем-то знакомым, – сказала Лизетта.

– Да уж, действительно, знакомым, – ответил генерал, осторожно шагая вперед. И вдруг наступил ногой на что-то хрупкое.

– Черт побери! Я что-то или кого-то раздавил! Ну и что это? – сказал генерал и посветил на пол свечой. Каково же было его удивление, когда он увидел, что под ногами лежали его очки. Виссарион посмотрел на Лизетту и с удивлением прошептал:

– Чертовщина какая-то! Мои очки! Я раздавил свои очки. Но ведь они лежали у меня на тумбочке! Я прекрасно помню, как перед сном положил их туда. Чертовщина какая-то!

– Ты ходишь как слон, вот и раздавил. Я тебя предупреждала – в этом доме творится что-то неладное. Может быть, конечно, вчера ты случайно обронил их на этом месте. А может быть, и нет, – шепотом ответила Лизетта и шагнула вперед. И тут же почувствовала, как под ногой хрустнула хрупкая коробочка.

– Ну что за напасть! – воскликнула она. – Теперь я на что-то наступила. Что-то случайно раздавила.

– Случайно, говоришь? Моя дорогая, все случается неслучайно. И особенно в этом доме, – многозначительно ответил Виссарион и осторожно направил свечу вниз. На полу лежала сломанная коробочка, отделанная синим бархатом с виньетками, прошитыми золотой ниткой.

– Какой ужас! Это же моя французская пудреница, она вечером лежала в моей сумочке, – воскликнула Лизетта.

– Бывшая пудреница, – добавил генерал и продолжил: – А ведь я совсем недавно подарил ее тебе на день рождения!

– Твой главный подарок мне, дорогой, это незабываемая поездка в отвратительную глушь! Затащил меня сюда, словно удав свою жертву… Виссарион, что это?! Посвети-ка сюда свечой… На кабана. Кажется, рядом с ним на полу что-то валяется, – сказала Лизетта.

Виссарион повернулся и направил свет в сторону чучела. На полу валялись разорванная сумочка и пустой флакон из-под духов. Так вот чем знакомым здесь пахло! Морда у кабана была размалевана пудрой.

– Просто нечистая сила какая-то, – брезгливо взглянув на кабана, почти шепотом сказал генерал.

– Что там такое? – спросила из-за его спины Лизетта.

– Что там, что там? Рыло кабанье и, кажется, твоя сумочка! – задумчиво ответил Виссарион.

– Боже мой, моя любимая сумочка! Флакончик пустой. Где же мои духи? Все понятно! Этот мерзкий кабан и есть то самое привидение! Он проснулся, отряхнулся, встал на задние копыта. Решил прогуляться по дому, ну и зашел к нам в спальню. Взял мои духи, пудру и твои старомодные очки… Зачем ему это все? Впрочем, пудрой он для красоты напудрил себе морду. Еще как припудрил, не жалея! А твои старые очки понадобились ему для того, чтобы почитать, сидя на диване, предположим, свежую газету? Потому он к нам и зашел, – возмущенно, но так же почти шепотом произнесла Лизетта.

– Что за чепуху ты городишь. Жужжишь, как муха этакая, – недовольно проворчал генерал, подходя к входной двери. Осторожно осветил ее свечой сверху вниз, взялся за дверную ручку. Дверь открылась.

– Подозрительно! Очень подозрительно! Даже очень подозрительно! – продолжал Виссарион: – Дверь не заперта на замок! Но я же помню, что, когда Агафья уходила, она закрывала дверь на ключ.

– А что если эта старушка и есть то самое привидение?! Днем она – как все люди, а ночью превратилась в привидение, вернулась и забралась в нашу спальню, – рассуждала Лизетта. – И стащила у меня буквально из-под носа мою любимую сумочку… И зачем-то твои очки.

– Ты в своем уме?! Зачем этой старухе нужны мои очки, да еще твои паршивые духи с пудрой? – произнес Виссарион.

– Они не паршивые! А очень даже дорогие! – ответила супруга.

– Хорошо, я неправ. Но что-то здесь не так! Ты говорила, что видела из окна нечто странное? – сказал генерал.

Он затушил свечу, чтобы глаза привыкли к темноте, приоткрыл входную дверь и первым вышел на улицу. Лизетта пошла за ним и взволнованно ему шептала:

– Это точно было привидение. В страшной черной накидке, закрывающей его с головы до ног. Может, даже их было двое или трое! Точно не помню. На улице было очень темно. И оно очень быстро промчалось. Просто летело! Прямо шмыг – и исчезло! Какой ужас!

Генерал с супругой задумчиво постояли на крыльце, осторожно прошлись вдоль дома, прислушиваясь к каждому шороху, и вернулись обратно. Генерал закрыл входную дверь на замок и шепотом сказал:

– Да, подозрительный городок! Не успели приехать, а ворье уже шарит в генеральской спальне. А может быть, это вовсе и не ворье, а кто-нибудь похлеще! Смутьяны местные, сообщники или бунтари! Что если в городе уже бунт! Скрутили лейтенанта Нильса, а теперь, может, и самого генерала решили схватить! А тут еще ты! Собери с пола вещественные доказательства. Пригодятся. Подождем до утра. Уверен, кто-нибудь еще вернется. А завтра я их всех – в кандалы!

– Ты что, собираешься стоять у дверей, как швейцар, до утра? – удивленно произнесла Лизетта.

Виссарион вынул из халата свои карманные часы, поднес к циферблату свечу и сказал:

– Три часа ночи. Ты права. Закроем дверь и поднимемся в спальню. Вооружимся всем, что есть, и будем ждать его – или их – в спальне.

Лизетта одобрительно кивнула, и они поднялись наверх. Генерал достал из чемодана портупею, вынул револьвер и положил его под подушку. Возле домашних туфель у кровати на пол уложил саблю и кочергу. Подсвечник с горящей свечой Виссарион поставил на прикроватную тумбочку возле себя. И лег на постель в халате. Лизетта, тоже в одежде, легла поверх одеяла. На пол возле себя она положила печной совок, а в руки взяла, для храбрости и на всякий случай, пилку для ногтей. Они тихо лежали, не разговаривали, прислушивались к шорохам и скрипам в доме и за окном. Но вскоре генерал все же закрыл глаза и, забыв об опасностях, задремал.

Лизетта боролась со сном, как могла, и держалась до последнего. Она со страхом думала о том, что сейчас, вот-вот, в спальню ворвется нечистая сила – этот дикий кабан с напудренной мордой – и кинется на нее, несчастную. Она мужественно бросится в бой и будет до конца защищать себя и своего спящего генерала. И она смело, словно кинжал, вонзит несколько раз в мерзкую морду кабана свою острую пилку для ногтей! Он завизжит от боли и, раненный, убежит. Или – еще лучше – упадет у ее ног бездыханный.

Вскоре она задремала и сквозь сон почувствовала, как кто-то тихо забрался на кровать и улегся в ногах на ее одеяле. Лизетте начал сниться ее столичный дом, где у нее на кровати каждую ночь устраивалась, мурлыча, любимая кошка Маркиза, но все испортила неизвестно как прокравшаяся в сон мысль, что она не дома и даже совсем в другом городе. Маркизы здесь быть не может. Неприятная мысль эта не уходила и, в конце концов, разбудила Лизетту. Открыв глаза, она увидела перед собой блестящие глаза и оскалившуюся белую морду. Лизетта в ужасе ахнула: «Привидение!» – и пнула его ногой.

«Привидение» зарычало, а затем одним прыжком оказалось на подоконнике и выпрыгнуло в открытую форточку. Лизетта упала в обморок.

Чертовщина какая-то!

В это время во флигеле дома градоначальника в маленькой комнатке на первом этаже лежала на своей старой деревянной кровати у окна служанка по имени Агафья. Ей не спалось, и она ворочалась с бока на бок. Ее беспокоило исчезновение прежнего хозяина и появление нового. Агафья служила верой и правдой в этом господском доме почти сорок лет. За все это время сменилось уже четыре хозяина, и вот приехал пятый. Все они обращались с ней по-разному, но никто не выгонял.

Первый кричал: «Гафья! Где тебя черти носят! Давай на обед все, что есть. Я голоден, как медведь. Тащи прямо сюда, наконец! Да, и еще! Вечером у меня проездом будет с десяток боевых друзей. Надо их достойно накормить и напоить. Приготовь живо!».

Второй обращался к ней мягко: «Гафия! Принеси мне свежие газеты, а также чашечку фруктового чая. Чай завари из коллекции, присланной мне из Парижа. К вечеру приготовь торт «наполеон», будут гости! И надень, голубушка, платье и фартук немецкого покроя, и щеки припудри. Волосы зачеши назад!».

Третий: «Сколько денег ты потратила сегодня в лавке? Нужно экономить или просто просить денег в долг. Но кто даст? У меня и так большие долги! Счета из столицы доходят сюда, в этот богом забытый городок. Какой кошмар! Где мой револьвер? Агафия, моя Фия, ты – моя фея. Ты права! Денег можно занять у местного шамана. Я подарил ему когда-то курительную трубку, которую я привез из Англии. Давай мой мундир! Срочно еду за деньгами к шаману!».

Четвертый начальник обращался к ней ласково: «Здравствуй, хозяюшка, здравствуй, матушка Агафья! Утром мне подай всякую твою вкуснятину, а главное – мой любимый огуречный рассол. Я работаю, ты видишь, и решаю с утра до утра важные государственные дела. Рассол по утрам направляет меня на справедливое решение всех насущных вопросов. Подавай, матушка Агафья, на стол огуречный рассол!».

Она лежала и с беспокойством думала о том, что будет дальше. Выгонит ее новый хозяин или еще оставит послужить. В ее обязанности входило за час до пробуждения градоначальника поставить самовар и приготовить первый завтрак (чай, печенье, каши); к полудню подавать второй, холодный завтрак, состоявший из свежих овощей и солений; затопить печь; получить от хозяина распоряжения насчет обеда, сходить на рынок и в лавку, закупить что велено; приготовить и подать обед, убрать и вымыть посуду, постоянно держать самовар горячим и подавать хозяину чай, убирать дом, стирать белье, чистить хозяйскую одежду и обувь; вечером – приготовить и подать ужин и лишь после полуночи отдыхать.

Агафья уже дремала, когда услышала за окном чьи-то шаги, приоткрыла глаза и повернулась к окну. Она заметила на улице бежавшего человека, которого с головы до ног скрывала черная накидка. Он мелькнул и исчез в темноте.

– Чертовщина какая-то! Привиделось, что ли? – сказала сама себе Агафья, перекрестилась и продолжила: – У нас в городке отродясь не было чертей. А это что такое? Может, призрак самого?.. Да нет, померещилось.

Агафья встала с постели, подошла к столу. Взяла флакончик с успокоительной настойкой, накапала несколько капель в мензурку, добавила воды, перекрестилась, поморщившись, нехотя выпила и успокоилась.

– Какая гадость, – сказала она сама себе про настойку и снова легла в кровать. Но, еще не успев заснуть, она отчетливо услышала с улицы скрип дверей. Ей это показалось странным, и она снова посмотрела в окошко.

– Что-то там неладное. А может, это у меня от старости с головой неладно?.. Никак, в глазах двоится? Привидений-то уже двое, да еще и в белых одеяниях. Нет, нет. Наверное, опять померещилось, – поворчала Агафья, снова взяла флакончик, накапала себе микстуры вдвое больше, чем в прошлый раз, и выпила до дна.

– Неужто я умом тронулась? – прошептала сама себе Агафья. Потом перекрестилась, опять взяла флакончик, накапала лекарства в мензурку еще больше и выпила все до конца. На этот раз успокоительное подействовало. В глазах поплыло, ей мерещились ангелы, то в белом, то в черном одеянии, которые шептали ей: «Ночь спокойна и нежна, спи блаженно до утра!»

Агафья, наконец, постепенно погрузилась в сон. Но и на этот раз спала она недолго. Ее потревожил стук башмаков. Кто-то твердым шагом прошел мимо ее окна в сторону дома градоначальника. Агафья с трудом, но продрала глаза, приподнялась и взглянула в окно.

– Странно! Ночь на дворе, все спят, а почтмейстер куда-то идет. Или их трое? Ой, похоже, в глазах-то троится… Чудеса у нас в городке творятся, – сказала сама себе Агафья, покачала головой, а потом прилегла на мягкую подушку и крепко уснула.

Ничего себе – захудалый городок!

Городской почтмейстер по имени Фердинанд первым получил известие от капитана прибывшего парохода о прибытии с особым поручением столичного генерала, а также важного письма городскому начальству.

Фердинанд полагал, что важную депешу нужно отнести и вручить начальству, не дожидаясь утра. Это подчеркнет его усердие по службе, почтение и преданность начальству, а возможно – новому градоначальнику. Главное – доставка срочного письма! Полночи почтмейстер чистил одежной щеткой мундир и фуражку, драил до блеска металлические пуговицы, чистил бархоткой сапоги, брился, умывался, причесывался, потом надел белоснежную рубашку, галстук, свой мундир и фуражку, вложил столичную депешу в кожаную папку и уверенным шагом пошел к начальству.

Через несколько минут почтмейстер уже подошел к входной двери дома градоначальника и смело подергал за металлическую ручку на веревочке, которая соединялась с колокольчиком внутри дома. Колокольчик долго и назойливо звенел.

Лизетта видела в это время прекрасный сон: как она бежит по бескрайнему зеленому полю, усыпанному разноцветными полевыми цветами. А где-то далеко ее с нетерпением ждет Виссарион. Он стоит счастливый, в парадном генеральском мундире с большим букетом синих колокольчиков в руках – ее любимых цветов. Но постепенно зеленое поле превращается в широкую черную реку. Генерал и роскошные цветы исчезают в тумане. Теперь она видит себя, но в облике русалки с длинным зеленым хвостом. Она сидит, помахивая им, на корме стремительно летящего по волнам парохода. Из громадной трубы летят клубы черного дыма. И она жадно вдыхает дым и покрывается с ног до головы черной сажей. Затем Лизетта-русалка стремительно прыгает за борт корабля.

– Наконец я свободна! Это железное чудовище не сможет меня утопить! – с восторгом кричит она.

– Полундра! Свистать всех наверх! Русалка за бортом! – звучит с корабля знакомый голос. Лизетта видит стоящего на капитанском мостике капитана, но с головой зубастой щуки.

В этот момент на палубе громко звонит корабельный колокол. Моряки с рыбьими головами бросаются в воду и затаскивают Лизетту-русалку назад на корабль. Они лежит на палубе и видит перед собой ехидную щучью улыбку.

От страха Лизетта проснулась. Неприятное чувство не покидало ее, и она рассуждала, лежа в кровати:

– Какой ужас, приснится же такое, прости господи! С какой стати они мне приснились? И эта дурацкая щука, и этот страшный пароход!

У входной двери звонил колокольчик. Лизетта насторожилась и сказала сама себе:

– Ничего себе – захудалый городок! Это просто городок ужасов! Не иначе, что-то опять стряслось.

Она быстро встала, подошла к окну, осторожно взглянула вниз и увидела у входных дверей незнакомого человека. Он настойчиво дергал за ручку. Лизетта быстро надела домашний халат, зажгла свечу и побежала по лестнице на первый этаж. Прежде чем открыть дверь, осторожно спросила:

– Кто там?

– Почтмейстер! Срочная депеша городскому начальству! – громко ответил человек за дверью.

– Срочная! В пять часов утра… Однако, – недовольно проговорила Лизетта.

– Выполняем приказ вышестоящего начальства: доставлять важные письма немедленно по их получении. Депешу доставили сегодня ночью, – прокричал почтмейстер.

Лизетта осторожно повернула дверную задвижку и приоткрыла дверь.

– Здравия желаю! – громко и четко, по-армейски, поздоровался почтмейстер, передал ей бумажный конверт и произнес:

– Извольте расписаться в получении!

Он протянул Лизетте бумагу и карандаш. Она с опаской окинула его взглядом с головы до ног, а потом осторожно поставила размашистую подпись в почтовом уведомлении.

– Позвольте откланяться? – почтительно спросил ее почтмейстер.

– Ступай, голубчик, – снисходительно произнесла Лизетта.

– Премного благодарен, – ответил почтмейстер, откланялся, повернулся и ушел.

Лизетта закрыла дверь и не спеша поднялась наверх, в спальню. Генерал спокойно спал, ничто не потревожило его сон. Лизетта вздохнула, подошла к нему и слегка потрясла за плечо.

– Господин генерал! – прошептала ему на ухо Лизетта. – Проснитесь, вам только что принесли срочную депешу.

– Что? А? Депеша? Какая депеша? – сквозь сон говорил генерал. – Где мое пенсне? Где мои домашние туфли?

Охая, он поднялся, сел на краю кровати, накинул халат, сунул ноги в домашние туфли, нацепил на нос пенсне, потом взял в руки конверт, поднес его ближе к горящей свече, внимательно осмотрел, не спеша вскрыл и достал письмо.

– «Городскому начальству! Срочно! Из столицы выехал и скоро прибудет высокий чиновник. Он будет временно исполнять обязанности городского начальника. Предписывается городским чиновникам всех рангов и горожанам всех сословий подготовиться к встрече нового градоначальника в соответствии с его статусом»… – медленно и с расстановкой прочел генерал, зевая.

– От кого эта депеша? Кого я должен встречать? Когда? Чертовщина какая-то! – недоуменно рассуждал вслух Виссарион.

– Скоро прибудет временно назначенный городской начальник? Это означает, что тебя уже сняли с должности и назначили другого. Ты не успел еще даже добраться до места, а тебя уже уволили! А это значит, что скоро мы поедем домой, – радостно воскликнула Лизетта.

– Может, эта депеша пришла бывшему начальнику, которого, прости господи, уже нет! У нас иногда срочные депеши немного запаздывают. Бывает, на месяц, а то и на два!

– Не говори так, дорогой, о бедном Нильсе! Возможно, он уехал на север и стал начальником снежного королевства белых медведей. Медведями ведь тоже кто-то должен командовать!

– А если он вернется вместе со своими белыми медведями на свою прежнюю начальственную должность, а меня – вышвырнут, словно я старый башмак? – возмущённо воскликнул он, – Дьявольщина какая-то!

– Нет, любезный, ты еще не старый башмак! Ты еще, хоть и в отставке, но генерал о-го-го! А депешу, как сказал этот курьер или письмоносец, он получил сегодня ночью от капитана парохода. На нем, если помнишь, приехали и мы. А это означает, что депеша приехала вместе с нами и адресована именно тебе, мой дорогой генерал!

– Срочная депеша генералу о том, что он должен встречать генерала? Стало быть, встречать самого себя… И ради этого нужно было будить меня посреди ночи? Дуболом! Образина этакая! – закричал градоначальник. – Где этот почтальонишка! Подать мне его сюда, Лизетта!

Виссарион посмотрел на часы и возмутился еще больше:

– Поднять меня в пять утра! Разрублю этого паршивца на пять частей и отправлю в этом конверте обратно. Где моя сабля, где мои генеральские штаны?

– Дорогой, письмоносец уже давно ушел и любезно пожелал тебе – господину генералу – спокойной ночи, – ответила Лизетта.

– Спокойной ночи? Я напишу письмо в столицу! Напишу министру! Пусть уволят этих бумажных болванов! Разбудить меня в пять утра, чтобы я встретил самого себя! – гневно кричал генерал.

Виссарион еще долго возмущался, ворчал, но под конец успокоился, зазевал, лег в постель и снова крепко уснул.

О прибытии столичного генерала весь городок знал уже рано утром. Первым из горожан – местный кондитер. Он на ногах с четырех утра. Он увидел из окошка своей пекарни на пристани пароход, а в гостевых комнатах дома градоначальника – свет. «Это не Нильс. Окна его спальни выходят во двор. Значит, в город прибыли важные гости. Но кто? И зачем?» – рассуждал кондитер. И решил послать мальчишку-поваренка, чтобы тот узнал обо всем у моряков. Паренек вскоре вернулся и произнес слово «генерал». Услышав это, кондитер был крайне удивлен: «К нам – и сам генерал! Вот это да! Что делать? Как же быть?». Он решил немедленно оповестить об этом членов городского собрания. Еще не пропели петухи, а поваренок, как ошпаренный, уже бегал по городу и будил людей. Через полчаса в кондитерскую прибежали все. Не смогла прибыть только захворавшая старушка.

Собравшиеся взволнованно, перебивая друг друга, громко обсуждали чрезвычайное событие:

– К нам прибыл генерал! Так неожиданно, и зачем?

– Ой! Все это неспроста.

– Вдруг иноземцы войной идут? Они идут, а мы об этом и не знаем!

– Да ну! Ерунда! А где у генерала войска? И кто здесь будет воевать? Старухи с вилами, пастухи и рыбаки? Так у нас на всех и вил не хватит.

– А если генерал приехал на охоту? Медведей и кабанов гонять. И, прости господи, с молодухами гулять?

– Ты что несешь! Говорят, что прибыл он с женою.

– А может, провинился и из столицы убежал в глуши скрываться.

– Беглый генерал? Ты что? За такие слова…

– Ой! Не к добру все это.

– Нужно идти к нему на поклон!

– Да он выгонит всех вон! Приехал ночью, спит.

– Надо прямо сейчас послать городового Стефана. Пусть все у Агафьи узнает. И если вдруг примет его генерал, то пусть доложит: «Все, мол, нижайше кланяются и несказанно рады его прибытию. С нетерпением ждут приглашения». А там уже…

Решили и разошлись.

Значит, я еще жива и не сошла с ума!

Агафья, как всегда, проснулась задолго до восхода солнца, с петухами. Еще не было и шести часов утра, а она уже хозяйничала в доме градоначальника: истопила печи, поставила самовар, приготовила для гостей завтрак. Каждый день рано утром она приносила градоначальнику завтрак, ставила поднос на столик у дверей в спальню, тихо стучала в дверь и полушепотом говорила:

– Утро раннее, господин начальник. Петухи уж пропели. Изволите завтрак откушать?

И слышала в ответ из спальни:

– Опять ты, Агафья! В такую рань каждое утро будишь меня, будто я сам петух запоздалый. А за завтрак спасибо!

Агафья уходила довольная хорошим настроением своего начальника и шла заниматься хозяйством. Вот и сегодня она, как обычно, собрала еду на большой серебряный поднос, взяла его в руки и тихо поднялась по лестнице на второй этаж. Не спеша открыла ключом дверь в первую комнату и подошла к дверям генеральской спальни. Поставила поднос на столик и осторожно постучалась в дверь.

Лизетта сразу проснулась, услышав стук. Испуганно она открыла глаза, на ощупь нашла спички и зажгла свечу. Стук раздался еще раз.

– Что в этом доме происходит? На дворе ночь. Кто-то снова забрался в дом. И теперь ломится в мою спальню, – бормотала сама себе Лизетта.

Осторожно она встала с кровати, вооружилась кочергой и на цыпочках подошла к двери.

– Кто там? – шепотом, осторожно произнесла Лизетта.

– Я это, – так же шепотом ответила Агафья.

И у них состоялся такой разговор:

– Я – это кто?

– Это я, Агафья!

– Ты одна?

– С подносом.

– Под носом? Что у тебя под носом?

– Ничего!

– Ты одна? Вокруг тебя никого? Посмотри внимательно!

– Смотрю! Никого.

– Ты ночью приходила в этот дом?

– В дом ночью? Нет.

Лизетта открыла дверь и осторожно вышла в соседнюю комнату.

Агафья увидела перед собой взъерошенную супругу генерала: бегающий по сторонам взгляд, испуганное лицо, в руке кочерга… Агафья ахнула:

– Что это с вами такое приключилось? Кто вас тут напугал?

– Ты когда-нибудь ночевала в этом доме? – опять шепотом спросила Лизетта, оглядываясь и не отвечая на вопрос Агафьи.

– Что вы, матушка, никогда! Это дом для господ, а у меня комнатка во флигеле, здесь неподалеку! – с удивлением ответила Агафья.

– Значит, тебе повезло. Тут полно привидений. Бродят по ночам, людей пугают… Привидения или, может, еще хуже – оборотни… Да еще и по улицам шныряют… Может, по всему городу… Мы с генералом этого еще не знаем, но выясним непременно! Ты только подумай! Среди ночи, когда генерал уже спал, а я почти что заснула, вдруг как начались подозрительные шорохи, скрип двери, потом дверь вдруг с грохотом сама собой захлопнулась! И – гробовая тишина! Я от страха вскочила с постели, подбежала к окну и увидела, как по улице летит, всё в черном, настоящее привидение.

– Страсти-то, какие! Надо же! Так ведь и мне привиделась этой ночью летящая тень, – подхватила разговор Агафья.

– Вот! Значит, я еще жива и не сошла с ума! Значит, и ты это видела! Очень хорошо. А то мой генерал уж было подумал, что я рехнулась… Но это еще не все. Я немедленно разбудила супруга, и мы с ним спустились на первый этаж. А там выяснилось самое странное. Пока мы спали, привидение, оказывается, беспардонно проникло в нашу спальню. А? Каково? И стащило бесценные генеральские очки и мою сумочку – с драгоценностями, духами, пудрой и прочими дамскими ценностями. Вооружившись всем, что было под рукой, мы смело двинулись по коридору. Увидели в коридоре чучела ваших страшилищ: медведя, волков и этого мерзкого кабана, и мне сразу пришла в голову мысль, что кто-то из них наверняка оборотень. Скорее всего, кабан. Его отвратительная морда была измазана моей белоснежной пудрой и облита, подумать только, моими французскими духами! Ужас! Там мы увидели истерзанную когтями оборотня мою любимую сумочку и генеральские очки. Они валялись на полу возле чучела кабана. Но и это еще не все!

– Ой, ой, ой, – запричитала Агафья.

– Мы с мужем поднялись наверх. Сидели и караулили незваных гостей. Но усталость взяла свое. В надежде, что они уже не вернутся, я погасила свечу, уповая спокойно провести ночь. Но как только я начала засыпать, почувствовала, что кто-то лежит в ногах на кровати на моем одеяле. Я открыла глаза и увидела перед собой белую звериную морду. Изо всей силы я отшвырнула ногой на пол это чудовище. А оно… Ты не поверишь! Оно ка-ак прыгнет на подоконник, ка-ак скакнет в открытую форточку, и мигом исчезло! А я потеряла сознание. И очнулась только, когда внизу зазвенел колокольчик. Сначала я страшно испугалась! В незнакомом городе, в чужом доме, после таких страхов кто-то в пять часов утра требует открыть ему дверь! Ужас! Я выглянула в окно и увидела почтмейстера. Оказалось, он принес генералу срочную депешу. Мне пришлось его разбудить. Генерал, конечно, был возмущен. Ну, об этом не будем… Затем мы опять долго не могли заснуть. Потом генерал уснул, конечно, первым. Вскоре и мне, наконец, удалось хоть немного вздремнуть. А тут вдруг – стук, стук, стук! Подумать только, кто-то стучит прямо в дверь спальни!

– Ай-яй-яй! Ой-ой-ой! – запричитала Агафья.

– Спросонок я испугалась. За окнами темно. Я подумала, а что если это стучится не человек? Но, к счастью, это оказалась ты, – закончила Лизетта.

– А может, этот оборотень был вовсе и не кабан? Всякое ведь бывает. Живет здесь, в этом доме, мартышка или макака. Я в названиях мало разбираюсь. Одним словом, зверюшка – обезьянка лейтенанта Нильса. А зовут ее Фроська, – сказала Агафья.

– Какая макака? Ты что за вздор несешь? Что за Фроська? – с нескрываемым возмущением спросила Лизетта.

– Привез он ее с собой, эту мартышку Афродиту. А он зовет ее Фродитта или просто Фроська. Шаловливая такая. Живет в чулане на первом этаже. Я, конечно, кормлю и убираюсь за ней. Вчера, наверное, забыла запереть дверь в чулан, – виновато ответила Агафья.

– В этом доме полно чучел! Зачем ему эта макака? Надеюсь, тут нет случайно еще каких-нибудь милых зверюшек? Например, не живет ли здесь питон? Или кобра, удав? А как насчет африканских слонов? Их у вас нет? А бегемотов? – возмутилась Лизетта. – Ну и где же сейчас эта ваша макака?

– Она прыгнула ночью ко мне на окно и давай барабанить по стеклу. Разбудила она меня, и я, конечно, открыла окно и впустила ее. Нежится теперь на печке у меня в комнате, – сказала Агафья, покачала головой и перекрестилась.

– Потребую у генерала, чтобы он сегодня же уволил эту макаку и тебя. Я столько страха натерпелась, всю ночь не спала. Подумать только! Из-за чего? Из-за макаки! – возмущалась Лизетта.

– Макака Фроська-то – хозяйская! Зверюшка неразумная, как ее уволишь? – с обидой спросила Агафья.

Лизетта призадумалась, а потом сказала:

– Да, в этом ты права! А привидение на улице? Может, это, конечно, была еще одна макака, но двухметровая. Решила ночью прогуляться по улицам на двух лапах, в черной накидке… Чтобы зайти в гости на чай к своей подружке – макаке Фроське?

– Ой-ой! Да что вы? – махнула рукой Агафья. – Наверное, мужик какой напился да хмельной бегал. Или… дух градоначальника… Только вот что я скажу. Городок у нас маленький, друг о друге все знают всё. Еще и чихнуть не успеешь, а об этом уже за сто верст говорят. Так что всё в свое время выяснится. А пока что вы уж извольте отведать нашего угощения. Время первого завтрака как-никак. Все на подносе, – сказала Агафья, поклонилась, покачала головой, еще раз перекрестилась и пошла к себе.

Лизетта кивнула, взяла со столика поднос с едой, подошла к спящему Виссариону и ласково прошептала ему на ухо:

– Господин генерал, пора вставать. Завтрак подан!

Виссарион нехотя открыл глаза, а супруга еще раз шепнула ему на ухо:

– Извольте, дорогой генерал, отведать здешней еды.

Виссарион принюхался, сморщил нос и недовольно спросил:

– Это еще что?

– Очень полезный завтрак, мой дорогой: тыквенная кашка, моченое яблочко и, я так полагаю, огуречный рассол, – любезно ответила Лизетта.

– Какая моченая кашка, какой рассол! Ты что, совсем спятила? На завтрак мне – кофею и мяса, – возмущенно ответил Виссарион.

– Дорогой, в этом городе по утрам едят тыквенные каши и запивают огуречным рассолом, а вечером и по ночам – по-видимому, вместе с привидениями, по-дружески – все до утра пьют горячительные напитки и закусывают той же тыквенной кашей… А теперь – главная новость! Мой дорогой, в этом доме помимо нас живет на первом этаже, представь себе, макака, – торжественно произнесла Лизетта.

– Куда я попал? Это не город, а сумасшедший дом! Голубушка, что ты несешь? Какая макака? Ну и ночка! Ты сама стала похожа на макаку, – завопил Виссарион. – Дай ты мне, наконец, отдохнуть. Я хочу спать!

Лизетта возмутилась:

– Грубиян неотесанный!

Виссарион не ответил, а повернулся на другой бок, посопел и быстро снова уснул. Лизетта совсем расстроилась. Она даже вообразить себе не могла, что муж способен сравнить ее с макакой. Но вскоре она успокоилась, погасила свечу, легла, закрыла глаза и попыталась хоть немного, но еще поспать.

Так вот откуда этот запах!

Лизетта спала и видела сон: будто стоит она на крыльце хрустального дворца в длинной песцовой шубе и в золотой короне. А перед крыльцом – тьма-тьмущая людей, и все они – к ней! Рыбаки катят бочки с рыбой и несут на руках золотые подносы с черной и красной икрой. Охотники тащат лисьи и песцовые шкуры. Кондитеры подносят горы конфет, крендели и диковинные пирожные. Фабриканты идут один за другим, низко кланяясь, и подают ей серебряные шкатулки с золотыми украшениями и брильянтами. Молодые люди протягивают роскошные букеты. Заморские гости в шелковых халатах подают диковинные флаконы духов, на которых сверкают алмазы. От них исходит чудесное благоухание… Но сквозь благоухание пробивается – сначала еле заметный, а потом сильней и сильней – какой-то другой запах, и запах этот трудно назвать приятным. Вскоре он превратился в зловоние. Хрустальный дворец окутался прозрачным туманом, который начал сгущаться, сгустился и стал похож на темную тучу. Люди, спешившие к ней, улыбаясь, медленно, один за другим, исчезли. Лизетту охватило беспокойство, от которого она и проснулась. Она открыла глаза. За окном уже рассветало. Но неприятный запах остался и наяву.

Она поднялась с кровати, не спеша надела халат, подошла к окну и ахнула. Оправдались худшие ее опасения, из-за которых она боялась провинции. За окном вокруг площади стояли скромные домишки, лавки со старыми вывесками, без витрин. Через площадь был виден берег реки, а за рекой поднимался дремучий лес с по-осеннему мрачными голыми стволами. Ни одного прилично одетого человека… Вообще ни одного человека. Зато у крыльца дома градоначальника лежала в огромной луже бурая от грязи свинья.

– Так вот откуда этот запах! – прикрыв платком свой нос, закричала Лизетта. – Поразительно… Нет, это просто возмутительно! Свинья под моим окном! Какая наглость! Разлеглась и спит, как у себя в свинарнике. Ну, я тебе сейчас покажу!

Лизетта открыла форточку, схватила попавшиеся под руку генеральские сапоги и швырнула их, один за другим, на улицу, пытаясь попасть в свинью. Не тут-то было. Один сапог упал в лужу, где тут же наполнился водой, а другой улетел за крыльцо. Лизетта разозлилась еще больше. Схватила мужнины домашние туфли и тоже швырнула в форточку. Один упал прямо перед свинячьим пятачком, другой – неизвестно куда. А свинья лежала себе как ни в чем ни бывало, не обращая никакого внимания на вопли Лизетты и туфли.

От этих воплей генерал проснулся, увидел сердитую, возмущенную жену. Вскочил с постели, накинул на себя халат, надел пенсне, схватил свою саблю и босиком подбежал к окну.

– Что там опять такое? Не ночь, а сущий кошмар, – закричал генерал.

– Меня сейчас хватит удар! Я проснулась от ужасной вони. Подошла к окну, а там… там… Ты не поверишь! Под окном генеральской спальни валяется… свинья. В грязной луже лежит и похрюкивает! Возмутительно! Позор! Куда ты меня привез? В свинарник! – кричала Лизетта.

– Да уж! Это тебе не французские духи. Изрублю в куски любого, даже свинью, ради тебя, дорогая! Да, свинья – это в самом деле возмутительно… А где, кстати, мои домашние туфли? – спросил супругу генерал.

– Дорогой, пока ты спал, я, как могла, сражалась за нашу честь с этим мерзким животным. Я пыталась его прогнать и бросила в эту жирную тушу первое, что подвернулось под руку. А подвернулись мне твои сапоги и твои туфли. Ты же сам всегда говоришь, что любая битва требует жертв.

Генерал посмотрел на свои босые ноги и спросил:

– В чем же мне теперь ходить?

– Дорогой, только не огорчайся. Походи немножко в моих, в розовых с помпонами… И вообще ты сам виноват! Куда ты меня привез! После нашего дома, после столицы!.. Со вчерашнего дня я только и слышу: хрю-хрю, му-му-му, кукареку-кукареку. А я-то надеялась, что вечером будет бал в нашу честь, – горько сказала Лизетта.

Генерал попытался втиснуть свои ноги в шлепанцы.

– Ну и шлепанцы! Розовые, еще и жмут. Тьфу! За одну ночь я потерял очки, сапоги и туфли. Не хватает только, чтобы исчез мундир. И я останусь в Захудалом навсегда. В нижнем белье и розовых шлепанцах. С помпончиками!

Вскоре прибежала Агафья. Пинками она отогнала упрямую свинью от окон спальни. Свинья недовольно визжала, но, в конце концов, все-таки поднялась и пошла искать себе новое место.

– Агафья! Чтобы ни одной живой свиньи в округе больше я не видел! – грозно закричал из окна спальни генерал, а потом добавил потише: – Принеси-ка с улицы мои сапоги.

– И туфли! – добавила Лизетта.

– И позови-ка мне быстро полицмейстера и городскую знать, так сказать! Скажи – генерал столичный приказал. И чтобы были у меня через час! – приказал Виссарион.

– Так они уж приходили с утра пораньше. Нижайший поклон велели передать, – ответила Агафья.

– Нижайший поклон, говоришь? Это хорошо. Общий сбор через час! – громко произнес Виссарион.

– Есть, господин генерал! Общий сбор? А кого звать-то? Знати всякой и полицмейстеров у нас отродясь не было, – сказала старушка.

– Не петухов же и куриц местных звать?! Они и так, гляди вон, гуляют по площади. Тетеря ты непонятливая! – заметил генерал.

– Есть, господин генерал! – громко ответила Агафья, потом задумалась и сказала: – Так кого же звать-то? Я так и не поняла.

– Да что ты заладила, как сорока. Генерал, генерал! Кого звать, кого звать? Зови начальников хоть каких-нибудь. И принеси поесть. Только не рассолу и моченых яблок. Мяса и кофею давай! – приказал генерал.

– Так что же сначала-то делать-то? То ему знать давай, то завтрак подавай. И что ему надо? – тихо ворчала Агафья.

Через десять минут по лестнице с подносом в руках быстро поднималась Агафья. Постучалась в дверь.

– Мясо с кофием – готово! Подавать в соседнюю комнату, господин генерал? – спросила Агафья.

– Да неси уж сюда, не то умру от голода! – недовольно пробормотал Виссарион.

Агафья вошла в спальню и поставила поднос на комод. Генерал стоял в халате у окна, держа в левой руке маленькое круглое зеркальце, а правой закручивал свои длинные усы. Он не спеша повернулся, подошел к комоду, взял с подноса чашку с кофе и с удовольствием залпом выпил до дна.

– Отменный кофий! Хорош! Молодец, Агафья, угодила, наконец, – похвалил старушку генерал.

– Рада стараться. Вот докладываю, господин генерал! К вам бежит городовой, звать его Стефан. Он, правда, с одной ногой, но бежит уж, как может, – сказала Агафья.

– А в этом городе есть еще городовые, но с двумя ногами? – возмущенно спросил генерал.

– Есть, господин генерал. С двумя ногами – его сын. Тоже городовой, но младший.

– Ладно, пусть уж лучше будет старший. Придет – позовешь его ко мне в кабинет, – поморщившись, приказал генерал.

– Есть, господин генерал! – ответила Агафья и побежала вниз.

Лизетта в это время чистила щеткой для одежды генеральский мундир.

– Ты, Лизетта, словно мой личный денщик. Чистишь мундир, как генеральского коня перед парадом, – с восхищением произнес Виссарион.

– Мундир и сапоги генерала должны быть всегда идеально чистыми, даже в этом дремучем городке, – ответила Лизетта.

Приоткрыв дверь на лестницу, Виссарион гаркнул:

– Агафья, сапоги давай генеральские! А где, черт побери, мои туфли?

– Сушатся сапоги! Они же в луже валялись, господин генерал, намокли. Во флигеле на печке стоят и сушатся. А с туфлями беда, господин генерал! Один я в канаве еле нашла, а другого вроде как нет. С утра бегала тут собака – Моська соседская. Наверное, она утащила. То-то лежит в своей будке, чертовка такая, и грызет что-то. Она у нас все таскает, что плохо лежит, – ответила Агафья.

– Не хватало мне еще вашей Моськи… То у них привидения, которые по ночам воруют не хуже грабителей. То макака, а теперь еще и собака. Я этого так не оставлю! – закричал генерал.

– Виссарион, не кричи на старушку. Она тут при чем? А собачку лучше бы угостил косточкой, – вмешалась Лизетта.

Возмущенный, генерал недовольно посмотрел на нее и с укором произнес:

– Может, лучше накормить ее тыквенной кашей с мочеными яблоками?

Генерал долго ворчал, потом успокоился и сказал:

– Ну, кричи, не кричи, а что надеть-то?

– Ничего страшного, – ответила Лизетта. – Поверх кителя можно набросить ночной халат. Это будет идеальное сочетание: строгий мужской халат и женственные нежно-розовые домашние шлепанцы. Идеально! – убедительно посоветовала генералу Лизетта.

Виссарион взглянул на нее, поморщился и проворчал:

– Нашла время шутки шутить.

 

Глава V

Кто есть кто?

Сесть всегда успеешь. Не спеши, голубчик!

Генерал еще долго ругался и ворчал, потом все же надел свой генеральский мундир, пенсне и в шлёпанцах нехотя пошел вниз. Поморщившись, взглянув на чучела диких зверей, прошел по коридору и зашел в кабинет градоначальника. В комнате в центре стояли широкий письменный стол с двумя тумбами, кожаное кресло, справа от стола – большой книжный шкаф, слева – громоздкий сейф, а у стен располагались стулья для посетителей. Генерал лениво обошел кабинет, постоял у окна, разглядывая проходивших мимо по улице жителей городка, унылые вывески торговых лавок. Вздохнул, повернулся, подошел к столу, сел в кресло и начал перелистывать лежавшие на столе бумаги, успевшие покрыться пылью за время отсутствия градоначальника: заявления, объяснения, прошения и прочие документы. Вскоре раздался стук в дверь, и в кабинет вошел, похрамывая на одну ногу, одетый в форму городового худощавый мужчина, который держал в левой руке фуражку, а в правой – картонную папку.

– Здравия желаю, господин генерал! По вашему приказанию прибыл, – запыхавшись, гаркнул городовой.

– Надо же, а мне доложили, что у тебя одна нога! – произнес генерал.

– Никак нет, господин генерал! У меня две ноги, и обе в сапогах, только одна настоящая, а вторая – деревянная, – ответил городовой.

– Ладно, пусть так. Докладывай, голубчик! Что происходило в городе за время отсутствия вашего градоначальника. Да, и как звать-то тебя? – сказал генерал.

– Стефан, господин генерал. У меня имеется полный отчет! – он открыл папку, вытащил из нее лист бумаги и начал зачитывать генералу отчет: – За время отсутствия градоначальника мною были зафиксированы следующие происшествия. Местные дровосеки Микко и Фома ушли в запой. Но они тихие, не буянят и не мешают спокойствию горожан. Померла старушка – вдова гвардейского денщика. Схоронили и помянули без происшествий. Портниха Эльза подвернула ногу. Ходит, ковыляя, но уже поправляется. Сыграли свадьбу. Михай, сын главы рыбацкой артели, взял в жены Феклу, дочку охотника. Венчались, затем неделю всем городком на свадьбе гуляли. Все прошло хорошо, как и заведено у нас – весело. Почти без происшествий. Мужики только синяков себе понаставили. Поссорились сгоряча, подрались, разошлись, помирились, опять гуляли и сейчас гуляют. У бабки Матрены коза окотилась, принесла козочку. Вот, господин генерал, и все!

Лицо генерала постепенно багровело. Слушая отчет городового, генерал смотрел в потолок и нервно крутил пальцами левой руки усы.

– Ты что несешь мне ересь всякую про запой дровосеков, про какую-то портниху и козу, которая окотилась и притащила черт знает какой бабке козочку! Венчались, понимаешь, гуляли, хоронили, весело кутили, – проворчал генерал и стукнул кулаком по столу, потом грозно сказал: – Что творится в этом городе! Целую неделю город только и делает, что гуляет на свадьбе и похоронах, а по ночам на улицах бегают какие-то привидения, по домам бродят оборотни, и у благородных людей исчезают вещи. Градоначальника нет, и его никто не ищет! Мне нужны факты исчезновения, итоги пресечения в городе проявлений всякой чертовщины и воровской нечести! Мне нужно знать все. Может, есть в городе недовольные властью подстрекатели всякие, заговорщики или, не дай бог, бунтари. Немедленно исполнить и доложить!

– Есть, господин генерал! Гулянья по случаю свадьбы и поминок мы прикажем немедленно прекратить, а где же искать чертовщину всякую и воров-то? У нас их никогда и не было, – смущенно спросил городовой.

– Не было! Значит будут. Обратись к моей супруге. Она тебя просветит! – ответил генерал.

В кабинет постучалась Агафья, приоткрыла дверь и, заглянув, вежливо доложила:

– Прошу прощения, что помешала. Люди собрались, господин генерал, в коридоре ждут.

– Подождут! – раздраженно сказал генерал.

Агафья быстро закрыла дверь. Генерал снова повернулся к городовому и продолжил:

– Кто плюнул, кто чихнул, кто чего кому шепнул! Вот что нужно, и днем и ночью, тебе знать. Ведь кто-то должен знать, где лейтенант Нильс. Но не говорит! А может, это заговор? Нужно выявить и схватить всех неблагонадежных! Где у тебя кандалы?

– Кандалы? – со страхом повторил Стефан и икнул.

– Нет – не беда. Вызову армию. Привезут целую телегу… или две телеги кандалов! А тюрьма в этом городе есть? – спросил генерал.

– Не… – Стефан, заикаясь, пытался что-то сказать.

– Не горюй! Тюрьму первым делом построим, любо-дорого, на загляденье. На всех хватит! Всех неблагонадежных, смутьянов и бунтарей посадим, – с гордостью произнес Виссарион.

– Так ведь у нас их нет, – произнес городовой, от волнения закачался, чуть не упал и виновато спросил: – Разрешите, господин генерал, сесть?

Виссарион привстал с кресла и грозно сказал:

– Сесть всегда успеешь. Не спеши, голубчик! Сейчас надо не сидеть, а ловить. И, если что, сразу в кандалы! Все, иди.

Городовой сказал:

– К нам цирк итальянский приехал, господин генерал!

Генерал снова привстал, подумал и недовольно поморщился:

– Вот еще нелегкая принесла. Не вовремя! Значит, и за циркачами этими присмотри, голубчик. Присмотри. Мало ли чего! Может, они не только циркачи.

Виссарион медленно присел в кресло, внимательно посмотрел на стоявшего перед ним городового, поморщился, тяжело вздохнул, махнул рукой и проронил:

– Ну все. Иди!

Стефан побывал на приеме у самого генерала в первый раз за всю свою долгую жизнь. От волнения он раскраснелся и тяжело дышал. Но по-армейски четко повернулся и пошагал. Дверь захлопнулась.

Да! Ну и рожи!

Генерал сидел в кабинете, развалившись в кресле, но чувствовал он себя очень неуверенно. Ему не давали покоя и раздражали розовые шлепанцы на ногах. Виссарион нервно постукивал пальцами по столу и рассуждал:

– Как же мне выходить при всех из-за стола? Ну, к примеру, поздороваться с гостем за руку или по-дружески похлопать его по плечу. В носках, что ли? Да! Хоть в носках, хоть в шлепанцах. Все равно – позор. На весь город – посмешище. Остается только сидеть за столом.

Виссарион почесал затылок, тяжко вздохнул, а потом крикнул:

– Агафья, зови!

Первым в кабинет с трудом вошел кондитер – хозяин местной лавки. Он был настолько тучен, что втиснуться в дверь смог только боком. Преодолев это препятствие, кондитер повернулся к столу и разинул рот. Живого генерала он увидел перед собой в первый раз. Кондитер медленно топтался на месте с ноги на ногу, с восхищением разглядывал генеральский мундир, а потом кивнул. Затем, опустив голову, застенчиво взялся руками за полы пиджака, пытаясь стянуть их на животе и застегнуть пуговицы. Но пиджак был ему явно мал. Кондитер наконец сел, заняв собой сразу два стула, и снова, робко улыбнувшись, поклонился генералу.

Далее, в дверях появилась высокая худощавая старушка в черном платье старомодного покроя и с аккуратно зачесанными седыми волосами. Это была директриса четырехлетней местной школы. Она вошла в кабинет, слегка подправила свою прическу, поглядывая с нескрываемым любопытством на генерала. Потом села с невозмутимым видом на край стула рядом с кондитером.

Две рыжие девицы-близняшки лет двадцати пяти в одинаковых платьях и ботинках вошли в кабинет одновременно. Их прислал вместо себя отец – владелец оптовой лавки. Он приобретал у местных жителей пушнину, мясо, рыбу, икру, ягоды, грибы и все другое, что можно в этом городке купить, а затем где-нибудь продать. При виде генерала девицы присели в глубоком реверансе.

Следом за рыжими девицами в кабинет вошел почтмейстер и гаркнул:

– Здравия желаю, господин генерал!

Виссарион, не обращая ни на кого никакого внимания и по-прежнему с умным видом, копался в пыльных бумагах. Услышав, наконец, армейское приветствие, он с интересом поднял голову, внимательно на всех взглянул, но кивнул одному почтмейстеру. Понимая, что все собрались, генерал молча отбросил в сторону бумаги и, постукивая пальцами о край стола, принялся рассматривать гостей.

«Ну и рожи, – подумал он. – Не ожидал, не ожидал. На встречу к столичному генералу явился какой-то сброд».

Он собирался уже с треском выставить всех их вон. Но в этот момент открылась дверь, и в кабинет вошла Лизетта. Жена генерала пришла в синем платье и светлых кремовых туфлях на каблучке. На груди блестела золотая подвеска. Гости были потрясены ее элегантностью. Даже Виссарион улыбнулся. Гордый своей женой, он встал с кресла.

Лизетта остановилась у дверей, быстро окинула гостей приветливым взглядом, пытаясь сразу оценить их реакцию на свое появление. Увидев их восхищенные лица, она снисходительно улыбнулась и кивнула им головой. Затем взглянула на супруга и нежно обратилась к нему:

– Господин генерал! У нас гости! Позвольте вам представить прибывшего в город с гастролью из Италии хозяина известного во всей Европе передвижного цирка – синьора Марио! Марио, прошу!

Лизетта изящно повернулась к дверям, заулыбалась и мягко захлопала в ладоши. Гости, понимая, что сейчас в кабинет войдет важная зарубежная персона, вскочили со стульев. Остался сидеть только толстый кондитер. Он, опираясь руками на стулья, пытался подняться. Но не удалось. Кондитер так и остался сидеть на двух стульях, зато первым захлопал появлению в дверях гостя.

В комнату с гордо поднятой головой и улыбкой до ушей, в синем бархатном костюме, в белой рубашке и бордовой бабочке вошел Марио. На ногах его красовались до блеска начищенные черные лакированные ботинки с белыми шнурками. Виссарион с удивлением бегло окинул гостя взглядом, но увидев роскошные ботинки, с завистью на них посмотрел и поджал свои ноги в шлепанцах.

– Вот видите, господа! – воскликнул Виссарион, еще разглядывая чужие ботинки, потом сделал паузу, наконец, поднял голову и обратился к собравшимся: – Вот это гость! Настоящий гость! Не успел я в город прибыть, а за мной уже гости желанные тут как тут. Цирк – это хорошо, а зарубежный цирк – еще лучше. Ну, давай, голубчик, располагайся!

Генерал уважительно пригласил итальянца присесть, показав ему рукой на место. Марио снова улыбнулся, изящно кивнул головой, но не сел и сразу в ответ обратился к генералу:

– Господин генерал! Я глубоко восхищен и от всей души признателен вам и вашей очаровательной супруге за такой высокий прием моей скромной персоны. Удивительно и крайне приятно, что в вашем маленьком, но очень гостеприимном северном городке так ценят и любят цирковое искусство далекой южной Италии. В любое удобное для вас время, с вашего позволения, мои артисты готовы порадовать показом нашего представления!

Марио уже знал, что на его родном языке немного говорит Лизетта, а значит, итальянский знает и сам генерал.

Приглашенные к генералу горожане стояли и восхищались роскошным видом зарубежного гостя, его неожиданным визитом, галантностью и красноречивостью. В конце его пламенной речи, хоть и на незнакомом для них языке, все захлопали и стали с нетерпением ждать перевода его речи.

Лизетта, чтобы показать присутствующим свою образованность и утвердить себя в глазах гостей знатной особой, взяла инициативу на себя:

– Уважаемые дамы и господа! Италия прекрасна! Я бывала в этой чудесной стране, общалась с людьми и, конечно, немного знаю итальянский. Наш гость синьор Марио до глубины души признателен господину генералу за предоставленную артистам солнечной Италии возможность выступить и показать итальянское искусство горожанам этого милого северного городка. Синьор Марио будет премного благодарен господину генералу за присутствие и, конечно, присутствие его супруги, то есть меня, на представлении.

Довольный генерал поднялся со стула, заулыбался и захлопал в ладоши. Гости, кроме кондитера, тут же дружно встали и зааплодировали. Зато кондитер хлопал намного громче остальных. Генерал поднял руку, давая понять собравшимся, что он собирается что-то сказать, и произнес:

– Спасибо тебе, наш дорогой иностранный гость!

В этот момент в открытую дверь забежала мартышка Фроська. Она обошла комнату и запрыгнула на край письменного стола.

– Вот видите, дорогой Марио, у нас тоже есть свои артисты! Эту милую обезьянку звать Афродита, – воскликнула Лизетта и засмеялась.

С любопытством разглядывая сидящего за знакомым ей столом человека, обезьяна решила, что именно он теперь и есть ее новый хозяин, а значит, сейчас погладит ее и даст угощение. Фроська, выражая свои безграничные чувства, издавала какие-то звуки и виляла хвостом, затем по-хозяйски прошлась по столу и запрыгнула на генеральское плечо. Виссарион, опешив, сидел с широко раскрытыми глазами и молчал. Бесцеремонность мартышки ужаснула его. Виссарион подумал, что эта наглая Фроська может случайно поцарапать ему голову, схватить его за ухо или усы, а затем, что еще хуже, взять и укусить его за нос. Генерал осторожно повернул свою голову в сторону обезьяны. Увидев перед своими глазами ее острые зубы и длинные ногти, он побелел. Но Фроську больше интересовал генеральский мундир и его расшитый золотыми нитками блестящий погон. Ради любопытства она потихоньку начала царапать его своими ногтями.

Лизетта, понимая, что вот-вот начнется настоящая битва за золотой погон, скомандовала прислуге:

– Агафья! Где ты? Возьми, милая, эту игривую зверюшку к себе. Господину генералу сейчас не до игр.

Служанка в это время стояла за дверью и ждала указаний, чтобы подать гостям чаю, печенья и конфет. Она быстро вошла в кабинет, подошла к столу и обхватила обезьянку руками, стараясь снять ее с генеральского плеча.

– Афродита, ты мешаешь господину генералу решать важные государственные дела! Пойдем, игрунья, со мной! Я тебе конфетку дам, – ласково проговорила Агафья, обращаясь к обезьяне.

Но Фроська не захотела уходить с генеральского плеча. Она оскалилась и накрепко вцепилась в генеральское плечо. Агафья тащила обезьяну, как могла. Фроська недовольно шипела и не отпускала полюбившийся ей погон. Наконец, Агафье удалось снять обезьяну с генеральского мундира, но вместе с погоном, который остался в лапах упрямой Фроськи. Агафья заохала и вынесла ее в коридор.

Виссарион неподвижно сидел за столом. В кабинете воцарилась полная тишина. Генерал, раскрасневшись, медленно встал и был готов от стыда и обиды заорать во все горло.

Гости начали переглядываться, тихо шептаться, чувствуя, что того и гляди станут свидетелями большого скандала, так что сплетен потом хватит надолго.

Лизетта, предвидя «извержение вулкана», решила немедленно разрядить обстановку:

– Уважаемые господа! Не волнуйтесь! Все это сущая мелочь, маленькое недоразумение. Генерал очень любит животных: медвежат, кабанчиков, свинушек и, конечно, милых, игривых обезьянок. Вечером, в свободное время, он по-дружески пообщается и даже поиграет с этим обаятельным, чудным, почти домашним, милым существом. А сейчас ему нужно на время выйти и сменить мундир.

Виссарион, слушая, поправлял свою одежду, важно кивал головой в такт словам супруги, затем окинул взглядом всех гостей, поправил пальцами свои усы, спокойно встал, вышел из-за стола и с гордым видом невозмутимо пошел по центру кабинета в коридор. Гости тут же опустили глаза и с нескрываемым интересом уставились на розовые женские шлепанцы с белыми помпончиками на его ногах.

– Какие милые! И я хочу, хочу такие, – шепнула одна рыжая девица другой.

– Весь городок завтра будет ходить в розовых шлепанцах, шарфиках и шапочках. Конечно, я имею в виду в основном женскую половину нашего городка, – тихо сказала старушка-директриса почтмейстеру.

– Непременно! А мужики будут пить теперь крепкие наливки только розового цвета, – шутливо прошептал ей на ухо почтмейстер.

– Я думаю, что нужно спечь коржики в форме шлепанцев и украсить их заварным белым кремом в виде помпончиков. Какова мысль? – шепнул кондитер старушке-директрисе.

– Отличная мысль! Назовите их романтично на французский манер – «заварной помпончик», – серьезно шепнула ему в ответ директриса.

В кабинет вошел городовой Стефан, кивнул головой и присел на свободный стул.

Лизетта взглянула на гостей и решила, что пауза затянулась и шепотки пора прервать. Она прошла к столу и села в генеральское кресло. Гости сразу уставились на нее. Лизетта, как ни в чем не бывало, взглянула на итальянца, улыбнулась и сказала:

– Марио, дорогой! Я вижу, вы с дороги проголодались! Агафья, неси гостям чаю горяченького и не забудь печенья и конфет.

– Сию минуту, госпожа, – быстро ответила из коридора Агафья.

Через мгновение в приоткрытую дверь с серебряным подносом вошла служанка, первым делом подошла к иностранцу, чуть наклонилась и сказала ему:

– Извольте откушать чашечку чая. Чай ягодный, ароматный. Ягоды я сама в лесу собирала. Берите еще печенюшки свежие. Только утром из печи вытащила. Не стесняйтесь, господин артист иностранный.

Марио взял чашку чая и вежливо кивнул. Довольная Агафья заулыбалась, подошла к столу и подала чай Лизетте, а затем и всем остальным гостям. Несколько минут все тихо сидели, переглядывались и пили чай.

– Ну, вот! Стало теплей и веселей! – радостно воскликнула Лизетта, поставив на стол пустую чашку, и продолжила: – Дамы и господа, я надеюсь, что прибытие в ваш городок столичного генерала – большое событие. Это надо отметить! Предлагаю сегодня в полдень созвать жителей к дому градоначальника. На балкон выйдет, разумеется, сам генерал и скажет горожанам приветственную речь. Потом на главной площади ровно в час покажет свое грандиозное представление итальянский цирк синьора Марио. На нем будет присутствовать генерал. А вечером в этом гостеприимном доме мы устроим по случаю нашего прибытия пышный бал. Нужно пригласить на бал всю городскую знать и не забыть наших зарубежных гостей. Всех, конечно, нужно предупредить: мужчинам должно прибыть в парадных костюмах, дамам – в бальных платьях. Надеюсь, господин генерал не откажет в своем личном участии, раз уж бал будет устроен в честь его особы. Из напитков, разумеется, будет шампанское. И нужно пригласить городской оркестр… Пожалуй, нет! Тут нужен большой военный оркестр! Генералу это будет очень приятно.

Гости удивленно переглянулись друг с другом и зашептались. А кондитер, вытирая носовым платком свое раскрасневшееся от горячего чая лицо, робко обратился к Лизетте:

– Извините, госпожа генеральша. У нас в городке оркестров нет. Есть, правда, аккордеонист, да вот аккордеона у него теперь нет. Недавно на свадьбе молодые решили покататься по реке с музыкой. Пели, пили и плясали, лодку раскачали – и оказались все в воде. Музыкант, конечно, спасал себя и аккордеон, ну тут, как говорится, или он, или аккордеон. Вот и покоится он теперь на дне.

– Кто он? – спросила со страхом Лизетта.

– Аккордеон! – виновато ответил кондитер.

– Вы меня напугали. Ну и хорошо, что утонул аккордеон, а не он. Но бал без музыки будет похож на поминки, – недовольно сказала Лизетта.

– Аккордеон или граммофон? – спросил Лизетту любезный итальянец.

Та удивленно повернулась к нему. А Марио продолжил:

– Если вы, уважаемая Лизетта, говорите о цирке, то у нас он есть – не аккордеон, а граммофон.

– Бал под граммофон? Смешно, – убедительно произнесла Лизетта, но, немного подумав, добавила: – Зато оригинально! Даже эффектно! Вот что значит просвещенный взгляд. Ох уж эти итальянцы! Спасибо, Марио. Поверьте, уважаемые дамы и господа, если танцевать под граммофон предлагает нам иностранный гость, то это, согласитесь, уже во всей Европе модно. Решено! Вечером будем танцевать под граммофон.

Гости засмеялись и зааплодировали остроумию Лизетты. Марио подошел к ней и с восторгом произнес:

– Вы само очарование, синьора!

– Спасибо, Марио! – ответила Лизетта и протянула ему свою руку. Марио, изящно нагнувшись, легко коснулся ее губами.

Гости с трепетом следили за каждым движением этой пары.

– Как у этих приезжих все красиво, изящно, изысканно. А у нас? Посмотришь – прямо срам один. Захудалый городок, да и только, – шепнул кондитер на ухо старушке-директрисе.

– Да, одна беспробудная пьянь. Не научились мы еще изысканным манерам. Беда! – ответила ему старушка.

В этот момент дверь заскрипела и приоткрылась. Все гости повернулись, ожидая возвращения генерала. Но в кабинет так никто и не вошел.

– Сквозняк! Или еще какой-нибудь пустяк, – сказала Лизетта.

– Или что-нибудь похуже, – таинственно произнес кондитер.

– Что? – с интересом спросила его Лизетта. – Вы что-то хотели мне сказать?

Все присутствующие с интересом повернулись к кондитеру и стали ждать от него ответа. Толстяк-кондитер сначала быстро посмотрел на всех, заерзал, восседая на двух стульях, стеснительно улыбнулся, достал очередной раз носовой платок, вытер лицо, откашлялся и, решившись, серьезным тоном громко сказал:

– Слышал я, уважаемая госпожа Лизетта, что сегодня ночью в городке произошло странное событие. Говорят, будто бы по улицам бегало привидение. Это вам не сквозняк! Да и не какой-нибудь пустяк.

В кабинете воцарилась тишина. Все ожидали от супруги генерала презрительного смеха, но Лизетта была невозмутима и спокойно произнесла:

– О да! Об этом я и хотела сейчас с вами говорить. Привидение видела, представьте себе, именно я! Это было поздно ночью. Я проснулась от странных шорохов и неприятных скрипов на первом этаже. Мне показалось, что гуляет ветер, и я не стала будить генерала. Решила сама пойти и посмотреть, в чем дело. Я зажгла свечу и прошла к лестнице, чтобы спуститься на первый этаж. Входная дверь внизу пронзительно заскрипела, а потом хлопнула. Я кинулась к окну и увидела, что от дома быстро бежит, а потом будто бы даже стремительно летит по улице и вскоре исчезает во тьме непонятное существо. То ли человек, то ли нет – неизвестно. Оно было скрыто с головы до ног черной накидкой.

Гости, онемев, смотрели на Лизетту во все глаза, ожидая продолжения волнующего рассказа. А она ждала охов и вздохов. В кабинете воцарилась тишина. Лизетта с укором взглянула на сидевшего рядом Стефана. Тот сразу понял, что именно он, как городовой, по долгу службы должен первым высказать свое веское мнение. Стефан медленно встал и рассудительно сказал:

– Ваш рассказ до глубины души нас тронул. Городовые всегда, днем и ночью, стоят на страже спокойствия всех добропорядочных горожан. Это вопиющее безобразие! Грабеж! Ночью кто-то хотел взломать дверь дома самого градоначальника и потревожить покой столичного генерала и его благороднейшей супруги. Мы, как и полагается, сделаем все, чтобы искать, найти, схватить и посадить это, так сказать, «привидение». И у меня уже есть предположение: это может быть вор. Хотя воришка, скорее, полез бы ночью, в лавку за вином, чем в этот дом. Да и воров-то в нашем городке вот не было и нет. Ищем иногда по соседским дворам пропавших кур да гусей. Так их никто и не ворует, они сами туда бегают.

– Может, это никакой и не вор, а кто-нибудь из наших мужиков, крепко подвыпивший. Шел, шел и в дом зашел. Может, спьяну думал, что в свой, а зашел в чужой, – почти скороговоркой выпалила одна из рыжих девиц.

– Может, объявился оборотень какой-нибудь? У соседнего дома каждый день на дороге хряк толстенный валяется. А как стемнеет – его там нет. Вот как! А может, это он и бегает на двух копытах по ночам. Как говорится: «Свиная рожа везде вхожа», – громко сказала довольная собой вторая рыжая девица.

Лизетта от таких слов поморщилась и сказала сама себе: «Откуда взялись эти фамильярные рыжие девки? Кто их пригласил? Да уж, как говорится, посади свинью за стол, она и ноги на стол».

– Уважаемая синьора Лизетта! Позвольте мне сказать вам кое-что важное, – воскликнул Марио. – Все говорят сейчас о привидениях? И если это так, то расскажу о странном случае, который произошел со мной сегодня ночью. Вечером вчера мы, наконец, добрались до этого милого городка и остановились на ночлег в постоялом дворе. За ужином за соседним столом сидели четверо мужчин. Они бурно обсуждали странное исчезновение какого-то человека в этих краях. Я поначалу не обращал на это никакого внимания. Но, когда я узнал, что пропал градоначальник, я был крайне удивлен. Но это было лишь начало. После ужина я вышел на улицу подышать свежим воздухом. И вдруг увидел, как по дороге быстро движется какая-то тень. В этот момент из-за угла подул пронизывающий холодный ветер, а затем – словно оно спустилось с небес – передо мной появилось черное полотнище, зловеще мерцавшее в лунном свете. Признаться, я испугался и бегом вернулся в дом. Увидеть такое мне пришлось в первый раз.

Лизетта с восхищением воскликнула:

– Вот! Слова Марио подтверждают мой рассказ. Он тоже этой ночью видел привидение. Своими глазами!

После такой убедительной поддержки Лизетты гости заметно оживились и стали друг с другом шептаться пуще прежнего. Кондитер пытался встать и что-то сказать, кашлял, кряхтел, бормотал, а потом, так и не поднявшись, многозначительно сказал:

– А что если это привидение в черной накидке – дух самого?..

Кондитер медленно поднял глаза в потолок. Гости замерли. А он, окинув всех серьезным взглядом, продолжил, слегка заикаясь от волнения:

– Царство ему небесное! Может, он спустился с того света ненадолго и решил зайти на минуточку домой? А потом погулял по городу, погулял и обратно полетел к себе в потусторонний мир.

Лизетту вдруг осенила идея. Она встала из-за стола и воскликнула:

– Дух самого! Это прекрасная мысль. Сегодня вечером все соберемся за столом и будем искать контакт с потусторонним миром. И, если повезет, поговорим с духом самого лейтенанта Нильса. Итак, решено! В полдень – выступление с балкона генерала, потом – итальянский цирк, а вечером – общаемся с потусторонним миром и играем в карты! Затем бал: шампанское и танцы под итальянский граммофон.

– Браво! Это будет незабываемый вечер, – похлопав в ладоши, воскликнул итальянец.

Супруга генерала улыбнулась и нежно кивнула ему головой. Она была в восторге от неожиданной встречи в этой глуши с галантным молодым мужчиной, да еще из Италии. Остальные гости шумно обсуждали ночное привидение, генеральское выступление, цирковое представление, потустороннее общение и карты. Девицы без умолку, перебивая друг друга, болтали о бальных нарядах, выспрашивая у Лизетты, что сейчас носят в столице.

«О, как они мне надоели! Скорее бы уже ушли», – сказала себе Лизетта.

В конце концов, это ей наскучило. Она, мило улыбнувшись девицам и другим гостям, отвела Марио в сторону и стала говорить с ним по-итальянски. Гости, удивленные ее образованностью, ее командирскими способностями и почти генеральской решимостью, прислушивались к их разговору, следили за манерами и не хотели расходиться. Старушка Агафья, собирая на поднос пустые чашки, блюдца, ложки, подошла к ним и по-дружески шепотом сказала:

– Ну, довольно вам болтать-то! Раскудахтались тут. Дайте же супруге генерала отдохнуть, первый день она с дороги.

Розовые шлепанцы с белыми помпончиками?

Через полчаса весь город уже говорил о потустороннем мире и прибытии прошлой ночью с того света духа самого лейтенанта Нильса. Новость переходила из уст в уста с невообразимой быстротой: из дома градоначальника прямиком на рынок, с рынка в торговые лавки, из торговых лавок в мастерские, артели и по всем домам. Новость обрастала самыми невероятными небылицами:

– Говорят, супруга генерала очень строга и похожа на кабана. Привидение в дом забежало, а увидев ее, завизжало и от ужаса убежало!

– Болтают, ночью в черной накидке летал сам генерал!

– Толкуют мужики, что это генерал ночью жену свою искал!

– Старухи на рынке болтают, будто в полдень на площади привидения дадут представление.

– Говорят, в столице нынче в моде розовые шлепанцы, теперь их носят все – дети, дамочки и мужики.

Генерал в это время лежал у себя в спальне на кровати с примочкой на голове. Старушка Агафья сидела за столиком в соседней комнате, вставляла нитку в иголку и штопала, как могла, генеральский погон.

– Агафья! Какая ужасная череда обстоятельств! Сначала кошмарная бессонная ночь с привидением и этой макакой-воровкой. Понесенные потери: мои любимые очки, сумочка супруги, ее духи и пудра. Потом этот вздорный письмоносец Фердинанд. Это же нужно было только придумать: принести депешу ни свет, ни заря! Срочную, видите ли! Уведомляют меня, что скоро в город приеду я. Вот подлец! Но мы все-таки дожили до утра. А утром я остался без туфель и без сапог. Вздор! Я был расстроен до глубины души. Но и это еще не все. Меня еще ждал триумфальный выход в розовых шлепанцах к гостям и подчиненным, а потом «трогательное» общение с вашей наглой макакой. Отвратительное животное! Какова наглость – прыгнуть ко мне на плечо и грызть мой погон! Да еще на виду у всех. Какой позор! – с возмущением говорил Виссарион. – Что-то голова у меня как чугунная. Агафья, голубушка, принеси что-нибудь выпить.

Старушка невозмутимо сидела за столом и штопала погон. Потом спокойно повернулась к нему и спросила:

– Чего изволите, господин генерал? Рюмочку белого крепкого или вина красного, слабого? Хорошо помогает по утрам, как рассол.

Виссарион поморщился и недовольно завопил:

– Опять этот рассол! Микстуру давай, микстуру и воды! И когда будет готов мой мундир?

– Фроська, вот чертовка, видать, пробовала ваш погон на зуб. И когтями его разодрала. Помяла, нитки золотые кое-где порвала. Нужно доштопать, а потом на мундир пришить. Побежала я за микстурой, господин генерал.

Не прошло и минуты, как распахнулась входная дверь и в комнату вошла Лизетта. Виссарион нехотя повернул к ней голову, посмотрел на жену и тут же снова отвернулся, перевернулся на бок и проворчал:

– Какой позор! Это же до столицы дойдет! Любой дурак теперь будет надо мной смеяться. Будут пальцем показывать: «Это он дрался с макакой за погон и ходил розовых шлепанцах. Да еще с помпончиками». Эта сплетня теперь будет жить всегда.

Лизетта рассмеялась, подошла к нему, села на край кровати, погладила его за плечо и ласково сказала:

– Дорогой мой генерал! Вы сами себя пугаете. Все были в восторге от вашей выдержки, обаяния и улыбки. Особенно всех восхитили ваши оригинальные шлепанцы. Представь себе, они теперь все хотят сшить себе именно такие – розовые, с белыми помпончиками. Даже мужчины. А кондитер – это тот толстый боров, который сидел сразу на двух стульях, – решил печь коржики в форме шлепанцев с заварным белым кремом сверху в виде помпончиков. Каково? Этим коржикам уже дали название.

– И какое же? Коржик «Виссарион» или «Генеральский помпончик»? – произнес генерал.

– Нет, дорогой. Эта булочка будет называться более романтично: «Заварной помпончик». Вот так-то, мой дорогой!

Виссарион повернулся к ней, с ужасом взглянул на супругу и спросил:

– Быть не может! Ты, голубушка, шутишь?

– Нет. Ну а теперь о главном! Через полчаса мы выйдем с тобой на балкон. На площади соберется народ слушать твою пламенную генеральскую речь. Тебе нужно будет сказать что-нибудь приятное. Ну, скажем, выразить твое искреннее восхищение этим городком!

– Лизетта! Что я могу сказать о городке, который я еще даже не видел? Да и какая может быть речь? После этой кошмарной ночи я чувствую себя как разбитое корыто. У меня голова разболелась, с животом неладно. И… Да, действительно. Мне нужно в сортир, – сказал недовольный генерал, встал с кровати, быстро надел шлепанцы, халат и побежал по лестнице вниз.

Лизетта осталась в комнате одна.

В дверь постучалась Агафья:

– Господин генерал, разрешите войти?

– Входи, – ответила Лизетта.

Агафья открыла дверь в спальню и вошла со стаканом в руках.

– А где же генерал? Я вот принесла ему микстуры для головы, – произнесла старушка.

– Генерал вышел по нужде! А микстуру давай-ка мне. Мне тоже нужна. Выпью за его здоровье, – ответила Лизетта.

Агафья подала ей стакан. Лизетта выпила жидкость и сказала:

– Ну и гадость! Как можно это пить?

Агафья взяла у Лизетты пустой стакан, понюхала его, потом удивленно пожала плечами и тихо сказала:

– Странно! Очень вкусная микстура. У нас ее все с удовольствием пьют. Здесь только травы да чистый спирт. Помогает от всех болячек вмиг.

Лизетта лишь отмахнулась, а потом открыла чемоданы. Ей нужно было выбрать наряд для появления на балконе рядом с супругом и для «выхода в народ» – первого представления итальянских артистов на городской площади. Лизетта хотела своим видом произвести неизгладимое впечатление сразу и на всех. Конечно же, положительное.

Агафья уныло постояла в дверях, покачала головой и пошла в соседнюю комнату. Затем села за столик, взяла в руки иголку с ниткой и снова принялась штопать генеральский погон.

Генерал вернулся в спальню довольный и взглянул на Лизетту. Та увлеченно рылась в своих чемоданах и не обратила на его приход никакого внимания. Виссарион поморщился, взял свое мокрое полотенце, обернул голову и стал искать глазами на тумбочках и комоде обещанную чашку или стакан. Но ничего не нашел и сердито крикнул:

– Агафья! Где моя микстура?

– Микстуру за ваше здоровье супруга ваша выпила, – громко ответила та из соседней комнаты.

– За мое здоровье, Агафья, я выпью сам. Давай, голубушка, сбегай еще раз! А где мои сапоги? Тащи их сюда! – крикнул недовольный генерал.

– Бегу, бегу, господин генерал! А когда же мне погон-то штопать? Все беги да тащи, – тихо заворчала Агафья.

Лизетта тем временем копалась в чемоданах, вытаскивала, примеряла платья и вертелась перед зеркалом. Потом, взглянув на супруга и заметив его безразличный взгляд, устремленный в потолок, с укором сказала:

– Виссарион, посмотри, наконец, на меня. Я пытаюсь найти в этом ворохе платье, которое украсит не только меня, но и наш с тобой выход к народу. Я, как ни как, генеральская жена. А ты валяешься на кровати, как африканский бегемот, неглиже, хотя нам вот-вот выходить!

Ждут? Ну и пусть подождут!

В это же время к дому градоначальника уже подходил итальянец Марио. А за ним – Жези. Вдохновленный утренним приемом, он смело вошел в приоткрытую дверь. Старушка Агафья в это время бежала из флигеля в дом, держа в одной руке стакан с микстурой, в другой – генеральские сапоги. Увидев, что кто-то вошел в дом, она догнала незваных гостей и спросила:

– Вы, уважаемые, к кому?

– О, Агафия! Я – Марио. Генерал и донна Лизетта… выступать… балкон… публика, – жестикулируя, ответил итальянец.

Агафья, узнав его, заулыбалась и почтительно сказала:

– Балкон? Ну так я вас туда провожу. А господин генерал собирается и скоро придет.

Она проводила гостей в зал, откуда вела дверь на балкон, и побежала к генералу.

Агафья постучалась в дверь спальни и громко сказала через дверь:

– Господин генерал! Микстура на столе, сапоги под лестницей, иностранцы в Овальном зале. Вас ждут.

– Ждут? Ну и пусть подождут! – раздраженно ответил генерал.

Марио и Жези стояли у круглого стола в центре Овального зала в ожидании назначенной Лизеттой встречи с генералом. Они с любопытством рассматривали развешенные на стенах картины провинциальных художников. Это были портреты градоначальников в парадных мундирах, служивших здесь за всю историю городка; изображение любимой лошади первого градоначальника на фоне городской площади; изображение стаи охотничьих собак и второго градоначальника в лесу; изображение дамы с собачкой – жены третьего градоначальника на фоне дома градоначальника. По краям скромно висели пейзажи местных лесов, полей и речек.

Жези раскраснелась от волнения.

– Марио, тут слишком натоплено. Ты упрекаешь меня в том, что я полнею. И настоял, чтобы я надела на себя корсет и выглядела сегодня, как благородная лань. Конечно, в нем я выгляжу стройнее и моложе, но я хочу еще и дышать. Давай хотя бы выйдем на балкон, – взволнованно шептала ему на ухо Жези.

– Держись, Жези! Красота требует постоянной борьбы с самим собой и полнотой, – ответил Марио.

Местная публика в это время уже начала собираться на площади. И тут на балконе появился важного вида человек в светло-сером кителе с золотыми эполетами и блестящими пуговицами. За ним вышла, улыбаясь, дама в длинном красном платье и коротком меховом манто, изящно помахав рукой публике. Все, конечно, решили, что пора приветствовать столичных гостей.

– Генерал с супругой! – кто-то восторженно закричал в толпе.

– Ура господину генералу! Ура! Ура! Ура! – завопила публика.

Все дружно захлопали в ладоши и замахали руками.

Лизетта, прихорашиваясь, услышала с улицы крики. Она удивилась и спросила служанку:

– Агафья, что там за шум? Что происходит?

– Генералу хлопают и кричат: «Ура господину генералу! Ура, ура, ура!» А чего ему хлопать-то, если он еще здесь? Лежит себе с примочкой и лежит. А, может, это иностранцам хлопают? Те уже давно пришли, генерала дожидаются, – ответила Агафья, подошла к окну и обомлела.

На балконе стояли итальянцы, осыпая стоявшую внизу публику воздушными поцелуями. Старушка повернулась, взглянула на генерала с укором и тихо ему сказала:

– Артисты-то зарубежные не успели приехать, а уже выступают на генеральском балконе!

Лизетта подбежала к окну, выглянула на улицу и закричала:

– Что это значит? На балконе сейчас должны быть мы, а не они! Какой конфуз! Виссарион, публика принимает этого циркача за тебя. Какой позор! Надо что-то делать! Срочно вставай, и идем!

Виссарион вскочил с кровати и заорал:

– Как это – вместо меня! Где мой мундир? Где мои сапоги?

– Какой мундир, надень штаны и беги! – закричала Лизетта.

Взволнованная Лизетта, не успев подправить прическу и надеть приготовленное платье, украшения и туфли, как была в халате, выбежала на балкон. Отодвинув Марио и Жези, она встала и произнесла речь:

– Уважаемая публика! Позвольте выразить вам большую признательность за столь восторженный прием итальянских гостей! Справа от меня стоит синьор Марио – генерал итальянского цирка! Слева – его спутница по имени Жези, цирковая звезда, королева арены! Браво генералу цирка! Браво королеве арены! Поприветствуем их! Браво!

Изумленная толпа стояла сначала молча, не понимая, что происходит, кто эта дама в халате и где столичный генерал. В это время к дому подбежал Стефан, местный городовой. Он поднялся на крыльцо, встал перед толпой и громко крикнул:

– Ура супруге генерала! Поприветствуем супругу генерала и ее гостей!

Городовой еще раз заорал: «Ура!» и захлопал в ладоши. Публика, начиная понимать свою ошибку, оживилась, закричала: «Ура» и зааплодировала. И тут на балконе появился Виссарион. Он вышел на публику в генеральских штанах с лампасами на подтяжках, в белой, слегка помятой рубашке, в розовых шлепанцах с помпончиками и с мокрым полотенцем на голове. Важность его особого положения в обществе подчеркивало надетое на кончик носа пенсне в золотой оправе. Генерал окинул грозным взором стоявшую перед домом толпу и уже был готов что-то сказать. Но Лизетта, увидев выражение его лица, поняла, что генерал готов высказать сейчас отнюдь не комплименты в адрес городка и его обитателей, и воскликнула, не дав ему даже раскрыть рот:

– Уважаемые горожане! Перед вами – столичный генерал! Ура! Ура! Ура!

– Ура! – завопил городовой.

– Ура! – закричала публика и снова зааплодировала.

Виссарион важно помахал толпе рукой, а потом, облокотившись на перила балкона, глубоко вздохнул и был готов начать свою пламенную речь. Но Лизетта снова его опередила:

– Уважаемые дамы! Уважаемые господа! Генерал вышел поприветствовать вас всего на одну минуту. Он сейчас очень занят важными делами и готов выступить перед вами на площади после окончания циркового представления. Оно скоро начнется. А сейчас давайте еще раз поприветствуем генералов!

Лизетта радостно взглянула на Виссариона и Марио и весело крикнула:

– Ура!

– Ура генералам! Ура! Ура! Ура! – закричала публика.

Теперь уже с балкона толпе махали руками сразу два генерала.

Из дверей дома вышла Агафья и была крайне удивлена возгласам из толпы: «Ура генералам! Ура».

– Странно! Сколько их теперь, генералов-то? На всех-то меня не хватит. Неужто пожаловал еще один? – проворчала она сама себе под нос.

Черт знает, что происходит!

На площади в этот момент артисты цирка сооружали для выступления небольшую сцену. Каркас из досок обтянули материалом с изображением цирковых номеров и с надписями: «Турне на колесах! Цирк из Италии!», «Грандиозные гастроли Марио!», «Великолепная Жези!». Наверху каркаса высотой в человеческий рост рабочие укладывали настил из прочных досок. Артисты брали из своих повозок театральные костюмы, необходимый реквизит и уносили все под сцену. Во время представления артисты должны были находиться под полом, на выступление быстро подниматься по деревянной узкой лесенке наверх, а в конце – опять опускаться вниз.

Виссарион в сопровождении Лизетты, пропуская впереди себя гостей, вышли, наконец, с балкона, опустились на первый этаж и проводили итальянских гостей до крыльца. Мило распрощались, и «генерал» цирка Марио, вместе со своей «королевой» Жези пошли готовиться к выступлению.

Возле дверей стоял городовой, который при виде генерала сразу к нему обратился:

– Готов сопровождать вас с супругой, господин генерал.

– Похвально, голубчик! Жди, сейчас придем, – ответил Виссарион.

Лизетта с радостью побежала надевать подобранный наряд, причесываться и пудриться. Виссарион, не спеша поднимаясь по лестнице, позвал служанку:

– Агафья! Готов ли мундир? А сапоги-то где?

Агафья все возилась с погоном:

– Мундир почти готов, господин генерал. Сапоги стоят под лестницей, но еще не начищены.

– Как не начищены? Бегом под лестницу! – закричал Виссарион.

– Так что делать-то? Погон дошивать или чистить сапоги бежать? – спросила с обидой Агафья.

Виссарион недовольно поморщился и повернулся к супруге:

– Лизетта! Время бежит! Агафья сапоги чистить будет. А ты, давай-ка, голубушка, подшей мой погон.

Лизетта невозмутимо сидела перед зеркалом и поправляла прическу:

– Виссарион, дорогой мой, я не портниха! И ты же видишь, мне нужно привести себя в порядок, чтобы на этот раз я выглядела как твоя супруга, а не как кухарка с постоялого двора.

– Черт знает, что происходит! Генерал должен сам чистить свои сапоги! – закричал Виссарион и побежал под лестницу драить до блеска бархоткой свои сапоги.

Через пару минут по лестнице вниз с гордым видом спускалась Лизетта. Она была неотразима. Для выхода в народ она надела длинное светло-серое платье, шляпку и туфли такого же цвета. Платье украшали изящные фиолетовые рюшечки и кружева. На шляпке был прикреплен большой ярко-красный бант, а поверх платья Лизетта надела красное пальто. Увидев под лестницей своего генерала, она усмехнулась и крикнула ему:

– Виссарион! Ты протрешь их до дыр. А где Агафья? Где генеральский мундир?

– Бегу! Мундир готовенький, как новенький! – ответила служанка, прибежала вниз и подала генералу мундир.

Виссарион поморщился, схватился руками за свой большой живот и сказал:

– Ох! Вот напасть этакая! Угораздило же, и именно в такой торжественный момент. Мне нужно срочно сходить по нужде. Лизетта! У меня опять явные признаки расстройства.

– Как, опять? Ну, знаешь! Каждому свое: кому на пир, а кому – в сортир? Ладно, – воскликнула Лизетта и двинулась к двери: – Я пойду в народ, а ты – наоборот!

 

Глава VI

Черт с неба

С благодарностью за гостеприимство, которому нет границ!

К дому градоначальника, помимо полицейского, собравшегося сопровождать важных гостей, «на смотрины» начальства явились все участники утреннего заседания, а также их многочисленные родственники и друзья, желавшие поближе взглянуть на столичных персон.

Толстяк-кондитер прихватил свою супругу, батюшку и матушку, троих детей, двоюродную сестру с мужем и братом мужа сестры и, наконец, троюродного брата с его сестрами и пятью детьми.

Девицы-близняшки притащили с собой престарелых родителей, дядюшек, тетушек и многочисленных подружек.

Директриса местной школы привела всех воспитателей и группу детей – самых старательных учеников, их родителей, близких друзей их родителей, а также детей близких друзей родителей.

И вот двери наконец открылись, и на улицу с очаровательной улыбкой вышла Лизетта. Публика сразу пришла в восторг. Все дружно и долго хлопали в ладоши, словно появилась перед ними королева. Лизетта смотрела на них ласково, будто на детей, окинула всех нежным взглядом и громко сказала:

– Уважаемые дамы и господа! Благодарю вас за гостеприимство. Генерал, увы, еще занят неотложными, и очень важными, делами. Он попросил меня выступить перед вами вместо него.

В этот момент Лизетта почувствовала себя настоящей хозяйкой этого городка. И двинулась в обход площади. Справа от нее, по-армейски чеканя шаг, топал городовой, за ним, еле переваливаясь с ноги на ногу, шел толстяк-кондитер. Слева от Лизетты семенила старушка-директриса. Рядом с директрисой, радостно подпрыгивая от того, что сопровождают супругу генерала, шли рыжие двойняшки. Остальные шествовали позади. Лизетта во главе своей свиты обошла площадь кругом, останавливаясь у магазинчиков и лавок. Городовой и директриса, перебивая друг друга, что-то говорили ей одновременно с двух сторон. Лизетта делала вид, будто внимательно их слушает, кивала головой и приветливо улыбалась всем, кто попадался на ее пути.

Наконец, триумфальный обход был завершен. Лизетта остановилась у цирковой сцены. Свита обступила ее со всех сторон. Все хотели непременно представить супруге генерала своих родственников и друзей. Первым, расталкивая толпу, к ней подобрался с большим пирогом в руках толстяк-кондитер и громко, на всю площадь, заорал:

– Позвольте, госпожа, вручить вам только испеченный, еще горячий ягодный пирог «Генеральский». Прямо из печки! А также представить вам мое семейство!

Лизетта, мило улыбаясь, взяла пирог и с милой улыбкой ответила кондитеру:

– Как трогательно! И как учтиво с вашей стороны!

Она передала пирог стоявшему рядом городовому и принялась знакомиться с многочисленными родственниками кондитера, подавая каждому руку, и учтиво говорила каждому из них:

– Очень рада! Очень приятно!..

Подарок кондитера был весьма некстати. Городовой поднял пирог над головой, чтобы в толпе его не раздавили, и попытался выбраться из толпы. Выбраться не удалось, и он передал пирог стоявшей рядом директрисе. Директриса тут же переправила его близняшкам. Генеральский пирог пошел по рукам и вскоре оказался возле дома градоначальника в руках маленького мальчишки. Тот постоял, с трудом удерживая тяжеленный поднос, огляделся и спросил у оказавшегося рядом почтмейстера:

– Дяденька! Куда его?

Тот ответил:

– Вон видишь в окне Агафью? Ей и отдай.

Мальчишка положил тяжелый пирог на крыльцо:

– Агафья, я пирог генеральский на крыльцо положил, забери!

Старушка-директриса в это время не отходила от Лизетты ни на шаг и громко кричала в толпу:

– Разойдитесь! Не толкайтесь! Дайте, наконец, подойти детям и воспитателям! Пропустите детей и учителей.

Когда супруга генерала, наконец, пожала руку последнего из многочисленного семейства кондитера, старушка-директриса, не теряя ни секунды, протянула ей тоненькую книжечку с надписью «Захудалый» и воскликнула:

– Госпожа Лизетта! Позвольте от всей души вручить вам наш скромный подарок – первую книгу об истории нашего северного, пусть маленького, но гостеприимного городка.

Лизетта почтительно кивнула, взяла книжечку, ради приличия перелистнула несколько страниц, а потом отдала городовому. Но назойливая старушка не успокоилась.

– А теперь, уважаемая Лизетта, – сказала она. – Прошу вас оставить на память жителям нашего городка несколько строк в «Книге знатных гостей». Всего несколько строк о своем пребывании в наших краях в качестве знатного гостя.

Директриса протянула Лизетте ученическую тетрадь с надписью на обложке «Знатные гости города Захудалого», перо и чернильницу. Супруга генерала с недоумением открыла тетрадку, прочла несколько фраз и фамилий, званий и должностей «знатных» гостей, поморщилась, но потом небрежно макнула перо в чернильницу и написала:

«С благодарностью за гостеприимство, которому нет границ! Лизетта».

Затем закрыла тетрадку и вернула директрисе. Та с любопытством прочла «отзыв» и воскликнула:

– О, это лучшая запись из всех! А сейчас позвольте мне представить вам самых прилежных детей нашего городка и наших лучших воспитателей!

Тут супругу генерала плотным кольцом обступили учителя, ученики и их родители. Все заулыбались и захлопали в ладоши. Директриса без конца подталкивала к Лизетте детей и воспитателей, называла имена и с упоением рассказывала об их успехах и талантах.

Не успела она закончить, как рядом с Лизеттой не менее плотным кольцом стояли уже девицы-близнецы и их многочисленные подружки. Отталкивая друг друга, все они пытались подойти к Лизетте как можно ближе, чтобы с ней познакомиться.

Народу на площади становилось все больше и больше, будто весь город пришел посмотреть на супругу генерала, и все стремились пожать ей руку. Лизетте уже казалось, что очередь из желающих никогда не закончится. У нее закружилась голова и заболела рука.

Итальянцы сиротливо стояли у сцены и мерзли. Марио попытался было пробиться сквозь толпу к Лизетте, но ему это не удалось. Тогда он запрыгал на месте, замахал руками и закричал:

– Синьора Лизетта! Синьора!

Его заметил городовой Стефан и обратился к Лизетте:

– Итальянец руками машет, готов, наверное. Прикажете начинать, госпожа?

– О да! И как можно скорее! – закричала Лизетта.

Стефан с трудом пробился через толпу, поправил свой слегка помятый мундир, подошел к Марио и сказал:

– Приказано начинать! Давай, голубчик, давай!

И вот зазвучала барабанная дробь

Итальянцы установили на сцене огромный барабан, а рядом с ним поставили граммофон, из которого зазвучала веселая итальянская музыка. Публика оживилась. Полицейский приволок для супруги генерала деревянный стул с подлокотниками и мягким сиденьем и установил напротив сцены. Жители городка тут же потащили отовсюду табуретки, кухонные лавки, чурбаны, пустые ящики – одним словом, все, на чем можно было сидеть. И представление началось. Музыка затихла. По лесенке на сцену поднялся человек в красном плаще и начал бить в барабан. На сцену вышли два артиста в туниках римских воинов и кожаных сандалиях. В руках они держали выкрашенные в цвет металла деревянные мечи и щиты. Публика зааплодировала их необычному виду и мужеству выйти на улицу в такую холодную пору почти нагишом. Артисты под бой барабана показали несколько красивых воинских сцен, под конец сделав сальто. Толпа ахнула. Затем они жонглировали мечами, перебрасывая друг другу, и ловко их ловили. В конце выступления воины поклонились публике и ушли. Под аплодисменты на сцену вышел Марио. Он был одет в белую римскую тогу и кожаные сандалии, изображая патриция. В правой руке он нес зажженный факел. Остановившись посреди сцены, Марио начал читать на итальянском строки из какой-то поэмы. Публика, не понимая ни одного слова, молчала и зачарованно его слушала. Закончив читать этот свой длинный, но пламенный монолог, Марио воткнул факел в подставку на сцене и посмотрел сначала на огонь, потом на облака, воздел руки к небу, что-то еще произнес и медленно, больше не поворачиваясь, отошел вглубь сцены и удалился. Снова зазвучала барабанная дробь.

Лизетта была в восторге. Она бурно захлопала и закричала:

– Браво!

Следом за ней захлопали и закричали сидевшие рядом с ней городовой, толстяк-кондитер, директриса и близняшки:

– Браво! Браво! Браво!

Тут зарукоплескала и вся площадь:

– Ура! Ура! Ура!

Неистовые эти вопли затихли, когда на сцену снова вышли воины. На этот раз они изображали гладиаторов, готовых к смертельному сражению. Зазвучал барабан, битва началась. Силы и мастерство соперников были равны. Каждый из них то нападал, то прикрывался щитом.

Жези, у которой была роль юной красавицы, в это время стояла у выхода на сцену и дрожала от холода, проклиная эту поездку и ненавистный корсет, надетый, чтобы немного скрыть полноту. Наконец, наступил момент ее выхода. Она поднялась по лесенке и появилась на сцене – величественная, пышногрудая, в длинном платье алого шелка. Площадь дружно захлопала в ладоши, а мужчины заорали в восторге:

– О!

– Вот это да!

– Вот так красавица!

Жези грациозно поклонилась и под бой барабана начала танцевать. В руках у нее было полотнище багрового шелка, и она то вскидывала его вверх, то уводила вправо, влево, то плавно опускала к ногам. Продолжая танцевать, Жези приблизилась к воинам и окутала шелком их плечи. После чего достала из-за пояса две деревянные палочки с длинными алыми лентами и закружила с ними по сцене. Барабанная дробь нарастала.

Предводитель! Это что еще такое?

В это время по соседней улочке неспешно возвращалось с пастбища стадо коров. Впереди шел, как всегда, его «предводитель» – неистовый бык по прозвищу Демон. Барабанный бой и голоса заставили быка остановиться. Он встал на перекрестке, повернул голову и, к своему полному недоумению, увидел на площади, где всегда было тихо, большую толпу людей. Над их головами неистово кружилась в танце с алыми лентами плясунья в таком же алом платье. Демон взревел. Он был бык, и алый цвет его доводил до бешенства. Плясунью на площади Демон воспринял как личное оскорбление.

В городке все знали его грозный нрав и никогда не ходили по улице в красной, а тем более в алой одежде. Как-то раз местные мужики надели было красные рубахи, а потом бежали от неукротимого Демона кто куда врассыпную, чтобы не поднял на рога. А в другой раз одна забывчивая старушка повесила на забор сушиться красное одеяло. Демон не потерпел такого самовольства и вмиг растоптал одеяло вместе с забором.

Предводитель стада постоял немного, гневно глядя на буйную плясунью, которая будто нарочно его дразнила, да еще под оглушающий бой барабана. В конце концов, бык не стерпел, поднял голову, взревел и ринулся к площади. За ним дружно двинулось стадо, заполонившее собой узкую улочку. За стадом бежал взъерошенный пастух.

Услышав рев быка, топот копыт и крики пастуха, горожане бросились врассыпную.

Именно в этот момент на балкон вышел генерал. За ним выглянула и Агафья.

– Это что еще такое? – закричал Виссарион.

– Это, господин генерал, наш бык по прозвищу Демон. Пришел, черт этакий. Он же, бес, как увидит красную тряпку, так бешеный делается. И боднуть норовит, – ответила служанка.

– Да, тут у вас еще и коррида! – заорал генерал.

Агафье послышалось слово «карета».

– Какая карета, господин генерал? У нас быки на каретах не ездят! – сказала Агафья.

Виссарион недовольно взглянул на старушку и отмахнулся:

– Эх, о чем с тобой говорить, тетеря ты глухая! Пора в этом городе порядок наводить!

Пора бежать!

Лизетта, довольная собой и вниманием к себе, с интересом смотрела на выступление Жези. Но шум где-то сзади ее отвлек.

– Голубчик, что там происходит? – спросила Лизетта у сидевшего рядом городового.

– Сейчас все выясню, недоразумение устраню и непременно доложу, – учтиво ответил городовой, поднялся и скрылся в толпе.

Тут Лизетта заметила, что ряды зрителей начали быстро редеть. Лизетта рассердилась.

– Что за неуважение к артистам! – произнесла она.

– Госпожа Лизетта! Демон вышел. Сейчас как начнет буянить, вот это будет настоящий цирк! Бежать надо! И вы бегите, – сказал ей толстяк-кондитер и вместе со своими многочисленными родственниками, распихивая в стороны уже заполонивших часть площади коров, покинул опасное место.

– Дамы, господа! Куда же вы?! Городовой сейчас устранит недоразумение, – сказала Лизетта, не желавшая верить в плохое.

– Как же его устранить-то? Демон у нас «артист» со стажем. Надо уходить! – сказала директриса. Поднялась и быстро ушла.

Воспитатели и дети с их родителями уже бежали прочь.

Девицы-двойняшки с подружками тоже не заставили себя ждать и побежали с визгом вперед директрисы.

– Господа, представление еще не закончилось! Как можно уходить! – закричала Лизетта, но ее уже никто не слушал.

А на сцене, под грохот барабана, не замечая ничего вокруг, по-прежнему, побрасывая в воздух алые ленты, кружилась Жези.

Лизетта осталась почти одна среди брошенных табуретов и лавок. Она забеспокоилась. Тут-то Демон и приметил ее красное пальто. Он нагнул голову, замычал и двинулся к ней, по пути переворачивая лавки, что значительно замедляло его приближение.

– Городовой! – закричала Лизетта и попятилась в сторону сцены.

Но Стефан, оттесненный коровами, не мог к ней пробраться. Лизетта испугалась не на шутку и позвала на помощь супруга:

– Виссарион! Где ты? Спаси меня!

Виссарион тем временем с балкона кинулся в спальню, схватил саблю и сбежал по лестнице вниз. Стремительно распахнув входную дверь, шагнул на крыльцо и… наступил в забытый там «Генеральский» пирог. Генерал поскользнулся, рухнул всем телом с крыльца на землю и потерял сознание.

Лизетта побежала к сцене. А бык, наконец разбросав рогами последние лавки и табуреты, встал, роя копытом землю, на открытом пространстве.

Лизетта уже поднималась по шаткой лестнице на сцену, но полой пальто зацепилась за торчавший с краю большой гвоздь. Бык двинулся вперед прямиком на Лизетту, и ей больше ничего не оставалось, кроме как спешно избавиться от пальто. Она выскользнула из него как раз в тот момент, когда Демон был уже в двух шагах, и ловко швырнула его в бычью морду. Это задержало быка лишь на мгновение, но мгновения хватило Лизетте, чтобы взбежать наверх и оказаться в безопасности. А Демон сбросил пальто, подхватил его рогами, швырнул на землю и растоптал.

– Ура! Победа! – восторженно закричала Лизетта.

Она схватила стоявший на сцене факел и погрозила быку:

– Только попробуй сунься!

Горожане, спрятавшиеся за заборами и в переулках, и не думали расходиться.

– Ура! – раздалось оттуда в поддержку Лизетты. – Ура!

Представление продолжалось, и какое представление!

Демон, расправившись с пальто, двинулся к сцене. Он постоял, глядя на нее, опустив голову. Потом разогнался и ударил лбом хлипкое сооружение. Доски задрожали, но выдержали. Марио и другие артисты в это время стояли под сценой и следили за быком сквозь щели и с ужасом ждали, что будет дальше.

Демон пошел вдоль помоста, увидел лестницу… Неизвестно, о чем он подумал, но только начал подниматься. Поставил копыта на одну ступеньку, на следующую… Лизетта с факелом подошла ближе… И тут, не выдержав такого веса, лестница затрещала и рухнула. Бык – вместе с ней. Опешив от падения, он встал на ноги, помотал головой и взревел.

Тем временем над городом собирался дождь. В небе за рекой над лесом уже плыли темные тучи, сверкала молния и гремел гром.

Еще один Демон!

Вдруг высоко над лесом появился воздушный шар. С каждой минутой он становился все больше и больше и стремительно приближался к городу. Горожане никогда еще в своей жизни не видели летающих аппаратов и от страха стали разбегаться, кто куда.

– Черти! – закричала старушка.

– Илья-пророк прилетел. Сила грозная, карающая. Это он свои молнии пускает! – закричала другая.

– Еще один демон на наши головы! – закричала третья.

Даже коровы, увидев в небе огромный шар, тревожно замычали и побежали в разные стороны, и только бык по-прежнему стоял на месте, будто вкопанный. Из людей на площади остались только Лизетта и Жези, да и то потому, что боялись спуститься вниз из-за быка.

Шар завис над площадью. В корзине, прикрепленной снизу к шару, находился человек странного вида. Он был одет с ног до головы в черную кожаную одежду: меховую куртку, штаны и шапку с завязанными ушами, а также черные очки в кожаной оправе. На шее у него был темный длинный шарф. Концы шарфа развевались на ветру.

При виде летучего шара и человека в странной и непривычной одежде толпа внизу пришла в трепет. Лизетта и Жези стояли, обнявшись от страха.

Шар опустился точно на сцену. Из корзины вышел «черный» человек, неторопливо снял очки, шарф и головной убор.

– Здравствуйте! Это и есть Захудалый городок? Вы местные жители? – улыбаясь, спросил приятный молодой человек.

Лизетта и Жези смотрели на него во все глаза. Лизетта хотела было что-то сказать, но у нее перехватило горло. Потом она все же взяла себя в руки и ответила:

– Нет, не местные. Я – из столицы, она – и вовсе из Италии.

– А где же жители? Сверху мне было видно только вас и стадо гуляющих по площади коров. Да, странное зрелище. Вы как будто собрались дать представление для коров… Впрочем, прошу простить меня за грубость, я не хотел вас обидеть. Меня зовут Дюнас. А вы кто? – представился молодой человек.

Увидев в нем человека благородного, Лизетта, наконец, успокоилась и даже немного обиделась на то, что он принял ее за актрису. Но, учитывая ситуацию, решила ему простить такую ошибку. Она поправила прическу, печально взглянула на него и сказала:

– Еще немного, и в этом страшном, а не странном, как вы сказали, городке, мы обе стали бы похожи на отбивные под бычьими копытами. Вы приземлились здесь в неудачное время, юноша.

– Прошу вас, дамы, объясните, что происходит? – попросил Дюнас.

Лизетта лишь огляделась вокруг, нашла глазами по-прежнему стоявшего перед помостом грозного быка и показала на него рукой.

– Вот что тут происходит! – обреченно сказала она.

– Значит, это ваш обидчик? – спросил молодой человек.

– Он не обидчик, а Демон. Это он прервал представление, разогнал публику, разбросал все стулья и скамейки, сломал лестницу и растоптал мое любимое пальто. Скоро он возьмется и за нас, – сказала Лизетта.

– Ну, все-таки это всего лишь бык, а не демон, – усмехнулся Дюнас.

– Это Демон. Его так зовут, – проворчала Лизетта.

Жези, по-прежнему молча, с надеждой смотрела на Дюнаса широко раскрытыми глазами.

Дюнас взглянул на них обеих, улыбнулся и весело сказал:

– Милые дамы! Это всего лишь глупый разъярившийся бык. Стряхните с себя уныние. Жизнь так хороша! А вашего грозного обидчика мы сейчас укротим.

Демон снова рыл копытом землю, собираясь ударить всем своим весом в помост.

Дюнас достал из внутреннего кармана тростниковую трубочку, в которой находилась тонкая стрела. Подошел к краю площадки, направил трубочку на быка и сильно в нее дунул. Стрела вылетела из трубки и вонзилась в загривок Демона, но бык ничего не почувствовал и по-прежнему продолжал рыть землю. Но не прошло и минуты, как он зашатался и вдруг упал. Дюнас спрыгнул с помоста, подошел к быку и вытащил из загривка стрелу.

Лизетта осторожно приблизилась к краю сцены, посмотрела вниз на поверженного врага и шепотом спросила у Дюнаса:

– Вы убили его?

Дюнас звонко рассмеялся:

– Разве можно лишить жизни огромное животное вот такой маленькой стрелой? Конечно, нет. Наконечник этой стрелы пропитан редким сильнодействующим снотворным, которое мой приятель привез мне из Африки. Вот оно и пригодилось. Ваш Демон спит!

Лизетта едва не запрыгала на месте от радости:

– Это, пожалуй, для меня первое хорошее событие в этом городке! А теперь помогите нам как-нибудь спуститься со сцены на землю. Она оказалась прекрасной крепостью, которая защитила нас от врага, но, когда противник повержен, нам больше незачем здесь оставаться.

Дюнас охотно подошел к помосту и протянул к ней руки:

– Позвольте вашу руку, мадам!

Он помог Лизетте спрыгнуть вниз.

– Какое счастье, Дюнас, что вы так вовремя спустились с небес, – сказала Лизетта.

Она стояла с ним, всматриваясь в его лицо.

– Ваше лицо кажется мне очень знакомым… О да! Вспомнила! Совсем недавно я видела вас на фотографии в одной из столичных газет. Вы и есть тот самый отважный молодой человек – естествоиспытатель, который бесстрашно летает на воздушных шарах? В статье говорилось о ваших путешествиях. Вы даже делали доклад в Географическом обществе. Говорят, вы еще и пишете рассказы о своих приключениях? – заметила она.

Дюнас улыбнулся:

– В газетах всегда преувеличивают и все приукрашивают. Но я действительно много путешествую.

Генерал, потерявший сознание при падении, наконец, очнулся. Он открыл глаза и увидел вокруг себя кур, воробьев и голубей. Все они с усердием клевали остатки «Генеральского» пирога. У Виссариона кружилась и болела голова, он с трудом встал, отряхнулся и оглядел площадь.

Он не поверил своим глазам. Вместо толпы на площади он увидел перевернутые табуретки и лавки, гуляющих коров и поверженного быка.

– Лизетта! Где моя Лизетта? – бормотал генерал, шагая вперед и шатаясь от слабости.

Тут он увидел ее и бегом ринулся к ней. А Лизетта при виде генерала – грязного, мятого, перепачканного вареньем – вздохнула:

– Ну, вот и мой супруг.

Виссарион подбежал к ней с виноватой улыбкой и сказал:

– Представь себе! Поскользнулся на крыльце, упал и сознание потерял. Надо же, напасть такая! Ты жива! Какое счастье! Подать мне этого быка! Изрублю в куски!

Лизетта не знала, плакать ли, смеяться. Но и она была рада, что Виссарион жив и почти здоров. Она вытащила из рукава платок, вытерла у генерала на щеке каплю варенья и сказала:

– Успокойся, дорогой, этот бык уже мирно спит.

Из-под сцены, наконец, выбежал и Марио с артистами. Увидев поверженного быка, он закричал:

– О, мама миа! Жези, дорогая, коррида победоносно закончилась! Демон сражен! Не бойся, спускайся вниз!

Жези смиренно сидела на барабане. Артисты забрались на сцену и помогли Жези, наконец, спуститься. А Марио направился к генералу и произнес:

– Господин генерал, вы, надеюсь, не ранены? Вы просто герой. И как вам удалось справиться с этим чудовищем?

Виссарион нахмурился, не зная, что сказать. Его выручила, как всегда, Лизетта:

– Тут вам не коррида, а битва просвещенной человеческой мысли со свирепым, почти диким животным. Сначала вступила в неравную борьбу с ним я – хрупкая и беззащитная женщина. Задержав чудовище своим любимым пальто, – она показала своей рукой на лежавшее в луже изорванное в клочья пальто и продолжила: – Потом с небес, нам на подмогу, подоспел этот юноша по имени Дюнас. Но победную точку поставил своей саблей, конечно, генерал!

Улыбаясь, она повернулась к Виссариону.

Дюнас весело рассмеялся и лишь кивал головой в подтверждение слов Лизетты.

– Несомненно, господа! В любом сражении главную роль всегда играет мудрый полководец. Отдадим ему должное и мы.

Дюнас захлопал в ладоши и крикнул:

– Ура!

Виссарион поднял голову, приободрился и, довольный похвалой незнакомого человека, дружески протянул ему свою руку:

– Ну что вы! Вы преувеличиваете мои заслуги.

Лизетта не дала ему развить свою мысль дальше:

– Уважаемые господа! Позвольте вам представить нового гостя – молодого человека и отважного воздухоплавателя. Он молод, но уже знаменит! О нем пишут столичные газеты. А зовут его Дюнас.

Лизетта повернулась к нему, подала ему свою руку и наконец представилась:

– Лизетта! С господином генералом вы уже сами познакомились. Он – мой супруг. А это – Марио, итальянец, хозяин передвижного цирка.

На площади появился испуганный городовой и, увидев генерала, издалека ему закричал:

– Господин генерал! Господин генерал!

Виссарион повернулся к нему. Подбежав, Стефан вытянулся по стойке смирно и сказал:

– Господин генерал, разрешите доложить?

– Что там еще стряслось? Новое наступление коров? Что это за город такой! Кругом одни неприятности. Ни минуты покоя. Докладывай! – недовольно ответил Виссарион.

– Докладываю, господин генерал. В городе переполох, паника! Старухи бегают по дворам, кричат, что в город с небес спустился сатана. Одним взглядом сразил быка, а скоро возьмется и за них, несчастных. Другие вопят, будто явился Илья-пророк. Он, стало быть, на шаре летал и молнии с небес метал. Паника. Что прикажете предпринимать?

– Ой, как страшно! Тьфу! На кой черт тебе сдались эти старухи? Кричат, вопят! Тверже надо быть, тверже. Вот как в пословице говорится: «Учить дураков, не жалеть кулаков». Ну и захолустье! Не город, а темнота кромешная! Что они мелют? Какой сатана, какой Илья-пророк! К нам прилетел ученый человек, воздуховзлетатель. Прилетел на воздушном аппарате. Не всё только птицам по воздуху летать. Теперь мы тоже можем. Вот так. Скоро будем плавать в небе, как рыбы плавают в реке. Воздухоплаватель – это наша гордость! Вот он, стоит перед тобой.

Генерал повернулся к Дюнасу и почтительно улыбнулся. Стефан поклонился новому гостю, а потом обратился вновь к генералу:

– Так точно, господин генерал! Воздухоплаватель – это наша гордость. А мне что прикажете делать?

Виссарион ответил:

– Иди, успокой людей. Им надо объяснить, что шар воздушный – это наша гордость. И теперь человек, как птица, тоже может летать. А сплетникам и смутьянам непонятливым можно поначалу и плетку показать, и про кандалы слегка напомнить. Выполняй приказ! Немедленно прекратить переполох, пресечь дурацкие слухи. Восстановить на площади порядок. Вещи молодого господина принести ко мне в дом. Демона этого отволочь в стойло и закрыть там на все замки. Через час – чтобы снова народ собрать, представление будет продолжено. Все ясно? Выполняй!

– Так точно, господин генерал! – крикнул в ответ городовой, повернулся и ушел исполнять приказания.

Генерал обратился к итальянцу:

– Марио, слышали? Представление через час. Пусть народ вдоволь потешится. Заслужили!

Марио учтиво поклонился генералу и ушел к своим артистам. А Виссарион подошел к Лизетте. Та стояла рядом с новым гостем и рассказывала ему о здешних приключениях. Генерал решил ее остановить:

– Не пойти ли вам, голубчик, к нам на чашку чая? Надеюсь, моя милая супруга не против?

Лизетта была не против:

– Конечно, конечно! Я увлеклась своим рассказом и едва не забыла о главном. Вы с дороги… Вернее будет сказать – с неба, и, конечно же, голодны. Просим вас к нам, Дюнас!

За здравие или за упокой?

Генерал, придерживая под руку свою супругу, вместе с новым гостем пошли к дому. У крыльца махала метлой служанка.

– Прямо напасть какая-то! Выхожу на крыльцо, а тут полно кур. Бегают, кудахчут и что-то клюют. Схватила метелку, разогнала, а крыльцо-то все в крошках да в варенье. Откуда это только взялось? Вот прибираюсь, – виновато промолвила Агафья.

– Полно тебе. Что ты сама раскудахталась-то? Давай, Агафья, бросай метлу, собирай на стол. У нас, видишь, новый гость. Комнату ему приготовь самую лучшую и проводи. Гостю надо с дороги переодеться, помыться, побриться, – приказал генерал.

– А потом – милости просим за стол, – добавила Лизетта, глядя на гостя.

Виссарион с супругой пошли к себе, чтобы привести себя в порядок, а служанка проводила гостя в другую половину дома. Через полчаса все собрались в Овальном зале и сели пить чай за большой стол.

– Какими судьбами к нам пожаловали, в этот маленький провинциальный городок? – спросил гостя генерал.

– По приглашению градоначальника. Еще летом лейтенант Нильс прислал мне письмо. Вот я и здесь, – ответил Дюнас.

– Да и я вот тоже здесь! Но только не по приглашению, а по поводу выяснения обстоятельств исчезновения Нильса. Более двух недель от него нет никаких известий. Как выяснилось, он уплыл по реке в сторону моря и с тех пор исчез! – сказал генерал.

– Нильс исчез? Странно! Этого просто не может быть. Впрочем, надеюсь, его письмо, присланное мне летом, сможет пролить свет на истину. Позвольте зачитать его.

Молодой человек достал из кармана пиджака аккуратно сложенный лист бумаги, развернул его и начал читать:

«Уважаемый Дюнас! Очень рад нашему знакомству. Восхищаюсь Вашим мужеством и отвагой. Вспоминаю наши встречи в Географическом обществе и надеюсь увидеть Вас еще не раз. Читал в последнем номере альманаха Ваш увлекательный рассказ о воздушном путешествии в Альпах. Превосходно! Надеюсь, что и у меня тоже вскоре будет о чем писать, и я, как и Вы, смогу поделиться с читателями своими впечатлениями. Недавно рыбаки принесли мне старинную карту, в ней есть интересные подробности и даже загадка. В конце лета предполагаю ненадолго отправиться в море. Географическое общество одобрило мои намерения. Путешествие, надеюсь, будет увлекательным и крайне интересным. Приглашаю и Вас, Дюнас, принять в нем участие».

В зале наступила тишина. Генерал задумчиво поглаживал рукой свои усы. Лизетта озадаченно смотрела на супруга и хотела было что-то сказать, но не решилась. А Дюнас продолжал:

– Вот такое любопытное письмо. Возможно, эта карта и есть причина его исчезновения. Он пишет, что в ней есть даже загадка. А уж если он написал о ней в столицу в Географическое общество, то это также подтверждает серьезность его намерений. Это очевидно. Крайне любопытная история, господин генерал, не находите ли?

– Да уж, любопытная. Письма в столице ходят по инстанциям годами. Неужели в моем ведомстве не знали о решении Географического общества? В любом случае, надо что-то делать. И в первую очередь, сообщить начальству. Сегодня же отправлю в столицу подробное письмо с докладом, – сказал генерал.

– Надо в церкви свечку поставить. Но за здравие или за упокой? – задумчиво добавила Лизетта.

– Письма и свечки – это хорошо, но все же нужно его искать. Надо завтра же отправиться на поиски и плыть по реке до побережья. Он наверняка заходил в какой-то из рыбацких поселков. Надеюсь, там скажут, куда он направился, и помогут его отыскать, – произнес Дюнас.

– Дюнас, какой вы молодец! Вы первый и пока единственный, кто собрался отправиться на поиски лейтенанта. К суровому северному морю! Путешествие в поисках друга! Как это мужественно и романтично! Дюнас, мы с генералом примкнем к вам, – заявила Лизетта.

Генерал недовольно посмотрел на супругу, постукивая пальцами правой руки по столу, а пальцами левой подкручивая усы, а потом сказал:

– Не женское это дело, Лизетта. Там бушующее море, пронизывающие северные ветра и бесконечный дождь, который хлещет так, что промокнешь до нитки. А у меня, знаешь ли, болит спина, ноет правая нога, беспрерывно трещит голова и дергается левая рука. Так что наше участие в походе невозможно. К тому же, все это очень опасно. Но сделаю все, что смогу! Завтра мы дадим вам, Дюнас, лодку, гребцов и провизию. Словом, все, что захотите!

Дюнас объявил свое решение:

– Благодарю, генерал! Итак, решено! Завтра я отправляюсь на поиски Нильса.

 

Глава VII

Тайны следствия

Черный вход

Пустая площадь снова оживилась. Бык вскоре проснулся и его увели в стойло. Итальянские артисты работали у сцены, чинили лестницу и укрепляли стенку помоста, в которую врезался бык. Дворники махали метлами, уносили обломки разбитой мебели. На ступеньках крыльца дома градоначальника стоял городовой Стефан и громко руководил оттуда дворниками.

– Давай, живей! – кричал он. – Скорее, братцы, живей! Приказано генералом через час все прибрать и цирк начинать! А у нас городская площадь – вроде как мусорная яма. Давай, братцы, давай!

Вскоре у сцены вновь стали собираться горожане. Генерал и его супруга решили на этот раз смотреть представление с балкона дома. Агафья вытащила на балкон три мягких стула. После обильного чаепития и долгих разговоров Виссарион с важным видом вышел на балкон взглянуть, что происходит на площади. Увидев генерала, к дому подбежал городовой и, вытянувшись во фрунт, отдал честь и доложил:

– Господин генерал! Виновник смуты отправлен в стойло и закрыт на замок вместе с остальным стадом. Площадь очищена, артисты готовы. Прикажете начинать?

Виссарион был доволен четким выполнением его приказа, по-хозяйски окинул взглядом городскую площадь и скомандовал:

– Ну, теперь тут порядок, как в армии. Похвально. Молодец. Что ж, передай артистам, чтобы начинали.

Городовой Стефан побежал сквозь собравшуюся толпу к артистам. А генерал, не скрывая удовольствия, пригласил на балкон супругу и нового гостя. Все расселись по местам и стали ждать начала. На площади вновь зазвучал граммофон, на сцену снова вышли артисты. Публика дружно захлопала в ладоши. Представление началось.

Генерал не любил праздных балаганов, театральных водевилей и шумных представлений. Ему больше по душе были военные парады и смотры, на худой конец – скачки. Но он, как и подобает большому начальнику, сидел вместе с супругой на балконе, как в королевской ложе, и смотрел на сцену, хотя думал совсем о другом. «Наконец-то наступило спокойствие, – думал он. – Можно забыть обо всем дурном, что случилось на пароходе, и ночью в этом доме, и на площади, и на крыльце. Что было, то и было. Теперь-то, наконец, все в порядке. Все спокойно! Какое счастье!

Бессонная ночь давала о себе знать, и вскоре генерала потянуло в сон. Виссарион откинулся к спинке кресла и едва сдерживался, чтобы не зевать. Тут он печально подумал о возрасте, сравнивая себя с сидевшим рядом молодым человеком, полным жизненной энергии и желания постигать все новое. Молодость ищет новые возможности, стремясь в любую минуту идти навстречу трудностям и невзгодам. А он стал, наверное, совсем стариком, он до сих пор даже и не подумал о том, чтобы сразу ехать на поиски лейтенанта Нильса. Ему стало стыдно за себя. Он решил, что вечером объявит всем о своем мужественном решении – лично возглавить поиски пропавшего градоначальника. Виссарион уже видел восторженные глаза горожан и слышал громкие крики: «Ура нашему мужественному генералу! Ура! Ура! Ура! Господин генерал!»

– Господин генерал! – пробуждаясь, услышал он настойчивый шепот.

Виссарион оглянулся. Над его плечом склонилась старушка Агафья:

– Господин генерал, вы, часом, не открывали сегодня черный вход?

Виссарион похлопал глазами, не понимая, что ей нужно.

– Какой еще черный вход? Я тебе что, дворник? Запомни, старая, генералы через черный вход не ходят. Просто сплошной цирк какой-то, – негодующе проворчал Виссарион, махнул на Агафью, чтобы отстала, и повернулся смотреть представление.

Но Агафья, как ни странно, не ушла. Постояла немного в сторонке и снова завела свое:

– А супруга ваша, извиняюсь, черную дверь не открывала?

Виссарион повернулся к Агафье и обреченно простонал:

– Ну что ж ты пристала-то, как пиявка!

Агафья испугалась генеральского гнева и стояла сзади, как сирота, не решаясь обратиться к Лизетте. В конце концов, она всё-таки собралась с духом:

– Извиняюсь, госпожа Лизетта. Уж не сердитесь, но не выходили ли вы сегодня через черный вход?

– Разве в этом доме есть еще один вход? – не оборачиваясь, ответила Лизетта и тут же засмеялась, захлопала в ладоши и сказала:

– Ты посмотри, Агафья, какой занятный клоун. Просто настоящий бегемот. Сбежал из зоопарка.

Агафья поджала губы. В зоопарках она не бывала, бегемотов не видывала. Потому ничего занятного не заметила, да и занимала ее совсем другая мысль. Агафья снова наклонилась к генеральше и прошептала на ухо:

– Кто-то дверь взломал. А вот кто? Неизвестно. Может, вор, а может, еще кто-нибудь. Не иначе как привидение опять появилось. В нашем городке дверей отродясь не ломали. У нас и ночью-то на замок не запираются. Все друг дружку знают, друг дружке доверяют. А если кто надолго уходит, так ключ на пороге под коврик кладет. А тут на тебе!

– Что? – воскликнула Лизетта, услышав про привидение. – Как?

Она вскочила, повернулась к генералу, а тот как раз задремал. С возмущением Лизетта тряхнула его за плечо:

– Виссарион, сколько можно спать? Проснись немедленно! Ты что, не слышал? В доме грабеж. Неслыханно! Мало того, что по ночам здесь разгуливают привидения, а теперь среди бела дня орудуют разбойники. Под носом у генерала. Невиданная наглость!

Бедный Виссарион, не выспавшийся, уставший, провалявшийся неизвестно сколько на липком от варенья крыльце, сейчас был похож на выжатый лимон. Он только-то начал было дремать под мерные, убаюкивающие, ласкающие генеральский слух звуки циркового барабана, так похожие на военные. Он не расслышал слов Лизетты, но, очнувшись от дремоты, твердо сказал:

– Что опять случилось? Агафья, как не стыдно беспокоить нас во время представления.

Но Лизетта повернулась к Агафье и приказала:

– Покажи-ка нам этот черный… или чертов вход!

И первая решительно вышла с балкона. За ней побежала Агафья. Генерал еле поднялся, но зашагал твердым шагом вместе с гостем. Выходя из зала, он сказал Дюнасу:

– Вот уж воистину чертовщина какая-то! В этом городе ни днем, ни ночью нет ни минуты покоя. Некогда даже вздремнуть!

…Чтобы еще и ограбление?

Виссарион с гостем вслед за Лизеттой и служанкой спустились на первый этаж и проследовали по коридорам к двери, которая вела во двор. Дверь была приоткрыта, замок сломан. Лизетта подергала за дверную ручку.

– Действительно взломана. Виссарион! Неужели воры влезли в нашу спальню и украли мои драгоценности?

Она всплеснула руками и, не дожидаясь ответа, побежала к себе в спальню.

– В доме воры! Меня ограбили. Какой позор!

Генерал крикнул ей вслед:

– Да нет там никаких воров. Они уж сбежали.

Виссарион остался у черного хода. Он внимательно осмотрел сломанный замок, после подкрутил усы и проворчал:

– Да уж, совсем не смешно. В этом доме за два дня с нами случилось, кажется, все, что можно. Но чтобы еще и ограбление? Это уже чересчур.

Молодой человек тоже осмотрел замок и дверь.

– Господин генерал! Нужно понять, зачем кому-то нужно было взламывать эту дверь. И именно сейчас, среди бела дня, когда рядом много людей. Возможно, мы найдем отгадку, если все хорошенько осмотрим.

Дюнас вышел во двор, прошелся по дорожке, вернулся назад, обошел со всех сторон крыльцо и сразу обратился к генералу:

– Посмотрите, господин генерал. На дорожке и на крыльце видны следы больших сапог. Значит, в дом проник мужчина, и он явно был один. Допускаю, что похитителя интересовали именно драгоценности вашей супруги. Но, возможно, и нет. Такое дерзкое вторжение требует чрезвычайных причин. Вполне вероятно, грабителю срочно понадобились какие-то документы, хранящиеся у вас. Или бумаги хозяина дома. Почему сейчас? И зачем?!

Генерал с удивлением посматривал на гостя, покручивал свои любимые усы, что-то ворчал и, в конце концов, произнес:

– У вас, молодой человек, здравомыслия и выдержки хватит на четверых. Вы, оказывается, не только воздухоплаватель, вы еще и неплохой сыщик!

– Нет, господин генерал, – Дюнас улыбнулся. – Это всего лишь скромная попытка помочь в трудную минуту тем, кто в этом нуждается. Тем более когда речь идет о моем друге Нильсе, а также о вас и вашей очаровательной супруге.

– Благодарю на добром слове, юноша, – улыбнулся и генерал. А потом решительно заявил: – Нужно немедленно остановить представление, оцепить площадь и задержать всех мужчин, кто пришел в сапогах. Тут-то мы и найдем вора!

– Позвольте с вами не согласиться. Во-первых, для оцепления понадобится, как минимум, рота солдат. Во-вторых, таким методом мы вора не найдем. В городе начнется паника, а взломщик-то наверняка уже успел ускользнуть, и сейчас он далеко запрятал и свои сапоги, и остальные улики. Я полагаю, он вскрыл эту дверь задолго до начала представления, – рассуждал Дюнас.

Он еще раз прошелся по двору, внимательно осмотрев каждый метр, вернулся к черному входу и произнес:

– Ничего. Пока ничего нет.

– Есть! – воскликнула прибежавшая к ним Лизетта. – Смотрите, что я нашла в коридоре за чучелом кабана. Моя расческа! Согласитесь, чем не улика?

Она повертела расческой перед генеральским носом. Виссарион недовольно пошевелил усами, осмотрел находку. Не увидев в ней ничего необычного, генерал вопросительно взглянул на супругу и осторожно спросил:

– Лизетта! А драгоценности на месте?

– На месте, – утвердительно ответила Лизетта. – Воры, к счастью, не успели добраться до них своими загребущими ручищами. Взяли только расческу, да и ту обронили.

Генерал тяжело вздохнул, развел руками и сказал:

– Лизетта! Скажи на милость, зачем грабителям могла понадобиться твоя расческа? Наверняка ведь выпала из сумочки ночью, когда ее сцапало твое привидение – эта макака… как её… Фроська.

– Фу, какой вы грубый, господин генерал! Она не Фроська, как вы изволили выразиться, а Афродита. И не макака, а мартышка, – ответила Лизетта.

Видя, что в семействе вот-вот может случиться ссора, Дюнас решил немедленно вступить в разговор:

– Прошу минуту внимания! Нужно осмотреть весь дом. И тогда мы, возможно, поймем цель визита этого непрошеного гостя.

Виссарион удивился его решительному вмешательству, но был рад поводу прекратить спор с супругой и потому согласно кивнул головой. Лизетта с любопытством посмотрела на мужа и на молодого человека, спрятала свою расческу за манжетку и уверенно пошла за Дюнасом. За ней двинулся генерал, за генералом – старушка Агафья.

– Прошу ничего не трогать. Все должно оставаться на своих местах. И смотрите под ноги, чтобы не затоптать чужих следов, – скомандовал Дюнас.

Все кивнули головами и осторожно двинулись по коридору вперед, затем повернули за угол к кабинету градоначальника. Там возле дверей стоял круглый столик, на нем лежал небольшой серебряный поднос, а на подносе – нож. Лизетта при виде ножа вздрогнула.

– Смотрите, нож! На нем есть кровь? За дверью произошло кровавое убийство?

Генерал рассердился:

– Плюнь через плечо! Ну, нож. Ну и что?

Дюнас взял нож в руки, осмотрел его и сказал:

– Не стоит беспокоиться. Он абсолютно чист. Это нож для вскрытия писем. И появился здесь, полагаю, совсем недавно… Возможно, его использовал преступник. А потом бросил, когда уходил. А теперь давайте войдем в кабинет.

Да ты что, курица, с ума сошла?!

Прежде чем открыть дверь, Дюнас внимательно осмотрел дверную ручку, затем замочную скважину и спросил служанку:

– Агафья, скажи, эта дверь была сегодня закрыта или нет?

Агафья уверенно ответила:

– У меня всегда все закрыто. И эту дверь закрывала сегодня после генеральского совещания.

Дюнас покачал головой и медленно повернул дверную ручку. Дверь скрипнула и открылась.

– Кто-то уже побывал в этом кабинете, – сказал Дюнас и первым шагнул в комнату.

Лизетта вошла сразу за ним и воскликнула:

– Боже мой! Этот негодяй переворошил весь стол. Бумаги валяются даже на полу. Каков мерзавец! Такого наглого ворюгу надо немедленно посадить в тюрьму!

Недовольный генерал взглянул на стол, потом на пол и на шкаф, повернулся к супруге и проворчал:

– Зачем поднимать такой шум? Это я тут работал, рассыпал документы. Ну и что такого? Да, случайно кое-какие бумаги упали и на пол. Со всяким бывает.

Лизетта вытаращила глаза:

– Ничего себе «кое-какие»… Однако!

Дюнас в этот момент осматривал сейф в углу.

– Бумагами, госпожа Лизетта, мы займемся позже, а сейчас нам нужно открыть сейф. Мне кажется, что кто-то его уже открывал недавно.

Он повернулся к служанке:

– Агафья! У тебя ключ есть?

– Нету! Градоначальник строго-настрого приказал: не давать никому! Не дам, хоть убейте! – ответила старушка.

– Да ты что, курица, с ума сошла?! Мы тут дело воровское расследуем, а она – хоть убейте, не могу, никому! Тьфу на тебя! – зарычал генерал с таким грозным видом, что Агафья попятилась.

– Поняла, батюшка генерал! Под ковриком лежит, у стола! – быстро проговорила Агафья и мигом нагнулась доставать ключ.

– Ключ от сейфа под ковриком?! – генерал вытаращил глаза.

– Вот он, батюшка! – Агафья протянула ему ключ.

Виссарион взял в руки ключ, осмотрел его со всех сторон, подошел к сейфу и открыл. В сейфе лежали бумаги, папки, карты, небольшая пачка денежных купюр. Генерал надел на нос пенсне, проверил, стараясь не сдвинуть с места, содержимое сейфа, повернулся к Дюнасу и спросил:

– Ну и что нам это дает? Здесь, уважаемый господин сыщик, все на месте. Явно никто не рылся, никто ничего не взял… Я сказал бы даже, это очень странно. Вор среди бела дня взламывает дверь, вскрывает сейф и ничего не берет. Деньги ему не нужны! Может быть, он не открывал этот сейф?

– Деньги ему не нужны? Смешно! Деньги не нужны людям только на том свете, да и то лишь потому, что там на них купить нечего! Тогда зачем он сюда забрался? Действительно странно, – задумчиво произнесла Лизетта.

– Позвольте мне, господин генерал, взглянуть на содержимое, – попросил генерала Дюнас.

Виссарион вежливо отошел в сторону.

Молодой человек внимательно рассматривал все лежавшие в сейфе вещи и рассуждал вслух:

– Вы правы, господин генерал, все на месте. Но одна маленькая деталь убеждает меня в обратном. Это – пыль. Посмотрите на верхнюю полку. Тончайший слой пыли лежит ровным слоем на всем: на папках, бумагах и даже на пачке купюр. А в правом углу есть свободное место, и пыли там нет. Могу с уверенностью утверждать, что здесь лежала, судя по очертанию, квадратная коробочка, которой сейчас нет.

Несколько удивленный рассуждением Дюнаса, генерал снова достал пенсне, неспешно надел на нос и еще раз наклонился к сейфу. Не дотрагиваясь, он опять внимательно рассматривал все, что в нем лежало, и особенно место, где, судя по всему, недавно находилась какая-то коробочка. Закончив осмотр, Виссарион неторопливо сел на край кресла у стола и многозначительно сказал:

– Да, ее там нет. А деньги есть. Странно!

– В этом нет ничего странного. Эти небольшие деньги вора не интересовали или он впопыхах просто забыл их прихватить. А вот коробочка, которую он взял, очень любопытный предмет, – ответил Дюнас.

Лизетта с интересом слушала каждое слово молодого человека и, когда он умолк, воскликнула:

– В ваших словах чувствуется какая-то тайна. Давайте же ее разгадаем. И назовем это дело «Тайна пропавшей коробочки»! Может быть, золотой. Усыпанной брильянтами. Это очень волнительно!

Генерал, развалившись в кресле, тем временем обдумывал доводы молодого человека и потому взглянул на свою супругу с некоторым раздражением:

– Не стойте же оба, как столбы. Мешаете думать. В ногах правды нет. Думать надо головой.

Дюнас с Лизеттой сели у стола и выжидательно смотрели на генерала. Виссарион подкрутил усы, поднялся с кресла и, как и положено генералу, решительно подвел итог:

– Итак, что мы имеем? Каковы факты? Разбойник, взломав дверь черного входа, проник в кабинет, вскрыл сейф и бесцеремонно что-то украл. На сей момент мы не знаем, что именно он украл. Вероятно, в сейфе лежала коробка. Ну и что с того! Важно узнать, что было в ней? Может быть, там лежали рыболовные крючки?

Виссарион, довольный своим остроумием, первый расхохотался. Лизетта улыбнулась и, воспользовавшись паузой, высказала свое предположение:

– А может быть, в ней лежало любовное письмо? И ревнивый муж решил заполучить это письмо, чтобы уличить в измене свою неверную жену. Каково? Об этом часто пишут во французских любовных романах. Так что вполне может быть, что причина сегодняшнего взлома – неверная любовь.

– А может быть, завещание! – добавила старушка Агафья.

Дюнас кивнул Агафье головой, потом повернулся к генералу и серьезно произнес:

– Чтобы добраться до истины, нам необходимо узнать главное – мотивы воровства. Скажите, господин генерал, вы не заметили в доме за время вашего здесь пребывания ничего странного или подозрительного?

Виссарион нахмурился, пошевелил усами, собрался ответить, но супруга его опередила:

– Мой юный друг! В этом доме за время нашего здесь пребывания не было ни единой спокойной минуты. Здесь постоянно случается что-нибудь странное и подозрительное – и днем, и ночью. Сегодня после полуночи сюда пытался проникнуть вор или привидение… Может быть, даже – не приведи господь – оборотень! В первую же ночь, не успела я уснуть, как, услышав за окном шум шагов, проснулась. Разве это не было странным? Кто, скажите на милость, из порядочных людей будет бродить глубокой ночью, в кромешной темноте около чужого дома? Да и зачем? Я пыталась успокоить себя мыслью о том, что это, возможно, какие-нибудь гуляки возвращаются после пирушки. Но почти тут же услышала шорохи, скрипы и звон ключей, будто кто-то пытался подобрать к замку ключ или – что еще неприятнее – открыть дверь отмычкой. Разумеется, я поднялась с постели, зажгла свечу и смело прошла к лестнице, чтобы взглянуть, что там происходит. Но в этот момент все стихло. Я подошла к окну и увидела убегавшего от дверей человека в черной с головы до ног накидке.

– Это случилось сегодня ночью? – уточнил Дюнас.

– Да, именно! Сегодня ночью. Разумеется, я разбудила супруга, и мы вместе спустились вниз. А там мы с ужасом увидели, что входная дверь открыта. А потом…

Лизетта хотела продолжить рассказ, но Виссарион ее остановил:

– О макаке Фроське, сумочке, губной помаде, пудренице, расческе… и еще черт знает о чем можно поговорить и в другой раз.

Лизетта взглянула на него с обидой и смиренно ответила:

– Хорошо, пусть в другой раз… Но тогда, – добавила она твердо, – тогда уж я непременно расскажу всю эту историю до конца, дорогой Дюнас!

Что это за город, в котором нет даже тюрьмы!

Выслушав супругов со всем вниманием, Дюнас обратился ко всем:

– Позвольте подвести некоторый итог нашего расследования. Ясно одно. Ночной визит человека в черном и дневная кража – дело рук одного и того же лица. То, о чем я буду говорить сейчас, кроме нас, больше не должен знать никто. Во всяком случае, пока мы не поймаем вора. Я хочу предложить, господин генерал, план поимки этого мошенника. Он, я думаю, еще находится в городе. У него всего два пути: он попытается подальше спрятать все украденное или захочет в самое ближайшее время тихо улизнуть. Мы внимательно осмотрели кабинет и не нашли пока ничего, что, на наш взгляд, могло бы указать на мотивы такого дерзкого поступка. Но это лишь наше предположение. Возможно, в кабинете есть тайник, о котором никто не знает: ни грабитель, ни мы, а разгадка похищения прячется именно в нем – среди книг, газет, документов и прочих вещей. Вот ее и нужно искать. Позвольте мне еще раз, более подробно, осмотреть кабинет. Вы, господин генерал, готовьтесь сыграть главную роль в поимке преступника. Вас, госпожа Лизетта, я попрошу принять участие сегодня вечером в одном деликатном деле, которое, возможно, поможет выявить преступника. А вы, Агафья, должны вызвать плотника для починки двери и сказать ему, что дверь уже давно плохо открывалась, так что пришлось вам поработать гвоздодером. Никто, кроме нас, не должен знать об этом происшествии.

Генерал внимательно слушал молодого человека, поглаживая усы, и изредка поглядывал на свою супругу. Лизетта смотрела на Дюнаса с нескрываемым любопытством. Все происходящее казалось ей теперь началом захватывающей детективной пьесы, в которой она будет играть какую-то роль. Может быть, даже главную.

– Итак, давайте все по порядку…

И Дюнас начал подробно излагать собеседникам свой план:

– Вечером, когда соберутся на ужин гости, вы, Лизетта, за чашкой чая должны будто невзначай рассказать им выдуманную историю о ваших драгоценностях, хранившихся в бархатной коробочке в сейфе, которая самым дерзким образом была похищена летом этого года в вашем загородном доме в пригороде столицы. И под конец сказать, что ваш супруг – благодаря своим исключительным талантам, большому уму и необычайной проницательности – уже к вечеру того же дня нашел и задержал дерзкого похитителя. Во время рассказа, госпожа Лизетта, вам нужно будет внимательно проследить за реакцией гостей. Возможно, кто-то занервничает, или будет излишне взволнован, или попытается уйти. Я не исключаю, что похититель или кто-то из его сообщников окажется сегодня среди гостей. Не исключаю…

– О, как это все интересно! Я готова вам помогать, господин Дюнас. Во всем! – произнесла Лизетта.

– А Вас, Агафья, я прошу узнать, не ходил ли вчера поздно ночью на прогулку кто-нибудь из приезжих артистов, – сказал Дюнас служанке.

– Я знаю! Это был хозяин цирка, синьор Марио, – заявила Лизетта. – Он говорил об этом сегодня днем. Будто бы ночью на прогулке он увидел привидение.

– Это уже интересно, – произнес Дюнас, после чего повернулся к генералу:

– И осталась лишь небольшая просьба к вам, уважаемый господин генерал! Согласитесь, стремление владельца итальянского бродячего цирка посетить этот маленький северный городок именно сейчас, в холодную осеннюю пору, в преддверии зимы, выглядит несколько странно. Судя по штемпелю на письме, которое лежит на столе, два дня назад в город пришла депеша о том, что сюда с цирковым представлением едет итальянская труппа. Хочу заметить, Нильса в это время уже считали пропавшим. Так что, господин генерал, я прошу вас узнать у Марио, кто его сюда пригласил и что ему было обещано. Надеюсь, это поможет найти ниточку к разгадке тайны.

Генерал, подумав немного, ответил:

– Я готов согласиться с вашим планом, господин юный сыщик. Да, циркачи эти, может, вовсе и не циркачи? Бродят по городам и воруют все, что плохо лежит. А, каково? Может, к нам приехали циркачи-разбойники?

Лизетта вскочила со стула и воскликнула:

– Ну конечно! Ночью к нам пыталось проникнуть в дом вовсе не привидение. Это был хитрый воровской трюк! Кто-то из этих циркачей-разбойников должен был взломать входную дверь. А за углом в это время его ждали остальные, так сказать, «артисты», готовые уже ринуться за ним, как саранча, толпой, чтобы заняться грабежом и растащить все самое ценное… Какой ужас!

Генерал, слушая супругу, побагровел, потом медленно поднялся и сказал грозно:

– Нужно этих циркачей немедленно схватить и посадить! Агафья, где в этом городе тюрьма?

– Да у нас ее нет! И не было никогда! – боязливо ответила старушка.

Генерал сначала удивился, а потом возмутился. Он достал из кармана носовой платок, отер лицо и недовольно произнес:

– Что же это за город, в котором нет даже тюрьмы!

– А сообщники? У циркачей наверняка есть в городе тайные сообщники! – таинственно полушепотом произнесла Лизетта.

– Вот именно! Тут у них наверняка целая банда. А что если эти мнимые артисты вошли в сговор с местными сообщниками, украли из сейфа коробочку с ключами от оружейного склада? И готовят в городе бунт! Надо срочно вызывать войска, а заговорщиков окружить, схватить и посадить. Хотя куда их сажать-то? Тюрьмы в городе нет. Вот напасть-то какая! – задумчиво подытожил Виссарион.

Дюнас, слушая эти рассуждения, кивал и улыбался, но под конец решил высказать и свое скромное мнение:

– Давайте не будем делать поспешных выводов, господин генерал. Любая версия требует доказательств. Нам еще нужно многое прояснить, подытожить и только тогда принимать решение. Согласитесь, на это нужно время.

– Ну, хорошо! Даю вам времени до утра. Но только до утра, – ответил генерал.

После этого тайного совещания Виссарион с женой еще долго обсуждали различные версии, а потом все же успокоились и принялись готовиться к вечернему приему. Под конец они совсем задергали старушку:

– Агафья, приготовь!

– Агафья, принеси!

– Агафья, убери!

– Агафья, отнеси!

Дюнас, оставшись в кабинете один, внимательно изучал лежавшие на столе и в шкафу папки с документами, бумаги, книги и вырезки из газет.

Мне нравится ход ваших мыслей!

Вечером в Овальном зале дома градоначальника собирались приглашенные. Генерал стоял у дверей, встречая гостей в белоснежном мундире и начищенных сапогах, и галантно держал под руку свою супругу. Лизетта надела на этот раз темно-синее вечернее платье с белым кушаком и бантом. Ей хотелось удивить всех необычайной строгостью наряда и роскошью украшений. Большое декольте позволило ей надеть свое любимое колье, а также серьги и браслет, усыпанные драгоценными камнями – изумрудами.

На прием пришли толстяк-кондитер с женой таких же невообразимых размеров; девицы-двойняшки с одинаковыми прическами по последней столичной моде (как они ее поняли со слов Лизетты) и в одинаковых платьях; строгая директриса в строгом черном костюме и белой блузке с рюшками; элегантно одетый, как и утром, итальянский артист Марио, а также городовой Стефан в парадном мундире и Дюнас.

Поначалу гости долго беседовали, восхищались выступлением итальянского цирка, благодарили генерала и его супругу за доставленное удовольствие и за честь присутствовать на этом приеме. Толстяк-кондитер со своей женой и старушка-директриса сразу засыпали генерала и Лизетту комплиментами и всевозможными вопросами о столичной жизни. Девицы-двойняшки не отходили от Марио, улыбались, шутили и кокетничали. Дюнас стоял в стороне ото всех и тихо беседовал с городовым. Агафья тем временем бегала туда-сюда, накрывая на стол. На белой скатерти уже стояли чайные чашки, серебряные подносы со сладкими пирожками, хрустящее печенье, две вазочки с вареньем, блюдо с яблоками, а в центре возвышалась на тонкой длинной ножке хрустальная ваза с конфетами в разноцветных обертках, привезенными Лизеттой из столицы.

Через полчаса, когда гости уже изрядно утомились от комплиментов и от болтовни, Лизетта с радушной улыбкой окинула всех внимательным взглядом и решила, что пора приступать к следующей части приема:

– Дамы и господа! Прошу к столу. После чая, если господа мужчины захотят уединиться, в соседней комнате их ждут ломберный столик и карты. Думаю, мы, дамы, не будем этому препятствовать. Напротив, с удовольствием сможем вдоволь поболтать и поделиться друг с другом нашими женскими секретами!

Гости дружно зааплодировали. Потом все расселись. Девицы-двойняшки первым делом потянулись к столичным конфетам. Толстуха, жена кондитера, посмотрев на девиц, лишь покачала головой, вздохнула, а потом поискала на столе их семейный подарок – «генеральский» пирог.

– Где же наш пирог? Такой был огромный, что хватило бы на целую роту. Неужели генерал успел все сожрать? – шепотом сказала она своему супругу.

Толстяк-кондитер ткнул украдкой указательным пальцем в сторону генерала и многозначительно шепнул в ответ:

– Ты только взгляни на него. Что щеки, что пузо – на обед съедает за раз не иначе как целого кабана. Что ему наш пирог? Не пирог – пирожок. Сожрал. Наверняка сожрал.

Старушка-директриса в это время рассказывала Лизетте о редких разновидностях диких птичек, которые водятся в их краях, пытаясь ее хоть чем-нибудь удивить. Лизетта, понимая, что это не закончится никогда, взяла ее чашку и сама налила ей чаю. Старушка осталась довольна.

Наконец, все напились чаю, и генерал сказал:

– Господа! Не будем мешать милой болтовне наших дам. Приглашаю вас сыграть со мной в карты! Неси, Агафья, нам туда шампанского, – сказал генерал и пригласил жестом своей руки мужчин в соседнюю комнату.

Мужчины, беседуя между собой, наконец, перешли за игральный стол.

Агафья быстро прибежала с подносом, на котором стояли хрустальные бокалы, потом сбегала за игристым шампанским.

– Пожалуйте, господа! Шампанское, холодненькое!

Дюнас взял с подноса бокал, поблагодарил кивком Агафью, подошел, улыбаясь, к генералу и обратился к нему:

– Прекрасный прием, господин генерал! Поздравляю. А мне тем временем удалось найти кое-какие любопытные мелочи. Надеюсь, очень скоро вас порадовать.

Генерал с интересом взглянул на Дюнаса:

– Мне нравится ход ваших мыслей, Дюнас. Если бы вы служили в армии, я назначил бы вас своим адъютантом!

– Спасибо, господин генерал, я польщен. Не знал я, что адъютанты генералов летают в облаках!

Генерал громко рассмеялся, а Дюнас продолжал:

– С итальянским артистом, если позволите, я побеседую сам. В этой истории все самое интересное еще впереди!

Как только генерал остался один, к нему подошел городовой Стефан, и у них состоялся разговор:

– Господин генерал, докладываю! Старухи на базаре судачат…

– Сдались тебе эти старухи. Что говорят твои агенты?

– Какие агенты, господин генерал?

– У тебя нет своих агентов? Среди дворников, продавцов, конторщиков.

– Никогда не было и нет.

– Странный город. Удивительно, город есть, а агентов нет. Они должны быть и ежедневно тебе обо всем доносить. Ищи смутьянов среди охотников. У них ружья! А это сам понимаешь что… В городе спокойно?

– Спокойно.

– Если что – сразу доложи.

Лизетта в это время сидела в окружении дам. Все с интересом слушали о столичной жизни: о модных нарядах, о театральных премьерах, о роскошных балах, о популярных поэмах и романах, о любовных интригах и драмах и о многом другом. Дамы были в восторге. Девицы-близняшки наперебой засыпали Лизетту вопросами и каждый раз, выслушивая ответ, с восторгом ахали:

– Божественно!

– Удивительно!

– Чувствительно!

– Восхитительно!

– Душещипательно!

Вскоре Лизетта, вспомнив о поручении Дюноса, приступила к невероятной истории о пропаже летом этого года ее дорогих украшений, хранившихся в бархатной коробочке в сейфе на генеральской загородной даче возле столицы. Дамы, внимательно слушая рассказ супруги генерала, с возмущением и сочувствием наперебой заохали:

– Немыслимо!

– Вопиюще!

– Возмутительно!

– Отвратительно!

Лизетта, которую такая бурная реакция лишь подстегивала, вошла в азарт:

– Мой супруг благодаря своему блистательному таланту, богатейшему опыту и необычайной проницательности нашел и схватил этого бездушного злодея уже вечером того же дня.

Дамы захлопали в ладоши и принялись на все лады восклицать:

– Как это мужественно!

– Как благородно!

– Удивительно!

– Необыкновенно!

– Чудесно!

Лизетта внимательно следила за реакцией гостей, пытаясь понять, кто из них занервничал и кто захочет сбежать. Но увы! Старушка-директриса и жена кондитера взволнованно обсуждали ее «душещипательную» историю и пили чай чашку за чашкой. Рыжие девицы, наевшись конфет, теперь налегали на яблоки. Они тоже не показывали никаких признаков растерянности. Лизетта была разочарована. Ей стало скучно, и сразу все надоело: и чаепитие, и дурацкие расспросы, и громкие вздохи и оханье. Лизетта отставила от себя чашку и громко обратилась ко всем:

– Уважаемые дамы, где же наши мужчины? Они совсем заигрались в карты. Скоро уже полночь, и пора проводить спиритический сеанс… Конечно, с теми, кто пожелает в нем участвовать. Мы попробуем вызвать духов. Для первого раза сделаем это с помощью блюдца. Это наиболее простой способ общения с духами и наименее опасный для непосвященных. Кто готов участвовать?

Дамы притихли. Возникла пауза. И только жена толстяка-кондитера, сначала вытащив из кармана платья носовой платок и вытерев лицо от выступивших капель пота, решилась и боязливо спросила:

– В чем участвовать-то? Откуда духов вызывать?

– Что-то я читала научное о спиритизме как о разновидности спирта, но ничего в этом не поняла, – сказала старушка-директриса.

– Спиритизм! Это, наверное, душещипательно, чувствительно и восхитительно? – спросили Лизетту хором девицы-двойняшки.

– Общение с потусторонним миром не может не быть душещипательным, – ответила, улыбаясь, Лизетта.

Девицы-двойняшки переглянулись и затихли.

В зал, весело болтая между собой, вошли мужчины. Лизетта на правах хозяйки радушно пригласила их к столу:

– Уважаемые господа, в ногах правды нет, присаживайтесь к столу! Я обещала в завершение вечернего приема спиритический сеанс!

– Очень жаль! Но позвольте мне откланяться, уважаемая Лизетта. Увы, мы завтра отбываем домой… Дамы и господа, какой прекрасный прием! Даже в Италии редко встретишь таких очаровательных дам, элегантных и достойных собеседниц. Утром, перед отъездом, если позволите, я непременно зайду к вам попрощаться, – сказал Марио и откланялся.

– Всем городом вас провожать придем! – воскликнула старушка-директриса.

– И пирожков корзину напечем, – сказал толстяк-кондитер.

– И лукошко яблок принесем, – поддержали их двойняшки.

Гости поаплодировали Марио. Он изящно поклонился несколько раз и вышел из зала. Генерал подозвал к себе городового и шепотом приказал за актером проследить.

Дух Нильса, приди!

– Итак, полночь! Это время наибольшей активности духов. Начнем подготовку к сеансу. Агафья, неси сюда бумажный круг. На нем, уважаемые дамы и господа, по периметру написаны все буквы алфавита, а под буквами – цифры от 0 до 9. По центру листа проведена вертикальная линия, сверху этой линии написано слово «да», а снизу – «нет». С помощью этого круга дух сможет разговаривать с нами, – произнесла Лизетта и торжествующе посмотрела на гостей.

Все сидели, опешив, и внимательно смотрели на нее. В зал прибежала Агафья, положила в центр стола бумажный круг и поставила фарфоровое блюдце, потом зажгла свечу и воткнула ее в стоявший на столе подсвечник.

– Я предлагаю позвать к нам дух исчезнувшего недавно где-то в северных морях нашего смелого и отважного градоначальника Нильса. Если Нильс жив, то мы его еще увидим, но если его уже нет в этом мире, его дух может нас посетить, – сказала Лизетта.

Гости сидели неподвижно. Жена толстяка-кондитера то и дело отирала носовым платочком свое раскрасневшееся лицо. Девицы-двойняшки в страхе взялись за руки. Директриса сидела неподвижно с побелевшим лицом и боялась поднять глаза. По стенам зала при колеблющемся свете свечей плавали колеблющиеся тени гостей за столом.

– Вызывать духа будем все вместе с помощью этого блюдца, – продолжила Лизетта.

Она взяла блюдце и, держа его на весу, поводила под ним, словно колдунья, горящей свечой. Когда блюдце нагрелось, она поставила его в центр круга и таинственным полушепотом сказала:

– Дамы и господа, прошу всех дотронуться кончиками пальцев до блюдца и повторять: «Дух Нильса, приди!».

Гости привстали и протянули руки к блюдцу. И только жена толстяка-кондитера никак не могла подняться, только охала и ахала, пытаясь опереться руками о стол, чтобы оторваться от стула. Ее муж, с одной стороны, и генерал – с другой, взяли ее под руки и помогли. Наконец, все коснулись кончиками пальцев блюдца и хором тихо произнесли:

– Дух Нильса, приди!

Затем в зале воцарилась тишина. Вскоре все почувствовали, что блюдце стало трястись.

Девицы-двойняшки воскликнули:

– Ой! Так и ходит ходуном.

Директриса простонала:

– Почему оно так ерзает? Неужели в него уже вошел дух?

Жена толстяка-кондитера, еле держась на ногах от волнения, закачалась, схватила своих соседей за руки и завопила:

– Он пришел на наш зов!

Возмущенная Лизетта вскочила со стула, с укором посмотрела на всех и громким шепотом прикрикнула:

– Друзья! Это не зов, это рев! Нельзя так кричать, когда занимаешься таким делом. Этак они все разбегутся. И что же вы вцепились с таким усердием в блюдце всеми пальцами? Оно ерзает, потому что вы тянете его во все стороны. Того гляди разлетится вдребезги. Блюдца нужно лишь слегка касаться кончиками пальцев. И говорить при этом… если уж говорить… только очень и очень тихо. Милые дамы, ведите себя потише, иначе разгоните всех духов в округе! И не надо так нервничать. Здесь нет ничего страшного. Попробуем еще раз! – сказала Лизетта и мило улыбнулась.

В зале воцарилась тишина. После слов Лизетты напряжение вдруг исчезло, страхи улетучились, и гости, посмотрев друг на друга, вдруг заулыбались и все – на этот раз смело – снова протянули руки к блюдцу и коснулись его кончиками своих пальцев.

Лизетта торжественно произнесла:

– Дух Нильса, приди!

Все хором трижды повторили за ней:

– Дух Нильса, приди! Дух Нильса, приди! Дух Нильса, приди!

Наступила пауза. Все ждали, когда блюдце зашевелится, прислушиваясь ко всем шорохам и трескам в зале. Но блюдечко спокойно лежало на бумаге, и дрожали только протянувшиеся над ним руки гостей. Лизетта закрыла глаза, запрокинула голову и еще раз, громче и настойчивее, позвала:

– Дух Нильса, приходи же!

В этот момент скрипнула и медленно открылась входная дверь. Гости с ужасом оглянулись и замерли. На пороге в полумраке появился чей-то силуэт. В темноте трудно было разглядеть, кто это был. И он воскликнул:

– Вот и я! Я пришел!

В зале воцарилась тишина, но длилась она недолго. Девицы-двойняшки завизжали во все горло, как два резаных поросенка, и полезли под стол. Директриса с побелевшим лицом закачалась и, обмякнув на стуле, закатила глаза. Жена толстяка-кондитера с воплем: «Спасите! Помогите!» замахала руками и ногами. Толстяк-кондитер вскочил, вцепился руками в стул, на котором сидела его жена, да так и стоял, вытаращив глаза и потеряв дар речи. Генерал, побелевший от страха, нервно пощипывал усы. Лизетта, не веря своим глазам, онемев, смотрела на появившегося в дверях человека. Роскошный бант, украшавший ее платье, качнулся над свечой и мгновенно вспыхнул.

Лизетта закричала:

– Горю! Пожар! Горю! Воды, скорей воды!

Генерал от ее крика пришел в себя и живо огляделся вокруг. Воды в зале не оказалось, тогда он схватил стоявшую на подоконнике бутылку шампанского и подбежал к Лизетте, на ходу откупоривая бутылку. Пробка, как пушечный снаряд, с громким хлопком полетела в потолок, и шипящая струя мгновенно облила Лизетту с головы до ног. Лизетта заорала:

– Спасите! Убивают!

Дамы завизжали от ужаса. Мужчины заорали:

– Дух Нильса снизошел! Спасайся, кто может! Беги!

Гости в ужасе побежали из зала и разбежались из дома кто куда. А в зале остались только генерал с супругой, Дюнас и Агафья. Наступила полная тишина. Все стояли и безмолвно смотрели на Нильса, а он – на них, не понимая, чем вызвана паника.

Дюнас первым пришел в себя. Он подошел к Нильсу и произнес:

– Нильс, вы появились так неожиданно! Я просто счастлив, что вижу вас. Но куда же вы подевались? Сегодня днем я прилетел на воздушном шаре в ваш город, а вас нет. Мы уже боялись, что с вами случилось что-то дурное. Господин генерал завтра ранним утром собирался снарядить экспедицию. И я намеревался отправиться с ней на поиски к морю. Как я рад, дружище, что вы живы и здоровы!

Друзья обнялись, дружески хлопая друг друга по плечу.

– Дорогой Дюнас! И я рад видеть вас! Все расскажу, и все по порядку, только дайте мне, друг мой, выпить горячего чаю. Агафья, здравствуй! Завари-ка нам, голубушка, ароматного, ягодного! Посидим, почаевничаем, – обратился к служанке Нильс.

Лизетта, мокрая от шампанского, со слипшимися волосами, с негодующим видом, ни слова не говоря, выбежала из зала. Генерал, чувствуя себя виноватым, пошел за ней, но сначала подошел к Нильсу.

– Господин генерал! Позвольте представиться! – четко произнес лейтенант.

– Не стоит, – перебил его генерал. – Я полагаю, вы и есть тот самый лейтенант Нильс. Я, разумеется, рад вашему возвращению… К тому же в столь эффектный момент! Мы с супругой скоро вернемся…

 

Глава VIII

«Не верь всему, что видишь»

Загадка старинной карты

Агафья убрала со стола бумажный круг и блюдце. Постелила на стол новую скатерть, поставила чашки, чайник с кипятком, заварной чайничек, сахарницу и поднос с пирожками. Нильс и Дюнас наконец сели за стол, долго шутили и болтали, вспоминая прошедшие времена. Потом Дюнас рассказал Нильсу о прибытии в город столичного генерала для выяснения обстоятельств загадочного исчезновения Нильса. А затем – о странных происшествиях в этом доме: о незваном госте в черной накидке и о похищении из сейфа некой коробки. Нильс слушал, хмурясь, и качал головой. В этот момент в зал вошла Лизетта, переодевшаяся в другое платье и с обновленной прической. Она как ни в чем не бывало улыбнулась сидевшим за столом друзьям. За ней появился и ее супруг.

– Мы бесконечно рады видеть вас, господин Нильс! Хочу признаться, ваш маленький захолустный городок полон невероятных событий. Жизнь здесь бурлит сильней, чем в столице! – сказала Лизетта, садясь за стол.

– О, да! Мы даже приступили к расследованию целой цепочки происшествий, а, возможно, и преступлений! Я уверен, в этом замешан бродячий цирк. Это целая банда. Называют себя артистами, а на самом деле разбойники какие-нибудь. Не исключено, что у них здесь есть сообщники. Завтра утром арестуем всех! – уверенно высказался генерал и тоже уселся за стол.

– Дорогой генерал! Утро вечера мудренее. Лучше давайте послушаем рассказ господина лейтенанта Нильса. Куда же вы пропали? Прошу, расскажите нам о своих приключениях, – сказала, улыбаясь, Лизетта.

Нильс с удовольствием допил душистый чай. Поставив на стол чашку, он кивнул в ответ и сказал:

– Хорошо. Я готов. Итак, ранней весной, когда лед по реке сошел, в городок прибыли наши соседи – коренные жители этого далекого края. Занимаются в основном охотой и рыболовством. Люди работящие, скромные и мирные. Они не мешают нам, а мы – им. Привезли на продажу вяленую оленину, рыбу и меха. Один из рыбаков, мой давний знакомый, зашел ко мне в гости и в числе прочих редкостей показал старинную карту, подзорную трубу и компас. Нашел он их во льдах у останков погибшего, раздавленного льдами судна. За такой благородный поступок я его, конечно, отблагодарил, а карту, трубу и компас оставил у себя. И вот как-то вечером, сидя в кабинете, решил я сравнить эту карту с картой новой. И обнаружил, что на старинной карте указан некий островок, а на современной – его нет. Это мне показалось странным. Побывав в столице, в Географическом обществе, я карту эту показал. Ученые-географы были крайне удивлены этим обстоятельством и обещали помочь мне в выяснении, есть этот островок или нет.

Через три месяца я получил срочную депешу о том, что военным ведомством дано распоряжение – через несколько недель забрать меня военным судном у моря в устье реки и плыть на поиски загадочного острова. Все было решено, все согласовано. Я добрался на лодке до устья реки, в назначенное время поднялся на борт корабля, и мы поплыли на север. Рыбаки в те широты не ходят, там опасно. Их суденышки не выдержат столкновения с отколовшимся куском айсберга. Мы долго плыли, но в конце концов оказались в точке, обозначенной на карте. Перед глазами была лишь безмолвная белая равнина. После высадки на лед мы принялись рубить его и, представьте себе, нашли. Подо льдом действительно оказалась земля. Может быть, корабли проходили мимо этого острова сотни раз. Но вечные льды скрывали его от глаз. Таким образом, мы раскрыли тайну существования неизвестной земли. Надеюсь, господа, что этот остров назовут когда-нибудь в честь первооткрывателей, а может быть, и в мою честь.

– Браво, Нильс! Как это мужественно и романтично. Браво! – воскликнула Лизетта.

– Ваш поступок достоин награды. Разумеется, я поспособствую этому в столице. Вы бравый солдат, Нильс, – восторженно сказал генерал.

– Нильс, вы – отважный человек! Я непременно напишу рассказ о вашем открытии, – произнес Дюнас.

Еще долго генерал с супругой, Нильс и Дюнас сидели за столом, пили чай и вели дружескую беседу.

Тайна индийского бриллианта

Еще не рассвело, когда по узенькой улице, пыхтя и горбясь под тяжестью двух больших чемоданов, в сером длинном плаще и черной шляпе шел не выспавшийся Марио. За ним налегке, поправляя на ходу шляпку и шарфик, семенила Жези. Вконец оттянув себе руки, Марио бросил чемоданы на землю и с возмущением сказал полушепотом:

– Зачем, Жези, тебе столько вещей? Совсем скоро ты сможешь купить себе самых лучших вещей в сто раз больше. А я надрываюсь, чтобы тащить этот хлам.

– Марио! Как тебе не стыдно! Этот, как ты выразился, «хлам» именно ты мне покупал. К тому же, до парижских магазинов еще нужно в чем-то добраться, – с обидой, тоже шепотом ответила Жези.

– О, да! Ты доберешься. Из Парижа к нам в Рим придется бронировать целый вагон, – сказал Марио.

Но он не стал дальше спорить с ней. Молча снова взял в руки здоровенные чемоданы и медленно пошел дальше, утешая себя мечтами о скором будущем. Он видел себя среди самых богатых людей Италии, живущим в роскошном дворце на берегу Средиземного моря. Представлял себе, как он нежится в овальной спальне на мягкой постели, как слуга приносит ему утром на золотом подносе золотую чашечку ароматного кофе и душистую теплую булочку. Весь день он купается в море, а вечером надевает прекрасно сшитый черный фрак, белоснежную рубашку, бабочку и лакированные ботинки, садится в шикарный темно-вишневый автомобиль и едет в театр на премьеру. Он входит в собственную ложу в бельэтаже, и публика из партера с любопытством смотрит на него, важные персоны кивают головами, дамы шепчутся между собой, обсуждая его роскошный вид. После премьеры он направляется в лучший столичный ресторан, где ужинают только миллионеры и аристократы, чтобы выпить бокал самого лучшего шампанского и закусить свежей черной икрой. На десерт ему подают тающие во рту пирожные и, например, ананас.

– Марио, мы уже пришли! – сказала ему Жези.

Марио остановился, опустил на землю ненавистные чемоданы, поднял голову, взглянул вперед и кивнул:

– Вижу.

Рано утром, когда городок еще спал, в доме градоначальника уже горел свет. Первым проснулся Дюнас. Он вышел из своей комнаты и постучался в двери генерала и Нильса, чтобы разбудить и их. Через четверть часа все трое, один за другим, решительным шагом вышли из дома и направились по улице в сторону причала.

И вот генерал, Нильс и Дюнас поднялись по трапу на борт. Их встретил сам капитан.

– Здравия желаю, господин генерал. И вам доброе утро, господа, – сказал капитан.

Не выспавшийся генерал едва кивнул ему и приказал:

– Ждите нас, капитан, на палубе. Из каюты никого не выпускать. Это – приказ! Ясно?

– Так точно, господин генерал! Ждать и никого не выпускать! – отчеканил капитан.

Перед входом в каюту Дюнас остановился и обратился к Нильсу:

– Прошу вас, Нильс, подождать нас с господином генералом здесь. Я приглашу вас через пару минут. Ваше появление станет сюрпризом для всех, уверяю вас.

Вынув из кобуры револьвер и распахнув без стука дверь, первым в каюту вошел генерал, а за ним – Дюнас. На диване в это время сидели и весело беседовали, попивая чай, почтмейстер Фердинанд, хозяин итальянского цирка Марио и артистка Жези. Увидев перед собой нежданных гостей, они искренне удивились. Заметив серьезное выражение на лице генерала, они замолчали и вопросительно уставились на вошедших.

Генерал багровел на глазах. Окинув гневным взглядом всех по очереди, он едва сдерживался, чтобы не дать им затрещину.

Дюнас, как никто понимавший это желание генерала, заговорил первым:

– Доброе утро, господа, доброе утро, синьора Жези. Хотя не для всех оно доброе. Вы, наверное, уже догадываетесь о цели нашего визита. Нас интересуют две маленькие, непримечательные, одинаковые бархатные коробочки, которые находятся сейчас в этой каюте. И, уверяю вас, в этом у меня нет никаких сомнений. Думаю, с вашей стороны, господа, будет в высшей степени благоразумно объяснить или подтвердить документами тот факт, что содержимое этих коробок является вашей собственностью.

В каюте воцарилась тишина. Троица переглянулась. Дюнас окинул их взглядом и продолжил свою рассудительную речь:

– Вы в раздумье. Что ж, в таком случае позвольте мне заполнить паузу забавным рассказом. Один господин – назовем его господин Икс – однажды, перелистывая вечернюю газету, случайно прочел в ней заметку в разделе «Любопытные истории». В ней говорилось, что одному из столичных офицеров необычайно повезло во время экспедиции в Индию. Рискуя жизнью, он спас там от неминуемой смерти маленького сына знатного раджи. За это знатный раджа преподнес офицеру в дар драгоценный камень – крупный бриллиант. Как позже выяснилось, стоимость этого «скромного» подарка равна целому состоянию. Через некоторое время уже в утренней газете в разделе «Новости» вышла еще одна заметка. В ней шла речь о назначении градоначальником северного городка мужественного офицера, лейтенанта, побывавшего недавно в Индии и известного своим достойным поступком – спасением ребенка, сына знатного вельможи. И вот тут-то у господина Икс, о котором сейчас идет речь, и возникла дерзкая мысль украсть этот бриллиант. У него не было сомнений, что драгоценный камень должен находиться у лейтенанта именно здесь, в этом городке. Новый градоначальник иногда открывал сейф в своем кабинете в присутствии городских служащих, коим и являлся господин Икс, который своими глазами, и не один раз, видел лежащий в сейфе бархатный футляр, где, по его мнению, и должен был храниться сам бриллиант. В конце концов, он придумал коварный план. Первым делом, часто бывая в доме градоначальника, господин Икс незаметно сделал слепки ключей, а потом изготовил их. Затем на момент похищения он пригласил случайно встретившийся ему итальянский цирк. Он сделал это неслучайно. Ведь именно на них, заезжих артистов, падет в первую очередь подозрение в краже, думал он. А сам похититель, господин Икс, в это время спокойно соберет чемоданы и навсегда исчезнет из города. Возможно, он решил добраться до ближайшего большого порта и оттуда благополучно отправиться с бриллиантом за океан, например, в Америку. Так что он дождался приезда цирка и уже был готов похитить заветный камень, но в доме, как назло, появились посторонние люди, а именно господин генерал со своей уважаемой супругой, что заметно усложнило ему задачу. Господин Икс занервничал и прошлой ночью попытался забраться в дом, открыв ключом входную дверь, но все испортила маленькая обезьянка по прозвищу Афродита, устроившая в коридоре большой шум, который явно мог разбудить гостей. Похищение, увы, не удалось. Тогда господин Икс дождался другого момента, когда в доме никого не было. Это был очень удобный момент – цирковое представление и переполох на площади из-за появления разъяренного быка и стада коров. Господин Икс, разумеется, им воспользовался. Но на этот раз, чтобы войти, ему пришлось взломать дверь черного входа. Этого ключа у него, увы, не было, потому что служанка Агафья всегда носит его с собой. Так что сделать копию не удалось. И вот господин Икс пробирается среди бела дня в кабинет, вскрывает сейф и забирает с собой заветную бархатную коробочку с драгоценным камнем. Дело сделано! Теперь ему оставалось только сесть рано утром на уплывающий пароход и спокойно отправиться в путь. Но его губит алчность. Господин Икс решил завладеть не только чужим драгоценным камнем, но и чужими деньгами. Жертвой его алчности становится, насколько я могу предположить, хозяин итальянского цирка.

Марио побледнел, вскочил с дивана с испуганным видом и забормотал:

– Что вы имеете в виду? При чем здесь хозяин итальянского цирка? Что значит: «Господин Икс решил воспользоваться чужими деньгами»?

Дюнас спокойно стоял и ждал, когда Марио не выдержит и все расскажет сам. Генерал пристально посмотрел на него, сжимая в руке оружие. И Марио заговорил:

– Предположим, хозяин итальянского цирка купил у некого господина Икс драгоценный камень за свои честные деньги. Что в этом такого?

– Сеньор Марио, в этом нет ничего такого, что могло бы очернить благородного хозяина цирка. Но уверены ли вы, Марио, в том, что купили действительно драгоценный камень? Может быть, господин Икс решил обмануть вас и вытянуть из вас все деньги, честно заработанные цирком во время долгих гастролей, – утвердительно произнес Дюнас.

Марио удивленно взглянул на почтмейстера и, заметно нервничая, сказал:

– У меня нет повода не доверять господину Икс! Я впервые увидел его летом в пригороде столицы, где мы давали представление. Он высоко оценил наше выступление и пригласил цирк в этот городок. Мы познакомились поближе, и он рассказал одну прелюбопытную историю. Его приятель нашел на берегу моря среди обломков погибшего судна саквояж. В саквояже среди прочих вещей лежала незаметная коробочка, на которую он поначалу не обратил внимания, но, когда все же открыл, увидел камень, похожий на драгоценный. Камень оказался бриллиантом. Приятель, мало что понимавший в стоимости драгоценностей, готов был его продать за небольшие деньги. Господин Икс гарантировал, что тот продаст его мне, если я приеду за ним сам.

Дюнас рассмеялся, зааплодировал и весело воскликнул:

– И вы приехали! И, конечно же, за небольшие деньги вам продали огромный бриллиант.

Браво! Поздравляю вас, Марио! Достойная сделка! Значит, камень у вас! Все выглядит, казалось бы, невероятно просто и понятно. Но это не совсем так! – Дюнас сделал многозначительную паузу и продолжил: – Я приоткрою вам еще одну страницу этой любопытной истории. Дело в том, господа, что здесь, на пароходе, сейчас находятся три камня-близнеца. Но настоящий только один из них, а остальные – искусные копии. Тайну настоящего бриллианта я открою чуть позже. Но ваши, господин Икс и синьор Марио, всего лишь подделка!

Почтмейстер Фердинанд побагровел, вскочил, замахал руками и крикнул:

– Нет, этого не может быть! К тому же у вас нет никаких доказательств моей причастности к похищению!

Дюнас улыбнулся и, полный уверенности в своей правоте, со всей убедительностью продолжил:

– В сейфе Нильса лежала копия – настоящая копия, искусно созданная индийскими мастерами, Фердинанд. Неужели вы могли подумать, что Нильс оставит такую драгоценность стоимостью в целое состояние в сейфе на виду у всех? Перед отъездом Нильс передал его на хранение своей служанке Агафье. Именно у нее во флигеле под кроватью в старом сундуке и хранилась шкатулка, где лежала скорлупа от грецкого ореха. Вот там и был настоящий бесценный бриллиант. Копия камня, которая осталась лежать в сейфе его кабинета в бархатном футляре, также была подарена лейтенанту Нильсу индийским раджой – искусно выполненная копия. Эта мелкая хитрость индийского богача и помогла Нильсу сохранить настоящий камень.

В каюте воцарилась тишина. Генерал немного успокоился, но револьвер держал наготове. Марио с отвращением смотрел на стоявшего рядом с ним Фердинанда. Жези, скрестив на коленях руки, скромно сидела на краю дивана. Отвернувшись ото всех, она безучастно глядела в окно, а по щекам у нее текли слезы. Дюнас, окинув их быстрым взглядом, сказал итальянцу:

– А вам, синьор Марио, господин Икс вручил подделку, которую наверняка знакомый столичный ювелир изготовил как раз тогда, когда вы с ним и познакомились. Господин Икс затем и приехал. Он привез ювелиру рисунок, изображающий тот самый индийский бриллиант. Так вот, господин Икс… Или уж позвольте вас называть как есть – господин почтмейстер. Увы, вас погубила жадность. Вам показалось мало завладеть бриллиантом Нильса, вы захотели заодно обмануть несчастного Марио. Вы вручили ему за большие деньги простую стекляшку.

Марио сел на диван, закрыл лицо ладонями и простонал:

– Этого не может быть. Это спектакль или сон. Надеюсь, Дюнас, вы просто решили пошутить. Фердинанд, что вы молчите?! Скажите же ему что-нибудь в ответ!

Бледный как полотно после разоблачительной речи Дюнаса, почтмейстер, наконец, пришел в себя. Он обвел всех взглядом, откашлялся и с усмешкой ответил:

– Спасибо, Дюнас, за увлекательный рассказ. Но все это – лишь полет вашего юношеского воображения. Пустые выдумки, неуместная шутка, глупые измышления. Уверяю вас, не более того.

– Нет, Фердинанд, не стоит уверять. Я сейчас представлю вам доказательства, – спокойно сказал Дюнас, затем решительно открыл дверь и пригласил войти в каюту лейтенанта Нильса.

Лейтенант Нильс шагнул вперед и встал у порога, поприветствовав всех легким поклоном.

Дюнас продолжил:

– Не удивляйтесь, господа! Это действительно лейтенант Нильс собственной персоной, живой и здоровый. Вы были уверены, Фердинанд, что Нильса нет в живых, и никто больше не в состоянии подтвердить истинность или поддельность камня. Но господин градоначальник жив. А копия из его сейфа сейчас находится у вас, Фердинанд.

Почтмейстер, побагровев, стоял молча, пристально глядя на Нильса. Лейтенант Нильс шагнул вперед и обратился к Дюнасу:

– Я очень рад, что судьба свела меня с таким проницательным человеком, как Дюнас. Благодаря лишь ему удалось раскрыть коварный план господина Икс. Чтобы подтвердить правоту его слов и закрыть последнюю страницу в этой неприглядной истории, я покажу сейчас, господа, настоящий бриллиант.

Нильс спокойно вытащил из внутреннего кармана пиджака бархатный мешочек, вынул из него грецкий орех и снял верхнюю часть скорлупы. На свету засверкал множеством волшебных граней изумительный бриллиант. Все присутствующие невольно ахнули.

– Сказочный! Я вижу такой впервые в жизни! – воскликнула Жези.

– Божественный камень! – подтвердил Марио.

– Ну и ну! Настоящее восточное чудо! – восхитился генерал.

– Это поистине волшебный камень. Я получил его из рук индийского раджи за спасение его сына. В знак особой благодарности он вручил мне открытый бархатный футляр. В нем сверкал на солнце красивый камень. Я принял его подарок с почтением. Но раджа рассмеялся и сказал: «Никогда не верь всему, что видишь. Не все то золото, что блестит» и приказал подать ему блюдце, которое стояло на столике у его кресла. Слуга поднес его к радже. На блюдце лежал простой грецкий орех. Я сначала не догадался, в чем дело, а потом понял, что восточная мудрость поистине глубока, как полноводная река. Раджа снял верхнюю половинку скорлупы. Внутри орех был отделан тончайшим шелком, и на этой шелковой подкладке и лежал настоящий, сверкавший всеми своими волшебными гранями, великолепный бриллиант. Вот так и оказались у меня два подарка, два одинаковых камня, но лишь один из них истинный, – закончил Нильс и положил драгоценность на стол.

Все, кроме Фердинанда, слушали Нильса с любопытством и, не отрываясь, смотрели на драгоценность. А Фердинанд нервничал, вытирал лоб платком и сердито морщился. Дюнас взглянул на почтмейстера и строго произнес:

– Все кончено, Фердинанд! Советую вам облегчить свою участь. Положите сами на стол украденный вами из сейфа камень.

Все повернулись к Фердинанду и ждали, как он поступит. На улице начинало светать, облака разошлись, и стали видны очертания домов на берегу. Почтмейстер сидел молча и, словно прощаясь, смотрел на пустую городскую площадь. Потом с безразличным видом медленно открыл свой кожаный саквояж, достал оттуда индийский бархатный футляр и небрежно бросил его на стол. Дюнас подошел к столу, взял в руки футляр и открыл его. Внутри находилась индийская копия камня.

Дюнас взглянул на Нильса и произнес:

– Нильс, скажите! Тот ли это камень, который хранился у вас в сейфе?

Дюнас протянул бархатную коробочку лейтенанту. Нильс взял ее, взглянул на камень, с облегчением вздохнул и, кивнув головой, сказал:

– Да, это именно он.

– Ну вот, господа! Два камня из трех, о которых я говорил, – уже перед вами. Осталось найти еще один, – восторженно произнес Дюнас, обращаясь к генералу и Нильсу, а затем, повернувшись к Марио, сказал:

– Синьор Марио, где камень, который вам продал сегодня Фердинанд?

– Я сейчас же этот камень ему верну, – быстро ответил Марио, полез рукой во внутренний карман пиджака, достал оттуда свернутый лоскут шелковой ткани, развернул и положил на стол. И на столе появился третий камень, похожий на два первых, как две капли воды.

– Фердинанд! Вы должны вернуть поддавшемуся на ваш обман синьору Марио его деньги. Марио порядочный, но наивный человек. Он лишь стал жертвой вашего изощренного коварства, – твердо произнес Дюнас.

Фердинанд уныло взглянул на Марио, потом полез в свой саквояж, достал из него пачку денежных купюр и бросил на стол.

– Господин генерал! Вот мы и подошли к концу этой любопытной истории. Виновник найден и заслуживает наказания. Он несомненно должен предстать перед судом. Вещественные доказательства лежат на столе. Остальное решать вам, господин генерал, – победоносно сказал Дюнас.

Вскоре Марио уныло плелся с чемоданами Жези назад к цирковым повозкам. Жези, всхлипывая и вытирая носовым платком мокрые от слез глаза, семенила следом за ним. Фердинанд, держа руки за спиной и низко опустив голову, под конвоем городового отправился под арест. Пароход на прощанье загудел, затем отошел от городской пристани и медленно поплыл в гордом одиночестве по лесной реке в сторону столицы.

Утром городок снова закипел пересудами, небылицами и слухами. Супругу генерала стали называть Царицей духов. Агафью – Бриллиантовой старушкой. Мартышку Фроську – Генеральской сторожихой. Нильса – чудаком. Генерала – Громовержцем. Дюнаса – небесным ангелом. Марио – итальянским простофилей. Жези – глупышкой и пустышкой. Все сходились в одном: злодею Фердинанду так, мол, и надо!

Жизнь в этом маленьком провинциальном городке вновь забурлила. Интересная жизнь!

Как удивительна наша жизнь, господа!

Генерал с супругой, Нильс и Дюнас в это время уже сидели в Овальном зале за столом и завтракали. Пили чай с вареньем, ели горячие пирожки и столичные конфеты. Шумно обсуждали все, что с ними произошло, шутили и дружно смеялись.

– Ну, все позади, и теперь приглашаю всех в полет! Сегодня прекрасная погода! Воздушный шар будет готов к подъему ровно в полдень. Мы поднимемся на высоту птичьего полета. Оденьтесь теплее, и вперед, господа, покорять небо! – весело произнес Дюнас.

Город мгновенно узнал о предстоящем событии. За час до взлета на площади собралась огромная толпа. Генерал с супругой вместе с Нильсом и Дюнасом вышли из дома под восторженные крики и гордо шагали по площади к воздушному аппарату. Кто-то из горожан вручил Лизетте цветы. И вот воздухоплаватели уселись в корзине, и шар начал медленно набирать высоту. Люди, собравшиеся на площади, затихли и, задрав головы и разинув рты, смотрели в небо. Потом кто-то закричал: «Ура!», толпа тут же подхватила, и уже целый хор скандировал: «Ура, ура, ура!». Лизетта посылала вниз зрителям воздушные поцелуи. Генерал махал толпе рукой. Со всех улиц на площадь бежали люди, чтобы увидеть это потрясающее зрелище. Мужчины бросали в небо шапки, женщины размахивали платочками, дети от восторга визжали и прыгали на месте.

Шар медленно поднимался в воздух. Площадь с каждым мгновением становилась все меньше и меньше.

– Летим, господа! Мы в небе! Ура, господа! Ура! – не переставала восторгаться Лизетта.

– Мы летим! Мы – покорители неба! Смотрите на север, там уже видны очертания берега. А как красива сверху наша река! Хотя отсюда она похожа на ручеек. И бескрайний лес тянется во все стороны! – восхищался Нильс.

– Взгляните, господа, наверх. Над нами облака, они совсем близко. Вот и солнце выглянуло! – радостно вторил ему Дюнас.

– Я лечу! Как это прекрасно! Жаль, что мы не вдвоем. Как было бы хорошо. Только ты, я и небо! – ласково сказал генерал своей супруге и обнял ее.

– О да! Только мы и небо! – ответила Лизетта.

– Как красива земля! – с восторгом закричал Нильс.

– Как удивительна наша жизнь, господа! – воскликнул Дюнас.

– Жизнь прекрасна! – воскликнули все.

Чем закончилась эта история?

Пока весь город любовался полетом бесстрашных покорителей неба, хозяин цирка, его «звезда» и все остальные артисты цирка тихонько сели в свои повозки и незаметно уехали из города. Горожане уже знали все, что произошло этим утром на пароходе, и не простили Марио его предательства. Все были просто возмущены тем, что он хотел сбежать с Жези и с бриллиантом, а свой цирк хотел бросить на произвол судьбы.

Почтмейстера Фердинанда через день увезли в оковах в далекую столицу. Никто из жителей городка не вышел его проводить.

А еще через несколько дней у причала собрался весь город. Горожане пришли провожать генерала и его жену. Жители принесли «на дорожку» дорогим гостям пирожки, печенье, соленья, варенье и много чего еще вкусного. Лизетту больше всего поразили невесть откуда появившиеся осенние цветы. Их принесли так много, что она стояла на палубе, буквально утопая в цветах. Из-за этих подарков, от того, что придется расстаться с этим, теперь милым ее сердцу городком она даже немного всплакнула. Генерал в парадном мундире и начищенных сапогах стоял на палубе и махал горожанам рукой. Прозвучал гудок, пароход медленно пошел по реке и вскоре скрылся за поворотом.

Один Дюнас остался у Нильса и гостил у него до самого Рождества. Днем он уезжал на побережье и часами беседовал с местными жителями. Изучал их обычаи, традиции, нравы, ходил с ними на рыбалку и на охоту. Вечерами подолгу сидел у себя в комнате у теплого камина в мягком кресле и писал увлекательные заметки, но в первую очередь – длинные письма своей дорогой и любимой Элли, которая с нетерпением ждала его скорейшего благополучного возвращения домой.

В праздник Рождества друзья сели на санки и покатили в сторону моря. И вдруг в небе засияли сполохи, словно это был праздничный бал миллионов небесных бабочек, порхающих среди ярких звезд. Это было северное сияние…

Восторженно глядя в небо, Дюнас замахал руками и во весь голос закричал:

– Какая красота! Какое счастье увидеть это! Мечты сбываются!

Нильс взглянул на своего счастливого приятеля и воскликнул:

– Мечты сбываются всегда, друг мой. Нужно всего лишь этого захотеть!