– Зачем я тут нужен, Витя? Хочется дела, хочется куда-то лететь…

– Тебе пора к внукам, старый.

– Какие внуки? Они давно обходятся без меня. А я не могу без работы. Мне надоели бумажки, мне душно в штабе. Тянет подальше от Земли. Придумай что-нибудь?

– Тянет – это довод. Съездишь с инспекцией? Сюда, сюда… или вот сюда? Выбирай.

– Сюда.

– Хорошо. Отправляйся, адмирал. Справятся без тебя заместители?

– С чем там справляться, комфлота.

* * *

Здесь очень красиво.

Я стою, прижавшись лбом к холодному пластику иллюминатора, а слева выползает Млечный Путь. Алмазными реками светят рукава, прожектором сияет ядро, больно бьет по глазам даже сквозь светофильтры. Я не отвожу взгляда. Если потекут слезы, значит, просто не справилась защита.

Когда долго не мигаешь, галактика начинает мерцать и переливаться, и если забыть, какая она огромная, то можно убедить себя, что ты на Земле и смотришь на ночное небо, например, в пустыне. И пусть там звезд куда меньше, зато они так же уютно мерцают…

Скоро Млечный Путь уходит за правый край иллюминатора. Теперь я вижу только бездну. Если дать глазам привыкнуть, в черноте зажгутся искры. С каждой минутой их будет все больше, и космос превратится в бархат с рассыпанными на нем бриллиантами. Кажется, только протяни руку…

Здесь так красиво, что я даже не плачу.

После обзорной палубы я обязательно захожу в двигательный отсек. Там тоже есть на что посмотреть. На месте гипергенератора распустился удивительный цветок. Он напоминает орхидею, но вряд ли где-то найдется орхидея такого густого пурпурного цвета и такой сложной формы. Ножка завита спиралью, по перекрученным лепесткам бегут бледно-зеленые, голубые и синие огоньки. Тычинки разошлись веером, и над ними дрожит-переливается марево. Папа думает – раньше это был конвертор.

Еще папа говорит, что для яхты движок в полном порядке: системы исправны, энергетика в норме – прыгай хоть сейчас. Папа так удивляется, будто яхта виновата, что у нее нет глаз в двигательном отсеке, а мозг слабый и непонятливый! Не ставят на такие крошки, как наша – всего девятьсот тонн эквивалент-массы! – мощные машины, нерационально это и даже опасно. Я курсовую на эту тему на третьем курсе писала. У мозга от несоответствия мыслительных сил возможностям тела может случиться расстройство личности. И как потом летать с машиной-шизофреником?

Я трогаю тычинки – воздух сопротивляется, пружинит, покусывает руку. Забавное ощущение – словно долго сидела, облокотившись и положив голову на ладонь, пальцы онемели, и теперь в них возвращается чувствительность. Только не больно, и даже почти приятно.

Точно, конвертор. Это так действуют на нервы вихревые токи.

Бедный, как тебя искорежило! Называется, вернулись из отпуска…

Мы были на Лазурной – лучшей планете для семейного отдыха. Родители год копили деньги, папа даже в выходные мотался по заказчикам, а мама брала работу на дом. Но не зря, не врали проспекты! Небесной голубизны океан, белый песок под ласковым солнцем, вдоль берегов единственного материка – усеянные гейзерами подножия гор. Но самое главное – летний звездопад! Раз в год Лазурная проходит сквозь метеорное облако. На экваторе космический щебень врывается в атмосферу почти в лоб, и в ночном небе расцветают сотни и тысячи фейерверков. В этом году, если считать по земному календарю, зрелище ждали в конце августа. Вадику нынче в седьмой, у меня последний курс, но побывать на Лазурной и не дождаться звездопада!.. Вот мы и тянули.

Домой возвращались новым грузовым маршрутом. Путепрокладчик ходил этим каналом, обозначил старт и финиш. А путепрокладчик – это такая бандура, тысяч под двести тонн эквивалент-массы. По гиперу прет, как экраноплан по заполярному болоту. Выглаживает мелкие препятствия, спрямляет повороты. Настолько, насколько это применимо к гиперу.

Двинулись мы этим путем и нарвались на вихрь. Бывают там такие возмущения редко. Вихрь сглотнул нашу яхту, как болотное окно незадачливого пешехода, и выплюнул в пустоту над диском Млечного Пути.

Папа считает, что повезло: отдачей от перехода могло и по парсекам размазать, а так мы целы и невредимы. Только вместо двигателя теперь – этакое фиолетовое чудо! Значит, связи нет тоже.

Отправляюсь к себе: не хватает разнюниться прямо тут, у движка!

У Вадима, как всегда, приоткрыто, и оттуда несутся визг, вой, скрежет и орудийная пальба. Брат рад дополнительным каникулам и отрывается вовсю. По каюте бродят прозрачные монстры, обвешанные жуткого вида оружием. Вадик проходит очередной уровень «Галактики для людей». Крутится и размахивает руками в виртуальных перчатках! Будто совсем не боится. Будто знает.

Вот и моя каюта! Когда за спиной схлопывается диафрагма люка, я вижу Его лицо. Боиньу Рикарду! Плакатами оклеена вся внутренняя стена. Вот он прорывается к воротам, на ногах вздулись мышцы, сбоку спешит защитник – ему не успеть… Вот Бонюшка завис в прыжке, сейчас он головой вколотит мяч в сетку… Вот в борьбе вытянулся в струну; глаза горят!.. А прямо напротив двери – мой самый любимый плакат: Рикарду спокойно стоит и смотрит мне в глаза, чуть прищурившись, серьезно, но с еле заметной смешинкой, и челка падает на лоб. Словно говорит: «Не дрейфь, мелкая, прорвемся!» И пусть сто миллионов девчонок в галактике сходят по нему с ума, но я знаю, что так Рикарду улыбается только мне.

Прорвемся… Мы здесь уже порядком, а помощи все нет и нет. Неужели я не попаду на кубковый матч? Я так старалась раздобыть этот билет! Осталось всего ничего. Там будет Боня, и потом он выйдет к фанатам, он всегда так делает, а как же я?

В груди становится горячо-горячо, я больше не могу держаться и реву, как десять коров сразу…

Как хорошо, что в каютах у яхты тоже нет глаз!

– Почему их до сих пор нет? – шепчет мама. – Не может быть, чтобы нас не услышали. Ты точно отправил SOS? – Конечно, Мила, – отвечает папа. – Яхта делает это сама.Звуковой канал действует везде, я подключилась к нему и слушаю родителей. Уже четыре года я учусь на кибернетиста, поэтому сложностей тут никаких, разве что немножко стыдно. Да, я слишком любопытна, и таким варварам щемят в дверях носы, но должна я знать, увижусь ли с Рикарду хоть когда-то?– Тогда где они?! – тихо кричит мама. – Вадику нельзя пропускать, ты же знаешь, какой он впечатлительный, как плохо переносит неудачи. А что подумают учителя? Начнут к нему придираться, и полугодие потеряно… Ему нужно в школу. И у Марины важный год. Придумай что-нибудь!Раньше я обижалась, что мама любит Вадима больше меня. Вадик то да Вадик се… Про Вадика целая тирада, а я как добавка. «И Марина!» Сейчас я тоже обижаюсь, но меньше. «Глупости!» – будто говорит Боня с плаката, и я соглашаюсь. Конечно, глупости, так, неприятно чуть-чуть – и все.– Сколько мы будем тут сидеть? – мама повышает голос. Скоро она начнет обличать. Как же я не люблю эти их ссоры! – Месяц? Два? Или, может быть, год?!– Милочка, – папа медленно вздыхает. Он всегда так делает, когда уверен, что к нему относятся несправедливо, – мы вместе смотрели регистр. Где и могли принять наш сигнал, так на грузовой базе Разведфлота. Ты представляешь, что такое автономная магистральная баржа?– Тенин! – говорит мама скрипуче. – Забыл, что я дипломированный штурман?Это уже вторая стадия. Фамилия как обвинение. Мы с Вадиком тоже Тенины, и нам, бывает, тоже достается. Мама-то у нас Юсупова, и она очень гордится древностью рода. «А вы, Тенины, разночинцы, – говорит в шутку, но и чуточку всерьез. – Зачем я с вами связалась?» Если дойдет до третьей, мама станет демонстративно выкать и величать по отчеству. Меня в такие моменты тянет испариться без следа: умеет она нагнать холоду.– Тогда посчитай, – отвечает папа, – сколько будет стоить прыжок такой баржи. Сначала к нам, а потом обратно. Эквивалент-массу помнишь или подсказать?Мама молчит. Наверное, вспоминает эквивалент-массу, оценивает сумму…Я помню формулы, это был прошлый семестр, и мы проходили спасение в открытом космосе. Сумма получается огромная, несусветная! Чтобы ее покрыть, не хватит никакой страховки. Яхты тоже не хватит.Сигнал не затерялся в гипере. Его приняли, но посчитали наше спасение слишком дорогой затеей. Нас списали, как старый халат или сгоревший прибор. Какой-нибудь полковник или даже генерал покачал печально головой, хмыкнул – и отправил гиперграмму в архив. Я представила этого чинушу: наверняка у него грязные, сальные волосы, на воротнике перхоть, мешки под глазами и красный нос. И он им постоянно шмыгает. Есть такие люди, не желают вовремя лечиться. Ходят и сеют вирусы. Ненавижу разведчиков!Мы зависли тут навечно, и вся моя компания – это мама, папа и прыщавый братик; я их, конечно, очень люблю и все такое, но прожить так всю жизнь? А потом состариться и умереть, так и не познакомившись с Рикарду?!Как хочется, чтобы папа оказался не прав!– Это неправильно! – не верит мама. – И зачем посылать баржу? Они могли отправить сигнал дальше, на базу спасателей… Кто-то же должен за нами прилететь?– Никто не прилетел, Мила.– Почему же?!– Слишком далеко. Там ведь не только масса, но и расстояние. В формуле. Далеко нас занесло-то, галактику видим со стороны.Папа говорит спокойно, подбирает слова. Не представляю, чего ему это стоит. Он у нас молодец, хоть и разночинец.– Объясняешь? – заводится мама. – Что же за жизнь за такая?! Все копейки считают, из-за копейки удавятся! А ты всех оправдываешь, всегда причину находишь! Какую бы гадость нам ни сделали, ты на их стороне. О детях подумайте, Михаил Петрович!– Я подумал!У папы срывается голос:– Я раньше злился, ненавидел, теперь понял – они не злые, просто рациональные. И когда говорят: «Галактика для людей», это просто красивый и пустой лозунг. Никто нас не спасет, если мы не позаботимся сами… Мы прыгнем. Подождем несколько дней и прыгнем.– Миша, ты что несешь? – От удивления мама успокаивается. – Куда мы прыгнем и как?– Куда-то, – говорит папа. – Яхта думает, что привод исправен, просто отрубило систему ориентации в гипере. Без нее прыгать нельзя, но Марина, наверное, сможет запрет отключить. Сможешь, дочь? Я же знаю, что ты слушаешь.– Аха-а… – от смущения я не сразу нахожу, что ответить. – Смогу, папа.– Мариночка! – ахает мама. – Как тебе не стыдно!

Если смотреть снаружи, то здесь еще красивее. И честнее: ведь с внешней обшивки сразу видно, что не галактика кружит вокруг яхты, а мы кувыркаемся рядом с ней. Какие-то шесть тысяч парсек, рукой подать. Где-то там Земля, наш дом. Если в этом буйстве света найти отразившийся от Земли лучик, то он покажет волосатых, одетых в шкуры первых людей. Они живут просто и недолго, охотятся на мамонтов, бьются с пещерными медведями и саблезубыми кошками, не брезгуют и соседом из другого племени. Звезды для них – глаза предков и богов. Меня пробирает дрожь. Между нами тысячелетия, но кажется, что мы живем одновременно. От этой мысли кружится голова. Они смотрели на небо, давали звездам имена, они мечтали увидеть их вблизи, и именно поэтому я могу смотреть на эти звезды из-за пределов Млечного Пути.Галактика расплывается перед глазами. Мне жутко, я пришла сюда попрощаться. Так, на всякий случай. Никто не знает, куда мы попадем, и попадем ли вообще. Может, вынырнем в короне звезды, может, останемся на месте. Я завидую брату. Узнав о нашей затее, он хмыкнул, сказал: «Круто!» – и вернулся к своим монстрам. «Не парьтесь, предки! Все будет хорошо», – заявил, когда папа начал говорить о возможных опасностях. Счастливый человек.У нас часовая готовность. Перед тем как вернуться в шлюз, я смотрю на Млечный Путь, и он начинает приветливо мерцать, словно тоже смотрит на меня. Мне не хочется плакать, это просто слабые фильтры…Галактика мигает все сильнее, потом начинают ныть зубы. Кожу щиплет, будто с мороза, а следом по телу катится горячая волна. Космос вокруг беззвучно стонет от боли, сминаемый великанской рукой. Звездные рукава пляшут, распухают, а потом рвутся, открывают бездонный провал гипера. Оттуда торжественно выдвигается чудовищно огромная черная тень.Корпус яхты подрагивает: кто-то вышел наружу и встал рядом со мной.Дыра в пространстве схлопывается, гость расцвечивается огнями и обретает объем. Это модульный танкер серии «Зевс», два миллиона тонн эквивалент-массы. Обшивка по большей части снята, модулей и трюмов на положенных местах нет, и Млечный Путь выглядывает сквозь решетчатые фермы корпуса. Привычный вид жилой надстройки нарушают пятна краски и грубые сварные швы. Сквозь них просвечивает название: «ПЕРУН». Единственный оставшийся грузовой модуль обращен к нам приоткрытыми воротами. Такая яхта, как наша, поместится в нем легко, и не одна.Как занесло сюда это чудище?!– Пойдем, Марина, – звучит в наушниках растерянный папин голос. – Приглашают швартоваться. Это за нами.

Мы стоим у яхты, а из дальнего угла трюма к нам спешат трое в форме, среди них врач. У него озабоченное лицо, а в руках саквояж. – Больные, раненые есть? – говорит вместо приветствия старый сухощавый адмирал.Папа торопливо мотает головой.– Хорошо, – адмирал улыбается. – Майор, вы, к счастью, не нужны. Можете идти!– Позвольте представиться! – продолжает адмирал. – Меня зовут Алексей Михайловский, я временно командую этим хозяйством, – он делает неопределенный жест рукой, – и ближайшие несколько дней, пока шторм не совсем утих, вы погостите у нас.– Шторм?.. – повторяет за ним папа.– Спонтанные разрывы связности, – объясняет Михайловский, – очень сильные. Так говорят специалисты. Что поделать, обычных слов им не хватает, – адмирал улыбается. – Каналы опасны для навигации, связь неустойчива. Мы поймали ваш сигнал чудом. Вы, Михаил Тенин, капитан и владелец, мадам Милена и мадемуазель Марина… Рад знакомству! И, конечно, Вадим Тенин, будущий профессор математики, наверное? – Он залихватски подмигивает Вадику.– Хай! – Вадим солидно машет рукой.– Вот и отлично! Милена Станиславовна, я заберу ненадолго вашего мужа? Нам нужно кое-что обсудить. Логи бортжурнала у вас с собой, Михаил?– Конечно. – Папа пожимает плечами и нерешительно смотрит на маму.– Отлично! – повторяет адмирал. – Лейтенант Игорь Оверро остается с вами.– Игорь! – беру я быка за рога, когда папа с адмиралом уходят. – Это тот самый Михайловский, который утихомирил Семью?– Да, – кивает лейтенант.– Здорово! – кричит Вадик. – Он покажет мне свои ордена?– Если хорошо попросишь, – смеется Оверро.Он лопоух, белобрыс и веснушчат, но у него такие обаятельные ямочки на щеках, что я тоже начинаю улыбаться.

В ожидании спокойного гипера мы с лейтенантом третий день гуляем по кораблю. Вадик завис на оружейной палубе, мама лечит нервы старыми фильмами, папа занят с адмиралом, поэтому Игорь развлекает меня одну. Мальчишка! Ему тоже нравятся внезапные отпуска, и мы таскаемся по самым странным местам. Сейчас мы стоим в отдельном ангаре, наспех оборудованном под двигательный отсек. Гипергенератор прихвачен к полу обычными, только очень большими болтами. В одном месте болтов не хватило, и угол станины посажен на клей. Здесь холодно, изо рта идет пар. Я провожу по ближней стене рукой: она плачет конденсатом, за ней – космос.– Когда пришел сигнал, – рассказывает Игорь, – мы занимались плановым капремонтом. Представь: пустая база, только «Перун» и пара ремонтных ботов, на которых даже внутри системы не прыгнешь! Гипергенератора нет. Когда начался шторм, мы как раз ждали транспорта с новым двигателем. Пришлось снимать с консервации вот это, – он пинает станину, – маломощное старье. Ох и гонял нас Сергеич… Совсем раздели бедного «Перуна», зато смогли донырнуть до вашей птички! И даже не опоздали.Он расписывает в красках случившийся из-за нас аврал, а меня грызет злость. Тогда, в первый день, папа вернулся от адмирала растерянный. «Нет, – ответил он, – яхта остается у нас. Оказывается, мы столкнулись с новой разновидностью вихря. Еще оказывается, флот хорошо платит за такую информацию. Так представляете, адмирал потребовал, чтобы в заявке стояло и его имя!» – «И что ты?» – спросила мама. – «А разве я мог отказаться?»Лейтенант так раздувается от гордости за своего адмирала, что я не выдерживаю.– Это он из-за денег, – ехидно говорю я и добавляю все прочее, что положено в таких случаях. Про то, как я зачитывалась в детстве описанием его подвигов, как мечтала встретиться и каким он оказался на самом деле. И, чтобы добить, припечатываю: – Да если бы твой Сергеич не думал подзаработать, никуда бы вы не полетели… Каждую копейку считаете и из-за копейки удавитесь!– Ну ты даешь, мать! – отвечает Игорь скучным голосом. – Ты при нем не ляпни.– А то что, арестует?– Ничего, просто глупо будет. Головой подумай. – Кажется, он обиделся. – Откуда Сергеечу знать, что там с вами случилось? В сигнале сведений всего ничего – регистрационный номер вашего корыта и пара координат, старт да финиш. А что в заявку имя вписал, так нужно ему расходы возместить? Все, экскурсия окончена, двинули назад, мадемуазель!Возвращаемся молча. Лейтенант пыхтит и играет желваками. Злится.Возле яхты его прорывает:– Запомните, Марина Михайловна, – говорит Игорь, хмуро глядя мимо меня, – эта галактика – для людей. Никто не будет брошен, никто не будет потерян! Каждого человека мы будем искать и найдем. Сколько бы это ни стоило! Прощайте!Что за манера: чуть что – выкать…Он козыряет и уходит, не оборачиваясь. А я стою у трапа как дура.

Вечером я понимаю, что идиотка, что папа необязательно прав, мир может быть лучше, чем он пытается нас убедить, и что надо обязательно извиниться, но день уже кончился, и я решаю отложить извинения на утро. Я не забуду, я же не хочу остаться в глазах Игоря глупой курицей? Я смотрю в темноту, на плакат с Рикарду, и вдруг понимаю, что не помню его лица! Перед глазами крутятся веснушки блондина Оверро, его голос и его слова: «Галактика для людей». Наверное, так и надо, понимаю я.Как хорошо, что успела записать его номер. Обожаю разведчиков!…Может, убрать Боню со стены?

* * *

Замначфина флота листал отчет Михайловского, поглядывая на того сквозь ресницы. Старый адмирал сидел прямо, не касаясь спинки и подлокотников кресла. Документы, похоже, что из вредности, он оформлял только на бумаге. Алексей Сергеевич ждал разноса, готовился спорить и ругаться, и замначфина послушно опустил уголки губ. Теперь на его лице недовольство и брюзгливость.

Замначфина – импат.

– Не понимаю, как у вас раньше принимали такое. – Он выплюнул последнее слово, как несвежий кусок, случайно попавший в блюдо, – Надо разогнать аудиторов. Форменное вредительство. Это было обязательно – прыгать именно на «Перуне»? Вы не могли найти другое судно?

Михайловский дернул веком. Замначфин почувствовал, что адмирал едва сдерживается, чтобы не сообщить выскочке и крысе канцелярской, как следует называть боевые корабли.

– Мы получили сигнал SOS, – сказал Михайловский, – мы спасали людей. Там все есть!

– Это слова, адмирал, – скучно ответил замначфина. – А это, – он постучал по бумаге, – деньги. По какой статье прикажете списывать эти миллионы?

– По статье Устава «Спасение в космическом пространстве»! – сказал адмирал.

– Демагогия! – взорвался замначфина. – Вы пользуетесь знакомством с комфлота! Мне приказано не обращать внимания на ваши безобразия, а как, – он подхватил бумаги Михайловского двумя пальцами и потряс ими перед лицом старика, – это сделать – не приказано! Идите, адмирал!.. Зачем вы вообще пришли ко мне? Почему вы, как обычно, не отнесли эту дичь моему заму?

– Обходной лист. На отпуск. Я собираюсь в отпуск, на Лазурную. Как входящий в высший комсостав, обязан завизировать у должностного лица в должности не ниже…

– Знаю! Давайте…

Замначфина замер на секунду, а потом кинул на заявление быстрый вензель.

– Все? Разрешаю, уходите наконец!

Глядя в зеркало на дверях опустевшего кабинета, замначфина медленно привел лицо в порядок. Выйди с такой рожей в коридор – половина управления разбежится, а половина – попрячется.

Не переиграл ли он? У старикана фантастическое, сверхъестественное умение оказываться там, где должно что-то произойти. Но его нужно подогревать, создавать вокруг обстановку нервозности, недоверия, оппозиции.

Замначфина вывел на отчете: «Списать» и положил в секретарскую папку. К исполнению – и в архив. В таком деле деньги не считают. Надо спасать даже таких импириофобов, как старший Тенин. Они не дают закиснуть в довольстве и тем крайне полезны. Впрочем, это уже перехлест, какая польза?

У замначфина ослабли колени: они могли потерять Вадима Тенина – потенциально сильнейшего прогностика современности. Знал об этом старик, срывая «Перуна» в прыжок? А если бы на его месте оказался другой командир? А как бы поступил он сам? Замначфина поежился: от рефлексий у него всегда пропадала уверенность в себе. Лучше не думать, случилось то, что случилось.

– Соедините с Лазурной, майор, – сказал замначфина в селектор.

Надо предупредить жену, пускай возвращается. Не просто же так Михайловского потянуло на курорт?