Святослав был убит. Печенежский хан Куря велел сделать из его черепа чашу и оковать ее золотом, а сам пил из нее кумыс на пирах.

Но Русская земля не осиротела. У Святослава остались три сына, которые после смерти отца стали править в своих уделах: Ярополк, Олег и Владимир.

Вероятно, между братьями с самого начала сложились довольно непростые отношения. Они были рождены от разных матерей и в дальнейшем воспитывались порознь. У каждого из них были свои родичи и наставники, к советам которых они прислушивались гораздо чаще, чем следовало бы это делать. Позднее отсутствие взаимной симпатии и доверия между братьями сыграло с ними роковую роль. Амбиции наставников только усугубили разлад, наметившийся еще в их детских душах и с возрастом становившийся все сильнее.

Владимир был сыном Малуши – ключницы княгини Ольги и ее рабыни. Скорее всего, связь рабыни и киевского князя никак не была скреплена в соответствии с обычаями того времени. Владимир был «незаконнорожденным» ребенком, которого Святослав впоследствии признал своим сыном.

Больше всего шансов в случае смерти отца занять киевский престол было у Ярополка как самого старшего из братьев. Олег и Владимир должны были удовлетвориться второстепенными ролями. Разумеется, существовала надежда, что Святослав может пересмотреть свое решение и отдать киевский престол кому-нибудь другому из сыновей. Ведь единого порядка престолонаследия на Руси тогда еще не было. Все творилось по воле отца. Однако смерть Святослава перечеркнула эти надежды. Ярополк стал киевским князем. Олег и Владимир остались на своих прежних местах.

Таким образом, владения Святослава оказались разделены на три части, каждая из которых могла пользоваться относительной автономией в своих внутренних делах. Это разделение не сулило ничего хорошего. Каждая земля претендовала на первенство – и было ясно, что братья, включая Ярополка, не удовлетворятся существующим положением.

Впрочем, молодые князья были своего рода политическими символами, за которыми стояли интересы вполне конкретных людей и партий. Если первоначально братья в силу своего возраста могли испытывать по отношению друг к другу только личную неприязнь, то после смерти Святослава они во многом благодаря влиянию своих более взрослых и умудренных жизненным опытом советников превратились в заклятых врагов. Люди, направлявшие помыслы и поступки братьев, в первую очередь преследовали собственные интересы. Вот почему противостояние, возникшее между сыновьями Святослава, было прежде всего борьбой амбиций и страстей людей из их окружения. Как водится, личные амбиции тесно переплелись с трезвыми политическими расчетами. А уже из этой огнеопасной смеси и разгорелось пламя братоубийственной войны.

Воевода Свенельд, приведший в Киев остатки армии Святослава, как никто другой чувствовал себя обделенным. После того как Свенельд в течение ряда лет был вторым человеком в военно-дружинной иерархии Киевской Руси, теперь он фактически остался ни с чем. Древлянская земля перешла в полное и безраздельное владение князя Олега, который безразлично относился к прошлым заслугам Свенельда. Вдобавок Олег имел одно неоспоримое преимущество перед первым воеводой своего брата. Он был княжеского рода.

Недовольство сложившимся порядком вещей, приведшим к тому, что Свенельд лишился своего главенствующего положения в военно-дружинной иерархии Киевской Руси, заставляло воеводу прилагать все усилия к тому, чтобы вернуть утраченное.

Олег, вероятно, был осведомлен о происках Свенельда. Вражда между ним и первым воеводой его брата развивалась по нарастающей.

Первой жертвой этой вражды стал Мстислав Лют, вроде бы не имевший к деяниям своего отца прямого отношения. Около 975 года Лют отправился на охоту в древлянские леса. На беду Люта, в то же самое время неподалеку охотился князь Олег. Князь заметил Люта и спросил у сопровождавших, что это за человек, который охотится в его лесу. Сопровождавшие ответили Олегу, что это сын первого воеводы Свенельда. Услышав такую новость, Олег пришел в гнев и убил Мстислава Люта, обвинив его в браконьерстве.

Смерть Мстислава Люта послужила толчком к открытой вражде между Олегом и Ярополком. Узнав о гибели своего сына, воевода Свенельд стал требовать от Ярополка: «Пойди на своего брата и захвати земли его». Последовав уговорам Свенельда, Ярополк напал на владения Олега. Возле древлянского города Овруча, который был столицей Олега, состоялась решающая битва между братьями. Воины Олега, не выдержав натиск дружины Ярополка, бросились бежать по узкому мосту через ров, под защиту городских стен. В толчее Олега скинули с моста в ров.

После битвы среди груды человеческих и конских трупов, которыми был завален ров, воины Ярополка отыскали тело Олега.

Ярополк, не ожидавший такого исхода битвы, стал оплакивать своего погибшего брата. Повернувшись к Свенельду, стоявшему за его спиной, он воскликнул: «Видишь, этого ты хотел?!»

С тех пор имя Свенельда больше не упоминается в русских летописях. Главным советником Ярополка стал Блуд.

Владимир, все это время остававшийся в Новгороде, с тревогой наблюдал за событиями в Киеве. Участь Олега, сброшенного в ров своими воинами, заставила его задуматься о своей судьбе.

Оставаться в Новгороде было опасно. В любой момент с Владимиром могли поступить так же, как поступили с его братом.

У Ярополка было достаточно сил, с которыми он мог попытаться захватить Новгород. Но у новгородцев были деньги, хотя и не было надежной армии. Если с умом распорядиться накопленными в Новгороде богатствами, то, пожалуй, можно и побороться с киевским князем.

Летописец представляет дело так, как будто Владимир, испугавшись Ярополка, бежал из Новгорода в варяжские земли. Но для такой интерпретации заморской миссии Владимира нет никаких оснований. Если бы Владимир захотел бежать от Ярополка, то он вряд ли стал бы потом рисковать своей жизнью и возвращаться в Новгород. Скорее всего, заморская поездка Владимира была санкционирована самими новгородцами, которые дали Владимиру денег, чтобы он нанял сильное войско.

Узнав о бегстве Владимира, Ярополк направил в Новгород своего наместника. Ярополк понимал, что на этом борьба между ним и Владимиром не закончилась. Решающая схватка еще впереди. Вскоре до него дошла весть о том, что Владимир с варяжской дружиной вернулся в Новгород и стал готовиться к походу на Киев (980 г.). Владимир, подобно своему отцу, известил Ярополка о начале военных действий: «Владимир идет на тебя, выходи на битву».

Ярополк со всей серьезностью отнесся к намерениям брата. По словам Никоновской летописи, в Киев стали стекаться многое воины, готовые стать под знамена киевского князя.

Владимир не сразу пошел на Киев. Первой целью его похода стало Полоцкое княжество, которое при Игоре обрело независимость. Владимир, вероятно, не желая оставлять у себя в тылу сильного противника, решил подчинить себе кривичей и полочан. Формальным поводом для нападения на Полоцк послужил отказ Рогнеды, дочери полоцкого князя Рогволода, выйти замуж за Владимира. Рогнеда в ответ на предложение новгородского князя будто бы высокомерно заявила, что не будет снимать сапоги с сына рабыни, т. е. Владимира, и вместо него желает Ярополка. Такое оскорбление Владимир не стерпел. Он привел к Полоцку сильную армию, состоявшую из варягов и воинов подчиненных ему племен. Во время штурма города Рогволод и двое его сыновей были убиты. Владимир захватил Рогнеду и силой женился на ней.

В Киеве отношение к предстоящему походу Владимира поменялось. Блуду удалось убедить киевского князя, что тому ничего не угрожает и Владимир только пугает его. Блуд уговорил Ярополка прекратить сбор войск и положиться на свой авторитет старшего брата.

Разумеется, Блуд действовал в интересах Владимира, с которым вступил в переговоры за спиной киевского князя.

Владимир во главе своего войска подошел к Киеву и стал готовиться к осаде. Учитывая, что людей для штурма у Владимира было недостаточно, он отправил своих лазутчиков к Блуду, чтобы тот посодействовал ему в захвате Киева. В случае своей победы над Ярополком князь обещал чтить Блуда как родного отца. Ведь как пытался Владимир уверить Блуда, не он, а его старший брат начал братоубийственную войну. В этом, конечно, была доля правды, но разве Владимир не приложил все усилия к тому, чтобы эта война разгорелась вновь?

Блуд начинает плести тонкую интригу. Он то побуждает Владимира идти на штурм города, то нашептывает Ярополку, что киевляне за его спиной ведут переговоры с Владимиром, собираясь впустить его в город. При этом Блуд предлагал Ярополку только единственное средство, как выйти из создавшегося положения, – бегство из города.

Затеянная Блудом интрига принесла плоды. Опасаясь измены со стороны киевлян, Ярополк под покровом темноты покинул город. Вместе с ним была лишь небольшая свита. Вместе с Ярополком бежал и Блуд.

Путь беглецов лежал на юг. Они остановились в городке Родне, расположенном в устье реки Рось, чтобы иметь возможность связаться с печенегами. В 979 году Ярополк дал печенежскому хану Ильдею во владение несколько порубежных городков, а тот в свою очередь обязался верой и правдой служить киевскому князю.

Ярополк, однако, не спешил обращаться за помощью к печенегам. Он тянул время, раздумывая, как лучше поступить в создавшейся обстановке.

Пока Ярополк, снедаемый сомнениями, не знал, что предпринять, воины Владимира буквально по пятам шли за беглецами. Когда новгородцы окружили Родню, перекрыв Ярополку и его людям все пути к отступлению, Блуд стал уговаривать киевского князя помириться с Владимиром.

«И сказал Блуд Ярополку: «Видишь, сколько воинов у брата твоего? Нам их не победить. Твори мир с братом своим».

Уговоры Блуда возымели действие. Ярополк послушался его совета и в сопровождении Блуда и своих верных слуг отправился в Киев на переговоры с братом.

Ярополк не прислушался к советам еще одного своего советника, Варяжко, говорившего, что не следует доверять Владимиру и что единственный путь к спасению – это бегство к печенегам.

Блуд сообщил Владимиру: «Сбывается замысел твой: приведу к тебе Ярополка, приготовься убить его».

Ничего не подозревавший Ярополк пришел к Владимиру во дворец и был убит варягами.

После гибели Ярополка Владимир установил в Киеве идолы главных языческих божеств. Летописец с негодованием описывает языческую инициативу киевского князя: «И стал Владимир княжить в Киеве один и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, затем Хорса, Даждьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь. И приносил им жертвы, называя их богами, и приводили к ним своих сыновей и дочерей, а жертвы эти шли бесам и оскверняли землю жертвоприношениями своими. И осквернилась земля русская и холм тот».Новгородским наместником стал Добрыня. «Придя в Новгород, Добрыня поставил кумира над рекою Волховом, и приносили ему жертвы новгородцы как богу» (980 г.).Выходит, Владимир не только вернулся к вере своих предков, но и восстановил человеческие жертвоприношения. Трудно было бы представить нечто подобное в княжение Ольги или Ярополка.Что же заставило Владимира пойти на такой шаг? Какую цель преследовал он, учреждая «на холме вне двора теремного» языческий пантеон?Ответ на эти вопросы летописец не дает. Для него поступок, совершенный Владимиром, заслуживает безусловного порицания, каковы бы ни были конкретные мотивы, лежавшие в его основе. Однако для историка поиск таких мотивов может служить ключом к пониманию многих важных событий, происходивших в то время на Руси. И потом, если посмотреть на названия языческих богов, которые вошли в киевский пантеон, то сразу бросается в глаза их различное происхождение. Все они родом из разных мест, хотя зачастую своими функциями они и дублируют друг друга.Два из них – Хорс и Симаргл – вызывают особенное удивление в первую очередь своим неславянским происхождением. Как отмечает В. Н. Топоров, «при взгляде на древнерусский пантеон, засвидетельствованный начальной летописью… поражает, что из шести или семи божеств два являются бесспорно иранскими и, как можно полагать, слабо освоенными русским этническим элементом – Хорс и Симаргл» [36] .Топоров исходит из презумпции культурной и религиозной однородности русов. Все они были язычниками и, стало быть, поклонялись одним и тем же богам.Однако в X веке русский этнический элемент еще только складывался. Ни о какой культурной и религиозной однородности речи быть не могло.По-видимому, Хорс и Симаргл были божествами древних иранцев, подвергшихся во второй половине X века интенсивной ассимиляции со стороны восточных славян. Кумиры этих божеств испокон веков стояли в Киеве и были уничтожены лишь после принятия христианства.Что касается остальных четырех божеств, то их происхождение также различно. Стрибог и Даждьбог могут быть названы божествами юго-восточной группы славянских племен. Этим божествам поклонялись тиверцы, уличи и волыняне.По своим религиозным функциям Даждьбог может быть отождествлен с Хорсом. Это так называемые «солнечные» боги. В отрывке из Хроники Иоанна Малалы, помещенном в Ипатьевской летописи под 1114 годом, Даждьбог назван сыном Сварога, еще одного главного языческого божества восточных славян. В свою очередь, Стрибог напоминает Велеса (Волоса). Последний в языческой религиозной мифологии выступает как «скотий бог» – бог богатства и покровитель домашних животных. Не случайно скот в русской традиции играл роль денег, хотя само это слово пришло к нам из кельтского языка.Третья группа языческих божеств – Перун и Мокошь. Летописец особо подчеркивает богатое убранство Перуна. Божество это играло ведущую роль в языческом пантеоне, созданном Владимиром.Чем можно объяснить столь высокое положение Перуна в языческой иерархии? Историки уже высказывали на этот счет мнение, согласно которому Перун был небесным покровителем князя и его дружины. Перуну поклонялась военная и административная верхушка Киевской Руси.Но разве дело только в религиозных пристрастиях правящего класса? Ведь Перун был божеством не одних лишь князей и дружинников. В равной степени его почитали и простые люди.Перун был главным языческим божеством Северо-Западной Руси. Стоит отметить, что Перун имеет близкие аналоги у племен балтов (ср. литовский Перкунас), а также в позднем белорусском фольклоре.По своим функциям Перун близок к скандинавскому богу-громовержцу Тору. Однако между ними существуют заметные различия, продиктованные тем, насколько полно и глубоко разработана мифология того или иного божества. В этом плане мифология скандинавов, касавшаяся бога Тора, выглядит несравненно более богатой по своему содержанию.Некоторые черты Перуна отразились в образе христианского Ильи-пророка.Мокошь – единственное женское божество в пантеоне князя Владимира. Типологически она близка хеттским богиням подземного мира – пряхам, а также германским норнам, прядущим нити судьбы, и всем другим божествам подобного рода.Предположительно Мокошь находилась в брачных отношениях с Перуном или же являлась его женским соответствием. Наряду с Перуном Мокошь была божеством северо-западной группы славян. Однако в пантеоне князя Владимира не было таких типично скандинавских божеств, как Тор и Один. «Варяжские» боги не пользовались таким влиянием, как боги восточных славян.Таким образом, религиозные верования этносов, вошедших в состав Древнерусского государства, были далеко не однородны. По большому счету, в Киевской Руси в начале правления Владимира царило множество разнообразных верований, отражавших довольно пеструю этническую картину населения. Прав был Г. В. Вернадский, полагавший, что «русское язычество представляло скорее многообразие верований, нежели религию какого-то славянского племени, благодаря географическому фону России».Мнение о том, что после прихода Владимира к власти в Киеве восторжествовала языческая реакция, основано лишь на сообщении древнерусского летописца, который был монахом Киево-Печерской лавры и поэтому в своих оценках деятельности Владимира в дохристианский период мог быть довольно тенденциозным. Очевидно, принимая решение создать в Киеве языческий пантеон, Владимир руководствовался в первую очередь стремлением создать квазигосударственную религию, объединяющую божества всех ведущих племенных групп, входящих в состав его державы.Утвердившись в Киеве, Владимир первым делом избавился от многочисленных варягов, оказавших ему неоценимую помощь в победе над Ярополком. Казна киевского князя была пуста, и ему нечем было заплатить наемникам. Последние, не получив обещанной платы, принялись грабить мирных жителей. Так что Владимиру пришлось поскорее выпроводить варягов из Киева.Варяги отправились в Константинополь, где они намеревались поступить на службу к византийскому императору. В своем письме Владимир честно предупредил императора, что наемники могут причинить грекам столько вреда, сколько они причинили его русским. Чтобы утихомирить разгулявшуюся варяжскую вольницу, Владимир настоятельно рекомендовал императору разослать явившихся к нему варягов по разным городам и не позволять им возвращаться на родину той же дорогой, какой они пришли в Византию.Летописец сообщает о походах Владимира: на вятичей в 981–982 годах, на ятвягов – в 983 году, на радимичей – в 984 году, на камских болгар и хазар – в 985-м.Согласно нашему летописцу, когда Владимир стал задумываться о выборе веры, которая смогла бы способствовать духовному объединению разных частей Русского государства, то он долго не мог остановить свой выбор на каком-либо одном вероисповедании. К Владимиру во дворец поочередно прибывали религиозные миссионеры, которые пытались склонить его в свою веру.Первыми его посетили мусульмане, которые повели разговор о загробной жизни и всевозможных благах, ожидающих каждого мусульманина после смерти. Владимир сразу заинтересовался словами мусульманских проповедников. Но стоило тем сказать, что в исламе запрещено есть свинину и в особенности пить вино, его отношение к этой религии переменилось.Затем Владимиру пришлось выслушать представителей римско-католической церкви. Узнав о том, что католики соблюдают строгий пост, князь был разочарован.Хазарские иудеи, также пытавшиеся обратить Владимира в свою веру, были третьими по счету. Киевский князь, как и в первых двух случаях, проявил свою непреклонность, а заодно упрекнул иудеев в том, что они пытаются учить других, а сами отвергнуты Богом и рассеяны.Последним был греческий проповедник, который подверг критике все другие религиозные учения и довольно пространно изложил Владимиру преимущества греческого вероисповедания. Слова проповедника, кажется, подействовали на Владимира. Князь во всем был согласен с ученым греком, но когда тот предложил ему креститься, сказал, что подождет еще немного.Владимир решил сам оценить преимущества того или иного вероисповедания. В разные страны отправились киевские послы, которым было поручено лично присутствовать на богослужениях, а по возвращении домой рассказать князю о своих впечатлениях. Послы, которые отправились в Византию, были поражены увиденным великолепием церковного богослужения. Вернувшись в Киев, послы поделились с Владимиром своими восторженными чувствами по поводу увиденного. Однако Владимир продолжал сомневаться…В 988 году Владимир осадил греческий город Корсунь (Херсонес). Осажденные долго не желали сдаваться, надеясь на помощь византийского императора. У русов, в свою очередь, не было сил, чтобы штурмом овладеть городом. Тогда какой-то изменник, либо поп Анастас, либо варяг Жедьберн (в разных списках летописи на этот счет нет единого мнения), пустил в русский лагерь стрелу с запиской, в которой советовал Владимиру перерезать трубы, снабжающие Корсунь водой из колодцев. Обрадованный неожиданной новостью, Владимир пообещал креститься, если город будет взят.Русы лишили осажденный город доступа воды. Умирающие от жажды корсунцы сдались на милость победителя.Владимир не спешил выполнять данное обещание. Князь решил извлечь максимальную выгоду из своего крещения. В Константинополе было получено послание Владимира, вероятно, произведшее большой переполох в императорском семействе. В своем послании Владимир требовал, чтобы соправители-императоры Василий и Константин дали ему в жены свою сестру Анну. В противном случае Владимир грозился поступить с другими греческими городами точно так же, как он поступил с Корсунем. Обеспокоенные перспективой утраты своих владений в Северном Причерноморье, императоры дали Владимиру свой ответ: киевский князь должен принять крещение, и только тогда он сможет получить руку порфирородной (т. е. рожденной в пурпуре) принцессы.Приняв крещение, Владимир женился на Анне. Корсунь же он вернул императорам в качестве свадебного вено (символической платы за невесту).В летописном рассказе многое вызывает сомнения. Выбор веры Владимиром удивительным образом напоминает один эпизод, который приводит в своем письме хазарский царь Иосиф. Легендарный Булан, восстановивший для своего народа обычаи предков, точно так же пытался выяснить, чья вера лучше. Видимо, совпадения сюжетов не случайны. Хазарский царь и древнерусский летописец придерживались весьма схожих взглядов на возникновение религий в своих государствах.Происходил ли на самом деле в княжение Владимира выбор веры? Крещение Руси, как было отмечено выше, являлось продуманным шагом и подготавливалось заранее. Если выбор веры действительно имел место, то в рамках несравнимо более узкого спектра. В частности, как выбор между восточной и западной христианскими церквами.Вспомним, что еще в 959 году княгиня Ольга пыталась договориться с римско-католической церковью об организации на Руси первой епископии. Тогда эта попытка завершилась безрезультатно. Но вполне возможно, что в княжение Владимира на Русь снова приходили католические миссионеры, которые принимали участие в диспутах с православными священнослужителями. Такие диспуты могли происходить в княжеском дворце, в присутствии князя и его приближенных. Соответственно, подобные диспуты могли послужить основой для возникновения легенды о выборе веры Владимиром. Тем более что ее сюжет можно было позаимствовать из более ранних источников.Совсем не факт, что Владимир обязательно должен был принять греческое вероисповедание. Успехи константинопольской церкви в деле обращения язычников в христианскую веру во второй половине X века были весьма скромными и не шли ни в какое сравнение с той активностью, какую проявлял папский престол, рассылая повсюду своих миссионеров и пожиная плоды христианизации целых народов. Польша, Венгрия, Дания, Норвегия – вот далеко не полный перечень тех стран, которые стали христианскими не в последнюю очередь благодаря настойчивости римско-католических миссионеров.Все эти страны, принимая христианство, становились под крыло римского папы, а не константинопольского патриарха. С точки зрения развития культурных и политических контактов с Западом для Владимира, конечно же, было гораздо выгоднее принять католицизм, который открывал Владимиру дорогу ко дворам западноевропейских монархов, а Киевская Русь становилась частью того «христианского мира», который начал складываться в Западной Европе под воздействием успехов папского престола. Увы, в этом мире не было места для православной Византии, которая постепенно оказывалась в духовной и политической изоляции от Запада.Впрочем, выгода, во всех ее проявлениях, не может являться определяющим критерием при выборе веры. Если, конечно, такой выбор искренен и подчиняется зову сердца. В нашем решении принять ту или иную веру огромную роль зачастую играет то, что вообще нельзя объяснить никакими рациональными мотивами. Например, определенная духовная традиция, которая сложилась задолго до нашего рождения и присутствует в общественном сознании независимо от всяких государственных узаконений. Русам было хорошо знакомо греческое вероисповедание, которое пришло на Русь еще во второй половине IX века. В своем окружном послании патриарх Фотий с удовлетворением констатировал, что некоторые из русов переменили «нечестивое языческое суеверие на чистую и непорочную веру христианскую» (866 г.) [37] . Свой выдающийся успех константинопольская церковь смогла повторить почти через столетие, когда вместе с сыном крестилась княгиня Ольга.Основываясь на этой духовной традиции, выбор православия Владимиром выглядит закономерным шагом. Однако причина, заставившая Владимира обратиться к православию, одной традицией не исчерпывается. Необходим был мощный духовный толчок, побудивший киевского князя окончательно распрощаться с язычеством. По-видимому, этот толчок следует искать в обстоятельствах гибели братьев Владимира. Осознание всей тяжести содеянного и стремление не допустить нечто подобное в будущем в конечном итоге заставило Владимира порвать с языческими богами и языческой моралью, допускавшими, хотя и не явно, такие злодеяния.Но оставался народ, который также должен был принять крещение. И он принял его, правда, не весь и не сразу. Киев был крещен в 988 году, Новгород – в 989 году, Чернигов – в 992-м, Смоленск – в 1013 году.