Небо светлое и прозрачно-голубое, как тело медузы. В бухте тихо. На приморском бульваре гуляет народ. Говорят, придет эскадра и вот ждут. Солнце на исходе и веет холодком с открытого моря. Скоро закат, народ идет и заполняет бульвар.

Внизу на камнях плещутся ребятишки, забираются на каменные барьеры и прыгают через камни в воду.

Особенно приезжие дивятся на их ловкость. Якорек на руке высох, и коричневый парень тоже здесь. А кучка водоносов следит и ходит за ним по пятам.

— Моряк, здорово! — подошел к коричневому папиросник и потянул руку из-за лотка.

— Эх, у тебя якорь?

— Якорь, — согласился моряк и посмотрел на руку.

— Сколько?

— Полтинник.

— Ну!

— Да, я заробил малость, с водой вышел. Около двух сторговал.

Глаза папиросника расширились.

— Двух рублей, а?

— Ну, да.

— На воде? Да это я лоток расшибу!

Друзья уселись на барьер, и папиросник стукнул лотком, точно правда хотел расшибить его, засаленный, грязный, с обшарканными пачками папирос.

— Мы его расшибем, два рубля урвал, — скрипели зубами водоносы. — Два рубля…

Море вдруг почернело и застонал ревун, будто тоже пожалел два рубля.

Ребятишки, кувыркавшиеся на камнях, насторожились.

Ревун застонал сильней и протяжней, стал жаловаться громче и громче и скоро завыл нудно, со вздохами.

Ребятишки убрались с моря и засели на барьере, свесив ноги, по воде побежали барашки. И там, куда шло солнце, потемнело. Ветер осторожно пробежал по верхушкам деревьев и потом подул порывисто горячий и нервный.

На камни выбежала косматая волна и ухнула, обдав мелкими брызгами барьер.

Ребята взвизгнули:

— А ну, еще, а ну, скорей…

Вторая не дошла, третья хлестнула подальше, а четвертая ударила прямо в лоб барьеру и взметнула вверх стену брызг. Пацаны едва усидели. Папиросник оттащил коробку, накрыл ею свою одежду и морякову и оба уселись рядышком, готовясь к буре.

Ревун заревел по настоящему, и скоро публика отодвинулась от барьера, где волны стали ударяться в его упрямый лоб и взметывать столбы выше барьера, выше деревьев. Волны ухали и бросали мелкий камень с такой силой, что он ранил лицо. Тут ребята не вытерпели, вперебой вскакивали они на барьер и изловчались бросаться в отходящую волну, пролететь ее и попасть в идущие и бороться и визжать — как дикарята. Публика смотрела на их игру, и возгласы удивления и страха вырывались у всех.

А ревун не ревел, а орал отчаянно, и крик его рвал, уши и волны глушили своими ударами, и гудел крепкий лоб барьера, едва удерживая и отбивая вверх столбы бешеной воды.

Пацаны, лягушатами увертываясь, чтоб не быть размозженными волной о барьер, стали вылезать и поглядывать друг на друга, как бы говоря:

— Это уж чересчур.

Повылезли все и стали греться и одеваться, косясь на взлетающие двухэтажные стены воды.

— Ну, как, здорово? подошел к кучке пацанов пионер.

Скосились презрительно глаза.

— А ты бы попробовал.

— Да он москвич!.

— Хуже, девчатник, вместе с девками они.

Пацаны, самостоятельные и отчаянные, не терпели пионеров: это паиньки, прилизанки, в игрушки играют. Везде они задевали пионеров и относились к ним с пренебрежением.

Пионера это задело.

— У нас разницы нет, девчата и ребята равны, а что я не трус — можете убедиться.

В ответ кто-то фыркнул.

— А ну, кто купаться? — весело предложил пионер и, скинув одежду, легко побежал к барьеру.

Рев волн заглушил его слова. Почерневшее море хлестало огромными валами через барьер, переламываясь на нем, выкидывая со дна моря обломки камней. Вылезть обратно живым было нельзя.

Ребята ахнули.

Тот, над кем они зубоскалили, вскинулся на барьер, сверкнул клубком, и отхлынувшая волна швырнула его далеко навстречу другим, которые не доходя рушили белую пену.

Смельчак скрылся, вынырнул, опять скрылся, и видно было — продержится он не более как несколько минут, а потом море изорвет его в куски о камни.

— Назад, назад! — заорали пацаны, — держи право, право держи. к купальням, где лесенки. Здесь убьет!

Буря заглушала слова. Пионер крутился на одном месте, не решаясь плыть или выбраться через барьер, но вот он поплыл.

— Куда, погибнешь! — замахали ребята.

Тут волна жадно подцепила легкое тело и ударила о барьер.

— А-а! — закрыли глаза ребята и отшатнулись, боясь, что их обдаст кровью.

— Жив, жив, вон он…

— Держись там, — гаркнул Моряк, метнулся с барьера и прошиб головой гребень волн. Он нырнул еще раз, вот они вместе, вот отгребаются от опасного места.

— К купальням, к купальням, Моря-ак!

— Он знает, смотри…

Моряк греб изо всех сил, и видно было, почти тащил пионера к безопасному месту. Пацаны бежали к купальням, валила публика.

— Сюда, сюда, поналяжь!..

Моряк налегал, но волны сбивали, захлестывали и выматывали силы. Вот он ближе, вот попал удачно с попутной волной, вот еще ближе.

На ступеньки Моряк взобраться не мог, дрожали колени и все мускулы. Чьи-то сильные руки подняли и прислонили к стене.

— Молодец…

Взглянул и видит — форменки, клеш и два загорелых лица военморов. Они взялись за пионера, и скоро он ожил — нахлебался таки порядком.

— А все ж, деляга, — судачили пацаны.

Моряк отдышался и поплелся домой.

Как он исчез — никто не заметил. Только три тени скользнули следом. Город навстречу тьме выставил огни, а тьма бушевала, ярилась и жалобно ревел ревун. Моряк шел, качался, хватался за стены, снова шел. Кривые узкие переулки без огней, жуткие. А следом три тени.

— Теперь справимся.

— Ну, сразу.

— Бей!

Моряк почуял удар, отскочил, хотел защититься, дать отпор, но мускулы не слушались, он осекся и со второго удара упал на колени.

— Бей!..

Топтали ногами, визжали и рвали.

Всю ночь ревел ревун…