I. Как они получили пристрастие к меду

Ни Ванек, ни Егорка понятия в пчелах не имели никакого, но ребята они были ретивые и пристрастие к меду у них было непреодолимое. Ввиду всего этого произошло немало событий и наконец дело попало в такую точку, что и подумать никто не мог. Свое пристрастие, давшее начало всей истории, получили ребята оба в одно время: в самый покос, когда отцветала липа и сладкий медовый дух витал над селом.

Мужики наши подкосили свое сено, оставили его солнышку сушить, бабам ворошить, а сами стали в косцы наниматься, кто к маломощным, а кто на советскую сенную прессовалку. Дело с Егором было так:

Сон в руку

Отец Егорки, первый в селе косец, только хотел ранним утром уйти на прессовалку, уж и картошки с молоком до отказу наелся, как вдруг от попа Николая прибегает наймичка Дунька. Застрекотала, застрекотала и утащила отца к попу. От попа косец пришел веселый, икал на все четыре стороны, и насилу от него мать добилась, что нанялся он косить к попу.

— Кроме меня, — говорит, — не находится в селе честных людей и мастаков по уборке сена, только на меня поп Николай положился, честил меня, угощал и с собой на дорогу дал!

С этими словами вынимает отец попов гостинец из кармана — завернутый в тряпицу ломоть хлеба с медом.

Мед, правда, повпитался в тряпицу и осталась от него одна память. Но как только съел Егорка кусок, так и втемяшились ему пчелы! Сколько бывало ходил мимо поповой пасеки и внимания не обращал, а теперь эта пасека во сне привидилась; будто стоит он, Егорка, между пчелиных домиков, а они полны медом с краями и даже через капает.

— Ешь, Егорушка, — кричит поп и хлопает себя в умилении по животу, — ешь, чего добру пропадать, еще натаскают!

Цапнет Егор полную горсть, да в рот, липко, а ничуть не сладко, наоборот, такая кислота, что из глаз слеза, а поп хохочет.

— Тьфу, — сказал Егорка и проснулся. Хватил себя за рожу, вся рожа в тесте, а кадушечка с хлебами опрокинута, и размазал он это тесто по всей печке.

— Эх, — опомнился Егор, — еще вчера мать наказывала: «Не опрокинь, смотри», влетит мне!

Беда, но парень Егорка находчивый. Не долго думая, пошел умылся, перелез через дедушку, который рядом спал, подальше к стенке, а дедушкину руку в опрокинутую кадушечку сунул, и заснул покойно, как праведник.

На утро мать на деда напустилась, дед кряхтит:

— Бес попутал.

А Егорка, помня свой сон, поскорей смотался и пошел посмотреть, нельзя ли как около поповой пасеки медком попользоваться?

В чем секрет?

Сосед Егорки, Ванек, получил свое пристрастие точь-в-точь так же; роковые события частенько совпадают. Ванюшкин отец был тоже косец замечательный, всегда они с Егоркиным отцом тягались и ни тот, ни другой маху не давал. Как и Егоркин, собрался Ванюшкин отец идти в косцы наниматься на пресс. С утра умял две чашки мятой картошки, и, закурив, хотел было отправиться, да прибежала Катька, старовера Елисеича внучка, и позвала его к деду на пасеку.

У этого старовера сын Тимофей на войне пропал, и живет он со старухой, со вдовой Марьей да со внучкой Катькой. Один старик в женском окружении, пчел водить может, оно и сподручно, но косить с такой публикой не накосишься, вот и прибежала Дунька за косцом.

Пошел Ванюшкин отец и вернулся, как и Егоркин, веселый, хвалил елисеичев «воронок»— медовый самогон и вынул из аккуратненькой берестяной кубышки сотик меду, подарок старика. Впился Ванюшка зубами в свежий розовый сот и почуял, что жизнь ему теперь без меда не жизнь!

Ну какая это жизнь, когда сахар с чаем раз в году на прощеное воскресенье пьют, а конфет купит отец на Покровскую ярмарку одну, да и на той больше бумаги, чем самой конфетки, разве это жизнь?

— Так дальше жить нельзя, — затосковал Ванек и хотя во сне ничего не сбредил, отправился утречком на елисеичеву пасеку посмотреть, в чем секрет.

 

II. Разные попытки и одна мечта

В этот день, если бы взглянуть сразу в два места, можно было бы увидеть одну физиономию, проглядывающую сквозь попов забор, а другую — торчащую между кольями плетня елисеичева пчельника.

Первая с хитро-прищуренными глазами принадлежала Егорке, вторая рябоватая и мечтательная — Ванюшке.

Егорка с квасом

Глядит Егорка сквозь городьбу и видит, стоят у попа в саду десятки пчелиных домиков — ульев и пчелы над ними, как медовые желтые капли, мелькают и падают на летки тяжело, часто, крупным дождем; здорово идет работа. Давно уж утро, а у попа и не вставали, им что? Егоркин отец им косит, пчелы мед таскают, можно и поспать!

Долго стоял Егорка. Вот наймичка Дунька пузатый самовар из дома в беседку притащила, вот попадья с полотенцем на плече пришла, за ней сын Толька и дочь Наташа. Сам поп вышел после всех, сытый, важный, и жмурится на солнышке, как кот.

Сперва прошел поп на пчельник, полюбовался на работу пчелиную, у одного улейка постоял, у другого, затем крикнул Дуняшке:

— Тарелочку принеси!

И был свидетелем Егорка, как доставал поп свежий сот, как ножик Дуняшка облизывала, как ловко попивали чаек поп с попятами.

Когда стал вырезать поп еще кусок, не вытерпел Егорка и, взобравшись на городьбу, заявил:

— Батя, давай меду!

— Это зачем? — удивился поп.

— Отец меня послал, — соврал, не сморгнув Егорка, — пить, мол, охота!

— Пить, ах ты, плут, — засмеялся поп, — меду тут не нужно. Дуня, дай мальчику квасу!

Через несколько минут озадаченный Егорка держал в руках поставочку с квасом.

— Неси скорей, а то ледок растает, да не пролей! — кричит вдогонку поп.

Опомнился Егорка на мостике, через речку Муравлинку, что поперек села бежит. Такая его взяла досада на попа! «Эка, квасу всучил, да у него этот квас кажный день в брюхе урчит! Вот насмешник долгогривый!» Хотел Егорка с досады квас в реку запустить, да что добру пропадать, — взял квас выпил, а поставочку глиняную так об перила хватил, что черепки через всю речушку брызнули.

Ванюшка с носом

— Эк, ты ловко горшки бьешь! — восхитился кто-то рядом.

Оглянулся Егорка и увидел своего друга — Ванюшку.

— Ты откуда?

— А ты?

Разговорились.

У Ванюшки с Елисеичем разговор произошел несколько иной, но результат был не менее плачевный.

Долго торчал он на плетне, разглядывал пчельник. Старик сидел на поваленной дуплянке и делал берестяные колпаки на ульи. Был Елисеич стар и прилаживал их медленно; когда нагибался за куском бересты иль за мочалой, кряхтел и охал. Когда стал прилаживать новый улей и поднимать его с земли, совсем сдал и, застонав, ухватился за поясницу.

— Дед, дай я тебе помогу! — высунулся из-за плетня Ванюшка, готовый перескочить на пчельник.

— Не торопись, чадушко, не торопись, — остановил ретивого помощника старик, — у меня свои помощники есть. — Елисеич позвал внучку. Вместе с ней они подняли улей.

— А то возьми в помощники, — теряя надежду, предложил все-таки Ванек.

— Вырастай большой, за Катьку сватайся, в дом возьму, не то что помощником — хозяином будешь! — лукаво улыбнулся приободрившийся при внучке Елисеич.

— Ну, да это в столоверскую веру обратиться нужно? — задумался Ваня.

— Конешно, наша вера хорошая, да и мед и домик загляденье.

— Ну, за богатство не продамся! — вспыхнул Ванюшка.

— А на кой он мне нужен, клеваный лоб! — заявила востроглазая Катька.

Ваня схватился рукой за покрытый рябинками лоб и, покраснев, убежал в большой обиде.

Так сошлись два пострадавшие друга на мостике через речку Муравлинку и поведали каждый свою обиду.

— Эх, — сказал Егорка, — а еще революцию делали. Опять буржуи с медом, а мы с тобой, хоть и пионеры, на них облизываемся!

Ванюшка пристально и долго посмотрел на него своими большими глазами.

— Вот что, больше мы к ним не поклонимся, давай своих пчел заведем!

 

III. Пчела — она штука хитрая

Отряд в селе Муравлинском и так летом чуть дышал, вот-вот и дух вон, развалится. Вожатый — Миша Хвостов — боролся с разложением всеми силами, за рукава ребят на отрядные сборы таскал, но когда двое наиболее боевых ребят, Егорка и Ванюшка, куда-то исчезли, у него руки опустились.

— Куда они делись, чем увлеклись? — тщетно ломал голову Миша.

А ребята занимались своим новым делом. Взялись они за него горячо и дружно. Сперва принялись за улей, но тут возник маленький спор: один предлагал вроде домика, а другой вроде колоды.

Егорка сумел доказать, что «вроде домика» лучше, — и принялись за него.

Проклятый домик

Во-первых, Ванюшка обрезал палец и начал ворчать: затеял, мол, домик еще какой-то, пальцы только с ним резать — вот дуплянка, чего проще, сняли бы старую скворешню!

От такой воркотни нарушилось Егоркино спокойствие духа, и он так неладно ударил по гвоздю, что гвоздь вышел внутрь улья.

Это опять подхватил Ванюшка и заметил осторожненько:

— Гвоздей, мол, нужно меньше набивать, а то в этот ящик и пчела не пойдет.

От этих ехидных слов Егорка еще пуще расстроился, и другой гвоздь сорвался и выскочил тоже торчком.

Однако, несмотря на споры и маленькие промахи, улей в конце концов был готов. Дело было за пустяком, за самими пчелами. Улеек у ребят небольшой, и пчел они решили достать пока немного. Почему именно немного? Да потому, что пчел они вздумали ловить по одной на цветах и сажать в улей.

Целый рой, а где его достанешь? И потом, ребята как-то видели — опустился рой к кривой Дарье на тын, а Дарья с дочерью Санькой хотели его одна граблями, другая метлой спугнуть. Что тут было! Неслись баба с девкой по селу, пчелы вокруг них тучей и такой баба с девкой визг задавали, что в селе ни до этого, ни после такого визгу не слыхали.

Помня этот случай — ребята и решили терпеливо ловить пчелок по одной. Первую пчелку ребята поймали у себя на огороде. Они увидели ее на цветущем репье.

— Хватай за крылышки, хватай! — толкал Ванюшка Егорку.

— Ты покажи сперва как хватать, а потом я буду, — не решается Егорка.

Схватил пчелу Ваня. Уцепил он ее ловко, за спинку, и ребята в восторге понеслись сажать ее в улеек.

— Вот она первенькая, — размахивал рукой Ванюшка.

Егорка подпрыгивал козлом и кричал:

— Отойдись, дай дороги, не столяра, не плотника, замечательного тащим работника!

«Работник», однако, не разделял восторгов своих новых хозяев, рвался и жужжал отчаянно. Перед самым домом он наконец изловчился, и Ванюшка мотнул рукой, вскрикнул и начал прыгать на одной ноге, засунув палец в рот.

— Держи ее, Егорка, держи, убежала! — кричал он, вынимая палец изо рта и засовывая его еще дальше обратно.

— Оставь попечение, без жала околеет, — махнул рукой Егорка, — пойдем за новой.

Ванюшка потихоньку потрогал пчелу, свернувшуюся в недвижный комочек, вздохнул, и пошли они с Егоркой добывать других.

Хотя палец у Ванюшки и превратился в толстую неповоротливую бамбушку, он не отставал от Егорки в своем рвении, и к вечеру наловили они больше десятка пчел и насажали их в домик.

Первая пчела, посаженная ими в домик, выскочила из него с отчаянным визгом.

— Ну вот, — сказал Ванюшка, — об гвозди укололась! — Однако сам же предложил пчел на ночь запереть и дать им обжиться. Для верности ребята положили пчелам кусок сахара и покойные ушли домой, едва шевеля руками, превратившимися от многочисленных укусов не в бамбушки, а в пухлые пироги.

Утром с замиранием сердца подходили друзья к домику, Ванюшка приложил ухо и покачал головой:

— Шумят, это гвозди твои виноваты!

Егорка приложился ухом с другого бока и вздохнув заявил:

— Действительно, из домика они рвутся, нс по нраву им домик, давай, как по-твоему, дуплянку делать!

Пальцы у ребят немного опали, и они принялись за дуплянку.

Иностранцы виноваты

Ванюшка несколько минут мечтательно смотрел на скворешню у своего дома, и перед его задумчивыми глазами над ней вились уже не скворцы, а золотистые хороводы работающих пчел. Затем он видит не одну, а десятки таких ледовых скворешниц, и слышит его ухо приятный ровный пчелиный гуд в вышине над хатой. Замечательно! Пчелам там покойно, и они никому не мешают. Надо только так приделать, чтоб скворешня спускалась, мед удобней будет доставать…

Ванюшка понатужился, скворешня, выдернутая из земли, повалилась, и полетел по ветру пух покинутого скворчиного гнезда. Хозяева его улетели в заречные луга со всей оперившейся, молодежью и не знали про такое вероломство человека, увлеченного пристрастием к меду.

— Дух больно вонючий, — поморщился Егорка, нюхнув скворешню, — в таком духу не только-пчела — клоп жить не станет!

— Ничего, вымоем, стенки цветами натрем, им, и понравится, — уверял Ванюшка, выдирая скворчиное гнездо.

К вечеру скворешня-улей был готов. Молодые пчеловоды перегнали в него пчел из неудачного домика, подловили еще немного, дали им опять сахару и, заткнув дырку, оставили их еще на ночь обсиживаться.

Ночь пролетела шибко, наутро явились ребята оба вместе.

Осторожненько спустили они скворешню и приложились к ней слушать с разных сторон. Пчелы все тянули и завывали на разные голоса. Долго слушал Ванюшка и хмурился. Вдруг от толчка пчелы зашумели, стали рваться наружу.

— Не иначе, работать шибко захотели, — заявил Егорка, — одумались знать! — Ванюшка ототкнул дырку и поднял скворешню на самый верх.

После минутного замешательства пчелы золотой струей так и высвистали из улья. Ребята посмотрели им в след и стали ждать; когда вернутся они с медом. Прождали ребята до самых полден: залетели две мухи, одна синяя, другая желтая, а пчелы и не думали возвращаться.

— Ну что, говорил я, из такого вонючего клоп улетит, не только пчела. Мой домик лучше был! — заявил Егорка.

— Не в этом дело, — покачал головой Ванюшка, — иностранцы виноваты! Набрали мы разноплеменных, слыхал, как они на разные голоса орали?

— Что ж нам теперь делать?

— Что-нибудь придумаем, меду мне охота пуще прежнего.

— И мне охота.

Ребята облизнулись.

Через несколько времени они начали действовать в том же направлении, но несколько иначе.

 

IV. Как вскакивают всевозможные шишки, а удовольствия не получается никакого

В отряде поведением двух друзей многие заинтересовались. Несколько раз их видели бродящими вокруг села, по лесам и овражкам. С таинственным видом они что-то высматривали и тихо переговаривались, как заговорщики. Не дальше как сегодня, спокойный и скептический Митяй видел, как прошли они по направлению к овражку, один с лопатой, другой с деревянной лопаточкой, какими играют у нас в чижики. Митяй по своей неповоротливости за ними не погнался, но в отряд привел и рассказал.

Несколько человек, наиболее любознательных, пошли поискали, но нигде друзей наших не нашли.

— Вот и поработай тут. Уж на что у меня доклады реже, чем у других, и то ребята какие-то клады искать разбегаются! — сокрушался вожатый Миша Хвостов.

А ребята тем временем добрались в самые дебри овражка и занялись там своим делом.

Медовый клад

Что ребята пустились в кладоискательство, вожатый Миша не ошибся: они пришли разрывать клад. Несколько минут они постояли у маленькой круглой дырки в земле. Время от времени в эту дырку ныряли прилетающие маленькие шмели-«земляные пчелы», как называют их у нас. Ваня поглядел почему-то вверх на пробегающие облака и сказал:

— Ну, приступим!

Ванюшка копал железной лопатой, а проворный, Егорка лупил лопаточкой шмелей — и прилетающих в дырку и вылетающих из нее, всех поспевал. Работа двигалась быстро. В середине работы случилась маленькая недоглядка: Егорка совсем забыл, что у шмелей может быть вторая дырка! Из этой дырки в самый разгар работы они вылетели целой тучей, и кладоискатели, ободряя себя криком, спасались в кустах.

Когда шмели успокоились, ребята, потирая искусанные места, вернулись обратно к дырке и стали продолжать свое дело.

Ванюшка опять копал, проворный Егорка, заткнув вторую дырку, лупил прилетающих и вылетающих. Совсем к вечеру в поте лица добрались они до клада. Копнуть осталось еще одну лопату, но тут Ваня заколебался и сказал Егорке, подавая лопату:

— Послушай, как гудут, и, если решаешься, копни.

— Пропадать, так с музыкой! — Егорка, не послушав, запустил лопату до отказа и вывернул наружу большой серый шар, вместе с ним столбом поднялись разъяренные шмели. Отчаянно смелый Егорка ухватил серый шар и с воинственным ревом устремился в кусты. Ваня на секундочку зазевался, но шмели напомнили ему, в чем дело, и он бросился вслед за Егоркой. Шмели понеслись за ними ураганом.

Сметливый Егорка, не выпуская из рук драгоценного клада, бросился прямо в ручей. Увы! Ручей был мелок, и Егорка завертелся в нем с боку на бок, поднимая тучи брызг. Ничего не спасало, шмели так и жалили в разные места. Тогда Егорка бросился искать более глубокие места.

Недогадливый Ванюшка катался где-то по кустам и кричал «мама».

Наконец и он устремился за Егоркой.

Глубокое место нашлось недалеко, за полверсты, в низовьях овражка, и здесь погрузили в воду ребята свои несчастные изъязвленные тела. Шмели понемногу разлетелись, и они вылезли на бережок.

— Ну, — улыбнулся сквозь слезы Егорка, — теперь медок распакуем!

С сердечным трепетом принялись они раздирать серый круглый шар. Внутри оказались соты, похожие на пчелиные, только потемней. В иных сидели шмелята, а в иных было что-то зеленое. Ребята отодрали себе по куску сота и попробовали. Шмелиный мед оказался таким кислым и клейким, что вызвал тошноту.

Досада взяла ребят, и, потирая свои раны, они эту зеленую дрянь ели, хотя и плакали, сидя на крутом бережку.

Соломенное дело

Наученные горьким опытом, наши молодые пчеловоды не стали больше доверять земляным кладам, стали посматривать повыше.

«Жили были дед да баба, была у них курочка ряба», как говорится в сказке. В селе жили тоже дед да баба, и был у них на гумне высокий омет соломы. Берег дед эту солому на крышу к новой избе, которая стоит вот уж третий год недостроенная. За долгое стояние с ометом много было недоразумений, и досадил деду этот омет хуже, чем больной зуб. То вздумали ребятишки с него зимой на салазках кататься, то на масленицу для костров его теребить, то весной с него кувыркаться. Теперь, как увидит дед на омете не только человека, галку, — норовит палкой ноги перешибить.

Вот как говорилось в нашей сказке, а пчеловоды молодые этого-то и не учли.

В один прекрасный день, проходя мимо дедова омета, Ванюшка поднял вверх глаза и увидел золотистое мелькание пчел. Он проследил за ними и убедился, что летят пчелы и ныряют в омет, — здесь у них гнездо.

Дело было решено. В этот же вечер ребята надели отцовские дождевые кожаны, голицы, на рожи приспособили решета и в таком неуязвимом виде пошли добывать рой и мед.

Самое трудное было забраться на солому, мешал предохранительный костюм, — остальное пошло как по маслу. Ванюшка вилами, Егорка руками — разгребали солому; пчелы, самые настоящие пчелы, носились вокруг тучами, но ребята были неуязвимы. Работа подвигалась к концу, и Егорка уж держал наготове мешок, в который посадят они гнездо и рой.

Вдруг случилось нечто странное; сперва Ванюшка услыхал зловещий шип, затем что-то ударило ему по спине.

«Ого, этак пчелы не кусаются!», — подумал Ваня и оглянулся.

Внизу стоял дед Паня и от ярости не мог выговорить слова, а только шипел и размахивался дубинкой. Ребята моментально были вынуждены прекратить всякую работу и бежать.

Но тут впуталась предохранительная одежда. Насколько ловко она помогала от пчелиных укусов, Настолько же здорово мешала бежать, — правда она несколько смягчала удары дедовой дубинки, но зато дед Паня мог, не торопясь, бить на выбор любого, с толком, с чувством, с расстановкой.

Так он и делал. От беготни и суеты у ребят слетели с лиц решету, и ехидный дед Паня, желая, чтоб ребятам еще дома попало, стал не столько колотить ребят, сколь протыкать и портить решета.

В общем дело затянулось до позднего вечера и прекратилось лишь за наступлением темноты.

Отзвуки его долго еще были слышны соседям Ванюшки и Егора.

Слаще всех

Все беды не смогли расхолодить ретивых медовиков.

— Ничего, — утешали они друг друга, — зато мы пчеловодство на практике вот как изучим!

Новый случай для изучения не замедлил представиться.

Была версты за две от села дубовая роща, кроме нее лесов поблизости не было. Были, правда, овражки, заросшие сплошь орешником, но они в счет не шли: белые грибы растут только в роще. В эту пору еда в деревне бывает скудная, квас да картошка, картошка да квас, и поэтому как поспеют грибы, так стреляют за ними ребятишки, чтоб промыслить себе на похлебочку.

Охотников до грибов было много, а грибов несколько меньше, и старался каждый придти первый, спозаранку.

Хотя Ванюша с Егоркой были увлечены медом, однако и про грибы они не забыли, и в это прекрасное утречко явились чуть не самые первые. Но ведь каждое утро являлся кто-нибудь первый, и поэтому гриб от гриба отстоял далеко. В поисках друзья забрели в самый дальний край рощи.

Дебри здесь были довольно жуткие, и ребята стали оглядываться.

— Тсс! — поднял вдруг палец кверху Ванюшка.

Егорка даже пригнулся, над ним пронеслось что-то чуть поменьше птички с таким густым гудом, что у него мороз подрал по коже!

Через минуту такая же штука пронеслась над Ванюшкой.

Друзья хотели уж пуститься удирать от греха подальше, но тут увидели старый пень, а в пне дырку, а у той дырки гудят и вьются вроде как пчелы, только раз в десять крупней. Посмотрели на них братцы.

— Ну и здоровы, самые большие пчелы, — определил Егорка.

— Да и мед у них смотри самый сладкий! — добавил Ванюшка.

— Вот бы таких завести? Натаскают в десять раз больше, чем пчелы!

— Нет, ловить их дело опасное, давай лучше их подкурим, я видел, как дед Елисеич подкуривает, и скус меду узнаем, а то зря только страдать, — предложил практический Егорка.

Скоро они достали гнилушку, разожгли ее и приступили к делу.

Егорка осторожно осмотрел пенек, больше дырок не заметил и, приложив гнилушку, стал сдувать с нее дым в летную дырку. Ванюшка держал наготове новую гнилушку.

Пенек был похож на улей, ребята — на пчеловодов с дымарем, прямо как на пасеке, хоть картину с них рисуй.

Но через минуту дело обернулось так, что ни один художник бы не поспел зарисовать, — неслись ребята с такой быстротой, хоть снимай кинематографом!

Предательская дырка, в которую вылетели шершни, оказалась где-то в земле. Вылетело шершней не туча, а всего три, но действовали они поразительно, — один жалил без останову Егорку, другой — Ванюшку, а третий — то одного, то другого по очереди.

Проклятые корявые дубки не давали ребятам развить быстроту, и пока выбежали они на дорогу, почуяли вдруг страшную тяжесть в руках и ногах, во всем теле и повалились наземь.

— Помираю… — жалобно протянул Ванюшка. Егорка ничего выговорить не мог.

Подобрали их ехавшие мимо с хворостом мужики и привезли в село. Медовики так распухли, что их едва угадали родные. Экстренно вызванная бабка Шигайка почесала свою плешивую маковку и взялась лечить наговором. Причитала она над ними весь день до самого вечера на разные лады, а опухоль все не спадает. Пришлось же бабке потрудиться и не одну наговорку над ними прошептать, прежде чем пришли ребята в чувство.

Когда ребята встали, бабка пошла славить по селу, как она даже безбожных пионеров от смерти спасла.

Об этом много болтали, и все стало известно в отряде — не только все, а увеличенное втрикрат.

 

V. За что боролись?

— Идея! — Вожатый Миша Хвостов, узнав всю историю с исцелением и видя, что кое-кто еще оставшиеся в отряде заволновались, начал это волнение подогревать.

— Идея, — твердил он себе, — теперь я сумею оживить работу! — И перед ним проносились мысли о бурных собраниях, показательных судах и о многом прочем в том же духе.

О том, какой оборот примет все это дело, он никак не предполагал, и потому всю вину с него снимем заранее.

Собрание действительно обещало быть бурным. С утра по селу носились пионеры, забегали к настоящим и бывшим товарищам, и все, даже самые безнадежные, узнав, что речь будет идти об исцелении Ванюшки и Егорки, обещали придти.

Неслыханное дело

Сами герои явились на собрание чуть не первые. Ванюшка был сосредоточен и хмур, Егорка скалил зубы, и глаза его щурились хитрей, чем всегда.

— Ну что-то вы ответите? — погрозил им пальцем всегдашний скептик Митяй.

— Мы ответим, мы уж вам ответим! — погрозил в свою очередь Егорка.

Отряд был в небывало полном сборе и волновался. После звонка председателя началось…

— Ну, ребятки, неслыханное дело будем разбирать, — выступил, потирая руки, вожатый Миша, — да, неслыханное дело, когда сознательные пионеры вместо того, чтобы борьбу с суевериями вести, у бабок Шигаек исцеляются!

— Никто и не исцелялся, — буркнул Ванюшка.

— Как не исцелялся?

— Очень просто, покусали нас пчелы, ты и опухли, а потом полежали и опали.

— А Шигайка-то над вами шептала?

— А мы ее просили?

— Ну, братцы, факт налицо! Суеверие от этого кругом расцветает, я предлагаю показательный суд! Да, судить таких… и больше никаких!

— Неправильно, — возмутился Ванюшка, — чем мы виноваты, мы раздуты были, а из отряда хоть бы один черт пришел!

— А кто вас заставлял шершней гонять?

— Кто?.. — Обида тут взяла Ванюшку окончательная. — Эх, босота несчастная! Революция сделана, пионеры ее продолжать взялись иль нет?! Взялись, да, торжественно обещали… А почему поп и буржуи мед едят, а мы одну картошку? А почему у них буржуазное хозяйство развивается, а у нас коммунистического совсем нет? А почему попов. Толька пчеловодству да садоводству на деле обучается, а мы одни собрания, одни суды-заседания, мозоли на задах только натираем? А?

— За что боролись? — поддерживает разбушевавшегося друга Егорка.

— Да, за что боролись? За что мы раздувались? А все пчеловодство хотели на практике изучить, да этим попам-буржуям кишку перешибить! А нам за это суд? Ну, если вы такие, уйдем, куда глаза глядят, а если вы товарищи, — в обиду не давать!

— Правильно, — орет Егорка, — заводим все вместе своих пчел! — А сам думает: «как мы раньше-то об этом не догадались?»

Миша за мед!

В отряде поднялся шум. Вожатому Мише не давали говорить.

— Ребята, я же за пчел, я тоже за пчел! — убеждал он.

— Врешь, ты за одни собрания да суды!

— Над своими ребятами тебе насмехаться?

— Верно, долой его, обойдемся сами! — подзуживал Егорка.

— Ребятки, ей-богу, я за мед! — побожился даже Миша вгорячах.

— Докажи!

— Чего доказывать, у меня главный пчеловод в уезде знакомый, ульев достану, книг пчеловодных, сам пчеловод к нам приедет.

— Не врешь? — уцепил Ванюшка вожатого за рукав.

— Нет!

— Ребята, все прения кончаются, давайте деловые предложения по поводу устройства при отряде пасеки!

Шум и гам стих, и началось ровное гуденье, как будто в школе заработал дружный улей пчел.

 

VI. Дело идет к концу

Денька через два по дороге в город шагали трое. Впереди занятые разговором Ванюшка и Миша; отставал сзади и забегал в разные стороны то за кузнечиком, то за бабочкой не кто иной как Егорка.

Ретивых медовиков выбрали делегацией в пчеловодное товарищество разузнать, как можно обзавестись пчелами.

Хорошо да не больно

Благополучно добралась делегация, куда следовало, и отыскала главного пчеловода, который действительно оказался Мише знакомым. В представлении ребят у главного пчеловода борода должна быть седая, до пояса, рубаха по колени, и клюкой он подпирается.

Этот же оказался молодым и веселым парнем, хлопал Мишу по плечу и все говорил:

— Ах, вы, еж вас заешь!

— Сколько ж у вас на это предприятие есть денег?

— Денег… гм… денег у нас приблизительно нет, — замялся Миша.

— Э, братцы, совсем без денег нельзя, хотя и скидки я вам всякие устрою, но без денег не обойтись.

— Как же быть-то? — сердца ребят замерли.

— Очень просто, я вам сейчас составлю точную смету, сколько нужно чего и на какую сумму, вот вы эту сумму раздобудете, явитесь ко мне, и тут-то уж мы все в один миг устроим. Сколько вы хотели на первое время ульев?

— Десять! — выпалил Егорка.

— Сбесит, — передразнил пчеловод, — если пять заведете, и то будет ладно.

— Ну, давай пять.

— То-то, и то смета порядочная, считай за мной: пять ульев по 8 рублей, сорок, один дымарь — 2 рубля, нож, щеточка, две сетки, — еще два рубля, искусственной вощины двадцать листов — 5 рублей, да руководство по пчеловодству — рупь, всего и получается, милые друзья, 50 рублей.

— Ого-го, — почесали ретивые медовики в затылках.

— А рои-то вы забыли?

— Ну, пропала гармошка, — махнул рукой Егорка.

— Постой, ты очень тороплив, а скидку-то я вам дам? Да, наличными мне тащите тридцать рублей, остальные в рассрочку. Рои же стоят всего по три рубля.

— В общем 45 наличными нужно?

— Да уж, без этого не обойтись.

Несколько минут все молчали. Ванюшка грыз соломку и поглядывал на облака, Миша чертил какие-то цифры на стене, а Егорка немного отвлекся, стравляя драться двух кузнечиков.

— Нынешний год уж не завести, — вздохнул первый Ванюшка.

— Да, дело затяжное, — протянул Егорка.

— Больно вы скорые, еж вас заешь! Это ведь не в барабан пробарабанить, терпение, выдержка нужны, вот за зиму сумейте все подготовить, а с весны и начнем; лучше, братцы, поздно, чем никогда. Дуйте прямым сообщением домой и начинайте действовать. Как червонец соберете, вносите мне, к весне-то оно и наскрябаем, вот как. Я кончил.

Ребята встали, чтобы идти домой, а Миша что-то все высчитывал, наконец и он поднялся, почесывая в затылке.

— Ты что? — спросил его пчеловод.

— Дело действительно затяжное, для этих денег одних спектаклей нам надо поставить 25 штук и то при хорошем сборе, а мы прошлую зиму здорово работали и то больше семи не поставили!

— Да, на спектаклях не уедете, придумайте что-нибудь другое.

— А что?

С этим неразрешенным вопросом и пошли ребята домой. Настроение у них было удрученное, к тому же захотелось есть, а захваченные завтраки давно съелись. Проходили ребята мимо рынка, и все старания Миши купить что-нибудь, чтобы хватило на всех за пятачок, имеющимся у него, не приводили ни к чему.

— Дай я куплю, — взялся Егорка.

— Попробуй! — Миша отдал ему пятачок.

Через несколько минут Егорка догнал друзей и протянул им кулек. В нем оказались подсолнухи.

— Что ты вздумал, ведь пионеры семечки не грызут?

— Зато всю дорогу хватит, — восхищался своей выдумкой Егорка, — хотел там орехов купить, да больно дороги, двугривенный фунт!

— Сколько ты говоришь? — переспросил Ванюшка.

— Двугривенный.

Ванюшка мотнул головой и задумался.

Грызя семечки для отвлечения голода, делегация незаметно подвигалась к дому.

Ореховая сказка

Ребята, с нетерпением ожидавшие медовую делегацию, издалека заметили ее возвращение, только шла она почему-то не по дороге, а напрямик — по полю, через буераки и ореховые овражки.

У каждого овражка медовики останавливались, Ванюшка размахивал руками, видать о чем-то спорили.

Ближе к селу пошли спокойней и встретили бегущих им навстречу ребят радостные и оживленные.

— Ну как? Как? Как? Как? — засыпали их ребята вопросами.

— Все готово, дело на ходу, пасека у нас будет…

— Ура!..

Ликование продолжалось долго, всем отрядом расхаживали по школьной неуютной усадьбе и мечтали, в каком месте будет пасека, как ее надо огородить плетнем, как лошадиный череп повесить, чтобы рои садились, и так далее и так далее. Каждый выкладывал все, что знал по пчеловодству, и словоохотливый Егорка рассказал немало из своей недавней практики насчет разных пород пчел, какой у них мед, и как кусаются.

Наконец, когда все достаточно разогрелись, Ванюшка перешел от мечтаний к практике.

— За все это удовольствие нам надо набрать для товарищества пчеловодного орехов.

— Как так?!.

— Очень просто, за пять ульев, со всем припасом, даже с руководством, попросили они с нас десять пудов орехов, хотят ореховую халву на меду выделывать. Мед-то у них есть, а орехов нет, вот они нас просили за все восемь пудов орехов.

— Ишь ты, на халву?

— На халву…

— Наберем, что нам восемь пудов, меньше полпуда на брата, я прошлый год целый мешок набрала, только половину покидала, недозрели, — заявила сестра Митяя, маленькая и шустрая Анюточка, полная ему противоположность.

— Не наберем, дозреть им не дадут, ребята общелкают! — скептик Митяй и теперь не увлекся общим восторгом.

— Снимем у общества их в аренду, вот и все!

— Правильно, по очереди караулить будем.

— Действуем, братцы! Раздокажем всем, что и мы можем! — поддерживал Егорка.

Старания его были излишни, все и без него хотели действовать и как можно скорей.

Ванюшка был на седьмом — небе: его затея со сказкой про орехи удалась, он правильно рассчитал, что если придти, повесив носы, и заявить, что дело дрянь, полсотни рублей надо, у всех охота отпадет.

Про халву он и сам не заметил, как соврал, увлекся, без этого нельзя; что рублей по семи продать пуд орехов можно — на это согласились все трое, когда подошли к ореховым оврагам и у него возникла эта замечательная мысль.

Дело осталось за небольшим.

 

Эпилог

На сходе, когда рассказал Миша свой план относительно орехов, мужики от души посмеялись, однако постановили передать ореховые рощи отряду пионеров для пчеловодства.

Это событие скоро забылось, но осенью снова привлекло внимание муравлинцев, когда трое медовиков погрузили на воз несколько мешков орехов и отправились в город.

Вернулись они, везя пять объемистых ульев, окрашенных в разные цвета.

Всю зиму ребята изучали по книгам пчеловодство, особенно Ванюшка и Егор, так основательно прошедшие его на практике.

Нынешним летом, когда после цветения липы зароились пчелы, в больших белых решетах привез пчеловод первые рои.

Год был удачный. Пчелы не только набрали себе на зиму, но с гречихи успели натаскать и для ребят немало, — по взвешивании оказалось около пуда.

Решили устроить в школе чай с медом для всех, объявили в день открытия школы, чтобы каждый тащил ломоть хлеба, на который будут мазать мед.

Скептик Митяй, отнесся к этому несколько иначе, чем всегда, он не только сам пришел, но и притащил двухлетнего карапуза, своего брата.

— Куда ты его, рано такому учиться, — удивилась учительница.

— Об ученьи ладно, я не настаиваю, пущай хоть чаю с медом попьет! — заявил невозмутимый Митяй и вынул по здоровущему ломтю хлеба, на себя и на брата.

Ребят взял такой смех, что они не протестовали.

…Вот уж новая весна, пчелы выставлены и облетываются с веселым гудом, они прозимовали благополучно, и на осень, думают ребята, будет у них уж десяток ульев.

О развале отряда нет больше и речи, а по округе идет завистливый разговор о том, что в муравлинской школе на большой перемене пьют чай с медом.

Апрель 1927 г.