По сообщениям своей разведки Гитлер знал о невероятном сосредоточении войск Красной армии на его восточной границе и обратил на это самое пристальное внимание. Образно выражаясь, он увидел в руках Сталина сверкающий меч революции, готовый в удобный момент раскроить ему голову, не задумываясь ни минуты. У фюрера накопились к тому времени точные сведения, что Сталин стянул многочисленные силы своей армии к границе с возможным намерением в будущем нанести по его войскам неожиданный и мощный удар. Как было известно многим проницательным политикам, да и гражданам противостоящих государств, и не только им, что время дипломатии прошло, теперь наступила пора заговорить пушкам. Мир оказался на грани, засквозило первым дыханием самой кровавой войны.
Однако проблема состояла в том, что для Гитлера Красная армия в то время представляла загадку, которую ему предстояло срочно решить. Вот как пишет об этом немецкий публицист-историк Пауль Карель: «Естественно, военная разведка Германии, особенно после 1933 г., пыталась заглянуть за кулисы “советского театра”. Однако руководство Советского Союза доверяло гитлеровскому третьему рейху ещё меньше, чем Веймарской республике, и, соответственно, задача создания развитой шпионской сети в СССР не имела радужных перспектив. Кроме того, немецкие разведчики, не склонные особенно рисковать, не слишком-то усердствовали в данном направлении. В конце концов, германское верховное командование не планировало воевать с Россией. Позднее, когда Гитлер потребовал создания шпионской сети в СССР, оказалось, что сделать это в столь короткие сроки не представляется возможным. Бдительная охрана границ коммунистической империи, усиленная слежка за каждым прибывающим в страну иностранцем сделали решение этой задачи практически нереальным. Даже если разведчику из Финляндии, Турции или Ирака и удавалось обосноваться в России, он сталкивался со значительными трудностями при передаче собранной информации. За передвижениями немногих туристов устанавливался строжайший контроль.
Результаты зимней кампании, войны с финнами в 1939–1940 гг., стали причиной неверной оценки боеспособности Вооружённых сил Советского Союза. Тот факт, что маленькая Финляндия смогла так долго и эффективно сопротивляться натиску советских войск, создал ощущение слабости Красной армии. И по сей день остаётся немало историков, считающих, что Сталин нарочно вёл войну с Финляндией устаревшим вооружением и наиболее неподготовленными войсками, что он пошёл на этот гигантский блеф с целью ввести в заблуждение весь мир. И, правда, советское верховное командование не применяло ни Т-34, ни тяжёлых КВ, хотя выпускались они буквально рядом – в Колпино, как не вводило в бой реактивных миномётов. В октябре 1940 г. подполковник Ровель получил совершенно секретное задание лично от самого Гитлера: “Вы создадите части дальней разведки, способные вести аэрофотосъёмку территории на западе России. Вы будете действовать на очень большой высоте, чтобы Советы ничего не заметили. Вы должны быть готовы к 15 июня 1941 г.” В пожарном порядке на разных авиастроительных фирмах принялись создавать соответствующие самолёты на базе уже имевшихся машин, правда, с наддувом пятого двигателя. Зимой эскадра Ровеля начала свои полёты. Первая эскадрилья действовала с Зеераппена в Восточной Пруссии и вела разведку территории Белоруссии. Вторая эскадрилья поднималась в небо с аэродрома в Инстербурге и фотографировала объекты на территории прибалтийских государств, вплоть до озера Ильмень. Над территорией к северу от Чёрного моря действовала третья эскадрилья, укомплектованная He-111 и Do-215B2 и взлетала с аэродрома в Бухаресте. Из Кракова и Будапешта поднимались машины специальной эскадрильи Исследовательского центра высотного воздухоплавания, отрабатывающие районы между Минском и Киевом. Тут применялись самолёты концерна “Юнкерс” – Ju-88B и Ju-86P – великолепные разведчики, способные подниматься на высоту 9900–11700 метров соответственно. В те времена такие высотные характеристики казались просто сенсационными. Затея воплощалась в жизнь без помех. Русские ничего не замечали» [Карель, 2003а, с. 48–50]. А если бы и заметили, то сделать ничего бы не смогли для пресечения разведочных полётов немцев. Не было тогда в ВВС СССР истребителя-перехватчика, способного подняться на такую высоту. Мне кажется, что бывшие на вооружении ВВС тяжёлые бомбардировщики ТБ-3 с наддувом от пятого двигателя, устаревшие к началу войны, достигали такого потолка. Другое дело, почему их не использовали в целях разведки с больших высот. Сейчас это вызывает недоумение. «Только у одного немецкого самолёта-разведчика произошли неполадки в двигателе, и он приземлился на аэродроме в Минске 20 июня, за два дня до начала войны. Однако прежде чем сдаться, экипаж поджёг свою машину. С началом боевых действий о происшедшем забыли» [Там же].
На первой стадии кампании данные аэрофотосъёмки этой эскадры являлись едва ли не единственным источником получения разведданных. Удалось сфотографировать все аэродромы на западе Советского Союза, включая и тщательно замаскированные приграничные базы истребителей. То, что оставалось недоступным человеческому глазу, явственно проявлялось на специальной фотоплёнке с учётом прекрасной немецкой оптики. На передовых лётных полях немцы, к своему удивлению, обнаружили большие скопления самолётов. Огромное количество бронетехники скрывалось в лесах на севере. Полученная информация позволила немцам нанести сокрушительный удар по советской оборонительной системе.
«Идея шпионажа с применением высотных самолётов, таким образом, принадлежала не разведке США. Гитлер успешно применил эту технологию за много лет до американцев. Однако до сих пор эта глава истории не получила заслуживающего освещения. Свидетельства этого мы находим в секретных архивах Америки. Можно не сомневаться, что изучение результатов немецкой аэрофотосъёмки и подтолкнуло американцев к эксперименту с U-2. Секретные материалы хранились в папках “Разведывательная эскадра командующего «Люфтваффе»”» [Карель, 2003а, с. 49]. В предвоенные дни план получил одобрение Гитлера и полностью сработал. Русские истребители стояли на аэродромах рядами и были уничтожены. Таким образом, с самого начала основные силы советской авиации пали жертвой гигантского «“авиационного Перл-Харбора”. Кроме того, лётчики “Люфтваффе” проникли в глубину территории СССР на 300 км и частично уничтожили также базы бомбардировщиков. Если бы не это, ВВС Советского Союза стали бы опасным противником в процессе проведения первых, определяющих дальнейший ход кампании операций» [Там же, с. 49–51].
Не могу согласиться с автором этой книги, что всё произошло именно так, как он нам рассказывает про разведочные полёты немцев и, как результат, последующий разгром ВВС в первый день войны. На этот счёт есть более убедительные доказательства, опровергающие события первого дня войны.
«Целые дни напролёт генерал-фельдмаршал Кессельринг и его подчинённые изучали фотографии и обсуждали оперативный план, который получил одобрение. На каждое лётное поле с русскими истребителями выделялось по три экипажа бомбардировочной авиации, обладавших опытом полётов в ночное время. Идя на большой высоте и над незаселёнными районами – лесами и болотами, эскадрильи скрытно подобрались к целям, появившись над советскими аэродромами с первыми проблесками рассвета – в 03.15. 22 июня. Несмотря на сокрушительный удар в самом начале, в период с 22 июня по 19 июля, “Люфтваффе” потеряли сбитыми или повреждёнными 1284 самолёта. (В советских источниках о первом дне войны прочно закрепилась цифра 1200 уничтоженных самолётов на аэродромах, так и не успевших взлететь. Примеч. авт. Так что война в воздухе на Восточном фронте отнюдь не являлась приятной прогулкой. Совершенно очевидно, что внезапный удар по ВВС Советского Союза имел огромное значение для действий немецких наземных войск. Тут возникает ещё один вопрос: как же всё это оказалось возможным, если в Москве знали о неизбежном немецком вторжении? Как объяснить тот факт, что на передовой советские наземные войска и военная авиация буквально безмятежно спали, тогда, как в тылу были сделаны все приготовления к войне? Например, подготовка к светомаскировке оказалась настолько тщательной и повсеместной, что по всей Западной России с самого начала войны имелись в большом количестве синие лампочки и другие материалы. Мобилизационная система также исправно функционировала. Перевозки людей и грузов в тылу повсюду осуществлялись на высоком уровне. Перевод промышленности на военные рельсы произошёл задолго до этого и без сбоев в соответствии с заранее намеченными планами. Уничтожение потенциальных “врагов народа” в приграничных территориях проходило с механической методичностью. В ночь с 13 на 14 июня 1941 г. – т. е. за восемь дней до немецкого вторжения – советские органы безопасности интернировали из республик Прибалтики несколько тысяч “подозрительных семей”. Сотрудники НКВД в течение считанных часов погрузили в железнодорожные вагоны около 11 000 эстонцев, 15 600 латышей и 34 260 литовцев и отправили их сквозняком в Сибирь. Всё действовало без сбоев» [Карель, 2003а, с. 51].
Первыми в войну вступили лётчики «Люфтваффе». Воздушные сражения всегда носили ожесточенный характер и оказывали существенное влияние на успехи наземных войск. «Люфтваффе» с первого дня захватили господство в воздухе. Но, как пишет М. Солонин в своей книге «На мирно спящих аэродромах…», «потери советских ВВС в первый день войны составили 528 самолётов», но только, наверное, в полосе Западного фронта [Солонин, 2006, с. 422]. Эта цифра почему-то вызывает подозрение, поскольку поступило сообщение Сталину от командования ВВС о потерях 1200 самолётов в первый день войны, но, видимо, на всём советско-германском фронте. Это повергло его в шок [Кузнецов, 2003, с. 29]. Неужели руководство ВВС могло представить ему ложные сведения? Очень сомневаюсь. Однако в ходе войны с Германией наши ВВС несли довольно ощутимые потери, но большей частью не связанные с боевыми действиями. Так В. Бешанов в своей книге «Кадры решают всё» пишет: «Потери в боевых самолётах ВВС в 1944 г. были максимальными, 24 800 машин. Но потрясает другое обстоятельство: из этого количества лишь 9700 погибли в боях, а 15 100 относятся к не боевым потерям. С одной стороны, советская военная приёмка на заводах закрывала глаза на брак, поэтому на фронт нередко поступали самые настоящие “летающие гробы”. С другой, сказывался крайне низкий уровень лётной подготовки пилотов» [Бешанов, 2006а, с. 435]. Вот что пишет об этом историк Р. Иринархов в своей книге «Непростительный 1941»: «Но не все авиационные части были готовы встретить нападение врага. В директиве № 34677 от 17 мая 1941 года отмечалось: “Главный военный совет, рассмотрев итоги боевой подготовки ВВС Красной армии за зимний период 1941 года, отмечает: боевая подготовка ВВС Красной армии проходила неудовлетворительно. Низкие показатели сопровождались чрезвычайно большим количеством катастроф и аварий. Переучивание лётного состава на новые типы самолётов, поступающие в лётные части, проводилось медленными темпами, отсутствовала практика учебных полётов по прицельному бомбометанию. Организация противовоздушной обороны аэродромов тоже оставляла желать лучшего”» [Иринархов, 2012, с. 49]. Например, налёт часов на экипаж в Ленинградском военном округе за этот период составил три часа. Да как же могла Красная армия напасть на Германию в 1941 году с такой недопустимо низкой боеготовностью всех родов войск, исключающей ведение любых наступательных операций, особенно большого масштаба?