Однако на время прервём размышления об авиации, вспомним кое о чём из нашего предвоенного прошлого.

Сегодняшним свободным жителям прибалтийских республик и жителям Западной Украины, Молдавии и Бессарабии необходимо всегда свято помнить, как стучали по рельсам тогда поезда, опутанные колючей проволокой и проводами телефонной связи с автоматчиками и пулемётчиками в специально устроенных тамбурах. Они в то страшное время по-особому стучали для интернированных граждан. Никто из них тогда не знал, на какой срок их насильно увозят, и вернётся ли кто из них в родные края? Наверняка, многие догадывались, что узникам этих поездов предстояло проделать слёзный, а скорее гибельный путь в далёкую Сибирь, Казахстан и Дальний Восток, без всякой надежды когда-нибудь увидеть свою родную землю, свой дом, своих близких. В большинстве своём худшие опасения оправдались. К сожалению, ни один поэт или композитор так и не смог во всю мощь своего таланта создать эпическое произведение, равное Девятой симфонии Шостаковича, и передать своим творчеством всю боль невыносимых страданий десятков тысяч безвинных людей и их мученическую смерть на этом длинном и скорбном пути. Слушайте люди, как стучат поезда, они о многом вам напомнят, отчего содрогнётся всякая человеческая душа. Переведём дух, поскольку всё остальное нам хорошо известно. К сожалению, прибалтийске государства безнадёжно опоздали создать эпическое произведение о трагедии многих тысяч людей, депортированных в Сибирь. Сегодня в их головах кипит и бурлит лишь злобная антироссийская риторика, затмившая разум и к добру это не приведёт.

Постараюсь ответить на вопрос автора «Ледокола», почему Гитлер напал Советский Союз. Только не буду цитировать затасканные выражения из «Майн Кампф», будто он стремился это сделать для завоевания жизненного пространства. Этого пространства у него было так много, что уже не хватало воинства, чтобы охранять эти земли и поддерживать на них оккупационный режим. Вспомним, что говорили Гитлер и его соратники перед началом войны. Как пишет об этом Пауль Карель в своей книге «Восточный фронт»: «Тремя неделями позже после визита Молотова, 21 декабря 1940 года, фюрер подписал Директиву № 21 – план “Барбаросса”. Там содержится одно важное предложение: “Все меры, принимаемые главнокомандующими в силу данного приказа, должны быть недвусмысленным образом представлены, как превентивные шаги, которые мы делаем на случай, если Россия переменит к нам своё отношение”» [Карель, 2003а]. В статье Р. Раак со ссылкой на дневник Геббельса от 16 июня 1941 года читаем: «Роль Сталина в развязывании Второй мировой войны подтверждается тем, что Гитлер много раз говорил, что он вынужден был напасть на Советы прежде, чем они нападут на него» [Раак, 2007]. В декабре 1940 года Гитлер сообщил своим генералам: «Приказ о стратегическом развёртывании вооружённых сил против Советского Союза я отдам в случае необходимости за восемь недель до намеченного срока начала операции». Это обещание Гитлер выполнил. «День 22 июня 1941 г. был окончательно им установлен и доведён до сведения верховного командования вермахта 30 апреля, т. е. за 52 дня до начала операции. А перед этим 9 января 1941 года, выступая на совещании высшего руководящего состава германских вооружённых сил, А. Гитлер заявил: “Особенно важен для разгрома России вопрос времени. Хотя русские вооружённые силы и являются глиняным колоссом без головы, однако точно предвидеть их дальнейшее развитие невозможно. Поскольку Россию в любом случае необходимо разгромить, то лучше это сделать сейчас, когда русская армия лишена руководителей и плохо подготовлена. Тем не менее, и сейчас нельзя недооценивать русских. Поэтому необходимы самые решительные действия”» [Военно-исторический журнал, 1967, № 2, с. 83].

Добавлю к этому о настроении в германском обществе в эти предвоенные месяцы. «Нельзя сбрасывать со счетов и то воодушевление германского народа, которое охватило почти всю нацию в результате блестящих побед на Западе» [Мировая война, 2002, с. 150]. Нет смысла дальше цитировать другие высказывания фюрера по этому поводу, они похожи по смыслу. К тому же они доказаны как архивными документами, так и свидетельскими показаниями его ближайших соратников. Ну а главным аргументом его агрессивных высказываний о сокрушении страны Советов, явилось мощное нападение гитлеровской Германии на Советский Союз. Чем окончилось это нападение для Германии, мы знаем. Категорически возражаю В. Суворову, утверждающему в своей книге «Ледокол», что «нападение Германии на СССР было вызвано опасностью нанесения неожиданного удара Красной армией по вермахту». Объективности ради, смею утверждать, что имелась, совокупность причин нападения Германии на СССР, и главная из них – завоевание большевистской России с её ресурсами, как козырной карты на будущих переговорах с англо-американцами, как ключ для военного равновесия с ними и прочного мира в Европе, уставшей от войны. И, повторяю, независимо от того, собирался Сталин напасть на Германию или не собирался, Гитлер в любом случае совершил бы нападение, поскольку иного выхода у него не было в той безвыходной для него ситуации. «Война с Советским Союзом, в очередной раз подчеркивал Гитлер, не была продиктована какими-либо волюнтаристскими соображениями: это была основополагающая цель вообще. Мы были обречены на эту войну, и нашей задачей могло быть только одно – по возможности, выбрать наиболее удачный момент для её начала» [Фест, 2006, с. 578]. И Гитлер этот момент выбрал. Скажем так: для начала войны момент был выбран удачный, для её конца оказался гибельным. Однако есть смысл привести мнение фельдмаршала Эриха фон Манштейна из его мемуаров «Утерянные победы»: «Первый вывод: ошибка, в которую впал Гитлер, недооценивая прочность советской государственной системы, ресурсы Советского Союза и боеспособность Красной армии. Поэтому он исходил из предположения, что ему удастся разгромить Советский Союз в военном отношении в течение одной кампании. Но вообще, если это и было возможно, то только в случае, если бы удалось подорвать советскую систему изнутри. Но политика, которую Гитлер вопреки стремлениям военных кругов проводил в оккупированных восточных областях при помощи своих рейхскомиссариатов и СД, могла принести только противоположные результаты. В то время как Гитлер в своих стратегических планах ставил себе целью быстрый разгром Советского Союза, в политическом отношении он действовал в диаметрально противоположном направлении. В других войнах также часто возникали противоречия между военными и политическими целями. В данном случае и военное, и политическое руководство соединялось в руках Гитлера, но результатом было то, что его восточная политика резко противоречила требованиям его стратегии и лишила его, возможно, существовавшего шанса на быструю победу. Вывод второй: в сфере высшего военного командования, то есть между Гитлером и ОКХ, не удалось выработать единой стратегической концепции, что было необходимо, как при разработке общего плана операций, так и в ходе проведения самой кампании 1941 года. Стратегические цели Гитлера основывались преимущественно на политических и военно-экономических соображениях. Путём овладения районами, богатыми сырьевыми источниками, он надеялся по существу парализовать Советский Союз в военном отношении» [Манштейн, 2002, с. 184].

Конечно, битого немецкого полководца можно оспорить, но в этом сейчас нет необходимости. Важно то, что все эти битые генералы и фельдмаршалы при обсуждении и утверждении невразумительного плана «Барбаросса» в восторженном приветствии вскидывали руки вверх и дружно рявкали: «Хайль Гитлер», а после тюремной баланды дружно принялись за мемуары, в которых всю вину за совершённые злодеяния во время войны и поражение так же дружно свалили на мёртвого фюрера, которому служили верой и правдой. А ведь какими стратегами они были вначале войны! Однако после поражения опустились до банального самооправдания.

К сожалению, мы не располагаем сегодня, даже в минимальной степени, архивными документами, подтверждающими намерения Сталина внезапно напасть на Германию. Правда, в последние годы появились ненадлежащим образом оформленные документы или их неполные копии, что не даёт нам с полной уверенностью утверждать об имеющихся сталинских планах и их реальном воплощении в жизнь. Зато в изобилии мы имеем многочисленные показания свидетелей, как соратников Сталина из его ближайшего окружения, так и ответственных работников Генштаба и нижестоящих военнослужащих разных званий-величаний на этот счёт, а главное, характер действий в предвоенные месяцы соединений Красной армии в приграничных областях и на границе. Для убедительности приведу лишь некоторые высказывания свидетелей из окружения вождя. Не случайно В. М. Молотов в кругу своих соратников высказывался о намерениях советского руководства в предвоенный период: «Сегодня мы поддерживаем Германию, однако ровно настолько, чтобы удержать её от принятия предложений о мире. Поддерживаем до тех пор, пока голодающие массы воюющих наций не расстанутся с иллюзиями и не поднимутся против своих руководителей» [Бешанов, 2006а, с. 115]. Согласимся, правильно тогда говорил глава Советского правительства, но почему-то не учитывал мнения трудящихся страны Советов, где повальные голодоморы 1920-х и 1930-х годов унесли миллиона жизней граждан, строящих светлое будущее. Далее Молотов уверенно продолжает: «В этот момент мы придём на помощь, мы придём со свежими силами, хорошо подготовленными, и на территории Западной Европы… произойдёт решающая битва между пролетариатом и загнивающей буржуазией, которая и решит навсегда судьбу Европы» [Там же]. Признаемся, безбожным и беспощадным был человеком сталинский нарком по иностранным делам к своим гражданам, которых, совместно с вождём, загубил миллионы. Куда он звал свой покорный обездоленный народ и зачем? Напомню, что западные партнёры не слишком опасались в тот момент вермахта, озабоченного возникшими проблемами с его восточным соседом, и были невысокого мнения о боевой мощи Красной армии. Так же и Гитлер не считал Сталина и Красную армию сильными соперниками и без особых раздумий решился напасть на советскую Россию, чтобы покончить с ней за одну летнюю кампанию.

Есть смысл привести высказывания ближайших соратников Сталина о политике Польши в предвоенный период и на этом фоне показать их агрессивный характер и бахвальство о мощи Красной армии, которым они делились с нижестоящими партийцами. Они напоминали партийным активистам, что Польша, которая категорически отвергала любой союз с Москвой, настаивала на гарантиях Запада, проводила открытую частичную мобилизацию и при этом заигрывала перед Берлином. Политический подручный Сталина по «тёмным» делам Л. Мехлис саркастически вещал с трибуны: «Как проститутка, да извинят меня присутствующие здесь женщины, переходит из рук в руки, так Польша отдавалась то Франции, то завязывала серьёзный роман с Берлином. Сейчас польская мадам объявила, что она заняла твёрдую позицию и ищет серьёзного партнёра, обязательно со средствами. Посмотрим, что из этого выйдет». И далее: «Англия – это профессиональный поджигатель войны, но двурушник, ловкий двурушник. Её политика проста – уничтожать своих вероятных противников чужими руками, втягивая их войну с кем угодно, особенно с Советами, а я приду к концу самым сильным и буду диктовать» [Бешанов, 2006а, с. 109]. Эх, неистовый Лев Захарович! Ну, зачем вы так не корректно говорили о политических и военных планах в будущей войне товарища Сталина? Ведь рисковал пострадать от сталинского гнева, но обошлось. А вот что говорил главный сталинский идеолог А. А. Жданов накануне войны: «Будем копить наши силы для того времени, когда расправимся с Гитлером и Муссолини, а заодно, безусловно, и с Чемберленом» [Там же]. А 5 июня 1941 года перед слушателями Военно-политической академии высказался о предстоящей войне угасающий революционер, дедушка Калинин: «На нас собираются напасть немцы, мы ждём этого! И чем скорее они нападут, тем лучше, поскольку раз и навсегда свернём им шею» [Военно-исторический журнал, 1994, № 6, c. 23]. Вроде бы следует выразить своё восхищение этим выступлением старца-большевика, но не хочется. Вот так они, сталинские трубадуры, истошно и голосили с самых высоких трибун о непобедимой и легендарной Красной Армии, готовой воевать и побеждать врага малой кровью и только на чужой территории.

Как пишет В. Бешанов в своей книге «Кадры решают всё»: «12–16 июня Генштаб приказал штабам западных округов начать под видом учений скрытное выдвижение вторых эшелонов армий прикрытия и резервов округов, которые должны были занять к 1 июля районы сосредоточения в 20–80 км от границы. Всего в войсках первого оперативного эшелона насчитывалось 114 дивизий. Понятно, что все эти приготовления были окружены завесой строжайшей секретности и обеспечивались мощной дезинформационной кампанией. К примеру, из дневников Гальдера следует, что немцы так и не вскрыли наличие в Белостокском выступе ударной советской группировки 10-й армии в составе двух стрелковых, одного кавалерийского и двух механизированных корпусов – почти по 1500 танков» [Бешанов, 2006а, с. 119]. В этом случае можно усомниться в утверждении Пауля Карела в первой книге двухтомника «Восточный фронт», что немецкой авиаразведке удалось с больших высот установить большое скопление советских войск на всём протяжении границы, особенно танков в лесных массивах. Тем не менее, немецкой разведке стало многое известно о количестве и местах дислокации частей и соединений Красной армии вблизи советско-германской границы, о чём регулярно докладывалось Гитлеру. Он, возможно, догадывался о намерениях Сталина нанести по войскам вермахта неожиданный и сокрушительный удар, но только не в 1941 году, из-за неготовности к большой войне Красной Армии во многих отношениях, по его мнению, и заранее упредил эту опасность мощнейшим ударом своих войск по всей советско-германской границе. Понимаю, что это предположение спорное, может быть, это случайное совпадение, но, на мой взгляд, наиболее правдоподобное, не раз подтверждённое высказываниями Гитлера и его генштабистами о причинах начала войны с Советами в июне 1941 года. Манштейн говорил после войны историку П. Карелю о дислокации советских войск на западной границе летом 1941 года следующее: «Учитывая численность живой силы в западных районах Советского Союза, а также значительное сосредоточение бронетехники, как в районе Белостока, так и Львова, Красная армия могла довольно легко перейти в наступление. С другой стороны, то, как дислоцировались советские войска к 22 июня, не говорило о намерении наступать немедленно. Наверное, наиболее точным будет определение характера сосредоточения советских частей, как развёртывание “на любой случай”. Из этого следует, к какому бы мнению кто не склонялся в послевоенный период, Сталин, скорее всего, не собирался нападать на Германию в 1941 году» [Карель, 2003а, с. 52–53]. Смущает вот что: ни гитлеровские генералы и фельдмаршалы, ни разведка и Гитлер не видели намерения Сталина совершить нападение на Германию летом 1941 года, а В. Суворов увидел. Разберёмся.