Хорошо известно, что главной ударной силой противоборствующих сторон в минувшую войну были танковые войска. В каком же состоянии находились советские танковые войска накануне войны? В приказе НКО СССР от 6 ноября 1940 года отмечалось, что «подготовка танковых частей и подразделений в тактическом и огневом отношении была посредственной. В лучшую сторону выделялись только подразделения огнемётных танков. Основными недостатками в подготовке танковых войск явилось их неумение взаимодействовать с пехотными подразделениями, нетвёрдое управление командирами и штабами своими подразделениями и частями, необученность экипажей наблюдению за полем боя, слабые знания их экипажей при устранении технических неполадок». Кроме того следует отметить, что рации были только на командирских танках, а на линейных не было, и это осложняло управление ими в боевой обстановке. Можно только предполагать, что подобных недостатков в бронетанковых войсках вермахта не наблюдалось. Будем иметь в виду, что Сталин, предприняв огромные усилия по обновлению вооружения для Красной армии и усилению её мощи, в войсках ни разу не бывал. О боеготовности РККА накануне войны мог судить только по докладам руководства армии. Надо полагать, что эти доклады всегда были обнадёживающими, в чём сомневаться не приходится. В противном случае ни начальник Генерального штаба, ни нарком обороны не избежали бы сталинского возмездия. Вот как описывает В. Суворов подготовку фронтовой системы связи в Красной армии в эти предвоенные месяцы: «Фронтовая система связи для военного времени была заранее хорошо подготовлена и отлажена. Все документы плана, частоты, позывные, пароли хранились в штабе округа, и в случае войны их нужно было рассылать в войска. Радиостанций же в округе насчитывалось несколько тысяч, следовательно, чтобы перестроить работу на военный лад, требовалась минимум неделя. Проводить эти мероприятия заблаговременно не разрешалось». Прекрасно. А на самом деле как было?
При нападении на СССР в вермахте считали: «Разрушение всякой связи в большом русском государстве должно автоматически иметь своим следствием распад советской системы. Обобщая, можно сказать, что война против СССР вообще не представляет проблемы с военной точки зрения. В два-три месяца немецкие войска будут стоять на Урале». Свидетельствует В. В. Бешанов в своей книге «Кадры решают всё»: «Идя непроторенным путём, в Академии Генерального штаба попытались было создать кафедру стратегии, но быстро от идеи отказались в связи с полным отстрелом почти всех военных теоретиков в стране. В 1935 году была сделана попытка организовать курс лекций по стратегии в военной Академии им. Фрунзе, но и она провалилась. Заместитель начальника академии Щаденко поставил на место начальника военно-исторического факультета: “Это что ещё за стратегии? Стратегией занимается лично товарищ Сталин, и это не наше дело”» [Бешанов, 2006а, с. 270–273].
За пять предвоенных лет (1937–1941 гг.) академия
Генерального штаба РККА выпустила более 800 «высокообразованных командиров, не умеющих управлять войсками». Да что там стратегия, если в академиях не изучали даже столь необходимую вещь, как организацию связи. Радиосвязь советские генералы просто игнорировали, слишком мудрёная штука. Руководить предпочитали из тёплого штаба по телефону. Если бомба или снаряд перебили провода, использовали посыльных. Почти отсутствовали средства кодирования переговоров, радиоразведки, шифровальные машины. Развитию связи значения не предавали, радиосвязь не любили и боялись её. Поэтому советские штабы тотчас теряли управление, едва войска трогались с места.
Начальник штаба 4-й армии Л. М. Сандалов свидетельствовал: «Командный состав и штабы всех соединений, в том числе и штаб армии, не умели управлять войсками при помощи радио и не любили этот вид связи из-за трудности его применения по сравнению с проводной связью» [Бешанов, 2006а, с. 272]. Но ведь и начальник Генерального штаба Г. К. Жуков, непосредственно курировавший Управление связи НКО, только с началом войны с удивлением обнаружил, что у него нет командного пункта, нет своих линий связи, а хоть какие-нибудь новости о противнике можно узнать, как пишет историк В. Бешанов, только обзванивая сельсоветы: «Товарищи! Немцы в деревне есть?» [Там же, с. 274]. Похоже на анекдот, но слишком правдив. Уже в середине дня 22 июня командующий Западным фронтом якобы доложил, что из имеющихся у него трёх радиостанций две разбиты, а третья повреждена. Ему пообещали прислать исправные, но так и не прислали. В дальнейшем, как пишут некоторые историки, Р. Г. Павлов не только ничем не управлял, но даже не знал, где проходит фронт, а Генштаб не ведал, где находится сам Павлов. Чуть ниже мне придётся заступиться за оболганного Павлова, поскольку появились новые материалы, опровергающие это утверждение. А в Москве Жуков рыдал в голос, когда Сталин задал ему простой вопрос: «Вы управляете фронтами?» Так пишет В. Бешанов, однако есть другие описания жуковских слёз, более подробные, о чём расскажу ниже.
После войны Жуков вспоминал, будто жаловался: «Перед войной считалось, что для руководства фронтами, внутренними округами и войсками резерва Главного командования в случае войны будут использованы преимущественно средства Наркомата связи и ВЧ НКВД. Узлы связи Главного командования, Генштаба и фронтов получат всё нужное от местных органов Наркомата связи, которые, как потом оказалось, к работе в условиях войны подготовлены не были. С состоянием местных органов связи я был знаком по маневрам и командно-штабным полевым учениям, когда на арендных началах пользовался их услугами. Ещё тогда мы сомневались в способностях местных органов обеспечить вооружённые силы а Генеральным штабом для исправления этого положения, за которое персонально отвечал его начальник, т. е. Жуков.) Далее он глубокомысленно размышляет о каких-то военачальниках, якобы неизвестных, допустивших непростительные ошибки, и, как бы в назидание потомкам, по-отечески наставляет: «Все эти обстоятельства обусловили один недостаток в подготовке командиров, штабов соединений и армейских объединений: слабое умение управлять войсками в сложных быстро меняющихся условиях военной обстановки. Командиры избегали пользоваться радиосвязью, предпочитая связь проводную. Что из этого получилось в первые дни войны – известно. Внутренняя радиосвязь в подразделениях боевой авиации, в аэродромной сети, в танковых подразделения и частях, где проводная связь вообще не применима, осуществлялась недостаточно чётко» [Там же, с. 65]. Очень уж двусмысленно высказался полководец и не совсем точно. Ведь запрет на пользование радиосвязью ввёл Генштаб за подписью Г. К. Жукова, а радиосвязь в названных войсках была полностью, за редким исключением, не освоена, что затрудняло пользование ею в боевой обстановке. И кто это такие МЫ, которые понадеялись на связь Наркомата связи с началом войны, Жуков умалчивает, хотя он, как начальник Генерального штаба до войны, лично отвечал за наличие связи и её надёжность. Нам ещё не раз придётся сталкиваться с подобными примерами, когда вина Жукова очевидна, но он ловко уворачивается от честного ответа и ссылается на неизвестных МЫ. Пусть читатель сам догадывается, почему так пишет для потомков «единственный»?
Подведём итог разбору утверждения В. Суворова, что связь в Красной армии была якобы на высоком уровне перед нападением на Германию в 1941 году. Из приведённых примеров совершенно очевидно, что всё было как раз наоборот. Даже Генеральный штаб не имел своей связи, так что не следует утверждать, что Красная армия была полностью боеспособной в этом отношении, готовой к проведению больших наступательных операций. А без надёжной связи управляемость войсками невозможна даже при проведении учебных мероприятий местного масштаба.
Конечно, в преддверии надвигающейся войны руководство Советского Союза продолжало осуществлять необходимые, по его мнению, мероприятия по повышению боеготовности войск на западной границе и в приграничье и сделало всё, что было в его силах. Заметим, что всё это делалось крайне осторожно, чтобы не дать ни малейшего повода вермахту для преждевременного развязывания войны. Это было грубейшей ошибкой советского руководства, на мой взгляд, так примитивно и опрометчиво маскировать военную мощь Красной армии, будучи хорошо осведомлёнными о намерениях противной стороны. Оправданием этой «опрометчивости» советских руководителей может служить только одно: видимо, сами готовились наступать, поэтому и скрывали концентрацию своих войск и все проводимые мероприятия на западной границе.
26 мая 1941 года корреспондент Ассошиэйтед Пресс Генри Д. Кэссиди в своём первом крупном репортаже для американских газет из Москвы описал путешествие с воинским эшелоном от берегов Чёрного моря в столицу советского государства. Он писал: «В результате этой поездки у меня сложилось впечатление, что они хорошо начинают» [Карель, 2003а, с. 52]. Хорошо-то хорошо, согласимся с этим. Но почему же тогда наши передовые войска на границе были застигнуты врасплох по всему фронту наступления германских войск? Генерал-полковник Гудериан написал в своих мемуарах: «14 июня 1941 года Гитлер собрал в Берлине всех командующих группами армий, чтобы обосновать своё решение о нападении на Россию и выслушать доклады о завершении подготовки. Он сказал, что не может разгромить Англию. Поэтому, чтобы прийти к миру, он должен добиться победоносного окончания войны на материке. Чтобы создать себе неуязвимое положение на Европейском материке, надо разбить Россию. Подробно изложенные им причины, вынудившие его на превентивную войну с Россией, были неубедительны» [Гудериан, 1999, с. 203]. И там же: «20 и 21 июня я находился в передовых частях корпусов, проверяя их готовность к наступлению. Пристально наблюдая за русскими, я пришёл к твёрдому выводу, что они ничего не знали о наших намерениях» [Там же, с. 208]. Но почему же так ошибался танковый полководец вермахта? Наоборот, советское руководство знало о намерениях немцев очень даже много, но необходимых мер по отражению нападения противника не принимало. Это удивляет. Причина была, видимо, одна: тщательная маскировка всех мероприятий Красной армии на границе и в приграничных районах сосредоточения войск, показная демонстрация миролюбия и благодушия наглядно убедили гитлеровцев в нашей оборонительной политике. Хотя В. Суворов утверждает, что Красная армия скрытно готовились к нападению, игнорируя оборонительные мероприятия, что и привело к её полному разгрому в приграничных сражениях. Но какая же причина могла послужить столь трагическому для РККА началу войны? Их, на мой взгляд, несколько, и главные из них следующие. Недопустимо низкая боеготовность всех родов войск РККА, что подтверждается многочисленными проверками комиссий из Наркомата обороны. Командный состав на всех уровнях не соответствовал требованиям современной войны, о чём выше уже упоминалось. Войскам не ставилась задача о проведении оборонительных мероприятий. Роковая ошибка Сталина накануне войны.
Рассмотрим подробнее ошибки Сталина в предвоенный месяц. В книге «Ледокол» В. Суворов утверждает, как и в других случаях, что нападение Германии было для Сталина внезапным и явно неожиданным. Да так ли это? Давайте ещё раз непредвзято посмотрим на его поведение за несколько дней и часов до германского вторжения и те решения, которые он принимал для отражения агрессии, с учётом разведданных. «Почти каждый день на рабочие столы Сталина и высшего руководства страны и армии ложились всё новые и новые документы, поступающие из различных источников: по дипломатической линии, от военных атташе за границей, через агентуру, от войсковой и пограничной разведок. Все они свидетельствовали о неизбежности фашистского нападения. Но особого беспокойства у руководства страны и Красной армии они не вызывали. Разведывательное управление Генерального штаба чётко отслеживало обстановку на советско-германской границе, отмечая, что развёрнутая группировка германских войск уступает находящимся на границе советским войскам» [Иринархов, 2012]. Какая же всё-таки преступная самонадеянность (иначе назвать нельзя) царила в головах всех советских руководителей в тот ответственный период, что не нашлось ни одного руководителя из сталинского окружения, который проявил бы мужество и здравомыслие, обратив внимание Сталина на трагичность положения Красной армии, совершенно не готовой отразить нападение гитлеровцев. Ведь все прекрасно знали, видели и должны были понимать, что части и соединения Красной армии оборонительными мероприятиями весь предвоенный период не занимались, а только наступательными, и отразить фашистскую агрессию в принципе не могли. Кроме того, советскому руководству ну никак нельзя было не обратить внимания на поспешный отъезд из Москвы посольств Германии, и ее союзников. К тому же 19–20 июня все германские суда покинули советские порты, а некоторые из них ушли недогруженными. Это ли не явный признак неизбежного начала скорой войны? Всякая дипломатия в этой ситуации была бесполезной, и оставался единственно возможный вариант – на силу отвечать силой. Но совершенно необъяснимо другое, довольно странное обстоятельство: по какой причине тоже поспешно выехала из Москвы на родину часть сотрудников английского посольства? Интересный момент, но историки на него до сих пор почему-то не обратили серьёзного внимания.
А тревожные сообщения непрерывным потоком продолжали поступать из всех приграничных округов. Так 19 июня на участке Белорусского погранокруга была захвачена диверсионная группа, пытавшаяся проникнуть на советскую территорию. На допросе диверсанты показали, что 22 июня ожидается нападение германских войск на Советский Союз. Что удивительно, подобных свидетельств от перебежчиков с той стороны накопилось множество, чтобы нельзя было не поверить их сообщениям наряду с информацией от советской агентуры, подтверждающей их сообщения. Таким образом, Сталин и руководство армии прекрасно знали о том, что произойдёт утром следующего дня, но никакой тревоги это у них не вызывало. Сейчас известно, что Сталин, несмотря на неоднократные просьбы Генштаба объявить полную боевую готовность частям и соединениям на границе, отказывал им в этом. Более того, он запретил организацию необходимой обороны на всей территории границы и приграничных районов, что привело к крайне неудачному началу войны для всей Красной армии. Поэтому и телеграмму о приведении войск западных округов в боевую готовность передали с большим опозданием. Хотя руководство страны и армии рассчитывало, что их соединения и части успеют занять оборонительные позиции на границе, но это оказалось непростительной ошибкой. Одного не учли: длительная передача зашифрованного приказа через все штабы вплоть до низшего займёт много времени, а до многих частей он не дойдёт, и им придется принимать свой первый, а зачастую и последний бой на неподготовленных рубежах. И тем удивительней самоуверенность Сталина в высокой боеготовности его армии, способной успешно отразить нападение врага, что подтверждает беседа его с Югославским послом. На его вопрос о возможном нападении Германии на СССР, Сталин уверенно ответил: «Мы готовы, если им угодно, пусть придут» [Военно-исторический журнал, 1994, № 6, с. 23]. На сообщение Г. К. Жукова, что немцы концентрируют военно-воздушные силы и усилили разведку вблизи наших границ, Сталин спокойно ответил: «Они нас боятся» [Жуков, 1969, с. 57]. По свидетельству маршала артиллерии Воронова, «никаких совещаний о возможной войне с Германией в наркомате не проводилось. Была самоуспокоенность и благодушие» [Воронов, 1963, с. 65].
Маршал Советского Союза К. А. Мерецков (в июне 1941 года заместитель народного комиссара обороны, генерал армии) вспоминал в книге «На службе народу»: «Наркомату обороны к исходу 21 июня 1941 года стала ясной неизбежность нападения фашистской Германии на СССР в следующие сутки. Нужно было побыстрее оповестить войска и вывести их из-под удара, перебазировать авиацию на запасные аэродромы, занять войсками первых эшелонов рубежи, выгодные для отражения нападения агрессора, начать вывод в соответствующие районы вторых эшелонов и резервов, наладить управление войсками. К сожалению, в оставшиеся до начала войны 5–6 часов Наркомат обороны и Генеральный штаб Красной армии не сумели решить этой задачи» [Мерецков, 1969, с. 79]. Никаких решительных мер по отражению агрессии противника Генеральный штаб в войска не послал, кроме осторожных и невнятных предупреждений (вроде «ничего не предпринимать», «границу не переходить»). Только нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов взял на себя всю ответственность, сумел в оставшиеся часы оперативно принять нужные меры и привести флот в боевую готовность. Но существенного влияния это уже не оказало.
Знакомясь с архивными документами предвоенных месяцев, иногда встречаешься с указаниями Сталина и руководителей Красной армии об укреплении на границе и приграничье стратегической обороны, но нигде не встретил документа, подтверждающего завершение оборонительных мероприятий. Странно, чтобы указания Сталина были кем-то не выполнены. Видимо, поступали эти указания слишком поздно, и на их выполнение не хватило времени. Гитлер не дал такой возможности. На одном из проведённых в 1940 году совещаний в Генеральном штабе генерал Мерецков (являвшийся в то время начальником Генерального Штаба) отметил, что «…все разведданные докладываются куда следует, что правительство проводит внешние и внутренние военно-политические мероприятия для улучшения стратегических позиций и дальнейшего укрепления оборонной мощи страны, а всё это требует времени. Единственная возможность – делать вид, что мы всерьёз относимся к советско-германскому пакту о ненападении. Сталин дал указание тщательно следить за сосредоточением и перемещением войск противника. Также велено было, всем присутствующим на совещании, интенсивнее готовиться к проведению общевойсковых учений в приграничных округах и быстрее завершить разработку плана оборонительного строительства» [Хренов, 1982, с. 68]. «В директивах наркома обороны руководящему составу Красной армии одновременно с задачами по отработке наступательных операций обязательно, причём конкретно и подробно, ставились задачи и по оборонным операциям». [Василевский, 1978, с. 98–99]. Там же: «В конце марта 1941 года советским правительством принимается решение о призыве 500 000 красноармейцев, сержантов и командиров, а несколькими днями позже ещё 300 000 человек для укомплектования частей и соединений в укрепрайонах, артиллерии РГК и других специальных войск».
Конечно, при таких массовых призывах резервистов и новобранцев боеготовность войск заметно понижалась, хотя она и без того была на недопустимо низком уровне, и нужно было время, чтобы подготовить из них опытных солдат, хорошо знающих своё дело. И снова времени не хватило. В подтверждение сказанного приведу пример. Известно, что В. Суворов, будучи военнослужащим Советской армии, одно время служил в центре подготовки сержантского состава для всей армии. Мне в далёкой молодости тоже пришлось служить срочную службу, но намного раньше, с 1954-го по 1957 год, когда я окончил годичную полковую школу сержантов и был оставлен в ней, готовить следующий выпуск. Давайте согласимся, Виктор Богданович, что солдаты, в массе своей, по своему уровню развития зачастую бывают разными. Один за неделю не может освоить и даже запомнить, что такое стебель, гребень, рукоятка, другому для этого хватает и нескольких минут. Но ведь мало знать солдату устройство винтовки, надо ещё научиться ею умело пользоваться в боевой обстановке, причём правильно оценивать боевую ситуацию и слаженно действовать в составе отделения, взвода, роты и батальона и взаимодействовать с другими родами войск. Но для этого нужно не менее шести месяцев ежедневной муштры, чтобы подготовить из новобранца профессионально подготовленного красноармейца. Говорю это к тому, что в разные месяцы 1941 года, до начала войны, в Красную армию было призвано более миллиона резервистов, а всех новобранцев замели ещё раньше. Официальной мобилизации не было, но её количественный рост постоянно увеличивался, и согласитесь, подготовить из новобранцев полноценных воинов возможностей уже не было. Из этого следует, что не могла Красная армия с недостаточно обученным воинством в 1941 году дойти до Ла-Манша, как некоторые историки утверждают, и советизировать всю Европу. Глупость безысходная.
2015 г. 1957 г. Фото из личного архива.
Подписание пакта Молотова – Риббентропа, август 1939 г.
Встреча Молотова с Гитлером в Берлине, 1940 г.
Дружеские рукопожатия Сталина и Риббентропа после подписания пакта, август 1939 г.
Вторжение гитлеровцев в Польшу, 1939 г. Современный обелиск, посвящённый этому событию.