Нет, Егор Мамкин никогда не был аскетом, и новогодние праздники обычно встречал, как все нормальные люди встречают. Конечно, всякое случалось, но речь не об этом. После случившейся несколько лет назад семейной трагедии он почти перестал понимать шутки и не выносил любого веселья, а за праздничным столом чувствовал себя чужим, лишним человеком, а поэтому искал повод поскорее покинуть шумную компанию. В последние годы всячески старался застолий избегать, как сделал и в эту предновогоднюю ночь. Обычно он ложился спать в десять часов вечера, а вставал в шесть утра и спешил на прогулку. Так было и в прошлое новогоднее утро, тихое, морозное со звёздным небом, как по заказу, чтобы взбодрился.

Сразу-то крепкий морозец с домашнего тепла пробирал нутро до печёнок, но думалось и дышалось легко и свободно. О плохом старался не думать, только о хорошем. Благодать. Улица пустынна, лишь причудливо искрятся снежинки в слабом разноцветье уличных фонарей. С любопытством рассматривал он темные окна домов и необременительно задумывался: да сколько же за этими загадочными окнами счастливых и не очень людей, добрых и злых, всяких, никто не знает, и он тоже. Да, наверное, не шибко-то кому и хочется об этом знать. Однако как-то неуместно в эту морозную рань думать и вспоминать о любви, но воспоминания в это новогоднее утро его сознание почему-то слегка тревожили былыми завлекательными страстями – вот что он помнил из прошлой жизни. Умом-то Егор понимал, что о любви надо бы ему сейчас поменьше думать и говорить, особенно в его возрасте, но почему-то, мысли непрошено всё равно его одолевали, и именно в это утро. Однако как же неожиданно и неуместно подкралась к нему эта мыслишка, как до головы жирафа, но добралась! А толку-то? Эх! Старость, старость! «Унылая пора», как сказал поэт, вроде по другому случаю, но эта фраза годится любому человеку, когда его неумолимо настигает старость, а тут-то о ней и скажешь «унылая пора», привяжется, и уже никуда не денешься. Это же беда, от неё не отмахнёшься, как от назойливого комара, и жизнь до конца дней станет безрадостной.

Неожиданно позади Егора, в тёмном подъезде дома, среди утренней тишины, как-то особенно громко хлопнула входная дверь и раздался пьяный окрик:

– Слышь, дед!? Погоди маленько!

Егор обернулся, огорчённый, что его уже со спины принимают за деда. Дожил! Чуть пошатываясь, подошёл мужчина средних лет и охрипшим голосом спросил:

– Куда прём, дедуля, в такую рань?

– В церковь, – наугад буркнул он в ответ.

– Верующий что ли?

– Да вроде того, – торопливо ответил он, стараясь поскорей отвязаться.

– Ну и дурак! А вообще-то правильно, молодец! Давай выпьем за наше знакомство, – и торопливо достал из внутреннего кармана бутылку водки.

– Да не могу я, приятель!

– Понял, понял, – виновато и поспешно ответил незнакомец. – Ладно, деда! Тогда помолись там за меня всем святым и прощения попроси за мои грехи. Их у меня, слышь-ка, с три короба наберётся!

– Ладно, – буркнул Егор и хотел пойти, но тот не отставал.

– Слышь-ка, дедок! Присоветуй, как мне поступить? С вечера-то мы с жинкой вроде как помирились, ведь цельный год врозь прожили, а как ночь поспали, утресь-то она меня снова выгнала. Шибко требовательная она у меня и строгая в семейных делах, – шмыгая носом, грустно добавил он. И непонятно было, то ли он гордился её строгостью в семейных делах, то ли жалуется на неё. – Дак что делать-то дед? Прямо беда!

– Надо вернуться и исправить свою ошибку, – не раздумывая, угрюмо ответил ему Егор и хотел было снова уйти.

Однако незнакомец торопливо взял его за рукав и почти трезвым голосом, тяжело вздохнув, сказал обречённо:

– Нет, сегодня не могу исправиться, а завтра постараюсь, – и тут же резко повернулся и пошёл своей дорогой, с неисправленной ошибкой.

«Не позавидуешь бедолаге», – ухмыльнувшись, подумал Егор и вздохнул с облегчением, что так легко отвязался от пьяного незнакомца.

Давно подмечено, что наш человек всегда охотно делится с незнакомыми людьми своими бедами и несчастьями, а радостью и удачей редко, а то и никогда, и это понятно. На людях, говорят, и смерть красна, а своё счастье и удачу, видимо, берегут от зависти и сглаза. Тошно думать, но в его жизни приспела такая горькая пора, когда не хочется делиться с людьми ни тем, ни другим. «Эх, судьба моя злющая и скупердяйская, как же она щедро одарила горем и неудачами и до обидного скупо кинула малюсенькую кроху счастья, которое, как летучая тень, изредка мелькнёт перед глазами, и нет его, будто никогда и не было. А ты всё ещё барахтаешься в этой жизни, к чему-то стремишься! Странно. Всё-таки живуч человек-царь природы, как говорят умные люди».

Царь-то царь, а на душе скверно от таких мыслей, и надо бы ему на другую волну перебраться, более позитивную, и ему это, похоже, удаётся. Приметил, как навстречу быстро приближается женщина, празднично одетая, а её свежее лицо, подрумяненное утренним морозцем, выглядит особенно мило, такое бывает только у молодых и здоровых женщин. Но когда она приблизилась, от неё пахнуло лёгким запахом дорогих духов. Егор в лёгком смятении на какой-то миг залюбовался ею, и у него неожиданно возникла шальная мысль и неудержимое желание, обнять незнакомку и поцеловать её в холодные губы, отогреть их долгим поцелуем. «Возможно, – думал он, – если она добрый человек, то должна принять поцелуй незнакомца за новогодний сюрприз и шибко не обидиться, но от испуга, наверное, ругнёт его нехорошими словами, и правильно сделает. Ему-то больно от этого не будет». Однако женщина интуитивно уловила намерение незнакомца, его желание нарушить её суверенитет, и, не сбавляя хода, она чуть отклонилась в сторону, ускорила шаги. Егор с досадой оглянулся и увидел, как она часто семенит и поскрипывает в сапожках по стылому снегу, удаляясь от него в предрассветный сумрак новогоднего утра, и обиженно подумал: «Ба-атюшки светы! Как-а-я выбражуля-я! А раз так, ходи теперь целый год нецелованной, и губы твои, возможно, никто, как я, не отогреет, так и останутся холодными!» Но тут неожиданно, будто из глубин сознания, раздалось укоризненно участливое и спокойное предостережение Ангела-хранителя: «А ты, Егорушка, окстись, грешник неприкаянный, что поддался искушению лукавого и вознёсся в дебри прелюбодеяния! А ну-кось, раб Божий, сковырнись оттудова, из облаков-то, и припади с нательным крестом к земле-матушке, и кайся, кайся в своём грехе, и прощён будешь». Как нашкодивший ребёнок, понуро склонив голову, смиренно слушает Егор своего Ангела-хранителя и соглашается с ним, хотя очень хочется ему возразить, но сдерживается. Много раз он милостиво спасал Егора от неминуемой гибели и от других несчастий, и тот любил своего Заступника, втайне надеялся на его спасительную поддержку в будущем и никогда ему не перечил. Грешно было.

В лёгкой печали Егор незаметно подошёл к своему дому, и тут его поразила неожиданная мысль. Он, замедлив шаг, задумался. Ну почему много лет рядом с ним нет человека, способного в тягостные моменты скромно помолчать или ненавязчиво вести интересную беседу? И разочарованно сам себе ответил: да потому, что в его возрасте друзей чаще теряют, чем ими обзаводятся. Всего-то. Тоскливо посмотрел на окна своей квартиры в большом доме и удивился. Из тусклого окна его комнаты, сквозь задёрнутые шторы, чуть пробивался свет. Странно. Есть повод для размышлений, как говаривал когда-то в подобных случаях незабвенный Штирлиц. Дело в том, что его жена уже около месяца лежит в больнице, а до этого после операции пролежала столько же, и он измаялся от мужского одиночества, поэтому невольно и стал приглядываться к незнакомым женщинам. И не следует его за это осуждать. Конечно, у них с женой с молодых лет тоже была прекрасная, взаимная любовь, да и осталась, только за прожитые годы превратилась она в укоренившуюся привычку и стала их образом жизни. Яростно полыхавший огонь их любви незаметно угас, но ещё какое-то время слабенький отсвет от того огня будет чуть заметно трепыхаться между ними и совсем погаснет только при их кончине. Такая вот судьба им выпала, и ничего с этим не поделаешь.

Давно заметил Егор, что малейшее изменение устоявшегося образа их жизни и привычек он переносил скверно и начинал чудить, как сейчас было со встреченной женщиной, хотя вреда от этого никому не было. Семья же его дочери, проживающая в соседней квартире, сейчас спит самым сладким утренним сном. Какие ещё могли быть у них посетители? Никаких. Впрочем, эта ситуация, интересная и загадочная, его приятно взволновала. Под таким впечатлением он и вошёл в подъезд и, сдерживая дыхание, осторожно поднялся по лестнице. Загадка взволновала Егора, и он дал волю предположениям, порою самым фантастическим.

Наверное, это давнишняя его знакомая, неожиданно вспомнила о нём и своим присутствием решила в это праздничное утро скрасить ему одиночество. Но как она попала в квартиру? – вот что подумал Егор и пришёл к выводу, что, видимо, уходя, не запер дверь на ключ. Такое с ним и раньше случалось. Но какая же она всё-таки прелестная душенька, что решила навестить его в это трудное для него время и, наверное, терпеливо поджидает. Представил, как она в праздничном одеянии и с причудливой, изумительной причёской сидит в его широком кресле и ждёт встречи с ним. Наверное, не случайно подол её праздничного платья чуть откинут в сторону, оголяет обворожительные ножки, от которых глаз не оторвёшь, да и не надо их отрывать. А из полуоткрытых бархатных ресниц на него доверчиво и призывно смотрят озорные глаза, зеркало её открытой души. Знает он, пробовал, опасно в эту душу нырять, можно и не вынырнуть, но без раздумий спешит к ней, уверенный, что прожитая жизнь заметно притупила остроту его чувств к ней, так что вынырнуть удастся. Но тут неожиданно снова послышался укоризненный голос его Ангела-хранителя: «Слышь, Егорка, раб Божий! Тебя этось, куда опять занесло, старая орясина? Всё блудишь и блудишь по земле, как неприкаянное, бродячее облако по небу! Свой путь, данный свыше, забыл, что ли? А ну ступай по нему, да не обольщайся, чадо, грешными мыслями и пустыми надеждами, а кайся, кайся, да осеняй себя крестом Божиим!» В смущении Егор с ним согласился. Открыл дверь, вошёл, и его охватило горькое разочарование, он даже недовольно поморщился. Оказывается, в прихожей не выключен ночник, а в полумраке комнаты никого нет. Егора охватило разочарование, на лице появилось кислое выражение, душу стала обволакивать вселенская тоска.

За кухонным столом он в одиночестве и тяжёлом разочаровании выпил ароматный кофе и задумался, как бы ему удачнее окончить размышления «Утреннего странника», о котором начал писать ещё в прошлом году. Немного был сердит на своего Ангела-хранителя, что не позволил ему в это новогоднее утро свободно и всласть помечтать о прекрасной женщине. Ну, скажите на милость, кто ещё может доставить мужчине столько захватывающих наслаждений, удовольствий и земного счастья, как не женщина? Да никто. Ну почему об этом нельзя помечтать наедине с собой, если приятно? Пусть я грешник, согласен. Но без грешников не бывает и праведников. Стало быть, он хоть и похож на орясину, как показалось Ангелу-хранителю, но ведь живой же человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Да, он привык за свою жизнь не только восхищаться женщинами, но и умело за ними ухаживать, ведь из его жизнелюбивой души ещё не выветрилась влюблённость, которая стимулирует жизнь, наполняет радостью, и большого греха он в этом не видит. Домыслить ему снова не дал заботливый Ангел-хранитель: «А ты, чадушко, не ухмыляйся, не ухмыляйся, душа твоя окаянная, и не богохульствуй, Егорий. И говорю тебе, кайся грешник, кайся, от мыслей о прелюбодеянии, навязанных тебе дьяволом во зле. Изгоняй их из себя, осеняя крестом божиим, и молись, блудный грешник, истово молись, свои грехи-то замаливай!» Егор смиренно согласился, привычно осенил себя крестом и принялся дописывать своего «странника».

Конечно, написал он не очень-то весёлую историю, но только для тех, у кого доброе отзывчивое сердце, способное любить и прощать. А в потёмках своей взволнованной души приятно затеплилась слабая надежда, что, возможно, его мысли и благородные чувства могут в это раннее и праздничное утро, на миг соединиться с любящей душой другого человека, и они вместе воспрянут над серостью будничной жизни. А есть в этом грех или нет, душе милостиво подскажет Ангел-хранитель, и она, его душа, своего Спасителя всегда услышит и отзовётся. Вот в чём дело.

Только не сердитесь, друзья мои, на Егора, утреннего странника, что своими невесёлыми размышлениями не дал вам выспаться в самую рань нового года. Так получилось.

С наступающим Новым годом, друзья!