– Знаешь, что я подумал, – сказал Гаврилов жене, после того как они легли в постель и выключили свет.

– Что?

– Я подумал, что мы с тобой совсем не знаем, какая она, наша дочь. И это удивительный факт!

Анна Геннадьевна отвечала ему с явным раздражением в голосе:

– Послушай, друг мой! Нечем тут восхищаться! У меня… у меня из головы никак не выходит… не выходит, что она тайком нюхает кокаин. Да. Здесь надо срочно, срочно принимать какие-то меры, а не регистрировать удивительные факты.

– Ань, – поморщился Н. И., – ну с чего ради ты взяла, что она нюхает кокаин? Только из-за того, что Женя сказала? Так Женя просто неуравновешенная женщина. А последние события и вовсе вышибли её из колеи.

– Она так и не смогла объяснить мне, зачем… зачем ей кредитка, – озабоченно пробормотала Анна Геннадьевна.

– Мало ли зачем.

– Ей шестнадцать лет, да, и у неё нет счёта в банке, а ты… ты говоришь, мало ли зачем! Объясни тогда зачем, раз ты всё, раз ты всё знаешь!

– Ну, – Н. И. на секунду задумался, – может, они хвастаются друг перед другом в школе.

– Чем хвастаются?

– Элементами статуса взрослого человека.

– Очень правдоподобно!

– Более правдоподобно чем то, что она нюхает кокаин.

– Ладно, давай не будем… давай не будем об этом, – сказала Анна Геннадьевна. – Я не хочу вступать с тобой в перепалку. А хочу, хочу, чтобы ты помог мне.

– Хорошо. Что ты хочешь, чтобы я сделал? – спросил Н. И.

– Скажи, как нам быть дальше.

– Как нам быть дальше, как нам быть дальше, – Гаврилов пожал плечами под одеялом, – никак. Просто быть с ней повнимательнее, воспринимать её как взрослую самостоятельную личность, наблюдать и удивляться, в конце концов. Удивляться, что у нас в доме живёт человек, не похожий ни на тебя, ни на меня, ни на кого в мире!

– Наблюдать и удивляться!!! – Анна Геннадьевна перешла с шёпота на разговор вполголоса. – Наблюдать и удивляться, – ещё раз повторила она. – А кто будет воспитывать? Да. Ты знаешь, иногда я… я просто… просто поражаюсь тебе. Твоему олимпийскому спокойствию и нежеланию действовать, когда речь заходит о дочери. Она – наша плоть и кровь! Да. А ты как будто не чувствуешь… как будто не чувствуешь этой связи. И как, скажи мне, пожалуйста, скажи, как можно наблюдать и удивляться, когда наша плоть и кровь балуется с наркотой!

– Опять ты за своё, – устало произнёс Николай Иванович. – Давай лучше прекратим этот разговор. Он ни к чему не ведёт.

– Отлично! Давай, – Анна Геннадьевна отвернулась и легла на бок, спиной к мужу.

– Спокойной ночи, – сказал он и, в свою очередь, отвернулся.

Уснуть ему, однако, не удалось. Через полчаса он встал и, захватив с собой телефон, отправился в ванную.

Мысль о том, что дочь выросла и давно живёт самостоятельной жизнью, о которой ни он, ни жена не имеют понятия, захватила и увлекла его.

Забравшись в ванну, Н. И. пустил воду и зашёл на свою страницу «ВКонтакте». В ответ на запрос информации система выдала ему результат из двенадцати совпадений, в одном из которых, обозначенном как «Надя „Киоко“ Гаврилова», он без труда по фото узнал свою несовершеннолетнюю дочь.

В графе анкеты «Интересы» Николай Иванович с удивлением прочёл:

«Сны».

Далее он перешёл к заметкам, которые писала Надежда, и с не меньшим удивлением проглотил их:

Пытка каплями воды…

Сегодня во сне увидела лист бумаги, на котором было написано: «15 лет – это когда …..». И вот я уже была готова проникнуть в тайну этого возраста, как меня внезапно разбудил звук сливающейся воды в бачке, как водопадом окатило по ушам. Проснулась и расстроилась сразу, что не успела прочитать.

Вообще же звук воды в бачке уже порядком достал, он каждое утро будит меня в одно и то же время. Fucking sound! Первое слово утром: «Бляяя» или «Ну нахуй». Не лучшее начало дня.

Это как пытка каплями воды в Китае, когда голову человека фиксировали, чтобы капли попадали на макушку в одно и то же место. А потом, когда сердишься и молчишь, то голова начинает болеть. А вообще, плевать, потому что когда я улыбаюсь, то чувствую, как приподнимаются мои уши… Лучше не думать о бочках и пытках в Китае и не сердиться больше.

Последствия гнева по поводу чего-либо порой приносят больше вреда, чем его причина. Не нервничать… хотя бы до следующего водопада в ванной.))

Телефон

Начала записывать мысли в телефон, чтобы не забыть.)

Сегодня: «Когда ты что-то произносишь, то мгновенно ставишь это под сомнение».

Это в том случае, когда слово опережает событие и тебе кажется, что каким-то образом на него влияет. Но думаю, что это видимость.

Событие – первичней, даже если оно еще не свершилось. Слово же выступает в роли знака и предчувствия. Но порой слова – это эмоции. Я их не очень люблю, так как они сбивают с толку. Больше люблю ощущения, чувства.

Искусственный глаз

Во сне мне предложили поменять мои глаза на искусственные.

В процедурной комнате уже всё было готово: стол, свет, стерильный халат. Еще я почувствовала присутствие людей, их было много, и я никого из них не знала – это были зрители, и они ждали. А возле стола стоял врач… Он тоже ждал и предложил мне сделать азиатский разрез глаз. Я стояла на пороге этой комнаты… Как только я представила, что меня хотят лишить моих глаз, чтобы вставить новые, то мне тут же стало жутко, безумно страшно! Я не понимала, почему я соглашаюсь на это… почему принимаю участие в этом эксперименте, но сбежать невероятно трудно, хотя никто не держит, словно какая-то часть меня все-таки хотела этого обмена (=обмана). Потом я увидела свой глаз: он был невероятно большой (размером с мою вселенную), а я – в нём. Он был морского зелёного оттенка, и он мне нравился. Я поняла, что это абсурд и новые глаза (искусственные) мне не нужны. И оказалось легко пойти против всеобщего ожидания …. Я сказала, что отказываюсь, и ушла.

Осьминоги и секс

Сегодня мне приснились осьминоги. Они были мягкие, розовые и нежные и скользили вокруг меня в податливой голубой слизи. Я видела их сердца, полные любви, чувствовала их прикосновения – и это было здорово! Ни один мужчина не может мне дать такого. Все они пишут одно и то же, их фантазии ограничены, а желания скудны. Поэтому зачем притворяться, зачем подстраиваться под них и прикидываться женщиной, если на самом деле я каракатица?

Ошеломлённый Гаврилов зашёл в раздел «Видеозаписи». Там были мультфильмы. Он посмотрел их и озадачился ещё больше: гигантские медведебабочки отсекали головы детям и поедали их внутренности, разбрызгивая по экрану то ярко-розовую, то ядовито-зелёную кровь, огромный богомол совокуплялся с пандой, а кальмар выделял чернильную жидкость на лицо женщины вамп.

Внезапно уединение Николая Ивановича было нарушено появлением жены.

– Почему ты не спишь? – спросила она.

– Что-то не спится, – ответил он, быстро положив телефон на край ванны.

– Что ты там делал?

Анна Геннадьевна приблизилась, лицо её сделалось подозрительно.

– Ничего.

– Пойдём спать, – зевая, сказала она.

Гаврилов вылез из ванны, вытерся полотенцем и нехотя пошёл за ней следом.

Утром он стоял в прихожей, ожидая, пока дочь завяжет шнурки, и внимательно разглядывал её. Мешковатые джинсы, толстовка с капюшоном, сумка, болтающаяся ниже колен, неуместная помада, пирсинг – привычный внешний вид, под которым, как он раньше считал, скрывается неуверенный подросток, осторожно щупающий мир, ищущий себя в переделах стандартного круга отношений с мальчиками и подругами.

Но всё оказалось иначе.

«Что же это может значить? – размышлял Н. И. – Откуда у пятнадцатилетней девочки в голове такое? Я этого не закладывал, не закладывала и Анна Геннадьевна. Вряд ли это среда – слишком уж индивидуальны высказывания. Откуда тогда оно взялось? Как вообще происходит так, что на свет появляется нечто, не связанное причинно-следственной связью с обстоятельствами, его породившими?»

Другой вопрос, волновавший Н. И., заключался в том, какой из двух образов дочери настоящий, и он, как ни старался, не мог дать на него ответа. То ли неуверенная девушка-подросток, стремясь выделиться на фоне сверстников, озвучивает несвойственные ей идеи в Сети, то ли, наоборот, непохожая на других личность, осознавая необходимость приспособления, притворяется неуверенной девушкой-подростком.

 

* * *

Для Анны Геннадьевны этот день оказался непростым. Уже ночью её мысли переключились на мужа, и всё утро она продолжала размышлять о странном его поведении.

Во-первых, он приобрёл себе технически более совершенный сотовый телефон, что было очень на него не похоже. Во-вторых, с тех пор она частенько натыкалась на него, погружённого в просматривание интернет-страниц, а раньше он предпочитал газеты. Наконец, в-третьих, вчера посреди ночи он убежал в ванную с новой игрушкой и снова что-то искал во Всемирной паутине.

Однако все эти мысли мгновенно выскочили у Анны Геннадьевны из головы под влиянием внезапного стресса, который она испытала на работе.

Она бежала по коридору университета, то и дело переходя на торопливый сбивчивый шаг: ей хотелось как можно скорее оказаться подальше от места, где она только что находилась, и выбросить прочь ключ, который она крепко сжимала в руке.

Этот ключ был от редакции университетского журнала. Его дал ей Пинигин, сказав, что она может сама пойти и забрать только что отпечатанный номер, в который наконец-то, вопреки воле главного редактора, попала её статья. Она шла туда поступью победительницы: ещё бы – сам ректор вызвал её обидчика на ковёр и долго распекал его за провинность! А теперь она бежала обратно с таким чувством омерзения и брезгливости, будто бы кто-то коснулся грязными пальцами изнаночной стороны её век.

Когда ключ три раза повернулся в замке и Анна Геннадьевна потянула на себя дверь редакции, где в это время никто не должен был находиться, как послышался шум, и следующее, что она увидела, оказавшись внутри, был растерянный редактор институтского журнала со спущенными ниже колен штанами. На столе перед ним разлеглась развратного вида молодая девица из студенток первого курса, которая тотчас при появлении Анны Геннадьевны скатилась вниз и, быстро вскочив на ноги, оправляла теперь не слишком длинную юбку.

Анна Геннадьевна не находила слов от охватившего её возмущения. Девица прошлась вокруг стола как ни в чём не бывало и, не испытывая даже тени стыда, уселась на стул, закинув ногу на ногу. Редактор подтянул штаны и спросил:

– Хотите присоединиться?

Весь вид его был отвратителен: слюнявые губы нагло и жирно лоснились.

– Да что вы себе позволяете! – с этими словами Анна Геннадьевна, круто развернувшись, бросилась прочь.

Она ещё не окончательно пришла в себя, когда пересказывала приключившуюся историю Пинигину. Тот, слушая, улыбался и повторял:

– Мда-а-а-а, седина в бороду, бес в ребро! С этим надо бы разобраться!

– Конечно, надо! – воскликнула Анна Геннадьевна. – Среди бела дня… среди бела дня устраивать оргию со студенткой в помещении университета! Это, в конце концов, храм… храм науки, а не храм Астарты!

– Ну вы не переживайте, – успокаивал Пинигин, – мы этого так не оставим, будьте уверены!

Но в голосе его не чувствовалось ни возмущения, ни осуждения, а только лёгкая ирония по поводу случившегося. «Да что же, они все заодно? – подумала Анна Геннадьевна, уходя от него. – Неужели же все мужчины одинаково похотливы?»

Тут на ум ей пришёл Винниченко, сбежавший с молодой любовницей в Париж, а следом и странное поведение Николая Ивановича.

После разговора с Пинигиным Анна Геннадьевна уехала из университета и колесила по городу, думая, куда бы заглянуть на обед. Вспомнив вчерашний вечерний разговор, она решила посетить печально известный «Занзи-бар», который в дневное время работал как обычное кафе.

Ничего особенно злачного не предстало её взору, когда она вошла: обыкновенные столики, покрытые скатертями, стулья, барная стойка. Посетителей не было видно совсем, как, впрочем, и официантов. Один только бармен с проколотой бровью отвесил ей церемонный поклон и вернулся к протирке бокалов.

Она села за столик и принялась изучать меню бизнес-ланча: традиционные салаты, супы и вторые блюда – на завершение обеда чай или кофе с десертом. «Ну а что ты хотела, – спрашивала она себя, – что здесь в меню тебе предложат марихуану и кокаин?»

В этот момент к её столику приблизился заспанный мальчишка-официант. Анна Геннадьевна подняла на него глаза, чтобы сделать заказ, и обомлела – улыбаясь, тот поставил перед ней огромный бокал с коктейлем ядовито-розового цвета.

– «Розовые очки», мадам! Подарок от Короля! – громким голосом объявил он и немедленно удалился.

В растерянности она оглядела кафе – посетителей по-прежнему не было, и только бармен, протиравший бокал, чему-то загадочно улыбался. Его проколотая бровь ободряюще взлетела вверх, когда он поймал на себе взгляд Анны Геннадьевны. «Так это всё твои шуточки!» – решила она и, поднявшись, направилась в сторону бара.

– И что всё это значит, дорогой мой? – спросила она, усаживаясь на стул и ставя сумочку на стойку.

– Как уже было сказано, – развёл он руками, – подарок от Короля!

– Ну-ка давай… давай поподробнее.

– Все подробности – на салфетке под бокалом, – отвечал бармен.

– Что там?

– Пойдите и взгляните.

– Ладно, друг, – Анна Геннадьевна вернулась к своему столику и вынула салфетку из-под бокала, на ней простым карандашом написан был номер мобильного телефона.

Она помахала салфеткой, как победным флажком, и набрала указанный номер, ожидая, что сейчас раздастся звонок телефона бармена. Гудки пошли – но тот продолжал невозмутимо смотреть на неё из-за стойки.

– Алло, – отозвались, наконец, в трубке.

– Здравствуйте, – сказала Анна Геннадьевна, – кто вы?

– Интересный вопрос, а вы?

– Я получила ваш подарок.

Тон собеседника на другом конце провода изменился:

– О, это вы, прекрасная сеньора! – воскликнул он. – Как же я счастлив, что вы соблаговолили принять мой подарок. Наконец-то судьба вознаградила меня за долгое терпение. Но где вы? В том клубе? Подождите минуту, я уже мчусь к вам!

– Погодите, не надо… не надо мчаться, – остановила его Анна Геннадьевна, – я вас не знаю, вы меня не знаете. Всё это какое-то… какое-то досадное недоразумение или глупый розыгрыш. Да.

– Ах да! – сказали в трубке. – Я и забыл про наш уговор – начать всё с чистого листа!

– Какой ещё уговор?

– Вы правы, не было никакого уговора. Я вас не знаю, вы меня не знаете. Но умоляю вас, о, свет очей моих, несравненная Донна, единственная моя, дождитесь моего появления!

– Так, ладно! – Анна Геннадьевна решительным шагом вернулась к барной стойке и, ткнув пальцем в свою трубку, спросила ухмыляющегося бармена: – Кто это?

– Я не знаю, – пожал тот плечами, – но это определённо вы, – и он показал ей фото на экране своего мобильного телефона.

Анна Геннадьевна узнала свою фотографию. «Кто это меня разыгрывает?» – удивилась она, начиная уже понемногу забавляться.

– Хорошо, принц на белом коне, приезжайте, приезжайте, я вас дождусь, – сказала она в трубку, не сводя испытующего взгляда с бармена.

– Быстрее ветра! – отозвался странный незнакомец.

 

* * *

Существо всю свою жизнь обитало на подоконнике в кухне, кожа его была пупырчатой и зелёной, сверху её покрывал лёгкий голубоватый пушок, который, подрастая и грубея, обращался в тонкие иглы. Существо изнывало от скуки и мечтало о путешествиях в иные миры, поэтому, когда рядом появился Артур, оно не могло упустить свой шанс и заговорило с ним.

– Съешь меня, – сказало оно.

– Хорошо, – ответил Артур и отправился в ванную комнату; там он нашёл безопасную бритву и, вернувшись, бережно обрил преисполненное благодарности существо. Затем он кухонным ножом аккуратно нашинковал сочную мякоть, сложил в тарелку и, посолив, приготовился съесть.

– Ну ты, блин, даёшь, чувак! – услышал Артур голос сверху. – Ты же сожрал мой любимый кактус!

– Он сам этого хотел, – ответил Артур, накалывая на вилку кусок мякоти и отправляя его в рот.

– Чуваки, идите все сюда!

В дверях кухни столпилась компания из парней и девушек.

– Я говорил тебе, Хип, не надо давать ему эти грибы! – сказал кто-то.

– Не боись, не отравится.

Артур продолжал невозмутимо есть кактус. Послышались смешки. Где он? Кто эти люди? Это студенческий хостел? Общага? Съёмная квартира? Притон? Он посмотрел, наконец, на тех, кто обсуждал его поведение, узнавая компанию из чил-аута.

– Приятного аппетита! – в самое лицо сказал один из них.

– Мне девушка этот кактус на день рождения подарила! – обиженно воскликнул второй.

– Он очень хотел превратиться во что-то другое, – отвечал им Артур, – ему было скучно на подоконнике.

– Во что он теперь превратится? В говно? – в сердцах уточнил владелец кактуса.

Потом началась какая-то суета: кто-то засобирался в институт; кто-то варил кофе и жарил яйца; кто-то пил пиво из холодильника, явно намереваясь весь день провести дома. То и дело шумел душ, слышался топот босых ног по кафелю, звуки энергичного растирания; поднимаясь и опускаясь, хлопал разболтанный стульчак, а сливной бачок издавал шипение водопада.

Затем, после того как входная дверь несколько раз хлопнула, наступила тишина. Оставшиеся дома погрузились в интернет или уткнулись в книги и конспекты лекций. Один, расположившись в кресле, настраивал гитару, издававшую вялое треньканье. На Артура никто не обращал внимания. В этой квартире все исповедовали принцип Гераклита – состав жильцов тёк, изменялся, новые приходили, старые уходили, и, если ты не нарушал простые правила человеческого общежития, твоё присутствие никого не напрягало. Ты мог скидать свои вещи в угол, найти себе место для спанья на полу или, в случае невероятного везения на одном из диванов, сложить свои продукты в холодильник и посвятить себя изучению точных или гуманитарных наук.

Артур остался с членами общины и очень скоро стал своеобразной достопримечательностью студенческой квартиры. Его рассказам не верил никто, но их интересно бывало послушать: гангстеры, наркотики, крупные суммы денег, перевозимые наличными в чемоданах, дорогие проститутки, казино, итальянские доны – всё сплеталось в хитрый, лихо закрученный сюжет, в котором постоянно проскакивало упоминание о некоей зрелой даме, жене одного из бандитов, благоволившей когда-то к юному консильери, но затем внезапно пропавшей без вести.

Следует отметить, что истории Артура эффектно подчёркивал странный облик самого рассказчика: бледный цвет лица, тёмные очки, которые он не снимал даже в помещении, набор белоснежных сорочек, брюк, подтяжек и бабочек, которые он извлекал из небольшого кожаного чемодана с кодовыми замкам.

 

* * *

Анна Геннадьевна сидела лицом к входу в «Занзи-бар» и потягивала подаренный коктейль. Когда двери отворились и вошёл странный молодой человек в пальто с поднятым воротом и тёмных очках, она с интересом уставилась на него. В руке у вошедшего был букет из пятидесяти красных роз. Заметив Анну Геннадьевну, он решительным шагом направился к ней.

– Здравствуйте, – сухо сказала она, внимательно изучая бледное безволосое лицо незнакомца.

– Это вам, сеньора, – сев, он протянул ей букет.

– Спасибо, чем обязана?

Он не ответил, явно разглядывая её сквозь свои тёмные очки.

– Не хотите… не хотите снять очки? – спросила она.

– Думаю, время ещё не пришло.

Приблизившийся официант вручил незнакомцу раскрытое меню.

– Принесите вазу для цветов, – попросил тот.

Официант молча кивнул и удалился.

– Тогда хотя бы представьтесь! – сказала Анна Геннадьевна, не спуская глаз со странного типа.

– Артур, – он наклонил голову, – Король Артур. А каково ваше имя, сеньора?

– Послушайте! – удивилась Анна Геннадьевна. – Что заставляет вас выражаться… выражаться таким витиеватым языком и называть меня сеньорой? Да.

– В вас определённо присутствует испанская кровь, – продолжал незнакомец, – этот темперамент свойственен только испанцам, причём не жителям Эстремадуры, не жалким каталонцам, а исключительно тем, кто родился в Кастилии.

Официант принёс вазу с водой и поставил в неё цветы.

– Артур, – Анна Геннадьевна подалась вперёд, – если это, если это розыгрыш, то я хотела бы знать, кто вас подговорил в нём участвовать, кто дал вам мою фотографию и, самое главное, откуда вы узнали, что сегодня я приду в это кафе?

– Сеньора, – спокойно ответил Артур, – меня привело сюда отнюдь не участие в жалком розыгрыше.

– А что же?

– Любовь!

Анна Геннадьевна не могла удержать улыбки. «Интересно, кто всё это затеял?» – подумала она и вслух произнесла:

– Значит, любовь?

– Да, всепоглощающая любовь к вам, сеньора!

– Любовь ко мне? – брови Анны Геннадьевны взлетели вверх. – К женщине, которую вы видите первый раз в жизни!

– О, да! Я смотрю на вас первый раз в жизни, смотрю на протяжении вот уже нескольких минут, но и одного короткого взгляда достаточно было бы для того, чтобы понять, насколько вы потрясающая!

– Очень интересно, – откинувшись на спинку стула, Анна Геннадьевна решила дать ситуации развиться, – и что же вы… что же вы намерены делать?

– Похитить вас!

– А если я буду возражать и звать на помощь?

– О, уверяю вас, сеньора, вы не станете этого делать!

– Почему же?

– Потому что вам не место рядом с этим человеком. Вы давно мечтаете быть похищенной!

Анна Геннадьевна насторожилась и спросила:

– С каким человеком? Кого вы имеете в виду?

– С человеком, который не умеет оценить вашей красоты.

– О ком вы?

– О вашем муже, сеньора.

Анна Геннадьевна немедленно вспыхнула и стала серьёзной: никто не смел плохо отзываться о её Николае Ивановиче!

– А вам не кажется, друг мой, – медленно произнесла она, – что сейчас… что сейчас вы уже вторгаетесь в мою частную жизнь? И это попросту не ваше собачье дело? Да!

Сказав это, она почувствовала непреодолимое желание встать и уйти.

– Я прошу прощения, если чем-то вас задел или обидел, – в растерянности пробормотал Артур, – но только человек, променявший вас на молодую девицу, действительно недостоин того, чтобы находиться рядом с вами!

– Что?! – Анна Геннадьевна резко встала. – Я не знаю, друг мой, кто и зачем… кто и зачем тебя подослал, но я не собираюсь оставаться в твоей… в твоей компании более ни минуты!

– Снимите, наконец, розовые очки, – продолжал Артур. – Имейте мужество признать, что раз увлёкшись молодой красоткой, ваш муж будет изменять постоянно!

– Не желаю больше этого слушать! – Анна Геннадьевна сделала шаг, чтобы уйти.

– Сеньора! – вскочив со стула, Артур внезапно опустился перед ней на колени. – Умоляю, бежим вместе! К чему вам эта постылая жизнь, которую вы ведёте? Зачем вам муж, которого вы не любите и который не любит вас? Зачем вам закрывать глаза на его бесчисленные измены, когда есть на свете единственный человек, который предан исключительно вам и готов положить к вашим ногам все сокровища мира?

– Псих! – прошептала Анна Геннадьевна и, обогнув стоящего на коленях молодого мужчину, направилась к выходу.

Внезапно ситуация, начинавшаяся как весёлый розыгрыш, обернулась тяжёлой абсурдной сценой, которую нельзя было объяснить, но в недрах которой таилась угроза для самого ценного в жизни Анны Геннадьевны – её отношений с Николаем Ивановичем. Во второй раз за день ей показалось, будто бы кто-то грязными пальцами прикоснулся к внутренней стороне её век и разрушил нежную слизистую оболочку. Незнакомец вслух высказал то, о чём она боялась даже подумать: у Н. И. есть любовная связь!

Вечером, придя домой, Анна Геннадьевна хотела тотчас рассказать о странном происшествии мужу, но тот, судя по всему, задерживался на работе. Тогда она позвонила ему, но он не взял трубку.

Скоро Н. И. перезвонил, однако вместо того, чтобы развеять подозрения жены, только усилил их, сказав неестественно напряжённым тоном:

– Ань, слушай… в общем так, я сегодня, скорее всего, не приду ночевать. То есть я точно не приду ночевать. Не жди меня, ложись спать.

– Что-то случилось?

– Нет, ничего не случилось. Всё хорошо. Просто есть одно дело.

– Какое дело?

– Обычное дело, связанное с работой. Ничего экстраординарного.

– Обычное дело… обычное дело, о котором ты не хочешь мне рассказать? – подозрительно спросила Анна Геннадьевна.

– Да. Ну слушай, зачем тебе обязательно всё знать?

– Ну, знаешь ли, друг мой! – в голосе Анны Геннадьевны послышались нотки возмущения. – Когда ты не приходишь… не приходишь ночевать, мне желательно бы знать, с чем это связано и где ты собираешься… собираешься провести ночь! Да!

– Это Винниченко! – нашёлся, наконец, Н. И. – У него опять душа болит, и он просил поговорить с ним.

– Ты это только что придумал? – наседала Анна Геннадьевна. – Сначала вроде бы речь шла о каком-то деле?

– Об этом деле я и говорил. В конце концов, – голос Н. И. сорвался на неприятную высоту, – я взрослый мужчина и имею право не давать подробных отчётов!

– Конечно, имеешь, вопросов… вопросов нет! – Анна Геннадьевна в гневе повесила трубку и отправилась на кухню, для того чтобы налить себе полбокала вина и обдумать сложившуюся ситуацию.

«Вдруг у Н. И. есть молодая любовница? Вдруг он вовсе и не такой правильный, каким представлялся все эти годы?» – подумала она.

Впервые за много лет, прошедших после отказа от курения, ей отчаянно захотелось сигарету.