– Я никогда её не обманывал!!! – в сердцах воскликнул Николай Иванович, убирая мобильный телефон в карман. – А теперь! – он выразительно посмотрел на друга, – Бог знает, что она может подумать!

Они стояли на ступенях Храма-на-Крови.

– Прости, брат! – искренне сожалея, извинился Тарас Григорьевич, прижимая руки к груди.

– Может, лучше ей всё-таки рассказать? – с сомнением в голосе произнёс Н. И.

– Нет, зачем, что ты! – испуганно замахал руками Винниченко. – Сами справимся с Божьей помощью! – и он посмотрел на небо.

Гаврилов невесело усмехнулся, вспомнив, что друг нарушил данное вчера обещание и прилетел из Парижа только под вечер, а дальше вместо того, чтобы предпринять какие-нибудь серьёзные меры по решению налоговых проблем «Каменного сада», он отправился в церковь, где вновь долго суетился возле икон, целовал их, крестился и ставил самые толстые свечи.

– Думаю, у Бога и без нас с тобой забот хватает, – наконец, после продолжительной паузы заметил Н. И., – или думаешь, он чудесным образом поправит наши бухгалтерские книги?

– Не говори так, – укорил его Винниченко. – Кто мы без Бога? Суть – пыль! Да что там, и пыли нет без Него! Поехали?

– Поехали, раз по-другому нельзя, – согласился Н. И.

– И всё-таки нужно тебе креститься, – покровительственно говорил Винниченко, пока они ехали, – ты не находишь, что вокруг нас в последнее время творится определённая чертовщина?

– Нахожу.

– Ну, так что ж? Неужели не хочется иметь от неё защиту?

– Послушай, – немного раздражаясь, отвечал Гаврилов, – мне твоя магия неблизка вовсе. Тут нечто иное! Где-то и когда-то я совершил один единственный неверный поступок – он и погнал на нас эту волну. Сейчас требуется только одно – вычислить бракованную шестерёнку, исправить и вновь запустить часовой механизм.

– Где и когда? – требовательно спрашивал Винниченко.

– Я как раз и пытаюсь проанализировать.

– Получается?

– Пока нет.

– Вот видишь! – Винниченко торжествующе показал на него пальцем. – Ты бродишь внутри своего часового механизма в полных потёмках! У тебя нет фонарика, а у меня он есть!

– Оставим это, – сказал Николай Иванович, – ты лучше скажи, этот твой Шмаков или как его там, с которым мы едем бухать в баню, действительно сможет нам помочь?

– А то как же! – Винниченко оскорблено повёл бровью. – Он же реальный милицейский полкан! Он дела и посложнее нашего, как орешки, щелкал! Да ему стоит только сделать пару звонков…

– Откуда ты знаешь? Ты что, с ним работал? – перебил Н. И.

– Я? Нет. Но я с ним пил!

Брыластый милицейский полковник Шмаков вызвал у Николая Ивановича чувство неприязни. Милиционер приехал в баню раньше друзей и, когда они вошли в «комнату отдыха», уже разгуливал нагишом, обмотав бёдра простынёй, поверх которой свисало влажное скользкое брюхо, украшенное сверху нашлёпками из грудей.

– А-а-а-а, здорово, мужики! – воскликнул он и первым делом обнял Винниченко, с которым, очевидно, уже давно был на коротке.

После чего, ткнув Тараса Григорьевича пальцем в бок, полковник раскатисто хохотнул в усы и спросил:

– Ну, как там француженки?

Вместо ответа Винниченко, хихикая, показал большой палец руки и представил Николая Ивановича.

– Сергей, – посерьёзнев, сказал милиционер, здороваясь с Гавриловым и оглядывая того подозрительными рачьими глазами.

– Николай, – произнёс Н. И., едва удержавшись от того, чтобы добавить «Иванович».

Рукопожатие вышло не очень дружелюбным: размягчённая жаром и влагой рука полковника неожиданно встретила сухую деловую хватку со стороны нового знакомого. Вытирая ладонь о простыню, Шмаков недоумённо покосился на Винниченко, как будто спрашивая о Гаврилове: «Кого ж ты привёл, брат?»

– Ну, за знакомство! – воскликнул Винниченко, суетясь вокруг большого стола, уставленного пивными и водочными бутылками, острыми корейскими закусками, шашлыком и люля-кебабом из ближайшей узбекской кухни.

Откупорив три бутылки, он радостно вручил две из них полковнику и Николаю Ивановичу. Шмаков немедленно сунул горлышко в усы и сделал добрый глоток, не сводя глаз с Гаврилова. А тот направился к столу и, отыскав пластмассовый стакан, долго переливал в него пиво, стараясь, чтобы пена не вылезла через край.

– Слушай, какой-то он, – шепнул Шмаков Винниченко, – слишком правильный! Можно ли ему доверять?

Винниченко, прижав подбородок к шее, слегка оттопырил нижнюю губу и сделал милиционеру знак «О'кей».

– Парень свой в доску, – сказал он и, мимикой изображая неловкость, продолжал, – просто жена его здорово строит.

– Так он что думает? – веселясь, продолжал шептаться Шмаков: – Его баба и тут за нами пасёт?

Сказав это, полковник густо расхохотался, ударив своей бутылкой по бутылке собеседника.

Очень скоро Винниченко и Шмаков достигли состояния счастливой расслабленности: они то и дело бегали в парилку, а после шумно ныряли в бассейн и резвились там, словно тюлени, затем, отфыркиваясь, выбирались на скользкий кафель и наперегонки мчались к столу, где тотчас пили пиво и водку под нехитрые тосты, вроде «Будем!» или «Выпьем!», целовались, крякали и хохотали, звонко шлёпая друг друга по плечам и трясущимся красным ляжкам. Гаврилов, не раздеваясь, сидел на лавке, умеренно пил, не забывал закусывать и молчал. О нём, казалось, с первых же минут забыли.

– А не пригласить ли нам Машенек? – часто моргая слипающимися влажными ресницами, спросил, наконец, Шмаков.

– Отчего бы и нет! – подхватил идею Винниченко.

Минут через двадцать они прохаживались перед строем девушек, то поругивая, то похваливая их формы. Гаврилов поймал себя на мысли о том, что впервые оказался в «мужском» мире, где друг – это тот, с кем ты пьёшь в данный момент, а женщина – товар, качества которого можно, не стесняясь, обсуждать со вторым покупателем. И странное дело, то ли от небольшого количества водки, которую ему пришлось выпить, чтобы не обидеть полковника, то ли от волнующей близости двух почти обнажённых молодых проституток, выбранных, наконец, и сидевших на коленях Винниченко и Шмакова, Николай Иванович утратил свою обычную жёсткость и наблюдал происходящее без осуждения, с живым интересом.

– Не хочешь Веронику? – заметив его взгляд, великодушно спросил полковник, ссаживая с колен девушку и подталкивая в сторону Гаврилова.

Та была совсем юна, тонка, с нежной, почти детской кожицей. Н. И. увидел родинку чуть выше её трусиков и почувствовал, будто бы сидит в чьём-то чужом теле, которое шумно дышит, волнуется, переступает ногами и вот-вот сорвётся с места в карьер.

– Нет, нет, – помотал он головой, – спасибо. Я женат.

– Так и я, брат, женат! – расхохотался Шмаков и, подмигнув, добавил: – Да ты не боись, жена не узнает!

Девчонка, улыбаясь, обняла Н. И. за шею и закинула ногу ему на бедро.

– Дело не в этом, – ответил он, снимая её руки, – у меня принципы.

– Ну, как знаешь, – с этими словами полковник увёл проститутку в отдельную комнату.

Винниченко, виновато пряча глаза и стараясь не смотреть на друга, тоже скрылся со второй девушкой. На протяжении следующих двадцати минут Гаврилов принуждён был слушать надсадное пыхтенье, хрипы, стоны и скрип кроватей.

Когда всё закончилось и девушки ушли, Шмаков, ковыряясь в зубе, спросил:

– Ну, так чё у вас за беда, мужики?

Винниченко в двух словах описал ему ситуацию.

– Кто? Витька Вершинин?! – воскликнул полковник, оглядывая окружающее осоловелыми глазами и будто бы ища подходящее орудие наказания. – Витька Вершинин вас прессует? Да я этого сукина сына в бараний рог… я глаз ему на жопу…

Далее следовало ещё много крепких слов и угрожающих жестов, символизировавших откручивание головы майора Вершинина, расплющивание его всмятку, повешение на первом же суку – но всё это представлялось Гаврилову пустым пьяным бахвальством. Винниченко же явно принимал сказанное за чистую монету, громко хохотал и, не забывая подливать полковнику, сам опрокидывал рюмку за рюмкой.

– Вот видишь, брат! – пьяно и взвинченно говорил он другу после того, как в шесть утра они погрузили тело полковника в приехавший за тем «Фольксваген Туарег». – А ты сомневался! Считай, дело закрыто!

Оба сидели в машине Гаврилова.

– Если только он про нас вспомнит, – скептически отозвался Н. И., – когда проспится.

– Да брось, он нормальный мужик! Обещал – значит, сделает.

– И всё-таки, – Гаврилов покачал головой и горько поджал губы, – что за методы? На нас наезжают менты, а мы вместо того, чтобы идти к адвокату, как это происходит во всех цивилизованных странах, находим другого мента, снимаем для него баню, заказываем туда выпивку и продажных девок – но и этого мало! – он замолчал на секунду. – Чтобы он не обиделся! – палец Н. И. возмущённо просверлил вертикаль в воздухе. – Чтобы он не обиделся, мы должны вместе с ним всю ночь в этой бане бухать да ещё и делать вид, будто нам это нравится!

– Ну, брат, – Винниченко мягко тронул друга за плечо, – я бы мог и один это сделать. Мне-то не привыкать, – он хихикнул, – к развратному образу жизни. Но ты же сам захотел всё увидеть!

– Да, захотел, – согласился Николай Иванович, – потому что дело слишком серьёзное. Речь идёт о безопасности Анны Геннадьевны, и я лично должен был убедиться в том, что этому твоему Шмакову можно доверять! К тому же, ты в одиночку уже наломал достаточно дров, из-за чего мы, собственно говоря, теперь и оказались в полной жопе. Ведь если бы ты не провёл эти контракты с левыми фирмами, нам нечего было бы опасаться! А сейчас что? Трясёмся, поджимаем хвосты – сами к менту на поклон бежим, водку и баб для него оплачиваем! Да я себя за это ненавижу – а другого выхода нет, потому что Анна Геннадьевна, которая нам с тобой, двум обормотам, доверила бизнес, ни в коем случае не должна пострадать! Ни один волос с её головы, ты понимаешь, не должен свалиться! Да что там! Она не должна даже кончиком ногтя попасть в жернова этой чёртовой правоохранительной системы! Понял меня?

Винниченко испуганно вжался в кресло и пробормотал:

– Понял, брат. Только ты не кипятись. Я же решил проблему. Нормально всё будет – вот увидишь!

– Посмотрим ещё, – отозвался Гаврилов и внезапно добавил: – Одного не пойму, ты ж ещё несколько дней назад мне соловьём пел о любви, а сегодня что? – он покачал головой. – С первой же продажной девкой…

– Вожжа под хвост попала, – оправдывался Винниченко.

– Вожжа…

– Брат, ты не обвиняй меня, прошу, – тихо и жалобно попросил Тарас Григорьевич, – я и сам ведь понимаю прекрасно, что согрешил. Тяжело, видишь ли, вот так внезапно становиться на путь праведный, когда вокруг столько соблазнов!

 

* * *

Сначала Николай Иванович отвёз друга на «нехорошую» квартиру. По пути тот безмятежно задремал, утомлённый событиями прошедшей ночи, так что, в конце концов, пришлось его расталкивать и заставлять выбираться из машины.

Потом Гаврилов решил отправиться в офис и там поспать несколько часов, а после уж подумать, что рассказать Анне Геннадьевне. Ехать домой ему совершенно не хотелось, потому что он не сочинил ещё внятной версии, объясняющей ночную отлучку, а воображение быстро нарисовало ему фигуру жены, встречающей его в прихожей в семь утра, и её строгий вопрошающий взгляд.

Пустынные окутанные утренней синевой перекрёстки плыли навстречу, будто в режиме замедленной съёмки. На одном из них пульсировал похожий на апельсин жёлтый сигнал светофора, и сразу следом за ним зажёгся угрожающе красный.

Проехав перекрёсток, Н. И. не сразу обратил внимание на человека в форме и яркой жилетке, который махал ему жезлом, приказывая принять вправо к обочине.

– Вот чёрт! – мелькнула мысль в его голове.

Далее Гаврилов действовал как во сне: он вышел из машины, подал инспектору документы, пропустив мимо ушей фамилию и звание последнего, и растерянно начал бормотать извинения за то, что допустил нарушение.

– Пройдёмте в машину, – инспектор ласково тронул его за локоть, направляя к автомобилю с мигалками, и он повиновался.

В автомобиле ГАИ другой инспектор, который был постарше первого и имел чёрные густые усы с проседью, внимательно изучил права и, отчего-то насупившись, задал Гаврилову единственный вопрос, от которого тот мгновенно застыл:

– Пили, Николай Иванович?

– Да вы что! Я за рулём не пью! – воскликнул было Н. И. и вспомнил, что прекратил пить около часу ночи. И сколько он выпил? Стакан пива. И водки, пожалуй, полрюмки. Да нет. Полрюмки ещё, кажется, в районе половины второго.

– Дышите, – буркнул инспектор, сердито пошевеливая блестящими от седины усами, и сунул ему под нос какой-то прибор.

Николай Иванович честно дунул в подставленную трубочку.

– У-у-у-у-у, ты смотри, Саня, – протянул инспектор, обращаясь к заглядывающему с улицы напарнику, – вези-ка товарища на освидетельствование.

После этого он снял шапку и удовлетворённо вытер платком розовую окружность лысины, сверкающую сквозь путаницу волос.

Через несколько минут Гаврилов уже находился в собственном автомобиле на пассажирском сидении, а инспектор ГАИ, который остановил его на перекрёстке, весёлый краснорожий парень, будто только вчера приехавший из деревни, хозяйничал с ключами зажигания и кнопками. Сначала он завёл машину и с удовольствием прислушался к звуку пробудившегося двигателя, потом ласково погладил кожу на рулевом колесе, настроил климат-контроль, поиграл с радиоканалами и, обернув к нарушителю довольное безусое лицо, с мальчишеским восторгом произнёс:

– Отличная у вас машина!

Гаврилов безразлично кивнул и съёжился на месте пассажира; его не покидало чувство, будто бы он перестал быть хозяином своей жизни. Николай Иванович всегда и всё делал правильно, поэтому и не попадал в ситуации, подобные сегодняшней. У него не было ни малейшего понимания о том, как действовать дальше. Парень, лицо которого от постоянного нахождения на улице обветрилось и приобрело оттенок и текстуру кирпичной стены, вёз Николая Ивановича против его воли неизвестно куда и, по-видимому, очень наслаждался плавностью хода и мягкостью подвески иностранного автомобиля.

Вскоре Н. И. немного пришёл в себя и обратил внимание на то, что они ездят кругами. Обернувшись к инспектору, он хотел было задать вопрос, но парень опередил его:

– Ничего не хотите мне сказать? – продолжая внимательно смотреть на дорогу, спросил он.

– Что? – не понял Гаврилов.

Скосив губы в сторону, парень повторил вполголоса:

– Сказать ничего не хотите?

– Я? – Н. И. показал на себя пальцем. – Я? Конечно… эээ… хочу. Может, как бы это сказать, договоримся… штраф на месте… Я знаю…

– Сколько у вас с собой? – продолжая косить рот, перебил его парень.

– Ну, тысячи три.

– У-у-у-у, за три тысячи и связываться не стоит, – разочарованно протянул тот, – проще вас тогда отвезти, куда следует.

– Хорошо, может быть, у меня есть больше, дайте я посмотрю, – приподнимаясь, Н. И. полез в задний карман брюк, вынул бумажник и начал пересчитывать деньги. Две, три, четыре – набралось пять.

– Пять тысяч, значит, – сказал инспектор и задумался, сворачивая в какой-то переулок.

– У меня и офис вот здесь недалеко! – воскликнул Гаврилов, узнавая местность.

Парень молчал. Н. И. решил, что он отказался от взятки ввиду незначительности суммы. Вскоре тот нарушил тишину словами:

– В шапку кладите.

– Что? – не понял Гаврилов. – А-а-а-а, – догадался он в ту же секунду, видя рядом с собой снятую шапку.

Купюры, зашуршав, скользнули на подкладку головного убора.

– Надеюсь, там всё без обмана? – надевая шапку, спросил парень.

За время диалога он ни разу не глянул в сторону нарушителя.

– Всё честь по чести, – отозвался Гаврилов, испытывая невероятное облегчение и одновременно стыд, будто бы родители хотели поставить его в угол, а он нечестным путём избежал наказания.

– Где у вас офис? – поинтересовался инспектор.

– Да здесь близко, – ответил Н. И. и объяснил, как доехать.

– А то там наши, бывает, стоят, – объяснил парень, – так уж я лучше вас довезу.

– Спасибо.

Когда они прощались на парковке перед офисом, инспектор впервые посмотрел в глаза Николаю Ивановичу и, придав своему лицу каменную суровость, произнёс:

– Только, я надеюсь, всё будет по-мужски?

– Как это? – не понял Н. И.

– Ну, – парень поводил рукой между собой и собеседником, – останется между нами.

– А, конечно, конечно, – спохватился Гаврилов, – спасибо ещё раз.

– Не за что, – парень махнул рукой и отправился прочь.

«Вот ты и стал преступником», – подумал Н. И., глядя ему в спину, на которой до рези в глазах фосфоресцировала жилетка.

 

* * *

В офисе компании «Каменный сад» всё и впрямь, казалось, окаменело, как от взгляда Медузы Горгоны. Сотрудники фирмы пытались работать, но всякий раз выяснялось, что какая-то абсолютно необходимая часть данных была изъята в ходе недавней проверки, и потому продолжить, а тем более закончить выполнение операции не представлялось возможным. Информационные цепочки, связывающие процесс офисного труда в единое целое, были грубо разорваны. Помыкавшись несколько часов, люди уныло замирали каждый за своим столом с чашкой остывающего кофе и открытым окошечком «Аськи» на экране монитора.

Николай Иванович прошёл сквозь «Каменный сад», не замечая живые скульптуры работников, и заперся у себя в кабинете. Однако побыть в одиночестве ему не удалось. Скоро зазвонил телефон.

Гаврилов подумал, что это жена, но выяснилось, что это не она. Поднеся трубку к уху, он услышал: «Малышня!» – и без труда узнал голос, шероховатый, будто кусочек пемзы.

– Да, Кристина. Привет, – озадаченно потирая переносицу и лоб, отвечал он. – Что-то стряслось?

– Ты случайно не знаешь, куда запропастился твой дружбанчик? – поинтересовалась Кристина. – Я названивала ему всю ночь!!!

– А-а-а-а, он… Ты знаешь, он на встрече, – соврал Н. И.

– Он обещал сводить меня на обед, – капризно заявила девушка, – а вечером мы должны идти в клуб!

– Думаю, у него не получится, – сказал Гаврилов, вспоминая, в каком состоянии доставил Винниченко домой сегодня утром.

– Вот Козюльский! – проворчала она. – Скажи ему, когда увидишь, что он Козюльский. Самый настоящий Козюльский!

– Хорошо, – согласился Н. И., ожидая, что на этом разговор будет окончен, но Кристина не положила трубку.

Несколько секунд он терпеливо слушал её дыхание.

– Малышня, – снова обратилась она к нему, и в её голосе засквозили просительные нотки.

– Что?

– Ты не мог бы мне помочь?

– В чём?

– Понимаешь, я тут рядом с вашим офисом, покупаю в магазине киношку. Никак не могу выбрать между двумя мелодрамами.

– А почему ты не в институте?

– Ну что ты заладил, как мой папочка! Скажи лучше, поможешь мне или нет?

– Помочь в чём? – не понял Гаврилов.

– Поможешь выбрать?

– Хорошо.

Он оделся и вышел на улицу. Люди и автомобили двигались в обычном своём ритме. Приключение с гаишниками казалось тяжёлым предутренним сном, остатки которого обычно вымываются из головы душем и вычищаются зубной пастой. Но Н. И. сегодня не принимал душ и не чистил зубы.

Кристина встретила его в магазине такой улыбкой, какой дочь встречает отца. Потом девушка повисла у него на шее, и он ощутил плотность напудренной щеки возле своего уха и запах духов.

– Ты плохо спал? – искренне встревожилась она, отстранившись. – У тебя траблы?

– Нет, всё в порядке, где твои фильмы?

Кристина предъявила стопку дисков.

– Ты же сказала, что не можешь выбрать один из двух! – воскликнул Н. И.

– Пока ты ходил, я присмотрела ещё, – отвечала она. – Теперь выбор усложнился.

– Знаешь что, – сказал ей Гаврилов, – возьми все.

– На все у меня не хватает денег.

– Я тебе их куплю.

Когда они расплатились на кассе и вышли, Кристина посмотрела на него и, улыбаясь, заметила:

– За мной должок!

– Да брось, ты ничего мне не должна.

– Нет, – перебила она, – ты водил меня в оперу, теперь моя очередь тебя куда-нибудь пригласить. Погнали вечером в «Занзи-бар»?

– Знаешь, сегодня я, пожалуй, не готов куда-нибудь идти.

– Хорошо, Малышня, я тебя понимаю, – сказала Кристина, поглаживая его по плечу, – набери меня, когда разрулишь свои траблы. Пока! – и, чмокнув его в щёку, она неуклюже засеменила прочь по тротуару. Задние карманы её джинсов украшены были цветами из мелких страз.

Возвратившись в офис, Гаврилов позвонил, наконец, жене. Она не взяла трубку. Он позвонил ещё раз, но снова не получил ответа и отправил смс: «Я в порядке. Не волнуйся».

«А может, и правда, сходить с Кристиной, развлечься? – эта мысль налетела внезапно и вселила в Николая Ивановича странную лёгкость. – Почему бы и нет? – рассуждал он сам с собою, вспоминая уже другое юное тело, нежную детскую кожицу и крохотную родинку над тазовой косточкой. – Почему бы и нет? В конце концов, мне тридцать девять лет, а у меня не было никого после того, как я женился на Анне Геннадьевне! – и снова ему показалось, что он заперт в чужом теле, которое ходит ходуном, дышит, живёт, распуская по венам кровь.

Вскоре позвонил Винниченко.

– Как ты? – заботливо поинтересовался Гаврилов.

– В порядке, – голос Тараса Григорьевича был бодр и весел. – Говорил я тебе, Фома ты неверующий, – бойко продолжал он, – что Шмаков решает вопросы!? Говорил?! А ты мне не верил! Так вот, слушай, дело наше улажено, можно даже сказать, похоронено, да так глубоко, что никто его теперь уж не откопает.

– Отлично! – обрадовался Н. И., думая о том, что иногда бывал слишком суров к другу. – Отлично, ты просто молодчина, дружище!

– Дело осталось за малым, – сказал Винниченко, – тебе нужно сходить к этому майору, как его…

– К Вершинину, ну и?!

– Сходить и там выполнить кое-какие пустые формальности, дать объяснения и всё! На этом точка. Завтра они вернут нам документы и технику!

– Ладно, хорошо, когда идти и куда?

– Иди прямо сейчас, он уже тебя ждёт, – ответил Винниченко и назвал адрес.

Нехорошее предчувствие закралось в душу Николая Ивановича, когда он вошёл в серое здание РУВД и увидел толпу цыганок, которые ходили по пятам за толстым милиционером и одновременно причитали на разные голоса. Милиционер что-то жевал, огрызался, но, по-видимому, никак не мог отвязаться от настойчивого внимания. Цыганки плакали, размазывая тушь под глазами, демонстрировали свои рубцы и язвы, поднимали в воздух хнычущих детей с целью растрогать чёрствое сердце, но тщетно.

Гаврилов спросил толстого милиционера, как пройти в нужный кабинет, потом поднялся по грязной лестнице, долго шёл какими-то запутанными коридорами, пока не оказался перед белой пластмассовой дверью, рядом с которой на стене висел белый же пластмассовый телефон. Позвонив по внутреннему номеру, Николай Иванович дождался, чтобы ему открыли, и попал в следующий длинный коридор со множеством дверей. Серая спина милиционера, пропустившего его, удалялась прочь.

– Идёмте, – услышал Гаврилов и поспешил за проводником, чувствуя одновременно, как погружается в кафкианский кошмар.

И вновь они долго петляли по каким-то лабиринтам. Затем «Серая Спина» толкнул картонную дверь, жестом приглашая Николая Ивановича войти. «Отсюда при всём желании без посторонней помощи не выбраться!» – подумал тот, попадая в крохотный кабинет.

За столом сидели двое: майор Вершинин и неизвестный Гаврилову сотрудник – оба увлечённо играли в шахматы.

– Проходите, присаживайтесь, – сказал Вершинин, кивком указывая на неудобный стул.

Николай Иванович послушно сел. Прошло несколько минут, за которые он успел рассмотреть играющих. Майор Вершинин был крупный голубоглазый блондин, с аккуратно подбритыми полубаками на свежо розовеющих щеках. Подмышкой у него болталась расстёгнутая пустая кобура. Его напарник, напротив, имел азиатскую внешность, худое измождённое лицо мумии, смуглую кожу и заторможенные движения.

Гаврилов кашлянул в кулак, напоминая о своём присутствии. Милиционеры посмотрели на него.

– Вы что себе позволяете? – с расстановкой спросил азиат, сверля посетителя злыми чёрными глазками.

– Я? – удивился Гаврилов. – Мне сказали, что я могу прийти и…

– Кто вам сказал? – выкатил на него голубые глаза Вершинин и слегка приподнял плечи.

– Полковник Шмаков… – пробормотал Н. И.

– Кто-о-о-о-о-о??? – воскликнул тот. – Ты знаешь такого? – посмотрел он на азиата.

Азиат задумался на минуту и, медленно вращая головой, отвечал:

– Нет.

– Вы пришли на допрос, – сообщил Вершинин тоном, не терпящим возражений, – поэтому сидите и ждите, пока с вами побеседуют.

– Какой допрос? – Гаврилов сделал попытку подняться.

– Сидеть! – рявкнул милиционер. – А то быстро оформим в обезьянник!

– Послушайте, – прижав зад к стулу, возмутился Н. И.

– И послушаем, – заметил азиат, опять медленно поворачивая голову, – когда придёт время.

После этих слов оба милиционера вернулись к игре в шахматы.

«Господи! – думал Гаврилов. – Это изначально была ловушка! И я добровольно в неё угодил! Как теперь выбираться?» Внутренний голос настойчиво твердил ему, что нужно просто встать и уйти. «Встань и уйди! – повторял он. – И никто из них ничего тебе не сделает. Ты свободный человек. Ты ничего не совершил. Встань и уйди». Но маленький гнусный дисциплинированный раб, который жил где-то под ложечкой, упрямо возражал, что встать и уйти невозможно, нельзя никак, раз уже ты оказался на этом неудобном стуле, в этом крохотном кабинете, перед этими строгими людьми.

– Я сейчас встану и уйду, – выдавил из себя Н. И.

Зачем он это сказал вместо того, чтобы действовать? Фраза немедленно обнажила всё его бессилие.

Вершинин пожал плечами, не отвлекаясь от игры.

– Попробуйте.

Гаврилов сдался.

– Послушайте, – сказал он, – если вы хотите задать мне вопросы, задавайте. Я готов на них ответить.

– Заплати налоги и спи спокойно, – хмыкнул азиат, переставляя фигуру. – Верно, я говорю?

– Нас интересуют, – почёсывая подбородок ладьёй, сказал Вершинин, – серые схемы.

– Я не понимаю, о чём вы говорите, – сказал Гаврилов.

– А я думаю, что вы врёте, – заметил азиат и спросил у напарника: – Показать ему бумаги?

– Покажи.

Порывшись в столе, он швырнул на стол стопку договоров, на которых Н. И. разглядел название «Каменный сад+» и фамилию своей жены.

– Не понимаю, зачем вы лезете в бутылку? – произнёс милиционер с азиатской внешностью. – Ведь всё очевидно, и в вашем случае лучший выход – это дать показания.

– Да, – вмешался Вершинин, – расскажите-ка нам во всех подробностях о том, как вы и ваша жена решили вместе надуть государство?!

Гаврилов похолодел и быстро проговорил:

– В соответствии с конституцией я имею право не свидетельствовать против себя и близких родственников!

– Имеете, – оттопыривая губу и глядя на доску, согласился Вершинин, – но это отягчающее обстоятельство.

В этот момент двери распахнулись и внутрь заглянуло весёлое брыластое лицо Шмакова.

– А ну-ка парни, освободите-ка кабинет, – сказал полковник, – человек уже здесь, – и, посторонившись, добавил: – Проходите, Анатолий Петрович, располагайтесь, где удобно, чувствуйте себя как дома!

– Вот сейчас вам и представится возможность обо всём побеседовать, – ухмыльнулся Вершинин, вставая из-за стола.

В кабинет своей неспешной походкой вошёл бывший руководитель депутатской группы «Великая Россия», депутат и крупный бизнесмен Анатолий Петрович Державин. «Ах ты предатель!» – подумал Н. И., испепеляя взглядом полковника Шмакова. Но тот не обращал на него ровно никакого внимания, как не обращают внимания на дохлую муху, упавшую между рамами.

Милиционеры вышли, оставив доску с фигурами. Шмаков, удалившись, закрыл за собою дверь, и Николай Иванович остался один на один со своим политическим противником.

– Ну что, поговорим? – Анатолий Петрович сел на место одного из милиционеров и сложил локти на стол. Н. И. никак не мог оторвать взгляда от его перешибленного носа и раз за разом прокручивал в голове детали их случайной ночной встречи на месте аварии.

– Поговорим, – кивнул он.

– Неужели же ты думал, – произнёс Державин, с сожалением глядя на собеседника, – что происходящее с тобой – обыкновенная случайность?

– Теперь-то я прекрасно вижу закономерность, – твёрдо отвечал Н. И.

– Так, стало быть, ты понимаешь и то, как можно решить твою проблему?

– Кажется, догадываюсь.

– Мне нравится, что ты быстро соображаешь, – продолжал Анатолий Петрович. – А на Шмакова зла не держи, – сказал он, – ведь он свою работу выполнил: обещал вам решить вопрос – и решил! Разве нет? Так что теперь дело за малым – завтра ты пойдёшь и снимешь свою кандидатуру с выборов, и тогда, даю тебе честное слово, уголовное дело против тебя и твоей жены не получит продолжения.

– Нет, – покачал головой Н. И.

– Нет? – переспросил Анатолий Петрович, перстнями карябая поверхность стола.

– Нет, – повторил Н. И.

– Ну смотри, – поднимаясь, произнёс влиятельный собеседник. – Это ведь только цветочки. Если человек поступает неправильно, то сначала жизнь всего лишь щёлкает его по носу, – он изобразил щелчок. – Прислушаешься – хорошо; нет – пеняй на себя, получай фофан. Больше мне нечего добавить.

После этих слов Анатолий Петрович вышел из-за стола и покинул кабинет.