– Аня, что случилось? – голос Сергея Михайловича в трубке звучал озабоченно и строго, – я читаю новости, и ничего не могу понять. Пишут, что твой супруг отказался участвовать в выборах!

– Я… я… сама ничего не понимаю, Сергей Михайлович, – ответила Анна Геннадьевна.

– С тобой всё в порядке? У тебя совсем упавший голос.

– Можно я к вам приеду?

– Конечно же, приезжай!

Через некоторое время Анна Геннадьевна сидела в кабинете у Сергея Михайловича и с отсутствующим видом пила чай.

– Ты сама на себя не похожа, – сказал он, разглядывая её и значительно смягчая интонации, – за всё время, пока мы знакомы, ни разу не видел тебя в таком состоянии.

– Сергей Михайлович, – едва владея собой, произнесла она, – у меня большие проблемы… я… я впервые оказалась в такой ситуации… в какой не думала никогда оказаться… мне кажется, что вся моя жизнь пошла… да, в буквальном смысле пошла под откос.

– Ну, рассказывай, что стряслось?

– Вы знаете, как я относилась к Николаю Ивановичу. Я полностью ему доверяла. Я доверяла ему больше, чем себе самой! Вы понимаете?

– Да, да, я знаю. У вас очень близкие отношения.

– И разве же я могла вообразить себе, разве я могла представить хоть на минуту, что когда-нибудь он предаст меня?

– Что же он натворил?

– Сергей Михайлович, – Анна Геннадьевна выдержала небольшую паузу, – у него есть любовница!

– Ну-у-у-у, Анютка! Возьми себя в руки. Ты взрослая женщина. Интрижки заводят почти все женатые мужчины.

– Подождите, это еще не всё. Вчера ночью нам позвонили неизвестные люди, я не знаю, что они сказали Николаю Ивановичу, но, судя по всему, угрожали. Потом они дали ему поговорить с какой-то женщиной, которая стала рыдать в трубку… После этого он уехал к ней. Понимаете?

– Думаешь, они взяли в заложницы его любовницу и потребовали подписать отказ в обмен на её жизнь?

– Скорее всего.

– Если это правда, то … – лицо Сергея Михайловича омрачилось, – это существенно осложняет наше положение. Как же так, Аня? Как же так? – мягко, но укоризненно продолжал он. – Что я теперь скажу своим кураторам из Москвы? Ведь я же сам рекомендовал им твоего мужа как сверхнадёжного человека, я сам за него ручался! Понимаешь, что это значит и как я теперь выгляжу?

– Понимаю, Сергей Михайлович, – Анна Геннадьевна поникла, – но что я могу сделать, я сама такого не ожидала! Этот человек наплевал на всё, на меня, на дочь, на наше с вами дело… Хотя казался таким ответственным, таким правильным!

Её руки задрожали, она поставила чашку на стол и продолжала:

– Я всегда думала, что он… он… особенный! Понимаете? Я столько всего делала ради него! Да я всё делала ради него! И он вот так вот, походя, не задумываясь, перечеркнул наше… наши отношения… променял их на какую-то юную вертихвостку! Господи! Что? Что такое с вами происходит, мужчины? Где ваш ум? Ваша рациональность? Как можете вы плевать на семью, на детей и бежать… бежать сломя голову за какой-нибудь дурой! Что такого умеет она, чего не умею я??? Неужели же дело только в её молодости? Но молодость пройдёт – вы что, не понимаете этого? А может быть, её молодость ещё и не успеет пройти, а ваша… ваша мужественность испарится, как дым, и вот вы уже никому не нужные дряхлые старики… И где в этот момент будет она?

К концу монолога Анну Геннадьевну трясло от рыданий. Сергей Михайлович, испугавшись, подошел и крепко обнял её, чувствуя, как от слез промокает его рубашка.

– Аня, – твердо произнёс он, поглаживая её по голове, – сейчас тебе нужно успокоиться и попытаться трезво осмыслить ситуацию. Твой муж спутал нам все карты, в его кампанию вложены огромные деньги и административные ресурсы. Его отказ – это просто бомба…

– Да… да… я понимаю… – всхлипывала Анна Геннадьевна, – и я сама вот этими вот руками привела его во власть и в бизнес… я сама… да… это я во всём виновата…

– Ань, ошибка – это то, что нами не исправлено. Думай, что теперь делать. Мне нужно решение, а не раскаяние.

– А что, если… – Анна Геннадьевна оторвалась от него, вытирая слезы.

Он внимательно посмотрел на неё, ожидая продолжения.

– А что, если ввести в политику меня…

– Тебя?

– Да, меня.

– Но как?

– Не на эти выборы, нет, тут поезд уже ушел… а в принципе. Я могла бы вам пригодиться на любом месте, у меня есть огромное желание всё исправить, и уж я-то вас точно никогда не подведу, Сергей Михайлович.

Он отошел от неё и задумался.

– А ты знаешь… – через некоторое время произнёс он, – это неплохая идея, очень неплохая идея, учитывая моду на женские назначения…

– Да! – подхватила Анна Геннадьевна, – но только… но только, тогда мне надо вернуть обратно мой бизнес. Да, ведь Николай Иванович теперь владеет всем, что когда-то было моим!

– Конечно, – кивнул Сергей Михайлович, – не думаю, что это будет проблемой. Тебе надо встретиться с моим адвокатом.

 

* * *

Вечером, часов около пяти, в «Венское кафе» вошёл посетитель, одетый в длинное кашемировое пальто серого цвета. В руке у него был пухлый кожаный портфель, сильно потёртый и местами уже потерявший форму.

Внимание окружающих, однако, привлекла не одежда вошедшего и не его портфель, а абсолютно лысая, сверкающая, как полированный шар, голова.

Господин огляделся так, будто бы был в кафе впервые, подслеповато поморгал маленькими глазками, то ли вовсе не имевшими ресниц, то ли имевшими, но крайне светлые. Потом он выбрал столик в самом углу, напротив зеркала; разделся, повесив пальто на вешалку, и сел, скрестив под столом худые длинные ноги.

Ожидая, пока к нему подойдёт официант, он разглядывал отражение в зеркале, испытывая неудовольствие от собственного внешнего вида. Ему не нравились одутловатая болезненная припухлость его лица и высокомерная складка губ, тогда как, по собственному ощущению, он не был ни больным, ни высокомерным человеком.

Девушка в аккуратной белой блузке и чёрной юбке вывела его из оцепенения вопросом:

– Вы готовы сделать заказ?

Господин моргнул, перевёл на неё взгляд и произнёс:

– Да, я хотел бы цитрусовый сок и чашку эспрессо.

– Сок фреш или обычный? – уточнила девушка.

– Свежевыжатый.

– Хорошо, – она развернулась и отправилась к барной стойке, пряча в карман блокнотик и ручку.

Через несколько минут она возвратилась с подносом, на котором стояли большой бокал апельсинового сока, чашка эспрессо, сливочник и сахарница с буроватыми кусками тростникового сахара.

Попробовав сок, гость поморщился и окликнул уже уходившую официантку по имени, которое прочёл у неё на значке.

– Варвара!

Девушка, обернувшись, вопросительно посмотрела на него.

– Я это не заказывал! – произнёс он, пренебрежительно отодвигая стакан с соком.

Официантка надула губы и неохотно возвратилась к столику гостя. Грубоватым тоном она спросила, как спрашивают у капризного ребёнка, желая поставить его на место:

– Как не заказывали?

– Я просил цитрусовый сок, – настаивал на своем господин.

– А это что? – спросила официантка.

– А это апельсиновый сок.

– Апельсин, по-вашему, не цитрус?

– Апельсин – это, конечно же, цитрус, – продолжал лысый господин, – но цитрус также и лимон, и грейпфрут. Так почему вы присвоили себе право выбора, которое принадлежит мне?

– Вам поменять? – сдалась официантка.

– Поменяйте, пожалуйста.

– Какой именно цитрусовый сок вы желаете? – подчёркнуто вежливо уточнила она.

– Принесите, пожалуйста, грейпфрутовый.

– Хорошо.

Поставив стакан с апельсиновым соком на поднос, она удалилась.

Получив, наконец, свой грейпфрутовый сок, господин пил его через соломинку, продолжая изучать собственное отражение в зеркале напротив.

Внезапно в кафе вошла красивая женщина со строгим и немного обескураженным лицом. Глазами она явно искала кого-то. Заметив в углу лысого господина, тянущего через соломинку сок, посетительница сделала лёгкое движение губами, означавшее: «Ага, вот вы где!»

Быстро подойдя к нему, она протянула сухую маленькую ладонь.

– Здравствуйте, вы адвокат?

– Да, здравствуйте. А вы Анна Геннадьевна?

– Да.

Пожимая руку незнакомке, он, с интересом рассматривал её. Она разделась и села напротив, все её движения выдавали сильнейшее волнение.

– Итак, чем могу быть полезен? – произнёс адвокат.

– Дело в том, – Анна Геннадьевна опустила глаза вниз и тотчас подняла их: лысый господин сильно напоминал ей какого-то рекламного персонажа, но, какого именно, она не могла вспомнить.

Помучившись немного, она произнесла:

– Я… я даже не знаю, с чего начать. Я впервые оказалась в такой глупой, да, наверное, глупой и серьёзной одновременно ситуации…

Она прервалась, закуривая, а после продолжала, нервно сплющивая сигарету губами и пальцами:

– Мне рекомендовали вас как… как опытного профессионала. И тем не менее мне очень трудно будет рассказать вам всё, поскольку речь пойдёт о достаточно… о достаточно интимных вещах… – она отвернулась. – Поверить не могу, что это происходит со мной!

Господин терпеливо изучал её.

– Но вернёмся, вернёмся тем не менее к нашим баранам, – взяв себя в руки, сказала, Анна Геннадьевна, – я должна вам доверять. Следовательно, несмотря на то, что мы совсем не знакомы, я… я расскажу вам историю моей жизни. Да.

– Хорошо, – кивнул собеседник.

– Я понимаю, что с юридической точки зрения, – поспешила заверить она его, – с юридической точки зрения эмоции не имеют значения, но когда речь идёт о разводе, отношения супругов очень важны, не так ли?

– С этим трудно поспорить, – кивнул он, прикрывая веками подслеповатые глаза, как будто готовился уснуть на время длинного неинтересного рассказа.

– Итак, как вы уже догадались, – говорила Анна Геннадьевна, – я хочу развода. Я прожила… прожила с этим человеком больше пятнадцати лет и только недавно выяснила, что он не тот, за кого себя выдаёт!

– Что ж, это происходит сплошь и рядом, – снова кивнул господин.

– Нет, я согласна с вами в том, что мы… мы очень часто ошибаемся в людях, – продолжала Анна Геннадьевна, – вопрос только в степени заблуждения. В моём случае, она, кажется, а она, кажется, была наивысшей! Вы только представьте себе, каково это, большую часть жизни прожить… прожить с человеком бок о бок, считать его своим, думать, что понимаешь мотивы его поступков, думать, что он точно так же понимает тебя, а после вдруг обнаружить, что он водил тебя за нос, да, водил за нос, как ловкий притворщик, что он тебе совершенно чужой, такой же чужой, как, например, вы мне!

– Почему же вы решили, что он вам чужой?

– Потому что у него есть… у него есть… любовница!

– Хорошо, – прервал её лысый господин, – то, что у вас семейные проблемы, я понял…

– Вы хотите, чтобы я перешла к сути вопроса? – уточнила Анна Геннадьевна.

– Пожалуй.

– Я хочу всё назад! Имущество, акции, руководство компанией, опеку над дочерью – всё.

– Мда уж, вот это уже ближе к делу! – оживился адвокат. – Вы сразу показались мне деловой и прагматичной женщиной.

– Да, но я… я действительно была влюблена в этого человека, – с сожалением сказала Анна Геннадьевна, – и смотрела на него сквозь розовые очки.

– Любовь, увы, плохой регулятор, – адвокат оттопырил губу и развёл в стороны руки, – потому что не предполагает чётких прав и обязанностей сторон. Все эти разговоры о браке по любви – суть следствия обыкновенной русской лени! Гораздо труднее заранее сесть, обсудить все детали и прийти к компромиссам. Проще надеяться на любовь, на то, что договариваться никогда не придётся. А на самом деле придётся! Ещё как придётся! Такова жизнь. Всем нам, как бы мы ни бегали от нашей непохожести друг на друга, как бы ни прятались за любовь, рано или поздно откроется эта непохожесть, рано или поздно она даст нам по лбу – и вот тогда остро встанет вопрос о необходимости договориться! – адвокат перевёл дух, допил сок через трубочку и продолжил с новой силой: – А этого-то мы и не умеем, мы же всю дорогу любили и думали, что нас любят. Хотя кого мы обманываем? Мы заблуждались! Любили нас совсем не так, как мы представляли со своей колокольни, и, значит, выходит, не любили вовсе. А мы в обмен на свою настоящую любовь не хотим получать эту нелюбовь. Так давайте признаемся себе сразу, что единственное, чего мы на самом деле хотим, – это честный эквивалентный обмен! Именно он и является чистым выражением справедливости, которой мы тоже, кстати сказать, жаждем. Но обмен и справедливость по любви невозможны. Для их достижения требуется более точная мера, выраженная в цифрах, иными словами – нужны деньги. Только они помогут нам совершить обмен! Только благодаря их наличию люди ещё могут между собой договариваться, и только благодаря им есть такое понятие, как справедливость!

– Красноречия вам не занимать, – заметила Анна Геннадьевна.

– Я, быть может, кажусь вам излишне циничным, – отреагировал он на её едва заметный сарказм, – но мнение моё сформировано богатой практикой в сфере разводов. Чёткое понимание того, что я отдаю и что получаю взамен, людям важнее эфемерной любви.

– Я с вами не согласна, – отвечала Анна Геннадьевна.

– Охотно докажу вам обратное, – оживился её собеседник. – Взять вас, вы не хотите жить с мужем-изменником. А почему?

– Потому что это оскорбляет мои чувства!

– Лукавый ответ, Анна Геннадьевна. На самом деле вы не хотите с ним жить, потому что сами не изменяли ему, и теперь ваша верность ценится гораздо выше, чем его неверность. Видите? Несправедливый обмен! Именно он не даёт вам покоя. А теперь ответьте мне на вопрос: так же ли вы были бы строги к мужу, если бы и за вами водились грешки?

– Послушайте, – резко перебила его Анна Геннадьевна, – я не понимаю, к чему вы клоните?

– Только к одному, – тонко улыбаясь, ответил адвокат, – я говорю вам о необходимости заключить сейчас брачный контракт!

– Но я не хочу никаких контрактов!!! – воскликнула она. – Я хочу развестись!!!

– Ну же, будьте благоразумны, – как будто бы огорчился её собеседник, – если вы начнёте разводиться прямо сейчас, что вы получите? Дырку от бублика, – он сложил пальцы в кольцо и для наглядности продемонстрировал собеседнице, как будет выглядеть дырка, – всё имущество будет разделено попросту пополам! А мы этого не хотим!

– То есть вы предлагаете мне вступить с мужем в какие-то переговоры?! После того, как он мне изменил?!

– Стратегически это будет верно.

– Но ведь это означает, что я потеряла всякое самоуважение… всякое…

– Совсем нет. Мы просто попытаемся выяснить у него, что, как он считает, принадлежит ему, а что вам! После оформим всё документально в спокойной и дружелюбной обстановке, без эмоций, взаимных оскорблений и упрёков на личной почве!

– И что это мне даст?

– О, это даст очень многое! Только так, только на уровне денежных количеств можно достигнуть справедливости! А в сфере понятий чувственных её нет и быть не может! Потому как там всякий своё разумеет под словом «любовь».

– Подождите, вы совсем… совсем меня запутали! Я планирую развестись, а вы утверждаете, что если я и мой муж договоримся об имущественной стороне… об имущественной стороне наших отношений, то развода не будет?

– Возможно, так и произойдёт, – кивнул адвокат. – Подобные случаи бывали в моей практике.

– Но как же вы… как вы не понимаете, – сказала Анна Геннадьевна, сложив вместе обе ладони и направив пальцы в сторону адвоката, – что речь идёт вовсе не о деньгах! Николай Иванович причинил мне невыносимую… невыносимую боль! Этого я не могу ему простить…

– Боль тоже может быть оценена в денежном выражении, – возразил адвокат.