Глава 9.
Борьба за новую Конституцию СССР
Разобраться в причинах происходивших в СССР общественно-политических событий весьма сложно без учёта сложившихся к середине 1930-х годов международных отношений. К этому времени возросла агрессивность таких стран, как Германия, Италия и Япония, неуклонно усиливавшаяся на фоне непротиводействия им со стороны великих держав — Великобритании, Франции и США.
В Германии сразу после прихода Гитлера к власти началась ремилитаризация страны, на которую с полным равнодушием и безучастностью взирали западные демократии, являвшиеся гарантами стабильности и безопасности в Европе. В планы Гитлера входило возрождение военного могущества Третьего рейха, восстановление его старых границ, расширение их на восток с перспективой в дальнейшем безграничного господства сначала на континенте, а затем и в мире. Япония безнаказанно оккупировала Северо-Восточный Китай. Великие державы лишь пассивно наблюдали за этими действиями. Италия полностью захватила в Африке Эфиопию, что не вызвало никакого осуждения.
Западные демократии вели политику умиротворения, стремясь за счёт жизненных интересов других стран, их территориальной целостности и даже независимости удовлетворять неуёмные аппетиты возникшего военного блока, получившего название ось Берлин-Рим-Токио. Подобная реакция на ничем не прикрытую агрессию стран оси позволяла им чувствовать себя безнаказанными, давала уверенность в том, что любые их действия не встретят осуждения или сопротивления. Мир начал неуклонно сползать к военной катастрофе. Гитлер уже перестал скрывать, что первыми жертвами его завоеваний станут Австрия, Чехословакия и Польша.
В сложившихся условиях советское руководство отчётливо понимало, что угроза войны становилась реальностью и что рано или поздно Третий рейх, в соответствии с давними замыслами Гитлера и пособничеством Запада, обрушится на СССР. Помимо борьбы с коммунизмом как идеологией, фюрер заложил в программу нацизма поход на Восток, в результате которого должны произойти расчленение Советского Союза, захват и колонизация его европейской части с превращением этих территорий в житницу и сырьевой придаток Германии. Такие наступательные планы вполне устраивали западные правительства и тайно финансово поддерживались мировой закулисой.
При этом следовало учитывать и то обстоятельство, что страна Советов уже полтора десятилетия находилась в политической изоляции, была исключена из жизни мирового сообщества, а потому не имела никаких международных договоров, обеспечивавших ей безопасность и поддержку в случае нападения извне. Нельзя было исключать и наиболее опасный вариант, при котором мог произойти сговор между великими державами, позволявший преднамеренно нацелить агрессивно настроенную нацистскую Германию именно против СССР. Сражаться в одиночку против всего капиталистического мира Советский Союз не имел возможности. Красная Армия была слаба в техническом отношении в связи с отсутствием мощной оборонной промышленности, которая только недавно получила базу для своего развития.
Все эти обстоятельства вынудили советское руководство прийти к единственно правильному решению: попытаться как можно скорее инициировать создание системы коллективной безопасности, охватывавшей бы всю Европу. В таком случае агрессивные действия Германии удалось бы сдерживать как с запада, так и с востока.
Но для того чтобы успешно вступать в переговоры с другими странами, Советскому Союзу самому следовало изменить свою внешнюю и внутреннюю политику. Все неудачи возникали из-за того, что мировое сообщество не признавало страну Советов в качестве достойного и равноправного партнёра из-за провозглашенного даже в Конституции СССР 1924 года раскола мира на два лагеря: лагерь капитализма и лагерь социализма. Это обусловливало не только отстранение СССР от других стран, но и возможность столкновения с ними. В связи с этим необходимо было отказаться от утопичной ориентации на мировую революцию, определявшую классовый принцип внешнеполитического курса. Во внутренней политике Сталин задумал провести конституционную реформу, отказавшись от упомянутого выше положения, противопоставлявшего СССР всему миру. А главное — намерен был коренным образом изменить систему формирования государственных органов так, чтобы народ сам мог отстранять от власти негодных руководителей. Фактически это означало отказ от диктатуры пролетариата.
Для ортодоксальных коммунистов, заполнявших руководящие советские и партийные органы, все эти мероприятия казались отходом от марксизма, скатыванием на позиции ревизионизма. Это не могло не вызвать сильного противостояния с их стороны.
Здесь самое время поговорить немного о личности самого Иосифа Виссарионовича Сталина, стоявшего в то время во главе Коммунистической партии и всей страны.
Одним из самых интересных с психологической точки зрения является, наверное, всесторонний анализ личности Сталина, сделанный доктором медицинских наук Д.В. Колесовым [Л.31, Л.32]. Учёный считает, что всем, чего достиг Ста-лин, «он обязан только самому себе, своей одарённости и работе над собой». Конечно, если бы в России не сложилась специфическая ситуация, вызванная войной и Октябрьским переворотом, мир так ничего бы не узнал «о мальчике с отдалённой окраины огромной империи», ставшем почти на три десятилетия руководителем огромной страны.
После возвышения Сталину необходимо было проявлять свои положительные качества, поскольку, не обладая важными достоинствами, к власти прийти невозможно, а тем более долго её удерживать. Соперники Сталина в лице Троцкого, Зиновьева, Каменева считали его серой, недалёкой, заурядной личностью, не заметив, насколько он был «масштабен, многообразен, решителен и одарён». Как всегда, при появлении нового руководителя, политические оппоненты сначала обычно удивляются: «Как это мы раньше ничего не заметили?» Потом стараются громко и неискренне воспевать успешного лидера. А затем, если остаются живы после его смерти, начинают лить на бывшего кумира помои в отместку как за свою политическую бездарность, так и за то, что вынуждены были его восхвалять против своей воли.
Анализируя психологические качества Сталина, все исследователи сходятся на том, что память у вождя была «выдающаяся, исключительная, замечательная, феноменальная». Обладая лучшей памятью, чем все его политические соперники, Сталин умел обоснованно опровергать своих оппонентов, совершенно точно воспроизводя приводившиеся ими самими доводы и при необходимости противопоставляя им дословные цитаты из произведений своего учителя — Ленина.
Достоинством памяти Сталина являлось то, что запоминание новой информации всегда происходило у него одновременно с точной оценкой. Ничего в этом плане не было вообще, только по делу. Лишними сведениями себя не загружал: необходимую справку легко находил в книге. Всё, что знал Сталин, ему помогало в политической борьбе. Конкретность и практическая направленность ума позволяли ему вовремя, к месту вспоминать нужные сведения.
Кроме того, у Сталина была хорошая память на людей. По подсчётам некоторых авторов, он знал фамилии, должности, деловые качества, политическую благонадёжность свыше 15 тыс. человек. Думаю, что при личной встрече в 1940 году и мой отец попал в эту виртуальную картотеку вождя.
Не менее выдающейся, чем память, была у Сталина и способность к восприятию, проявившаяся ещё в детстве, на уроках. При общении Сталин был полностью нацелен на своего собеседника, всесторонне к нему расположен, абсолютно внимателен. Пристальный взгляд в глаза в сочетании с активным слушанием помогал Сталину при оценке людей, в которых он, во всяком случае в отношении к себе лично, практически не ошибался. В целом же его взгляду свойственно было спокойно-пристальное оценивающее выражение. Он способен был обращать внимание на то, что другие не замечали, и придавать значение тому, что иные просто игнорировали. Но такое ёмкое восприятие порождало и тревожность личности, которая выражалась «в бдительности, настороженности, недоверчивости».
По складу своего мышления Сталин всегда стремился к простоте выражения мысли и умел этого достигнуть. То есть мог представить сложное в доходчивой и понятной форме, легко воспринимаемой простыми людьми: рабочими, колхозниками, служащими, партийными активистами. А это очень важно для политика — быть понятым сразу большим числом граждан. Тем более, когда излагаемое выступающий тесно связывает с теми действиями, к которым призывает, да ещё подкрепляет сведениями о собственных интересах слушателей, сформулированными всегда чётко и конкретно.
Сталин обладал практическим складом ума, необходимым государственному деятелю для выработки правильных и своевременных решений. Он всегда трезво, реалистично и прагматично оценивал обстановку. При этом в нём имелось умение правильно сочетать соотношение общего и единичного. Образно говоря, видеть и лес в совокупности, и отдельные деревья в нём. Это позволяло закладывать в принимаемые решения здравый смысл, диктуемый и общей стратегией, и конкретными жизненными проблемами.
В чём Сталин превосходил своих соперников, так это в способности к гибкому и быстрому мышлению, то есть в сообразительности, в конкретной ситуации. Это достигалось за счёт мгновенной оценки ситуации и всех её изменений, а также готовности сразу же, по ходу дела вносить необходимые коррективы в свои действия.
Выдающаяся воля Сталина также всегда признавалась всеми исследователями. При этом в понятии воля различаются два компонента: энергетический потенциал и развитость воли. По оценке специалистов, если по энергетике воли Сталин несколько отставал от Ленина или Троцкого, зато у него была самая организованная воля. Это означает, научно выражаясь, «способность к волевому контролю максимально широкого круга действий в максимально широком круге ситуации». То есть у Сталина не было положений и аспектов поведения вне силового контроля. Но такое состояние опять же всегда порождает тревожность. Сталин никогда не проявлял, общаясь с людьми, высокомерия или снисходительности, но зато все и всегда должны были держать перед ним ответ по всей строгости и без всякого снисхождения.
Однако определяющим для политика является не просто наличие перечисленных выше качеств, а его способность принять и выполнить решение. При этом подлинным решением будет такое, которое всесторонне взвешено и глубоко продумано. В процессе анализа и размышлений политик может сколько угодно сомневаться, колебаться, испытывать неуверенность. И вот лишь когда ум всё «рассчитает и соотнесёт намерение с возможностью», только тогда, «внутренне определившись», настоящий политик подключит в полной мере свою сильную волю и проявит настойчивость в выполнении принятого решения. Как раз Сталин среди всех иных соратников, часто просто увлекавшихся собственными идеями, был наиболее сбалансирован в этом отношении. Вместе с тем при проведении решения в жизнь он был твёрд, но не упрям. Если ситуация кардинально менялась, мог что-то пересмотреть. То есть анализ текущей информации и корректировка решения продолжались у Сталина и после того, как наступала стадия реализации. Интересно, что психологически у него вообще не было окончательных оценок и выводов. При всей определённости своего мнения он всегда был готов что-то изменить или уточнить, если это подсказывалось ситуацией. А терпение в достижении задуманной цели, даже если для этого требовалось ждать целые годы, проявлялось Сталиным в огромной степени.
Конечно, в сталинских решениях часто бывало много безжалостности и твёрдости, но никогда не присутствовало гнева. Если вождь вспылил, то он стремился сначала успокоиться, а только потом принимать решение. Сталин был не кровожадным тираном, а являлся беспощадным полководцем, в сложнейшей внутренней и внешней обстановке поведшим за собой советских людей от полной разрухи и предательства к строительству могучей и великой державы. И если на этом тернистом и неизведанном пути требовались определённые жертвы, то они неотвратимо приносились.
В общем, в психологическом плане Иосиф Виссарионович Сталин представлял собой весьма цельную личность, качества которой взаимно дополняли друг друга и тем самым определяли успешность его деятельности.
Возвращаясь к вопросу преобразований, которые задумал Сталин, проследим, как они реализовывались и воспринимались общественностью [Л.11, Л.12].
Итак, изменение внешнего и внутриполитического курсов означало на деле решительный отказ от ориентации на мировую революцию с провозглашением приорита защиты национальных интересов и намерением закрепить всё это в Конституции страны. В связи с этим ещё в 1933 году решением Политбюро Советский Союз перестал поддерживать все коммунистические и антиколониальные движения, выступления и восстания, которые порождали самоизоляцию страны Советов и её противостояние мировому сообществу. Кардинально был изменён и курс Коминтерна. Вместо экспорта революции деятельность этой международной организации стала направляться теперь на предотвращение глобальной войны, на единство действий с социал-демократами и на объединение всех сил, способных защитить мир, то есть на создание народных фронтов.
Произошедшее в результате этого улучшение взаимоотношений с рядом государств привело к тому, что 18 сентября 1934 года СССР приняли в Лигу Наций, которую ещё недавно революционеры клеймили как сугубо буржуазную организацию. Это позволило советскому правительству начать активную работу по созданию системы безопасности в Европе. 2 мая 1935 года СССР заключил с Францией договор, предусматривавший проведение немедленных консультаций в случае угрозы нападения на одну из сторон и оказание помощи той из них, которая стала объектом неспровоцированного нападения третьей европейской державы. 16 мая аналогичный по содержанию договор был подписан с Чехословакией. Советское руководство стремилось убедить западные демократии в своей надёжности как партнёра и возможного военного союзника, а также доказать, что с СССР следует взаимодействовать так, как он этого заслуживает в силу своего геополитического положения и экономического потенциала. Это был достаточно серьёзный успех советской дипломатии.
Конституционная реформа началась фактически вскоре после XVII партийного съезда, открывшегося 25 июня 1934 года, на котором Сталин вскользь упомянул о возможности использования в СССР принципов парламентаризма и буржуазной демократии. Однако разработка данного вопроса несколько затянулась в связи с занятостью советского руководства упомянутыми международными проблемами по созданию Восточного оборонительного пакта. Только в январе 1935 года был подготовлен проект постановления предстоявшего вскоре VII съезда Советов СССР, в котором говорилось об изменении «порядка выборов органов власти Союза ССР и союзных республик». Этим постановлением, по инициативе Сталина, предлагалось введение прямых выборов, равных для городского и сельского населения (то есть для рабочих и крестьян) и, самое главное, тайных. Тем самым осуществлялся отказ от ранее существовавшей сложной системы выборов, предоставлявшей преимущества исключительно пролетариату, в пользу буржуазно-демократической. В качестве обоснования необходимости переработки Конституции говорилось о том, что настало время закрепить «такие завоевания октябрьской революции, как создание колхозного строя, ликвидация капиталистических элементов, победа социалистической собственности». В докладе на съезде Советов глава правительства В.М. Молотов, в частности, сказал: «В Советском Союзе открыта дорога к полноправной жизни для всех честных тружеников, и круг лишенцев (граждан, лишенных избирательных прав. — Ю.Б.) всё более сокращается. Мы идём к полной отмене всех ограничений в выборах в советы, введённых в своё время в качестве временных мер». В отношении тайных выборов докладчик отметил, что они, прежде всего, «ударят со всей силой по бюрократическим элементам и будут для них полезной встряской». Далее стала проводиться идея, что выборы должны быть альтернативными, когда выдвигается несколько кандидатов, а побеждает лишь один, получивший большее число голосов. Причём выдвигать кандидатов в депутаты могли не только предприятия и учреждения, но и общественные организации. То есть за счёт изменения избирательной системы Сталин надеялся существенно почистить руководящие органы. Предполагалось, что народ сам выдвинет достойных представителей в органы государственной власти, оттеснив тем самым демократическим (и бескровным) путём закостеневшую бюрократию из прежних революционеров.
Крайне сложная работа по совершенствованию Конституции ещё только началась, когда Сталин в январе 1935 года получил достоверные сведения о том, что в Кремле готовится заговор с целью устранения нынешнего высшего руководства [Л.33]. Согласно этой информации, комендант Кремля Р.А. Петерсон (в Гражданскую войну являвшийся начальником охраны бронепоезда Троцкого) с секретарём ЦИК СССР А.С. Енукидзе (близким другом Сталина, по служебным обязанностям отвечавшим за охрану Кремля), при поддержке командующего войсками Московского военного округа А.И. Корка из-за полного расхождения со Сталиным по вопросам внутренней и внешней политики подготавливали заговор с целью отстранения от власти Сталина, Молотова, Кагановича, Ворошилова и Орджоникидзе. Арест высшего руководства страны предусматривалось осуществить силами кремлёвского гарнизона по команде Петерсона. В качестве новой власти предполагалось создать своеобразную военную хунту во главе с заместителем наркома обороны М.Н. Тухачевским.
Естественно, что разобраться с этим вопросом Сталин поручил наркому внутренних дел Ягоде, хотя уже достаточно давно не полностью доверял ему. Началась следственная работа, получившая название «дело Енукидзе», «Кремлёвское дело», или «Клубок». В наше время, когда рассекречены многие, хотя далеко не все документы по этим делам, становится вполне ясно, что заговоры с целью устранения (убийства или ареста) Сталина существовали, и на него в 1930-е годы было совершено несколько покушений, к счастью, неудачных. Причём оппозиция реально угрожала не только самому вождю, его соратникам, но и всему проводившемуся ими политическому и экономическому курсу. До открытия архивов вопрос представлялся нам так, будто бы указанные дела являлись лишь маниакальной выдумкой Сталина, боровшегося за единоличную власть, что совершенно неверно.
Не вдаваясь во все подробности этих дел, отметим только, что Ягода также был в числе заговорщиков, правда, во многом занимал выжидательную позицию (кто кого?) с тем, чтобы встать на сторону победителей. В связи с этим нарком внутренних дел имел возможность запутывать ход следствия, направлять его по ложному пути, не привлекать действительных виновников, тянуть время.
Материалы «Кремлёвского дела» стали основанием для того, чтобы 14 февраля 1935 года Политбюро по представлению наркома Ягоды утвердило решение «Об охране Кремля», которое кардинальным образом изменяло всю систему безопасности правительственных зданий и проживавших в Кремле членов руководства страны. Теперь Комендатуре Кремля запрещалось вести какую-либо хозяйственную деятельность, а все силы следовало сосредоточить исключительно на вопросах охраны. Менялась и подчинённость Комендатуры: отныне она относилась к НКВД по вопросам внутренней охраны и к Наркомату обороны по военной охране. При этом из Кремля выводились многочисленные советские учреждения, в том числе приёмные и канцелярии ЦИК СССР, ВЦИК и Центральной избирательной комиссии, вместе с обслуживавшими их подразделениями, которые ежедневно заполняло огромное число служащих, а также привлекало огромный поток посетителей. Таким путём определённая часть ненадёжной бюрократии несколько отдалялась от верховной власти. Кроме того, с кремлёвской территории выводилась военная Школа имени ВЦИК, насчитывавшая 1500 красноармейцев и командиров, что сводило на нет возможности её использования при государственном перевороте. Для обеспечения охраны был сформирован специальный полк НКВД.
Тем временем число арестованных по «Кремлёвскому делу» постоянно росло. Но в хитросплетения всех следственных действий вникать не будем, сошлёмся лишь на литературные источники, где описаны все подробности [Л.11, Л.33]. 11 февраля 1935 года Политбюро поручило только что избранному секретарю ЦК Н.И. Ежову следить за ходом следствия, а также «проверить личный состав аппаратов ЦИК СССР и ВЦИК». Содержание протоколов допросов свидетельствовало о реальной «засорённости социально чуждыми элементами» кремлёвской правительственной библиотеки, о моральном разложении и даже о «буржуазном перерождении» бывшего секретаря ЦИК Енукидзе и о «политической неблагонадёжности» комсостава Комендатуры Кремля. Это требовало срочного вмешательства ЦК и принятия решительных мер. После проверки правительственных учреждений была уволена значительная часть служащих. Так, из 107 сотрудников аппарата ЦИК СССР, включавшего и правительственную библиотеку, на работе остались лишь 9 человек. Всего при разработке дела было арестовано 35 человек, под следствием находилось 65 подозреваемых. При этом во всём отмечалась отрицательная роль Енукидзе. А вот Петерсона явно вывели из-под удара, объявив ему только строгий выговор за неудовлетворительное руководство Комендатурой. Затем он получил назначение помощником командующего Киевским военным округом по материальному снабжению.
2 мая 1935 года Ягода направил Сталину докладную записку, в которой сообщил, что следствие по «Кремлёвскому делу» «в подготовке террористических актов над членами политбюро ЦК ВКП(б)» заканчивается. Установлено существование пяти террористических групп: в правительственной библиотеке, Комендатуре Кремля, среди военных ра-ботников-троцкистов, троцкистской молодёжи и белогвардейцев. Нарком предлагал «заслушать дела этих групп на Военной коллегии Верховного суда без вызова обвиняемых и расстрелять организаторов террора и активных террористов», всего 25 человек. Дело на Л.Б. Каменева, являвшегося не только вдохновителем, но и организатором террора, заслушать в той же инстанции. Дела на остальных 89 обвиняемых рассмотреть как на Военной коллегии, так и на Особом совещании НКВД. Теперь судебные процессы можно было проводить, а политический итог следовало подвести на предстоявшем пленуме, назначенном на июнь.
4 мая 1935 года Сталин выступил на приёме выпускников военных академий. Причём заговорил он не о проблемах службы в войсках новых командиров и не об угрозе войны, а о том, что больше всего волновало его в последнее время. Вождь сказал о том, что настало время опираться не на тех, кто обладал в прошлом революционными заслугами, а на профессионалов, на людей с высшим образованием. Если раньше говорили «техника решает всё», и этот лозунг помог ликвидировать имевшуюся отсталость и создать «широчайшую техническую базу во всех отраслях деятельности для вооружения наших людей первоклассной техникой». То теперь «нужны люди, овладевшие техникой», поэтому новый лозунг должен быть: «Кадры решают всё». Далее Сталин вернулся к главной теме вельмож-бюрокра-тов, обвинив именно их в непринятии нового лозунга. «Равнодушное отношение некоторых наших руководителей к людям, к кадрам и неумение ценить людей является пережитком», — отметил он. Затем выступавший перешёл к серьёзным проблемам, связанным с экономическим развитием страны. «Среди наших товарищей, — сказал Сталин, имея в виду соратников по партии, — нашлись люди, которые после первых же затруднений стали звать к отступлению. Они говорили: “Что нам ваша индустриализация и коллективизация, машины, чёрная металлургия, тракторы, комбайны, автомобили? Дали бы лучше побольше мануфактуры, купили бы лучше побольше сырья для производства ширпотреба и побольше бы давали населению всех тех мелочей, чем красен быт людей”. Создание индустрии при нашей отсталости, да ещё первоклассной индустрии, — опасная мечта. Но эти товарищи не всегда ограничивались критикой и пассивным сопротивлением. Они угрожали нам поднятием восстания в партии против Центрального комитета. Более того, они угрожали кое-кому из нас пулями. Видимо, они рассчитывали запугать нас и заставить нас свернуть с ленинского пути. Понятно, что мы и не думали сворачивать с ленинского пути. Более того, укрепившись на этом пути, мы ещё стремительнее пошли вперёд, сметая с пути всё и всякие препятствия. Правда, нам пришлось при этом по пути помять бока кое-кому из этих товарищей. Но с этим уж ничего не поделаешь. Должен признаться, что я тоже приложил руку к этому делу».
Так, не назвав конкретных фамилий, Сталин осудил опасные действия оппозиционно настроенных товарищей по партии, которых можно было отнести и к троцкистам, и к зи-новьевцам, и к правым, а также подтвердил неизменным принятый курс на индустриализацию. Становилось ясно, что и в дальнейшем намнут бока тем, кто будет активно или пассивно сопротивляться генеральной, сталинской линии.
Самое место здесь хотя бы кратко напомнить, как в 1930-е годы развивалась индустриализация. Так, в октябре 1931 года был введен в строй реконструированный завод АМО по производству автомобилей, а на Харьковском тракторном заводе им. Орджоникизде выпущен первый трактор. В декабре состоялся пуск Саратовского завода комбайнов. В январе 1932 года вступил в строй Горьковский автомобильный завод (ГАЗ), а на Магнитогорском металлургическом комбинате загрузили первую доменную печь. В марте были введены в действие Воскресенский химический комбинат и Первый подшипниковый завод в Москве. В апреле запустили первую домну Кузнецкого металлургического комбината. В октябре открыли первую угольную шахту в Воркуте. В этом же месяце состоялся торжественный пуск Днепрогэса. Летом 1933 года ввели в строй Челябинский тракторный завод и Уральский завод тяжёлого машиностроения («Уралмаш»). В августе заработала первая домна на заводе «Азовсталь» в Мариуполе. В декабре состоялся пуск первой очереди Бобриковского химического комбината. В июле 1934 года начал работу Ташкентский хлопчатобумажный комбинат, а в сентябре была введена в строй первая очередь Новокраматорского машиностроительного завода.
В феврале 1935 года прошёл II Всесоюзный съезд колхоз-ников-ударников, который принял Примерный устав сельскохозяйственной артели, предоставивший больше самостоятельности труженикам села. В мае этого же года был открыт Московский метрополитен.
Этот весомый перечень результатов реализации сталинской программы индустриализации страны можно ещё существенно дополнить, но и упомянутые разнопрофильные предприятия позволяют судить о всесторонне возраставшей мощи страны Советов.
Вместе с тем вероятность выступлений оппозиции против проводившихся и намечавшихся преобразований вынудила Политбюро, в условиях нарастания военной угрозы в международных делах, принять 15 мая 1935 года следующее закрытое постановление:
«1. Создать Оборонную комиссию Политбюро для руководства подготовкой страны к возможной войне с враждебными СССР державами.
2. Создать Особую комиссию Политбюро по безопасности для ликвидации врагов народа.
3. Провести во всей партии две проверки — гласную и негласную.
4. Обратиться ко всем членам и кандидатам партии с закрытым письмом о необходимости повышения большевистской бдительности, беспощадного разоблачения врагов народа и их ликвидации».
Конечно, в условиях неотвратимого приближения военного конфликта, о приготовлении Германии к которому регулярно поступала разведывательная информация, надо было скрытно принять экстраординарные меры для предотвращения возможности выступления в стране предательской пятой колонны. Тем более что во время мартовских (1935) англо-германских переговоров Великобритания дала Гитлеру добро на его экспансию в восточном направлении. А никогда не прекращавшаяся антигосударственная подрывная деятельность троцкистской оппозиции как раз и ориентировалась на содействие военному поражению СССР, в условиях которого легко было сменить власть в стране.
Однако сложное международное положение, внутренние проблемы, связанные, в том числе, с раскрытием кремлёвского заговора, не только не вынудили Сталина и его ближайших соратников отказаться от намерения провести задуманные радикальные политические реформы, но и заставили их действовать более быстро и решительно. Чтобы исключить возможность оппозиции свободно публиковать свои разлагающие взгляды в средствах массовой информации, Политбюро в мае 1935 года приняло постановление ЦК «О реорганизации Культпропа ЦК ВКП(б)». Согласно этому документу, теперь в составе ЦК создавалось пять отделов: партийной пропаганды и агитации; печати и издательств; школ; культурно-просветительной работы; науки, научно-технических изобретений и открытий. Во главе этих отделов были поставлены сторонники сталинского курса. Таким образом, устанавливался всесторонний, причём совершенно открытый идеологический контроль за образованием, культурой, наукой, печатью и издательством как в центре, так и на местах.
В летние месяцы 1935 года сталинское руководство приступило к решению задач, непосредственно связанных с обеспечением намечавшихся политических реформ. Было принято постановление о восстановлении в избирательных правах многих лишенцев, которые теперь «добросовестно и честно работают». Для НКВД установили порядок арестов, по которому лишению свободы граждане могли подвергаться только с согласия соответствующего прокурора. Пересмотрели вопрос о законности очистки Ленинграда от социально чуждых элементов после убийства С.М. Кирова. Для укрепления своих позиций в вооруженных силах постановлением ЦИК СССР ввели персональные воинские звания начальствующего состава Рабоче-Крестьянской Красной Армии, а также новое положение о прохождении службы командным составом. Этим отменялись прежние основы, выражавшие особенности революционной по смыслу и классовой по характеру армии. Пока сохранялось прежнее название — РККА. Введённое звание маршала Советского Союза 20 ноября 1935 года было присвоено наркому обороны К.Е. Ворошилову, командующему Особой Краснознамённой Дальневосточной армии (ОКДВА) В.К. Блюхеру, инспектору кавалерии С.М. Будённому, начальнику Генерального штаба РККА А.И. Егорову и заместителю наркома обороны М.Н. Тухачевскому.
Однако не следует думать, что в те годы Сталин обладал абсолютной властью и мог без помех реализовать любые собственные решения. Так, менее успешной оказалась попытка советского руководства добиться одобрения своего нового курса в среде делегатов VII конгресса Коминтерна, открывшегося в Москве 25 июля 1935 года. Главную роль в проведении сталинской линии в этой международной организации предстояло сыграть известному болгарскому коммунисту Георгию Дмитрову, который был введён сначала в политсекретариат, а затем в президиум Исполнительного комитета Коминтерна. Однако ничто, даже авторитет бывшего узника фашизма, активная поддержка этого нового лидера со стороны Сталина и Политбюро, не смогло повлиять на взгляды коминтерновцев, заставить их отрешиться от старых, теперь уже нисколько не связанных с истинным положением дел понятий и оценок. Оппоненты вопреки реальности пытались представить, что в мире происходит «нарастание нового подъёма революционного движения», при котором «под знаменем Ленина-Сталина» надо идти на штурм капитализма. Делегатам непонятно было, почему вместо привычной подпольной борьбы, уличных боёв и баррикад, забастовок и саботажа, создания тайных складов оружия и нелегальных типографий коммунистам предлагалось в целях сплочения всех антифашистских сил объединяться в единый фронт не только с социал-демократами, но даже с мелкой и средней буржуазией? При этом не прибегать к конфронтации, а баллотироваться в парламент, участвовать в выборах и вести легальную работу по защите прав трудящихся. В случае «если какое-либо слабое государство подвергнется нападению» агрессора, то в такой освободительной войне рабочий класс и коммунисты должны будут выступить с оружием в руках вместе с национальной буржуазией.
Разногласия, выявившиеся в ходе конгресса Коминтерна, нашли своё отражение не только в содержании докладов, выступлений и принимавшихся резолюций, но приняли откровенно личностный характер. Георгий Дмитров и глава делегации ВКП(б) Д.З. Мануильский даже отказались вместе работать в руководящих органах с И.А. Пятницким (И.О. Таршисом), который входил в состав Коминтерна почти с первых лет его существования, но теперь принципиально не поддерживал новую стратегию международного коммунистического движения.
В результате Сталин вынужден был решением Политбюро незамедлительно перевести Пятницкого на другую работу и поставить этого совершенно нежелательного деятеля на должность руководителя Политико-административного отдела, являвшегося одним из ключевых подразделений ЦК ВКП(б). Хотя было хорошо известно, что сей верный ленинец (точнее, троцкист) с большим дореволюционным стажем являлся идейным и бескомпромиссным борцом за дело мировой революции. Кроме того, по роду своей деятельности в Коминтерне он был связан с советскими спецслужбами. Но более серьёзная опасность состояла в том, что с давних пор от этого революционера тянулась ниточка и к английской спецслужбе, неблаговидная роль которой в русских делах была нами отмечена ранее.
Тем временем продолжалась работа Конституционной комиссии ЦИК СССР, после ряда преобразований включившей в себя 12 подкомиссий. Две из них, по общим вопросам и редакционную, возглавлял И.В. Сталин, экономическую — В.М. Молотов, финансовую — В.Я. Чубарь, правовую — Н.И. Бухарин, по избирательной системе — К.Б. Радек, судебных органов — А.Я. Вышинский, центральных и местных органов власти — И.А. Акулов, народного образования — А.А. Жданов, труда — Л.М. Каганович, обороны — К.Н. Ворошилов, внешних дел — М.М. Литвинов. Планомерный ход первого пленарного заседания этой комиссии был нарушен выступлением Сталина, который неожиданно для всех предложил провести конституционную реформу в гораздо больших масштабах, чем это предусматривалось ранее. Теперь он считал необходимым разделить существовавшую (и закреплённую основным законом) единую конструкцию власти на две самостоятельные ветви: законодательную и исполнительную. То есть создать систему правления, подобную традиционной западноевропейской. Однако вся совокупность прежних и нынешних предложений Сталина вызвала серьёзные расхождения между членами комиссии. При этом чётко обозначились принципиальные и идейные разногласия между группой Сталина и видными в прошлом ортодоксальными партийными деятелями, не пожелавшими поступиться своими принципами. В связи с этим инициатору преобразований пришлось отказаться от делового сотрудничества со всей комиссией, поручив подготовку текста нового закона трем своим сторонникам: А.И. Стецкому, Я.А. Яковлеву и Б.М. Талю.
Вместе с тем казалось, что приближавшийся 1936 год будет достаточно благоприятным, поскольку «жить стало лучше, жить стало веселей». Отменили карточную систему, восстановив свободную продажу мяса, рыбы, жиров, сахара, картофеля, а также промышленных товаров. Вернули традиционное празднование Нового года, в связи с чем для детей провели ёлки в школах, домах пионеров и парках, а для взрослых устроили новогодние балы в московском Доме Союзов, дворцах культуры и клубах. Из политических событий: пленум ЦК объявил о завершении третьей генеральной чистки партии, начатой в 1933 году. При этом предписывалось провести обмен партбилетов «всем прошедшим и непрошедшим чистку». В связи с приближавшимся 100-летием со дня смерти великого русского поэта А.С. Пушкина был создан Всесоюзный комитет для обеспечения достойного проведения этой памятной даты. Вслед за этим открылась долгая череда аналогичных юбилейных торжеств, восстанавливавших подзабытые имена некогда знаменитых писателей, поэтов, художников, архитекторов, композиторов, учёных. Тем самым в идеологии обозначился новый курс, решительно порвавший с прежней воинствующей пролетарской и революционной левизной.
Для обеспечения школьного образования была поставлена задача создания стандартных школьных учебников, единых для всей страны. А на учебник по истории СССР в связи с выявившимися разногласиями объявили открытый конкурс.
В области науки с достаточными трудностями было принято решение о прекращении деятельности Коммунистической академии, которая существовала параллельно с традиционной Академией наук СССР, но стремилась к главенству в навязывании обществу своих взглядов, которые вскоре объявили вульгарно-социологическими и антимарксистскими.
Тем временем работа над проектом новой Конституции практически завершилась. Обобщив материалы всех подкомиссий, Стецкий, Яковлев и Таль представили в секретариат Конституционной комиссии подготовленные ими материалы, во многом реализовавшие сталинские задумки. Согласно проекту, законодательным органом власти в стране становился Верховный Совет СССР, состоявший из двух палат — Совета Союза и Совета Национальностей. Верховный Совет собирался на сессии, в промежутках между которыми работу вёл Президиум Верховного Совета. Законодательная власть образовывала Совет народного хозяйства СССР, который становился исключительно исполнительным органом власти, и назначала Верховный суд СССР. Соответственно Верховные Советы союзных и автономных республик, а также краевые и областные советы формировали свои органы исполнительной власти и назначали суды. При этом народные суды первой инстанции избирались населением. Раздел Конституции, посвящённый избирательной системе, провозглашал всеобщие, прямые и тайные выборы.
Но все эти новшества могли стать эффективной силой, только если они понимались, принимались и овладевали массами. Популяризацию предлагавшихся изменений Конституции Сталин решил провести с использованием зарубежной печати, к которой российские ортодоксы относились с почтением. 1 марта 1936 года Иосиф Виссарионович принял в Кремле Роя Уилсона Говарда, являвшегося одним из руководителей американского газетного объединения «Скриппс-Говард ньюспейперс», и дал ему интервью. В беседе Говард поинтересовался, в какой мере предусмотренная в разрабатываемой Конституции новая избирательная система «может изменить положение в СССР, поскольку на выборах по-прежнему будет выступать только одна партия»? В своём ответе Сталин обратил внимание на то, что теперь «выборы будут всеобщими, равными, прямыми и тайными». Что же касается избирательной борьбы в условиях однопартийности, то она, очевидно, возникнет, поскольку «избирательные списки на выборах будет выставлять не только коммунистическая партия, но и всевозможные общественные беспартийные организации». При этом будет учитываться, «как тот или иной местный орган власти не умеет удовлетворить те или иные из многосторонних и всё возрастающих потребностей трудящихся города и деревни». Построена ли школа, улучшены ли жилищные условия, сделан труд более эффективным, стала жизнь более культурной? «Таковы будут критерии, — раскрыл Сталин свой замысел, — с которыми миллионы избирателей будут подходить к кандидатам, отбрасывая негодных, вычёркивая их из списков, выдвигая лучших и выставляя их кандидатуры». Избирательная борьба станет протекать среди множества острейших практических вопросов, имеющих первостепенное значение для народа, что заставит все учреждения и организации улучшить свою работу. «Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти. Наша новая советская конституция будет, по-моему, самой демократической конституцией из всех существующих в мире».
Так Сталин публично раскрыл ранее потаённый замысел конституционной реформы. В процессе предвыборной борьбы, в ходе альтернативных, состязательных выборов должна была произойти смена власти, по крайней мере местной. То есть вся бесполезная, неграмотная бюрократия, осевшая во властных структурах ещё с революционных времён и мешавшая проведению сталинского курса построения социализма в одной отдельно взятой стране, должна была оставить свои руководящие посты мирным, бескровным путём.
Теперь, по замыслу инициатора реформы, после опубликования в советских газетах интервью, данного Сталиным, должна была развернуться оживлённая дискуссия по затронутым вопросам конституционного изменения избирательной системы. Но ни пропагандистских материалов, ни хвалебных или, по крайней мере, положительных отзывов о проекте новой Конституции СССР в печати не появилось ни через день, ни через неделю, ни через месяц. Даже газета «Правда» только один раз опубликовала передовицу «Самый демократический строй в мире», фактически ещё раз пересказав материалы сталинского интервью. Никакого обсуждения в советской печати важнейших положений новой Конституции и основанных на ней выборов так и не состоялось. Означало всё это только одно: ни партийное руководство, ни даже хотя бы часть аппарата ЦК, включавшая специально созданный Агитпроп, не приняли сталинской новации. Никто не захотел среди прочих вопросов одобрять слишком опасную для многих альтернативность при выборах, которая напрямую угрожала положению и реальной власти партийных секретарей ЦК национальных компартий, крайкомов, обкомов, горкомов, райкомов. Партократия отказалась принять существо политической реформы, но выразила своё отношение к этому весьма своеобразно: демонстративно замалчивала насущную проблему, требовавшую обязательного всенародного обсуждения и понимания. При такой всеобщей обструкции даже сложно было предъявить претензии персонально к кому-либо, обвинив в сговоре. В результате важнейшая демократическая идея не смогла овладеть массами.
Вместе с тем становилось понятно, что в любой момент сторонники Сталина могут столкнуться с более сильным и решительным противодействием. Об этом свидетельствовали материалы и по убийству Кирова, и по «Кремлёвскому делу». Признаки назревавшей опасности зафиксировали и органы госбезопасности. В докладной записке от 5 февраля 1936 года говорилось, что «новые материалы следствия обнаруживают тенденцию троцкистов к воссозданию подпольной организации по принципу цепочной связи небольшими группами». Сторонники Троцкого и Зиновьева стремились к созданию самостоятельной собственной партии, подобной тем, которые под воздействием призывов Льва Давидовича уже начали возникать в других странах. В её рядах хотели объединиться те, кто считал себя твёрдыми марксистами-ленинцами и революционерами, не способными к компромиссу с явно ревизионистской, оппортунистической, с их точки зрения, группой Сталина.
Но даже если такую партию не удастся создать, у сгруппировавшихся троцкистов и зиновьевцев окажется достаточно влияния для того, чтобы выдвинуть собственных кандидатов в депутаты, провести их в Верховный Совет и получить тем самым легальную трибуну для свободного выражения своих политических взглядов. Вот где таилась опасность для сталинских реформаторов.
Появившаяся угроза вынудила к принятию определённых репрессивных мер. К 1 апреля 1936 года арестовали 508 человек, находившихся под наблюдением. По предложению НКВД и с согласия прокуратуры, поддержанных решением Политбюро, всех ссыльных троцкистов, проводивших активную работу (308 человек), отправили в отдалённые лагеря. Уличённых же в причастности к террору Военная коллегия Верховного суда с применением закона от 1 декабря 1934 года приговорила к высшей мере наказания.
1 июня 1936 года открылся пленум ЦК ВКП(б). Перед началом заседания все участники получили для ознакомления проект новой Конституции СССР. Разительным отличием данного Основного закона от предшествовавшего являлось отсутствие отличавшегося устремлённостью к мировой революции первого раздела с Декларацией образования СССР. Кроме того, теперь пролетариат полностью лишался каких-либо преимуществ, что делало ненужной его диктатуру. В корне менялась избирательная система. Конституция устанавливала чёткое разделение законодательной и исполнительной властей. Провозглашались независимость судей, подчинённость их только закону и выборность народных судей низшей инстанции.
Такая коренная переработка Конституции могла вызвать обвинения Сталина и его соратников в отходе от революционных идей марксизма-ленинизма, в ревизионизме и оппортунизме. Чтобы обезопасить себя и своих сторонников от таких нападок, своё выступление на пленуме Сталин начал с зачитывания полных текстов документов, послуживших основанием для подготовки проекта новой Конституции. Эти постановления были приняты в феврале 1935 года последовательно пленумом ЦК, VII съездом Советов СССР и сессией ЦИК. Тем самым вопрос был поставлен так, что всё делалось во исполнение соответствующих решений, и теперь оставалось лишь обсудить, насколько хорошо они были выполнены. Далее Сталин остановился на том, что предопределило необходимость разработки новой Конституции, а именно на коренных переменах, произошедших в стране с 1924 года в области экономики, классовой структуры, взаимоотношений народов СССР. В результате развития народного хозяйства построено социалистическое общество, не знающее кризисов, безработицы, нищеты и дающее все возможности для зажиточной и культурной жизни. Рабочий класс перестал эксплуатироваться капиталистами, а потому его теперь нельзя называть пролетариатом. Советское крестьянство стало колхозным крестьянством. Интеллигенция является полноправным членом общества и вместе с рабочими и крестьянами ведёт строительство нового бесклассового социалистического общества. Народы, считавшиеся ранее отсталыми, теперь таковыми не являются: совершенствуется их экономика, развивается культура, растут национальные кадры, крепнут узы дружбы. Проблемы эффективного управления страной требуют разделения законодательной и исполнительной властей. Таким образом, проект новой Конституции отразил завоевания рабочих и крестьян нашей страны и теперь «послужит величайшим рычагом для мобилизации народа на борьбу за новые достижения, за новые завоевания».
Против таких положений, логично представленных в докладе Сталина, возразить было нечего. Но и принимать их не хотелось. Поэтому никто из участников пленума не выступил даже с обычными словами одобрения.
В связи с этим было предложено вынести проект Конституции на всенародное обсуждение, на которое отводилось четыре месяца. После этого Всесоюзный съезд Советов должен был принять или не принять новый Основной закон.
12 июня 1936 года все газеты опубликовали проект Конституции СССР, а затем ввели на своих страницах рубрику со всенародным обсуждением этого документа. Здесь стали помещать отклики рабочих, крестьян, инженеров, врачей, учителей, красноармейцев, командиров Красной Армии. Не было только, за небольшим исключением, статей от партийного руководства.
Сложилась парадоксальная ситуация: все члены ЦК единогласно проголосовали за предложенную Конституцию, но никто из них открыто не высказался в её поддержку. Вокруг группы Сталина возникла неприятная обстановка, вынуж-давшая вырабатывать ответные наступательные меры. По откровенному саботажу решено было нанести решительный удар, который показал бы как непреклонность в проведении избранного курса, так и перспективу для противников в случае продолжения противостояния.
С 19 июня 1936 года продолжилась приостановленная в конце марта работа «по немедленному выявлению и полнейшему разгрому троцкистских сил». НКВД и прокуратура представили в Политбюро список из 82 наиболее опасных троцкистов, которым можно было предъявить обвинение в подготовке террористических актов. Кроме того, оба ведомства поставили вопрос о необходимости повторного процесса по делу Зиновьева и Каменева.
Суд над руководителями и участниками очередного «раскрытого антисоветского объединённого троцкистско-зино-вьевского блока» решено было провести как важную пропагандистскую акцию, обращённую к политическим силам как внутри страны, так и в странах Запада, продемонстрировав решительный и окончательный отказ от старого курса, ориентированного на мировую революцию. В целях разъяснения обстановки 29 июля 1936 года от имени ЦК было разослано закрытое письмо по этому вопросу. Указывалось, что задачей блока, возглавлявшегося Зиновьевым, Каменевым, другими троцкистами и имевшего свои группы во многих городах, являлись террористические акты против Кирова, Сталина, Ворошилова, Кагановича, Орджоникидзе и других руководителей партии и правительства. Так как главари блока уже находились в тюрьме, всё «руководство террористической деятельностью в СССР взял на себя Троцкий». ЦК партии считал необходимым «ещё раз приковать внимание всех членов партии к вопросам борьбы с остатками злейших врагов нашей партии и рабочего класса, к задачам всемерного повышения большевистской революционной бдительности».
Открытый судебный процесс над 16 основными троцкистами начался 19 августа 1936 года и продлился пять дней. На заседания были допущены корреспонденты советских центральных газет, Коминтерна и иностранной буржуазной печати. Обвиняемые полностью подтвердили предъявлявшиеся им обвинения в террористической деятельности. В соответствии с приговором все они, включая Г.Е. Зиновьева, Л.Б. Каменева, И.П. Бакаева, Г.Е. Евдокимова, И.Н. Смирнова, С.В. Мрачковского, были расстреляны. Это деяние, сопровождавшееся шумной пропагандистской кампанией, должно было оказать сильное психологическое воздействие как на членов ЦК, так и на делегатов предстоявшего Всероссийского съезда Советов. В такой обстановке поспешили отмежеваться от обвиняемых и от своего идейного вождя Троцкого пока ещё находившиеся на свободе Х.Г. Ра-ковский, Г.Л. Пятаков, К.Б. Радек, Е.А. Преображенский, которые поместили в центральных газетах собственные статьи, имевшие один общий смысл: «Беспощадно уничтожать троцкистско-зиновьевско-фашистскую банду презренных убийц и предателей!» Но это уже не могло спасти их.
В дополнение ко всем трудностям в это время произошли события в республиканской Испании, которые ненароком проверили сталинскую власть на прочность.
18 июля 1936 года в испанской зоне Марокко вспыхнул военный мятеж, в котором приняли участие около 20 тыс. человек. Затем мятежники захватили крупнейшие города юга Испании, установили свой контроль над несколькими районами севера и юга страны. В сложившейся обстановке законное правительство явно растерялось, но потом приняло решение вооружить народ, повсеместно создать милицию, что позволило отбить ряд территорий.
С беспорядками удалось бы справиться своими силами, но тут германские нацисты и итальянские фашисты неожиданно оказали мятежникам значительную помощь вооружением и обеспечили переброску войск из Марокко на испанский берег. В таких условиях потребовалась политическая оценка международной обстановки. Однако Великобритания и Франция, тесно связанные с Испанией экономически, выдвинули доктрину невмешательства во внутренний конфликт и предложили всем европейским странам к ней присоединиться. Ряд государств выразил готовность принять соответствующую декларацию, но Германия заявила, что согласится это сделать лишь в том случае, если аналогичное решение примет и Советский Союз. Из Москвы быстро поступил положительный ответ, со всей очевидностью не позволявший рассматривать республиканское правительство Испании в качестве ставленника Кремля, а созданный там Народный фронт как модификацию старой стратегии коммунистической экспансии и экспорта мировой революции. В результате Советский Союз в числе других 25 европейских стран присоединился к международному соглашению, которое для каждой страны звучало так:
«Правительство СССР (соответственно Франции, Великобритании, Германии, Италии, Португалии и др. — Ю.Б.) запрещает в том, что его касается, экспорт, прямой или косвенный, реэкспорт и транзит в направлении Испании, испанских владений или испанской зоны Марокко всякого оружия, амуниции и военных материалов, а также всяких воздушных судов как в собранном, так и в разобранном виде и всяких военных кораблей».
Достигнутый дипломатический успех Москва стремилась дополнительно подкрепить привлечением мирового общественного мнения на сторону республиканцев. Однако в период возникшего международного согласия мятежники, уже вооружённые немецкой и итальянской военной техникой, возобновили наступление, значительно расширили захваченную ими территорию и двинулись на Мадрид. В нарушение принятого соглашения Португалия включилась в гражданскую войну в Испании, предоставив мятежникам несколько крупных займов, вооружение и направив через границу 20 тыс. добровольцев. Кроме того, португальские аэродромы были предоставлены для приёма немецких и итальянских самолётов. Вопреки принятым обязательствам итальянские вооружённые силы оккупировали Болеарские острова, создав там военно-морскую и военно-воздушную базы. Обстановку в военных действиях усугубил развал республиканской армии, командование которой не сумело разработать ни стратегических, ни тактических задач по подавлению мятежа.
Положение в Испании с каждым днём вызывало всё большее беспокойство в Москве. Однако поступавшие сообщения были настолько противоречивы, что, исходя из них, строить какие-либо планы не представлялось возможным. В связи с этим в командировку в далёкую страну были направлены сначала корреспонденты наших газет, а затем дипломатические работники (в числе которых были и ярые сторонники Троцкого). Когда из Мадрида стала поступать достоверная информация, оказалось, что положение республиканского правительства просто катастрофическое. Испания нуждалась буквально во всём: продуктах питания, горючем, медикаментах, бытовых товарах. Разрозненным армейским формированиям требовались оружие, боеприпасы, самолёты, танки, даже лётчики и танкисты.
Перед сталинским руководством встала острейшая необходимость срочно принять очень сложное, но крайне важное решение: следовало ли отказаться от невмешательства по примеру Италии, Германии и Португалии, и немедленно начать оказывать необходимую помощь республиканцам либо, как Франция и Великобритания, остаться верными заключенной ранее декларации? В первом случае сталинскому руководству пришлось бы открыто вернуться на позиции пролетарского интернационализма и революционной солидарности, при этом перед всем миром и собственной оппозицией признать правоту своих идеологических противников, а собственную политику считать ошибочной. В последнем случае приходилось предать Народный фронт в самую трудную минуту и обречь его на неминуемое поражение, тем самым дискредитировав принципиально новую стратегию Коминтерна и ВКП(б), которую с таким трудом удалось отстоять группе Сталина.
В итоге было принято единственно приемлемое решение: продать Испании советскую военную технику через незадействованную в декларации о невмешательстве Мексику, а также нелегально отправить в сражавшуюся республику наших добровольцев. Вся операция проводилась в условиях высочайшей секретности, и даже в решениях Политбюро вместо слова «Испания» писали букву «X». В начале октября нашими теплоходами в испанский порт Картахена была доставлена первая партия из 100 истребителей и 50 танков, а также 80 советских офицеров и сержантов.
Естественно, мировая печать сразу же сообщила о поставках советского оружия в Испанию, что послужило основанием для демократических стран, Франции и США, сделать вполне предсказуемый вывод о том, что теперь все видят проявление коммунистической экспансии и экспорта революции. Советское правительство оправдывало свою позицию тем, что принцип нейтралитета является неприемлемым и противоречащим нормам международного права в случае борьбы законного правительства с мятежниками. А раз другие страны этот принцип постоянно нарушают, то он уже стал фактически несуществующим. СССР готов прекратить военную помощь республиканцам, но при непременном условии: то же сделают Италия, Германия и Португалия.
Совершенно неожиданно было оказано сильное давление на советское руководство со стороны испанских республиканских кругов, пользовавшихся поддержкой со стороны различных партий, включая откровенно троцкистские. Вопрос ставился так: «Победа рабочих и крестьян в Испании возможна лишь как победа социалистической революции». Стремясь удержать испанцев от революционной стихии, пагубно сказывавшейся на состоянии регулярной армии, советники рекомендовали на данном этапе, чтобы сохранить «единый народный фронт», не стремиться к установлению диктатуры пролетариата, а действовать «под флагом защиты республики» и не сходить «с позиций демократического режима». В письме из Москвы говорилось: «Вполне возможно, что парламентский путь окажется более действенным средством революционного развития в Испании, чем в России».
Испанские события испортили отношения СССР с Англией и Францией, Румынией и Чехословакией, поставили под сомнение возможность сохранения антигерманского Восточного пакта. Но более опасным было то, что под влиянием революционных настроений в СССР стали сплачиваться радикально настроенные члены партии и комсомола, что являлось сильным аргументом против идей группы Сталина.
В условиях сложной международной и внутренней обстановки Сталин не оставлял надежды в полном объёме принять новую Конституцию, но для этого надо было окончательно подавить даже скрытое противодействие ортодоксальных коммунистов, которых в партии и за её пределами имелось ещё предостаточно. Тем более что в поддержку им только что вышла книга Л.Д. Троцкого «Преданная революция», которая содержала серьёзную, теоретически обоснованную и предельно резкую критику политики группы Сталина и его лично. В связи с этим стали тихо, без малейшей огласки проводить аресты известных НКВД ярых троцкистов, включая приведенных выше авторов разгромных статей по поводу пострадавших в «процессе 16-ти». Кроме того, начались незаметные постороннему взгляду кадровые перестановки, которые были направлены на укрепление позиции группы Сталина. Одним из самых значимых было назначение 26 сентября 1936 года на должность наркома внутренних дел СССР И.И. Ежова, сохранившего при этом за собой посты секретаря ЦК ВКП(б) и председателя Комиссии партийного контроля (КПК). Ягоду, оказавшегося «не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зино-вьевского блока ОГПУ», пока назначили на должность наркома связи вместо снятого А.И. Рыкова, чья судьба уже была решена.
Всю свою работу, включая аресты, нарком Ежов должен был координировать с заведующим Политико-административным отделом ЦК И.А. Пятницким, который подбирал кадры для НКВД, контролировал и согласовывал действия это-гр ведомства с Наркоматом юстиции, Прокуратурой СССР и различными судебными инстанциями. Другими словами, Ежов и Пятницкий в равной мере разделяли всю полноту ответственности за деятельность органов внутренних дел и госбезопасности.
Как напутствие новому наркому Ежову Политбюро своим решением от 29 сентября 1936 года утвердило директиву «Об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам», которая призывала к расправе с этими «мерзавцами, скатившимися ещё больше вниз… их теперь приходится рассматривать как разведчиков, шпионов, диверсантов и вредителей фашистской буржуазии в Европе». Причём репрессии предписывалось направить не только против тех, кто был ещё на свободе, ожидал суда или был осуждён, но и тех, кто давно находился в ссылке, включая всех, подписавших в 1923 году знаменитое «Заявление 46-ти» в поддержку позиции Троцкого. Таким жестоким путём Сталин стремился удалить с политической арены страны не только очевидных, реальных, но даже весьма проблематичных, лишь потенциальных противников начавшейся реформы, сделать таким образом невозможной любую критику проекта новой Конституции. При этом следил за тем, чтобы предписанная расправа не превратилась в широкую и бессмысленную охоту на ведьм.
Другим пунктом своего решения Политбюро объявило о возобновлении с 1 ноября 1936 года приёма в ряды ВКП(б) новых членов и кандидатов. Такими разными по своей сути действиями решалась двуединая задача создания Компартии обновлённого типа. В это же время комиссии в составе разработчиков текста Конституции Стецкого, Яковлева и Таля была поручена подготовка новой программы партии.
Вступив в должность наркома внутренних дел, Ежов провёл кадровые назначения, поставив вместо людей Ягоды своих выдвиженцев. Теперь в деятельности НКВД обозначились четыре основные направления: государственная безопасность, пограничные войска, милиция и управление местами лишения свободы. При этом сам Ежов сосредоточился на главном вопросе — тотальном разгроме оппозиционеров, прежде всего троцкистов. Кроме того, был создан ещё один отдел — первый, или охраны высших должностных лиц партии и правительства, который возглавил К.В. Паукер, бывший фельдфебель уланского полка австро-венгерской армии, попавший в русский плен и с 1920 года работавший в ВЧК. Создание такого отдела охраны свидетельствовало о действительно серьёзной опасности, которая угрожала сторонникам Сталина.
Предельно усилить персональную охрану соответствующих лиц пришлось на четвёртый день работы VIII чрезвычайного съезда Советов СССР, который открылся 25 ноября 1936 года в Свердловском зале Большого Кремлёвского дворца докладом Сталина по проекту новой Конституции. Этот доклад практически повторял текст выступления вождя на июньском пленуме ЦК. Добавились только поправки, внесённые в процессе всенародного обсуждения. При этом акценты были сделаны на том, что наступил «период полной ликвидации капитализма во всех сферах народного хозяйства, поэтому диктатура пролетариата» теперь может быть расширена и превращена «в более гибкую, стало быть, более мощную систему государственного управления обществом». В стране, ставшей государством рабочих и крестьян, утвердилась, стала господствующей социалистическая собственность. Из внесённых поправок докладчик не согласился с предложением о сохранении статуса лишенцев, отметив, что «Советская власть лишила избирательных прав нетрудовые и эксплуататорские элементы не на веки вечные, а временно, до известного периода». На опасения, что при выборах в верховные органы могут попасть враждебные элементы, ответил, что, «во-первых, не все бывшие кулаки, белогвардейцы или попы враждебны советской власти». Во-вторых, если подобное произойдёт, «то это будет означать, что наша агитационная работа поставлена плохо, а мы вполне заслужили такой позор».
В своём докладе Сталин ни слова не сказал о состоявшихся в текущем году в августе «процессе 16-ти» и в ноябре суде «по делу кемеровской троцкистско-диверсионной группы», которые закончились расстрельными приговорами в отношении видных деятелей партии, являвшихся убеждёнными сторонниками Троцкого. Однако в процессе прений выступавшие больше говорили о необходимости борьбы с различного вида врагами, чем оценивали статьи новой Конституции. Это отражало настроение подавляющего большинства партийного, советского и профсоюзного руководства. Даже предложенная система выборов рассматривалась ими с точки зрения права и обязанности советского народа «уничтожить всякого врага — троцкиста, зино-вьевца, националиста, меньшевика», который попытается использовать демократию как «расслабленность нашей воли и посмеет поднять руку против испытанных, верных руководителей». Против таких врагов «может быть только один приговор — физически уничтожить». А чтобы «смести их с лица советской земли», необходимо «всемерно усилить революционную бдительность». Словом, в речах ораторов усиливалась психологическая напряжённость, расширялся круг врагов, и новая избирательная система напрямую связывалась с неизбежностью репрессий.
Только сторонники Сталина спокойно и аргументировано говорили по вопросам, напрямую связанным с проектом Конституции. Нарком иностранных дел М.М. Литвинов отметил, что мы «не возвращаемся в лоно европейского демократизма, к буржуазным свободам, а наполняем это понятие новым опытом, советским содержанием». Генеральный прокурор СССР А.Я. Вышинский сообщил о резком снижении давления государства на население страны. Количество осуждённых за хищение социалистической собственности «сократилось очень резко», но появился новый вид преступности — политической. Только здесь прокурор достаточно возвышенно сказал, что «на все гнусные попытки и вылазки врага, посягающего на любимых руководителей советского государства и советского народа», советский суд «отвечал и будет отвечать, применяя всю полноту и силу советского закона». Член Политбюро и секретарь партийной организации Ленинградской области А.А. Жданов успокоил тех, кто мог увидеть в проекте Конституции ревизию марксизма, отметив, что «рабочий класс сумел выполнить до конца свою роль преобразователя общества на социалистических началах». Об этом убедительно свидетельствуют коренные изменения в промышленности и сельском хозяйстве. По вопросу альтернативы избирательной системы сказал, что мы имеем в руках все необходимые рычаги, «чтобы предотвратить возможность появления в советах врагов конституции не административными мерами, а на основе агитации и организации масс». Укрепление диктатуры пролетариата теперь можно осуществлять государственным руководством обществом более гибкими и сильными мерами. Председатель правительства В.М. Молотов констатировал, что «Конституция закрепляет социалистическую основу в экономике и общественном устройстве нашего государства». При этом подчеркнул, что «новая система послужит дальнейшему оживлению как выборов в советы, так и всей работы в советах. Поможет встряхнуть слабых, плетущихся в хвосте событий организаций, облегчит выдвижение новых сил из передовых рабочих, крестьян и интеллигенции, которые должны прийти на смену отсталым или обюрократившимся элементам». К врагам партии Ленина — Сталина выступавший отнёс Троцкого и его сторонников, которые остались «непоколебимыми коммунистами и революционерами», но критиковали группу Сталина и новую Конституцию за скатывание в ревизионизм, за отказ от диктатуры пролетариата.
Проходившие в течение 6 дней прения по докладу показали, что среди делегатов съезда, помимо инертного большинства, имеются две небольшие, но активные группы. Первая из них, представлявшая широкий уровень руководства, демонстративно уходила от обсуждения новой избирательной системы, но зато нагнетала атмосферу вражды к классовым врагам. Вторая группа, включавшая сторонников сталинских реформ, настойчиво стремилась добиться безоговорочного принятия новой Конституции для скорейшего воплощения её принципов в жизнь.
После принятия проекта Конституции за основу была образована «редакционная комиссия в составе 220 человек», которой поручили «в трехдневный срок представить на рассмотрение съезда окончательный текст конституции».
В итоге 5 декабря 1936 года чрезвычайный VIII съезд Советов Союза ССР единогласно утвердил проект Конституции СССР. Безусловно, это была большая победа сторонников Сталина. Однако главная цель — смена бюрократического руководства за счёт новых сил на основе альтернативных выборов — оставалась пока неопределённой и ещё более сложной задачей. Положение о выборах и сроки выборов в Верховный Совет Союза ССР съезд поручил разработать прежней власти — ЦИК.
В период работы редакционной комиссии, 4 декабря, в Кремле состоялся пленум ЦК. Основной доклад «О троцкистах и правых антисоветских организациях» сделал нарком Ежов, который очертил круг преступлений, совершавшихся троцкистами и зиновьевцами. Сообщил о раскрытии силами НКВД блока, возглавлявшегося Пятаковым, Сокольниковым, Радеком и Серебряковым. Связал в преступные цепочки разоблачённых в последние месяцы бывших оппозиционеров, занимавших большие посты в промышленности и на транспорте, с теми, кто работал с ними вместе. Привёл количественные данные о репрессиях, составивших в последние месяцы по стране порядка 5 тыс. человек. (Это было значительно больше, чем предлагал Сталин — «исключить из партии 600 троцкистов и зиновьевцев», но несравненно меньше, чем говорил Троцкий — «в оппозиции находятся 20–30 тысяч человек»). Заверил ЦК партии, что «до конца раскорчуем всю эту троцкистско-зиновьевскую грязь и уничтожим их физически». Выступивший затем Бухарин, одобрив деятельность НКВД, полностью поддержал Ежова в осуждении Троцкого и Зиновьева. Пояснил, что «получилась разветвлённая сугубо конспиративная террористическая партийная организация с большим конспиративным навыком и с новыми приёмами борьбы, которая расставила свои силы». Посчитал абсолютно «правильным и необходимым уничтожить всех этих троцкистов и диверсантов». Признал «свою активную роль в правой оппозиции», а раскаяние закончил признанием «в любви и преданности товарищу Сталину». Получивший затем слово Рыков поддержал все обвинения в адрес троцкистов, хотя и пытался обелить себя. При этом отметил: «Мы живём в такой период, когда двурушничество и обман партии достигли таких размеров и приняли настолько изощрённый, патологический характер, что, конечно, было бы совершенно странно, чтобы мне или Бухарину верили на слово». Рыков не стал опровергать показания арестованных единомышленников, согласно которым его намечали в правительство СССР после отстранения от власти группы Сталина.
Выступившие в прениях первый секретарь Западно-Сибирского крайкома партии Р.И. Эйхе, секретарь ЦК Украины С.В. Косиор и первый секретарь Донецкого обкома С.А. Саркисов продемонстрировали воинственную нетерпимость и неприкрытую кровожадность к троцкистам, которых нужно не в ссылку отправлять, а расстреливать. Этому кругу руководителей нужен был образ врага, чтобы на него списать все собственные недостатки, просчёты и ошибки. Кроме того, образовавшийся разрыв между группой Сталина и ними они хотели нерасторжимо связать пролитой кровью врагов. Причём к врагам они готовы были отнести кого угодно, только не себя.
Представители же сталинской группы старались перевести дискуссию в более спокойное русло. Так, Молотов обратил внимание на то, что все дела, в том числе Бухарина и Рыкова, надо расследовать самым внимательным образом. Напомнил, что даже Зиновьева и Каменева старались не запачкать, хотя все нити были в руках следствия, и «обвиняли их в том, в чём они сами признались».
Материалы этого пленума, продолжавшегося до 7 декабря, никогда полностью не публиковались.
Группа Сталина стремилась применять репрессивные меры только в отношении явных оппозиционеров, сидевших в руководящих органах ещё со времён революции, решая остальные кадровые вопросы мирным путём. 4 февраля 1936 года заведующим Отделом руководящих партийных органов ЦК вместо Ежова стал его первый заместитель Маленков. Он провёл сложные перестановки в руководстве обкомов, крайкомов и ЦК нацкомпартий. Шесть секретарей были переведены с понижением или повышением в должности из одного региона в другой без какой-либо мотивации, хотя в этом движении вполне можно было усмотреть их отношение к конституционной реформе. С этого времени обозначилась определённая тенденция: при переводе обвиняли первых секретарей в различных прегрешениях. Кроме того, проявилось также стремление выдвигать на руководящие посты и местные национальные кадры. Общая направленность всех кадровых перемещений состояла в стремлении руководителей высших уровней упрочить собственное положение. При этом никого из тех, кого сняли или понизили в должности, не только не репрессировали, но и не подвергли открытой критике.
Напряжённая внутриполитическая борьба проходила в условиях непростой внешнеполитической обстановки, требовавшей принятия сталинской группой незамедлительных, но продуманных и взвешенных мер. После создания оси Берлин-Рим-Токио Гитлер открыто объявил, что теперь Германия и Италия могут победить не только большевизм, но и всю Европу, включая Великобританию. А 30 января 1937 года, выступая в рейхстаге, фюрер заявил, что «Германия убирает свою подпись с Версальского договора». Теперь война в Европе становилась неминуемой. Однако, несмотря на столь угрожающие события, советской дипломатии так и не удалось добиться расширения антигерманского оборонительного блока.
При этом положение в Испании всё больше выходило из-под контроля СССР. Военное присутствие Германии и Италии на Пиренейском полуострове постоянно расширялось. На базе в Кадисе разместился немецкий добровольческий авиалегион «Кондор», имевший около 300 боевых самолётов, а также прибыл целый танковый корпус. В южных испанских портах высадился итальянский экспедиционный корпус численностью 50 тыс. человек. Правовой основой для направления этих войск стало признание Германией и Италией режима Франко, что противоречило их обязательствам, принятым на себя в результате присоединения к соглашению о невмешательстве. Формальным же поводом являлось противодействие военной помощи СССР законному испанскому правительству и прибывавшим со всего мира интернациональным бригадам из добровольцев для поддержки республиканцев. Комитет по невмешательству призывал 4 страны, принимавшие участие в «испанских делах», прекратить такую деятельность. Советский Союз отвечал согласием, на при условии, что будет осуществляться строжайший контроль за всеми нарушителями международного соглашения. Однако Запад больше всего боялся усиления влияния Москвы на Мадрид, что якобы могло привести к установлению советской власти в Испании. Таким образом, СССР продолжал рассматриваться в качестве экспортёра мировой революции, от чего сталинская группа в своей новой политике решительно отказалась.
В столь крайне неблагоприятных внешнеполитических условиях было всё-таки решено провести новый открытый процесс по делу арестованных Г.Л. Пятакова, К.Б. Ра-дека, Г.Я. Сокольникова, Л.П. Серебрякова, Н.И. Муралова, Я.Н. Дробниса, М.С. Богуславского и других (всего 17 человек) — известных троцкистов, занимавших в последнее время видные государственные и партийные посты. Большинство из них в 1923 году подписало «Заявление 46-ти» в защиту и поддержку позиции Троцкого, а в 1927 году за участие в объединённой оппозиции все были исключены из партии и отправлены в ссылку. Только после признания ошибочности своих взглядов их восстановили в рядах ВКП(б) и назначили на довольно высокие должности, позволившие всем сделать неплохую карьеру. Теперь подсудимым предъявлялось общее обвинение «в измене родине, шпионаже, диверсиях, вредительстве и подготовке террористических актов». В ходе судебного заседания, открывшегося 23 января 1937 года под председательством В.В. Ульриха и при государственном обвинителе В.Я. Вышинском, от обвиняемых главным образом добивались признаний о получении и неуклонном выполнении ими в последние годы директив от Троцкого, а также о создании параллельного центра как руководящего органа подпольной организации, который начал свою активную деятельность с середины 1935 года. В присутствии многочисленных советских и зарубежных журналистов обвиняемые чистосердечно признали свою вину, о чём было затем сообщено в прессе. Так, Пятаков заявил, что самым тяжким для него стало осознание того, что он «очутился в итоге всей предшествующей преступной подпольной борьбы в самой гуще, в самом центре контрреволюции троцкистской». Радек «признал виновность в измене родине», а потому «на смягчающие вину обстоятельства» претендовать не мог. Серебряков отметил, что «в своё время, совершив политическую ошибку и проявив упорство в ней в дальнейшем, усугубил эту ошибку». Дробнис признался, что «нагромождал одно преступление за другим и расчищал путь Троцкому, который предавал и продавал оптом и в розницу социалистическую страну, рабочий класс, форсируя кровопролитную войну». И всё это произошло потому, что он «долгие годы продолжал жить в затхлом, вонючем, смрадном, зловонном троцкистском подполье».
Интересно представил данный судебный процесс в книге «Москва 1937» [Л.34] Лион Фейхтвангер, лично присутствовавший в зале заседаний. Все сомнения западного скептика о театральной инсценировке этого и прежних судебных разбирательств растворились, как соль в воде, после того, что он увидел и услышал «в Москве на втором процессе». Впечатления о том, будто все признания обвиняемых являлись вынужденными, у писателя совершенно не создалось. Общая обстановка зала заседаний описана им так:
«Помещение, в котором шёл процесс, не велико, оно вмещало, примерно, триста пятьдесят человек. Судья, прокурор, обвиняемые, защитники, эксперты сидели на невысокой эстраде, к которой вели ступеньки. Ничто не отделяло суд от сидевших в зале. Не было также ничего, что походило бы на скамью подсудимых; барьер, отделявший подсудимых, напоминал скорее обрамление ложи. Сами обвиняемые представляли собой холёных, хорошо одетых мужчин с медленными, непринуждёнными манерами. Они пили чай, из карманов у них торчали газеты, и они часто посматривали в публику. По общему виду это походило больше на дискуссию, чем на уголовный процесс, дискуссию, которую ведут в тоне беседы образованные люди, старающиеся выяснить правду и установить, что именно произошло и почему это произошло. Создавалось впечатление, будто обвиняемые, прокурор и судьи увлечены одинаковым, я чуть было не сказал спортивным, интересом выяснить с максимальной точностью всё происшедшее». Такую сыгранность невозможно было инсценировать режиссёру. «Невероятной, жуткой казалась деловитость, обнажённость, с которой эти люди непосредственно перед своей почти верной смертью рассказывали о своих действиях и давали объяснения своим преотуплениям. Если бы мировому общественному мнению представить не только то, что говорили обвиняемые, но и как они это говорили, их интонации, их лица, то, я думаю, неверящих было бы гораздо меньше».
Например: «Георгий Пятаков, господин среднего роста, средних лет, с небольшой лысиной, с рыжеватой старомодной, трясущейся острой бородой, стоял перед микрофоном и спокойно и старательно повествовал о том, как он вредил в вверенной ему промышленности». Или писатель Карл Радек, в коричневом пиджаке, с худым лицом, «обрамлённым каштановой старомодной бородкой, очень хладнокровный, зачастую надменно ироничный», внезапно оттолкнув Пятакова от микрофона, сам встал на его место. Выступая, «немного позировал, слегка посмеиваясь над остальными обвиняемыми», при этом «то ударял газетой о барьер, то брал стакан чая, бросал в него кружок лимона, помешивал ложечкой и, рассказывая о чудовищных делах, пил чай мелкими глотками». Произвёл впечатление «тягостный рассказ инженера Строилова о том, как он попал в троцкистскую организацию, как он бился, стремясь вырваться из неё, и как троцкисты, пользуясь его провинностью в прошлом, крепко его держали, не выпуская до конца из своих сетей». Некогда еврейский сапожник с бородой раввина Дробнис, стоя перед судом, «путаясь и запинаясь, стремясь как-нибудь вывернуться», признался в том, что организованные им взрывы «причинили не только материальные убытки, но повлекли за собой, как он этого и добивался, гибель рабочих». Инженер Норкин, бледный от волнения, в своём последнем слове проклял Троцкого, «выкрикнув ему своё “клокочущее презрение и ненависть”».
Из 17 обвиняемых 13 были приговорены к высшей мере наказания. Радек (сотрудничавший со следствием, а потому откровенно поведавший о существе преступлений) и ещё трое других — только к заключению. Кроме того, в конце приговора было сказано, что Л.Д. Троцкий и его сын Л.Л. Седов «в случае обнаружения их на территории Союза ССР подлежат немедленному аресту и преданию суду Военной коллегии Верховного суда Союза ССР».
Западного наблюдателя интересовал вопрос, почему эти обвиняемые не защищали себя, как это обычно принято, перед судом, а старались превзойти друг друга в признаниях, сами себя рисовали «грязными, подлыми преступниками»? Дело в том, что на предварительном следствии они настолько были изобличены свидетельскими показаниями и документами, что «отрицание было бы для них бесцельно». А то, что «они признаются все», объясняется тем, что перед судом предстала только часть троцкистов, замешанных в заговоре, «которые до конца были изобличены». Но самое главное, что эти люди больше не верили в Троцкого, сделали поворот с того неправедного пути, по которому их вёл бывший кумир. Никто из них не мог сказать на суде: «Да, я совершил то, в чём вы меня обвиняете. Вы можете меня уничтожить, но я горжусь тем, что я сделал». В своём последнем слове они могли только признать, что социализм не может быть осуществлён путём, предложенным Троцким, а только другим путём, проводимым Сталиным.
Из всего увиденного Фейхтвангер сделал вывод о том, что на все события повлияла «твёрдая решимость Советского Союза двигаться дальше по пути демократии». В частности, «предложение проекта новой Конституции должно вызвать у троцкистов новый подъём активности и возбудить у них надежду на большую свободу действий и агитации». Однако правительство своевременно показало своё непреклонное решение, что оно «будет уничтожать в зародыше всякое проявление троцкистского движения». При этом «главной причиной, заставившей руководителей Советского Союза провести этот процесс перед множеством громкоговорителей», является непосредственная угроза войны. Раньше троцкисты были менее опасны, а потому их можно было прощать, в худшем случае ссылать. Но теперь, накануне войны, «такое мягкосердечие» нельзя себе позволить. Ибо «раскол, фракционность, не имеющие серьёзного значения в мирной обстановке, могут в условиях войны представлять серьёзную опасность». Советский Союз в борьбе проявлял суровую беспощадность, а в созидании — демократию, провозглашённую в Конституции. «И факт утверждения Чрезвычайным съездом новой Конституции как раз в промежутке между двумя процессами — Зиновьева и Радека — служит как бы символом этого».
В поддержку приговора, вынесенного троцкистам, на Красной площади состоялся митинг москвичей. С одобрением суровой кары на нём выступили Н.С. Хрущёв, Н.М. Шверник и президент Академии наук СССР В.Л. Комаров.
Среди всех этих дел группе Сталина надо было настойчиво продвигать самый важный вопрос о подготовке к выборам по новой избирательной системе. 23 февраля 1937 года открылся растянувшийся на 11 дней пленум ЦК ВКП(б). По докладу Ежова и двум выступлениям Бухарина мнение участников заседания склонилось не в пользу последнего. Была принята резолюция исключить Бухарина, а также Рыкова из состава кандидатов в ЦК и членов партии, предать суду, после чего Бухарин и Рыков были арестованы, и следствие по их делу продолжилось.
По второму вопросу — о новой избирательной системе — с докладом на пленуме выступил Жданов. Он отметил, что партийные органы должны быть готовы к избирательной борьбе, поскольку «придётся иметь дело с враждебной агитацией и враждебными кандидатами». При этих выборах тайное голосование «будет самой основательной проверкой наших работников», поскольку оно «предоставляет гораздо более широкие возможности отвода нежелательных и неугодных с точки зрения масс кандидатур». Правда, о новом положении о выборах так ничего конкретно сказано и не было. Докладчик призвал партийные органы научиться отличать «дружескую критику от враждебной», проявлять внимание к кандидатурам беспартийных и обеспечивать неограниченное право отвода и критики членами партии выдвигаемых кандидатур. Напомнил о предстоявших в ближайшее время перевыборах в партийных организациях.
Однако поднятые в докладе вопросы, как и на прошлом пленуме, снова не слишком заинтересовали участников заседания. Выступавшие в прениях опять говорили больше об усилении поисков врагов и борьбе с ними. Но за резолюцию о новой системе выборов проголосовали все.
Третий вопрос повестки дня пленума раскрывал «уроки вредительства, диверсий и шпионажа троцкистских и иных двурушников». Первым содокладчиком был Молотов, который всю ответственность за выявленные недостатки перенёс с НКВД на высшие органы власти, как партийные, так и советские. «Особенность разоблачённого ныне вредительства заключается в том, что здесь использованы были наши партийные органы, использован партийный билет для того, чтобы организовать вредительские дела в нашем государственном аппарате, в нашей промышленности», что подтвердилось показаниями на следствии уже арестованных бывших руководителей разных уровней, находившихся на своих постах ещё со времён Октябрьской революции. В сложившейся предельно трудной ситуации предлагалось в вопросе борьбы с вредительством «каждому заниматься своим делом»: НКВД — разоблачать врагов, партийным организациям — работать с кадрами, выдвигать молодых, образованных, опытных специалистов. «Задача овладения техникой в деле воспитания кадров является в настоящее время одной из решающих задач». А действительных врагов надо выявлять путём добросовестной критики, вскрытием имеющихся недостатков. По вопросу о бывших троцкистах докладчик отметил, что, даже зная об их прошлом, всё равно использовали таких работников в органах управления сознательно, и это было правильно, но «ошиблись в практике контроля за их работой». Молотов предложил применять в текущей деятельности не репрессивные меры, а в качестве главного критерия рассматривать деловые и политические качества работника, «испытываемого повседневно, контролируемого изо дня в день». Текущая работа должна быть направлена «на борьбу с канцелярско-бюрократическими методами», на установление технических правил на предприятиях, на регламентацию техники, производства, на проведение личных инструктажей и на осуществление повседневной проверки применения этих правил на практике. При этом вредительством, которое «всё ещё не кануло в прошлое», заниматься, по наводке наркомвнудела, следует не партсекретарям, а наркомам, начальникам главков и директорскому корпусу.
И опять выступавшие в прениях проигнорировали суть сказанного Молотовым, но продолжили говорить о «поиске врагов» и о «разоблачении вредителей». В заключительном слове докладчику пришлось признать, что ему, видимо, не удалось достаточно заострить внимание на вопросах промышленности и работе ряда государственных организаций, а потому приведенные предложения прошли мимо ушей многих участников пленума. Чтобы продемонстрировать членам ЦК ограниченность проводившихся по наркоматам репрессий, сообщил, что с октября 1936 года по март 1937-го было осуждено 2500 человек (правда, без учёта данных по наркоматам обороны, иностранных и внутренних дел). Напоследок подчеркнул, что сейчас для партийных организаций главными являются вопросы подготовки и подбора кадров, а также методы руководства и работы. В резолюции по докладу предлагалось в целях предотвращения аварий на предприятиях и транспорте, которые расценивались как вредительство, принять меры по строгому соблюдению технологических процессов производства, регулярному плановопредупредительному и капитальному ремонту оборудования, жесточайшему контролю за обеспечением охраны труда и техники безопасности, а также по переподготовке кадров.
Вторым содокладчиком выступил Ежов, который сообщил о принятых в его ведомстве мерах по искоренению вредительства. Всего было арестовано 238 чекистов высокого ранга, в том числе 107, работавших в Главном управлении госбезопасности. Выступавшие в прениях сотрудники НКВД поддержали линию, проводившуюся их шефом. В противовес этому Литвинов крайне отрицательно оценил деятельность зарубежной агентуры НКВД, постоянно измышлявшей ни разу не подтвердившиеся заговоры с целью покушения на наркома иностранных дел. Вышинский сообщил о том, что слишком часто следователи НКВД, проводя допросы, «демонстрируют непрофессионализм, вопиющую неграмотность, сознательно допускают преступные подтасовки». Следственные материалы страдают обвинительным уклоном, при котором, если уж зацепили подозреваемого, то надо обязательно доказать его вину.
В последние дни работы пленума с докладом выступил Сталин. Большую часть своей речи он посвятил осуждению троцкистов, а также затронул международные дела, чтобы от капиталистического окружения перейти к обоснованию обострения классовой борьбы на современном этапе. Далее сказал ещё об одной серьёзной опасности, заключавшейся в «одуряющей атмосфере зазнайства и самодовольства, атмосфере парадности и шумливых восхвалений». Слабость партийной работы происходила из-за отсутствия «проверки людей не по их политическим декларациям, а по результатам их работы». И далее прямо назвал тех партийных руководителей, кто в ближайшее полугодие должен будет лишиться своих постов: 3–4 тыс. из высшего звена, 30–40 тыс. из среднего звена и 100–150 тыс. из низшего звена. А вместо них надо будет «влить в эти ряды свежие силы, ждущие своего выдвижения».
Прения и по этому докладу показали полное нежелание большинства участников пленума дискутировать по поставленным проблемам. Тем более что вопрос о лишении постов касался лично многих из них. Из 24 человек, принявших участие в обсуждении, 15 убеждённо и напористо говорили только о врагах народа, о необходимости их поиска. И практически никто даже не вспомнил о самом главном для страны — о недостатках в работе партийных организаций и о подготовке к выборам в Верховный Совет СССР.
Изменить агрессивный настрой и репрессивные устремления членов ЦК попытался заместитель председателя Комиссии партийного контроля (КПК) при ЦК ВКП(б) Я.А. Яковлев. Ссылаясь на имевшиеся в КПК данные, он наглядно показал, что число исключённых из партии далеко не равнозначно количеству врагов. Дело в том, что большинство бывших членов ВКП(б) пострадало не из-за своих троцкистских убеждений, а вследствие «казёнщины, бюрократизма и равнодушия к людям». Так, на 3 московских предприятиях лишили партбилетов 155 человек, в том числе 62 — за пассивность. При этом совершенно не учли, что 70 работников — это слесари, токари, шлифовальщики, инженеры и техники, 2/3 из них работали на производстве более 10 лет и 122 являлись стахановцами. Вот где проявилось отсутствие внимания к людям. На сети железных дорог при общем числе коммунистов 156 тыс. исключили из партии почти 75 тыс. человек, причём большую часть из них «за пассивность, политнеграмотность и неуплату членских взносов». Получилось, что в ответ на призыв ЦК об изгнании из рядов партии врагов «ряд организаций быстро нагнал нужный процент».
Но и это выступление не оказало никакого воздействия на членов ЦК. Поэтому пришлось взять слово заведующему Отделом руководящих партийных органов (ОРПО) Маленкову. Он подчеркнул, что настоящие, а не мнимые, троцкисты составили не более 1/10 исключённых. Поэтому бездумные, формальные чистки привели повсюду к резкому, почти наполовину, уменьшению областных и краевых организаций. При этом первые секретари создают чуть ли не повсеместно своеобразные личные кланы партбюрократии и даже при переводе в другой край или область тянут за собой хвост из лично преданных людей. Такие партийные руководители потворствуют открытой лести в свой адрес, что порождает подхалимаж, зазнайство, самодовольство. Имея на руках конкретные цифры, Маленков уточнил данные по партноменклатуре, приведённые ранее в докладе Сталиным. Так, к руководителям высшего звена относились 5860 первых и вторых секретарей ЦК нацкомпартий, крайкомов, обкомов, горкомов и райкомов. К низшему звену принадлежали 94 145 секретарей парткомов первичных организаций. Наглядно продемонстрировав явную раздутость руководящего звена, заведующий ОРПО ЦК, отвечавший за расстановку партийных кадров, определённо намекнул на вполне возможное сокращение штатов.
Но речи сталинских сторонников всё равно не заставили участников пленума говорить по существу поставленных вопросов. Только теперь, оставив врагов в покое, партийные деятели обрушились на своих коллег и принялись обвинять друг друга в допущенных в работе ошибках.
После всех дискуссий в заключение пленума (что психологически лучше запоминается) выступил Сталин, который ещё раз раскрыл существо намечавшихся преобразований. Прежде всего, он сказал о необходимости разграничить функции партии и органов исполнительной власти: «Партийные организации будут освобождены от хозяйственной работы, хотя произойдёт это далеко не сразу». Тем самым у партийных секретарей отбиралась возможность командовать всем, ни за что не отвечая. Но для решения этого вопроса требовалось время, чтобы, особенно в сельском хозяйстве («промышленность крепче построена»), укрепить кадры специалистами. А партийным организациям, отметил докладчик, следовало «усвоить метод большевистского руководства советскими, хозяйственными органами, не подменять их и не обезличивать, а помогать им, укреплять их и руководить через них, а не помимо них». Далее Сталин выразил своё отношение к левым (троцкистам и зиновьевцам) и правым (бу-харинцам), которые последние 10 лет пытались подменять исполнительную ветвь власти. Подсчитал, что идейно убеждённых сторонников этих уклонов в партии имелось ранее не более 30 тыс. человек (что практически совпадало с оценкой Троцкого), из которых уже арестованы 18 тыс. Из оставшихся на свободе многие перешли на строну партии, причём основательно, а часть — просто выбыла. Всех оппозиционеров выступавший поделил на две категории — лидеров и рядовых участников. О судьбе последних предлагал позаботиться. Также надо было подумать о тех полутора миллионах человек, которых, начиная с 1922 года, вычистили из партии по различным причинам. Негативное отношение к ним счёл неверным и ничем не оправданным. Учитывая прозвучавшие в прениях настроения на массовость поиска врагов, Сталин отметил, что «у нас развелись люди больших масштабов, которые мыслят тысячами и десятками тысяч». Для них исключить из партии 10 тыс. человек — просто пустяки. «В речах некоторых товарищей сквозила мысль о том, что давай теперь направо и налево бить всякого, кто когда-либо шёл по одной улице с троцкистом… Это не выйдет, это не годится». Касаясь проблем партократии, Сталин поделил партийное руководство на три группы. К первой отнёс 102 тыс. секретарей первичных организаций, к которым особых претензий не было. Вторую группу из 3,5 тыс. секретарей райкомов и горкомов счёл чрезмерной по численности и предложил сократить путём совмещения должностей. О третьей группе, включавшей свыше 100 секретарей обкомов, крайкомов и ЦК нацкомпартий, высказался весьма скептически в том смысле, что «некоторые товарищи думают: если я член ЦК, стало быть, не случайно я член ЦК, стало быть, я всё знаю». И добавил назидательно: «Неверно это». Отметив именно такую характерную черту партократии и бюрократии, Сталин предложил обязать секретарей всех уровней пройти обязательное обучение или переподготовку на полугодовых курсах. А на время учёбы всем руководителям (указание давалось, видимо, с дальним прицелом) «выдвинуть двух заместителей себе, настоящих, полноценных, способных заменить их». А то многие боятся конкуренции, «потому замухрышек выдвигают, которые плохую помощь дают». Конечно, секретари прекрасно понимали, что после окончания курсов судьба их может неопределённым образом измениться. Поэтому Сталин нарисовал им некоторую благоприятную перспективу: «Мы, старики, скоро отойдём, сойдём со сцены. Это закон природы. И нам бы хотелось, чтобы у нас было несколько смен».
Таким образом, никаких указаний к развитию репрессий, поиску ведьм в заключительном слове вождя народов на февральско-мартовском 1937 года пленуме ЦК ВКП(б) не содержалось. Только призыв к плодотворной именно партийной работе, повышению квалификации, вниманию к людям и прекращению парадности да шумливых приветствий. Всё это было отражено и в единогласно принятой резолюции. Так Сталин постарался подстраховать намеченные реформы и провести столь назревшую ротацию кадров не только альтернативными выборами в Верховный Совет СССР, но и перевыборами во всех партийных организациях.
Материалы этого пленума были опубликованы лишь частично и с большой растяжкой по времени, что позволяет судить об отсутствии единства взглядов по обсуждавшимся вопросам в кругах высшего партийного руководства. Тем временем в партийных организациях начались перевыборы по новой избирательной системе. Поскольку на пленуме не было дано чётких инструкций по технологии выборов, начались запросы с мест, как поступать? Срочно был разослан циркуляр с указанием: «Воспретить при выборах партийных органов голосовать списком. Голосование проводить по отдельным кандидатурам, обеспечив при этом всем членам партии неограниченное право отвода кандидатов и критику последних. Установить при выборах партийных органов закрытое (тайное) голосование». Таким путём в партийных организациях происходило практическое опробование новой системы выборов перед тем, как следовало официально ввести её при формировании Верховного Совета СССР.
Несмотря на стремление сталинской группы мирными средствами решить кадровый вопрос, репрессии, правда, весьма ограниченные, выборочные, по ранее раскрученным делам всё-таки продолжались, и касались они преимущественно тех, кто совсем недавно занимал высокие посты в НКВД. В феврале 1937 года подверглись аресту бывший начальник Секретно-политического отдела НКВД Г.А. Молчанов и начальник областного отдела УШОСДОР НКВД Украины (бывший секретарь ЦИК СССР) А.С. Енукидзе, в марте — заместитель начальника оперативного отдела НКВД З.И. Волович. Их показания позволили раскрыть два очередных антиправительственных заговора в наркоматах внутренних дел и обороны. Тем самым завершилось следствие по упоминавшемуся ранее «Кремлёвскому делу». Далее, «ввиду обнаруженных антигосударственных и уголовных преступлений», 28 марта 1937 года был арестован бывший нарком внутренних дел, а ныне нарком связи Ягода. Затем последовали аресты других высокопоставленных сотрудников НКВД: бывшего секретаря коллегии наркомата П.П. Буланова, бывшего начальника административно-хозяйственного управления И.М. Островского, бывшего начальника особого отдела М.И. Гая (Штоклянда) и бывшего заместителя наркома Г.Е. Прокофьева. Были задержаны и начальники, возглавлявшие в разное время службу безопасности высших должностных лиц страны, К.В. Паукер и А.М. Шанин. Не удивительно, что арестовали бывших коменданта Кремля Р.А. Петерсона и его заместителя М.А. Имянинникова, а также бывшего начальника Школы им. ВЦИК Н.Г. Егорова.
При аресте Петерсон собственноручно написал показания, в которых признал и само существование кремлёвского заговора, и своё прямое участие в нём, а заодно назвал и соучастников — Енукидзе, Корка, Медведева и Фельдмана. К этому времени и Ягода сделал признание о своих преступных связях с Рыковым, Бухариным, Томским и Углановым. При этом указал, что он «действительно являлся организатором заговора против советской власти», цель которого состояла в аресте членов советского правительства, руководителей партии и создании нового правительства из состава заговорщиков.
Пока под руководством Ежова эти дела раскручивались, сталинское руководство продолжало перестановку кадров в Наркомате иностранных дел и других ведомствах. Произошло перемещение ряда зарубежных полномочных представителей, что было вызвано сугубо политическими мотивами. Но никого из них не обвинили в антисоветской деятельности и не арестовали.
В этот же период комиссия Политбюро под руководством Яковлева завершила разработку Конституций для союзных республик. После одобрения проектов съезды Советов, проведенные последовательно в Российской Федерации, Украине, Казахстане, Грузии, Белоруссии, Узбекистане, Армении, Туркмении, Таджикистане, Азербайджане и Киргизии, утвердили собственные новые республиканские основные законы.
14 марта 1937 года в газетах было опубликовано постановление ЦИК СССР «О прекращении производства дел о лишении избирательных прав граждан СССР по мотивам социального происхождения, имущественного положения и прошлой деятельности», что обеспечивало проведение в ближайшее время действительно всеобщих выборов.
Ещё одной инициативой Сталина явилось предложение о создании учебника по истории партии, который заменил бы устаревшие труды по этому вопросу, не отвечавшие нынешним представлениям о месте и роли партии в жизни страны. Однако понятно, что предлагавшаяся вождём трактовка событий являлась очередным мифом, поскольку рассказать всю правду о революции и её последствиях, как это сделали современные историки [Л.6-Л.17], было тогда невозможно, а с другой стороны, страшно и стыдно, стыдно и страшно. Да и авторская группа, утверждённая Политбюро 16 апреля 1937 года, была, на наш взгляд, несколько странной, от неё не следовало ждать объективности. В неё вошли три члена ЦК: заместитель заведующего Отдела агитации и пропаганды (Агитпропа), старый коминтерновский работник В.Г. Кнорин, руководитель группы печати КПК, вскоре утверждённый в должности заместителя заведующего Агитпропом (будущий составитель доклада Хрущёва «О преодолении культа личности Сталина») П.Н. Поспелов (Фогель-сон), председатель Центрального совета Союза воинствующих безбожников СССР, ранее являвшийся по совместительству председателем правления Всесоюзного общества старых большевиков Е.М. Ярославский (Губерман). За основу этому авторскому коллективу было предложено взять разработанную Сталиным «схему периодизации событий истории ВКП(б)».
Постоянного внимания требовали также и сложные международные дела. Великобритания не пожелала присоединиться к Восточному пакту, предпочитая со стороны наблюдать за нарастанием агрессивных намерений Гитлера. Укрепление советско-французских отношений оказалось бесперспективным, поскольку Париж интересовал лишь вопрос о помощи, которую ему смогут оказать в случае нападения Германии. Заверения Москвы о том, что советская военная помощь будет непременно оказана любыми путями, не принимались во внимание. Предпочтение отдавалось сотрудничеству с Англией. Чехословакия постепенно переориентировалась на Германию.
Стремясь как можно скорее добиться мира на Пиренейском полуострове, СНК СССР принял 20 февраля 1937 года декрет, запрещавший вербовку и отправку добровольцев в Испанию. При этом контроль за соблюдением соглашения о невмешательстве Советский Союз, показывая отсутствие собственных интересов на юго-западе Европы, предложил поручить Англии или Франции. Главным тогда являлся вывод всех иностранных войск, сражавшихся на территории Испании. Соотношение сил здесь было такое: около 60 тыс. солдат и офицеров из Италии и 20 тыс. из Германии. Общая численность иностранцев-антифашистов, приезжавших поочерёдно помогать республиканцам на несколько месяцев, в совокупности не превысила 30 тыс. человек. В их числе советских добровольцев (советников, танкистов, лётчиков) в 1937 году было одновременно примерно 150 человек. В Москве надеялись, что правительственная армия теперь уже самостоятельно сумеет подавить мятеж. Тем более что в результате прошедших боёв обозначились существенные успехи республиканцев.
В сложной внутренней и международной обстановке Сталин решил, видимо, подстраховаться от возможного вмешательства в решение текущих вопросов оппозиции. По его инициативе 14 апреля 1937 года было принято решение Политбюро, которым создавались две постоянные комиссии, предназначавшиеся для подготовки вопросов, выносившихся на рассмотрение Политбюро. Область деятельности первой комиссии касалась «вопросов секретного характера, в том числе и вопросов политики». В её состав входили Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович и Ежов. В случае особой срочности эта комиссия наделялась правом самостоятельного (без созыва остальных членов Политбюро) принятия необходимых решений. В компетенцию второй комиссии, включавшей Молотова, Сталина, Чубаря, Микояна и Кагановича, входили «срочные текущие вопросы хозяйственного характера».
Напоминание о секретности вопросов политики (без уточнения, внутренней или внешней) должно было пресекать всякое желание посторонних не только обсуждать, но и даже просто интересоваться ими. Указание на срочность позволяло оперативно принимать необходимые решения в узком кругу руководителей без предварительного вынесения его на коллективное обсуждение.
Из решения Политбюро становилось ясно, что высший уровень власти сосредоточила теперь тройка — Сталин, Молотов и Каганович, входившие в обе комиссии. Ко второму уровню властной группировки относились остальные члены комиссий — Ворошилов, Ежов, Микоян и Чубарь. За пределами оперативной власти оказывались три члена Политбюро — А.А. Андреев, М.И. Калинин, С.В. Косиор; три кандидата в члены Политбюро — А.А. Жданов, Я.Э. Рудзутак, Р.И. Эйхе; четыре члена Оргбюро — Я.Б. Гамарник, А.В. Косарев, А.И. Стецкий, Н.М. Шверник. Они составляли как бы третий уровень власти. Чуть ниже них находились заместители председателя СНК СССР Н.К. Антипов и В.И. Межлаук, нарком иностранных дел М.М. Литвинов, прокурор СССР А.Я. Вышинский, заведующие отделами ЦК Я.А. Яковлев и Л.З. Мехлис, а также М.Б. Таль. То есть именно те, кто играл ведущую роль в подготовке сталинских политических реформ. Возможно, что второй, истинной целью решения Политбюро являлась сознательная дезинформация о действительном построении вертикали высшей власти. Так, нарочито выпячивалась роль Кагановича, уже утратившего положение второго секретаря ЦК, зато оставались в тени активные члены подлинной сталинской группы — Литвинов, Вышинский, Яковлев, Стецкий и Таль.
Если высшая власть теперь сосредоточилась фактически в единых руках Сталина и Молотова, то периферийные партийные органы, наоборот, начали значительно расширять, чтобы таким образом по возможности нивелировать привычное влияние старых первых секретарей обкомов и крайкомов. Так, решением Политбюро от 23 апреля 1937 года из-под контроля Сталинградского, Саратовского, Горьковского, Свердловского, Ленинградского обкомов, Орджоникидзевского и Восточно-Сибирского крайкомов вывели партийные организации автономных республик — Дагестанской, Кабардино-Балкарской, Северо-Осетинской, Чечено-Ингушской, Калмыцкой, Немцев Поволжья, Марийской, Мордовской, Чувашской, Удмуртской, Коми, Карельской и Бурят-Монгольской. Начиная с 1 июня 1937 года их подчинили непосредственно ЦК ВКП(б). На этом основании подняли ранг первых секретарей новых обкомов, уравняв их права с теми структурами, которым они ещё вчера подчинялись. Кроме того, очередным решением Политбюро Казахский крайком преобразовали в ЦК КП(б) Казахстана, а Киргизский обком — в ЦК КП(б) Киргизии. Закавказский крайком ликвидировали, а вместо него создали три ЦК компартий Азербайджана, Армении и Грузии. В результате вместо 5 стало 16 первых секретарей нацкомпартий. Все эти меры были направлены на размывание единства периферийного руководства, которому теперь значительно сложнее было договориться о противодействии сталинским реформам.
Помимо партийных органов, реорганизация коснулась и государственного аппарата. В условиях неумолимо приближавшейся войны вместо существовавшего с 1923 года Совета Труда и Обороны решением Политбюро от 25 апреля 1937 года был создан Комитет обороны при СНК СССР. В его функции входило решение ключевых вопросов, связанных с «объединением всех мероприятий и вопросов обороны» страны Советов. Председателем комитета стал председатель СНК СССР Молотов, а в качестве членов вошли секретарь ЦК Сталин, нарком путей сообщения Каганович, нарком обороны Ворошилов, заместитель председателя СНК СССР Чубарь, нарком оборонной промышленности М.Л. Рухимович и нарком тяжёлой промышленности В.И. Межлаук. Затем состав пополнили ещё кандидатами — зам. наркома обороны, начальником Политуправления РККА Я.Б. Гамарником, наркомом пищевой промышленности Микояном, секретарём ЦК Ждановым и наркомом внутренних дел Ежовым. Таким образом, был создан обладавший всеми юридическими правами властный орган, сосредоточивший все вопросы подготовки страны к будущей войне.
В целях обеспечения строгого контроля за всеми кадровыми назначениями Отделу руководящих партийных органов ЦК, возглавлявшемуся Маленковым, решением Политбюро от 11 мая 1937 года было поручено отныне утверждать в должностях всю номенклатуру не только партийных функционеров (секретарей ЦК нацкомпартий, крайкомов и обкомов), но и государственных служащих соответствующих рангов — наркомов СССР и союзных республик, их заместителей и начальников главков. Получилось, что теперь был образован как бы единый для всей страны своеобразный отдел кадров главных партийных и хозяйственных руководителей. Но и при этих условиях у Сталина, видимо, всё равно не было уверенности, что проводившиеся реформы не встретят сопротивления.
1 мая 1937 года страна в двадцатый раз отмечала праздник Солидарности трудящихся военным парадом и народной демонстрацией в Москве, на Красной площади. В опубликованном по этому случаю традиционном приказе наркома обороны отмечалось: «Победы социализма записаны ныне в великой Сталинской конституции СССР, открывающей новую полосу в строительстве советского государства. Сталинская конституция СССР знаменует собой расцвет подлинной советской демократии, ещё более тесную связь всех трудящихся масс с органами советской власти, обеспечивает ещё более широкое и всестороннее участие их в управлении своим собственным государством».
Теперь остаётся только гадать, насколько трудящиеся массы осознали тогда те права, которые гарантировала им новая Конституция, и что конкретно требовалось от них, чтобы их участие в управлении своим государством стало широким и всесторонним. Конечно, в прессе публиковались определённые материалы, но пока что всё варилось где-то в верхних эшелонах власти, не достигнув ещё понимания простых людей, от правильной деятельности которых многое должно было зависеть. При этом если силы троцкистов в партийных и советских органах, мешавшие проведению реформ, были в определённой мере ликвидированы, то это практически ещё не коснулось вооружённых сил. А в высшем руководстве армии находилось значительное количество военачальников, которые действовали в Гражданскую войну, с 1918 по 1924 год, под командованием Председателя Реввоенсовета республики и наркома по военным и морским делам Троцкого и являлись его ставленниками и сторонниками.
Всё началось с целенаправленных перемещений в высшем начсоставе Красной Армии, сообщение о которых появилось в газете «Красная звезда» 11 мая 1937 года. Самым главным в кадровой чехарде оказалось то, что Туха-невский с должности зам. наркома был направлен из столицы в далёкий провинциальный город командующим войсками Приволжского военного округа, а на его место в НКО назначен Б.М. Шапошников.
Другим важным актом явилось создание военных советов при командующих военными округами, в результате чего восстанавливался жёсткий партийный контроль над начальствующим составом армии. А во всех войсковых частях, начиная с полка и выше, и в учреждениях НКО воссоздавался отменённый в декабрю 1934 года институт военных комиссаров. Тем самым, надо понимать, вместо уволенных ранее революционеров в помощь командирам приходили политработники новой формации.
Пока что все перемещения в НКО производились по решению комиссии Политбюро, образованной 14 апреля, как бы в порядке ротации, без предъявления каких-либо обвинений, хотя и могли свидетельствовать об имевшихся сомнениях в безусловной лояльности к правительству высшего начсостава армии. Тем более что 3 мая 1937 года был арестован комбриг запаса М.Е. Медведев, являвшийся одним из основных подозреваемых по «Кремлёвскому делу». Показания Медведева и находившегося под следствием Ягоды позволили завершить определение круга участников военно-политического заговора под прежним кодовым названием «Клубок». Помимо связи с Троцким, принимались во внимание и контакты нашего военного руководства с германским вермахтом.
Аресты военных начались 21 мая 1937 года, когда отправили за решётку начальника Управления боевой подготовки РККА комкора К.А. Чайковского и начальника Управления связи комкора Р.В. Лонгву. На следующий день арестовали кандидата в члены ЦК маршала Тухачевского и председателя ОСОАВИАХИМа комкора Р.П. Эйдемана. Далее в конце мая последовательно взяли начальника военных сообщений комкора Э.Ф. Аппогу, начальника артиллерийского управления комкора Н.А. Ефимова, члена ЦК командарма I ранга И.Э. Якира, кандидата в члены ЦК командарма I ранга И.П. Уборевича. 31 мая у себя дома застрелился член ЦК, армейский комиссар I ранга Я.Б. Гамарник. Всего за май было репрессировано 82 военнослужащих высшего начсостава. А всего с лета 1936 года арестовали 131 военнослужащего того же ранга.
Помимо армейских чинов, в те же майские дни были исключены из партии и арестованы государственные служащие: заместитель председателя СНК СССР, кандидат в члены Политбюро Я.Э. Рудзутак, председатель СНК БССР, член ЦК Н.М. Голодед, начальник Центрального управления народно-хозяйственного учёта, заместитель председателя Госплана И.Р. Краваль и бывший полпред СССР в Турции Л.К. Кара-хан. Продолжилась чистка и в НКВД. Заместителя наркома внутренних дел и начальника 4-го (секретно-политического) отдела Я.С. Агранова отправили в почётную ссылку начальником Саратовского областного Управления НКВД вместо арестованного Р.А. Пиляра. Начальник 9-го (шифровального) отдела ГУГБ Г.И. Бокий был арестован.
Подобные чистки требовали комментариев, которые были представлены на расширенном заседании Военного совета при наркоме обороны, проходившем с 1 по 4 июня 1937 года. В своём выступлении Сталин объяснил, что имелось в виду под раскрытым НКВД военно-политическим заговором. В качестве политических руководителей он назвал находившегося в Мексике Троцкого и арестованных в нашей стране Бухарина, Рыкова, Рудзутака, Енукидзе и Карахана. Затем добавил к ним Ягоду, Тухачевского, Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана, Гамарника — всего 13 человек. Далее связал всех с «кремлёвским заговором», целью которого был арест правительства. В число непосредственных исполнителей несостоявшегося государственного переворота входили комендант Кремля Петерсон, начальник школы им. ВЦИК Егоров, командующий войсками Московского военного гарнизона Корк и его заместитель Горбачёв. Кроме того, Сталин обвинил военных в передаче врагу (немецкому Генеральному штабу) важных сведений, что являлось шпионажем. Всего же по военной линии арестовали 300–400 человек. Как выразился Сталин в понятном для того времени смысле: «Хотели из СССР сделать вторую Испанию». В заключение своего выступления отметил, что дело «Клубок» закрыто окончательно, а потому дальнейшие аресты по нему, особенно в армии, не требуются.
В июньских номерах газеты «Правда» появились сообщения о том, что Прокуратурой СССР дело арестованных органами НКВД бывших военных руководителей закончено и передано в суд. Арестованные обвинялись «в нарушении воинского долга (присяги), измене родине, измене народам СССР, измене Рабоче-крестьянской Красной армии, а также в антигосударственных связях с руководящими кругами одного из иностранных государств, ведущего недружелюбную политику в отношении СССР». Все обвиняемые признали свою вину полностью. Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР рассматривало дело в закрытом заседании «в порядке, установленном законом от 1 декабря 1934 года». Приговор в отношении осуждённых к высшей мере наказания Тухачевского, Якира, Уборевича, Корка, Эйдемана, Фельдмана, Примакова и Путны был приведён в исполнение 12 июня 1937 года.
Но не эта информация была главной в газетах того времени. Подробно освещались достижения нашей страны. За пятилетку, завершавшуюся в 1937 году, валовая продукция крупной промышленности увеличилась более чем в два раза. Уверенный рост машиностроения позволил технически перевооружить все отрасли народного хозяйства. Большая часть промышленной продукции была получена с вновь построенных или полностью реконструированных предприятий. Крупные успехи были достигнуты в механизации сельского хозяйства, где работали теперь 456 тыс. тракторов, 129 тыс. комбайнов и 146 тыс. грузовых автомобилей. В результате завершения коллективизации колхозы объединили 18,5 млн крестьянских дворов, или 93 % от их общего числа. Отставало, правда, животноводство. За счёт подготовки специалистов со средним и высшим образованием успешно решалась кадровая проблема. Ширилось движение новаторов. Значительно улучшилось материальное положение, и поднялся культурный уровень народа. Страницы газет пестрели сообщениями об эпопее покорения Северного полюса экспедицией И.Д. Папанина, о полярных лётчиках М.В. Водопьянове, В.С. Молокове, И.П. Мазуруке, А.Д. Алексееве, проявлявших мужество и героизм в борьбе с суровой природой. Много внимания уделялось первому перелёту по маршруту Москва — Северный полюс — США советского экипажа в составе В.П. Чкалова, Г.Ф. Байдукова и А.В. Белякова.
Но более существенными, хотя и малозаметными, являлись газетные сообщения о ходе выборов в партийных организациях на городских, областных, краевых партконференциях и съездах компартий союзных республик. Они демонстрировали крайне неприятную для группы Сталина тенденцию, при которой прежнее партийное руководство после перевыборов сохраняло свои посты. Ни возможность неограниченного выдвижения претендентов, ни полная свобода критики всех кандидатов, ни тайное голосование так и не привели к появлению в руководящих партийных органах всех уровней новых людей. Практически полностью первые секретари, получив абсолютное большинство голосов за, остались на прежних местах, продемонстрировав тем самым незыблемость своего положения.
Чтобы переломить сложившуюся ситуацию и направить в нужное русло выборы там, где они ещё не состоялись, в газете «Правда» от 5 июня 1937 года была опубликована передовая статья «Беспощадно громить и корчевать троцкистско-правых шпионов», которая давала прямое указание на то, в чём следовало обвинять засидевшихся на своих высоких постах партократов. При этом, поскольку новая система выборов не приводила к нужному результату, были произведены кадровые перемещения, особенно тех руководителей, которые не получили абсолютного большинства голосов на выборах. Вместо них на освободившиеся должности получили назначение новые партработники, подобранные и выдвинутые ОРПО ЦК под руководством Маленкова.
23 июня 1937 года начался очередной пленум ЦК ВКП(б). Сразу после его открытия собравшихся призвали поддержать два проекта решения Политбюро. В первом предлагалось «выразить политическое недоверие» и на том основании «вывести из состава членов и кандидатов в члены ЦК» председателя Ленинградского облсовета профсоюзов П.А. Алексеева, наркома лёгкой промышленности СССР И.Е. Любимова, главу правительства РСФСР Д.Е. Сулимова, председателя СНК ЗСФСР и сопредседателя ЦИК СССР Г.М. Мусабекова, председателя Комиссии по оценке урожайности при Наркомате заготовок СССР В.В. Осинского и двух управляющих трестами В.И. Курицына и А.И. Сидельникова. Во втором проекте решения, по представлению Ежова, предлагалось: «За измену партии и родине, активную контрреволюционную деятельность — исключить» 19 человек «из состава членов и кандидатов в члены ЦК, а также из партии», и затем «передать эти дела в наркомвнудел». В их число вошли: председатель Комиссии советского контроля, зам. председателя СНК СССР Н.К. Антипов, нарком внутренних дел УССР В.А. Балицкий, нарком местной промышленности РСФСР И.П. Жуков, зам. зав. Агитпропа ЦК В.Г. Кнорин, первый секретарь Крымского обкома Л.Н. Лаврентьев, нарком пищевой промышленности РСФСР С.С. Лобов, первый секретарь Восточно-Сибирского крайкома И.П. Румянцев, первый секретарь Курского обкома Б.П. Шеболдаев, начальник ГУШОСДОР НКВД Г.И. Благонравов, первый секретарь Одесского обкома Е.И. Вегер, председатель СНК БССР Н.М. Голодед, бывший нарком совхозов СССР М.И. Капманович, нарком коммунального хозяйства РСФСР Н.П. Комаров и др.
Участники пленума единогласно одобрили оба предложенных решения Политбюро. В результате состав ЦК сократился сразу на 26 человек. А с учётом тех, кого вывели ранее, из 120 членов ЦК убыло уже 36 человек. Внимательный анализ состава пострадавших показывает, что их объединяли такие общие качества: явная некомпетентность в руководстве, отсутствие высшего, а часто и среднего образования, слабость практического опыта работы по профессии. В революционную пору все они крайне быстро и слишком надолго заняли весьма высокие посты, но из-за недостатка знаний (которые не стремились пополнять) превратились в неумелых руководителей, слишком много мнивших о себе, но не приносивших реальной пользы порученному им делу. Кроме того, биографический метод (то есть глубокое изучение личных дел), разработанный наркомом Ежовым, позволил выявить перекрещивание путей этих партийных и советских работников в годы Гражданской войны с недавно осуждёнными военачальниками, являвшимися ставленниками Троцкого. Вот от такой ленинской (а вернее, свердловско-троцкистской) гвардии всеми возможными путями (от свободных выборов до прямых репрессий) как раз и стремился Сталин освободить руководящие органы нашей страны.
Основным на данном пленуме явился доклад Яковлева о новом избирательном законе. Напомнив, что выборы отныне будут всеобщими, равными, прямыми и тайными, докладчик сообщил пятую особенность предлагавшегося проекта закона: «Конституция СССР предоставляет каждой общественной организации и обществу трудящихся право выставлять кандидатов в Верховный Совет СССР». Чтобы показать огромное значение этой статьи, подчеркнул, что она внесена «по предложению товарища Сталина. Её цель — развить, расширить демократию», обеспечить «подлинный демократизм на выборах в советы». Окружные избирательные комиссии обязаны зарегистрировать и внести в избирательный бюллетень всех без исключения кандидатов в Верховный Совет, которые будут выставлены любыми общественными организациями. При этом к кандидатам в депутаты не предъявляются какие-либо особые требования. Таким образом, предстоявшие выборы становились альтернативными, в которых основную роль играла состязательность претендентов, выставлявшихся не только партийными, но и всевозможными другими собраниями трудящихся. Для обеспечения «точного волеизъявления граждан» и «исключения всяких попыток исказить результаты голосования» законодательно устанавливалась система мер по обработке и хранению избирательных бюллетеней, составлению протоколов голосования и счётных листов на каждого кандидата. Для беспристрастного контроля за выборами Сталин в условиях однопартийности предложил использовать представителей общественных организаций, а не только членов ВКП(б). Прежняя возможность партийных руководителей осуществлять при необходимости подтасовку голосов теперь сводилась на нет. Ставился вопрос о прекращении царившей повсюду кооптации, то есть введении в состав руководящего органа нового работника без предусмотренного законом избрания его голосованием. Осуждалось также принятие решений опросом, а не в результате рассмотрения на заседании. Докладчиком была поднята и новая тема о постепенном выходе советов из-под жёсткого партийного контроля, превращении их на деле в самостоятельную ветвь власти. Партийным организациям не следовало подменять собой работу советов, а необходимо было стать «богатейшим резервом» новых кадров «для смены сгнивших и забюрократившихся».
Участники пленума единогласно поддержали проект нового избирательного закона и утвердили созыв сессии ЦИК СССР для его принятия на 7 июля 1937 года.
На пленуме были даны разъяснения по поводу вывода из состава ЦК упомянутых выше партийных руководителей. Все они, как и председатели соответствующих советов, исполкомов были обвинены в полном пренебрежении интересами людей и беззакониях, от которых страдало население, прежде всего, сельской местности. Слишком многие профессиональные революционеры, несменяемо сидевшие на высоких партийно-государственных постах, не справлялись со своими прямыми обязанностями. Они имели дореволюционный партийный стаж, хорошие характеристики, участвовали в Октябрьской революции, обладали заслугами в Гражданской войне, неплохо дрались против троцкистов и правых. Но прежние критерии оценки старых партийцев теперь во многих отношениях оказались недостаточны. В данное время стало необходимо, чтобы «на места устаревшего хламья, обюрократившейся или очиновничейся группы работников» выдвигались такие кадры, «которые в соответствии с основными требованиями теперешнего момента твёрдо, последовательно, разумно, со знанием дела» могли проводить политику партии.
В подтверждение этих положений на заключительном заседании пленум утвердил ещё одно предложение Политбюро — о выводе из состава членов и кандидатов в члены ЦК, исключении из партии 4 руководителей «ввиду поступивших неопровержимых данных о причастности их к контрреволюционной группировке». В их число вошли уже пониженные ранее в должностях бывший второй секретарь Ленинградского обкома М.С. Чудов, бывший председатель Леноблисполкома А.И. Струппе, бывший председатель Ленгорисполкома И.Ф. Кодацкий и бывший зам. наркома тяжёлой промышленности И.П. Павлуновский.
В этот же период в административном порядке были сняты со своих постов зам. наркома юстиции СССР Н.Н. Крестинс-кий, председатель ЦИК Азербайджанской ССР М.М. Эфендиев, нарком внешней торговли А.П. Розенгольц и председатель СНК Узбекской ССР Ф. Ходжаев (последний с исключением из партии и передачей дела в НКВД).
Однако все эти жёсткие меры не привели к желаемому результату мирной очистки авгиевых конюшен советской бюрократии, но напугали оставшихся на своих высоких постах партократов возможностью их последующего свержения. Они-то и спровоцировали массовые репрессии, к которым в своих выступлениях на пленумах постоянно призывало периферийное руководство, чтобы в возникшей кутерьме постараться сохранить незыблемым собственное положение.
