С течением времени противоречия между США и Великобританией, с одной стороны, и СССР — с другой, не только не сглаживались, но постепенно всё сильнее обострялись. О прошлом союзничестве пришлось окончательно забыть.
По указанию президента США Трумэна был разработан обширный доклад «Американская политика в отношении Советского Союза», где излагались основные принципы и методы готовившейся войны. Соединённые Штаты хотели разговаривать с нашей страной исключительно языком силы, показав при этом, что они располагают достаточной мощью не только для отражения нападения, но и для быстрого сокрушения СССР. Специалисты советовали своему президенту: «США должны быть готовы вести атомную и бактериологическую войну». Для этого им нужна «высокомеханизированная армия, перебрасываемая морем и по воздуху, способная захватывать и удерживать ключевые стратегические районы, которую должны поддерживать мощные морские и воздушные силы». Американские стратеги предсказывали, что «война против СССР будет тотальной в куда более страшном смысле, чем любая прошедшая война» [Л.45].
В соответствии с этой концепцией стали, как ядовитые грибы, рождаться тщательно разработанные планы разгрома нашей страны. В одном рекомендовалось нанести первый удар по 20 советским городам. В другом считали более правильным сбросить 133 атомные бомбы на 70 городов, из них 8 на Москву и 7 на Ленинград. Ещё лучше было бы кинуть 200 атомных бомб и 250 тыс. тонн обычных зарядов на 100 городов. Совсем прекрасно, если сбросить 300 атомных бомб и т. д. При этом скрупулёзно подсчитывалось, сколько миллионов людей погибнет после первого удара, второго, третьего… и как потом поступать с человеческими остатками [Л.45]. В то же время президент Трумэн постоянно стремился обвинить Советский Союз в агрессивных намерениях.
Сложным было и внутриполитическое положение страны. В Прибалтике и западных областях Украины продолжалось вооружённое сопротивление националистов-сепара-тистов, которых почти открыто, якобы в интересах своей национальной безопасности, поддерживали США, снабжая оружием и деньгами, а также вдохновляя морально в передачах радиостанций «Голос Америки» и «Свободная Европа». Кровавые выступления националистов удалось полностью подавить только в начале 1950-х годов.
Вследствие колоссальных расходов на атомный проект, содержание армии, флота и на другие военные программы заняться повышением благосостояния советского народа не представлялось возможным. Приходилось выделять значительные средства на помощь братским странам социалистического содружества. Летом 1947 года США выступили с инициативой оказания экономической помощи тем странам Европы, которые в ней нуждались, названной планом Маршалла. Советский Союз сначала поддержал это, вроде бы, благое дело, но на поверку оказалось, что Соединённые Штаты ставили воспользовавшиеся экономической помощью страны в свою полную политическую зависимость, а для СССР готовили унизительную роль младшего, опекаемого и зависимого партнёра. Такая перспектива вызвала категорический отказ не только Советского Союза, но и Албании, Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии, Финляндии, Чехословакии и Югославии от подобной помощи. Экономические проблемы в этих странах пришлось решать за счёт только советских средств путём заключения двусторонних договоров. При этом в СССР и за рубежом понадобилось ещё вести широкую разъяснительную работу о стремлении США закабалить Европу и о позиции Москвы, которая «никого не ставила и не желает ставить в зависимое положение».
Сложное международное и внутреннее положение накладывало свой отпечаток и на работу высшего руководства страны Советов, в котором имелись не афишируемые, а потому достаточно плохо видимые со стороны разногласия. Главе партии и правительства Сталину приходилось постоянно, в зависимости от возникавших задач и сложившихся взаимоотношений, осуществлять перестановку руководителей и перераспределять между ними властные полномочия. Основной костяк руководства оставался прежним: в него, помимо Сталина, входили Молотов, Берия, Микоян, Маленков, Жданов. Несколько утратили свои прежние позиции Андреев, Ворошилов, Каганович. Возвысились Хрущёв, Суслов, Булганин, Шверник, Косыгин. Из новых кадров были выдвинуты ленинградцы Н.А. Вознесенский, назначенный на должности заместителя председателя Совета Министров СССР и председателя Госплана СССР, и А.А. Кузнецов, ставший секретарём и членом ЦК, курировавшим кадры силовых ведомств. В кругу своих соратников Сталин назвал Вознесенского и Кузнецова в качестве своих преемников соответственно на государственном и партийном постах. Однако вскоре карьера обоих выдвиженцев трагически оборвалась. Историк Ю.Н. Жуков считает, что причиной этого (как и взлётов и падений других руководителей из ближайшего окружения Сталина) явились «неизбежное, порождённое присущим всем властолюбием личное соперничество, ничем не прикрытая борьба за власть, необоснованный страх оказаться проигравшим» [Л. 12].
В послевоенный период в руководстве страны сложились две соперничавшие группировки, о чём в советское время ничего не было известно. Их состав постоянно менялся, но в основном расстановка сил в окружении Сталина была следующей. Берия и Маленков поддерживали тесные рабочие отношения с Первухиным и Сабуровым, занимавшимися экономическими вопросами. Они выдвигали своих людей на влиятельные должности в правительстве. Позднее к ним примкнули Булганин и Хрущёв, сдружившиеся ранее, когда первый возглавлял Моссовет, а второй — Московский обком партии. Вторая группировка, получившая название ленинградской\ включала Вознесенского, Жданова, Кузнецова, Родионова, являвшегося председателем Совмина РФ, и Косыгина — заместителя председателя Совмина по лёгкой промышленности и финансам. Эта группировка назначала своих людей на должности секретарей районных партийных организаций. Борьба меду соратниками обострялась по мере того, как Сталин всё чаще ставил вопрос о том, что ему надо подбирать преемников в руководстве партией и правительством. При встречах вождь часто говорил, что после него останется Молотов. Но отношения с самым преданным помощником испортились в силу ряда причин, и тогда Сталин сделал ставку на Вознесенского по линии государственного управления. Николай Алексеевич Вознесенский имел высшее образование, основательную подготовку в области политэкономии и большой опыт руководства плановыми органами, что позволило ему стать даже академиком АН СССР. Это был человек с широким кругозором, деятельный, вдумчивый, сочетавший аналитический ум и дальновидность крупного политического деятеля, за что Сталин его и ценил. Вместе с тем по характеру он был слишком вспыльчив, раздражителен и заносчив, не умел скрывать своего настроения, разговор с подчинёнными всегда начинал с какой-нибудь придирки. Это способствовало тому, что он быстро нажил себе врагов, в том числе и в Политбюро.
Подыскивая себе преемника на пост руководителя партии, Сталин назвал Кузнецова, который по инициативе Жданова только с 1946 года стал секретарём ЦК и членом Оргбюро. Алексей Александрович Кузнецов не имел высшего образования, в 20-летнем возрасте вступив в ВКП(б), продвигался по партийной линии и, являясь одним из главных организаторов обороны города на Неве, в январе 1945 года был избран первым секретарём Ленинградского обкома и горкома партии. После смерти Жданова 31 августа 1948 года мощная поддержка ленинградской группы, естественно, прекратилась.
Высказав своё предпочтение Вознесенскому и Кузнецову, Сталин тем самым нарушил неписаные законы сложившегося коллектива высшей власти, в котором строго соблюдалась иерархия, положение в которой зависело от стажа пребывания на советском Олимпе.
Стремясь усилить свою власть, Маленков, Берия и Хрущёв решили ликвидировать конкурирующую ленинградскую группировку. Сначала были собраны материалы о фальсификации отчётности Госпланом, который возглавлял Вознесенский. Получив эти сведения, Сталин был поражён, поскольку он не терпел обманщиков и, уличив кого-либо во лжи, мог перечеркнуть все прежние заслуги человека. «Значит, Вознесенский обманывает Политбюро и нас, как дураков, надувает? — по словам очевидцев, вскипел Сталин. — Такого человека нельзя держать ни в Политбюро, ни во главе Госплана!»
В последнее время появились даже доказательства того, что из Госплана тогда шла утечка данных за рубеж о советских стратегических сырьевых запасах, размещении военного производства и др., что учитывалось потенциальным противником при составлении планов нападения на нашу страну.
Затем появился компромат и на Кузнецова: были установлены факты фальсификации результатов выборов на ленинградской партконференции, к которой были причастны некоторые руководители горкома и обкома. К этому добавилось сообщение о том, что в ходе проведения в Ленинграде Всероссийской ярмарки в январе 1949 года было загублено немало продовольствия, что было скрыто от правительства. Эти сообщения настроили Сталина не только против Кузнецова, но и других руководителей Ленинграда и области [Л.9].
Результат оказался следующим. Решением Политбюро от 28 января 1949 года Кузнецов был освобождён от обязанностей секретаря ЦК ВКП(б) и назначен с серьёзным понижением секретарём Дальневосточного бюро ЦК ВКП(б). Этот новый партийный орган вместе с Закавказским и Среднеазиатским бюро ЦК только что был создан в целях улучшения связи между московским ЦК и периферийными «парторганизациями отдалённых областей, краёв и республик». Однако, как и в былые времена, вывод на периферию часто означал лишь начало дальнейших гонений. Действительно, не успел новый назначенец сформировать выделенный ему штат бюро, как 15 февраля 1949 года вышло грозное постановление Политбюро «Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) т. Кузнецова А.А., кандидатов в члены ЦК ВКП(б) тт. Родионова М.И. (председателя Совмина РСФСР. — Ю.Б.) и Попкова П.С. (первого секретаря Ленинградского обкома и горкома. — Ю.Б.)». В постановлении говорилось: «На основании проведенной проверки установлено, что председатель Совета Министров РСФСР вместе с ленинградскими руководящими товарищами при содействии члена ЦК ВКП(б) т. Кузнецова А.А. самовольно и незаконно организовали Всесоюзную оптовую ярмарку с приглашением к участию в ней торговых организаций краёв и областей РСФСР, включая и самые отдалённые, вплоть до Сахалинской области, а также представителей торговых организаций всех союзных республик. На ярмарке были предъявлены к продаже товары на сумму около 9 млрд рублей, включая товары, которые распределяются союзным правительством по общегосударственному плану, что привело к разбазариванию государственных товарных фондов и к ущемлению интересов ряда краёв, областей и республик. Кроме того, проведение ярмарки нанесло ущерб государству в связи с большими и неоправданными затратами государственных фондов на организацию ярмарки и на переезд участников её из отдалённых местностей в Ленинград и обратно».
В качестве главных виновников указанного антигосударственного действия Политбюро ЦК ВКП(б) посчитало Родионова, Попкова и Кузнецова, «которые нарушили элементарные основы государственной и партийной дисциплины». Серьёзная промашка этих руководителей состояла в том, что они от имени возглавлявшихся ими организаций «не испросили разрешения ЦК ВКП(б) и Совмина СССР на проведение Всесоюзной оптовой ярмарки, а самовольно организовали её в Ленинграде».
В качестве причины таких противогосударственных действий было указано: «У тт. Кузнецова, Родионова, Попкова имеется нездоровый, небольшевистский уклон, выражающийся в демагогическом заигрывании с ленинградской организацией». Более того, они занимались охаиванием ЦК, который якобы не помогал ленинградцам. При этом пытались представить себя «в качестве особых защитников интересов Ленинграда». Всё это приводило к отрыву ленинградской парторганизации от ЦК ВКП(б).
Далее к этой группе ленинградцев был подвязан ещё и их земляк Вознесенский, который согласился на ранее сделанное ему предложение Попкова «шефствовать» над Ленинградом. Кроме того, Кузнецова и Вознесенского обвинили в том, что они противопоставляли Ленинград Москве, РСФСР — остальному Союзу, а потому планировали объявить город на Неве столицей Российской Федерации и создать отдельную компартию РСФСР. В итоге обоих заподозрили в попытке антиправительственного заговора и измены Родине.
Интересно, что в постановлении была приведена даже историческая аналогия, не сулившая нарушителям установленного порядка ничего хорошего: «ЦК ВКП(б) напоминает, что Зиновьев, когда он пытался превратить ленинградскую организацию в опору своей антиленинской фракции, прибегал к таким же антипартийным методам».
Естественно, что Родионов, Попков и Кузнецов тут же были сняты с руководящих постов. А 7 марта 1949 года Политбюро приняло решение «об освобождении т. Вознесенского» от обязанностей зампреда Совмина СССР, а также о выведении его из состава Политбюро ЦК ВКП(б). Одновременно Вознесенскому как председателю Госплана были предъявлены следующие обвинения: «В результате проверки, проведенной Бюро Совета Министров СССР… вскрыты факты обмана Госпланом СССР правительства. При этом установлено, что Госплан СССР допускал необъективный и нечестный подход к вопросам планирования и оценки выполнения планов», что выразилось в подгонке цифр с целью сокрытия действительного положения вещей. Возникло «смыкание Госплана СССР с отдельными министерствами», в результате чего произошло «занижение производственных мощностей и хозяйственных планов». При рассмотрении одного конкретного вопроса «председатель Госплана СССР т. Вознесенский… занял фальшивую позицию», давая своим подчинённым противоположные указания. При таких обвинениях Вознесенский был снят и с данной должности.
Как из приведенных материалов, так и из хода дальнейших событий становится очевидно, что к организации «ленинградского дела» имели отношение Маленков, Берия и Хрущёв.
И всё-таки причины изгнания Вознесенского и Кузнецова из верхних эшелонов власти и их последующего уничтожения остаются до конца не ясными. Приведённые выше прегрешения больше походили только на повод для осуществления расправы. Нами высказывалась версия [Л.1], что оба элитных руководителя, прекрасно информированные о состоянии дел как в стране, так и за рубежом, были в качестве провозглашённых наследников посвящены Сталиным в некие тайные замыслы вождя, но не поддержали их. Для пресечения возможности разглашения ставшей известной только им строго конфиденциальной информации обоими перспективными государственным и партийным деятелями пришлось пожертвовать. Тем более что после снятия с высоких постов ряда выдвиженцев из Ленинграда дело продолжилось.
Следующим актом трагедии явился пленум Ленинградского обкома и горкома партии, состоявшийся 22 февраля 1949 года, на который прибыли член Политбюро ЦК партии Г.М. Маленков и член Оргбюро В.М. Андрианов. На заседании Маленков ознакомил присутствовавших с мнением Политбюро о том, что ленинградские руководители превратились в антипартийную группу, а потому первый секретарь обкома и горкома Попков и другие руководители были сняты со своих постов. Тут же главой ленинградской партийной организации избрали присланного Москвой Андрианова.
В помощь этому партийному функционеру в кресло начальника Ленинградского управления МГБ 21 апреля 1949 года посадили генерал-лейтенанта Н.Д. Горлинского, имевшего немалый опыт в вопросах чистки кадров в органах госбезопасности. На этом посту он сменил более лояльного генерал-лейтенанта Д.Г. Родионова, который за свою бытность на брегах Невы в течение 3 лет направил около 300 конфиденциальных спецсообщений в адрес министра госбезопасности Абакумова и даже часто лично докладывал Сталину «обо всём, происходившем в Ленинграде». Благодаря политике активного информирования сам Родионов не был привлечён к ответственности по предъявлявшимся обвинениям, но свою причастность к инициированию этого вопроса глубоко переживал [Л.4].
К середине лета 1949 года «ленинградское дело» было окончательно сформировано и базировалось на вполне вероятной версии о том, что второй секретарь Ленинградского горкома Я.Ф. Капустин являлся английским шпионом. Данное заключение сделали на основании того, что в 1935 году подозреваемый проходил длительную стажировку в Англии, в Манчестере, на заводах «Метраполитен-Виккер». Причём русский стажёр не только «пользовался там уважением и доверием», но и завёл роман со своей учительницей английского языка, которая предлагала ему остаться в Англии. По мнению органов госбезопасности, все эти факты заслуживали особого внимания «как сигнал возможной обработки Капустина английской разведкой» [Л.46].
21 июля 1949 года министр госбезопасности В.С. Абакумов направил Сталину записку, в которой сообщил, что секретарь Ленинградского горкома партии Капустин подозревается в связи с английской разведкой, а свидетельствовавшие об этом материалы по указанию бывшего начальника Ленинградского управления МГБ П.Н. Кубаткина якобы хотели уничтожить. Сталин дал указание об аресте обоих подозреваемых. Хотя Капустин формально был арестован за шпионаж, допрашивался он по вопросу существования в Ленинграде антипартийной группы и дал признательные показания.
13 августа 1949 года в Москве в кабинете Маленкова без санкции прокурора были арестованы А.А. Кузнецов, П.С. Попков, М.И. Родионов, П.Г. Лазутин и Н.В. Соловьев. Затем, добавив к предъявленным ранее обвинениям ещё и пропажу секретных документов из Госплана, 27 октября 1949 года отправили за решётку Вознесенского. Следствие велось около года. Стремление в условиях холодной войны полностью исключить возможность утечки информации о расколе в руководстве страны Советов подтверждается тем, что в 1950 году по указаниям Маленкова, который давал их от имени ЦК партии и со ссылкой на Сталина, была организована совершенно необычная партийная тюрьма на 3040 заключённых «с особыми условиями режима, ускоренной оборачиваемостью, специальной охраной». Министру внутренних дел Круглову поставили задачу освободить отдельные тюремные помещения, укомплектовать штат новым начальником, надзирателями, вахтёрами и в дальнейшем этой тюрьмой не заниматься. Данная следственная тюрьма напрямую подчинялось ЦК, а ведал ею председатель Комиссии партийного контроля Шкирятов. В особую тюрьму перевели всех главных обвиняемых по «ленинградскому делу» [Л.46]. Просуществовала тюрьма в таком партийном подчинении совсем недолго, поскольку через год надобность в ней отпала.
В сентябре-октябре 1950 года основных организаторов противоправных действий суд приговорил к расстрелу, который как меру наказания восстановили в январе того же года. Всего к ответственности привлекли около 200 человек.
Теперь, после завершения расправы, в городе на Неве под руководством первого секретаря обкома и горкома партии В.М. Андрианова силами областного управления госбезопасности, подчинённого Н.Д. Горлинскому, началась безжалостная чистка: оппозиционеров выживали из партийно-советского аппарата, преследовали на производстве, в научных и учебных заведениях. Для того чтобы исключить какую-либо возможность докопаться до первопричин «ленинградского дела», стала уничтожаться даже литература, в которой встречалось любое упоминание о расстрелянных, выхолащивалось также и участие бывших руководителей в героической блокаде. Даже Музей обороны Ленинграда был закрыт. Город превратился в репрессивный и опальный [Л.4].
В результате произошедших кадровых преобразований на вершине власти осталась «семёрка»: Сталин, Маленков, Берия, Булганин, Косыгин, а также Молотов и Микоян, хотя их положение было несколько неустойчиво.
Попытки советской стороны наладить деловые, партнёрские отношения между Москвой, Вашингтоном и Лондоном не приводили к положительному результату. В связи с этим по инициативе Сталина пришлось предпринять ужесточение курса в отношении западных держав. По ряду вопросов это давало на каких-то этапах определённые положительные результаты, но в целом инициативу по выдумыванию и реализации неприемлемых для Советского Союза мероприятий держали в своих руках Соединённые Штаты. Весомый козырь в построении международных отношений был получен после успешного испытания 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне ядерного заряда — «изделия РСД-1», разработанного советскими учёными и конструкторами. Но Сталин не спешил об этом объявлять, так как в стране не был ещё накоплен достаточный запас атомных бомб, чтобы имелся паритет в этом виде вооружения с другими странами ядерного клуба — США, Канадой и Великобританией. Наоборот, когда американцы уяснили, что в СССР действительно был произведен атомный взрыв, советское правительство выступило с предложением о безусловном запрещении его применения. Конечно, эта инициатива западными демократиями не была поддержана.
Огромное значение для проведения Советским Союзом жёсткого внешнеполитического курса имело и то благоприятное обстоятельство, что после победы народно-освободительной армии 1 октября 1949 года состоялось провозглашение Китайской Народной Республики (КНР) и формирование в Пекине центрального народного правительства под председательством Мао Цзэдуна. СССР сразу же объявил о признании КНР, разъяснив затем в газете «Правда» долгосрочные планы в связи с исторической победой китайского народа. Находясь в «лагере международного мира и демократии», КНР будет совместно «бороться против империалистической агрессии и защищать мир во всём мире». Вскоре между СССР и КНР был заключён договор о дружбе и взаимной (в том числе военной) помощи.
Получив надёжную поддержку мощного восточного соседа, советское руководство смогло теперь ответить на вызов, брошенный бывшими союзниками. Дело в том, что вопреки интересам Советского Союза США, Великобритания и Франция в 1949 году объединили оккупированные ими немецкие зоны, образовав Федеративную Республику Германия. Теперь в противовес этому в зоне советской оккупации была провозглашена Германская Демократическая Республика, которая должна была полностью поддерживать позицию Москвы.
Вместе с тем следование жёсткому внешнеполитическому курсу не рассматривалось советским руководством как единственно возможное направление. В докладе Маленкова на торжественном собрании, посвящённом 34-й годовщине Октябрьской революции, было сказано: «Советское правительство недавно предложило, чтобы пять великих держав — США, Великобритания, Франция, Китай и Советский Союз — заключили между собой пакт об укреплении мира». Здесь Сталин сделал в текст доклада такую вставку: «Возможно, поджигатели войны сорвут это предложение». Далее Маленков сказал: «Однако Советский Союз будет и впредь с ещё большей энергией вести борьбу за мир. Советские люди не пожалеют ни сил, ни труда для того, чтобы всемерно укреплять и расширять ряды сторонников мира и сорвать преступные замыслы агрессора». Кроме того, в докладе было отмечено, что главная цель — обеспечение национальной безопасности СССР — достигнута: «Никогда на протяжении всей своей истории наша родина не была окружена столь дружественными нашему государству соседними странами». В связи с этим во внешней политике советское правительство стало отстаивать программу, включавшую «сотрудничество великих держав, сокращение вооружений и безусловное запрещение атомного оружия».
Внутри самого социалистического лагеря не всё было благополучно. С января 1949 года отношения между Советским Союзом и Югославией начали стремительно ухудшаться. В нотах, направлявшихся из Москвы в Белград, говорилось, что правительство этой балканской страны «заняло враждебную позицию в отношении СССР и стран народной демократии». Негативная оценка югославского руководства, названного «националистической, фашистской кликой Тито-Ранковича», всё возрастала. 29 сентября 1949 года был денонсирован советско-югославский договор о дружбе, взаимопомощи и послевоенном сотрудничестве, поскольку «югославское правительство уже длительное время ведёт глубоко враждебную подрывную деятельность против Советского Союза». В итоге Югославия была отлучена от мирового коммунистического движения. Однако имелись определённые проблемы в отношениях и с другими странами социалистического содружества. Всё это требовало неослабного внимания со стороны советского руководства.
После создания атомной промышленности и восстановления разорённого войной производства, в Советском Союзе появилась наконец возможность направить средства на развитие сельского хозяйства, которое давно уже находилось в кризисном состоянии. Для лучшего использования машинного парка, который начал пополняться новыми тракторами и комбайнами, а также для расширения посевных площадей стали объединять небольшие не вылезавшие из нищеты колхозы. Для перестройки работы аграрного сектора на руководящие посты выдвигались люди, имевшие высшее и среднее специальное образование. Начал реализовываться 10-летний план электрификации. 15 июля 1950 года Политбюро утвердило постановление о строительстве Сталинградской и Уральской ГЭС. Затем Совет Министров распорядился о создании Куйбышевской и Каховской ГЭС. Уже велось строительство Волго-Донского судоходного пути. Было принято решение о развитии ирригации в засушливых районах страны, что позволяло надёжно защитить наиболее важные сельскохозяйственные регионы от природных случайностей. Надо было завершить и проводившиеся ранее работы по созданию полезащитных лесонасаждений. В совокупности все эти грандиозные начинания были названы Великими Сталинскими стройками, которые должны были вызвать безграничный энтузиазм масс и позволить поднять благосостояние населения, приблизив светлое будущее.
Представляет интерес состояние и использование исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) в послевоенный период. На основании опубликованных в последние годы архивных данных можно составить такую картину. После амнистии 1945 года в лагерях центрального подчинения находилось 600 тыс. заключённых, а в ИТЛ и колониях местного подчинения содержалось порядка 450 тыс. заключённых. Кроме того, на базе имевшихся и новых лагерей было размещено 2,5 млн военнопленных. Со второй половины 1946 года количество заключённых (и лагерей) начало расти, а число военнопленных за счет репатриации уменьшаться. Максимума численность лишенных свободы достигла весной-летом 1950 года и составила 2,8 млн человек. Затем в последующие годы количество заключённых несколько уменьшилось и стабилизировалось на уровне 2,5 млн человек.
Когда во второй послевоенный год в стране вследствие неурожая разразился голод, был принят указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 года «Об уголовной ответственности за хищения государственного и общественного имущества». Минимальное наказание, предусмотренное этим указом, составляло 5 лет заключения в ИТЛ. В результате лагеря стали пополняться в значительной мере вовсе не политическими, а людьми, попавшими за мелкие кражи. Из них в условиях тяжёлого экономического положения страны формировались трудовые отряды с дешёвой рабочей силой.
Чтобы из этой общей массы отделить «лиц, представляющих опасность по своим антисоветским связям», по постановлению Совмина СССР от 21 февраля 1948 года были созданы особые лагеря. В них сконцентрировали осуждённых к лишению свободы за шпионаж, диверсии, террор, а также троцкистов, правых, меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов, участников антисоветских организаций и групп и др., причём в первую очередь тех, кто уже отбывал наказание. Контингенты особлагов полностью изолировались (в том числе и в рабочих зонах) от остальных заключённых. Из вольнонаемного персонала к ним допускались только особо проверенные работники. Кроме того, в этих лагерях имелись в небольшом количестве простые заключённые, преимущественно расконвоированные, для выполнения работ в качестве шоферов, обслуги на энергоустановках и другом оборудовании, к которым особый контингент не допускался. Как жилые, так и рабочие зоны особлагов оборудовались таким образом, чтобы исключалась возможность побега. Был установлен режим, близкий к тюремному (решётки на окнах, запиравшиеся на ночь бараки, запрет покидать помещение в нерабочее время). Норма жилой площади в виде исключения временно устанавливалась вдвое меньше, чем в ИТЛ, — 1 м2 на человека. Заключённых особлагов следовало использовать на самых тяжёлых работах. Охрана возлагалась на конвойные войска, а не на военизированную охрану, как в ИТЛ.
Сначала правительство установило лимит наполнения этих лагерей в 180 тыс. человек. Спецкомиссия МВД выявила в лагерях и колониях соответствующее число заключённых. Кроме того, по направлениям МГБ постоянно поступали новые осуждённые той же категории в среднем по 2500 человек в месяц, что на 1 марта 1949 года составило 42 722 человека. В связи с этим в 1950 году был установлен новый лимит — 250 тыс. человек. Однако практика работы с особыми лагерями оказалась достаточно трудной. Переоборудование обычных лагерных помещений под особлаги затягивалось из-за недостатка материалов: только колючей проволоки требовалось 1000 тонн, а отпущено было менее половины потребности. В производственном отношении такие лагеря оказались планово убыточными, так как очень дорогостоящими были охрана (хотя конвойные войска финансировались отдельно) и оборудование рабочих зон согласно предъявлявшимся требованиям. Однако если в марте 1949 года в этих лагерях находилось всего 106 573 человека, то своего максимума их наполнение достигло в 1952 году и составило 257 тыс. заключённых.
В общей сложности к началу 1953 года имелось около 70 лагерей для заключённых. Большинство выполнявшихся ими работ имело военно-стратегическое значение. Так, строились железные дороги на Кольском полуострове, в Архангельской области, на Дальнем Востоке, под Татарским проливом на остров Сахалин прокладывался тоннель. В Московской области велись работы оборонного назначения, в частности прокладывались никогда не наносившиеся на карту кольцевые бетонки на 50-м и 80-м километрах для системы ПВО. Велись гидростроительные работы по обустройству Волго-Балтийского и Волго-Донского водных путей, строительству Куйбышевской ГЭС и комплекса гидротехнических сооружений в Средней Азии. В Башкирии и Иркутске возводились крупнейшие нефтехимические комбинаты [Л.24]. Все эти огромные работы возлагались в основном на МВД СССР, которым руководил в то время генерал-полковник Круглов. Подробности возведения всех этих великих строек коммунизма документально представлены мною в книге «Министр сталинских строек» [Л.42].
Но опять осуществлению всех планов помешало обострение международного положения, поставившее человечество на грань возникновения новой мировой войны. Ещё в 1945 году после освобождения от японской оккупации территория Кореи была разделена на две части — Северную (просоветскую) и Южную (проамериканскую) — с границей, проходившей по 38-й параллели. В последние годы на этой границе непрестанно происходили вооружённые столкновения. Недружественная южнокорейская территория была опасна тем, что с неё можно было совершать авианалёты как на крупные промышленные центры Китая, так и на советские военные базы в Порт-Артуре и Дальнем, а также на Владивосток и порт Находка.
И вот 25 июня 1950 года произошло вторжение северокорейских войск на территорию Южной Кореи. Война началась вроде как ответ на пограничную провокацию, но по инициативе Пхеньяна и с одобрения Пекина, хотя и без согласования данного вопроса с Москвой. Более того, ещё за 9 месяцев до возникновения корейской войны советское правительство поручило своему послу встретиться с Ким Ир Сеном и Пак Хе Пеном и передать им мнение Москвы о том, что для осуществления нападения «необходимо дать точную оценку как военной, так и политической стороны этого вопроса». При этом отмечалось, что корейская народная армия не подготовлена должным образом к ведению боевых действий. А в таком случае «наступление может превратиться в затяжные военные операции, которые не только не приведут к поражению противника, но и создадут значительные политические и экономические затруднения для Северной Кореи». Обоснованно указывалось, что и с политической стороны предложенное наступление также не подготовлено, поскольку, несмотря на жажду народа к объединению страны, «сделано ещё очень мало для того, чтобы поднять широкие народные массы Южной Кореи на активную борьбу, развернуть партизанское движение и организовать силы для общенародного восстания». Более того, предлагалось учесть, что «если военные действия начнутся по инициативе Севера и примут затяжной характер, то это может дать американцам повод ко всякого рода вмешательствам в корейские дела». Правда, 15 мая 1950 года Сталин направил в Пекин шифротелеграмму, в которой говорилось, что в силу изменившейся международной обстановки Москва согласна «с предложением корейских товарищей приступить к объединению». Но окончательно этот вопрос должен быть решён китайскими и корейскими руководителями совместно, а в случае несогласия — отложен. Однако эти рекомендации не нашли понимания.
Трезвая оценка обстановки, сделанная советским правительством, не была воспринята северокорейским руководством. А Вашингтон, естественно, представил события на Корейском полуострове как начало открытого наступления коммунизма в соответствии с советско-китайским договором. В связи с этим президент Трумэн отдал приказ об отправке в Корею войск США для оказания южнокорейской армии необходимой поддержки. 7 июля 1950 года ООН приняла решение, рекомендовавшее оказать Южной Корейской Республике такую помощь, которая позволила бы «отразить вооружённое нападение и восстановить мир и безопасность в районе». Одновременно было создано объединённое командование сил ООН под руководством США.
Начавшееся стремительное наступление северян позволило им достигнуть значительного успеха и занять своими войсками почти весь полуостров. Столь неожиданное развитие ситуации помешало советскому руководству сразу выработать твёрдую и однозначную позицию, и оно искало приемлемый для себя выход из сложившегося положения.
И тут случилось непредвиденное, ставшее на многие годы самой важной советской тайной: вследствие многолетнего нервного напряжения, постоянного давления огромного груза ответственности у Сталина произошло резкое ухудшение состояния здоровья, не позволившее ему дальше заниматься государственными делами. Заболевание вынудило Иосифа Виссарионовича начиная со 2 августа и по 21 декабря 1950 года отойти от участия в работе по руководству партией и правительством, не принимать никаких решений и даже не высказываться по вопросам внешней и внутренней политики. И это в условиях, когда мир оказался на грани ядерной войны!
Возможно, данное обстоятельство вызвало определённую растерянность среди соратников вождя. Им недоставало сталинской мудрости, воли и твёрдости в оценке обстановки и принятии решений. Это позволило американцам перехватить инициативу в корейской войне. 16 сентября 1950 года войска США-ООН под командованием Дугласа Макартура высадили в районе города Инчхон 50-тысячный воздушный десант, создав мощный плацдарм для контрнаступления. Возникшая опасность вынудила северокорейские части поспешно отходить с занятых ими южных позиций. Сосредоточив силы, американо-ооновские войска начали наступление, заняли Сеул, а к концу октября продвинулись почти до прежней границы между северной и южной частями территории Кореи, проходившей по 38-й параллели. В сложившейся критической обстановке Китай, ещё раньше заявлявший в ООН о том, что поддержит своего соседа, ввёл на территорию Северной Кореи свои вооружённые силы, сформированные из добровольцев. 4 ноября 1950 года демократические партии КНР выступили с совместным заявлением, в котором указали, что китайский народ «не только в силу своего морального долга» окажет помощь корейскому народу в его борьбе против Америки, но и тем самым обеспечит самооборону от агрессии. Появление китайских добровольцев не только весьма быстро и существенно изменило соотношение сил на полуострове в пользу северян, но и предрешило весь дальнейший ход боевых действий. Интересно, что в этот период в Пхеньян и Пекин направлялись шифротелеграммы, составленные как бы от имени Сталина, но подписанные псевдонимом Фын Си, что по-китайски означает Западный ветер, который, надо понимать, дует с России на Дальний Восток.
Лишь в ноябре советское руководство сочло возможным и своевременным вступить в военный конфликт, сохраняя наше участие в строжайшей тайне. До этого на Генеральной ассамблее ООН СССР предлагал квалифицировать события в Корее «как внутреннюю борьбу, внутреннюю гражданскую войну между двумя правительственными лагерями» и в это дело не вмешиваться. Теперь для защиты КНДР с воздуха был использован истребительный авиационный корпус советских ВВС, нанёсший американской авиации существенный урон.
После провала американо-ооновского наступления, которым планировали победоносно завершить корейскую войну, командовавший войсками Макартур предложил президенту США начать бомбардировку Китая и даже СССР с применением и атомного оружия. 30 ноября 1950 года, отвечая на вопросы журналистов о дальнейших операциях в Корее, Трумэн заявил, что будет предпринято «всё необходимое, что потребует военная ситуация», даже «включая все виды вооружения, которыми мы обладаем». Но это означало развязывание третьей мировой атомной войны.
По этой причине американцам всё-таки пришлось смириться со сложившимся на Корейском полуострове военным положением и 13 января 1951 года заявить «о нежелательности дальнейшего расширения масштабов и характера боевых действий». Это предложение было воспринято в Москве как стремление агрессивной стороны найти выход из военного тупика.
Не последнюю роль в компромиссном решении корейской проблемы сыграло, видимо, интервью с прибывшим в Москву после лечения Сталиным, опубликованное газетой «Правда» 17 февраля 1951 года. Сначала Иосиф Виссарионович изложил общую внешнеполитическую концепцию: «Не может ни одно государство, в том числе Советское государство, развёртывать вовсю гражданскую промышленность, начать великие стройки вроде гидростанций на Волге, Днепре, Амударье, требующие десятки миллиардов бюджетных расходов, продолжать политику систематического снижения цен на товары массового потребления, тоже требующего десятков миллиардов бюджетных расходов, вкладывать сотни миллиардов в дело восстановления разрушенного немецкими оккупантами народного хозяйства и вместе с тем, одновременно с этим, умножать свои вооружённые силы, развернуть военную промышленность. Не трудно понять, что такая безрассудная политика привела бы к банкротству государства». Затем Сталин напомнил о предложениях советской стороны немедленно заключить пакт мира пяти великих держав, начать сокращение вооружений, запретить атомное оружие.
Отвечая на вопросы относительно событий на Корейском полуострове, Иосиф Виссарионович сказал, что если Англия и США окончательно отклонят мирные предложения, «то война в Корее может закончиться лишь поражением интервентов». Это закономерно произойдёт, поскольку «трудно убедить англо-американских солдат», что они защищают интересы своих стран в Корее и у границ Китая. А Корея и Китай имеют право «защищать свою безопасность на своей собственной территории или у границ своего государства».
На вопрос, считает ли он «новую мировую войну неизбежной», Сталин ответил: «Нет, по крайней мере, в настоящее время её нельзя считать неизбежной». Что же касается Советского Союза, то он «будет и впредь непоколебимо проводить политику предотвращения войны и сохранения мира» [Л.12].
Всё было прекрасно в чётко и аргументировано изложенной позиции, но дело в том, что это интервью Сталин давал лишь как формальный лидер советского государства.
Как нам поведал историк Ю.Н. Жуков [Л. 12], накануне, 16 февраля 1951 года, Политбюро, собравшееся в составе: Сталин, Булганин, Берия, Маленков, Молотов, Микоян, Хрущёв, при участии Сабурова — приняло решение, коренным образом менявшее всю систему власти в стране. Сначала устанавливалось, что председательствовать на заседаниях Президиума Совета Министров СССР и Бюро этого главного правительственного органа должны были поочерёдно заместители председателя Совмина СССР Булганин, Берия и Маленков. Им же поручалось рассмотрение и решение всех текущих вопросов. А дальше говорилось то, о чём мы никогда не знали: «Постановления и распоряжения Совета Министров СССР издавать за подписью председателя Совета Министров СССР тов. Сталина И.В.»
Несколько странно звучащая последняя фраза постановления означает, что после перенесённого тяжёлого заболевания и серьёзного снижения работоспособности Сталин уже не мог в полной мере заниматься повседневной напряжённой руководящей работой, но номинально оставался главой правительства. С этих позиций теперь нам надо переосмыслить все события начиная со 2 августа 1950 года по март 1953 года, когда все партийно-правительственные решения принимались соратниками, но приписывались Сталину.