По каким причинам лихо сформулированные и резво разосланные компрометирующие материалы на Богданова в 1957 году не сработали, точно ответить не могу. Во всяком случае Николай Кузьмич продолжал исполнять свои служебные обязанности замминистра внутренних дел РСФСР.

Во время этой передышки 10 апреля 1957 года слушателю-заочнику 4-го курса генерал-лейтенанту Богданову пришёл вызов из Высшей школы МВД СССР с предложением явиться для сдачи очередных экзаменов и зачётов. Не знаю, с каким настроением занимался тогда отец, постоянно допекавшийся служебным расследованием, но, тем не менее, по 27 включённым в диплом предметам и на 5 государственных экзаменах Богданов получил практически все отличные оценки. Решением Государственной экзаменационной комиссии от 20 июня 1957 года ему по специальности правоведение была присвоена квалификация юриста [А. 15]. Теперь только, казалось бы, и работать, имея богатый жизненный опыт, солидный навык руководящей деятельности, возраст всего лишь 50 лет и диплом о высшем образовании.

Однако Особая инспекция Управления кадров МВД СССР продолжала плести свои козни. После согласования вопроса в ЦК КПСС следователь подполковник Игнатьев и начальник инспекции подполковник Ботов в июне 1957 года подготовили новую бумагу. Это было, теперь уже секретное, «Заключение на заместителя министра внутренних дел РСФСР генерал-лейтенанта Богданова Н.К.» [А.10]. В новом документе они слово в слово повторили текст из приводившейся нами в предыдущей главе «Справки» в части работы Богданова начальником Лужского РО НКВД ЛО в 1937–1938 годах. А вот материалы по Казахстану были несколько расширены. Следователя Игнатьева командировали-таки в Алма-Ату, но исчерпывающей информации он привезти не смог, так как «всё наблюдательное производство по этому агентурному делу было уничтожено». Конечно, никакие дополнительные объяснения отца по данному вопросу, снова представленные им на имя министра, во внимание приняты не были. Согласно «Заключению», Богданов теперь допускал нарушения не социалистической, а советской законности. В чём разница — пояснить не берусь, но, видимо, звучало весомее.

По делу «Националисты» было признано, что оно действительно было заведено в Кустанайской области ещё в 1939 году и «оперативно ликвидировано арестом 11 человек. Впоследствии (не известно, в каком году конкретно. — Ю.Б.) эти обвиняемые дали показания ещё на 130 человек», которых также посадили за решётку. Всего по показаниям арестованных проходило свыше 500 человек советско-партийного актива. Но теперь уже, в новой интерпретации дознавателей, «руководил следствием в то время зам. наркома внутренних дел Казахстана т. Богданов». «Арестованный по его (Богданова. — Ю.Б.) указанию председатель Исполкома Семиозерного райсовета Сандыбеков показал, что он был завербован в контрреволюционную организацию бывшим зам. прокурора Кустанайской области Ко-кемановым, редактором дивизионной газеты Бектуровым (автором упоминавшегося монолога. — Ю.Б.) и др., всего 8 человек, которые в свою очередь показали, что контрреволюционной организацией, в которой они состояли, руководил центр в составе секретаря ЦК КП Казахстана Салина, зам. зав. сектора ОК ЦК КП Казахстана Бозжанова, наркома земледелия Даулбаева и др. По решению особого совещания из 8 человек трое были расстреляны, остальные были отправлены в заключение. В настоящее время все реабилитированы». В главе 21 говорилось о том, что это дело возникло на основании агентурных данных, в нём были замешаны весьма высокопоставленные и юридически грамотные лица, аресты которых производились на основании санкций ЦК Казахстана и НКВД СССР. Неоднократную проверку дела вели представители союзных прокуратуры и наркомата. Так почему же теперь виноватым по всех грехах оказался один Богданов, к которому раньше со стороны многочисленных проверявших это дело никаких претензий не предъявлялось?

Далее в «Заключении» написано: «В отношении Салина, как сообщал т. Богданов в НКВД СССР в марте 1943 года, было принято решение — он снят с занимаемой должности и направлен на низовую работу». Как установлено по протоколам заседаний бюро ЦК КП(б) Казахстана, М. Салина сняли с должности третьего секретаря ЦК ещё 17 октября 1942 года, а через месяц вывели из состава членов бюро ЦК «за необеспечение руководства, за примиренческое отношение и прямое попустительство антигосударственным действиям в хлебозаготовке». Конечно, при большом лицемерии властей такая формулировка могла означать и нечто иное. Истинная причина, как обычно, стыдливо скрывалась. Однако, как явствует из тех же протоколов, Салина достаточно неплохо устроили: сначала направили работать вторым секретарём Южно-Казахстанского обкома партии, а потом там же он стал председателем облисполкома. Боз-жанов и Даулбаев сохранили свои посты. В 1944 году Боз-жанов перешел на должность первого секретаря Алма-Атинского обкома партии, а наркома земледелия Даулбаева избрали кандидатом в члены бюро ЦК КП(б) Казахстана [А. 17].

В обвинительный текст «Заключения» дознавателями были вписаны фразы, которые вообще непонятно кого конкретно критиковали: «По делу “Националисты” и др. в Казахстане проводилась вредная практика, когда вопреки закону (какому? — Ю.Б.) и указаниям НКВД СССР (каким? — Ю.Б.) проводилась вербовка партийных и советских работников и агентурная разработка. Так были завербованы (кем? — Ю.Б.) бывший секретарь Кустанайского обкома партии Берниязов, зам. наркомфина Казахстана Бадин и разрабатывался зам. зав. отделом агитации и пропаганды Западно-Казахстанского обкома партии Байгалиев». Не будьте наивными — без агентуры государево око работать не может. Но в чём здесь вина Богданова? Об этом сказано не было.

Конечно, в «Заключении» полностью приводился обвинительный монолог бывшего редактора дивизионной газеты Бектурова.

Далее в «Заключении» сказано: «О применении к арестованным на допросах незаконных методов следствия подтвердили бывший следователь СПО (секретно-политического отдела. — Ю.Б.) НКВД Казахстана Курманжанов, ст. опе-руполномоченный (Кустанайского отделения НКВД. — Ю.Б.) Чирьев». Так эти работники как раз и вели следствие — с них и спрос! «Они же подтвердили, что следствием по делу “Националисты” руководил Богданов». Совершенно не понятно, почему вопрос о руководстве выяснялся у второстепенных лиц? Если бы Богданов был назначен наркомом внутренних дел Казахстана Бабкиным не просто провести разовую проверку в Кустанае, а руководить всем огромным по своим масштабам следствием, то об этом должен был быть издан соответствующий приказ, чтобы все многочисленные исполнители чётко знали, кому подчиняться и докладывать либо к кому обращаться с вопросами.

Далее дознаватели сообщали: «Допрошенный по этому делу быв. нач. СПО НКВД Головков в 1948 году сообщил: “Я, не разделяя восторга Богданова и начальника внутренних дел Кустанайской области Забелева, заявил им, что радоваться и потирать руки не следует, так как показание одного из арестованных провокационное и оно принесёт неприятности”. В ответ на это Богданов сказал: “Вас знают, что Вы старый казахстанский перестраховщик”».

Не берусь судить, кто из двоих, Богданов или Головков, был в этом деле правым. В блокноте отца есть такая пометка: «Заявление Головкова, что он меня предупреждал о по-казаннях Нурумова, — вероятно, путает, допрашивали втроём» [А. 12].

Вот что лично мне известно по данному вопросу. Михаила Николаевича (Нифоновича) Головкова я знал как очень принципиального и жёсткого человека. Именно в Секретно-политическом отделе НКВД, начальником коего он являлся, велась разработка дела «Националисты», так что именно Головков был посвящён во все детали следствия. От отца и других людей мне известно [Б], что при проведении проверок по указанному делу Головков написал бумагу, которая Богданову, по словам последнего, «очень навредила». В других документах имеется ссылка на то, что «бывший начальник СПО НКВД Казахской ССР т. Головков, ныне сотрудник КГБ», в 1948 году давал письменные объяснения [А. 10]. Шла ли речь об упомянутой бумаге или ещё о какой-либо другой более поздней по срокам, сказать не могу. Но знаю точно, что на этой почве Богданов свои отношения с Головковым разорвал, и мы несколько лет семьями не встречались, хотя раньше справляли вместе праздники и дни рождения. Потом между ними произошло замирение. Но самое главное, что вся вина за дело «Националисты» была приписана одному Богданову. В то же время Головков, в чьем отделе велось расследование по самым крупным фигурантам, ни к какой ответственности привлечён не был. В своих объяснениях Богданов писал, что в начале войны, когда гитлеровская армия стремительно наступала, в Казахстан прибыли миллионы спецпереселенцев и беженцев, работников предприятий и служащих учреждений. В сложнейшей обстановке постоянно возникали слухи, провокации, пораженческие настроения. Даже здесь, в глубоком тылу, были выброшены немецкие десанты, создававшие реальную угрозу. В этих условиях естественно, что на малейшее проявление неустойчивости остро реагировали. Однако хотелось ли кому-то из дознавателей всё этот понимать, сидя в своём кабинете в конце 1950-х годов при хрущёвском послаблении, когда имелось чёткое указание: Богданова обвинить?

«Проверявшая в 1943 году уголовное дело “Националисты” бригада НКГБ СССР в своих выводах отметила, что дело “Кустанайской организации” является одним из проявлений извращённых методов чекистской работы и прямым нарушением постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от [17] ноября 1938 года о работе органов НКВД». По нашему мне-нию, эту фразу из военных времён следует понимать так: раз пострадавшие начали писать многочисленные жалобы, то, значит, дело было проведено не чисто, не по-чекистски. Поскольку вы, казахстанцы, без указания из Центра, раздули сами этот вопрос, то сами и виноваты во всех нарушениях. Современные дознаватели забыли указать, что по этому делу Особое совещание при НКВД СССР принимало ещё 2 постановления — от 17 февраля 1945 года и 9 декабря 1947 года, в которых никого из осуждённых полностью не реабилитировало, но и Богданова ни в чём не обвинило. По протесту прокурора Набатова Верховный суд Казахской ССР отменил эти постановления 21 сентября 1955 года. А потом один Богданов оказался во всём виноватым.

«В этих же выводах (бригады НКВД СССР. — Ю.Б.) было указано, что, несмотря на ряд указаний НКВД СССР и сигналы (которые как раз и подавал Богданов. — Ю.Б.) на неблагополучие в следствии по делу, нарком госбезопасности КССР т. Бабкин (умер) не обеспечил надлежащего контроля, а бывший зам. т. Богданов и б. нач. СПО НКВД Головков не разоблачили античекистской практики работников Кустанайского УНКВД Рупасова, Чирьева и др., а, наоборот, потворствовали им. После этого т. Богданов, будучи уже наркомом внутренних дел Казахстана, за извращение и фальсификацию уголовного дела “Националисты” наказал своей властью некоторых работников НКВД Кустанайской области, сам же за допущенные по этому делу извращения наказан не был».

Присутствовавшие в прошлой «Справке» обвинения по Ленинграду 1953 года и по рапорту Комиссарову в 1955 году отсутствовали. Видимо, в них разобрались, и Богданову они больше не инкриминировались.

Однако резюме «Заключения» оставалось в целом то же самое: «Тов. Богданов, ознакомившись с материалами уголовных дел, не дал надлежащей партийной оценки своим действиям». Опять, значит, не расплакался, а твёрдо стоял на своём: виноват, но вместе с другими работниками НКВД.

Общий вывод был пренеприятный: «Учитывая серьёзность допущенных Богдановым нарушений советской законности, полагали бы: материал о т. Богданове обсудить на заседании Коллегии МВД СССР» [А. 10].

Этот документ следователь и начальник Особой инспекции собственноручно подписали. Оставалось только получить визу «Согласен» у замминистра внутренних дел СССР К.П. Черняева, отвечавшего за кадры, и утвердить «Заключение» у министра внутренних дел СССР Н.П. Дудорова. Однако руководство свои подписи не поставило, и документ завис без даты — «…июня 1957 года». Кто мог помочь Богданову в ту критическую минуту? Снова, как в августе 1953 года, выручил его Хрущёв? В общем-то, на мой взгляд, никто иной тогда это сделать был не в состоянии. Только наш Никита Сергеевич, заработавший себе индульгенцию путём разоблачительного выступления на XX съезде партии, мог казнить и миловать. Остальные руководители лишь исполняли его волю, не смея прекословить.

Во всяком случае «Справку» с компроматом запихнули в архивную папку, даже забыв, видно от досады, пронумеровать её листы в общей нумерации тома хранения. Туда же отправились и копии сопроводительных писем в ЦК [ГАРФ, ф. 9401, оп. 1, д. 4484].

Впрочем, под самим Хрущёвым его высокое кресло тоже в ту пору сильно покачнулось. Многие руководители, в том числе и высокопоставленные, были недовольны сумасбродством и авантюризмом партийного вождя. Поводом для выступления против главы Компартии послужила речь Хрущёва на митинге в Ленинграде в мае 1957 года, когда он выдвинул свой ничем не обоснованный план в короткий срок догнать и перегнать Америку по производству мяса, молока и шерсти. В июне 1957 года на пленуме ЦК главный коммунист столкнулся с организованной против него оппозицией. Подавляющее большинство членов Президиума ЦК, в число которых входили Молотов, Маленков, Каганович, Первухин, Сабуров и Шепилов, открыто выступило против Хрущёва и потребовало освобождения его от обязанностей первого секретаря. При голосовании по этому вопросу оппозицию поддержали даже Булганин и Ворошилов.

Однако в критической ситуации изощрённый в дворцовых переворотах Хрущёв нашёл выход. При помощи министра обороны маршала Жукова и председателя КГБ генерала армии Серова на военных самолетах в Москву срочно были доставлены члены ЦК КПСС. На пленуме ЦК, продолжавшемся целую неделю, с 23 по 29 июня 1957 года, Хрущёву удалось отстоять свои позиции. Основные его противники — Маленков, Молотов, Каганович и Шепилов — были объявлены антипартийной группой и уволены со всех постов [Л.48].

Очередная победа только распалила Хрущёва, и он продолжил разгон своего ближайшего окружения. Где-то в бумагах только что разгромленных оппозиционеров обнаружили намечавшийся ими к назначению список руководителей министерств. Министром внутренних дел СССР предполагалось вновь поставить генерал-полковника С.Н. Круглова. Это вызвало страшное недовольство Хрущёва. В связи с этим в октябре 1957 года Круглов был уволен в запас Советской Армии, и ему в соответствии с законом была назначена пенсия от МВД СССР. Но этим дело не кончилось. Без всякой видимой причины слишком много знавший пенсионер был освобождён от должности замминистра строительства электростанций и отправлен в ссылку зам. председателя совнархоза Кировского экономического административного района [Л.42]. В то время Никита Сергеевич бурно развивал свою очередную неудачную идею экономического развития страны за счёт создания региональных совнархозов.

В октябре 1957 года, воспользовавшись визитом Жукова за границу, Хрущёв собрал заседание Президиума ЦК, на котором поставил вопрос «об опасности бонапартизма» со стороны знаменитого маршала. Заочно Жуков был выведен из ЦК КПСС, смещён с поста министра обороны и уволен в отставку. Так что и безо всякого Особого совещания Хрущёв успешно чинил свой произвол, поддержанный крепнувшей день ото дня послушной партийной номенклатурой. Истинной же причиной снятия Жукова явилось то, что на июньском 1957 года пленуме ЦК КПСС по разгрому антипартийной группы маршал «поставил вопрос о необходимости тщательного изучения массовых репрессий и наказания всех виновных в этих преступлениях, настаивал на переводе их в разряд уголовных». Ясно, что в таком случае в список уголовников вместе с Молотовым, Кагановичем, Маленковым и другими руководителями полноправно должен был войти и Хрущёв. Естественно, что главу партии это совершенно не устраивало, ибо совсем не для того он затеял разоблачение культа личности Сталина. Тогда на пленуме хитрому Никите Сергеевичу удалось уйти от прямого ответа на вопрос о его участии в расстрелах на Украине и повернуть дело так, что во всех грехах участники представительного форума стали обвинять только антипартийную группу. Провинившимся пришлось самим клеймить допущенные ими ошибки и «в унизительном тоне просить простить их».

Вместе с тем самой постановкой вопроса о выявлении всех виновных (эта фраза потом была вычеркнута из стенограммы) Жуков «обрёк себя на скорую расправу». Сразу же после пленума на министра военного ведомства стал активно собираться компрометирующий материал. Поводом для снятия Жукова явилось то, что прославленный маршал «не терпел политработников, плохо помогавших, а иногда и мешавших командиру». При сокращении армии, проводившемся после смерти Сталина, Жуков как министр обороны предложил упразднить Высший (читай — Партийный) Военный Совет при Совете Обороны, куда входили кандидаты и члены Президиума ЦК, а также ликвидировать все должности освобождённых политработников. Главным недостатком военно-идеологической работы в армии министр считал «засилие культа личности, проявившееся во введении института военных комиссаров, что сеяло недоверие к командным кадрам, подрывало дисциплину в войсках». При снятии Жукова ему вменили в вину: «попытки вывода Вооруженных Сил из-под контроля ЦК, присвоение функций ЦК (выразившееся в регламентировании деятельности армейских партийных органов)», сосредоточение в своих руках «необъятной власти с целью установления диктатуры» и др. Как и в случае с Берией, маршалу Жукову не простили самостоятельности и инициативы. Партийная элита, возглавлявшаяся Хрущёвым, претендовала на тотальный контроль над всеми сферами общественной жизни, а потому решила избавиться ещё от одного потенциального политического соперника [Л.46]. Однако более правильно было бы сказать, что Никита Сергеевич расправился ещё с одним оппонентом, который мог испортить его репутацию.

Итог борьбы за должность вождя был подведён в марте 1958 года, когда Булганина сместили с его высокого поста. Главой правительства был назначен, естественно, сам Хрущёв, объединивший отныне в своих руках власть первого секретаря ЦК КПСС и председателя Совмина. Теперь никто не осмеливался перечить новому самодержцу, и Хрущёв повёл себя в великой стране, как слон в посудной лавке, действуя по принципу что хочу, то и ворочу.

Из стариков при власти остался Ворошилов. Сначала он активно поддержал антипартийную группу Маленкова, Молотова, Кагановича, но когда понял, что их дела плохи, опять переметнулся в стан к Хрущёву и принялся решительно осуждать фракционную деятельность своих бывших соратников. Поскольку Климент Ефремович, которого, по его словам, «чёрт попутал», горько раскаялся перед партией (читай — перед Хрущёвым) в допущенной им ошибке (учитесь, как надо давать партийную оценку!), то это позволило ему даже сохранить за собой на несколько лет пост формального главы государства — председателя Президиума Верховного Совета СССР.

Дольше всех на руководящем силовом посту продержался личный друг Хрущёва генерал армии Серов, безоговорочно поддерживавший своего патрона во время государственных переворотов, но не претендовавший на верховную власть. Он же серьёзно помог нашему Никите Сергеевичу тем, что, пользуясь своей властью, тщательно почистил архивы, уничтожив репрессивные документы с подписью Хрущёва. Однако 8 декабря 1958 года Серов с должности председателя КГБ был на 5 лет переведён начальником Главного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба Министерства вооруженных сил. Но потом и этого верного соратника Хрущёва тоже постигла незавидная судьба. В 1963 году в связи с делом полковника разведки Пеньковского, оказавшегося агентом английской разведки, Серов был снят с должности начальника ГРУ, разжалован из генерала армии в генерал-майора, лишён звания Героя Советского Союза. За утерю политической бдительности и за злоупотребление служебным положением его исключили из партии и отобрали ордена. Дослуживать ещё не достигшего пенсионного возраста генерала отправили помощником командующего по учебным заведениям сначала в Туркестанский, а затем в Приволжский военный округ. Больше всего Хрущёв, естественно, боялся, чтобы бывший друг не проговорился о том, какие репрессии санкционировал и проводил в былые годы нынешний глава партии и правительства. В связи с этим за разжалованным генералом было установлено плотное наружное наблюдение, его разговоры записывались. После увольнения на пенсию в 1965 году Серов прожил ещё 25 лет, но так ни о чём и не рассказал, ссылаясь на то, что ничего не помнил.

Женским сердцем чувствуя, что обстановка складывалась крайне неблагоприятно, моя мама говорила своему супругу: «Коля, уходи. Видишь, всех старых работников разгоняют». Но отец, видимо, вдохновлённый новой временной передышкой, опять стоял на своём: «Нет, я прав, я докажу». Конечно, как мы шутим теперь: «Главное — это вовремя смыться». Более предусмотрительным в этом отношении оказался наш сосед по госдаче на Иваньковском шоссе М.И. Журавлёв. Ещё 2 июня 1956 года он ушёл из органов внутренних дел в Министерство среднего машиностроения, где возглавил крупнейший Первый строительно-монтажный трест, возводивший атомные объекты.

При всех условиях, как бы мы теперь к этому ни относились, наши отцы были верны той идее, которой беззаветно служили, и оставались преданы ей до конца дней своих. Партия коммунистов являлась для них святым понятием. Они полностью себя отдавали работе ради светлого будущего всего человечества. Кроме общественного дела, у них часто не существовало больше никаких интересов, или, как потом стали называть, хобби. Поэтому говорили, что военные на пенсии дольше 5 лет жить не могли: отсутствие каждодневной занятости, напряжённой деятельности, нужности делу приводило часто к тому, что они довольно быстро погибали.

Конечно, Николай Кузьмич увлекался огородничеством и садоводством. Но всё это было сезонно и являлось лишь дополнением к основной работе. И потом все эти радости находились на госдаче, которой он лишался, как только покидал свой пост. Собственную же недвижимость руководству иметь возбранялось, чтобы не обуржуазиться.

В те годы МВД РСФСР опять стало превращаться в строительную организацию. Кроме возведения жилых домов, большие работы выполнялись, в частности, на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке (ВСХВ), ставшей потом называться Выставкой достижений народного хозяйства (ВДНХ) СССР. Замминистра Богданов курировал на тогдашней ВСХВ строительство ряда выставочных павильонов. В число этих объектов входили здания, предназначавшиеся для экспозиции достижений Украины, Казахстана, Московской области, Тулы-Калуги-Рязани-Брянска, а также торговый павильон Украины. Велось благоустройство территории выставки. Сохранились фотографии, запечатлевшие моменты, когда Николай Кузьмич вместе с представительной казахской делегацией осматривал павильон совсем не безразличного ему Казахстана. За проделанную работу 10 мая 1958 года постановлением Главного Комитета ВСХВ Богданов был награждён Большой золотой медалью [А.7].

Воспользовавшись тем, что повзрослевшие сыновья были теперь надёжно пристроены, находились на правильном пути и постоянная родительская опёка им больше не требовалась, наша мамочка решила пойти работать. В возрасте 54 лет женщины уже собираются на пенсию, а Нина Владимировна надумала открыть новый цикл своей медицинской практики. В связи с большим перерывом в работе врача Котову с 10 января 1959 года зачислили стажёром в Родильный дом № 6, а через полгода перевели на должность ординатора акушера-гинеколога. С этого времени к своему прежнему 20-летнему трудовому стажу мама добавила ещё четверть века врачебной деятельности. Теперь шаткое служебное положение супруга было для неё в материальном плане не так страшно: свою максимальную пенсию она заработала собственным трудом.