Наступил 1972 год. Отец по-прежнему продолжал работать, хотя со здоровьем у него возникли определённые проблемы. На операцию правой почки по извлечению из неё камней (а возможно, и по полному её удалению) он не решался, однако анализы мочи были весьма неутешительными. Недостаточное очищение организма вело к развитию гипертонической болезни. Несмотря на то, что отец физически как-то немного сдал и раскис, он не жаловался и не унывал.
12 февраля 1972 года отметили полукруглый юбилей Николая Кузьмича. Начальник Управления отделочных работ А. Евдокимов, секретарь партбюро П. Шкарин и председатель Постройкома В. Осипов наградили новорожденного Почётной грамотой «За большой трудовой вклад, внесённый в успешную деятельность Управления отделочных работ и в связи с 65-летием со дня рождения» [А. 16]. Дома мы вместе с родственниками и друзьями достойно поздравили дорогого папулю.
Лето в том году выдалось чрезвычайно жаркое. На востоке Подмосковья горели торфяники, застилая всё вокруг едким дымом. В городе нечем было дышать. На даче 7-летний Алёша поглощал в тенёчке арбузы и, едва успев доесть один сладкий, сочный кусок, просил: «Ещё!»
Папа тяжело переносил жару и совсем раскис. В начале июля удалось уговорить его лечь в госпиталь МВД на обследование и лечение. Николай Кузьмич очень переживал, что в самый разгар строительного сезона вынужден валяться на койке. Принятые медицинские меры, а также вынужденный покой в течение месяца сделали своё дело: отец приободрился, стал весёлым. Коллеги по работе, приезжавшие проведать больного, осторожно закидывали удочку: «Кузьмич, ну ты как, отпустишь нас в отпуск?» Почувствовавший в себе силы Николай Кузьмич обещал в ближайшее время выйти на работу. Отец выписался из госпиталя в начале августа и сразу окунулся в пекло строительных дел. Жара не спадала. Приходилось трудиться и за ушедших в отпуск товарищей — то париться в кабинете, то ехать в раскалённой машине на стройки и там в знойной пыли лазать по этажам.
С приходом осени стало немного легче. Родители решили пойти в отпуск в начале декабря с тем, чтобы отдохнуть от забот и погулять по заснеженному Подмосковью. Папа написал заявление на имя начальника Медицинского управления МВД СССР с просьбой «выделить путёвки в санаторий в Звенигороде с 7 декабря с.г. мне и моей жене Котовой Нине Владимировне» [А. 16]. Это была последняя бумага, красиво и чётко написанная рукой отца.
Ничего пока не предвещало беды, но всё-таки что-то с папой случилось. Почему он сердился и настаивал, что путёвки необходимы именно с четверга 7 декабря, хотя по ряду обстоятельств это было не совсем удобным, так и осталось неизвестным. Возможно, это маленькое происшествие не было случайностью, а явилось первым (а скорее, уже и не первым) звоночком, на который мы не обратили особого внимания.
Перед своим отъездом в отпуск отец хотел заквасить большой бак капусты. Обычно каждый год закладку этого важного для питания семьи продукта он делал сам, а мы, все остальные, выполняли вспомогательные функции: кто-то приносил овощи из магазина, кто-то помогал шинковать, мыть и чистить морковь, яблоки и т. д.
Мы договорились с отцом, что в субботу 18 ноября утром сходим вместе в овощной магазин и принесём капусту, а вечером займёмся квашением. Но намеченный нами план реализовать не удалось, поскольку мне пришлось отлучиться на другие дела. Потом я узнал, что папа долго ждал моего возвращения и, потеряв терпение, сам пошёл в магазин и притащил две авоськи капустных кочанов, да ещё купил пиво, которое из-за его больных почек у нас всегда было под запретом.
Ночью у отца случился ишемический инсульт. И потянулась череда врачей, начиная со «скорой помощи» и включая всех знакомых докторов и профессоров. Больше всех нас поразила начальница терапевтического отделения из поликлиники МВД, лечившая Николая Кузьмича. Положив на стол толстенную подшивку истории болезни Богданова, она сказала: «А мы давно этого ждали». Почему знакомые медики не могли заранее предупредить нас, что состояние пациента чревато неприятными последствиями и ему необходимо срочно бросать работу и поменять образ жизни с активного на щадящий? Я понял, что по медицинской части отца заранее уже списали в расход, и наш дальнейший разговор бесполезен.
На протяжении нескольких дней состояние больного продолжало оставаться стабильно тяжёлым. Создавалось впечатление, что отец спал глубоким сном, но потом просыпался и всех нас, окружавших его у постели, узнавал, старался пошутить, хотя речь его была несколько нарушена. Надежда на спасение у нас теплилась, но на пятый день вечером неожиданно случилась катастрофа.
23 ноября 1972 года в 19 часов 10 минут Николай Кузьмич Богданов скончался. Слава Богу, что, прожив достаточно долгую, полную напряжённой работы и треволнений жизнь, отец умер на руках своих родных, а не погиб где-нибудь в заснеженном лесу от заряда дроби в висок или, того хуже, от побоев в холодном застенке или от уколов в психушке.
Мы все держались мужественно, понимая неизбежность случившегося. А маме как врачу не раз приходилось видеть уход в небытие. Сделали необходимое, чтобы привести тело отца в порядок. Врач «скорой помощи» констатировал смерть и вызвал перевозку. Вместе с мужиками, пропитанными перегаром, спустили на носилках тело отца вниз. Зелёный обшарпанный уазик медленно покатил по улице Белинского и свернул за угол, навсегда увозя моего отца из родного дома, от всех нас.
Теперь надо было думать об организации похорон. Мы решили позвонить в МВД, полагая, что они обязаны помочь похоронить бывшего своего генерала. Правда, я сомневался, захотят ли министерские чиновники этим вопросом заниматься, ведь Богданов был уволен по служебному несоответствию. Через дежурного по МВД связался с первым замминистра внутренних дел СССР генерал-лейтенантом В.П. Петушковым, с которым Богданов в конце 1950-х годов работал вместе в республиканском министерстве. Владимир Петрович выразил всей нашей семье глубокое соболезнование в связи с кончиной мужа и отца и сказал, что с Николаем Кузьмичом они всегда хорошо и дружно работали. Потом пригласил меня зайти к нему завтра в 10 часов утра, чтобы решить все вопросы с организацией похорон.
На следующий день в назначенный час я вошёл в приёмную первого замминистра. Секретарша и ещё одна женщина разбирали на столе разные бумаги. Меня попросили подождать, так как Владимир Петрович принимал иностранную делегацию. Я сел на стул около окна, погрузившись в свои невесёлые думы. Вдруг дверь в приёмную открылась, и какой-то мужчина почти прямо с порога мощным голосом произнёс:
— Слышали, Богданов умер! Вот мужик был хороший!
Тут женщины кинулись к вошедшему, замахали на него руками, громким шепотом приговаривая:
— Тише ты! Тут сын его!
Мужчина взглянул на меня, закрыл себе ладонью рот и, пятясь задом, вышел из приёмной, тихо прикрыв за собой дверь. Женщины вернулись к своим делам. Однако такая непосредственная оценка, данная Богданову незнакомым мне человеком, в душе порадовала меня. Прошло 12 лет, как Николая Кузьмича вышибли из министерства, но, несмотря на пробежавшее время, здесь его помнили и, видимо, не с плохой стороны. Хорошим мужиком отца частенько называли, но таким он был для простых людей, а для Хрущёвых, андриановых, борковых он являлся персоной нон-грата.
Дверь кабинета открылась, и оттуда потянулась длинная вереница военных в иностранной форме. Секретарша заглянула к начальнику и пригласила меня войти.
Владимир Петрович встретил меня в центре кабинета, пожал руку, ещё раз выразил свои соболезнования и пригласил сесть за стол совещаний, а сам вернулся в своё руководящее кресло
«Тут такое дело, — начал бывший папин коллега по работе, — я разговаривал с заместителем министра среднего машиностроения, и он мне сказал, что они нам Николая Кузьмича не отдадут. Последние годы ваш отец работал в том министерстве, пользовался большим уважением, и они хотят похоронить его сами. Свои войска в Средмаше имеются, поэтому все почести, положенные генералу, они отдадут: оркестр, салют, прохождение войск перед могилой — всё будет».
В связи с этим Владимир Петрович предложил со стороны МВД оказать материальную помощь для проведения похорон, а также помочь с заказом продуктов для поминок. Мне оставалось только поблагодарить Владимира Петровича за то, что он проявил внимание к семье своего бывшего сослуживца. Мне выделили сопровождающего, чтобы он помог мне получить деньги и заказать продукты.
«А я хорошо помню Николая Кузьмича, — сказал мне по дороге мой спутник. — Один из заместителей министра у нас назначался дежурным, и ему в этот день докладывали всю оперативную информацию. К одному придёшь, сообщишь о каком-нибудь ЧП, а он давай на тебя орать, будто ты во всём виноват. А Николай Кузьмич никогда так не делал. Спокойно выслушает, уточнит, какие меры приняты, распорядится, что ещё нужно сделать. Так мы приспособились поступать следующим образом. Если имелась возможность затянуть с докладом об очередной неприятности, то дожидались, когда дежурным замом будет Богданов, и без боязни шли к нему, чтобы не получить незаслуженные оплеухи».
Весть о смерти Николая Кузьмича Богданова быстро облетела всех наших родных, друзей и знакомых. Почта приносила множество телеграмм соболезнования из Москвы, Ленинграда, Алма-Аты, Луги, Устюжны, Риги, Уфы, Севастополя, Рыбинска, Тамбова, Семилук и других городов. Телефон постоянно звонил, а двери нашей квартиры не закрывались — родные, старые друзья, бывшие сослуживцы спешили выразить своё сочувствие в связи с невосполнимой утратой Нине Владимировне и всем нам.
Министерство среднего машиностроения, Первый Стро-ительно-монтажнй трест и Управление отделочных работ занимались организацией похорон. В «Московской правде» был напечатан некролог: «Москворецкий РК КПСС, руководство, партийная и профсоюзная организации 1 — го строительно-монтажного треста с глубоким прискорбием извещают о скоропостижной смерти сотрудника треста, генерал-лейтенанта запаса, члена КПСС Николая Кузьмича Богданова и выражают соболезнование семье и близким покойного».
В клубе треста для гражданской панихиды и прощания был выставлен гроб с телом Николая Кузьмича Богданова. Народа в помещение набилось столько, что невозможно было повернуться. Никакого прохождения мимо гроба не было. Просто все стояли молча, предавшись своим грустным мыслям. Потом вынесли венки и цветы, портрет, ордена и медали покойного. Кавалькада машин сопроводила Николая Кузьмича в последний путь.
Над Ваганьковским кладбищем раздавались звуки траурного марша, исполнявшегося духовым оркестром. У могилы состоялся траурный митинг, на котором выступили товарищи по работе, друзья, а также бывший председатель Совмина Казахстана Н.Д. Ундасынов. После прощания всё стихло, и гроб опустили в могилу. Раздался троекратный залп воинского салюта. Оркестр заиграл Гимн Советского Союза. После того как могилу засыпали и украсили венками и цветами, перед ней в торжественном марше прошло подразделение войск.
На поминках у нас дома собралось человек семьдесят. С работы отца были только несколько представителей, так как весь коллектив решил сам собраться и в тесном кругу помянуть ушедшего в мир иной заместителя начальника. Вместе с нашими родственниками и друзьями за вечную память Николая Кузьмича подняли стопки С.Н. Круглов и его дочь Ирина Сергеевна, С.А. Аплахвердов, С.Г. Серебряков со всей своей семьёй, да всех разве перечислишь…
Теперь нам предстояло привыкать жить без отца. В моей голове просто не укладывалась мысль, что я больше никогда не увижу папу, не смогу с ним поговорить. Даже не представлял, что отец занимал такое огромное место в моей жизни. Тоска была страшная. И вот как-то ночью отец мне приснился, привиделся настолько явственно, будто я с ним действительно ещё раз пообщался наяву. После этого стало немного легче. События последних дней начали уходить в прошлое.
Мне позвонили с работы отца и сказали, что Николай Кузьмич из-за болезни не успел получить какие-то деньги, и просили приехать и забрать выписанную ему сумму. Потом позднее выдали и другие причитавшиеся заместителю начальника вознаграждения — прогрессивку, квартальную и годовую премии. Все деньги я отдавал маме, а она их не тратила, складывала в письменный стол как память о муже.
Через некоторое время из Управления отделочных работ сообщили, что подобрали камень, из которого хотели бы сделать памятник на могиле Николая Кузьмича. Просили подъехать, посмотреть, а также сказать, какую сделать надпись. Когда я увидел на складе УОРа представленную мне заготовку, то даже дух захватило. Это была двухметровая плита из чёрного полированного гранита габбро с отдельными яркими цветными искорками. Самый большой камень из всех, имевшихся в наличии.
«Специально для Николая Кузьмича подобрали, — прогудел низким голосом стоявший рядом со мной мастер гранитной мастерской. — Хороший был мужик. Наш склад одно время непосредственно ему подчинялся».
На Ваганьковским кладбище памятник установили в июне 1974 года. На полированном граните было высечено: «Генерал-лейтенант Богданов Николай Кузьмич. 1907–1972».