Для уяснения сложной исторической обстановки мы ненадолго расстались с Николаем Богдановым в тот самый момент, когда в соответствии с первой служебной аттестацией начальство решило окончательно оставить его для работы в органах ОГПУ. Правда, после двухмесячного пребывания на месте внештатного помощника молодой чекист уже начал самостоятельную работу в качестве уполномоченного в Мяксинском райотделении ГПУ, но это ещё ровным счётом ничего не значило. Если бы начальству работник не показался, его легко сплавили бы куда-нибудь. Власти для этого имелось достаточно.

Новая годовая аттестация с апреля 1930 года по апрель 1931-го свидетельствовала о том, что Мяксинский райуполномоченный Н.К. Богданов постепенно набирался уверенности в себе, приобретал чекистский опыт, принимал активное участие в общественной жизни как своего коллектива, так и всего района, присутствуя на различных партийных пленумах и конференциях. Отец всегда умел ладить с людьми вне зависимости от их служебного ранга, образования и личных качеств, а потому со всеми сослуживцами, соседями и родственниками, окружавшими его, находился в хороших отношениях. И что ещё немаловажно для властных органов, деятельность которых обычно покрыта мраком тайны, ни к кому не лез и не навязывался в друзья. Как отмечалось в аттестации бдительными начальниками: «Личных знакомств имеет мало и исключительно среди партийцев и сослуживцев».

Обладая ровным и спокойным характером (хотя порою мог и вспылить), Богданов был «дисциплинирован и выдержан достаточно». Всегда серьёзно относился к своим служебным обязанностям, порученную ему работу «по линии информации освоил и задачи, стоящие перед ней, уяснил» [А. 2].

Вполне понятно, какую информацию должен собирать чекист. Органы госбезопасности обязаны быть для руководителей района, области, республики и страны как бы глазами и ушами, с помощью которых выясняются общее настроение населения, его реакция на проводимые центром мероприятия, возможные нарушения общественного порядка, наличие и деятельность криминальных элементов, проявление заинтересованности иностранных спецслужб и другие вопросы. Естественно, такие сведения невозможно получить, если чекист не обзаведётся соответствующими источниками информации из народа. Другой вопрос, как эта информация будет потом использована и самим чекистом, и его начальством, и, самое главное, высшим руководством. Если в соответствии с полученными данными, допустим, о негативной (отрицательной) реакции людей на какое-то мероприятие, высшие эшелоны власти незамедлительно примут необходимые меры, чтобы исправить положение, то это будет совершенно правильная Система. Но в жизни, к сожалению, слишком часто бывает совсем не так. Руководству (причём не только в советское время) вместо того, чтобы разработать и провести новое мероприятие, должное исправить допущенную ранее ошибку, гораздо проще дать указание заставить замолчать, заткнуть или вообще ликвидировать тех людей, от которых исходит неприятная, негативная информация. В этом случае сигнал отрицательной обратной связи больше не отягощает внимание вождей, но и возвращения на естественный курс общественного развития тоже при этом не происходит. Отклонение от генеральной линии нарастает. Через некоторое время оказывается, что накопление ошибки становится столь велико, что неотложно требуется принимать непопулярные меры, а генеральную линию объявлять переведенной на новый курс. При этом тех, кто оказывался ситуацией не доволен и подавал отрицательные сигналы, продолжают давить всё с большей силой, загоняя болезнь общества глубоко внутрь.

Для оправдания правительственных мероприятий запускаются легенды о якобы всегда правильных действиях руководства в интересах народа и об ошибках исполнителей, что порождает у людей прогрессирующую болезнь, названную остряками ухо-глаз, когда слышат о том, что им талдычат, одно, а на самом деле видят совсем иное. Так рождается и крепнет противоестественная Система, которой, при условии нарушения всех мыслимых законов управления, всё-таки хватает на определённое время существования.

Тогда и внутренние органы власти из организации, которая должна помогать населению соблюдать правопорядок и законность, превращаются в карающий орган, стремящийся силовыми и даже репрессивными методами подавлять всякое инакомыслие, любое отклонение от широко пропагандируемого мировоззрения вождей. Большинство читателей любит повествования о разведчиках и шпионах, которые по своему статусу являются информаторами, работающими у них, за рубежом, поскольку поставляемые этими источниками разведданные позволяют при правильном их использовании предвидеть и адекватно отреагировать на события, касающиеся судеб многих народов. Но в то же время все страшно ненавидят и презирают информаторов, обитающих внутри страны и получивших прозвище сексотов (сокращение от «секретный сотрудник»), ибо их сообщения обычно приводят в нашей стране не к корректировке действий местного или высшего руководства, а лишь накликают беды на головы недовольных и не желающих молчать об этом людей.

Вот в такую деформированную относительно здравого смысла систему внутренней власти попал и мой отец. Мне кажется, что если бы он имел представление о том, чем ему придётся заниматься, то никогда добровольно не пошёл бы на эту службу. Отец предпринимал попытки обеспечить себе возможность ухода в совершенно другую, техническую область деятельности, но человека, познавшего некоторые тайны Системы, уже не могли так просто отпустить

В художественном исследовании «Архипелаг ГУЛАГ» [Л.26] Солженицын пишет в главе «История нашей канализации» о потоках людей, арестовывавшихся и направлявшихся Советской властью в тюрьмы, лагеря, на поселение. Одним из самых больших, сообщает автор, был в 1929–1930 годах многомиллионный поток раскулаченных. Поток этот отличался тем, что «здесь сразу выжигали только гнёздами, брали только семьями и даже ревниво следили, чтобы никто из детей не отбился бы в сторону».

Почему же большевистские вожди так ненавидели кулачество, видели в нём своего классового врага, стремились его уничтожить, стереть с лица земли даже вместе с семьями? Возможно, понять существо этого вопроса помогут «Памятные записки рабочего, коммуниста-большевика, профсоюзного, партийного и советского государственного работника» Л.М. Кагановича [Л.65]. Следует отметить, что Лазарь Моисеевич, являвшийся видным деятелем сталинской гвардии, был на протяжении более чем четверти века одним из первых лиц в Политбюро и правительстве СССР, руководил промышленностью и транспортом страны. Он представлял собой человека, «абсолютно убеждённого в своей личностной, политической и исторической правоте, не менявшего своих взглядов в зависимости от конъюнктуры».

В начале своей книги Каганович так описывает жизнь своих односельчан деревни Кабаны, располагавшейся в украинской глубинке: «Хорошие земли, дающие хороший урожай, различными комбинациями богатеев и власть имущих в волостном правлении оказались во владении богатых кулаков, которых в деревне было примерно 5-10 дворов, и зажиточных, которых было примерно 30 дворов. Они и получали хорошие урожаи. Бедняки же, у которых не было рабочего скота и инвентаря, обрабатывали землю плохо, навоза тоже не было или было очень мало, о других видах удобрения и не помышляли — в результате песчаные, супесчаные земли давали беднякам ничтожный урожай, а середняки, которых было около 100 дворов, тоже получали небольшой урожай. Поэтому большинство крестьян-бедняков и даже часть середняков уже к январю оставались без своего хлеба для прокорма своей семьи. Они и попадали в кабалу к кулаку». «Закабалённое положение бедноты привело к тому, что лучшие земли оказались в руках кулаков и богатых крестьян. Это было острым главным классовым антагонизмом в нашей деревне. Земельные наделы и без того малые у бедняков сокращались из года в год из-за разделов семейств. Отсюда — крайнее малоземелье».

Приведенные выдержки из мемуаров железного наркома позволяют, на наш взгляд, достаточно чётко определить главную причину, по которой партийное руководство решило в корне изжить кулачество. Поскольку самые лучшие земли (пусть теперь и национализированные Советской властью в соответствии с Декретом о земле) сосредоточились в кулацких (мироедских, но крепких) крестьянских хозяйствах, то забрать эти обширные наделы или, допустим, предложить хозяевам добровольно хоть немного потесниться и отдать малую толику своей собственности беднякам или батракам представлялось невозможным, ибо территориальные претензии всегда являются самыми конфликтными вопросами. Потому, не согнав силой кулацкие семьи с обжитых ими мест полностью, невозможно было получить в государственное распоряжение принадлежавшую им землю.

Кроме того, большевики полагали, что как только беднейшие крестьяне будут наделены землёй, которую они обильно поливали своим потом в качестве батраков, то сразу же начнут работать с небывалым энтузиазмом, получая богатые урожаи и охотно делясь полученной продукцией с облагодетельствовавшим их государством, что позволит правителям без самотёка распоряжаться результатами крестьянского труда, минуя рынок. При этом упускалось из виду, что на земле надо не просто работать, а рачительно хозяйствовать, чего многие бедняки делать не умели (вследствие этого, без учёта иных причин, впали в бедность), а иные (люмпенизировавшиеся) уже даже и не хотели самостоятельно напряженно трудиться. Чувство же благодарности к благодетелю быстро проходило.

Помимо сказанного, наступлению на кулака способствовала существовавшая в деревне извечная ненависть обездоленных к богачам, не желавшим ни с кем делиться своими прибылями, а, наоборот, стремившихся за счёт эксплуатации и обмана бедняков ещё больше нажиться. Здесь представлялась возможность удовлетворить жгучее человеческое чувство зависти, свести счёты с теми, кто, даже не обладая неразрешённым достатком, был особенно нелюбим в каждой конкретной деревне.

Ещё одной причиной являлась вполне очевидная невозможность объединения состоятельных, независимых людей в одну упряжку, в единое коллективное хозяйство со своими бывшими батракам и-голодранцам и (лодырями, бездельниками и пьяницами), в котором эта вторая революционная сила должна была занимать руководящее положение.

Все эти первопричины стояли на прочном теоретическом фундаменте, построенном вождями мировой революции, которые провозглашали, что борьба велась за полное освобождение человечества от эксплуатации не против отдельных личностей, а за уничтожение (как мы теперь понимаем, за беспощадное физическое уничтожение) всего некогда господствовавшего класса.

И вот оказалось, что (по Солженицыну) «лучших хлеборобов стали схватывать вместе с семьями и безо всякого имущества, голыми, выбрасывать в северное безлюдье, в тундру и тайгу».

К сожалению, и мой отец, в общем-то городской житель, в качестве сотрудника органов ОГПУ, специально направленный по путёвке партии в район, вынужден был принимать участие в выселении ненавистных кулаков-мироедов. В аттестации 1931/32 года на мяксинского райуполномоченного ОГПУ, имевшего чекистский стаж 2 года 9 месяцев, Богданова указано, что он «вполне удовлетворительно справился с выселением кулачества, выселив 120 кулацких семейств».

Невиданное наступление на зажиточную деревню вызвало естественный отпор, вооружённое сопротивление, с которым опять же в силу своего положения должны были бороться органы госбезопасности и внутренних дел. При активном участии молодого оперуполномоченного Богданова в Мяксинском районе были «ликвидированы банды Яковлева и Полетаева», по его следственным делам «заключены в лагерь около 60 человек контрреволюционных и бандитских элементов». Так соблюдалась и укреплялась революционная законность, явившаяся на поверку с благословения партийных вождей, произволом и беспределом по отношению к собственному народу.

Да, вот такой оказалась боевая молодость наших отцов: непримиримость к врагам, готовность отдать жизнь за дело партии, пламенная вера в светлое будущее. Как нам теперь видится всё это с высоты нашего времени? Многое сегодня поворачивается на 180°, приобретая противоположное прежнему значение. То, что с позиций сегодняшнего дня представляется как беззаконие и беспредел, в то время легко оправдывалось, поскольку являлось (по словам Кирова) «сущностью классовой политики в деревне». Такова была тогдашняя жизнь, так её большинство населения понимало, и об этом следует говорить открыто и честно. Историю не переделаешь.

Если бы не столь печальная общая направленность деятельности, то следовало бы отметить, что дело своё на порученном участке Богданов знал и, по словам очередной аттестации, «оперативно-агентурную работу по всем отраслям усвоил вполне удовлетворительно». Проявлял инициативу, точно и быстро выполнял все поручаемые ему задания, достиг хорошей сработанности с партийными и советскими организациями, показал способность к обучению новых чекистских кадров. Был сам дисциплинирован и поддерживал дисциплину среди подчинённых.

На основании этой аттестации в апреле 1932 года Богданов был выдвинут на должность начальника только что созданного Мяксинского райотделения ОГПУ. Учитывая, что в результате «своевременной партсигнализации» была обеспечена «эффективная работа по коллективизации района», 17 декабря 1931 года, в день празднования 14-й годовщины органов ВЧК-ОГПУ, президиум Мяксинского райисполкома Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов наградил Богданова золотыми наручными часами с дарственной надписью: «За преданную работу в органах ОГПУ Мяксинского района» [А.2]. Таким образом, напряжённая и опасная работа по ликвидации негативных последствий непримиримой борьбы с кулачеством конкретного районного сотрудника внутренних дел была оценена по достоинству.

Вот и пойми. Значит, в те годы мой отец действовал правильно, успешно выполнял поставленные руководством страны и партии задачи, которые нам теперь видятся несколько иначе?

Чтобы оценить всё это, давайте опять обратимся к некогда строго секретной резолюции заседания пленума Ленинградского облкомитета ВКП(б) от 7–8 сентября 1930 года, где в ответ на обращение ЦК Компартии сказано: «Громадный рост творческой инициативы и активности пролетариата, решительный большевистский отпор всякого рода оппортунистическим шатаниям и в первую очередь — правому оппортунизму, как главной опасности, беспощадная борьба с врагами пролетарской диктатуры обеспечили величайшие успехи социалистического строительства». В качестве важнейших итогов указывались: рост валовой продукции на 27 %, тяжелой промышленности — на 39 %, коллективизации всех крестьянских хозяйств — на 25 %, «последовательное и успешное проведение политики ликвидации кулачества как класса, строительство крупнейших совхозов-гигантов». Пленум выразил уверенность, что этим создан «прочный фундамент для повышения материального и культурного уровня», а потому «партия идёт к новым невиданным гигантским завоеваниям».

Это победная часть реляции, которую следовало популяризировать. А что же скрывалось за ярким фасадом? «Промфинплан по ряду предприятий под угрозой срыва, годовое задание по валовой продукции недовыполнено, увеличивается текучесть кадров, угрожающе растёт брак и ухудшается качество».

Каковы же, по мнению партийных руководителей, причины подобных безобразий? «Позорно низкий охват социалистическим соревнованием партийцев, комсомольцев и беспартийных, недостаточность инициативы, ослабление руководства, расхлябанность транспорта» и др.

Какие партия предлагала принять меры? Во-первых, «мобилизовать все силы». Во-вторых, раз тот промфинплан не выполняется, то выдвинуть встречный. Далее, как всегда, обкому партии «мобилизовать 150 ответственных работников для работы в бригадах и послать на отстающие предприятия. Облсовнархозу направить 50 % инженерно-технического персонала из управления аппарата на определённый срок для помощи предприятиям в ликвидации прорыва». (Только что брали от станка людей, а теперь приходится гнать чиновников ближе к станку, поскольку непосредственно на станке их вряд ли заставишь работать. Опять множество специалистов вынуждены заниматься не своим делом.) Особенно жесткие меры предлагались по вопросу снижения текучести кадров. Для начала каждый трудящийся должен был «принять самообязательство о работе на данном предприятии на третий год пятилетки». То есть гонять людей сотнями и тысячами с места на место государство имело право, а самому человеку устроиться там, где ему было бы лучше, — никак нельзя. И чтобы это страшное зло пресечь, отделам труда дано было указание «разработать в 10-дневный срок конкретные мероприятия по борьбе с текучестью рабочей силы, не останавливаясь перед применением репрессивных мер по отношению к злостным летунам, вплоть до запрещения приёма их на работу, как дезорганизаторов социалистического строительства». Пусть лучше вовсе не работают, чем шукают себе местечко потеплей. А кто не работает — тот не ест. Для тунеядцев же Советская власть давным-давно организовала места, куда тех следовало (без суда и следствия) собирать. Назывались они концентрационными лагерями.

Но рассмотренные вопросы больше относились к городу. А как же дела обстояли в районах Ленинградской области, в сельской местности, где в то время работал мой отец?

Хозяин области — обком ВКП(б) — произвёл очередную кардинальную перестройку системы управления, ликвидировав округа и укрепив районы, которые, в соответствии с совершенно правильными решениями XVI съезда партии, превратились теперь «в основное звено социалистического строительства в деревне». Обком в эти районы перебросил 1200 работников бывших округов и 4000 руководящих работников и специалистов из Ленинграда.

Конечно, районным партийным организациям трудно. Они проводят работу «в обстановке жесточайшей классовой борьбы» и «в основном правильно осуществляют генеральную линию партии, решительно борясь с уклонами от неё. Достигнут подъём коллективизации» на 10 февраля 1931 года с 5,5 до 10,2 % (а полгода назад приводилась цифра 25 %), что произошло в результате развёртывания «наступления на кулака» и «организации батрачества и бедняцко-середняцкой массы вокруг задач переустройства сельского хозяйства».

Объединённый Ленинградский партийный пленум (в списках участников которого от районов фигурирует фамилия Богданова) отметил, что бюро областкома ВКП(б) «совершенно правильно и своевременно дало указание на места о решительном наступлении на кулака» и что «районные партийные организации в большинстве своём правильно усвоили эту директиву». Несомненно, соответствующие задачи по закрытым каналам связи были поставлены и районным отделениям ОГПУ. Вместе с тем объединённый пленум с сожалением констатировал, что «при практическом наступлении» у большинства районов «нет надлежащей системы для действия по всем линиям. При некоторых успехах в деле довыявления кулака отсутствует учёт кулацкозажиточных хозяйств, наблюдается полный разнобой в даче твёрдых заданий, недостаточно решительно проводится карательная политика по отношению к кулакам, не выполняющим твёрдых заданий по заготовкам и платежам». Обследование, произведенное областкомом ВКП(б), показало, что «руководство отдельных районов не проводило наступления на кулака и в своей практической работе скатилось в право-оппортунистическое болото, подорвав тем самым выполнение всех хозяйственно-политических заданий и развёртывание работы по коллективизации». Вместе с тем пленум отметил, что с середины декабря 1931 года наметился «перелом в деле усиления наступления на кулака, а это привело к повышению темпов коллективизации», а в передовых районах (отмечены Мяксинский и Бабаевский) даже начат переход к сплошной коллективизации. В сельской местности предлагалось расширить вербовку в партию, создать партячейки в МТС и совхозах. Для помощи направить 10 оргпартгрупп сроком на 2 месяца [А. 18].

На фоне всех этих политических событий в апреле 1932 года произошло продвижение Богданова по службе на должность начальника Устюжнского районного отделения ОГПУ.

Устюжна была достаточно солидным городом по сравнению с маленькой Мяксой. Хотя время основания этого древнего поселения неизвестно, но ещё в 1252 году в составе городов Угличского удельного княжества упоминался Железный Устюг. Город возник на месте древней разработки железной болотной руды и славился изделиями из металла. В XVII веке в Устюжне Железнопольской изготовлялись пищали, самопалы и сотни тысяч ядер. При Петре Первом возникли два металлургических завода, производивших железные детали для кораблей, пушки и ядра. С развитием уральских заводов значение Устюжны упало, хотя продолжали работать чугунолитейный, фаянсовый и винокуренный заводы, мукомольная мельница и др. При Советской власти появились лесотехнический и сельскохозяйственный техникумы, педагогическое училище, школы, дома культуры и пионеров, краеведческий музей и библиотеки. Сельское хозяйство в районе было такое же, как во всей Ленинградской области: посевы зерновых, льна, посадки картофеля, овощей, молочное животноводство, свиноводство, птицеводство.

Теперь давайте посмотрим, как отразились на самом Богданове все эти лихие события непримиримой классовой борьбы. Можно предположить, что постоянное насилие, несправедливость, риск собственной жизнью не прошли бесследно, и у крепкого 25-летнего парня «с правильным телосложением и удовлетворительным питанием» наступило сильное нервное истощение, свидетельство о чем от 17 мая 1932 года даже подшито в личное дело. Для восстановления здоровья врачи рекомендовали направить больного «в местные благоприятные климатические условия» [А.2].

Если такая бумага появилась во второй, неофициальной, части личного дела, а не обычным путём оказалась в медицинской книжке, можно полагать, что начальство было весьма обеспокоено данным вопросом и на всякий случай взяло его на заметку.

В этот период отец, видимо, как раз и возымел намерение уйти из органов ОГПУ и, чтобы подготовить себе соответствующую почву, 28 июня 1932 года через делопроизводство Устюжнского райотделения ОГПУ направил в Электротехнический заочный институт Ленинграда следующее письмо: «Не имея возможности продолжать своё образование без отрыва от основной работы на периферии, я решил обратиться к Вам за разъяснением, не смогу ли поступить в Ваш Заочный Институт, так как только таким путём смогу пополнить недостаток знаний в области электротехники».

Вполне очевидно, что оперативному работнику ОГПУ электротехника нужна была так же, как рыбе зонтик или зайцу стоп-сигнал. Однако серьёзность намерения отца подтверждает не только открытая отправка письма через собственное делопроизводство, но и указание в этой бумаге на то, что «с райкомом ВКП(б) договорённость есть, поэтому направление парторганизации будет». Для ответа к письму прилагались почтовые марки на 45 копеек [А.6].

На каком этапе сорвалась задумка об учёбе, сейчас сказать трудно. Во всяком случае в имеющихся автобиографиях отца об обучении в упомянутом институте ничего не говорится. Скорее всего, начальство посоветовало своему работнику, выдвинутому на новую руководящую должность, дурью не маяться, а усиленно заниматься служебными вопросами, поскольку впереди предстояли большие дела.

Непростой 1932 год ознаменовался для Богданова ещё и тем, что в феврале месяце он женился, и, как говорят шутники, на этом закончилась его автобиография, и началась семейная биография.