О том, как происходили отстранение Берия Л.П. от власти и снятие его со всех руководящих постов, имеется достаточно большое количество рассказов очевидцев данного события [81]. Однако внимательное сопоставление этих материалов между собой выявляет массу нестыковок, что вызывает серьезное недоверие к официальной версии случившегося. Несомненно одно, что организатором и вдохновителем заговора против Берии (фамилию которого с этого времени начали склонять в прямом и переносном смысле слова) являлся Хрущев Н.С., который сам многократно и в различных вариантах, в зависимости от обстановки и состава слушателей, излагал эту «увлекательную историю». Пока Берия Л.П. находился в Германии, Хрущев Н.С. сумел последовательно обработать и привлечь на свою сторону Маленкова Г.М., Молотова В.М., Кагановича Л.М., Булганина Н.А., Первухина М.Г., Сабурова М.З., а также «колеблющихся» Ворошилова К.Е. и Микояна А.И. Все «соратники» пришли к единодушному мнению, что слишком активную, «бешеную» деятельность «Лаврентия» следовало приостановить. Маленков Г.М. считал, что для этого возможно использовать «партийные методы», то есть пригласить Лаврентия Павловича, например, на Президиум ЦК и там устроить ему хорошую головомойку, после чего назначить на менее ответственный пост. Готовясь к такому мероприятию, он, как председательствующий на подобных форумах, и бумагу соответствующую подготовил — черновик собственного выступления и проект решения высшего партийного органа: «К решению вопроса о Берия. Протокол № 10 от 26 июня 1953 года». Изложим, насколько возможно, этот чисто «технический» документ с нашими комментариями и в удобном для чтения виде. В первых строках Георгий Максимилианович набросал тезисы своего выступления: «Враги (кто-то, но не Берия? Или Л.П. вместе с «подельниками» как раз и есть «враги»? — Ю. Б.) хотели поставить (значит, уже не «хотят», то есть, вопрос решен? — Ю. Б.) органы МВД над партией и правительством. Задача состоит в том, чтобы органы МВД поставить на службу партии и правительству, взять эти органы под контроль партии». Затем эта же мысль повторилась в несколько другой интерпретации: «Враги хотели в преступных целях использовать органы МВД. Задача состоит в том, чтобы не допустить злоупотребления властью». И в третий раз о том же: «Органы МВД занимают такое место в системе государственного аппарата, где имеется наибольшая возможность злоупотребления властью». Задача состояла в том, чтобы этого не допустить. Какие порочащие факты следовало предъявить Лаврентию Павловичу? Во-первых, его предложения по Украине, Литве и Латвии: «Нужны ли эти мероприятия?» Во-вторых, «МВД стало поправлять партию и правительство», а ЦК отошел «на второй план». Претензии намечались по Особому совещанию МВД СССР. Имелись пометки о недовольстве в решении дел по Венгрии и Германии. Далее необходимо было «вовремя поправить» вопрос о «подавлении коллектива», покончив с «безапелляционностью» Берии. Покончить с «разобщенностью», «настраиванием» друг на друга. Как Маленков Г.М. предлагал исправить положение дел? В МВД назначить другого министра, а именно Круглова С.Н., поставив его под контроль ЦК партии. Управление охраны руководителей партии и правительства подчинить ЦК, иначе «с утра до вечера шагу не шагнешь без контроля!». Организацией подслушивания телефонных разговоров также должно заниматься ЦК, а то «товарищи неуверены, кто и кого подслушивает». Теперь, что предлагалось сделать с Берией, хотя фамилия его обозначена не была: от поста заместителя председателя Совета Министров освободить и назначить министром нефтяной промышленности [78].

По воспоминаниям Хрущева Н.С., в процессе подготовки заговора он предложил Молотову В.М. прежде всего освободить «Лаврентия» от обязанностей члена Президиума ЦК КПСС, заместителя председателя Совета Министров и министра внутренних дел. На что Вячеслав Михайлович возразил, что этого недостаточно: «Берия очень опасен, поэтому я считаю, что надо, так сказать, идти на более крайние меры». Хрущев Н.С. согласился: «Может быть, задержать его для следствия? — Я говорил "задержать”, потому что у нас прямых криминальных обвинений к нему не было» [81].

Поскольку в круг заговорщиков оказались втянутыми практически все высшие руководители и кто-то из них мог случайно проговориться о задуманном, то Хрущев Н.С. с ближайшими сотоварищами решили, что «надо форсировать события», иначе сведения могут дойти до Берия, и он тогда всех «просто может арестовать». Задержание «преступника» можно было произвести либо силами МВД, если заместители оказались бы готовыми выступить против своего министра (что в Истории частенько случалось), либо при помощи военных. Однако, как вспоминал Хрущев Н.С.: «Министерству внутренних дел мы не могли доверить его охрану, потому что это было его ведомство, его люди». Про Круглова С.Н. Никита Сергеевич сказал, что он его «мало знал» и потому, то есть, иными словами, не сомневался, что герой нашего повествования арестовывать Берию не станет. Другого замминистра, Серова И.А., с которым Хрущев Н.С. много лет работал на Украине, главный заговорщик считал «очень честным человеком», преданным партии. «Если что за ним и было, как за всеми чекистами», то он просто «стал жертвой политики, которую проводил Сталин» [81]. Иван Александрович способен был выполнить поставленную задачу, но ему могли и помешать товарищи по работе. Правда, в другом современном источнике говорится, что «оба, и Серов и Круглов, без колебаний перешли на сторону участников заговора против Берии» [76]. Замминистра Кобулов Б.З. сам находился под подозрением и впоследствии был арестован как соучастник «банды Берии». На заместителя министра Масленникова И.И. надежда действительно была плоха, поскольку в будущем, после проведенного с ним допроса о якобы имевшихся у Берия планах ввода в Москву войск МВД, Иван Иванович попросту застрелился [78].

Из числа военных выбор пал на заместителя командующего противовоздушной обороной (ПВО) Московского военного округа генерал-полковника Москаленко К.С., с которым Хрущев Н.С. в качестве члена Военного совета прошел по дорогам войны и которому вполне доверял. По воспоминаниям самого Москаленко К.С., впервые боевая задача была поставлена ему по телефону АТС Кремля Хрущевым Н.С. в 9 часов утра 25 июня 1953 года. Тогда секретарь ЦК предложил генералу собрать группу из «близких» ему людей, «преданных нашей партии», и, захватив с собой «сигары», как условно было названо оружие, прибыть в Кремль, в бывший кабинет Сталина, к Председателю Совета Министров Маленкову Г.М. Однако потом собранная и вооруженная Москаленко К.С. группа, в которую вошли офицер для особых поручений майор Юферов В.И., начальник штаба генерал-майор Баксов А.И., начальник Политуправления полковник Зуб И.Г., а также бывший начальник штаба ПВО (ставший к этому времени начальником штаба ВВС) генерал-майор Батицкий П.Ф., направилась на инструктаж к министру обороны маршалу Булганину Н.А. Поскольку для решения ответственной задачи группа оказалась маловата, ее «усилили» маршалом Жуковым Г.К., имевшим к Берия «давнюю неприязнь, перешедшую во вражду», и еще несколькими военными. На следующий день, 26 июня 1953 года, в 11 часов утра на машинах Булганина Н.А. и Жукова Г.К. все «захватчики» прибыли в Кремль и вслед за министром обороны прошли «в комнату ожидания при кабинете Маленкова». «Через несколько минут, — вспоминал Москаленко К.С., — вышли к нам (то есть в «комнату ожидания») Хрущев, Булганин, Маленков и Молотое. Они начали нам рассказывать, что Берия в последнее время нагло ведет себя по отношению к членам Президиума ЦК, шпионит за ними, подслушивает телефонные разговоры, следит за ними, кто куда ездит, с кем члены Президиума встречаются, грубит со всеми и т. д. Они информировали нас, что сейчас будет заседание Президиума ЦК, а потом по установленному сигналу, переданному через помощника Маленкова — Суханова, нам нужно войти в кабинет и арестовать Берию. К этому времени он еще не прибыл». Удивительно, что столь конфиденциальную на ту пору информацию члены правительства — заговорщики сообщили группе захвата в такой обстановке, когда, по словам того же мемуариста, «в приемной все время находилось человек 15–17 людей в штатской и военной одежде. Это порученцы и лица, охраняющие и прикрепленные. А больше всего это люди от Берии». Представляете, в присутствии профессиональных охранников открыто говорилось о том, что их «хозяин» такой плохой человек и что его сейчас «будут брать», а они даже ухом не повели, и «никто, конечно, не знал и не предугадывал, что сейчас произойдет, все беседовали на разные темы». Вот шляпы! — Иначе не скажешь. Как Лаврентий Павлович набрал таких работников? В 13.00 последовал условный сигнал, и пять вооруженных человек плюс шестой, не вооруженный т. Жуков, «быстро вошли в кабинет, где шло заседание. Тов. Маленков объявил: “Именем советского закона арестовать Берию”. Все обнажили оружие, я (то есть Москаленко К.С. — Ю. Б.) направил его прямо на Берию и приказал ему поднять руки вверх. В это время Жуков обыскал Берию, после чего мы увели его в комнату отдыха Председателя Совета Министров, а все члены Президиума и кандидаты в члены остались проводить заседание, там же остался и Жуков. Все это произошло так неожиданно для Берии, что он полностью растерялся». Потом заседание закончилось и «все члены Президиума ЦК и Жуков» спокойно уехали домой отдыхать. Только всего лишь пять человек группы захвата остались «с глазу на глаз с Берией» да еще столько же вспомогательных сил стояло снаружи у дверей. Остальным, видно, все это дело было, как говорят, до лампочки. Решили дожидаться темноты, «чтобы вывезти Берию из Кремля незаметно». Создается такое впечатление, что с ночным освещением в «сердце столицы» было неважнецки. «Берия нервничал, пытался подходить к окну, несколько раз просился в уборную, мы все пять человек с обнаженным оружием сопровождали его туда и обратно». Причем (в таком, прямо скажем, необычном составе) проходили мимо вооруженной охраны, «которая всюду и везде стояла в военной форме и в штатском платье». Это, видимо, не очень нравилось генералу Москаленко, а потому, попив чайку, поскольку все проголодались, «в ночь с 26 на 27 июня, примерно около 24 часов, с помощью Суханова (помощника Маленкова) я вызвал пять легковых машин ЗИС- 110 с правительственными сигналами и послал их в штаб Московского округа ПВО на улицу Кирова». На этих машинах в Кремль без проверки прибыли «30 вооруженных офицеров-коммунистов штаба округа», которые (без всяких помех взяли да и) заменили собой всю охрану внутри здания, где находился Берия. «Окруженный охраной, Берия был выведен наружу и усажен в машину ЗИС-110 на среднее сиденье. Там же сели сопровождавшие его вооруженные Батицкий, Баксов, Зуб и Юферов. Сам я сел в эту машину спереди, рядом с шофером». Вместе с еще одной машиной с охраной «мы проехали без остановки через Спасские ворота и повезли Берию на гарнизонную гауптвахту города Москвы» [81], которая находилась и находится на Новой Басманной улице.

Этот подробный рассказ дополнил маршал Жуков Г.К., вспоминая о том, как он участвовал в «рискованной операции». Только он, хотя и был у министра обороны Булганина Н.А., совершенно не представлял, зачем едет в Кремль. «Вошли в зал, где обычно проходят заседания Президиума ЦК партии… В зале находились Маленков, Молотов, Микоян, другие члены Президиума. Берии не было. Первым заговорил Маленков — о том, что Берия хочет захватить власть, что мне поручается вместе со своими товарищами арестовать его. Потом стал говорить Хрущев, Микоян лишь подавал реплики. Говорили об угрозе, которую создает Берия, пытаясь захватить власть в свои руки». На заданный ему вопрос Жуков Г.К. ответил, что он сможет провести рискованную операцию по задержанию Берии. Маленков проинструктировал, как все будет происходить. По словам Жукова Г.К., «арестовать личную охрану Берии поручили Серову. А мне нужно было арестовать Берию». Пока будет происходить заседание Президиума, «я вместе с Москаленко, Неделиным, Батицким и адъютантом Москаленко должен сидеть в отдельной комнате и ждать, пока раздадутся два звонка из зала заседания в эту комнату». В первом часу дня раздался один звонок, затем второй.«Я поднимаюсь первым… Идем в зал. Берия сидит за столом в центре. Мои генералы обходят стол, как бы намереваясь сесть у стены. Я подхожу к Берии сзади, командую:

— Встать! Вы арестованы.

Не успел Берия встать, как я заломил ему руки назад и, приподняв эдак, встряхнул. Гляжу на него — бледный-пребледный. И онемел… Скользнул по бедрам, чтобы проверить, нет ли пистолета. У нас на всех был только один пистолет. Второй взяли уже не помню у кого. Нам же не говорили, зачем вызывают в Кремль. Поэтому поехали невооруженными. Но и Берия, оказывается, не взял пистолета». И далее: «Держали (Берию. — Ю. Б.) до 10 часов вечера, а потом на ЗИСе положили сзади, в ногах сиденья, укутали ковром и вывезли из Кремля… Вез его Москаленко, Берия был определен на гауптвахту, вернее, в тюрьму Московского военного округа. Там находился и во время следствия, и во время суда, там его и расстреляли» [81]. Правда, другие воспоминания прославленного маршала (который, по словам Москаленко К.С., уехал домой сразу после завершения заседания Президиума ЦК) совсем по-иному описывают картину транспортировки «арестованного»: «Чтобы при выезде из Кремля нас не проверяли, мы решили сесть в одну машину — всех нас охрана знала в лицо. Берию с кляпом во рту мы положили на пол задней кабины между ног Серова, Батицкого и Москаленко»[76].

Приблизительно такую же картину ареста, но со своими нюансами нарисовал в «эпоху гласности», в 1988 году непосредственный участник акции политработник Зуб И.Г. Он поведал, что прибывшая в Кремль на двух машинах группа вооруженных военных проследовала в комнату отдыха рядом с бывшим кабинетом Сталина. Вскоре к ним вышли Маленков и Хрущев, которые поставили задачу: по звонку войти в кабинет и арестовать Берия. При этом Хрущев уточнил: «Если операция провалится, вы окажетесь врагами народа». (Такую важную деталь всем «захватчикам»-мемуаристам следовало бы крепко запомнить.) По сигналу все направились в кабинет «Когда мы вошли, некоторые члены Президиума вскочили со своих мест, видимо, деталей осуществления ареста они не знали. Жуков тут же успокоил всех: “Спокойно, товарищи! Садитесь”. Когда все успокоились, Маленков сказал: "Товарищи, я предлагаю еще раз рассмотреть вопрос о Берия”. То есть до этого разговор уже был. Все согласились. Тогда Маленков продолжил: "Он такой аферист, так опасен, что может наделать, черт знает что. Поэтому я предлагаю арестовать его немедленно”. Все проголосовали “за”. Берия под пистолетами сидел неподвижно… После слов Маленкова Жуков скомандовал: “Встать! Следовать за нами!”. Берия вывели в соседнюю комнату, где он находился под охраной до глубокой ночи, а потом был доставлен на гарнизонную гауптвахту» [68].

К тем противоречиям, которые имеются в воспоминаниях главных исполнителей «рискованной операции», добавим рассказ совершенно стороннего человека — исполнявшего обязанности (на время отпуска штатного начальника) командира гвардейского зенитного артиллерийского полка подполковника Скороходова А. Этот полк входил в систему ПВО Московского военного округа, а потому подчинялся заместителю командующего генерал-полковнику Москаленко К.С. Так вот, по свидетельству этого полевого командира, 20 июня 1953 года, как раз в то время, когда труба просигналила обед, его срочно вызвали на командный пункт к аппарату связи. «Знакомый голос начальника штаба артиллерии округа полковника Гриба» приказал срочно снарядить машину с 30 автоматчиками и тремя офицерами, выдать всем по полному боекомплекту и отправить в штаб округа (в Москву) с тем, чтобы они прибыли на место через два часа. Тут же поступил новый приказ: развернуть батареи на огневых позициях, действовать по плану боевой тревоги! «Вой сирены привел в движение весь военный городок». Но «главный пост молчит, никаких донесений о появлении воздушных целей не передает». Затем поступило новое приказание: объявить боевую тревогу и батареям, находившимся в лагере, на стрельбищах. В сложившейся обстановке командир решил вести свои войска на боевую позицию сам. «Колонна трогается и почти сейчас же останавливается. По шоссе мимо нас стремительно проносится головной танк. “Тридцатьчетверка” на большой скорости идет в сторону Москвы, из глушителя вылетает черный дым, пушка и пулемет расчехлены… За ней движется большая колонна машин». Наконец зенитчики получили возможность выехать на шоссе. Короткий путь к ближайшей позиции пролегал возле «таинственной дачи», мимо которой ездить запрещалось. Но в сложившейся обстановке командир решил рискнуть. «Неожиданно метров через двести перед головной машиной как из-под земли появляются двое военных. Один — полковник в кителе с погонами МВД, другой — молоденький лейтенант в гимнастерке, тоже “малиновый”, с автоматом на груди». Полковник встал поперек дороги и потребовал, чтобы зенитчики немедленно возвращались в свои казармы. «Я уполномочен от имени правительства передать войсковым частям — все приказания отменяются!» — прокричал он. Но опытный армейский служака в ответ сообщил, что получил приказ от своего командира и будет его выполнять, «пока он сам его не отменит». Несмотря на то что полковник «свирепел от бешенства», колонна продолжила свой путь и прибыла на огневую позицию, где немедленно привела в боевую готовность всю технику. Установили связь с КП дивизии и округа. Оттуда поступила команда: «На все огневые позиции батарей завезти по полному комплекту боеприпасов». Полк подготовился к выполнению боевой задачи, но где же противник? «По радио передают самые мирные известия — где-то убирают урожай, плавят сталь, играют в футбол, Клавдия Шульженко поет о любви. А мы заняли боевые позиции около Москвы…» В тягостном ожидании прошло три дня. Наконец «с КП округа дают отбой, и все батареи, кроме дежурных, возвращаются в городок» [81]. Автор очерка «Как нас готовили на войну с Берией» не указал точной даты снятия с боевого дежурства, но, по приведенным данным, это произошло, очевидно, 23 июня 1953 года. Значит, можно полагать, что тревожная обстановка по какой-то причине разрядилась именно к этому дню, а не 26 июня 1953 года, когда, если верить мемуаристам, произошел арест Берии. А может, было задумано сбить «по ошибке» самолет, на котором Берия Л.П. возвращался из Берлина?

Анализируя все эти нестыковки, исследователь Мухин Ю.И. пришел к выводу, что Берия Л.П. не был арестован на заседании Президиума ЦК. Его, скорее всего, обманным путем сразу после возвращения из Германии заманили на командный комплекс ПВО Московского округа, где и застрелили без всякого следствия и суда [78]. Кстати, в том, что Берия Л.П. действительно был убит, а не арестован, Хрущев Н.С. признался зарубежной (но не советской!) прессе: «Мы стояли перед сложной, одинаково неприятной дилеммой, — повествовал Никита Сергеевич иностранным собеседникам, — держать Берия в заключении и вести нормальное следствие или расстрелять его тут же, а потом оформить смертный приговор в судебном порядке. Принять первое решение было опасно, ибо за Берия стоял весь аппарат чекистов и чекистские войска, и его легко могли освободить. Принять второе решение и немедленно расстрелять Берия у нас не было юридических оснований (когда это «наш Никита Сергеевич» их соблюдал? — Ю. Б.). После всестороннего обсуждения (интересно, с кем это? — Ю. Б.)минусов и плюсов обоих вариантов мы (кто это, сколько вас? — Ю. Б.)пришли к выводу: Берия надо немедленно расстрелять, поскольку из-за мертвого Берия бунтовать никто не станет». Кто конкретно привел этот «приговор» в исполнение, не совсем ясно, но не вызывает сомнения, что содействовавших этому деянию следовало щедро наградить, о чем поговорим позднее. Оправдывая свои незаконные действия, Хрущев Н.С. подчеркивал: «Наше дальнейшее расследование дела Берия полностью подтвердило, что мы правильно расстреляли его». Верно по этому поводу было замечено, что, «поскольку Хрущев пустил вход несколько версий о смерти Берия и каждая последующая разнится от предыдущей, трудно верить любой из них» [78].

Почти через полстолетия в прессе появились и другие причины и версии убийства Берии. В 1997 году академик, лауреат Ленинской и трижды лауреат Государственной премии Кишкин С.Т., чьи работы многие десятилетия были помечены грифом «Совершенно секретно», решил поделиться «умопомрачительно интересными историями» со знакомым ему корреспондентом Общей газеты «Мы» Григорием Цитриняком. Вот что, в частности, он рассказал. В 80-х годах прошлого столетия Сергей Тимофеевич лежал в глазном отделении Кремлевской больницы в одной палате с человеком, служившим в охране Сталина, которого он условно стал называть Чекистом. Так вот, однажды этот Чекист шел по улице и встретил своего приятеля, главного электронщика КГБ, у которого на груди светилась звезда Героя Советского Союза. (Странно, неужели в службе госбезопасности не учили сотрудников, в том числе главных, скромности, а тем более воздержанности от показухи и болтовни? — Ю. Б.) Естественным был вопрос, за что его наградили (и когда, хотелось бы спросить — Ю. Б.)? Разговорчивый приятель поведал вот какую историю.

«Вскоре после смерти Сталина его позвал Берия и сказал, что нужно повышать бдительность, а потому лично ему — персонально ему одному — поручает поставить подслушивающие аппараты (“жучки”) всем членам Политбюро и всем его, Берия, заместителям. Электронщик задание выполнил, после чего подкараулил момент, когда тот, кому он верил, — заместитель Берия Сергей Круглов — собирался сесть в машину, чтобы ехать на дачу.

— Товарищ Круглов, мне надо с вами серьезно поговорить.

— Что, не мог зайти в кабинет?

— Возьмите меня в машину, но в машине со мной не говорите.

Круглов почувствовал неладное:

— Садись.

Когда приехали на дачу, электронщик отвел Круглова в ближайший лесок и там рассказал о задании Берии.

— Что, — удивился Круглов, — и у меня “жучок”?

— Идемте, покажу, — и показал “жучки” и на даче, и в машине. — А еще есть у вас в служебном кабинете.

— Что — у Маленкова тоже?

— Я же и ставил.

— Поехали к Маленкову!

Приехали, и электронщик показал, где спрятаны подслушивающие устройства у Маленкова. После чего Круглов произнес фразу, которую мне передал Чекист:

— Товарищ Маленков, теперь я понимаю, почему Берия стягивает войска КГБ к Москве — явно готовит переворот.

Вот реальная первопричина ареста Берии: члены Политбюро поняли, что готовится переворот. Остальное опубликовано» [18].

Ирина Сергеевна Круглова говорила мне, что когда они начали делать ремонт в своей квартире в Малом Каретном переулке, то были поражены, сколько же под обоями и штукатуркой находилось всяких проводов. Правда, эти работы выполнялись значительно позднее относительно описываемых событий.

Возвращаясь к рассказанному, можно заметить, что если внимательно посмотреть штатный состав МВД СССР на март 1953 года, то становится совершенно неясно, какие «войска КГБ» мог стягивать в ту пору к Москве министр Берия Л.П. В его распоряжении имелись лишь пограничные войска, которые от границ не уведешь, войска внутренней охраны (как их снять с конкретных объектов?), войска конвойной охраны (это сильные вояки!) да еще военные снабженцы и строители. Так что оперативных частей, вооруженных той мощной военной техникой, которая была в МВД перед войной, теперь в распоряжении министра внутренних дел не имелось. Конечно, штатная численность объединенного МВД по состоянию на 15 мая 1953 года была достаточно велика: в центральном аппарате имелось около 20 тысяч должностей (которые 2 июня 1953 года министр приказал сократить на 8704 единицы), а вместе с войсками (но без милиции) значились 1 095 678 человек [10]. Как заместитель председателя Совета Министров СССР Берия Л.П. Министерства обороны, а следовательно, и всех вооруженных сил, не курировал. Правда, в распоряжении Лаврентия Павловича имелись два спецподразделения, которые начали создаваться еще при Сталине И.В. как «наступательные силы» контрразведки и внешней разведки. Это были в 1-м главном управлении 11-й отдел, предназначенный для розыска вражеских агентов-парашютистов, и 9-й отдел, созданный для активных действий в зарубежных странах, о которых говорилось в предыдущей главе. Для государственных переворотов эти силы действительно очень подходили. Но «стягивать» их куда-то совершенно не требовалось. Наоборот, до поры до времени они должны были сидеть тихо, незаметно и начинать активно действовать только после получения соответствующей команды. Какую роль сыграло одно из этих подразделений в судьбе Берии, мы сейчас расскажем на основании еще одной современной публикации в информационно-справочном издании «Неделя» [82].

Вот что спустя почти полвека рассказал корреспонденту Сергею Горяинову доктор технических наук А. Веденин. В самом конце 1952 года его, студента выпускного курса физфака, вызвали в партком института, где он встретился с сотрудником госбезопасности. Представитель МГБ заявил, что внимательно изучил личное дело выпускника и предложил ему сотрудничать с компетентными органами, поскольку молодой человек как член партии и бывший офицер полковой разведки, имевший боевой опыт, награды и ранения, полностью соответствовал требованиям, «предъявляемым к людям, отбираемым во вновь формируемое специальное подразделение». Отказываться не имело смысла, и потому А. Веденин «согласился» на сделанное ему предложение, в связи с чем уже «через несколько дней оказался на одной из тренировочных баз в Подмосковье». В группу набрали 18 бывших боевых офицеров самых разных воинских специальностей, обучавшихся сейчас в различных московских вузах. О задачах, поставленных перед подразделением, ничего сказано не было, сообщили только, что все отобранные находились теперь «в непосредственном подчинении высшего руководства госбезопасности». Несколько месяцев было посвящено обучению по интенсивному и многоплановому курсу — «от наружного наблюдения до радиодела и криптографии». Масса времени уделялась изучению обстановки на Западной Украине с несколькими командировками в Киев и Львов, смысл которых «был совершенно неясен». К марту 1953 года в группе остались 12 человек, но куда перевели остальных, сообщено не было. В первых числах июня 1953 года на базу приехал заместитель министра Круглов. «Он был в генеральской форме, в сопровождении двух человек в штатском. Круглов с ходу, без всяких предисловий, заявил, что Берия готовит антиправительственный переворот и необходимо его остановить и что нашему подразделению отводится ключевая роль в этом деле. Впечатление от его слов было шоковое. После смерти Сталина Берия был вновь назначен министром, причем сохранил за собой пост заместителя председателя Совмина, авторитет его в органах был очень высок, и он только что приступил к глубокой реорганизации всей системы госбезопасности. Нам было ясно, что после слов Круглова мы оказались в положении заложников, даже, пожалуй, смертников. Предположение о возможной провокации было, очевидно, несостоятельным». Начиная с этого дня в группу стали поступать агентурные материалы на Берия и его ближайшее окружение. Эти досье привозил «человек Круглова», представившийся Николаем Коротко, который обычно бывал в штатском, «но однажды приехал в форме подполковника МГБ». Группа досконально изучила «все особенности поведения, маршруты, расположение комнат в особняке на улице Качалова, состав охраны Берия». Было разработано несколько сценариев ликвидации.

26 июня 1953 года примерно в 6 часов утра поступила команда на проведение операции. Вначале предполагалось, что будет использован вариант «автокатастрофа», но к 8 часам был принят к исполнению вариант «особняк». «К 10 часам на трех “Победах”мы приехали к дому Берия на Качалова, 28. Группой руководил Коротко. Круглов позвонил Берия по ВЧ и договорился, что Коротко привезет секретные документы и будет с охраной из трех человек. На этот час нам было уже известно, что кроме самого Берия в особняке было четыре человека. Коротко и трое “сопровождающих” из нашей группы были беспрепятственно пропущены внутрь здания, остальные заняли оговоренные схемой операции позиции у фасада и во внутреннем дворе. Спустя две или три минуты раздалось несколько выстрелов — я слышал пять, может быть, шесть. Я находился рядом с окнами кабинета Берия, выходящими во двор. Две пули, пущенные изнутри кабинета, разбили стекла второго окна от угла здания, Через несколько минут Коротко вышел наружу и скомандовал — всех в дом. Убитых было трое: два охранника и сам Берия, у нас потерь не было, сказались подготовка и неожиданность акции. В течение последующего часа мы собрали все документы, какие только смогли найти в доме, их было довольно много. Потом к дому подошло какое-то армейское подразделение. Все документы из дома Берия увез Коротко, а мы вернулись на подмосковную базу» [82].

Факт убийства своего отца в особняке подтвердил и Серго Берия в написанной им книге [83].

Однако опять же не все здесь «однозначно», как теперь модно говорить. Известно, что «27 июня 1953 года, в субботу», то есть на следующий день после убийства или ареста Берии, Круглов С.Н. и Серов И.А. вместе «прибыли на гарнизонную гауптвахту Москвы (улица Новая Басманная. — Ю. Б.) и потребовали доставить им Берию», мотивируя это тем, что они «имели поручение Хрущева (в другом источнике [81] «и Маленкова». — Ю. Б.)участвовать в проведении следствия по его делу» [76]. Если Круглов сутки назад организовал убийство Берии, то какой смысл было ему теперь, говоря по-русски, «ваньку валять»? Другое дело Серов, который, по словам Жукова Г.К., якобы в кабине машины «ЗИС-110» почти верхом сидел на арестованном Берия. Но предоставим слово одному из «главных исполнителей акции» генерал-полковнику Москаленко К.С., который как раз в это время вместе «с тт. Батицким, Гетманом и другими товарищами» находился в канцелярии гауптвахты: «Я почувствовал себя неудобно, так как обвинялся их начальник — и вдруг его заместители будут вести следствие. Тогда я потребовал, чтобы на допросе присутствовали вместе со мной т. Батицкий и т. Гетман. Серов и Круглов категорически и наотрез отказались от такого предложения. Долго мы спорили и ни к чему не пришли. Я позвонил в ЦК Маленкову. Никого не оказалось. Мне ответили, что все члены Президиума ЦК находятся в Большом театре на премьере. (Это был отвлекающий маневр, служивший для того, чтобы успокоить общественность, которая пока что ни о чем не знала, хотя слухи уже появились. — Ю. Б.) Позвонил я туда и попросил к аппарату Маленкова или Хрущева. Подошел первый и, когда я доложил, в чем дело, он, посоветовавшись с другими товарищами, сказал мне: приезжайте все трое сюда, в театр. Во время антракта в особой комнате Большого театра собрался весь состав Президиума ЦК. Серов и Круглов доложили, что я и мои товарищи неправильно обращаемся с Берией, порядок содержания его неверный, что я не хочу сам с ними вести следствие и т. д. Дали слово мне. Я сказал: я не юрист и не чекист, как правильно и как неправильно обращаться с Берией, я не знаю. Я воин и коммунист. Вы мне сказали, что Берия враг нашей партии и народа. Поэтому все мы, в том числе и я, относимся к нему, как к врагу. Но мы ничего плохого к нему не допускаем. Если я в чем и не прав, подскажите, и я исправлю. Выступили Маленков и Хрущев и сказали, что действия т. Москаленко правильны, Президиум их одобряет, и тут же сказали, что следствие будет вести вновь назначенный Генеральный прокурор т. Руденко Р.А. в присутствии Москаленко. После этого Серов и Круглов вышли…», интересно, с каким чувством? Складывается впечатление, что два эмвэдэвских генерал-полковника влезли в дело, о котором имели весьма слабое представление, но хотели в данном вопросе хоть как-то сориентироваться и что-то предпринять для своего непосредственного начальника. Однако невзначай собравшиеся в особой комнате Большого театра члены Президиума ЦК попросту попросили их выйти вон. И что же было дальше? Москаленко К. С. так продолжил оборванную нами фразу его воспоминаний: «…а мне предложили сесть… за стол и выпить рюмку вина за хорошую, успешную и, как сказал Маленков, чистую работу» [81]. Если Круглову и Серову заговорщики даже по рюмке не налили, а за их спиной отметили между собой это «хорошее дело», то, значит, «заместители Берии», как их назвал Москаленко К.С., не входили в круг лиц, посвященных в какие-либо варианты «рискованной операции». Вообще ситуация весьма любопытная: коварный и крайне опасный главарь «банды» сидит на гауптвахте, его подельники еще не выявлены и не арестованы, а высшие руководители страны, над которыми нависает (или нависала?) страшная угроза, спокойно слушают оперу и попивают себе крепкие напитки. Их не насторожило даже то, что представители МВД (а сподвижники Берии, «как оказалось», находились именно в этой среде!) стали предпринимать какие-то действия, чтобы выйти на контакт со своим шефом. Правда, ответственный за «охраняемого» Москаленко К.С. все-таки обеспокоился: «После возвращения из Большого театра для большей надежности мы перевели Берию во двор штаба МВО (улица Осипенко, ныне Садовническая, 29. — Ю. Б.), в бункер, заглубленный в земле, сделанный как временный командный пункт штаба округа» [81].

Пребывание Берия Л.П. на гарнизонной гауптвахте, а затем в штабе Московского военного округа и здесь же в бункере командного пункта подтвердил через 40 с лишним лет комендант штаба ПВО майор Хижняк М.Г., который с 27 июня и до дня расстрела «врага народа» 23 декабря 1953 года был приставлен к арестованному в качестве персонального охранника и «обслуги». Первое впечатление о своем «подшефном» майор изложил так: «Он сидел на кровати, упитанный такой мужчина, холеный, в пенсне. Почти нет морщин, взгляд жесткий и сердитый. Рост примерно 160–170 см. Одет в костюм серого цвета, поношенный…» В этот день Берия, отказавшись от еды, потребовал бумагу и карандаш. В архиве сохранились четыре рукописных письма «соратникам», которые Лаврентий Павлович успел написать, пока его не лишили такой возможности. После исходного неприятного эксцесса, когда Берия вылил суп на своего «кормильца», в дальнейшем между ними «установились удовлетворительные отношения, основанные на взаимной симпатии» [68].

Современные историки, с которыми мне случается общаться в ходе моей работы над книгой и на ежегодных конференциях «Исторические чтения на Лубянке», склонны считать, что Берия Л.П. был все-таки арестован, а затем расстрелян.

Впрочем, вскрытие всех «натяжек» как в случае смерти Сталина И.В., так и в истории с «арестом» Берия Л.П., не входит в наши нынешние планы. Автора сейчас интересует только поведение героя повествования в описанных ситуациях. По моему мнению, несмотря на приведенные воспоминания очевидцев, невозможно признать прямую причастность Круглова С.Н. к устранению Берия Л.П. от власти и к его «аресту». Оставив в стороне этот вопрос, вернемся к основной канве повествования.

Итак, не ожидая приговора суда, 26 июня 1953 года Президиум Верховного Совета СССР издал указ за подписью Ворошилова К.Е., которым Берию лишили полномочий депутата Верховного Совета, сняли с должности первого заместителя Предсовмина СССР и министра внутренних дел СССР, лишили всех званий и наград, а дело о его «преступных действиях» предписали передать на рассмотрение Верховного Суда СССР. Другим указом от этого же числа министром внутренних дел СССР назначили Круглова С.Н., а Серов И.А. (постановлением Совмина СССР от 1 июля 1953 года) стал его первым заместителем [10]. Несмотря на то что оба бывших «заместителя Берии» долгие годы работали с Лаврентием Павловичем (в «Особой папке Л.П. Берия» фамилия Круглова по частоте упоминания занимала первое место), заговорщики не причислили их к стану «бериевцев». Но в любой момент все могло измениться к худшему, стоило только совершить один неверный шаг. Поэтому для «старых эмвэдэвцев» единственный выход виделся в том, чтобы полностью подчиниться той «политике партии и правительства», которая стала проводиться «соратниками», на время «тесно сплотившимися» после июньского (1953 года) переворота.

Отныне «под чутким руководством» ЦК КПСС в МВД наступила пора серьезных кадровых преобразований, принцип которых был прост: уволить тех, кто раньше был арестован по делу Абакумова, а при Берии оказался восстановленным на службе в органах внутренних дел. С другой стороны, возвратить «игнатьевские кадры», уволенные с работы весной 1953 года. Кроме того, следовало произвести аресты лиц, причисленных к «банде Берии». Первым делом, чтобы обезопасить от всяких неприятностей компанию заговорщиков, 27 июня 1953 года начальником 9 управления (охрана правительства) был назначен Лунев К.Ф., являвшийся до этого заведующим отделом административных органов Московского комитета КПСС. Прежний руководитель этого управления генерал-лейтенант Кузьмичев С.Ф. был арестован. Первым заместителем министра внутренних дел назначили Шаталина Н.Н., который при этом по-прежнему оставался в ранге секретаря ЦК КПСС. На новой работе представитель ЦК партии пробыл недолго: только принял участие в приеме-передаче дел по МВД министру Круглову С.Н., провел обыски и изъятия в кабинете и сейфах Берии и побывал в ранге первого зама на партийных мероприятиях. К ранее командовавшему войсковыми подразделениями МВД заместителю министра генералу армии Масленникову И.И. постановлением Совмина СССР от 8 июля 1953 года добавился в качестве замминистра еще один армейский генерал-лейтенант, Переверткин С.Н., ранее являвшийся заместителем начальника Главного управления боевой подготовки Сухопутных войск Министерства обороны. Секретариат МВД СССР вновь возглавил полковник Воронков С.П. [10].

Для увеличения «партийной прослойки» постановлением Совета Министров СССР от 8 июля 1953 года членом Коллегии и начальником 3-го управления (контрразведка в СА и ВМФ) МВД СССР был назначен генерал-лейтенант Леонов Д.С., входивший ранее в Военный совет Ленинградского военного округа. На следующий день членом Коллегии и начальником Управления кадров МВД СССР стал Петушков В.П., заведовавший до этого Сектором административных органов ЦК КПСС. Из «старых кадров» остался генерал-лейтенант Харитонов Ф.П., бывший начальником Специального главного управления «Главспеццветмет» золотоплатиновой промышленности, которого теперь утвердили членом Коллегии и начальником 4-го (секретно-политического) управления МВД СССР. Также членом Коллегии и начальником 2-го управления (разведка за границей) МВД СССР был назначен Панюшкин А.С., бывший ранее послом в США и Китае, а последнее время являвшийся председателем комиссии по выездам при ЦК КПСС. Произошел ряд и других назначений [10].

Одновременно производились аресты участников «банды Берии». 26 июня 1953 года в Германии был задержан начальник 3-го управления МВД Гоглидзе С.А. В Москве аресту подверглись первый заместитель министра внутренних дел Кобулов Б.З. и начальник следственной части по особо важным делам МВД СССР Влодзимирский Л.Е. На аэродроме у трапа самолета был взят под стражу прибывший в столицу министр внутренних дел Грузинской ССР Деканозов В.Г. В Киеве за решеткой оказался министр внутренних дел Украинской ССР Мешик П.Я. Несколько позднее был арестован бывший министр государственной безопасности Меркулов В.Н., в последнее время работавший министром государственного контроля СССР [81].

Но самым главным для верховных правителей страны являлось оправдание в глазах советского народа тех репрессивных мер, которые были предприняты в связи со свержением Берия и других руководителей государственного аппарата. Для начала по Москве был пущен слух о том, что Берия якобы намеревался во время премьеры оперы «Декабристы» в Большом театре (о которой упоминалось выше) арестовать всех членов партии и правительства и таким путем прийти к единоличной власти. Сообщение о том, что Берия Л.П. снят со всех постов и арестован, появилось в центральных газетах только 29 июня 1953 года. В разделе хроники доводилось до сведения общественности, что министром внутренних дел СССР назначен Круглов С.Н. Для того чтобы всесторонне «заклеймить позором» нового «врага народа», со 2 по 7 июля 1953 года был проведен Пленум ЦК КПСС, на котором обсуждался вопрос «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берия». Сама формулировка темы заседания говорила о том, что в отношении «подлого предателя дела социализма» в выражениях можно было не стесняться, взваливая на него всю вину за имевшиеся в стране трудности и восхваляя как никогда тесно сплоченных соратников, демонстрируя тем самым свою лояльность верховной партийной власти.

Первым выступил Маленков Г.М., суть обвинений которого сводилась к следующему. Берия «развил активную деятельность, чтобы поставить МВД над партией и правительством». Берия «взял на себя управление охраны членов Президиума ЦК для контроля за ними» (как же он тогда заговор против себя просмотрел? — Ю. Б.). Берия через МВД (у которого имелась хорошая агентурная сеть) пытался урегулировать отношения с Югославией. Предложения по Германии, наработанные Берией, хотя и были приняты на заседании Президиума три недели назад, но вызвали недовольство Молотова и Хрущева. В вину Берия была поставлена и амнистия, начатая по его инициативе в конце марта 1953 года, поскольку «вместо бытовиков на свободу вышли рецидивисты». Недовольство было высказано и в отношении руководства Берия «атомным» проектом, так как он в этом вопросе «обособился и стал действовать, игнорируя правительство». Берия еще при жизни Сталина сеял семена недоверия в отношении многих видных руководящих деятелей партии. По поводу того, «почему ЦК раньше не принял мер в отношении Берия», докладчик сказал, что «надо было разгадать и разглядеть Берия во всей его красе. Надо было всем увидеть его как нарушителя и подрывника единства нашего ЦК. Надо было сплотиться, чтобы единодушно решить вопрос о Берии».

Одним из основных аспектов выступления Хрущева Н.С. явилось обвинение Берия в попытках проведения разделения между партийной и государственной властью, при котором влияние партии ограничивалось только кадровыми вопросами. Отсюда следовал не совсем логичный вывод о том, что Берия вообще хотел уничтожить партию. Плодотворным (на десятилетия вперед!) оказалось стремление Хрущева Н.С. списать на одного Берия все репрессии, все преступления режима, сделать его главным и практически единственным «козлом отпущения». В изображении нового политического вождя Берия оказался виновным почти во всех проблемах СССР — от внешней политики до состояния сельского хозяйства. А уж в эпитетах Никита Сергеевич в своей речи отнюдь не скупился, называя Берию «прохвостом», «провокатором», «агентом империализма», «умным, хитрым и вероломным», открывая тем самым возможность и другим выступавшим пофантазировать в данном вопросе [64].

Всего на этом Пленуме готовились выступить 46 членов Президиума и ЦК, секретарей республиканских компартий и областных комитетов, из которых слово предоставили 24 записавшимся. Выделим из этих речей выступления лишь тех, кто имел отношение к Наркомату — Министерству внутренних дел. Начальник Первого Главного управления Спекомитета по созданию атомного оружия, являвшийся в 1941–1951 годах заместителем наркома — министра внутренних дел, Завенягин А.П. сказал:

Мне кажется, в оценках Берия, как работника, имеется преувеличение его положительных качеств. Всем известно, что он человек бесцеремонный и как таковой нажимистый, не считался ни с кем, легко мог продвинуть любое дело. Это качество было. Но с точки зрения того, чтобы понять вопрос, вникнуть в суть дела — я бы сказал, туповатый был человек. Без лести членам Президиума могу сказать, что любой член Президиума ЦК гораздо быстрее и глубже разбирался в вопросах и мог разобраться, чем Берия. По своей тупости он не мог вникнуть в дело. Когда мы занимались каким-либо вопросом, он говорил: бросьте вы к черту заниматься этим делом, вы организаторы. Как работу можно организовывать, не разобравшись в сути?

По словам Завенягина А.П., «подлец Берия» позволил себе решать вопрос об испытании атомной бомбы помимо Центрального Комитета. Главным его качеством являлось «презрение к людям», «он презирал весь советский народ, презирал партию, презирал руководителей партии». Он считал «членов Президиума ЦК за простаков», а на деле сам оказался «простаком, слепым бараном». Берия являлся «отчаянным бюрократом», зажимщиком ценных инициатив у подчиненных работников: «Чтобы какое-либо наше предложение получило поддержку, надо было поставить вопрос так, что оно вносится по поручению Берии». А еще «была у него замашка после смерти товарища Сталина вести игру в экономию», мол, деньги надо не только на атомную бомбу тратить, но и «промышленность развивать, культуру, сельскому хозяйству помогать». В этот момент Маленков Г.М. подал реплику, что «вы там деньги расходовали без всякого контроля», теперь придется за этим следить. Завенягин А.П. со сделанным замечанием согласился и, еще поругав Берия за его позиции по ГДР и национальному вопросу, в заключение своей речи произнес: «Нет сомнения в том, что Центральный Комитет, освободившись от этого прохвоста, поведет нашу партию и государство к новым успехам» [66, 68].

Восстановленный в должности министра внутренних дел Круглов С.Н. в своем достаточно кратком выступлении назвал Берия «врагом нашего государства», «проходимцем», «авантюристом» и «опасной гадиной». Люди, работавшие с Берия, чувствовали на себе «хамство, наглость, грубость, унижение всякого человеческого достоинства». С профессиональной точки зрения Берия развалил прежний аппарат МВД, набрал начальниками управлений людей, которые были из органов уволены: братьев Кобуловых, Деканозова, Судоплатова, Эйтингона. Отозвал из-за границы 200 резидентов советской разведки, чем полностью развалил всю разведывательную сеть. Без ведома Президиума ЦК создал подразделения для ведения активных действий в стране и за рубежом [68].

Новый партийный заместитель министра внутренних дел и секретарь ЦК Шаталин Н.Н. поделился с участниками пленума, какие материалы были изъяты из кабинета и сейфов Берии. Помимо документов Спецкомитета были обнаружены «дамские вещи», перечень которых выступавший огласил с высокой трибуны. К тому же в кабинете были обнаружены многочисленные письма от женщин «интимно-пошлого характера», а также большое количество «предметов мужчины-развратника». В завершение своей речи выступавший сказал: «Вот, товарищи, истинное лицо этого, так сказать, претендента в вожди советского народа. И эта грязная моська осмелилась соперничать с нашей партией, с нашим ЦК». Далее была высказана твердая уверенность в сплоченности рядов партии и дальнейших успехах страны в выполнении заветов, данных Лениным и Сталиным [68].

10 июля 1953 года все газеты опубликовали информационное сообщение о «состоявшемся на днях» Пленуме ЦК КПСС, на котором было принято решение за преступные антипартийные и антигосударственные действия, направленные на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала и выразившиеся в попытках поставить МВД СССР над правительством и КПСС, «вывести Л.П. Берия из состава ЦК КПСС и исключить его из рядов КПСС, как врага Коммунистической партии и советского народа». После завершения столичного партийного форума по всей стране прокатилась волна партийных мероприятий, нацеленных на укоренении в сознании советских людей бесспорного постулата о том, что во всех наших бедах, репрессиях, произволе и неудачах виноват был единственный вражеский агент Берия, так хитро маскировавшийся до недавнего времени [1].

В период с 11 по 18 июля 1953 года в центральном аппарате МВД проходили партийные собрания по обсуждению материалов Пленума ЦК КПСС, на которых выступили более 1600 сотрудников министерства. На большинстве собраний присутствовали министр внутренних дел Круглов С.Н. и его первый заместитель и секретарь ЦК Шаталин Н.Н. Конечно, «чекисты» обладали такой информацией, о которой простые люди даже не догадывались. Но в сложившейся обстановке выступавшие предпочитали говорить о том, что было приемлемо для политического руководства страны. В центре внимания оказалось «дело врачей», по которому коммунисты заявили, что следствие было прекращено незаконно. Созданная по указанию Берия комиссия не приняла во внимание ряд доказательств вражеской деятельности и террористических высказываний «этих врагов». Вносилось предложение о пересмотре ранее принятого решения об освобождении и возращении на работу врачей Лечсанупра Кремля. Среди сотрудников аппарата МВД нашлось много противников прекращения еврейских процессов и оправдания действий еврейских националистов какой-то общей обстановкой, якобы созданной в стране. Основная вина Берия, по мнению выступавших, состояла в том, что он стремился изменить прежний курс, принятый в последние годы жизни Сталина. Берия упрекали в том, что он прекратил расследование по обвинению ближайшего окружения вождя в сотрудничестве с британской разведкой, а это касалось постоянной утечки за рубеж сведений о работе Политбюро и решений пленумов ЦК. Еще один пример «вражеской деятельности» бывшего министра внутренних дел состоял в том, что «агентурно-оперативная работа в области сельского хозяйства как в центре, так и на местах официально была прекращена». Теперь стало ясно, что «это был очередной враждебный замысел Берия, способствовавший подрыву колхозного строя». В целом сотрудники МВД увидели в снятии и аресте Берия возвращение к прежним порядкам и одобрили этот поворот [64].

13 июля 1953 года министр внутренних дел Круглов С.Н. представил Маленкову Г.М. весьма подробную докладную записку о разговорах, которые велись в Москве вокруг ареста Берия. В ней зафиксированы высказывания слесарей и шоферов, писателей и ученых, крупных организаторов промышленности и конструкторов оборонных предприятий, врачей и юристов, деятелей искусства и военных о произошедшем неординарном событии. Общим являлось то, что Берия вызывал ненависть у всех. Ни у одного из говоривших не нашлось слова в его защиту, хотя, если бы такие взгляды были, они непременно попали бы на страницы данного документа. В этих высказываниях имелись и рассуждения о массовой поддержке решений партии и правительства по «искоренению» Берии, «подлого врага», и сетования, что «поневоле у нас будет много шпионов, если почти все время у руководства Министерства внутренних дел стояли враги народа — Ягода, Ежов, Берия». Заметное место в докладной занимали высказанные людьми похвалы в адрес Маленкова. Но имелись и неординарные оценки. Так, известному актеру Смирнову-Сокольскому Н.П. принадлежало такое определение ситуации:

Берия в тюрьме. Кто следующий? Я убежден, что будут следующие. Как ни сильна машина, а развал начался. Скандал большой и гнусный. Теперь будем ждать и наблюдать, что дальше, чей черед.

Его коллега Набатов И.С. высказался еще откровеннее:

От смены руководства режим у нас не меняется. Он был и есть, по существу, полицейский. Я не верю ни в какие идейные мотивы в поступках не только Берия, но и других. Это откровенная борьба за власть. По- моему, дележка власти только началась. Так или иначе, крах этой структуры рано или поздно неизбежен [64].

В процессе проходивших в стране партийных разборок крепко досталось и моему отцу, которому приклеили ярлыки «бериевца» и «врага народа». В городе на Неве объединенный пленум Ленинградского областного и городского комитетов партии совместно с партийным активом состоялся в Таврическом дворце. Участники пленума «с огромным вниманием» выслушали доклад первого секретаря обкома Андрианова В.М., которому представилась сейчас уникальная возможность посчитаться со своими противниками. «Бурными аплодисментами, выражавшими единую волю Ленинградской партийной организации», все присутствовавшие встретили постановление Пленума ЦК КПСС и «полностью одобрили, как единственно правильные, своевременные и решительные меры», предпринятые Президиумом ЦК для ликвидации «антипартийной и антигосударственной деятельности Берия». Поскольку в качестве одного из злостных деяний этого «двурушника», чьи портреты едва успели снять со стен в кабинетах, указывалось стремление Берии поставить органы внутренних дел над партией и ее Центральным Комитетом, то, переходя от общесоюзных проблем к ленинградским вопросам, первый секретарь обкома высказал «беспощадную критику» в адрес «бериевского назначенца, начальника областного управления внутренних дел Богданова Н.К.». Затем возможность погрома неугодного руководителя была предоставлена всем желающим (и заранее подготовленным). На моего отца на этом и последующих партийных форумах посыпались обвинения со всех сторон. Теперь в вину ему в качестве «антипартийной работы на практике» ставились все те служебные вопросы, которые он успел решить за несколько месяцев работы в Ленинграде. Откровенная травля начальника областного УВД с целью его дискредитации и снятия с должности шла по всем возможным направлениям. В отдел административных, торговых и финансовых органов ЦК КПСС из Ленинградского обкома партии направили материалы, в которых излагались факты, обвинявшие тов. Богданова «в непартийном поведении». Отцу пришлось обратиться с письмом лично к секретарю ЦК Хрущеву Н.С. с просьбой «поручить разобраться в этом деле и, если возможно, урегулировать взаимоотношения». Никита Сергеевич решил помочь в разрешении возникшей проблемы, но вовсе не потому, что «ценил» Богданова Н.К.: ему нужно было убрать из Ленинграда Андрианова В.М., дискредитировавшего себя проведением репрессий по «ленинградскому делу». В августе 1953 года Хрущев Н.С. сам приехал в город на Неве и провел заседание пленума обкома и горкома партии. «Под дудку» главного партийного руководителя все обвинения с начальника управления Богданова Н.К. мгновенно слетели, и он был избран членом бюро Ленинградского обкома КПСС. Через месяц на очередном пленуме обкома и горкома Андрианов В.М. был снят с должности первого секретаря и отправлен в Москву на административную (а не на партийную) работу [1].

После проведения партийных мероприятий по разгрому «банды Берии» кадровые перестановки в МВД продолжились. Шаталин Н.Н. с должности первого заместителя министра внутренних дел вернулся на свою работу в ЦК, а вместо него на этот пост был перемещен Лунев К.Ф. Охрану правительства поручили отныне Устинову В.И., которого с должности первого секретаря Пролетарского райкома КПСС назначили начальником 9 управления МВД СССР. Распоряжением от 30 июля 1953 года обязанности между министром и его заместителями распределились теперь следующим образом. Министр внутренних дел генерал-полковник Круглов С.Н. наблюдал за работой Управления кадров, 1-го главного управления (контрразведка), 8 управления (шифровальное), Следственной части по особо важным делам, Центрального административного управления (ЦАУ), Главного управления геодезии и картографии (ГУГК), Контрольной инспекции по проверке исполнения приказов министра, Планового и Финансового отделов, Главной бухгалтерии, секретариатов министерства и Особого совещания. Первый заместитель министра генерал- полковник Серов И.А. курировал 2-й (разведка за границей), 3-й (контрразведка в СА и ВМФ), 6 (контрразведка на транспорте), 7 (наружное наблюдение, обыски, аресты) и Тюремное управления; 1 (учетно-архивный), 3-й (изготовление документов), 4-й (радиоконтрразведка), 5- й (изготовление средств опертехники) специальные отделы (с/о); Отдел «С» (спецсвязь) и Комендатуру МВД СССР. Под контролем «партийного» первого заместителя министра Лунева К.Ф. оказались 4-й (секретно-политическое), 5-й (экономическое), 9-й (охрана правительства), 10-й (Управление коменданта Московского Кремля) управления; 2 (техника секретного подслушивания), 6-й (цензура), 7-й (Гохран) специальные отделы (с/о) и Отдел «П» (спецпоселения). Заместитель министра генерал армии Масленников И.И. отвечал за работу главных управлений милиции (ГУМ) и пожарной охраны (ГУПО); управления военного снабжения (УВС) и службы местной противовоздушной обороны (УСМПВО); управлений военного строительства (УВС), хозяйственного (ХОЗУ) и учебных заведений (УУЗ); Отделов по контролю и инспектированию военизированной охраны (ВОХР) и перевозок. «Войсковой» заместитель министра генерал-лейтенант Переверткин С.Н. руководил Главными управлениями пограничных войск (ГУПВ) и внутренней охраны (ГУВО); Управлением конвойной охраны (УКО); отделами «М» (мобилизационным) и фельдсвязи (ОФС) [10]. По сравнению с той структурой МВД СССР, которая была сформирована при Берия Л.П. в марте 1953 года, пока что никаких изменений не произошло. Единственно, вместо трех первых заместителей министра стало теперь два. Однако сменились основные сферы деятельности руководства: министр Круглов С.Н. помимо остальных забот отныне стал отвечать за контрразведку, усилия первого зама Серова И.А. сосредоточились на внешней разведке, первый зам Лунев КФ. оберегал «партию и правительство» да подслушивал телефонные и иные переговоры, генерал армии Масленников И.И. стал «главным милиционером», зам Переверткин С.Н. переквалифицировался в пограничника, охранника и «почтальона». Первое преобразование в структуре МВД СССР произошло 1 сентября 1953 года, когда в соответствии с указом Президиума Верховного Совета СССР было упразднено Особое совещание при министре внутренних дел. Все жалобы и заявления осужденных ранее этим органом теперь должна была рассматривать Прокуратура СССР «с предварительным заключением по этим делам МВД СССР» [37]. Кроме этого, 8 октября 1953 года из состава МВД было выделено Главное управление по охране государственной тайны в печати (Главлит), которое стало самостоятельным главком при Совете Министров СССР [11].

В период кадровых преобразований в МВД помимо упоминавшихся выше были сняты с работы и арестованы начальник секретно-политического управления Сазыкин Н.С. и его сотрудники Свердлов, Литкенс, Бендерский, Бринд. Лишились своих должностей и были отправлены за решетку начальник Контрольной инспекции при министре Райхман Л.Ф., его заместитель Кобулов А.З. и помощник Шлюгер. За ними последовали руководители отдела по выполнению специальных заданий Судоплатов П.A. и Эйтингон Н.И. Уволен и арестован был начальник 2-го спецбюро Карасев Н.А., который по указанию Берия организовывал подслушивание и запись разговоров руководителей партии и правительства. Как мы видели чуть выше, «прослушка» на этом не прекратилась, просто вся конфиденциальная информация через первого зама Лунева К.Ф. стала теперь направляться прямо в ЦК КПСС Хрущеву Н.С. Помимо центрального аппарата «чистка» органов внутренних дел прошла на уровне республик, краев и областей страны. Заменены были министры внутренних дел Украинской и Белорусской ССР, а также начальники ряда областных управления этих республик. Новых министров назначили в Эстонской, Азербайджанской, Грузинской союзных республиках, Абхазской, Аджарской и Дагестанской автономных республиках. Из аппарата МВД Грузии была уволена «большая группа приближенных и родственников Берия, Кобулова, Гоглидзе, Мамулова». В Российской Федерации заменили начальников управлений внутренних дел в Куйбышевской, Ростовской, Свердловской, Владимирской областях, министров внутренних дел Удмурдской и Татарской АССР.

О приведенных выше результатах деятельности «по укреплению кадров Центрального аппарата и периферийных органов МВД» 22 августа 1953 года министр внутренних дел Круглов С.Н. и его первые заместители Серов И.А. и Лунев К.Ф. направили в Президиум ЦК Маленкову Г.М. и Хрущеву Н.С. докладную записку. В документе отмечалось, что главное внимание в этой работе, проводившейся совместно с Отделом административных и торгово-финансовых органов ЦК КПСС, было сосредоточено «на ликвидации последствий вражеской деятельности Берия». Министерство внутренних дел СССР, оказывая помощь МВД республик, УМВД краев и областей по подбору и выдвижению кадров, потребовало от всех руководителей «отрешиться от деляческого подхода, строго соблюдать партийные принципы подбора работников по их политическим и деловым качествам» [38].

Для организации следствия и суда над Берией и «его окружением» новым Генеральным прокурором СССР был назначен Руденко Р.А., который отличался «близостью к Хрущеву и абсолютной управляемостью». О том, как велось следствие, в котором принимали участие Москаленко К.С. и Батицкий П.Ф., в настоящее имеется время весьма ограниченное количество документальных материалов. Очевидно, к 17 сентября 1953 года все было подготовлено, поскольку в этот день Президиум ЦК КПСС принял постановление «О составе суда, проектах обвинительного заключения и информационного сообщения по делу Л.П. Берия». На этом заседании Руденко Р.А. предписали доработать (при участии секретаря ЦК Суслова М.А.) представленные материалы и внести предложение о составе специального судебного присутствия Верховного Суда СССР, которое должно было данный вопрос рассмотреть в закрытом судебном заседании без участия сторон. Однако Суслову М.А., видимо, показалось, что следствие не набрало нужных доказательств вины, и потому он распорядился провести дополнительное дознание с привлечением новых свидетелей. Среди других на допрос вызывался и министр внутренних дел Круглов С.Н. Вернувшись после этого «мероприятия» поздно ночью домой, Сергей Никифорович прямо в шинели сел на стул посреди комнаты и, немного передохнув, произнес тихо: «Я уж думал, что и не увижу вас больше». 10 декабря 1953 года в следующем постановлении ЦК КПСС по этому вопросу отмечалось, что «к настоящему времени Прокуратурой СССР закончено следствие по делу изменника Родины Л.П. Берия». Поскольку средствам массовой информации ранее было дано указание о «банде Берии» и даже о его имени вовсе не упоминать, то для советского народа 17 декабря 1953 года, накануне начала судебного заседания, в газетах появилось сообщение «В прокуратуре СССР». Еще до того, как суд принял свое постановление, Берию уже обвинили в многочисленных прегрешениях перед партией, правительством и всем обществом. Заговорщикам из ЦК нужно было не только уничтожить «опасного соратника», но и скомпрометировать его так, чтобы грязь к проклятому имени прилипла навечно, оставив их самих в чистоте и невинности.

С 18 по 23 декабря 1953 года состоялось заседание Специального судебного присутствия Верховного Суда СССР под председательством Конева И.С. — маршала и Дважды Героя Советского Союза, и в составе Шверника Н.М. — председателя ВЦСПС, Москаленко К.С., ставшего уже генералом армии и командующим войсками Московского военного округа, Лунева К.Ф. — первого заместителя министра внутренних дел, и еще четырех заседателей. Комендантом этого суда был назначен генерал-полковник Батицкий П.Ф. Итоги закрытого заседания опубликовали все газеты в сообщении «В Верховном Суде», заранее написанном и согласованном с Президиумом ЦК:

Виновность всех подсудимых в предъявленных им обвинениях была полностью доказана на суде подлинными документами, вещественными доказательствами, собственноручными записями подсудимых, показаниями многочисленных свидетелей. Изобличенные доказательствами подсудимые Берия Л.И, Меркулов В.Н., Деканозов В.Г., Кобулов Г.З., Мешик П.Я., Гоглидзе С.А. и Влодзимирский Л.Е. на судебном следствии подтвердили показания, данные ими на предварительном следствии, и признали себя виновными в совершении ряда тяжких государственных преступлений.

Специальное Судебное Присутствие Верховного Суда СССР постановило перечисленных подсудимых «приговорить к высшей мере уголовного наказания — расстрелу, с конфискацией лично им принадлежащего имущества, с лишением воинских званий и наград. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит» [68].

По воспоминаниям коменданта штаба Московского округа ПВО майора Хижняка М. для приведения приговора в исполнение ему было поручено соорудить щит из толстых досок (пулеулавливатель) с железным кольцом в центре, чтобы привязать приговоренного. Перед казнью Берия вел себя достойно, никаких вставаний на колени, никаких просьб, «побледнел только, и щека левая несколько раз дернулась». Хижняк М.Г. стал завязывать осужденному глаза, но генерал-полковник Батицкий П.Ф., выступавший в роли палача, сказал, что это делать не нужно: «Сними, пусть смотрит своими глазами». После этого выстрелил приговоренному в переносицу. Затем распорядился, чтобы все присутствовавшие офицеры тоже выстрелили в тело Берии. Затем труп упаковали, отвезли в крематорий, сожгли, а прах при помощи вентиляторов развеяли по ветру [68]. Так закончил свой жизненный путь Лаврентий Павлович Берия, после кипучей государственной деятельности оболганный, опозоренный, с клеймом палача, садиста и развратника.

Но оставались еще семья, «жена, старуха мать и сын Серго», которых в одном из своих писем из заточения Берия просил бывших соратников «не оставить без внимания», и многочисленные родственники. Жену Нину Теймуразовну и сына Серго быстренько посадили за решетку. А вот мать Лаврентия Марта, глубоко верующая женщина, по сообщению из Грузии, посещала церковь и молилась за своего сына. Да еще встречалась с родственниками, что было крайне нежелательно. В связи с этим еще 25 августа 1953 года с родины арестованного, но еще не осужденного бывшего государственного деятеля уже обратились к Хрущеву Н.С. с просьбой: «Считая нецелесообразным дальнейшее пребывание в Грузии близких родственников врага народа Берия, ЦК КП Грузии просит дать указание об их выселении с территории Грузинской ССР». 12 сентября 1953 года Президиум ЦК КПСС удовлетворил просьбу грузинских товарищей. Во исполнение этого решения в последний день уходившего года Генеральный прокурор Руденко Р.А. и министр внутренних дел Круглов С.Н. внесли на имя Хрущева Н.С. и Маленкова Г.М. такое предложение: «Учитывая социальную опасность лиц, находившихся в близких связях с врагами народа Прокуратура СССР и Министерство внутренних дел СССР считают необходимым запретить членам семей и близким родственникам указанных врагов народа проживание в городах: Москве, Ленинграде, Тбилиси и других режимных городах и местностях Советского Союза, а также на территории Кавказа и Закавказья. Указанные лица по месту вновь избранного ими жительства (в Красноярском крае, Казахстане, или Свердловской области — Ю. Б.) будут взяты под надзор органов МВД». В апреле 1954 года грузинские товарищи вновь подняли вопрос о родственниках Кобулова, Гоглидзе, Деканозова. Была создана комиссия в составе Шаталина Н.Н., Руденко Р.А., Серова И.А., Круглова С.Н. и Мжаванадзе В.П., которая по решению ЦК КПСС включила в число изгоняемых, помимо указанных, также родственников Мешика, Влодзимирского и Меркулова. Поскольку по сообщению органов госбезопасности многие выселенные продолжали и далее восхвалять Берия и высказывать недовольство обращением с ними, наблюдение за поведением родственников врагов народа продолжилось [68].

Теперь о поощрении непосредственных участников «рискованной операции» по аресту Берии. На июльском 1953 года Пленуме ЦК КПСС маршал Жуков. Г.К. был переведен из кандидатов в члены Центрального Комитета партии. Министр обороны маршал Булганин Н. А. пообещал всем остальным офицерам группы захвата звания Героев Советского Союза и 25 декабря 1953 года предложил Москаленко К.С. написать соответствующие реляции на пять человек: Батицкого, Юферова, Зуба, Баксова и самого себя. Но Москаленко К.С. «категорически отказался это сделать», мотивируя это тем, что они «ничего такого не сделали». Тогда сошлись на награждении всех орденами Красного Знамени, что и было реализовано [81]. Сразу после ареста Берия Москаленко К.С. получил повышение по должности, став командующим Московским военным округом, а пехотный генерал Батицкий П.Ф. возглавил вместо него ПВО столицы. В дальнейшем оба доросли до погон Маршала Советского Союза и получили к своим фронтовым геройским звездам звания Дважды Героев Советского Союза. Ордена же сыпались, как из рога изобилия. Так, если на фронтах Великой Отечественной войны Москаленко К.С. получил 8 орденов (два из них Ленина и один Красного Знамени), то после разгрома «банды Берии» был удостоен 12 орденов, причем пять из них Ленина и четыре Красного Знамени. Интересно, что в 1985 году, в канун 40-летия дня Победы, уверенно выросшие в своих воинских званиях ветераны «захвата» генерал-полковник Баксов А.И., генерал-майор Зуб И.Г. и полковник Юрьев В.И. посчитали «целесообразным и своевременным» обратиться в ЦК КПСС «с надеждой положительного решения вопроса» о присвоении им обещанных званий Героя Советского Союза. Однако время ушло, политическая обстановка изменилась, да и прежние заслуги ветеранов были отмечены ранее высокими правительственными наградами, потому в просьбе было отказано [68].

Круглов С.Н. и Серов И.А. в этом плане «партией и правительством» никак отмечены не были, поэтому их участие в той «рискованной операции» не представляется возможным признать однозначным. Правда, Иван Александрович вскоре пошел в служебной карьере круто в гору, но на это имелись другие причины. А о дальнейшей судьбе Сергея Никифоровича у нас как раз и идет наше повествование.