В соответствии с полученным указанием опытные партийные товарищи «добросовестно» поработали над поставленной задачей и быстренько «накопали» четыре вопроса.

Во-первых, почему тов. Круглов, будучи послан в июле 1957 года решением Секретариата ЦК КПСС на работу заместителем председателя Кировского совнархоза, самовольно уволился с работы и убыл в Москву, а также в связи с чем он хочет теперь сняться с партучета в Кировской партийной организации?

Во-вторых, на каком основании тов. Круглов получает пенсию от МВД?

В-третьих, по какому праву тов. Круглов с семьей занимает такую большую квартиру?

В-четвертых, не совсем понятно, что за личная дача числится за семьей тов. Круглова на станции Правда Северной железной дороги?

Ha поставленные вопросы в июле 1959 года Круглов С.Н. представил свои объяснения в КПК при ЦК КПСС в письменном виде на пяти листах, использовав для этого бланки с надписью поверху: «Депутат Верховного Совета СССР».

В ответе на первый вопрос подробно рассказал о том, как он работал в Кировском совнархозе, потом заболел, оказался на инвалидности, а потому вынужден был уволиться с работы. «Так как моя семья жила в Москве, я выехал к семье». Здесь опять длительное время болел. Устно и письменно обращался в Кировский обком с просьбой снять его с партийного учета. «Я ждал решения своего вопроса, — говорилось далее в объяснении, — и надеялся, что моя просьба о снятии с партучета будет удовлетворена». В порядке самокритики указал: «Я виноват, что поздно обратился с просьбой в ЦК» по этому вопросу. В заключение текста по первому пункту указал: «Прошу ЦК партии простить мне эту вину и позволить мне на любой низовой работе искупить свою вину. Я буду жить и работать там, где мне скажет партия».

В объяснениях по второму пункту указал, что пенсия в размере 40 % от получаемого оклада была назначена от МВД СССР в октябре 1957 года в связи с уходом в запас. После длительной болезни врачебная комиссия 27 июня 1958 года установила инвалидность второй группы, но «никакого влияния на врачей комиссии я не оказывал, большей пенсии не добивался и по этому вопросу ни к кому и никогда с просьбой не обращался». Однако 8 июля 1959 года министр внутренних дел Дудоров Н.П. «своей властью» лишил своего предшественника установленной ему пожизненной пенсии, нарушив тем самым существовавший закон о пенсионном обеспечении. В представленной бумаге Сергею Никифоровичу осталось лишь констатировать: «Все материалы о состоянии моего здоровья находятся в документах Центральной Врачебно-экспертной комиссии МВД СССР и в моей истории болезни Кремлевской поликлиники».

По третьему пункту объяснения касались московской квартиры. В этом доме в Малом Каретном переулке семья проживала с 1949 года, занимая квартиру площадью 133 кв. метра («а не 153 кв. метра, как указано в справке МВД»), В состав жильцов входили глава семьи с женой, взрослая дочь и взрослый сын, «которые создают свои семьи». Свердловский райсовет вел переговоры о сдаче части квартиры из пяти комнат, на что получил от Круглова С.Н. согласие. В отношении дома отмечалось, что он «ничего особенного из себя не представляет», не оборудован современными удобствами: «нет лифта, горячей воды, мусоропровода» и прочего. «В доме живут обычные советские люди». Дополнительно отмечено: «Моя жена — больной человек. Она не переносит уличный шум». В связи с тем, что квартира находилась в тихом переулке и выходила окнами во двор, «я переехал в этот дом».

В объяснениях по четвертому пункту излагалась история передачи в 1944 году больному отцу части дома, принадлежавшего ХОЗУ МВД СССР, о чем нами упоминалось в главе 8. После смерти отца в 1954 году недвижимое имущество через полгода было оформлено в виде дарения на невестку, поскольку мать Любовь Игнатьевна Яковлева, являвшаяся наследницей первой очереди, была тяжело больна, и заниматься этим домом не имела возможности. В 1957 году появилась бывшая владелица данной части дома (ранее репрессированная) гражданка Власова. В связи с этим занимавшаяся Кругловыми часть дома была ими немедленно и безвозмездно возвращена в ХОЗУ МВД СССР. В этом же году данный вопрос рассматривался в ЦК КПСС, и семье было разрешено выкупить у владельцев другую часть этого дома.

В заключение представленных в КПК при ЦК КПСС объяснений Круглов С.Н. написал:

«Заявляю, что в обвинениях, выдвинутых против меня, особенно МВД СССР, много наносного, много неправды. Я не понимаю, почему спустя три с половиной года с тех пор, как я сдал дела и ушел из этого Министерства, со стороны т. Дудорова предпринимаются большие усилия, чтобы очернить меня. Я десять лет работал министром СССР. За свою работу неоднократно награждался правительством за выполнение больших задач по строительству важнейших государственных объектов, в том числе и оборонных. Только орденом Ленина награжден 5 раз. Были у меня ошибки и недостатки, за что я был освобожден от поста министра. Но я всегда старался честно выполнять возложенные на меня задачи и боролся за строительство коммунизма в нашей стране. Этому делу я отдавал все силы и всю свою жизнь. Я живу уже шестой десяток лет и заверяю ЦК партии, что и в будущем, до конца своей жизни приложу все силы, чтобы быть полезным Ленинской партии. Я был и навсегда останусь преданным своей Родине и своей родной Коммунистической партии.

Член КПСС с 1928 года КРУГЛОВ [26].

27 июля 1959 года коммунист Круглов С.Н. был вызван в Комитет партийного контроля (КПК) при ЦК КПСС, где ему официально были предъявлены перечисленные обвинения, причем основной упор был сделан на «самовольный выезд из Кирова». В результате беседы с партийными вершителями судеб, во время которой очень сложно было приводить аргументы в свою защиту, Сергей Никифорович понял, что дела его плохи и что после лишения пенсии от МВД готовится вопрос об исключении его из членов партии. Такого оборота дела он никак не ожидал. Спасти положение мог лишь «сам», Хрущев Н.С., который сумел собрать в своих руках все постромки партийной и государственной власти. Только он теперь решал, кого казнить, кого помиловать согласно собственному пониманию, не считаясь с мнением других «соратников».

В Личном фонде № 10 146 ГАРФ хранится три варианта черновика письма Хрущеву Н.С., которое разрабатывал Круглов С.Н. сразу после посещения им КПК при ЦК КПСС. В основном, текст всех вариантов сходен, за исключением некоторых деталей. Приведем наиболее полный.

Первому секретарю ЦК КПСС товарищу Хрущеву Н.С.

Дорогой товарищ Хрущев!

27 июля с/г (1959 года. — Ю. Б.)в Комитете партийного контроля при ЦК КПСС мне стало известно, что вопрос обо мне будет рассматриваться на секретариате ЦК В КПК я представил письменные объяснения по тем пунктам обвинения, которые мне предъявили.

Дорогой товарищ Хрущев! Министр (внутренних дел СССР. — Ю. Б.) т. Дудоров лишил меня пенсии, которая им самим была мне установлена пожизненно на основе Закона о пенсиях за 20 лет военной службы и как имеющему 50 лет при уходе в запас.

Тов. Хрущев! Вы несете людям счастье. Я ничего для себя не прошу. Умоляю Вас, умоляю Центральный Комитет партии не лишать меня жизни — оставить меня в рядах Ленинской партии. Приму беспрекословно к неуклонному исполнению любое решение партии о своей судьбе. Своей жизнью, именем своих детей заверяю ЦК партии, что в обвинениях, предъявляемых мне по материалам министра т. Дудорова, много наносного, преувеличений, а в ряде случаев и неправды. Всей душой верю, живу надеждой, что Вы, дорогой товарищ Хрущев, спасете меня и мою семью. Более 30 лет состою я в рядах коммунистической партии. Заверяю Центральный Комитет, что в будущем до конца своей жизни отдам свои силы для того, чтобы быть полезным своей Родине. Навсегда останусь преданным родной коммунистической партии.

Никита Сергеевич! Если можно, прошу уделить мне несколько минут для личного объяснения.

С глубоким уважением член КПСС С. Круглов (подпись).

В другом, несколько сокращенном варианте, датированном «28 июля 1959 года», просьба о личном приеме отсутствовала, а в заключение было сказано: «Без партии у меня жизни нет» [26].

Но подобное обращение к Хрущеву Н.С. в ту пору являлось бесполезным, поскольку, стремясь разобраться с жертвами прежних репрессий так, чтобы самому остаться чистым, «наш Никита Сергеевич» выискивал очередных виновников былых дел, на которых стремился списать весь прежний политический произвол. Никакие «эмоции» в этом деле его не интересовали. Новым внесудебным органом, выполнявшим волю первого секретаря, стал Комитет партийного контроля (КПК) при ЦК КПСС, четко отрабатывавший указания «вождя».

С середины 1953 года КПК по поручению Центрального Комитета партии приступил к рассмотрению дел по реабилитации в партийном отношении коммунистов, привлеченных в 30—40-х и начале 50-х годов к партийной и судебной ответственности. До февраля 1956 года (начала работы XX съезда КПСС) КПК реабилитировал в партийном отношении 5456 коммунистов, исключенных из партии по необоснованным политическим обвинениям. В последующем число пересмотренных дел значительно увеличилось. Однако реабилитация одних приводила к необходимости наказания других, на которых теперь следовало возложить вину за выполнение прежних указаний партии и правительства. «Комитет партийного контроля рассмотрел ряд дел бывших работников НКВД-МГБ, которые в период работы в органах госбезопасности грубо нарушали социалистическую законность, применяли недозволенные методы следствия, фальсифицировали обвинительные материалы на честных советских, партийных и хозяйственных работников, приписывая им совершение тягчайших преступлений перед партией и правительством». С марта 1956 года по март 1957 года были исключены из партии 68 таких работников [57]. Поиск «жертв» продолжался. Хотя в официальных отчетах говорилось о том, что в соответствии с решениями XX съезда КПСС «серьезные недостатки и ошибки в работе КПК, имевшиеся в прошлом, устранены», фактически этот орган исполнял волю «ЦК КПСС», которая единолично принадлежала теперь первому секретарю Хрущеву Н.С. Наказание (либо милость) творилось в отношении тех, на кого тайно («строго секретно») указывал руководящий перст «нашего Никиты Сергеевича».

К примеру, как раз в начале июля 1959 года на основании собранного компромата был уволен из МВД по служебному несоответствию бывший заместитель Круглова С.Н. генерал-лейтенант Богданов Н.К., которого обвинили в «грубом нарушении социалистической законности». Поскольку у изгнанного из МВД зама выслуга лет в органах составляла 30 лет, то ему устроили «ограничение в пенсионном обеспечении», то есть установили половину от положенной суммы пенсии. Потом исключили из партии. Однако Богданову Н.К. удалось добиться восстановления его в рядах КПСС, правда, с записью строгого выговора в учетную карточку, который так и не удалось снять [1]. А вот приказ об увольнении по служебному несоответствию был отменен МВД Российской Федерации 25 ноября 2003 года, и теперь генерал-лейтенант Богданов Н.К. считается уволенным с военной службы по болезни.

Но вернемся к вопросу пенсионного обеспечения Круглова С.Н., лишенного волюнтаристским путем пожизненной пенсии от МВД СССР, коему столько лет служил верой и правдой. 28 сентября 1959 года заместитель начальника Управления кадров МВД СССР Борцов И. вручил «соискателю гражданской пенсии» письмо на имя председателя Врачебно-трудовой экспертной комиссии (ВТЭК) Свердловского района города Москвы тов. Смирнова Н.Н. такого содержания: «Прошу освидетельствовать т. Круглова Сергея Никифоровича на предмет определения у него наличия группы инвалидности от заболевания, имевшего место в период службы в МВД СССР». Помимо этого для представления во ВТЭК была выдана подписанная тем же лицом такая справка от Управления кадров МВД СССР: «Настоящая дана т. Круглову С.Н., 1907 года рождения, в том, что он с декабря 1938 по январь 1956-го года служил в органах МВД СССР. Последняя занимаемая им должность — Министр внутренних дел СССР». К этому из «Истории болезни», имевшейся в Первой поликлинике Четвертого Главного управления при Минздраве СССР, где Круглов С.Н. находился под наблюдением с 1950 по 9 августа 1959 года (после чего для него это престижное лечебное учреждение оказалось «закрытым»), была сделана выписка. В этом медицинском документе были отражены все виды и этапы проводившихся лечений, а в заключение отмечалось, что до последнего времени «больной лечился на дому с ухудшением общего состояния и увеличением артериального давления» [26].

На основании проведенного медицинского обследования 30 октября 1959 года ВТЭК Свердловского района города Москвы установила гражданину Круглову С.Н. вторую группу инвалидности, которая была получена им в связи с работой в МВД. На этом основании в соответствии с Положением о порядке назначения пенсий ему, исходя из среднего заработка в 4233 рубля, была установлена пенсия сроком на один год в размере 600 рублей [26].

Оформив гражданскую пенсию, Сергей Никифорович, несмотря на инвалидность, все-таки продолжил реализовать свою «идею фикс» по отъезду из Москвы в Братск. 12 ноября 1959 года Кировский горком КПСС выдал Круглову С.Н. «открепительный талон № 446», в котором было записано, что указанный член КПСС, партбилет № 00 117 000, снят с учета в данной парторганизации. В связи с выездом учетная карточка направлялась по адресу: «Братскому ГК КПСС Иркутской области» [27].

Однако уехать в дальние края Сергею Никифоровичу так и не удалось, поскольку в Москве развернулись весьма пренеприятные для него события. Следователь КПК Кузнецов к ранее «накопанным» обвинениям добавил еще и «политические»: участие в выселении чеченцев в 1944 году и награждение за это орденом Суворова; организация по указанию Маленкова спецтюрьмы при Комиссии партийного контроля (КПК); недостатки в работе МВД в период работы министром внутренних дел.

Заседание Комитета партийного контроля при ЦК КПСС по рассмотрению персонального дела Круглова С.Н. состоялось 6 января 1960 года. На заседании помимо «обвиняемого» присутствовали члены Комитета во главе с председателем КПК Шверником Н.М., представители Министерства внутренних дел, Отдела ЦК, занимавшегося административными органами, и «представители общественности» — несколько человек, недавно реабилитированных после былых репрессий.

С докладом по существу вопроса выступил занимавшийся этим делом ответственный контролер КПК Кузнецов, который изложил суть предъявлявшихся Круглову С.Н. обвинений, заключавшихся в грубейшем нарушении им социалистической законности. Сергей Никифорович был буквально ошарашен от услышанного, поскольку прекрасно понял, что составленное обвинение являлось тенденциозным и необъективным, а о некоторых нюансах он впервые услышал только здесь, на заседании. По партийной этике обвиняемому никакого адвоката (этого пережитка буржуазного прошлого) не полагалось, поскольку Партия судила своих членов не по Закону, а по Совести. Впрочем, и совесть здесь была ни при чем в связи с тем, что имелось твердое указание «сверху» — исключить обреченного из партии. При выступлении обвиняемого никакие его объяснения совершенно не принимались в расчет. Можно было только каяться в действительных и мнимых грехах да умолять Партию простить за все содеянное.

В результате прошедшего «обсуждения» вопроса мнение присутствовавших сформировалось единодушно и безапелляционно: «Исключить т. Круглова С.Н. из членов КПСС за грубое нарушение социалистической законности в период его работы в органах внутренних дел». За это решение члены Комитета партийного контроля при ЦК КПСС проголосовали единогласно. Партийный билет у бывшего коммуниста был тут же изъят, а оставшаяся от него красная обложка с тисненой на ней фамилией владельца стала теперь достоянием фонда Центрального музея МВД России [27]. Вот так, отдав все силы и здоровье служению Родине, оказался вдруг бывший крупный государственный деятель у «разбитого корыта».

Обескураженный таким решением своего вопроса, Сергей Никифорович решил обратиться в Центральный Комитет партии, персонально к его секретарям, чтобы попросить пересмотреть решение КПК, которое он считал крайне несправедливым. Собравшись с силами, 19 января 1960 года Круглов С.Н. направил в «ЦК КПСС» Заявление, адресовав его персонально «Секретарям ЦК: тт. Аристову А.Б., Брежневу Л.И., Игнатову Н.Г., Суслову МЛ.». Кратко перечислив все предъявлявшиеся ему обвинения, «бывший министр внутренних дел СССР» так изложил свое ходатайство к партийным руководителям:

Дорогие товарищи!

Убедительно прошу Вас, прошу ЦК КПСС дать указание еще раз пересмотреть вопрос о моем исключении из членов партии и оставить меня в ее рядах. В партию я пришел из комсомола, в рядах которого состоял с 15-летнего возраста, более 30 лет находился в рядах ленинской партии и все время принимал участие в партийной работе. С 1939 по 1956 год входил в состав Пленума ЦК КПСС. 10 лет работал министром СССР. В моей работе были и крупные недостатки, и крупные ошибки. Но я их допускал не по злому умыслу. Всегда я стремился честно выполнять указания и решения ЦК КПСС. Ошибки, допущенные мною на работе в МВД, в известной мере объясняются и прошедшим временем культа личности. Я готов нести любое наказание от партии, я поеду на самую низовую работу, в любой район страны, но прошу одно — оставить меня в рядах ком. партии. Проведя всю сознательную жизнь в рядах партии, я не могу ни физически, ни морально жить вне партии.

В отношении проведенного над ним «партийного судилища» Круглов С.Н. так представил собственное впечатление:

Обвинение, составленное следователем КПК т. Кузнецовым, является тенденциозным и необъективным, о некоторых обвинениях против меня я услышал только на заседании КПК, по ряду пунктов обвинения с меня даже не требовали объяснения, а по другим пунктам мои объяснения совершенно не принимались в расчет, не проверялись и полностью игнорировались. Я считаю решение о моем исключении слишком серьезным наказанием. Находясь в рядах партии, я ни разу не подвергался партвзысканиям. Награжден пятью орденами Ленина за участие в создании оборонных и атомных объектов. Вся моя жизнь и работа не приняты в расчет. Я не враг партии, а являюсь преданным партии и Ленинскому ЦК во главе с т. Хрущевым Н.С. Трудно в одном письме дать объяснения по всем вопросам, но глубоко уверен, что если поручить мое дело посмотреть новому товарищу и подойти к этому не предвзято, а объективно, то, я уверен, не было бы такого решения для меня, как исключение из партии.

Затем в письме были даны краткие объяснения по существу ряда выдвинутых обвинений.

«О выселении чеченцев в 1944 году.

Я участвовал в выселении чеченцев в качестве начальника одного их четырех созданных секторов (Гудермесского), объединявшего семь административных районов. Начальниками остальных секторов являлись: в г. Грозном т. Серов, в г. Орджоникидзе ныне осужденный Кобулов и в четвертом, названия которого я сейчас не помню, был т. Аполлонов. Все эти люди, в том числе и я, являлись в то время заместителями наркома внутренних дел. Находясь в г. Грозном т. Серов, являлся нашим оперативным начальником. (В главе 12 отмечалось, что Круглов С.Н. был против переселения народов, но вынужден был выполнять отданный приказ. В связи с этим Серов И.А., хотя был по должности младше своего коллеги, оказался руководителем всей операции. — Ю. Б.).

Все недостатки, имевшие место при проведении выселения: факты нарушения законности, грубое обращение с чеченцами, потеря ими на месте имущества — зданий, скота и т. д. — приписаны мне одному, (Интересно, что никаких претензий Серову И.А., являвшемуся в это время начальником Главного разведывательного управления (ГРУ) Генерального штаба Вооруженных сил СССР, предъявлено не было. — Ю. Б.) Я показан, — писал далее Круглов С.Н., — как инициатор этого позорного выселения чеченцев и за все это я должен теперь нести самую суровую ответственность. Но я не являлся инициатором выселения чеченцев. Нам объявлено было, что оно проводится по решению ГКО (Государственного Комитета Обороны. — Ю. Б.), и что это тогда рассматривалось важным государственным делом. Могли в то время кто-нибудь отказаться от выполнения приказа по выселению чеченцев? Конечно, нет. Лично я при выселении никаких преступных действий не совершал». (Однако в официальном коммюнике было сказано: «Занимаясь в 1944 году выселением чеченцев и ингушей, он (Круглов) допустил произвол по отношению к выселяемым, применял расстрелы невинных людей, больных, стариков и женщин с детьми» [57]. — Ю. Б.).

Мне предъявлено обвинение, — писал далее Круглов С.Н. — что за эту незаконную операцию я награжден орденом Суворова I степени. Но награжден не я один, а все начальники секторов, перечисленных мною выше. Кроме того, Указом Президиума Верховного Совета (СССР. — Ю. Б.)награждено было также большое число работников МГБ, МВД, Министерства обороны, Министерство путей сообщения и др, (точнее, не министерств, а наркоматов. — Ю. Б.). Я признаю, что выселение чеченцев проводить не надо было, но разве это от меня зависело, разве мое мнение кто-нибудь спрашивал? После выселения чеченцев в Казахстан они оказались в тяжелом положении, местные работники относились к ним неправильно, Я был Министерством (точнее, Наркоматом внутренних дел. — Ю. Б.)послан наместо для выяснения положения и принятия мер совместно с ЦК КП(б) Казахстана и Советом Министров (точнее, Советом Народных Комиссаров. — Ю. Б.) республики. Хозяйственное и трудовое устройство чеченцев, снабжение их инвентарем, скотом, обеспечение жильем, медицинским обслуживанием постановлением Совета Министров (Советом Народных Комиссаров СССР. — Ю. Б.) было возложено на местные органы власти.

Совместно с партийно-советскими органами Казахской республики на месте были приняты меры по улучшению положения выселенных чеченцев. Было принято решение об обязательном их трудоустройстве в колхозах, совхозах и на промышленных предприятиях, а также об оказании им помощи. Правительством СССР были выделены фонды на промышленные товары, медикаменты, продукты питания. Была организована выдача чеченцам по 20 кг муки в месяц и другие меры» (В официальном коммюнике сказано: «Он (Круглов) обманывал партию и правительство, докладывая о полнейшем порядке с переселением чеченцев и ингушей и о якобы хороших условиях, созданных переселенцам по новому местожительству в республиках Средней Азии» [57]. — Ю. Б.).

Сейчас меня обвиняют в том, — продолжал Круглов С.Н. в своем заявлении, — что мало сделано было в то время, в результате чего среди чеченцев имела место большая смертность, но разве от меня все это зависело? Мне предъявлено обвинение, что по моей инициативе в то время были выданы хлопчатобумажные ткани, а не ткани более высокого качества, что детей чеченцев решено было обучать в школах на русском языке и что детей чеченцев — безнадзорных, сирот я предложил помещать в детские воспитательные трудовые колонии. В то время эти предложения считались правильными и вносились они по согласованию с местными партийно-советскими органами. По всем этим вопросам были приняты Постановления Совета Министров СССР.

Я обвинен в том, что после выселения чеченцев в Казахстане было арестовано за различные уголовные преступления более 2000 человек чеченцев. Эти аресты производились различными органами — милицией, прокуратурой и др. — за убийства, разбой, воровство и т. д. Я никакого отношения к этим арестам не имел, следствия по чеченцам не вел, санкций на арест не давал, а если чеченцы и арестовывались за уголовные преступления, то это проходило в общем порядке борьбы с уголовной преступностью, и я нести ответственность за это не могу. Вот все, что я могу сказать по этому вопросу.

Обращаясь к более позднему времени, Круглов С.Н. напомнил:

Будучи уже министром внутренних дел, я принимал решения об освобождении и снятии с учета спецпоселения лиц, неправильно высланных. Тогда неожиданно для меня состоялось решение Политбюро ЦК ВКП(б), в котором я был обвинен в проведении антигосударственной практики, МВД было запрещено принимать какие бы то ни было решения об освобождении, определено, что они высланы навечно, что бежавшие со спецпоселения подвергаются наказанию 20 лет каторги, а работники МВД, освобождающие их, подлежат наказанию 5 лет тюрьмы. Отдел спецпоселения и вся работа со спецпереселенцами из МВД были изъяты и переданы в МГБ [26].

Из сказанного ясно, что в лице бывшего министра внутренних дел СССР Круглова С.Н., как раз отстаивавшего в меру возможности права спецпоселенцев, был «удачно» найден «козел отпущения», на которого можно было «адресно» (как когда-то на Берия Л.П.) валить определенные «некрасивые» эпизоды былых событий, выставляя его в качестве главного виновника прегрешений партийно-государственной власти. Но «товарищи-обвинители» забыли, что есть еще История, которая медленно, но верно расставит все по своим местам.

В отношении «спецтюрьмы при КПК» Круглов С.Н. написал следующее:

В 1950 году по указаниям Маленкова, который давал их от имени ЦК партии и со ссылкой на тов. Сталина, МВД было предложено освободить отдельные тюремные помещения, назвать начальника этой тюрьмы, укомплектовать тюрьму надзирателями и вахтерами и в дальнейшем этой тюрьмой не заниматься, так как она будет подчинена ЦК и КПК (Комиссии партийного контроля. — Ю. Б.). МВД СССР и я, как министр, выполнили это указание. В этой тюрьме я ни разу не был, ни одного человека из заключенных не видел, не допрашивал. Эта тюрьма просуществовала очень короткое время. Помню со слов начальника тюрьмы т. Клейменова, что в одно время туда был доставлен из тюрьмы МГБ арестованный в то время Кузнецов А.А. Через некоторое время он снова был работниками МГБ переведен в тюрьму МГБ. Министерству (внутренних дел. — Ю. Б.) было разрешено использовать тюремное помещение на общих основаниях по своему усмотрению. Все это могут подтвердить бывшие зам министра т.т. Серов, Обручников, бывший начальник тюремного управления т. Кузнецов и другие [26].

Интересно, что обвинения по данному вопросу предъявлял Комитет партийного контроля, являвшийся правопреемником Комиссии партийного контроля при ЦК КПСС, председателю которой Шкирятову М.Ф. как раз персонально и подчинялась эта спецтюрьма. Как говорится, «с больной головы на здоровую» постарались партийные деятели переложить этот вопрос. Кто же сам себя осудит?

В числе обвинений в отношении личной работы министра внутренних дел Круглова С.Н. перечислялись недостатки, отмеченные еще при сдаче им дел в 1956 году:

Слабая работа в лагерях, плохая работа милиции и пограничной охраны, а также допущенная грубая ошибка в освобождении некоторых групп заключенных из лагерей и колоний (в 1955 году. — Ю. Б.).

Ha приведенные суждения партийных деятелей обвиняемый ответил:

Но ведь за эти недостатки я уже понес наказание — был освобожден от работы министра. Зачем же сейчас, спустя 4 года, эти материалы снова фигурируют как один из мотивов моего исключения из партии? [26].

Данные обвинения вполне можно было бы считать вообще «устаревшими», поскольку 13 января 1960 года председатель Совета Министров СССР Хрущев Н.С. (реализуя свою давнюю задумку) подписал постановление правительства об упразднении Министерства внутренних дел СССР. Бывшего министра Дудорова Н.П. после сдачи им дел «устроили» на весьма престижную должность Генерального правительственного комиссара Всемирной выставки 1967 года в Москве [10].

По поводу «неправильного получения пенсии от МВД» Круглов С.Н. написал, что «эта пенсия (40 % оклада) была установлена мне МВД СССР на основе закона, как имевшему при уходе в запас 20 лет военной службы и возраст свыше 50 лет. Такую же пенсию я имел право получать по инвалидности, так как Центральная врачебно-экспертная комиссия МВД СССР в 1957 и 1958 годах, а в ноябре 1959 года районная ВТЭК установили мне по состоянию здоровья инвалидность второй группы с указанием, что заболевание связано со службой в МВД». В июле 1959 года (теперь уже бывший) министр внутренних дел Дудоров Н.П. «снял с меня пенсию, назначенную по возрасту и по выслуге лет». Обездоленному пенсионеру МВД оставалось сделать лишь вывод: «Моей вины тут нет».

Перипетии со снятием с партийного учета в Кировской парторганизации были достаточно подробно описаны нами выше, и потому повторяться не будем. Приведем лишь вывод, который сделал Круглов С.Н. из этой истории:

Я сознаю свою ошибку в том, что мне не следовало до решения вопроса о партийном учете уезжать из г. Кирова. Меня это заставило сделать тяжелое семейной положение. Но если бы мне в то время было сказано, что у несмотря на освобождение от работы, я постоянно должен находиться в Кирове, я безусловно бы подчинился этому. Если бы по результатам моего заявления в ЦК КПСС мне было объявлено, что мне отказано в снятии с учета, я немедленно выехал бы в Киров. Я ждал решения своего вопроса. Буду ждать там, где мне укажет партия. Прошу ЦК простить мне эту ошибку.

Следующее «прегрешение» Круглова С.Н. состояло в том, что он «неправильно вернулся в Москву». Объясняя свои действия, бывший партиец писал:

Я искренне хотел искупить свою вину и решил поехать работать на трудный участок. Имея некоторый опыт в строительстве гидростанций, я обращался в ЦК КПСС, в Министерство строительства электростанций с просьбой послать меня на любую работу на строительство Братской ГЭС. По моей просьбе в ноябре 1959 года Кировский обком и горком отпустили меня и сняли с учета в Братский горком КПСС. Я собрался выехать на работу в Братск.

Но и здесь партийные функционеры нашли промашку:

Теперь мне предъявлено обвинение и за этот поступок, что якобы согласия Минстройэлектростанций на мое использование на строительстве Братской ГЭС не было. Но это не верно, согласие было дано. Я уже конкретно говорил о работе с начальником строительства т. Каймушиным. Разве я стал бы сниматься с партучета в Братск, если знал, что меня там не возьмут на работу? Договоренность о работе была. Зачем же теперь все это представлено в другом свете? Почему я не могу работать на строительстве Братской ГЭС, где нужны люди и где я мог бы быть полезным? Ведь я ехал туда не на номенклатурную должность, никакой выгоды не преследовал, хотел работать на трудном участке.

В басне Крылова И.С. по такому поводу «товарищ» Волк сказал достаточно четко: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать…» Другого тут не придумаешь. В нашей стране партийный пенсионер-инвалид был далеко не свободен в своих действиях.

Последнее обвинение касалось «большой квартиры в Москве». Но в июне 1959 года Круглов С.Н. сдал значительную часть жилплощади Райсовету, оставив своей семье, состоявшей из супругов и двух взрослых разнополых детей, всего лишь две комнаты. «Но об этом в докладе на заседании КПК не было сказано».

В заключение своего Заявления Круглов С.Н. высказал такое обращение к секретарям ЦК:

Дорогие товарищи!

Простите, что получилось длинное письмо. Речь идет о моей жизни. Убедительно прошу ЦК КПСС дать указание пересмотреть мое дело, оставить меня в партии. Я искуплю свою вину на низовой работе в любом районе нашей Родины, постараюсь оправдать звание члена партии, в которой провел всю жизнь. У меня взрослые дети, комсомольцы, преданные Родине. Как они будут смотреть на отца? Спасите меня от гибели и позора.

Я обращался с такой просьбой к тов. Н.С. Хрущеву.

Решил изложить свою просьбу и Вам — секретарям ЦК КПСС. Я верю в мудрость Ленинского ЦК КПСС и живу надеждой, что ЦК партии найдет возможным оставить меня в рядах КПСС и даст мне возможность на низовой работе, в труде искупить свою вину и быть участником строительства коммунизма в нашей стране.

С глубоким уважением к Вам

С. Круглов, 19 января 1960 года [26].

Ясно, что никакого ответа от «мудрых» секретарей ЦК на свое письмо-заявление бывший коммунист Круглов С.Н. не получил.

В последующем в официальном коммюнике о работе Комитета партийного контроля при ЦК КПСС в 1953–1961 годах, в частности, было сказано: «За отчетный период Комитет партийного контроля рассмотрел 387 персональных дел коммунистов, виновных в грубом нарушении социалистической законности, и 347 человек исключил из КПСС. Среди исключенных из партии 10 министров внутренних дел и госбезопасности (союзных и республиканских) и их заместителей, 77 ответственных работников центрального, а также областных, краевых и республиканских аппаратов НКВД-МГБ, 72 начальника городских и районных отделов госбезопасности и оперативных работников этих отделов и др. По поручению ЦК КПСС (вот откуда поступали все указания, обязательные к исполнению. — Ю. Б.) Комитет рассмотрел дела и исключил из партии бывших руководящих работников НКВД-МВД Круглова С.Н., Неймана Н.И. и Федотова П.В.» При этом персонально отмечалось: «Круглов, будучи долгое время заместителем Берия, проявил себя как лично преданный Берия человек, грубо нарушал социалистическую законность». В отношении других наказанных в партийном отношении руководителей было написано, что они «в карьеристских целях грубо нарушали социалистическую законность, фальсифицировали дела на партийных и советских работников и тем самым совершили тягчайшие антипартийные поступки, несовместимые с пребыванием в рядах КПСС». При этом КПК следующим образом представили свою работу: «По всем таким делам проводилась тщательная проверка, учитывался характер и последствия совершенных нарушений, а также обстановка, при которой были допущены беззакония». Насколько объективна такая самооценка, мы можем судить хотя бы на примере разбора персонального партийного дела Круглова С.Н. О том, насколько это «партийное чистилище» не было объективно, говорит и такое признание, что «Комитет счел возможным восстановить 40 человек в партии с объявлением строгих взысканий» [57]. Фамилии тех, кто был возвращен в ряды КПСС, «скромно» умолчали, но мне известно, что в 1960 году в их числе были председатель Совета по делам Русской православной церкви при Совете Министров СССР Карпов Г.Г. и бывший заместитель министра внутренних дел РСФСР Богданов Н.К. Однако вопрос о восстановлении в партии Круглова С.Н. так и не был решен положительно. Такова была в ту пору «социалистическая законность».