27 марта.

Коломнин сегодня подтвердил сказанную им вчера новость о Мещерском. Ему об этом говорил Путилин (сыскная полиция). Замешано в этой истории до 200 лиц, гвардия и актеры Александрийского театра: Давыдов, Варламов и другие. Мещерскому, говорят, будет предложено выехать на время из Петербурга. Говорят, что эту историю вел. князья поспешат затушить — из них многие принадлежат к этому обществу. Какой скандал!

2 апреля.

Очень характерный факт рассказал Марков про Селиверстова, который, в кратковременную бытность свою шефом жандармов, купленные им машины для его пензенской фабрики, нагрузив в 4 вагона, приказал местным железнодорожным жандармам, передавая один другому, конвоировать бесплатно до своей станции «Прасковьино». В это время Марков был управляющим Моршанской дорогою. Он не разрешил бесплатный провоз, несмотря на мольбы жандарма, которому угрожала отставка. Но все-таки Марков устроил, что жандарм остался, и получил следуемые 68 руб. за провоз, а шаль, присланную ему Селиверстовым, который хотел этим отделаться, отправил ему назад.

3 апреля.

Золотницкий, не зная, что мы читали сожженную по приказу Комитета министров книгу «Филантропы благотворительности», выдал себя абсолютно, что именно он писал эту книгу. Говоря про петербургских священников, он начал их ругать, говоря, что с ними всегда встречался у своего приятеля Парунова (бывшего председателя Пятигорского общества). Затем сказал, что на днях ему попалась депеша к нему Парунова, где тот ему пишет: «Ваня, приезжай к татарам, выпьем» и проч. и подписывается «рыцарь гроба Господня Парунов» — в этот день он был утвержден в этом звании. Затем многие подробности такие рассказал, которые я читала в этой книге: завтраки, попойки, небрежное отношение к деньгам, раздача их направо и налево, — и все это живо представило мне ту же картину, прочитанную мною в этой книге.

4 апреля.

Вчера нам говорили, что в Германии питают большое уважение к Вышнеградскому, говорят даже, что есть только один политик на свете — Бисмарк и один министр финансов — Вышнеградский. Сумел человек заставить о себе думать! А что про него говорили, когда только его назначили? Даже недавно нам сказали, что государь такой честный человек, а у него два министра мошенника — Вышнеградский и Чихачев, а если назначит Анненкова, тогда их будет целых три.

5 апреля.

Жаконе, корреспондент многих солидных иностранных газет, принес сегодня Е. В. корреспонденцию-телеграмму агентства Рейтера, полученную им сегодня c 1 апреля. В телеграмме просят его разъяснения и подтверждения появившихся во многих английских газетах сообщений насчет вновь начавшейся деятельности русских нигилистов. Газетные сообщения приводятся следующие:

1) что открытие тайного производства бомб в Цюрихе имело связь с заговором против жизни русского царя, который предполагалось привести в исполнение во время пребывания государя в Берлине;

2) что аресты в Вильно были произведены по обвинению в соучастии в этом заговоре, а также и аресты в Петербурге;

3) что полиция нашла в Петербурге 4 бомбы, приготовленные к употреблению, но место их нахождения скрывает;

4) что тайная полиция южной России имела сведения указывающие на то, что в ближайшее время начнется новая кампания крайней революционной партии, что эта деятельность со стороны нигилистов была вызвана ретроградной политикой графа Толстого. Наконец сообщают, что подозрение падает на нескольких высокопоставленных лиц русской тайной полиции.

Также распространился слух на биржах Вены и Берлина, что царь был ранен в Гатчине в прошлое воскресенье бомбой, брошенной гвардейским офицером. Е. В. этот интересный документ препроводит завтра через жандарма Кулакова Толстому, который теперь еще в Москве.

Сегодня Божидарович говорил, что о покушении 1 марта раньше времени покушения знали в Берлине. Шебеко не на своем месте. Н. И. Петров сказал же про него, что он целый день лежит и читает французские романы. Какой же это шеф жандармов для такого времени!

12 апреля.

Говорила с Н. И. Петровым о нигилистическом движении. Он убежден, что ничего общего с Цюрихом нет. Правда, арестован один артиллерист и два студента… Сказал, что все происходит оттого, что при обыске в Цюрихе оказалась, по предположениям, недостача в бомбах изготовленных, отсюда предположение, что отправлены в Россию. Шебеко и Грессер спят и видят сделать из этого большое дело для своей карьеры, но не имеют на это никакой возможности, все это пустяки. На похороны Паукера в ожидании царя Шебеко приказал все в тех же видах сделать наряд в 40 конных жандармов для охраны, но Петров говорит, что все это — фокусы.

13 апреля.

Асланбеков говорил, что революционное движение вновь начинается, что в Цюрихе один из убитых по неосторожности от бомбы был известный Дейч. Рассказывали нам, будто Гамбургеру было поручено сделать там разведки, куда скрылись нигилисты, когда их хотели забрать, — он отвечал, что ничего узнать не может. Бисмарк прислал сюда царю подробные о сем деле сведения. Хороши наши дипломаты! Об этом говорила Старицкая. Видно теперь, что Петров или не знает, или умалчивает.

17 апреля.

Безродные говорили, что в дневнике Шестакова много обличений. Половцов нашел там письма Победоносцева к Шестакову, где говорится о тупости нынешнего государя и восхваляется покойный наследник. Что будет теперь? Половцов не знает, показать ли эти письма государю.

19 апреля.

Говорили нам, что Шестаков перед смертью тоже написал письмо царю, в котором говорит, что политика и ретроградные взгляды Победоносцева приносят вред России, и советовал отдалить его. Если это правда, что оба письма были написаны, то видно, что оба не достигли цели.

25 апреля.

После тяжких страданий умер сегодня в 4 часа 20 минут гр. Толстой. Третий министр умирает в полгода — Шестаков, Паукер и Толстой. Государь и государыня прислали нежные телеграммы вдове. Теперь уже начали толковать о преемнике. Министерство, по словам Скальковского, желает, чтобы Плеве был назначен. Называют, кроме вчера названных мною, еще двух генералов — Черткова и Дондукова; один — под башмаком своей жены, которая ему всегда портила, когда он заведовал какой-либо частью, другой — известный пьяница.

26 апреля.

Сегодня Вишняков сказал, что завтра в первый раз Плеве едет к государю. Галкин приехал после панихиды, рассказал, что царская депеша к вдове очень нежна. Завтра она будет напечатана. В ней говорится, что царь не знает, чья потеря больше — его или ее, говорит об его преданности, верности и проч.

Толстой не ожидал, что смерть так близка, приехавшего сына пожелал видеть на другой день, чтобы быть спокойнее. Доктора тоже думали, что он переживет вчерашний день, потому он и не причащался. В ночь накануне смерти он дал дежурному доктору ключ от своего стола, который висел на цепочке у часов, и потребовал два доклада, которые подписал. Хотел при жизни сделать из любимого своего имения «Маково» майорат, но не успел. Там он устроил особенную башню для библиотеки, осушил почву, чтобы сохранялись книги, и неоднократно говорил, что хотел бы лечь возле своих книг. Сперва думали его похоронить в Александро-Невской лавре, но затем вспомнили, что он не раз говорил, что не желал бы, чтобы его хоронили монахи. Теперь решено отпевать его в Почтамтской церкви, а хоронить в деревне. Умер он в полной памяти. Простудился в среду, навещая свою дочь, которая была нездорова, — и сделал это по настоянию своей жены — снял пальто, выходя из кареты. Все говорят о Толстом как о цельном характере с большой силой воли и энергией. У всех на языке — «трудно заменить».

27 апреля.

Других нет разговоров, как о заместителе Толстого. М-mе Шамшина сказала, что слышала, что больше всех шансов у Островского. М-mе Вышнеградская долго у нас сидела, говорила, что, по мнению ее мужа, две комбинации возможны: назначить Дурново или оставить временно управлять до августа Плеве, затем его назначить.

Слышала возмутительный рассказ от Коли, которому по секрету сказал Граббе, поехавший поздравить владыку с праздником. Он без доклада вошел в гостиную — людей никого не было — и без ужаса не может вспомнить позу дамы и его, в которой он их застал. Вся охота посещать владыку у него пропала. Он поспешил незаметно уйти, оставив у швейцара карточку. Как грустно это слышать!

28 апреля.

Сегодня получила записку от Скальковского, что министром внутренних дел назначен Дурново.

Процессия похоронная прошла мимо нашего дома. Сперва шли курьеры, телеграфисты и проч., несли впереди его герб, ордена на одной подушке. Катафалк был замечательно украшен цветами и венками. После этого хлынула толпа подчиненных, почитателей и друзей. Отпевали его в Почтамтской церкви и отвезли в его деревню, в Рязанскую губ. Государь и царица приезжали на вынос.

Про Дурново все говорят, что он добр, но положение меняет людей.

29 апреля.

Дурново назначен управляющим Министерства внутренних дел и остается в IV отделении.

Был Коломнин. Сказал, что государь велел прекратить производство дела по поводу крушения 17 октября, раз комиссия нашла, что Посьета не надо предавать суду.

Старый адмирал Гейден пришел с известием, что был у Чихачева, который вчера сюда вернулся, что в эту минуту у него собралось много докторов, что он очень плох.

30 апреля.

Рассказывали, что Дурново говорил государю, что не чувствует себя способным принять новое назначение. Государь упросил его взять на год и, если не привыкнет, вернуться на прежнее место. Вследствие этого Зубов назначен временно управляющим IV отделением, а Делянов председателем Опекунского совета.

В Карно стреляли холостым зарядом, и стреляли не в Париже, а в Версале, во время празднования столетия Французской революции.

Асланбеков рассказывал, что вел. кн. Владимир сильно изменился: страшно исхудал, грудь впала — производит впечатление, что в нем таится серьезная болезнь. Ему даром не обошлись все эти скандалы и рассказы.

По словам Кутайсова, которому рассказывал один приятель Дурново, Дурново ему сказал, что в министерстве он не сделает никаких перемен, кроме тех, которые ему были указаны государем, что и эти перемены ему тяжело делать.

Асланбеков повторил, что Посьет дело крушения свалил на злой умысел, что он это знает достоверно. Это-то и заставило царя от него отвернуться.

2 мая.

По случаю назначения Дурново министром выдуманы следующие остроты: одна — «не нашли хорошего, назначили дурного», вторая — что «Синельников (зять Дурново) ist Tol geworden» (Стал Толем (нем.).), a Толь был зять Толстого.(есть и другая возможность игры слов: toll geworden — стал сумасшедшим, бешенным — ldn-knigi)

Сегодня у Граббе Коля встретил сына Воронцова, который ему сказал, что Дурново страшно глуп, но очень добр, что его отец ничего не имел против этого назначения, что государю за него говорил Рихтер, что государь любит Дурново, и все за него ввиду вышеназванных двух эпитетов, а что другого кандидата не назначили, потому что один был слишком умен. О ком это он говорил — не понимаю. Неужели Дондукова считают слишком умным?

3 мая.

Была сегодня у Кривошеиных. Говорили про Дурново, с которым они большие приятели. Он говорит, что Дурново решительно не останется больше года министром, что он берет в товарищи, вместо Гагарина, иркутского генерал-губернатора гр. Алексея Игнатьева, которого думают готовить в министры. Говорил, что Дурново, с тех пор как назначен, потерял сон — тревожит его полицейская часть. Кривошеин говорит, что Дурново болеет со смерти дочери, кашляет, характер его переменился — он сделался серьезнее, мрачнее, никогда больше не шутит, как это нередко прежде бывало. IV отделение совсем по нем. Рассказали, что он прекратил приемы просителей по этому отделению на дому, ввиду того что однажды к нему пришла одна дама, привела пять человек детей, их оставила у него, а сама скрылась. Дурново их накормил, а затем в его ландо их отвезли к Грессеру.

Умер сегодня Танеев, который управлял Собственной его величества канцелярией.

4 мая.

Утром пришел Каульбарс. Сказал, что неправда, что вел. кн. Владимир переменился, он вполне здоров.

Саша Безродная говорила, что многие члены Гос. совета говорят, что от Плеве никогда не слышали его мнения, что он всегда уклоняется от ответа, что его многие считают за «красного», что он теперь старается это скрыть. Также и Кони, который остался «архикрасным». Переменись сегодня направление — сейчас бы оба и выказались. Это вполне возможно. Она не первая это говорит про Плеве.

6 мая.

Сегодня утром прочла об утверждении Дурново министром внутренних дел с увольнением из IV отделения.

Сегодня день совершеннолетия цесаревича. Он сделан флигель-адъютантом и членом Комитета министров и Гос. совета.

Приехал Moulin из Парижа. Рассказывал, что Драгомирову было оваций без конца. Он был всюду. Был с Moulin в маленьком кафе, где давалось представление — 40 женщин в русских военных мундирах всех полков, затем пели русский гимн и Марсельезу. Драгомиров плакал от восторга.

Затем рассказал, что он слышал, что доктор Люис приглашен в Петербург для императрицы, которая не чувствует себя лучше от пользования доктора Шарко и которая страдает расстройством нервов. Moulin говорит, что этот доктор, Люис, — настоящий шарлатан.

Коцебу во время incident Sagallo (Случай в Сагалло (франц.).) громко кричал, что русское правительство отказывается от Ашинова и его спутников. M-me Adam сделала сбор для жертв этого случая, но отсюда получила депешу от одного Филиппова, который работает в редакции Комарова, что русские не желают пожертвований от людей, которые пролили кровь их соотечественников. M-me Adam вообразила, что эта депеша от Тертия Филиппова, врага Победоносцева. Moulin говорит, что, получив депешу, она горько плакала.

На предстоящих выборах Буланже имеет, по его словам, много шансов — его поддерживают монархисты. Говорит, что займы разочаровали французов. Они охотно несли деньги на эти займы, надеясь, что Россия на эти деньги начнет строить необходимые дороги на случай войны и вооружаться, но этого не случилось. Сказал, что Вышнеградский сильно попался, завязав сношения с Ротшильдом. Через полчаса после Moulin пришел банкир Клима, который восхвалял Вышнеградского именно за мысль этих займов и за то, что он сумел привлечь Ротшильда к России, который говорил, что никогда не будет с нами иметь никакого дела.

7 мая.

Вместо Дурново в IV отделение прочат Ольденбургского. На место Танеева назначен Ренненкампф.

Был Романченко. Он жалеет Толстого, но своим новым начальником доволен. Ему уже устроили в столовой Дурново канцелярию: поставили письменный дамский стол, вынули посуду из шкафа, и туда он кладет бумаги. Дурново ему не звонит, как, бывало, граф, а, если ему понадобится что-либо, сам выходит к нему.

В ту минуту, когда Толстой умер, Романченко находился в своей канцелярии. Двери к графу были открыты, он лежал через комнату. За несколько минут до его смерти вошел Плеве в канцелярию из Комитета министров и спросил: «Что, как?» Романченко отвечал: «Плохо». Вдруг послышался крик — с графиней сделалось дурно. Граф скончался, доктор вышел сказать об этом. Плеве в это время отошел к окну, две слезы скатились из его глаз, он их отер кулаком, затем обратился к Романченко и сказал: «Теперь надо распоряжаться; запереть столы и, не спрашивая никого, суммы взять из ремонта дома». Романченко телефонировал Заике. Спросили графиню, где его положить. Она решила внизу, но только повторяла, чтобы не было монахов — граф их не терпел. Когда затем митрополит Леонтий Варшавский и Алексей Виленский пожелали у гроба отслужить панихиды, им в этом было отказано. Толстой совсем не пожелал видеть сына, просил жену следить, чтобы он не ворвался к нему.

 Из слов Романченко могла заключить, что он в последний его приезд сюда к нему охладел. Он был недоволен его женитьбой. У Толстого осталось мало денег, всего 55 тыс., которые он получил выкупные, 7 тыс. в банке и 4 билета внутреннего выигрышного займа. Все состояние оставлено графине.

Игнатьеву решено только предоставить те департаменты, которые были у Гагарина. Полиция не отойдет от Дурново.

Завтра в первый раз наследник будет в Гос. совете.

8 мая.

Навестил меня митрополит. Он не жалеет Толстого, рассказывал про него, что никто не помнит, когда он причащался. В бытность его обер-прокурором Синода он ни разу не был в Исаакиевском соборе, не заглядывал в синодальную канцелярию, где только висел его мундир на вешалке. Когда назначили Победоносцева и он туда вошел, он увидел на столах груды бумаг и немедленно уволил всю канцелярию.

Рассказывали нам, что у Чихачева дурная денежная история, которая может его заставить уйти из министерства, какие-то заплаченные им счета модистке из казенных сумм. Говорят, что он заплатил миллион Богарне, чтобы его назначили управляющим министерством.

17 мая.

Е. В. рассказывал про свое свидание со Строгановым, у которого он был адъютантом, когда тот был одесским генерал-губернатором. Старик встретил Е. В. словами: «Откуда? Зачем? Надолго ли?». Накануне градоначальник Одессы Зеленой сказал Е.В., что Строганов положил в 8 больших мешков все свои записки и бумаги, запечатал мешки и отдал Чихачеву, чтобы тот отвез их на пароходе Черноморского общества и потопил в Архипелаге. Е. В. затронул вопрос со стариком об его бумагах. Он ему отвечал, что их сжег. Е. В. с отчаянием воскликнул, что он не имел права этого делать. Тогда Строганов ему сказал: «Император Николай написал следующее письмо начальнику штаба Дибичу, где главнокомандующим был Витгенштейн: «Боюсь, что твой дурак главнокомандующий не решится на эту меру». Вы поймете теперь, почему я сжег мои бумаги». Значит, в них было много такого, что нельзя было обнародовать.

Говоря о министрах, Е. В. сказал, что теперь трудно получить такого, какой был гр. Строганов. Строганов его спросил: «А вы почему знаете?» Е. В. тогда сказал, что он был известен тем, что правду говорил прямо в глаза. На это Строганов ему сказал: «Однажды Николай Павлович при всех меня спросил: «Строганов, скажи, правда ли, что мой дворец хорошо освещен, правда ли, что Костя милый мальчик?» Я отвечал ему: «Совершенно верно, ваше величество». Но наедине, в кабинете, тогда же я ему сказал: «Все, что я вам сказал там, — неправда, у вас ничего не мило и не хорошо».

18 мая.

Узнала сегодня новость, что будет сегодня объявлена свадьба сына Николая Николаевича, вел. кн. Петра, с черногорской Милицией, что вторая черногорская выйдет за Дмитрия Константиновича, а наследник женится на третьей.

Сегодня был рязанский помещик Повалишин, который вместе с Каменским получил право на обработку свинцовой руды на Мурманском берегу. Он говорит, что он был в Ялте в начале октября и там слышал, что готовится покушение на царский поезд, что будто были получены иностранные газеты, где говорится об этом покушении, но газет он не видал. Затем в Москве ему сказал помощник управляющего Московско-Курской дороги, что все болты на месте крушения не были найдены. Марков ему также сказал, что болтов не нашли. Мне все это кажется невероятным. Если бы один Кони производил следствие, то можно было бы его заподозрить, что он покривил душой, вспомнил дело Засулич, которую оправдал, но здесь была целая комиссия, и все инженеры сейчас же ухватились бы, чтобы вывести все наружу.

20 мая.

Во время праздника Конно-гренадерского и Уланского полков, за завтраком, государь сказал тост:

«Пью за здоровье единственного и искреннего друга России — князя Николая Черногорского». Все думают, что это вызовет целую бурю.

Был Ардашев. Много интересного рассказывал о бывшем начальнике сыскной полиции Путилине. Какой это низкий человек! Это страшный взяточник. Пока он не подал рапорт о болезни бежавшего за долги Овсянникова, нельзя было в этом убедиться. Затем он был пойман по указаниям пристава в 24 часа. Как долго этот человек пользовался властью!

На его место назначили Виноградова, человека, пользующегося плачевной репутацией. Его судили раньше за разные проделки. Если пристав какого-нибудь квартала ему не платил взятки, то его полиция разрешала петербургским ворам грабить этот квартал, и не проходило дня, чтобы не было там 3–4 краж со взломом. И такого человека теперь сделали начальником! Видно, что Грессер очень нечист на руку — окружает себя такими людьми.

25 мая.

Узнала, что воспитателем нынешнего государя был Гогель. Он всегда был ленив и начал учиться только тогда, когда сделался наследником.

27 мая.

Мокринская говорила, что вел. кн. Николай разделил оставшиеся бриллианты императрицы Александры Федоровны, подаренные его жене, с тем чтобы переходили из рода в род, между двумя сыновьями, и каждому досталось на 89 тыс. У Александры Петровны, кроме этих, было еще на 900 тыс., но теперь у нее ничего нет. Государь ей дает из своей шкатулки 17 тыс. в месяц. Она всегда без денег и на днях еще получила от царя подарок в 75 тыс. Этого не следовало бы делать, она такая распутная.

Говорят, что Александру Иосифовну очень любят при дворе, что она льстит государю и все его целует.

Вечером пришел Бобриков. Он говорил, что Воронцов написал царю, что тост лучше не печатать, но государь на его же письме написал: «Наверное печатать». Бобриков слышал, что после этого тоста Ротшильд телеграфировал Вышнеградскому, что вследствие этого тоста он потерял на последнем займе 20 млн.

28 мая.

Были у архиерея Антония. Это — достойный монах, не чета киевскому викарию Иерониму, у которого ужасная репутация. Он открыто живет с Демидовой Сан-Донато, водворил к ней своих шестерых детей, которые с ним у нее ежедневно обедают. Гр. Владимир Бобринский говорил Е. В., что даже из-за этого перестал совсем ездить к Демидовой, где Иероним разыгрывает хозяина. Говорят, что он пленяет своими глазами.

30 мая.

Сегодня много у нас говорил Нарышкин про персидского посланника Долгорукова. Положение там незавидное. Когда шах задумал путешествовать, Эмин-паша сказал Долгорукову, что шах намерен остаться в Петербурге 8 дней. Долгоруков телеграфировал сюда и получил ответ, что согласны его здесь оставить только 3 дня. Свиту шах хотел взять в 34 человека, здесь согласились только на 20 человек. Узнав это от Долгорукова, Эмин телеграфировал своему посланнику здесь, который после свидания с Зиновьевым, переговоров с Гирсом наконец получил согласие помимо Долгорукова увеличить свиту шаха. Это — экономический вопрос для шаха, так как лица, которые ему сопутствуют, платят une somme de… (Сумму в размере, (франц.).) за то, что он их взял с собой.

Долгоруков убежден, что, если бы продержали здесь подольше шаха и дали бы взятку визирю, — все было бы подписано, чего хотела бы Россия; разорвана концессия с Рейтерном и проч. Но здесь пожалели дать 1 млн., разделив его так: в 500 тыс. подарок шаху, 300 тыс. — визирю и 200 тыс. другим лицам. Подарок шаху сделали самый неважный — портрет государя, осыпанный бриллиантами. Раньше хотели подарить вазу в 50 тыс., но он их столько уж получил от русских царей, что у него смеются над этими вазами. Думали дать трость в 15 тыс., но у его церемониймейстера трость стоит трое дороже. Расстались обе стороны недовольными.

Самойлов говорил, что Вышнеградский нисколько не поправил наши финансы, — сказанный тост повалил курс; если начнутся дипломатические переговоры, он повалится еще больше, а война доведет рубль до 25 коп. Вышнеградский кому-то говорил, что у него с царем пробежала кошка, называет Бунге. Н. П. Игнатьев явился ему на помощь: в один день трем иностранным корреспондентам посоветовал написать, что против министра финансов ведется интрига. По-моему, это медвежья услуга.

3 июня.

Сегодня с утра начали к нам приходить, чтобы смотреть въезд греков. На всех въезд произвел большое впечатление. На меня же эта церемония произвела впечатление балагана: золотые кареты устарели, смешны; чины двора, которые там сидят, похожи на марионеток; скороходы, арабы, декольтированные дамы — все это вызывает улыбку, а не восторг. Вся процессия движется медленно. Государь тяжело сидит на лошади, в нем много добродушия, но мало импозантности.

18 июня.

Е. В. находит, что тост очень повредил России. Он вызвал дерзкую речь австрийского императора, направленную против нас, в которой он признал Кобургского болгарским князем, тогда как у нас его считают узурпатором.

Наследник наш, ездивший в Штуттгарт на тамошний праздник вюртембергского короля, очень быстро вернулся домой. Видимо, встретил холодный прием, особенно в Берлине, так как об его поездке газеты умалчивают подробности.

Стягивание австрийских и германских войск на нашу границу усердно продолжается. Воевать с ними нам не по силам. Генералов у нас вовсе нет. Вышнеградский за несколько дней до нашего отъезда в деревню сказал, что дал бы 10 млн., чтобы черногорский тост не был произнесен. Государь всегда такой сдержанный бывает. Как это он хватил такую глупость!

23 июня.

Был у нас сегодня сын Льва Толстого, тоже Лев, окончивший курс в гимназии Поливанова и теперь поступивший в университет. Сестру его вторую, Марию, сватает некий Бирюков, который живет мужиком, одевается, как они, пашет и работает по-мужицки. Вся семья против этой свадьбы. Бирюков — очень несимпатичная, некрасивая личность. Но Лев Толстой за него, советует дочери за него идти; она колеблется, хочет принести себя в жертву.

Семья Льва Толстого не знает о напечатанной статье Фета. Несколько времени тому назад Фет был у них, читал им статью, которую собирался печатать. Лев Толстой ее одобрил, но С. Толстой уверен, что Фет не прочел те места, где говорит, что Л. Толстой пьянствовал. Фета же они опять ожидают в Ясную Поляну.

30 июня.

Приехали Бобриковы. Они только что были на южном берегу, жили в Ливадии. Рассказывали, как просто живет вел. кн. Константин Николаевич в Ореанде. В сгоревшем дворце у него в развалинах устроен шатер-столовая, освещенный электричеством, где он и обедает. Туда во всякое время пускают.

Одна приезжая провинциалка приехала в Ореанду с целью на него посмотреть. В этой зале она встретила неизвестного ей господина, спросила его, где бы ей увидеть вел. князя. Тот отвечал, что трудно указать, так как он всюду шляется. На этом они расстались. Затем, при дальнейших расспросах, она узнала, что незнакомец, с которым она говорила, и был именно сам вел. князь.

У него, кроме этой столовой, есть еще два домика. В одном он живет с Кузнецовой и детьми, в другом принимает гостей, которые у него редко бывают.

10 сентября.

Завтракали сегодня Скальковские.

Вспоминали старика Строганова, который никак не мог понять, что из Николая Милютина вышел государственный человек. Он служил у него мелким чиновником, когда Строганов был министром внутренних дел. Затем рассказали про Строганова анекдот. Раз он сказал Канкрину: «Видно, что вы были бухгалтером». (Канкрин был им у какого-то Пепа.) На это Канкрин ему отвечал:

«Правда, бухгалтером я был, а дураком никогда».

А. А. Скальковский говорил, что Валуев ему сказал про Мещерского («Гражданин»), что у него четыре столба: Бог, царь, Грессер и Аркадия.

15 сентября.

Много обедало. Был Витте, который назначен директором Департамента железнодорожных тарифов у Вышнеградского и зараз получил чуть ли не 8 чинов, чтобы занять это место. Витте больше молчал, на вид он похож скорее на купца, чем на чиновника. Когда говорили о Вышнеградском, он странно как-то о нем говорил — отрицал в нем ораторский талант; сказал, что он слишком распространяется; подаваемые ему записки по разным делам он не приказывает печатать, как другие министры, но их прочитывает и запирает в стол, говоря при этом, что не даром же он 10 лет был учителем.

18 сентября.

Константин Скальковский — очень резкий, но очень добрый малый, очень остроумен, всегда метко умеет охарактеризовать каждого в разговоре и в печати. Сегодня он сказал про Витте, что он умен, но бездушный, холодный человек. У него страшное самолюбие, ему теперь хочется показать, что и раньше его слово было с весом.

12 октября.

Каульбарс вчера приходил поделиться с Е. В. впечатлением по поводу депеши в «Новом времени», что эрцгерцог Иоанн Австрийский отказался от своего титула, своего patrimoine (Состояния (франц.).), держал экзамен перед моряками в Фиуме на капитана частного судна. К экзамену подготовлялся год, блестяще выдержал и под фамилией Фельдер поступает на частное морское судно. Этот Иоанн — самый блестящий полководец австрийский, очень ученый, ненавидит Германию, сторонник союза с Россией, раньше командовал дивизией, но ее у него отняли вследствие интриг, и последнее время находился вне Военного министерства.

19 октября.

Долго говорили с Сувориным, который просидел часа три. Рассказывал заграничные впечатления. Он в восторге от Франции, как там все работают. У него составилось понятие о французском народе, что они не любят терять времени на болтовню, как это кажется с первого взгляда. Но Суворин разочарован в России. Он находит, что у нас еще полуварварство. Он 8 лет не был за границей, свыкся с Россией и считал, что нигде нет такого благоустройства, как у нас. Теперь у него совсем обратный взгляд. На Германию он смотрит, что это — колосс, готовый проглотить всю Европу и восстановить древнюю империю Гогенштауфенов. Он того мнения, что никто и ничто не в состоянии устоять против Германии.

20 октября.

Очень верно вчера заметил Суворин, что все русские очень любят болтать, что в этом у них проходит очень много времени; второе занятие пустое — карты. Суворин теперь того мнения, что нет дураков на свете, что есть только умные люди и люди еще умнее. Самый умный человек, какого он когда-либо встречал, — Некрасов (поэт), но это был ум холодный, расчетливый, несимпатичный. Граф Н. П. Игнатьев, которого он встретил в Париже, сказал ему, что, бывши министром внутренних дел, он не знал России, но теперь ее знает хорошо. Это видно: Игнатьев так умело устраивает свои собственные денежные дела в ущерб России, продавая свои земли за дорогую цену немцам, нашим врагам.

Много говорят о новом внутреннем займе с выигрышами. Все порицают мысль Вышнеградского выпустить такой заем, где номинальная цена билета 100 руб., а банк государственный продает их за 215 руб. и отказал на них подписку в рассрочку. Это, по-моему, недостойно правительства. Этот выпуск является как бы в помощь дворянам, так как только одни дворяне могут на него подписываться. Билеты двух прежних выигрышных займов пали, и очень сильно. Правительство само узаконивает азартную биржевую игру. Сейчас видно, что министр финансов — бывший гешефтмахер. Иностранная пресса, наверное, будет на Россию за это нападать.

29 октября.

Е. В. смотрит, что поездка в Константинополь Вильгельма может иметь печальные последствия для России. Не дай бог, чтобы Турция сделалась союзницей Германии.

Сегодня с утра много народу. Доброславин вернулся из Уфы. Рассказывает, что «Очерки дикой Башкирии» — 1/10 того, что делается в этом отдаленном крае, что там царит произвол, беспорядок полный в администрации. Губернатор Норд приехал после того, как уже перед ним приехали его векселя на 45 тыс. руб. Там был мошенник вице-губернатор, который сумел захватить векселя и взять в руки Норда, — теперь вице-губернатор всем распоряжается. Железная дорога построена плохо, уперлась в Златоуст. Остановили постройку — дорого стоит. Ничего не возит, а везут все около железной дороги гужом. Уфа не выросла до города настоящего, Оренбург же дорога убила. Вообще все там делается ненормально и дико. Много таких диких дорог на совести покойного Министерства путей сообщения с Саловым и Посьетом во главе.

Николаев говорил про новый заем — он ему не сочувствует. Бунге в Комитете министров отказался подписать на него свое согласие. Он говорит, что это грабят народ, играя на страсти к выигрышам; что есть касса сбережений, куда народ приносил свои сбережения, что там уже капитал с 6 млн. руб. вырос до 100 млн. руб., а что теперь все вынули свои сбережения, и эта касса опустела, — все бросились покупать новый заем. Николаев находит, что это вполне безнравственно и вредно для государства поощрять любовь к азартным спекуляциям.

Говорили нам сегодня, что вел. кн. Николай Николаевич совсем плох, лицо его все завязано, видны только одни глаза. Хотя есть доктор, который его лечит, но он принимает лекарства и средства, которые ему дает Числова, т. е. Николаева. К нему она не входит, детей не пускает, и он целый день проводит вдвоем с фельдшером.

Вел. кн. Константин тоже живет идиотом: физически он поправляется, но языка нет, хотя есть у него память. Доктор Муринов говорил Доброславину, что, когда он ездит в коляске и при нем ошибутся названием улицы в Павловске, он начинает мычать и сердиться. Характер у него нетерпеливый, окружающим его с ним тяжело. Он смотрит на предмет и показывает, чтобы его ему подали. Бросаются ему его принести — он сердится, что не то, показывает налево, на другой предмет. Подают — опять не то. И это продолжается по нескольку часов и несколько раз в день. Плохо кончают свое земное поприще братья покойного царя.

2 ноября.

Абаза спросил мнение Николаева о займе. Он отвечал: «Мошенническое дело и аляповато исполнено». В финансовой комиссии под председательствованием Абазы, где оно прошло, как известно, Бунге остался при особом мнении. Рейтерн не приехал, а подписали Абаза, Вышнеградский, Филиппов и Дурново. Последний только думал об одном — помочь дворянам.

3 ноября.

Говорят, что вчера порешена свадьба нашего наследника на Маргарите Германской. Об этом говорят на бирже.

6 ноября.

Был Кушелев. Говорил, что царица последние дни что-то невесела, что возможно, что ее тревожит предстоящая женитьба цесаревича на Маргарите, которая очень нехороша собой. И наследник невидный. Это навело Кушелева на мысль, что у нас выродятся царские типы. Он сказал также, что цесаревич любим в Преображенском и Гусарском полках, где он служил, но в нем нет грации, он неловок, не умеет встать, говорит же очень приветливо и развивается физически, но не умственно. (Наследник — Николай II) Сегодня гусарским парадом командует вел. кн. Павел Александрович.

8 ноября.

Завтракал Moulin. Он встревожен слухами, что наследник будто бы женится на сестре германского императора, говорит, что эта свадьба оттолкнет от нас Францию.

9 ноября.

Завтракал у меня Орлов из дворца вел. кн. Николая Николаевича. Говорили много про Болгарию. Он не того мнения, что война была грустной ошибкой, но он находит, что последствия ее были гибельны для Болгарии: создание там конституции, там, где нет мало-мальски образованных и грамотных людей, затем те русские генералы, которые туда посылались, — они были или нули, или бесчестные люди. Один был порядочнее других — Кантакузен, но все-таки в нем греческая кровь. Каульбарса он считает младенцем, невменяемым, который только думал при поездке в последний раз в Болгарию сохранить из 12 тыс. франков, которые ему дали, половину для своей семьи.

Говорили про Драгомирова. Орлов рассказывал, как на экзаменах относился Драгомиров к офицерам. Одному сказал: «Нужно же было вам ехать из такой дали (из Восочной Сибири), чтобы нам лапти плести». Другому сказал: «Знаете вы русскую песню «Огород городить?» Тот отвечал, что этой не знает, а знает другую — «Камаринский мужик». «Находчивы, — сказал на это Драгомиров, — поставьте ему вместо нуля единицу». И много в таком роде случаев. Офицеров Драгомиров не любит, а солдат называет честнейшими, вернейшими слугами царя и отечества. Однажды Драгомиров встретил генерала, который не заметил, что проходивший солдат отдал ему честь, и не поклонился. Драгомиров остановил генерала и сказал ему: «Вам кланяется честнейший человек, вы ему не отвечаете, а небось низкопоклонничать перед начальством, заходить туда разными ходами, — вероятно, вы все это проделываете».

Много мы толковали и про Скобелева, который приказывал носить свою шинель и постель на бастион. Все думали, что он там спит, а он преспокойно проводил ночь в своей палатке с женщиной.

10 ноября.

Рассказал Комаров причину болезни вел. кн. Николая Николаевича (рак на щеке), которую так скрывают его приближенные. Когда была объявлена помолвка сына вел. князя, Петра, Числова так рассердилась на него, упрекая его, что сыну невесту нашел, а ее дочери нет, неожиданно для него бросилась на него и дала ему пощечину. Он не удержался, ударился щекой об острый угол камина. С тех пор у него заболела щека и явилась раковидная опухоль, затем рак. Долгое время у него был синяк и он никуда не мог показаться. Все это Комаров рассказал за достоверное.

Про Филиппова сказал Комаров, что он всюду повторяет, что Россию господь наказывает долголетием митрополита Исидора.

11 ноября.

Комаров насчет актрисы Мокур рассказал, что будто ей стоило 70 тыс. доказать Лейхтенбергскому неверность его жены, и доказать это фактически, на деле, на месте преступления, что поэтому произошла драка между принцем и вел. кн. Алексеем, а затем они сделались друзьями, и жена была уступлена.

Вчера на похоронах Градовского студенты не хотели допустить лицеистов нести ордена. Коркунов их убедил отдать им один, св. Анны, который Градовский получил за службу в лицее.

Принес Жаконе вырезку из «Times» от 15 ноября, где пишут, что государь дал три месяца непрошеного отпуска Победоносцеву. Поводом к этой немилости послужило религиозное гонение так долго бывшего всемогущим прокурора Святейшего синода. Оказывается, что во время пребывания царя в Копенгагене он получил памфлет m-r Дальтона, где он пишет, каким гонениям подверглись балтийские лютеране по приказанию Победоносцева. Говорят, он был глубоко возмущен рассказами, каким страданиям подвергаются лютеранские пасторы; высказал это в разговоре с датским двором, и его убеждали там, чтобы гуманнее обращаться со всеми, кто не принадлежит к православной русской церкви. Государь в ту минуту ничего не обещал, но, по-видимому, остался под впечатлением того, что слышал. И вот 14 дней спустя после своего возвращения в Россию он написал собственноручное письмо к обер-прокурору, где дает ему три месяца отпуска, с тем чтобы он это время употребил на приготовление полного и убедительного ответа на памфлет Дальтона. Несколько раз Победоносцев старался добиться аудиенции у государя, но в ней ему было отказано и сказано, что царь его не примет, пока он не подаст свою оправдательную записку. О немилости к Победоносцеву говорили уже более месяца тому назад и гоже называли мотив — ответ его Евангелическому обществу, т. е. пастору Дальтону, и ответ Дальтона на его письмо.

Жаконе того же мнения, что свадьба наследника с Маргаритой может иметь дурные последствия. Нехорошо поступил наследник: был в Вене и не заехал с визитом к императору.

Лицеисты сегодня говорили, что конституция, написанная Градовским, лежала у Толстого в шкафу в его кабинете и, когда Толстой проходил мимо этого шкафа, он всегда от него отворачивался.

26 ноября.

Вчера умер Ляский (Международный банк). Акции банка сразу понизились до 35 руб. Что значит один человек!

Вчера Куропаткин ездил к Вышнеградскому требовать 40 млн. на военные нужды. Несмотря что все говорят о мире, — готовятся к другому.

Про Министерство путей говорят, что Гюббенет путается, не знает многого и дела идут там не блестяще.

Батьянов обнял Moulin за прием, который был сделан ему в Париже. Ему все там показали, Соссье даже специально для него сделал смотр с ружьями и бездымным порохом. Батьянов находит, что французы совсем готовы, что умеют отлично ходить, что в них есть боевой дух. Соссье — умелый, дельный генерал. Немцы, по его мнению, не пошли дальше 1870 года, в них чувствуется, что они не желают войны, относятся к ней равнодушно.

Сегодня рассказывали, что германского императора немцы не берут всерьез, что он слишком любит les aventures (Авантюры (франц.).), его министры никогда не знают, когда они завтракают в Берлине, в каком городе они будут обедать.

Moulin говорит, что в последнее время французское правительство недоверчиво относится к России, что толки о свадьбе наследника тревожат Францию, а также сделанное царем приглашение Вильгельму приехать весной на охоту, затем на маневры в Красное Село.

Был на этих днях Нисси. Жаловался, что их японская конституция причиняет немало хлопот — пересмотренные послами торговые трактаты она не утверждает, являются недовольные выскочки, которые тормозят дело.

На днях был вечер у Гирса (в день провозглашения республики в Бразилии). Кампо-Саградо высказался, что боится, что в Испании будет тоже скоро республика. Стали рассуждать, где будет затем. Решили — в Италии, затем в Германии, в Австрии, а Россия, по словам Кампо-Саградо, только запрется со всех сторон и не впустит к себе ни одного иностранца после этих событий.

30 ноября.

Вчера Романченко рассказывал, что у Дурново нет выдержки Толстого, он прост, обходителен, но по временам страшно вспылит, делается весь красный, страшно кричит. Рассказал также, что камердинер государя Вельцин пользуется царским большим доверием, творит много добра, но государь ему всегда говорит: «Чтобы Воронцов не знал». Акции Воронцова не так хороши, как прежде. Черевин его теперь не жалует и говорит, что легче три обеда съесть, чем дело сделать с Воронцовым. Воронцов зазнался. В день рождения царицы от войск гвардии приехал ее поздравить помощник вел. кн. Владимира Ребиндер. Воронцов вышел к нему, выслушал поздравление, затем объявил, что он не приглашен к завтраку, и Ребиндер должен был уехать.

Про Драгомирова продолжают рассказывать ужасные вещи. Что он будто поцеловал руку лакею в гостинице. Также говорят, что, выходя из номера вечером, он приказал дежурному вестовому лечь у себя на диван в передней, но тот лег на пол и коврик положил себе под голову. Вернувшись домой, Драгомиров увидел это и на другой день распек полкового командира, что солдаты не исполняют приказаний. Начальника дивизии Дандевиля, который представлялся ему, он принял так: вошел в приемную, встал у окна, затем повернулся, увидел Дандевиля, спросил, зачем пришел, сказал, что, когда нужно будет, он его позовет, повернулся и ушел. Все это уже написано в «Figaro». Moulin говорит про Драгомирова, что это только сначала он делает небольшие промахи, что Драгомиров гений, которого отечество не понимает, что он единственный из воспитывавшихся и воспитывающихся в академии в течение 56 лет получил золотую медаль.

Вел. кн. Владимир отказался от кавказского наместничества.

3 декабря.

Умерла скоропостижно Числова. Вел. кн. Николай Николаевич очень огорчен. Напечатано про нее, что «Николаева» умерла. Вчера наш священник говорил, что по распоряжению вел. кн. он открывал и в Николаевском дворце, и в церкви Благовещения царские врата, служил молебен о болящей Екатерине, на котором были Орлов и два сына Числовой от вел. князя.

Рассказывают нам, что вел. кн. Алексей расстроен, что у него седеют волосы: сидит перед зеркалом и с остервенением выдергивает их то из головы, то из бороды.

5 декабря.

Мокринская рассказывала подробности смерти Числовой. Вел. князь уже с ней был в холодных отношениях с лета, видел ее изредка. В день ее именин, 24 ноября, заходил к ней на 10 минут. Он хотел уже ехать по случаю своей болезни (костоеда в деснах) в Соренто. Решено было, кто будет его сопровождать. Это путешествие ускорило смерть Числовой, которая страдала раком в пищеводе, — она умерла голодной смертью.

В это же время жена вел. князя, Александра Петровна, чудит в Киеве. Устроив свой монастырь, она решилась туда переселиться. Монастырь находится далеко от ее дворца. Она решила, что ее перенесут в эту обитель, и не иначе желала, как чтобы ее несли женщины, так как она уже несколько лет притворялась, что у нее нет ног. Это своеобразное шествие совершилось в 4 часа ночи. По глухим улицам Киева ее понесли бабы, сопровождал ее Томара (киевский губернатор). Подходя к монастырю, она вскрикнула: «Кажется, свершилось чудо, я чувствую, что могу ходить!» — встала с кресла и вошла в монастырь. Тут же она телеграфировала государю: «Господь совершил чудо. Я получила ноги». Это она проделала комедию. Этой вел. княгине государь дает ежемесячно 14 тыс., своих она имеет 4 тыс. в месяц, но она вся в долгу и третий месяц никому не платит во дворце. В Киеве ее поставщики отказались ей поставлять, всем она должна, и теперь над ней назначена администрация.

Числова же оставила большое состояние, больше миллиона. Вел. князь ей много давал и денег и подарков. Когда ее выслал покойный государь в Венден, он ей дал 500 тыс., а каждому из детей по 100 тыс., что составило 400 тыс., так как их четверо. Вел. кн. Михаил был весьма нежен во время ее смерти с братом; при нем эта смерть была объявлена Николаю Николаевичу, который это известие принял относительно спокойно.

7 декабря.

У вел. кн. Владимира Александровича болит щека, это нехорошая болезнь, которую он получил от жены, давно уже болеющей этой болезнью. Рассказал это гр. Толь, мать которого всегда дружески принята в этом дворце.

14 декабря.

Сегодня были у митрополита. Он вспомнил про бунт в Петербурге 1824 года. Рассказывал про Петербург того времени, что, где теперь Конногвардейский бульвар, был канал и вплоть до дворца можно было ездить на лодках, что, когда Шульгин из Москвы был переведен в Петербург обер-полицмейстером, с ним переехало в столицу много темных людей, которые устроили себе под дворцом из досок на воде жилища и там укрывались от преследований. Во время бунта Московский полк стоял развернутым флангом от Сената до дворца. Против памятника Петру I был тогда мост на ту сторону. Чтобы можно было его разводить, вырубали с двух сторон лед, и туда-то во время бунта было брошено много тел, даже полуживых. Опять вспомнил митрополитов Серафима Петербургского и Евгения Киевского, как последний на извозчичьих санях со своим дьяконом Прохором не мог прямо вернуться во дворец, а поехал, с Прохором на запятках, через Гороховую и Фонтанку, и тогда уже во дворец, бывши в полном облачении. Как он сам вечером, бывши тогда иеромонахом, приводил студентов семинарии к присяге Константину, а через неделю без всяких объяснений тех же студентов должен был вторично заставлять присягать Николаю. Что император Николай 14 декабря пошел в народ, чтобы узнать, будет ли народ его недружелюбно принимать как императора, но увидел, что в народе нет к нему недружелюбных чувств. Солдаты Московского полка отвечали, что им приказали офицеры не присягать, так как обижают их царя. Рассказал, что все казненные до казни исповедались сердечно и раскаялись. Один Пестель не захотел причаститься.

15 декабря.

Звегинцев рассказал сегодня, вернувшись от Грессера, что будто государь очень встревожен, что ежедневно на Александровской колонне перед дворцом вечером появляется над колонной вензель «Н», что это якобы предзнаменование, что царь скоро умрет. Второй его же рассказ, что отец Иоанн предсказал, что будет мор в Петербурге, и его поэтому хотят засадить. Капиталы, собранные на сооружение храма на месте кончины царя, все раскрадены. Конференц-секретарь Академии Исеев должен был оставить свое место. Председателем этой комиссии был вел. кн. Владимир, он и до сих пор там считается — но делом совсем не занимался. Все говорят об этом вопиющем деле.

19 декабря.

Фесенко вчера рассказывал, что Драгомиров подошел к караулу, стоявшему у его дома в Киеве, приказал им сойти с мест, затем дал несколько других команд, которые были исполнены солдатами, не понимающими, чего от них требуют. Драгомиров тут же позвал начальника солдат и, высказав ему, что солдаты не знают своих обязанностей, что с места не смеют сходить, отдал их под суд. Узнав об этом, в Харькове стали учить солдат, чтобы, стоя на посту, не слушались команды Драгомирова. Когда он захотел, чтобы сняли у него почетный караул, его никто не захотел слушаться. Он схватился за голову и, бегая по комнатам, кричал: «переучили». Без конца все рассказы про этого взбалмошного генерала.

Романченко сказал, что слышал, что все деньги вышли, но что растраты не было. Что Исеев ушел из-за ссоры с академиком Якоби, который обнаружил многие его злоупотребления, и сам должен был оставить Академию. Насчет уездных начальников теперь пришли к тому, что цензы земельный и образовательный не обязательны, что Министерство внутренних дел может утверждать в этом звании и лиц, не имеющих оных, а тем, кто получает пенсию и поступает на это место, пенсия сохраняется.

21 декабря.

Сегодня было много народу. Фесенко говорил, что видел Исеева — ходит мрачнее тучи, ужасно имеет несчастный вид. Про него ходят очень дурные слухи, будто подделал подпись вел. кн. Владимира, много накрал и проч., но все может быть и раздуто. Когда у нас начинают на кого-нибудь нападать, то мер нет.

Говорили о покойном императоре Вильгельме, который был очень доступен, и все, кто хотел, имели к нему доступ и могли вести с ним откровенную беседу обо всем. Теперешний Вильгельм, благодаря тому, что социальный дух сильно развит в Германии, должен жить суетливо, так, как живет: всюду показываться, говорить так много и проч. — иначе его не будут долго терпеть.

Батьянов говорил, что получил конфиденциальный приказ по дивизии, чтобы полки не здоровались с вел. кн. Марией Павловной. Он этот приказ сообщил полковым командирам, и один из них издал конфиденциальный приказ по полку, который был всеми прочитан.

Любимова сказала, что Феоктистов ужасно желает дать предостережение «Гражданину», но не может ввиду сильной поддержки, которая у него в министре. Правда, Мещерский яро отстаивает в своей газете все то, что теперь вырабатывает Министерство внутренних дел.

23 декабря.

Утром был Самойлович. Рассказывал подробности дела Исеева, который, оказывается, очень виноват. Всю историю поднял из личной мести академик Якоби и повел ее через Воронцова, который и сказал об этом государю. Якоби тоже поплатился за это, потерял место в 4800 руб. и казенную квартиру, а сам бедный человек.

25 декабря.

В «Temps» помещены две депеши. В одной из них говорится, что будто бы в Гатчинском дворце был взрыв газа и представляют государя трусом, что он очень испугался и проч.; в другой — будто бы царя отравить хотели. Moulin уверен, что это немецкие депеши, которые некогда появлялись в «Standart», a теперь переехали в «Temps», также и «Republique francaise».

27 декабря.

Жаконе приходил рассказывать Е. В., что все иностранные газеты полны бессмысленными вымыслами насчет покушений на жизнь государя, что делаются в Петербурге будто бы ежедневные аресты и проч. Все это придумывают немцы, чтобы волновать умы и чтобы эти «утки» перепечатывались во Франции. «Journal de S.-Petersbourg» в прошлую пятницу даже нашел нужным официально опровергнуть все эти глупости. Но вряд ли немцы умолкнут.

Moulin читал в одной немецкой газете, что цесаревич пламенно влюблен в сестру германского императора Маргариту, но ее брат, император Вильгельм, не соглашается на эту свадьбу, так как сестра, если выйдет замуж за цесаревича, должна перейти в православие, но что наш государь согласен сделать уступку, чтобы она не меняла веры. Все это так глупо выдумано.

Умерла от инфлуэнцы Августа, жена императора Вильгельма, старика, которой были посылаемы мужем во время франко-прусской войны 1870 года депеши о прусских победах, и на эти депеши сочинил здесь кто-то следующие глупые стихи: «Милая Августа, вкруг все пусто. Еще одна такая победа, и я один к тебе приеду». Теперь в Германии остается одна вдовствующая императрица. Говорят, этот траур не помешает балам.

30 декабря.

Вечером сидел Романченко. Дурново, вернувшись с царского доклада, сказал, чтобы ему подали журнал «Русская мысль», где государь прочел рассказ о часовом Короленко, который ему очень понравился. Григ. Данилевский просил Дурново представить его последнее сочинение царю, но Дурново переслал это сочинение Воронцову.