СССР. г. Москва. Гостиница «Ленинградская». Постоянное Представительство концерна «Сименс АГ» в СССР. 24 ноября 1977 года. 9 часов утра.

– История сотрудничества нашего концерна с Россией начинается с 1851 года. С поставки первых пишущих телеграфов. В 1853 – 55 годах мы провели телеграфные линии по следующим городам Российской Империи: Москва – Киев – Одесса – Севастополь, Санкт-Петербург – Кронштадт, Санкт-Петербург – Гельсингфорс – Або, Санкт-Петербург – Варшава. Общая протяженность телеграфных линий в России составила 9000 км.

Ага, а потом образовался и русский подданный, купец первой гильдии Карл Фёдорович Сименс, получивший личное дворянство. Забавный факт.

Как и российские города Варшава, Гельсингфорс и Або. Гельсингфорс – это, как я понимаю, бывшее название Хельсинки. Запомню.

Чего только не узнаешь, если Историю чуть копнуть вглубь. Например, что один из соратников Ленина, Леонид Красин, был до революции техническим директором заводов Сименс в Петербурге. От этого же картавящего немца только что узнал.

Докладчика слушаю вполуха. Руководство Представительства Сименса или чем-то шибко занято, или ещё в дороге. Местный аниматор развлекает нас историей дружбы своего концерна с моей страной, и цветными слайдами. Странно, но тот период деятельности концерна, когда на него работали тысячи узников Освенцима, он нам не озвучил. Наверно Сименс считает такой фактик незначительным для своей истории. Спросить, что ли… А-а, впрочем, пусть его болтает. И так понятно, что первоначальный капитал Сименсы в России сделали. Впрочем, не украли, как некоторые, а реально заработали.

Пока суть да дело, успею продумать, что мы можем немцам предложить, и чего нам от них нужно.

По текущим разработкам мы их обгоняем.

Зато по практике крупных реализованных проектов они нас перекрывают, как цунами таракана. Это я про свою организацию. Одна автоматизация прокатного стана в Череповце чего стоит. Самый высокопроизводительный прокатный стан в мире. Прокат металла из слябов в лист со скоростью семьдесят километров в час. Шесть миллионов тонн проката в год. Красавцы, что тут сказать.

Про то, что в каждой центральной республиканской больнице нынче появились системы функциональной диагностики Сименс, я выслушал, слегка поморщившись.

Для немцев это достижение, а для меня – камень преткновения.

У меня уже шесть студентов – медиков в учениках. Скоро магическое медучилище впору открывать. С двумя колечками – артефактами на пальцах они у меня и диагностику делают, и лечат. Лечат, правда, слабовато, а вот в диагностике покруче Сименса будут.

– Буквально на днях компания представила Эхопан – импульсную ультразвуковую систему для неинвазивного исследования сердца, – честно отрабатывает свой хлеб немец, и щелкает пультом слайдомёта, демонстрируя картинки с прибором на фоне лучащихся счастьем врачей. Наверняка революционная штука, но против колечка, себестоимостью в тридцать семь рублей сорок копеек, не потянет. За стоимость одной такой немецкой установки я не одну сотню студентов вооружу артефактами, которые наловчился делать быстро. Заготовки я покупаю в магазине, а рунные скрипты наносит один знакомый ювелир. Фактически, на мне только активация.

Для немцев, в качестве основного аргумента у нас приготовлен Т-34. И это не шутка.

В НИИТТ, на основе микросхемы КА1515ХМ1 закончилась разработка (ГК Б.В.Ильичёв) многофункционального периферийного контроллера Т-34ВГ1, получившего официальное обозначение КА1515ХМ1-216 (в металлокерамическом корпусе) и КР1515ХМ1-216 (в пластмассовом корпусе). На экспорт они маркируются, как ULA1.

Открывая ОКР, разработчики вспомнили легендарный танк, поэтому название Т-34 появилось не случайно. По сути эта микросхема – основа одноплатного ПК. В следующей модификации микросхемы у неё уже появится встроенная видеопамять со своим, отдельным контроллером.

Пока перспективы бытовых персональных компьютеров для людей, далеких от вычислительной техники, а к ним относится всё нынешнее руководство, ещё не очевидны. К тому же, в основной своей массе нынешние руководители – это люди весьма преклонного возраста.

Ага, вступительная часть кажется подошла к концу. Немец бодро стал закругляться, после того, как ему дважды помаячили в приоткрытую дверь. Спустя пять минут он откланялся, а в дверях появилось новое действующее лицо – руководитель местного отделения концерна Сименс.

– Как вы наверное знаете, в 1975 компании Siemens и японская Fanuc Ltd подписали соглашение в области продаж ЧПУ. В результате обе стороны получили возможность для изучения самых передовых образцов продукции, выпускаемой нашими компаниями. Понятно, что всеми тонкостями, схемами и технологиями мы друг с другом не делимся, но основные характеристики, вид, а иногда и программная совместимость нами соблюдаются. Среди образцов, предоставленных нашим японским партнёром в прошлом месяце, мы заметили несколько оригинальных изделий. Вроде бы и незначительные на первый взгляд вещицы привлекли внимание наших инженеров. Кроме удобства и современного внешнего вида, наши специалисты отметили элегантные и оригинальные решения, которые были применены в этих устройствах. Представьте себе их удивление, когда они обратили внимание на надписи «Сделано в СССР» на некоторых образцах, – седовласый импозантный немец русским языком владел практически в совершенстве. Лишь изредка в его речи проскальзывал лёгкий акцент, очень похожий на прибалтийский. Сейчас, закончив говорить, он с доброй отеческой улыбкой оглядел присутствующих, предлагая вместе с ним подивиться таким необычным надписям на японской технике.

– Мы подготовили список оборудования, которое наша страна может поставлять вашему концерну. К сожалению согласовать ваш запрос в полном объёме не получается, но мы готовы обсудить те позиции, в которых вам пока отказано, – не менее радушно улыбаясь, объявил глава нашей делегации.

Дмитрий Юрьевич, представитель Внешторга, выглядел не менее импозантно, чем руководитель отделения Сименса, а по ширине улыбки превосходил немца раза в полтора.

– Вот даже как. Значит, японцам вы готовы поставлять всё подряд, а нам, вашим историческим и стратегическим партнёрам, отказываете? Боюсь, руководство концерна подобные действия советской стороны оценит крайне негативно, – старательно изобразил немец лёгкую обиду и недовольство на своём не слишком выразительном лошадином лице.

– Вальтер Гансович, вы прекрасно знаете причину, по которой ваш концерн не может поставлять для СССР полный перечень производимой вами продукции, – мягко остановил его Дмитрий Юрьевич, немного удивив нас необычной интерпретацией отчества, добавленного к имени немца, – И мы знаем. Поэтому мы вас не обременяем теми заказами, в которых вы нам точно так же откажете. Согласитесь, что мы ведём себя крайне тактично.

– Да, определённые межправительственные соглашения связывают нам руки. Обратите внимание – нам, но не вам, – не захотел успокаиваться немец, продолжая упорствовать.

– Не может быть! – почти что натурально удивился руководитель нашей делегации, – Неужели вы всерьёз думаете, что в СССР можно купить всё подряд? Уверяю вас, что нет. Давайте, для примера рассмотрим нашу космическую технику, или авиацию. Вы же не станете делать запросы на покупку тех же наших спутников, или двигателей для военных самолётов.

– Мы не претендуем на то, что можно использовать в военных целях, но вот хотя бы те же программируемые пульты вы почему не хотите включить в список поставок? – Вальтер Гансович чуть сбавил напор и лицо его вновь приняло бесстрастное выражение.

– Этот вопрос не так сложно объяснить, – впервые за всё время открыл я рот, после разрешающего кивка нашего руководителя, – По сути своей универсальные программируемые пульты содержат большое количество новаций, на которые пока получены не все патенты. С фирмой Фанук всё получилось случайно. У них на оборудовании использовались проводные пульты. Кабель, толщиной с палец, и сам пульт, больше похожий на кирпич с кнопками. Работать с ними, когда само оборудование находиться в герметичном боксе, оказалось крайне не удобно. Более того, конструкция пульта не предполагала перенастройку операций самого оборудования. Мы не могли простейшие операции, следующие друг за другом с вполне определёнными таймингами, выставить в полуавтоматические цепочки. При перенастройке с изделия на изделие каждый раз надо было вскрывать герметичный бокс, и добираться до панели, установленной на самих центрах. Не знаю, поняли ли ваши инженеры, но пульт и его приёмный блок – это две части полноценного производственного компьютера. Таким образом, подавая запрос на поставку вам пультов, вы на самом деле претендуете на поставку вычислительной техники, не имеющей мировых аналогов. Кроме того, набор инженерных программ тоже оригинален и превосходит по своей простоте и быстродействию любую из известных нам на сегодняшний день. Ну, и последнее. Как вы только что сказали, вы не претендуете на то, что можно использовать в военных целях. Данный пульт с приёмным блоком, если его снабдить модернизированными армейскими моделями радиопередатчиков, вполне себе справится с дистанционным управлением танка или артиллерийского орудия. Думаю, что вы догадываетесь, какие виды техники могут быть переведены на беспилотный режим, если быстродействие компьютеров будет увеличено.

– Дай русским в руки лопату, они и из неё сделают оружие, – с досадой проворчал немец, – Но всё же, почему японцам вы начали поставлять это оборудование?

– Вы правы. Сапёрные лопатки у нас действительно применяют, как оружие, – меланхолично заметил один из самых незаметных членов нашей делегации. Единственный, чьё место работы нам не назвали при знакомстве, – А с японцами всё просто. Они в КОКОМ не вошли. Поэтому мы с недавних пор активно сотрудничаем уже с десятком самых крупных японских фирм. Сименс – мощный концерн. Наверняка вы сможете правильно сформулировать перед своим правительством необходимость пересмотра некоторых позиций по мировой интеграции производства. И просто так от вас не отмахнутся. Мы не рассчитываем на немедленный результат, но первоначальный импульс крайне желателен. Думаю, что после такого политического демарша ваш запрос на поставку нашей электроники, в обмен на отдельные узлы ваших металлообрабатывающих центров, будет решён положительно.

– То есть не сами центры, а просто отдельные детали механического оборудования… – хитро прищурился Вальтер Гансович, слегка изменив трактовку встречных поставок.

– Наименование ваших поставок для нас не принципиально. Можете называть их, как заблагорассудится, – с пониманием отнёсся глава нашей делегации к предложению немца.

Действительно. Зачем нам прописанное в контракте упоминание об узле металлообрабатывающего центра, если то же самое можно назвать, как электродвигатель такой-то марки с комплектом навесного оборудования, или ещё как-то так. Немецкий язык знаменит своими зубодробительными названиями. Иногда такое завернут, что и с десятого раза не разберёшь, что они имели ввиду.

– Могли бы мы узнать, что вы ещё предлагали японским фирмам? Я имею ввиду не только фирму Фанук, – перешёл к следующей стадии переговоров представитель Сименса.

– В основном мы предлагали совместное производство переносных устройств разной сложности и назначения. Как вы знаете, наша страна производит самые мощные и компактные аккумуляторные батареи в мире. В последние месяцы мы серьёзно продвинулись в разработке и производстве микросхем. Достаточно сказать, что по плотности монтажа, быстродействию и производительности наши микросхемы в три – четыре раза лучше, чем их американские аналоги, – начал я отыгрывать свою роль в отрепетированном спектакле. К переговорам с Сименсом мы готовились не один день, и в качестве репетиций уже «окучили» этим же составом делегации одну французскую и три японские фирмы, – Мы предлагаем две модели аудио плееров, обычный проигрыватель и почти такую же модель, но с возможностью записи, диктофон, портативные рации, переносной телефон, карманную игровую приставку, переносной компьютер, электронный фотоэкспонометр, электронные наручные часы, системы автосигнализаций, различные пульты для телевизоров и прочих радиоустройств. Кроме электроники у нас есть бытовые приборы, такие как беспроводная электробритва, машинка для стрижки волос, фонарик, с временем работы в восемь часов, беспроводная отвёртка и многое другое.

Во время своего монолога я вытащил из карманов плеер и телефон, снял с руки часы. Подтянув к себе портфель, достал из него электробритву и планшет.

– Кроме переносных устройств у нас есть оригинальные разработки более серьёзных стационарных устройств, но о них пусть расскажут мои коллеги, – попытался я закончить свою часть выступления.

– Одну минуту. Я бы хотел получить дополнительную информацию по этим изделиям, – вполне ожидаемо среагировал немец, показывая на планшет и телефон, – Действующие ли это образцы и каковы их возможности?

– Вся аппаратура действующая. Выпускается как массово, так и мелкосерийно. Для наглядности лучше показать, как все эти устройства могут работать вместе. Я подключаю телефон к компьютеру через специальный блок коммутации, и в качестве накопителя использую кассетный плеер. Теперь можно связаться, допустим, с библиотекой и скачать какую-нибудь книгу, – комментировал я свои действия, соединяя проводами цепочку выложенных на столе гаджетов, – Сейчас на плеер идёт запись книги, которую затем можно прочитать на экране компьютера. Если текст сопровождают сложные чертежи, на которые возможности экрана не рассчитаны, то компьютер следует подключать к телевизору. Вальтер Гансович с недоверием смотрел, как заработал плеер, записывая скачиваемую книгу из Бауманки, и потом, стоя надо мной, читал полученный текст на экране планшета.

– Так можно скачать любую книгу?

– Не только книгу. Можно передать музыку, вести деловую переписку, записать новую игру. Количество возможностей пока ограничено лишь недостаточным количеством информации, существующей в электронном виде, – я налил себе минералки, давая возможность немцу переварить увиденное.

– А этот ваш телефон может работать в режиме обычного телефона? - после минутного размышления ткнул немец в наш аппарат, который пока не отличался особой компактностью. Полностью на микросхемы мы его перевести не успели, поэтому получился этакий полукилограммовый монстр. Хотя по нынешним временам и его все воспринимают, как чудо.

– Безусловно. Можете сами набрать кого-нибудь и поговорить, – предложил я, отсоединяя аппарат от провода и протягивая его немцу. Немец позвонил в своё же учреждение и пригласил к нам в зал своего зама и начальника департамента электроники. Выключив аппарат он внимательно осмотрел его со всех сторон и уважительно поцокал языком.

Оба приглашённых немца русским языком владели плохо. Затянувшуюся презентацию мы с Вальтером толмачили вдвоём. Я переводил нашей делегации высказывания немцев, а Вальтер Гансович с ходу включился в перевод на немецкий.

– Можно считать, что свою задачу мы выполнили. Сименс наверняка заинтересуется нашей продукцией и идеями. Пусть они теперь через своё лобби в правительстве пробивают дальнейшие вопросы по международной интеграции, а там, глядишь, и политики с дипломатами до чего-нибудь договорятся, – подвёл итог нашей встречи Дмитрий Юрьевич, когда мы после переговоров высыпали на улицу. Остальные участники только головой закивали, жадно смоля сигареты в ожидании микроавтобуса, который должен был отвезти нас обратно.

Непредвиденный всплеск активности начался с того самого, злополучного заседания Политбюро. Поняв, что смена власти сегодня не состоится, участники заседания уже совсем было собрались расходиться, но были остановлены Андроповым. Неожиданное выступление Юрия Владимировича было посвящено состоянию дел и перспективам по электронике в СССР. Итоговое решение «О чрезвычайных мерах по развитию радиоэлектроники в СССР» было единогласно принято членами Политбюро, опешившими от скорости смены повестки дня и цветущего внешнего вида руководителя страны. С опаской поглядывая друг на друга они, похоже, были очень рады, что это не их под конвоем вывели из зала, и были готовы голосовать по любому постороннему вопросу, лишь бы не возвращаться к тому, по которому они здесь собрались.

Опубликованное на следующий день решение Политбюро, сработало, словно спусковой крючок. Буквально через сутки Министерство радиопромышленности СССР напоминало разворошенный пчелиный улей.

Ещё бы! Два миллиарда рублей сверх запланированного финансирования им выделяет Правительство только на первый этап развития отрасли. От таких цифр хоть у кого голова закружится. Это же десятки новых заводов. Тысячи единиц новейшего оборудования. Правда, и результаты требуют почти моментальные. Но тут уж ничего не поделаешь. Придётся поднатужиться, резервы в бой ввести. А то, глядишь, и на трёхсменную работу перевести тех, кто нынче в полторы – две смены трудится.

Гораздо хуже то, что в основном деньги выделяют под производство новейших образцов изделий и товаров. Шутка ли, поднять за год в восемь раз выпуск цветных телевизоров? Тут для нынешних-то тех же кинескопов не хватает. А уж их производство в одночасье точно не организуешь. Понятно, что сколько-то кинескопов можно будет закупить у японцев, но до чего же валюту-то на них жалко тратить.

Никогда не доводилось бывать в парадной спальне императрицы? А мне удалось. Кабинет главного инженера ленинградского научно-исследовательского института «Электронстандарт» в ней и расположен. Расширяющийся институт разместили в бывшем дворце Павла первого. Перед институтом были поставлены задачи по исключению необоснованных разработок приборов, отличающихся друг от друга не по принципиальным параметрам. Пришлось ехать в Ленинград, везти им нашу документацию, да ещё и объяснять, что к чему. Иначе и за месяц не разберутся. Для нашей организации это важный этап. Не каждый день мы столбим себе место в свободных пока что нишах будущей товарной продукции.

В Ленинграде у меня по плану ещё и посещение ведущего ленинградского радиозавода.

25 июня 1963 г. приказом председателя Госкомитета по электронной техники А.И.Шокина в создаваемом в Зеленограде Центре микроэлектроники (ЦМ) был образован НИИ-336, получивший одновременно открытое наименование «Научно-исследовательский институт Точной технологии» (НИИТТ). Как и весь ЦМ – НИИТТ предназначен был стать отраслевым инновационным центром. Его основными задачами были создание принципиально новых тогда изделий – гибридных интегральных микросхем (ГИС), разработка и отладка на опытном производстве технологий их производства и передача для массового тиражирования на серийные заводы страны.

При НИИТТ и был образован опытный завод Ангстрем.

– БЦВМ – бортовая цифровая вычислительная машина выпускается на наших микросхемах с 1968 года. Именно на них выполнена ЭВМ, осуществлявшая автоматическое управление полетом космического аппарата, совершившего облет Луны с возвращением спускаемого аппарата на Землю. Машина одноадресная, параллельного действия. Структура и архитектура специальные с минимально необходимым набором команд. Состоит из трех функционально автономных вычислительных устройств с независимыми входами и выходами, связанных между собой каналами для обмена информацией и синхронизации. Вес тридцать четыре килограмма, потребляемая мощность – семьдесят пять ватт, – с чувством законной гордости рассказывал мне Николай Соловьёв, один из разработчиков «космической» ЭВМ, к которому меня направил Келдыш, – В 1973 году были разработаны и освоены в массовом производстве пять специализированных БИС и на их основе выпущен первый в стране, а соответственно второй в мире, микрокалькулятор «Электроника БЗ-04». Два года назад наш Специализированный вычислительный центр разработал первый в стране унифицированный микропроцессорный комплект БИС, серии 532. Ангстремовская схема динамической памяти 4КБ поступила в массовое производство в 1975 году, и сейчас подготовлена к производству память на 16КБ. Хочу заметить, что себестоимость наших микросхем в полтора раза ниже, чем у американских аналогов.

Да, ленинградцам есть, чем похвастаться. Те же микросхемы памяти – это уровень. Стабильность получения таких схем в мировой практике рассматривается, как признак владения технологией. Трудно себе представить, но крошечная микросхема уже вовсю вытесняет огромные блоки ферритовых запоминающих устройств.

В отличии от Соловьёва, мне полным комплектом своих достижений похвалиться не удалось. Нет ещё в Питере телефонных станций, с которыми работает наш телефон. Хотя планшет привёл его в изумление, и плеер он оценил по достоинству. Зато про «космический фонарик» меня собралось послушать с десяток человек. Ждут его в Ленинграде. После Москвы они следующие на очереди. Особенно инженеров интересовала точность юстировки и работа системы координации. Оба блока родились у. них на заводе.

– Как не красив Ленинград, а дома лучше, – вслух вырвалось у меня, когда я прилетел в Свердловск.

Город на Неве проводил меня пронизывающим ветром, бесконечным моросящим дождём, срывающимся в мокрый снег, и низким пасмурным небом.

А у нас – красота!

Солнышко светит, снежок под ногами скрипит. Термометр хоть и показывает минус пятнадцать, но нет того ощущения холода, промозглости и дискомфорта, который я испытывал в Ленинграде.

Эх, не быть мне питерцем. Не мой там климат. Завяну в цвете лет. Подхихикивая над собственными воспоминаниями, я как конь копытом рыл ногой бетон аэродрома, дожидаясь автобуса. Где-то там, в насквозь уже знакомом здании аэропорта, меня встречает жена.

Красивая, желанная, любимая.

Оставшиеся до гастролей дни по моим расчётам должны были быть похожи друг на друга.

С утра тренировка, затем поездка на наше небольшое производство, где мы производим наладку оборудования, потом к себе на работу и уже под вечер – на студию.

Мы там новую программу записываем и обкатываем.

На время подготовки к гастролям пришлось перекрыть в студию доступ посторонним коллективам. Мы переехали туда со всеми инструментами и костюмами.

С сентября студия у нас работает абсолютно легально. Спасибо моей грымзе – юристу. Все необходимые бумаги и разрешения выправила.

Есть конечно же и ограничения, и контроль со стороны «старших товарищей». Например, тексты песен должны пройти проверку в идеологическом отделе обкома ВЛКСМ. Антисоветчину и «водочку – селёдочку» те точно не пропустят.

Желающих записать свои песни хватает. Трое принятых на работу звукооператоров кое-как справляются. Денег особых звукозапись не приносит. Зато музыки в стране становится заметно больше. На запись альбома тратим в среднем два дня. Хотя нет, точнее будет сказать – двое суток. Некоторые фанатики ещё и ночное время прихватывают.

Витька как-то подсчитал, что за всё время у нас записалось больше семидесяти ансамблей. Обычно коллективы пишут по шесть – восемь песен. Так что при желании теперь у молодёжи есть чем разбавить «официальную» эстраду. Пятьсот новых песен в год. Неплохая добавка от любительских коллективов.

Парни каждый месяц собирают подборку из десяти лучших песен и записывают эти сборники на те кассеты, которые идут в комплекте с плеером.

Пока все доходы от студии уходят на аппаратуру, которую мы для неё постоянно докупаем.

Понятно, что до уровня той немецкой студии, где мы записывались, нам ещё далеко, но и музыканты у нас в стране разнообразием не избалованы. Даже на то студийное оборудование, что у нас есть, и то смотрят, как на чудо.

– Как дела? Что в Германии нового? – поинтересовался я у Ольги, нашей солистки, когда мы остались одни в комнате.

Неплохо операторы с комнатой отдыха придумали. Уютные диванчики. Полочка с запасами чая и кофе. Пирамида чашек. Чайник с кофеваркой, и самое главное – окно в студийный зал выведено. Сидим, и как в телевизор в него смотрим. Алексей что-то с инструменталом мудрит. Совсем ударника с клавишником загонял. Во, опять запись остановил и что-то втолковывает им.

– Ханс – Петер позавчера звонил, – скромно улыбается девушка, мечтательно глядя в чашку, – Говорит, что соскучился. Ещё сказал, что со своими родителями меня хочет познакомить. Как ты думаешь, у них это что-то значит?

– Ну, подруга, ты и спросила… Тоже мне, нашла знатока немецких традиций. Я единственное, что помню, так это про кольца. Вот если он тебе колечко подарит, то считай, что предложение сделал.

– Ой… – Ольга выронила чашку из рук, и схватилась за вспыхнувшее лицо.

– Ты чего? – заволновался я, вспоминая, где у нас хранится веник с совком. Чашка разлетелась вдребезги на десятки мелких осколков.

Ольга, прижав к лицу сжатые кулачки, молча постучала пальцем по изящному колечку с ободком из разноцветных камушков.

– Ого. Так тебя поздравить можно. И когда только успела, тихушница?

– Он мне позвонил из Москвы. Я всю ночь промаялась, а утром в аэропорт примчалась. Билетов не было. Я разревелась, как дура. Девчонки на стойке регистрации меня успокаивать начали. Я им и рассказала, зачем мне в Москву срочно надо. Представляешь, они мне через пять минут билет нашли.

– Скорее всего время подошло и с кого-то бронь сняли, – заметил я, умудрённый опытом многочисленных перелётов.

– Мы целый день гуляли. Потом меня в ресторан не пустили. Я в джинсах была. Ханс ужин в номер заказал, – Ольга пустилась в воспоминания, выговариваясь. Затем она снова покраснела, и засопела в ладоши, что-то вспомнив.

Подружку ей надо хорошую. Чтобы и посплетничать и поплакаться было с кем. С Ириной у них разговоров о сокровенном, девичьем, видимо не получается. Который раз уж Ольга со мной делится своими тайнами и секретами. С другой стороны, пусть уж лучше мне рассказывает. Чужие тайны не все хранить умеют. Времена пока такие, что за связь с иностранцем могут и из комсомола выгнать, и из института отчислить. Донести бы мне до её головы эти мысли как-то помягче. Да только помогут ли мои советы по уши втрескавшейся девчонке. Что-то я сильно в своих ораторских способностях сомневаюсь…

Я сейчас с одинаковым успехом могу ей любые страсти наговорить, или анекдот рассказывать – результат один и тот же получится. Она на колечко своё уставилась, и ничего вокруг себя не замечает. Зомби недоделанная…

На занятия с будущими целителями – волшебниками я прилично опаздывал. Дёрнул же меня чёрт заскочить в буфет при главном корпусе Академии. Там-то меня за пуговицу пиджака и поймал один знакомый козлобород.

– Павлуша, как хорошо, что я вас встретил. Вы не поверите, но не далее, как полчаса назад про вас вспоминал, – елейно – сладким голосом начал вещать он, перехватив меня на полпути к прилавку, – Всенепременно надо, чтобы вы срочно посетили мою лабораторию. Там у меня два жутко талантливых мальчика никак не могут решить одну техническую проблемку. Нужен, так сказать, свежий взгляд со стороны. Я почему-то сразу, как это услышал, так про вас подумал.

Я попытался отвоевать пуговицу, но старый пердун цепко ухватился за неё своими костлявыми пальцами. Того и гляди с мясом выдерет. Самое противное, что я как-то раз прослушал, как его зовут, а потом больше случая познакомиться не было. С тоской взглянув на бутерброды с ветчиной решил, что спасение костюма важнее. Если не соглашусь с ним идти, то этот деятель науки, имени и отчества которого я не знаю, меня тут насмерть заговорит и пуговицу от новенького пиджака оторвёт.

– Куда надо будет подойти? – я сделал последнюю попытку перенести визит в его лабораторию на более позднее время.

– В третий корпус. Тут недалеко. Пойдёмте я вас провожу, – засуетился старый хрыч, подталкивая меня в спину.

Ага, знаю я, где третий корпус.

Прямо в противоположной стороне оттого места, где меня ждут.

Оба «жутко талантливых мальчика», возрастом явно лет под сорок, выглядели неважно. В технических халатах, вымазанных машинным маслом, они тихо грустили над большим верстаком, заваленным шестерёнками серьёзного размера.

– Вот, полюбуйтесь. Из-за простейших технических неполадок посмотрите какой агрегат у нас простаивает, – кузнечиком запрыгал козлобородый деятель науки вокруг жуткого монстра непонятного назначения, – Его вся страна ждёт, да что там страна, весь учёный мир.

Я с сомнением обошёл вокруг диковинного устройства, пытаясь разгадать его предназначение.

Многолопастный вентилятор, диаметром метра в полтора, уходил раструбом в уродливый несимметричный пятиметровый конус, из которого на разной высоте торчали непонятные ручки и трубы.

– Сверхзвуковая мельница с аэрофракционированием, – гордо произнёс козлобородый, встав в позу Ленина, выступающего с броневика.

– И в чём проблема? – поинтересовался я, адресуя свой вопрос в большей степени «мальчикам».

– В редукторе, – горестно вздохнул «мальчишка», что сидел ближе ко мне, – Тот редуктор, что старт выдерживает, оборотов нужных не даёт. Пробовали на оборотистый поменять, так его при пуске порвало. А более прочных в нашем типоразмере нет. За рубежом нужно заказывать.

– А эта штука точно что-то перемолоть сможет? – я уже с большим интересом осмотрел электротехнического монстра, обратив внимание на могучий электродвигатель, размером с хорошую пожарную бочку, – И до какой тонины помол?

– На макете половину микрона выдавали. Можно и тоньше молоть, но тогда фракционирование надо перенастроить, – нехотя произнёс второй замарашка.

– Та-ак. Интересно. На ней сырьё для полупроводников можно перемалывать, или не потянет? Например, кремний, – ткнул я пальцем в сторону установки.

– Кварц мы нормально распускали, а у него по Моосу твёрдость такая же, как у кремния. Оба «семёрки», – подумав, ответил первый.

– Хм, самое простое, что сходу приходит в голову – это плавный старт. Всё остальное сложнее, – по мере того, как я объяснял идею, мужики менялись на глазах. Исчезло выражение обречённости, расправились плечи, сжались в кулак грязные ладони.

– Павел, ты не думай, что мы тупые. Просто мы не за своё дело взялись. Я тебе любой расчёт по воздуху сделаю, а Василий, тот по минералам спец. Ну, не технари мы оба. Нас, к Афиногену Георгиевичу на время прикрепили, – вещал возбуждённый мужчина, один из тех великовозрастных «мальчиков», когда мы бодро передвигались по коридору в направлении моей конторы.

– К кому – кому? – я даже приостановился, придержав собеседника за руку.

– К Афиногену Георгиевичу, – повторил мужчина.

– Ну надо же, – только и смог я сказать, а про себя добавил, – «Как имечко-то человеку подходит, реально – Афиноген».

Разобравшись с проблемами, и проведя занятие с целителями, я заскочил к себе в кабинет за курткой. Поторапливаться надо, опять не успеваю. Ребята в студии уже заждались, наверное.

Включив свет, я метнулся к шкафу с одеждой, но до него не добежал. Краем глаза я заметил посреди своего стола предмет, которого там просто не должно было быть.

И не только на столе.

Его не должно быть в этом мире.

Я остановился, не решаясь оглянуться.

– «Переутомился. Галлюцинация… Пусть это будет галлюцинация», – мысленно взмолился я.

К столу развернулся всем телом. Одеревеневшая шея отказалась повиноваться.

Всё-таки это был ОН!

Спутать было сложно. Нам частенько довелось любоваться очень похожим украшением, когда ректор магической академии нас отчитывал за очередную шкоду.

Чтобы не смотреть ему в глаза, мы потупившись, внимательно изучали его украшения.

На моём столе, пригласительным билетом в неизвестность, лежал амулет индивидуального телепорта.