Попали на концерт «Песняров». Потрясающе! Необычно всё: сами песни, многоголосие, профессионализм и та лёгкость, с которой музыканты исполняют сложные партии, большое количество участников на сцене, аппаратура, исполнение а капелла, костюмы. А какие солисты — легенды! Борткевич, Кашепаров, Денисов, Мисевич, да и у нашего земляка — Мулявина с голосом полный порядок.

— Парни, надо нам с вокалом что-то делать. Я последнее время, как ни возьмусь более — менее приличную песню расписывать по партиям, так сразу упираюсь в многоголосие и подпевки, — Алексей поглядывает на нас с Колей. Мы вышли из «Космоса», киноконцертного зала, где выступали «Песняры», и всё ещё находимся под впечатлением от их музыки.

— Да, обязательно надо, — соглашается Николай, — А что у нас с репетициями?

— Кроме ударника все вернулись, завтра соберёмся. А ты, Паш, что думаешь?

— А мне Динакорд понравился, — улыбаюсь я, заранее предполагая реакцию друзей на свои слова.

— Ну вот, кто о чём, а он опять про аппаратуру…, — не подводит Коля мои ожидания.

— Да, звучат они сказочно. Никогда ничего подобного ещё не слышал. Звук могучий и кристально чистый. Электроорган у них какой-то странный. Фарфиса. Первый раз такое название вижу, но звучит очень даже неплохо, порой на Хаммонд похож, — поддерживает Лёха начатую мной тему.

— Я ещё вот что понял. Нам обязательно нужны свои песни, которые до нас никто не играл. Без них не будет собственного лица и имени. По городу в ресторанах играет много сильных коллективов, но они как перепевали чужие песни, так и будут их петь. Как бы хорошо они не играли, у их песен уже есть имя исполнителя — это Битлз или Абба, Дип Пёрпл или Бонни М. Мы тоже так делаем. Времена меняются и обрати внимание, как это меняет приоритеты. Мы знаем Скрябина, Мусоргского, но уже не помним, кто их музыку играл. Сегодня всё наоборот, мы идём слушать Песняров, а не музыку Лученка. Да ты сам, если бы не заполнял рапортички каждый месяц, много бы знал композиторов, а уж тем более авторов слов? Я вот не помню, чьи песни поют Весёлые ребята или Самоцветы. Приходит время групп и самостоятельных исполнителей. Композиторы, в своём большинстве, оказались не готовы писать музыку для ВИА, для эстрады. Их такому не учили. Они аранжировку для небольшого состава толком не могут сделать, потому что не понимают, что времена просто ритм — гитар, или соло-гитар, терзающих одну струну, закончились, — я показал на скамейку и мы там устроились, прямо на набережной, на берегу городского пруда.

— А Тухманов, Зацепин? — назвал Лёха композиторов, чьи фамилии были на слуху у всех музыкантов.

— Тухманов сам постоянно учится, он неплохой аранжировщик. Кстати, если бы не Лещенко, который самовольно исполнил День Победы на одном из знаковых концертов, то не было бы у нас этой песни, её замшелые слоны из союза композиторов посчитали легкомысленным фокстротом. С Зацепиным всё ещё сложнее. Того жизнь помотала. По сути он такой же музыкант, как и мы, но на поколение старше, а то и на два. Этот и лабухом на аккордеоне поиграл, и ансамблем поруководил и радиодело освоил, наверно получше меня, чтобы свою студию домашнюю создать. А какой у него поэт тексты пишет? Дербенёв. Сила! Зато эта пара каждый год по несколько шикарных исполнителей стране даёт. Молодёжь вытаскивают, которая без них может и не пробилась бы, — я увидел, как в нашу сторону направился милицейский патруль, не доходя до скамейки, они остановились, послушали наши разговоры и пошли дальше.

— Нам бы тоже свой Дербенёв не помешал, музыку я напишу, не вопрос, есть у меня идеи…, — сказал Алексей, задумчиво разглядывая гладь воды, с убегающей вдаль лунной дорожкой.

Нарядно одетых прохожих, возвращающихся с концерта, поубавилось.

— Я могу пару песен показать, только они совсем не рок. Одна такая, вроде регги, там ритмика больше танцевальная, а вторая — медляк в стиле Дассена, — смущаясь, сказал Николай, — Тексты особо не блещут, но Олеся поправила кое-что, так что теперь пусть и наивно немного, зато с размером и рифмой порядок. Только я аранжировку не потяну…

Я слушал ребят, говорил сам, и думал. Каждое поколение слушает свою музыку, на ней воспитывается и потом те знакомые песни, под которые зажигал молодым, проходят с тобой по всей жизни, находя тёплый отклик в душе, каждый раз, когда их слышишь. Мои родители до сих пор слушают джаз, тащатся от Утёсова и Элвиса Пресли. Моя музыка им непонятна, хорошо, хоть в штыки не воспринимают. Нет, Битлз им ещё доступен, а вот Блэк Саббат уже за гранью понимания. Потом так же уже моё поколение будет воспринимать Электроклуб или Ласковый май. Морщиться и спрашивать у своих детей — как это можно слушать?

Есть целый пласт официальной музыки, идеологически правильной, одобряемой руководством страны. В основном её слушают вынужденно, так как она целыми днями крутится по радио и телевидению. Пластинки с такими произведениями пылятся на полках магазинов, совсем, как многочисленная партийная литература, вместе с мемуарами великих деятелей коммунизма. Слушать её так же интересно, как читать учебник истории КПСС, или рассказы про Ленина в ссылке. Гром меди, хор, басовая партия — двоечка, неизменная уже не первую пятилетку… Любой разрыв шаблонов, набивших оскомину, воспринимается, как струя свежего воздуха.

Помню школьный опыт, когда кристалл уксуснонатриевой соли, попав в насыщенный раствор, вызывал мгновенную кристаллизацию из сотен таких же кристалликов. Наше общество сейчас — такой же раствор, да ещё кипящий под плотно закручённой крышкой. Но иногда хватает же даже маленького кристаллика, чтобы началась реакция…

— Алексей, ты же вроде бы чуть ли не все приличные коллективы в нашем городе знаешь. Вот скажи мне, кроме ресторанов у нас в области есть хоть один нормальный концертный комплект аппаратуры, чтобы не на зальчик мест на триста работать, а вот на такой «Космос»? — кивнул я на громаду комплекса, из которого мы недавно вышли.

— Да какой концертный, о чём ты говоришь. На областной смотр самодеятельности только смогли Регент 60 на голос найти, а инструментальные колонки все свои таскали. А зал во Дворце молодёжи ого-го, на тысячу с лишним мест. Все там по звуку провалились. Сплошной хрип да жужжанье. Голос прямой, даже без ревера. В результате победителями стали хор, танцевальный ансамбль и дуэт аккордеонистов. У нас только в филармонии, да в цирке есть Биг, полные комплекты, но те не дадут никогда.

— Странно, у нашей области площадь, как у Белоруссии, народа больше пяти миллионов и такой провал по современной музыке, — я по-новому посмотрел на свой город. Кристаллик соли в насыщенный раствор… — будет вам кристаллик.

С утра мне позвонил Михаил Натанович. Есть у меня такой знакомый, целый профессор.

— Павел, тут ко мне коллега подошёл, не можешь к нам подъехать? Могу машину служебную за тобой послать, — услышал я его голос по телефону. Что-то волнуется проф, даже секретарше не поручил созвониться.

— Да мне тут рядом, минут через пятнадцать буду, — отказался я от предложения. Бабуси у подъезда не дремлют. Потом неделю будут меня обсуждать, в стиле «Наши люди в булочную на такси не ездят».

Импозантный дядька, толстенный портфель на столе, открытая папка с надписью КВН — 98. К Маслякову и его клубу это точно отношения не имеет. Котёл какой-то. Успеваю всё это охватить взглядом, пока Натанович меня знакомит.

— Павел, не удивляйтесь, Виктор Семёнович у нас по линии Академии наук занимается разработкой фильтров разного назначения под производственные мощности Химмаша. Вот он посоветоваться приехал, а мне и сказать нечего. Доработка нашего фильтра была целиком твоей заслугой.

— Так это вы предложили ультразвуковое распыление? Элегантное решение, — осматривает меня представитель академии, с плохо скрываемым скепсисом, — Ну, ладно. Сожалею, что зря отнял у вас время и вот молодого человека побеспокоил…

— А общая схема есть? В чертежах мне не разобраться сходу, — прерываю я его, видя, что он начал укладывать всё в портфель. Мелькнули папки с характерным чернильным штампиком и надписью Проект 956 «Сарыч», которые он тут же прячет обратно. Секунды хватает, чтобы вспомнить про проект целой серии эсминцев, где в последний момент заменили газотурбинные энергетические установки на котлы. Так себе идея. Специалистов водоподготовки на кораблях не было и моряки просто вырезали забившиеся трубки из котлов, с каждым ремонтом теряя мощность двигателей. Надеюсь, лет десять жизни мы теперь этим кораблям подарим, идею доведут до рабочих чертежей и наш Химмаш не подведёт. Может Перестройку переживут, трудяги эсминцы, вы́ходят в этот раз положенный календарь, а не сгниют у причалов, дожидаясь средств на ремонт. Основную работу в ВМФ такие корабли и тащат.

полностью. Собственно, а почему я должен голову ломать? Тут целый академик с профессором есть. Ставлю галочки, и перевернув лист обратно, рисую три прямоугольника на схеме. Учёные вздрагивают от столь варварского обращения с документом, но молчат. Я же карандашом нарисовал, сотрут, если что.

— Я бы вот такие врезки сделал, — говорю, отодвигая лист на средину стола.

— А что это за «Д», позвольте спросить? — неуверенно показывает на первый прямоугольник академик.

— Я так диспергатор обозначил. Тут любой подойдёт, хоть лопаточный, хоть на форсунках, — не знаю, как они выкручиваться будут. У меня те же блоки занимали минимум места. Диспергатор был с книгу размером, а тут… Куба в два — три впишутся наверно…

— Это ионообменник. Можно на бокситах изготовить, хоть с Каменского, хоть с Богословского алюминиевого заказать, а «М» — это мембраны. В США и Японии их из плёнки на лавсановой основе давно делают. Можно и у нас попробовать, если в УПИ или в Новосибирске с ускорителем договоритесь. Там смысл в том, что в перематываемой плёнке пробиваются наноотверстия, — наблюдаю, как дядька полез в портфель. Сам с листка глаз не сводит. Мне выдаётся подобие визитки. Он записывает мой телефон. На другом конце стола сияет улыбкой и лысиной Натанович.

— Дальше я вам не помощник. Кроме этой, общей идеи, ничего в голову не приходит, — говорю я чистую правду. При нынешних технологиях так оно и есть. Многое мне так же нереально сделать, как вертолёт запустить на сто лет раньше исторического срока. Не взлетит.

Помогаю, чем могу. Обидненько мне, как моя страна прокакает флот, в который столько вложила. Пусть хоть эсминцы останутся, а то и в этой жизни идти флагману «Кузнецову» в одиночку через океан. Без сопровождения эсминцев. Если не встанут они намертво у причальных стенок, с умершими двигателями, то может в строю останутся. Живые корабли моряки не отдадут. Менталитет не позволит. У самого продажного адмирала мозгов хватит, чтобы сообразить, какие из его приказов не будут выполнены. Были такие случаи в перестроечные времена. Моряки грудью вставали на защиту боеспособных кораблей, и побеждали. Вот и попробуем дать им шанс. Хотя бы что-то сохраним. Остальное мне пока не потянуть, молод я ещё, не имею ни веса, ни влияния. Поэтому и поправляю конструкторскую недоработку, пытаясь приспособить чужие, внеземные технологии под местные реалии. Да, приходится заменять некоторые решения их суррогатами, исходя из того, что есть в наличии. Зато связи нарабатываю и пользу понемногу приношу.

Обратил внимание, что запас энергии у меня уже неделю почти не меняется. Нет ни заметного расхода, ни роста. Такое впечатление, что организм подстроился под те нагрузки, а может и под мои хотелки, которые от него требовались и остановился, посчитав достаточным полученный результат. Зря я губы раскатал раньше времени, похоже, что дальнейшее развитие тела будет даваться мне немалыми трудами.

За ужином делюсь с родителями восторженными отзывами о концерте «Песняров». Вчера не успел, долго с ребятами просидел, а когда вернулся, родители уже спать легли. Когда мама начала уносить посуду, разговор с отцом плавно перешёл на аппаратуру. Когда мужики начинают беседовать о технике, спор неизбежен.

— Батя, ну вот объясни мне, что там сложного? Кроме мощных динамиков, немецких ламп EL-34 и качественного железа на выходной трансформатор и у нас всё есть. Сложности особой по схеме нет. Я соберу не напрягаясь. Ладно, даже мощность такая не нужна. Пусть послабее будут, но качественные и приличного вида. Да и у музыкантов можно спросить, какие им входа и регулировки нужны, а не слизывать с непонятно каких моделей десятилетней давности, — меня разозлило, что отец, подняв на лоб очки, смотрит на меня, улыбаясь с чувством собственного превосходства. Мудрый филин, блин.

— Расскажу тебе притчу. В городе, среди инженеров, её почти все знают. Три года назад наш завод имени Калинина разработал кухонный комбайн «Белка». В выставках победил, стал лауреатом ВДНХ. Полтора года назад сделали опытную партию. Её уже всю перевозили в Москву на подарки, да комиссиям всяким раздали. Только выпуск и в этом году не начнётся, хотя комбайн уже устарел, есть более совершенные модели. Цену на него Москва так и не утвердила и стандартизация не подписана. Зато выговоров у руководства, как блох на бобике. Даже за нецелевое использование металла для форм строгача троим влепили.

— Да ладно, чтобы на таком заводе, да не нашли, как списать сто килограмм железа, не верю, — засмеялся я, вспомнив размеры завода и многорядье железнодорожных путей перед ним, по которым завозят сырьё.

— Зря смеёшься, — батя покрутил в руках очки, — Не подходит наш металл под качественные формы для пластавтоматов. В Швеции покупаем, за валюту. В нашем пузырьков и вкраплений слишком много, не сделать у изделия глянцевую поверхность. Вот и получается, что дешевле там купить металл, чем шмурыгать форму из нашего два месяца, а потом в металлолом выкинуть, — слушаю отца, и охреневаю. У нас, на Урале, нет металла…

— Форму для литья пластмассы два месяца делают? — я чуть со стула не грохнулся от таких сроков и производительности.

— Иногда и больше, если матрица с пуансоном сложные и класс чистоты задан выше восьмого. Это в США, на станках с ЧПУ можно за полдня справиться… Ну, ничего. Скоро и к нам придёт 6Н13, вертикально — фрезерный. Директор сам в Москву летал фонды через главк выбивать, — с гордостью произнёс отец, — Уже и снабженца за ним отправили. Так что через месяц получим.

Грустные истории батя рассказывает, видимо сам этого не понимая. На годы бесконечных согласований и постоянную борьбу с дефицитом я не готов. Пополнить бесчисленные ряды рационализаторов и изобретателей, Боже упаси. Лежит у отца с десяток красивых листков, в основном по молодости полученных. Его и сейчас иногда привлекают, когда завод план по рацпредложением не может выполнить. Смешное время. Даже изобретать нужно по плану…

Зёрна спора с батей упали на благодатную почву, щедро удобренную вчерашними разговорами. На этот раз мысли скаканули в совершенно не свойственном мне направлении, вдруг вспомнились воспоминания одного певца, который спустя годы с восторгом рассказывал, как он «звучал» однажды в Москве на песняровском Динакорде, случайно попав с ними на каком-то концерте в праздничную солянку. Впрочем, бородатый анекдот неплохо передаёт те чувства, которые у музыкантов способны надолго остаться в памяти от одной возможности «попробовать» настоящие инструменты:

Два советских скрипача возвращаются с Международного конкурса. Один занял второе место, а другой тридцать седьмое. Лауреат в полном расстройстве, другой его утешает: — Да плюнь, Жора, второе место — тоже неплохо! — Да ведь если бы я занял первое место, то по условиям конкурса мне бы дали играть на скрипке Паганини… — Ну и что тебе с этого? — Ну как бы тебе объяснить понятнее… Для меня сыграть на скрипке Паганини — то же самое, что для тебя пострелять из револьвера Дзержинского.

Кто и как сейчас помогает молодым авторам, новым коллективам у нас в городе? Как дать возможность ребятам искупаться в звуке, понять силу своих песен и отклик зала на них? Как пронзить их чувством сцены, когда адреналин и восторг захлёстывают тебя через край? Нужен толчок, возможность, тот самый кристаллик соли…

— Знакомьтесь, ребята. Виктор, пришёл на вокалиста прослушаться, а Эдуард — саксофонист, флейта. Я вам про него рассказывал. Он, как и я, в «чайнике» учится. Через час две девушки должны подойти, я им песни «Оризонта» дал разучивать. Послушаем, что получится. Там без женских голосов не спеть, — кипел Алексей энергией, невольно заражая всех своим настроением. Под его удивлённым взглядом мы с Колей перетащили из зала большие колонки от Гармонии-70 и стали подключать усилитель. Дошла очередь и до нового ревербератора. На старенький чемоданчик, в котором мы его принесли, из непонятного пластикового материала, с разошедшейся на углу молнией, внимание никто не обратил, поэтому появление ревербератора было триумфальным.

— Что это? — растерянно ткнул Алексей пальцем в непривычного вида корпус со странным дизайном панели.

— Полностью электронный ревербератор. Без шумов и плёнки, — лучился радостью Николай, приложивший руку к созданию маленького чуда.

— Раз, раз, раз, — по привычке проверил наш руководитель эхо, ожидая обычного отклика: раз, рав, гав… Эха не было. Эффект пустой комнаты, с объёмным звуком. Свою лепту внёс саксофонист, начав слегка хриплым звуком наигрывать популярную джазовую тему в микрофон. Я пощёлкал пресетами, показывая варианты звучания, добавил глубину реверберации и включил хорус. Звук саксофона ожил и поплыл по комнате.

— Где взяли? — спросил Лёха. Серьёзный и строгий вид ревербератора совсем не походил на привычную аппаратуру. Дорогой лабораторный блок, со светящимися цифрами на передней панели (взятыми от конструктора часов «Старт 7176»), покрытый кожей корпус, чёрная воронёная панель с обозначениями ручек на английском языке, колонкой кнопок и непривычной разметкой — вот на что это больше похоже. Посмотрев на наши сияющие лица, он всё понял, но никак не мог поверить.

— Лёха, давай после «репы» останемся. Поговорить надо, — предложил я обсудить возникшую у меня идею после репетиции. Отзанимались весело, на подъёме. Виктор оказался неплохим певцом, с высоким голосом, но петь зачем-то старался в манере Ободзинского. Этакий ласковый тенор с немного гротескным надрывом.

Саксофонист хорош. Чайковка готовит серьёзных музыкантов. В джаз его, ясное дело, прибивает, но это скорее издержки инструмента и его музыкального багажа. Зато оризонтовские песни, когда подошли девушки, он отыграл в самую тютельку. Вьюжн, или джаз рок — направление очень интересное и Оризонт своими песнями это замечательно показывает.

Девчонки нормальные. В меру серьёзные, в меру весёлые. Напоминают АББУ наоборот. У нас светленькая, Ирина, повыше ростом и голосом. Закончила школу по фортепиано. Ольга пониже и чуть полнее. Школа по скрипке. Голоса звонкие, свежие. Обе второй год занимаются в институтском хоре. Будут учителями музыки. С микрофоном работать не умеют. Дважды пришлось напоминать, что петь надо чётко по оси микрофона, а не ему в бок и не в сторону от него. Себе взял на заметку, что необходимы мониторы, направленные в лицо. Небольшие такие колонки на подзвучку. Как только наши вокалисты перестают себя слышать, то тут же пытаются форсировать голос. Когда весь звук от голосовых колонок будет уходить в зал, то они и голос себе сорвут, и песню испортят.

После репетиции остались впятером. Нет только нашего ударника. Где-то он ещё отдыхает.

— Парни, идея в следующем. У нас скоро начнётся сезон. Площадка будет работать регулярно. Вспомните себя, как вы начинали? Как хотелось выступить на людях, песню обкатать, нормальный аппарат пощупать. Предлагаю подыскивать интересные коллективы и выпускать их на две — три песни. Даже два коллектива за вечер можем выпускать. Под такое дело надо будет аппаратурку покруче забабахать. Тут мне будет нужна ваша помощь, — я выдохнул и посмотрел на ребят. Пригорюнились. Глаза прячут.

— У меня на новый бас триста собрано… — первым откликается Коля.

— Я на орган собираю. Вельтмайстер местный, дворцовский, старый уже. Накроется и останемся без клавиш…

— Так, стоп. Простите парни, это я дурак. Не смог правильно объяснить. Денег от вас не надо. Нужна помощь информацией. Что продаётся из усилителей, динамиков. Может что-то сломанное есть. Потом шнуры, микрофоны, прожектора. Кто может корпуса из железа делать, трансформаторы мотать. Коля, узнавай по фанере и раскрою. Её надо будет много. Алексей, с тебя организационные вопросы. Говори с директором, объясняй, что гости выступать будут бесплатно, а у нас появится разнообразие в программе, — я взял паузу, чтобы послушать, как кто отреагирует.

— С Зинаидой сегодня говорил. Интересные вопросы она задала, — издалека начал Алексей, — Например, сможем ли мы выступать три раза в неделю и играть на час дольше.

— Очешуеть… — высказал Коля общее мнение.

— Да уж, — заскрёб в затылке клавишник, — Накрылись халтуры…

— Подожди, нам что, разрешат до полдвенадцатого играть? Раньше же она с нас, за лишние пятнадцать минут, стружку снимала, — всполошился Николай.

— До одиннадцати. Начинать тоже на полчаса раньше, — спокойно заметил Алексей.

— Блин, у нас же не ресторан. Это туда каждый вечер разные люди ходят, а у нас больше половины одни и те же. Я думаю, что репертуара не хватит. Послушают одно и то же три вечера подряд и на следующие выходные не придут, — запаниковал Юра.

— Мне одному не вытянуть, охрипну на второй день, — подал голос наш певец.

— Лёха, а директриса не сказала, с чего вдруг такие новшества? — невзначай поинтересовался я.

— На заводе какие-то гайки бухгалтерия закрутила. Вроде бы им запретили костюмы оплачивать, а у Зинаиды только народного танца два полных состава, старший и малышковый, хор и в бальном пар десять. Хор-то чёрт с ним, а танцевальные у нас по городу одни из лучших. Только ансамблю Поличкина уступают, но тем и проиграть не стыдно, они по стране каждый год призы берут. Вот и прикинь, сколько костюмов надо им на концерт. Народников в каждом составе человек тридцать, да переодеваются раз по пять. На хороводы в одно, на пляски в другое, а у них там ещё игрища всякие есть.

— Зинаида-то на месте, не знаешь? — я обдумываю своё предложение. Ничего нового я не придумал, всё когда-то уже было пройдено, но тут отлично может прокатить за новинку.

— Занятие у неё в малом зале. На лестнице музыку слышно, — подсказал Юра, ориентирующий в ДК по слуху, как эльф в лесу.

— Тогда слушайте, можно предложить ей более выгодный вариант, — кратенько обрисовал свой экспромт, детали подкорректировал при помощи дельных замечаний парней. Идём вместе с Лёхой общаться с нашим директором.

— Добрый вечер, Зинаида Степановна, — говорю я стоящей у стены директрисе. Она кивает в ответ, наблюдая, как четыре девчонки крутят «вертушку» в центре зала.

— Чего вам? — устало спрашивает она, когда фрагмент танца заканчивается и танцоры замирают.

— У нас есть хорошее предложение. Хотели бы обсудить, — я с удовольствием смотрю на танцоров, точнее, на их партнёрш. Устали, раскраснелись, а глазками всё равно стреляют.

— Галя, пройдите без меня третью и четвёртую фигуру, потом перерыв пятнадцать минут, — кричит директриса, на что ей в ответ кивает молодая женщина и идёт к другой группе, что-то объясняя им на ходу. Мы втроём уходим в кабинет директора.

— Предложение у нас простое. Давайте за один вечер устраивать по два платных мероприятия. Начнём в шесть, отработаем вечер «Тем, кому за тридцать», потом перерыв минут пятнадцать, зал проветрим, люди выйдут и дальше танцы для молодёжи. Музыка будет без перерыва, поэтому все натанцуются так, что ног чуять не будут. Теперь что нам нужно. В ЦУМе появились магнитофоны, Маяк 001, по девятьсот восемьдесят рублей. Узнайте на заводе, их-то они могут оплатить? Это же не костюмы. Тогда мы вместо перерывов будем устраивать дискотеку. В Прибалтике такое сейчас очень популярно, — сослался я на чужой опыт, который не вдруг проверишь, — А для поднятия статуса, да и чтобы наш репертуар быстро не истощился, можно приглашать гостей, по одному — два ансамбля за вечер на пару песен, а то и отдельных певцов. Дадим молодёжи себя показать, и публика пусть про них узнает. Будет у них тема для обсуждений. Мы спрашивали у знакомых музыкантов, им это интересно, — я выдохнул и стал ждать ответ. Зинаида Степановна не на шутку задумалась.

— Сам придумал? — спросила она, с любопытством разглядывая меня. Вот этот вопрос я меньше всего ожидал. Я уже варианты ответов заготовил, на случай, если она отказывать будет, а тут… Просто кивнул.

— Музыка какая будет на ваших дискотеках? — посмаковала она незнакомое слово.

— Каждый раз разная, как в «Музыкальном киоске», — сослался я на популярную многие годы телепередачу, — Мы же её с обычных пластинок будем брать, — вот тут я соврал, даже не краснея. Хотя почему соврал? Пластинки действительно обычные будут, виниловые. Вот только сделаны не все у нас. Фифти-фифти. В конце концов, даже по телевидению иногда показывают приличных исполнителей, только ждать такое приходиться долго, до следующего новогоднего Огонька.

— Если магнитофоны купим, — она полистала календарь на столе, — То начнёте семнадцатого. Афиши сами придумайте, но как-нибудь так, чтобы в них не звучало, что мы открываем новый сезон. Вдруг ничего не получится, пока сезон в парке не закрылся. Тогда пропустим, как эксперимент. Вроде бы ищем пути досуга для людей разного возраста, — сказала она, почему-то глядя именно на меня. Внимательно так…

— Ты зачем всё-таки за такие дорогие магнитофоны уцепился? Хотя бы мне можешь сказать? — остановил меня Алексей в коридоре.

— Есть у меня маленькая мечта — завести собственную студию. Для начала нам и таких магнитофонов хватит, но ненадолго.

— Да, с тобой не соскучишься. Правильно Коля говорит — моторчик у тебя в заднице. Знать бы ещё, что в голове, — вполголоса пробормотал он, но я услышал.