Развилки. Сплошные развилки и прочее дерьмо. Точки бифуркации, млин… кто этот термин придумал… Кручусь с максимальной нагрузкой, всё время бегом, чудом успевая уследить за делами. Сплю мало, свободного времени нет. Тренировки сократил до предела.

Итак, что я имею… ммм… не, ну не после свадьбы, а вообще…

Для начала, я поругался с директором. С тем, который заводской. Он возомнил, что поймал Фортуну за хвост и решил стать барином. Мне в ультимативной форме высказана общая концепция, исходя из которой моё место самое главное, после нашей уборщицы. Ибо нас в отделе, по его замыслу, будет трое — уборщица, я, и мой новый начальник. Сюрпрайз, однако. Это я про начальника… Хотя вру, я про эту задумку знал, но не думал, что мы с директором перейдём на такой уровень общения. Получилось не так, как планировал. Михаил Анатольевич неожиданно вышел на новую ступень гонора. Минут десять, а может и больше, мы говорили вполне корректно. Доводы директора — на мои аргументы. А потом разругались, как позорные форумные тролли. Даже до идиоматики дошло с обеих сторон. Я был явно сдержаннее, методик боя дроу никто не отменял, а хумансы так уязвимы… Короче, директор выжил два раза, один раз сам, а второй раз — меня. По его глазам видел, что в последний момент он что-то сообразил, но я уже тоже был на взводе и времени «на подумать» ему не дал.

— Уволен! — услышал я его крик, когда выходил из кабинета.

В ответ дверью хлопнул так, что штукатурка посыпалась. Сожалею, но все «домашние» заготовки улетели в тугудым и вот он я: — женатый, весь из себя спортивный и музыкальный. Теперь и безработный… Надо будет зайти, трудовую книжку в кадрах забрать.

Жизнь зашелестела крыльями, чаще, чем пчела над цветком. На следующий день нашему ВИА предложили покинуть ДК. Так-то жёстко… Мы как раз только что оформили документы на профессиональную категорию. Была надежда перейти с ДК на договорные отношения. Зинаида ушла на больничный. Я её понимаю. В наш спор ей влезать не с руки — против шефов и балансодержателей она не попрёт, а без нас — всё кисло. И это перед Новым Годом. Самый сенокос! ДК может за декаду заработать столько же, как за два следующих месяца.

Мы остались без клавиш и магнитофонов. Вельтмайстер — старенький немецкий электроорган, принадлежал ДК. До Нового Года десять дней. Предложений — уйма, а у нас нет клавишного инструмента. Понятно, что «халтуры» можно отыграть и с одними гитарами, но у нас уже сложился тот минимум, который мы приняли за стандарт. Клавиши нужны, кровь из носу.

Студийный опыт просто так не проходит. Ребята свой уровень всей душой прочувствовали. Не хотят музыканты играть абы как, хуже, чем могут. Понять нас трудно, но это принципиально — лажу никому из нас не надо. Не так много людей в мире, которые откажутся от денег, если их не устраивает качество выполняемой работы. В первые ряды можно записать музыкантов. Это та категория людей, для которых жизненно важно, что и как они играют.

— Валера, реально деньгами можем дать три штуки, а остальное отдам усилками за полтора месяца, — денег у нашего клавишника на инструмент не хватает, поэтому я договариваюсь на частичный бартер.

— Половину деньгами, а вторую — усилителями до февраля. Могу оконечниками принять по восемьсот, — абонент на том конце провода выставил свои предложения. Оба говорим, немного шифруясь, но друг друга понимаем отлично. Пару недель назад я отправил в Москву новые образцы усилителей. Цену немного загнул, вот сейчас меня и «приземляют», сразу на двести рублей. Собственно, такую дельту для торга я и заложил изначально, но не сдаюсь, и в итоге выторговываю стольник обратно к своей цене.

Целый вечер убиваю на телефонные переговоры. Наконец-то в столице нашли нужное. Спиртус Валера, бывший хоккеист пермского «Молота», звукооператор «Цветов», а точнее группы Стаса Намина, как они стали называться с этого года. Именно у него я выменял в своё время ударную установку за усилители. Он по-крупному фарцует музыкальной аппаратурой в Москве. Завтра вылетаем с Николаем за новыми клавишами Fender Rhodes Stage 73 electric piano. Коля тоже поднакопил деньжат на бизнесе с колонками и усилителями, поэтому будет выбирать себе бас гитару. Надеюсь, у нас всё получится, и тогда мы инструментами будем полностью «упакованы».

Москва, Бережковская набережная, репетиционная база Ирины Понаровской и Стаса Намина в стареньком двухэтажном ДК. Случайно попадаю на скандал, который пережидаю в коридоре. Стас привёз с гастролей шубу не только жене, но и одной из нынешних «звёзд», Сенчиной. В зале ДК идут «разборки», кто из музыкантов об этом проболтался его жене. Вопрос не шуточный. Жена подала на развод.

Ждём. Инструмент нам привезли и он должен немного постоять в тепле. Морозно сегодня в Москве. Я знакомлюсь с музыкантами, а Николай выбирает гитару. Выбор не велик, гитар всего две. Раздолбанный Фендер Джаз Бас и Эпифон, фантазийной формы. На вопросы музыкантов, кто мы и что играем, вытаскиваю из сумки кассеты с нашими песнями. Дарю кассеты каждому, одну из них тут же ставят на потрёпанный Шарп. Слушаем Колин «Парусник». Неожиданно разговоры смолкают. Оглядываюсь, вижу, что в репетиционную комнату зашёл Стас Намин, и тоже слушает регги, покачиваясь с носка на пятку. За его спиной, в дверях, маячит пожилой полный мужчина, явно не русской национальности.

— Что это? — показывает Стас пальцем на магнитофон.

— Парни из Свердловска привезли, — кивает в мою сторону Сергей Дюжиков, гитарист Цветов, — По мне, так вполне прилично, и звучит свеженько.

— Где писали? — этот вопрос Намина адресован уже ко мне.

— Всё сами. Пульт и два магнитофона. Запись наложением, — отвечаю я на вопрос, чувствуя себя слегка неловко. Стас одет, как на приличную вечеринку, даже шёлковый платок на шее повязан, да и второй мужчина тоже не прост. Костюм на нём дорогой, явно сшит на заказ, и всё остальное подобрано с большим вкусом. На их фоне мой молодежный спортивный «прикид» как-то не совсем уместен. Успокаиваю себя тем, что музыканты вокруг меня тоже одеты неформально, а двое так и вовсе неряшливо.

— Песни чьи? — спрашивает Намин, подходя ближе к нам.

— Конкретно эта — его, — показываю я на Николая, увлеченно терзающего в углу бас гитару, — Точнее текст его, а музыка и аранжировка уже коллективная. Остальные песни примерно так же. Тексты от разных авторов, а музыку мы вдвоём обычно пишем.

— Перемотай дальше, — просит Стас Дюжикова, показывая на магнитофон, — И как вдвоём пишется? — обращается он уже ко мне. Такой интерес у человека, написавшего не одну замечательную песню, мне понятен.

— Нормально. Я обычно выбираю стиль и примерное звучание. Алексей рожает мелодию. Затем вместе мудрим с аранжировкой, — пожимаю я плечами, рассказывая, как у нас появляются новые песни.

Слушая каждую песню по минуте — две, и затем перематывая кассету, пробегаемся по нескольким песням. Намин смотрит на администратора и несколько раз утвердительно ему кивает, на что тот только удивлённо вскидывает густые брови. Похоже, что их безмолвный разговор напрямую касается наших записей.

— Звучание действительно необычное, — кивает композитор, слушая следующую композицию. Драйвовый рок в две жесткие, агрессивные гитары, с энергичными ударными. KISS — I Was Made for Lovin» You. Эту песню я крутил в голове, когда предлагал Лёхе стиль и варианты гитарных рифов. Получилось совсем по-другому, но настроение и энергетику мы передали, — Лишняя кассета есть?

— Э, нет, — улыбаюсь я, глядя на удивленные моим отказом лица, — С вами только обмен. Две кассеты на две пластинки, и обязательно с автографами присутствующих.

Вроде и шутка, а всем приятно.

В сумке у меня как раз заготовлены кассеты Сони с цветными вкладками наших фотографий. На дорогие кассеты записаны «на всякий случай». По-моему такой случай сейчас наступил.

— Ого, Володя, глянь-ка, — Дюжиков, выглядывающий из-за плеча Стаса, подозвал бас гитариста, — Неплохо музыканты на Урале живут.

На фотографии мы, в лучшем стиле тех лет, расположились в костюмах и с гитарами в руках.

— Да уж, Гибсон СГ и Ибанез Артист. Жируют парни, — Владимир задумчиво повернулся к «оттаивавшим» клавишам, а потом глянул на Николая, и бас в его руках, — Точно, фанатики…, но инструментами упаковались круто. Таких, как они, в Москве по пальцам пересчитать можно.

— Интересные костюмы, — замечает мужчина, пришедший с Наминым, который тоже рассматривает одну из кассет, — Очень неплохо смотрятся. Надо нам для музыкантов что-то похожее заказать, а то ходите, как отрехолоки, прости Господи.

Стаса позвали к телефону, а мы со Степаном Арамовичем, так оказывается звали спутника Намина, отошли немного в сторону.

— Павел, мы обязательно послушаем все записи. Скажите, а ваш коллектив не хотел бы немного поработать вместе с нами?

— Степан Арамович, я не совсем понимаю, что Вы предлагаете.

— Сейчас поясню, — концертный директор группы Стаса Намина раскрыл элегантную записную книжку, — С третьего января мы уезжаем на гастроли. По три концерта в день работать сложно. В прошлом турне музыканты вымотались за месяц. Поэтому решили, что будем работать только в конце первого отделения и полностью второе. Вот смотрите, седьмого и восьмого мы работаем в Перми, десятого и одиннадцатого в Свердловске, тринадцатого и четырнадцатого в Челябинске. На Уфу и дальше у меня уже есть второй коллектив. Наша филармония просила найти коллектив на разогрев зала только до четырнадцатого. Я предлагаю вашим ребятам поработать с нами первое отделение. Думаю, минут сорок музыки. За каждый концерт отдельная ставка, по вашей категории, и сверху тоже подкину. Решать надо быстро, а то я не успею заказать афиши. Да, и вышлите мне тексты, ноты, и все данные по авторам. Песни надо официально провести и залитовать.

Я немного завис. Восемнадцать выступлений на большой эстраде, и замечу, в очень неплохой компании… По времени тоже неплохо выходит — у всех должна закончиться сессия, хотя вот в этом я точно не уверен.

— Степан Арамович, мне надо сделать несколько звонков в Свердловск. Сможете организовать?

— Нет проблем, мой кабинет на втором этаже.

— Коля, пошли нашим звонить, — оторвал я басиста, размышляющего над выбором, — Всё равно ни одну из этих гитар я тебе не дам купить.

— Это почему, — насупился Николай.

— Для твоей же пользы. Пошли, всё позже объясню.

Переговоры у нас затянулись. Алексея сразу найти не удалось, он на экзаменах. Витя пообещал срочно его разыскать, но надо ждать. Заодно ему остальных ребят нужно обзвонить.

Пошёл утрясать технические вопросы. Площадки будут серьёзные, два Дворца спорта и «Космос» в Свердловске. Заодно и с бас гитарой вопрос решил. Часа через два привезут другие. Аж три штуки, на выбор.

Предполагаемый звуковой комплект аппаратуры меня не устроил. Для Дворца спорта, на пять-семь тысяч зрителей, откровенно маловато будет. Предложил свой вариант. Немного поспорили. Валера засел за телефон и начал обзвон. Ищет динамики. Готовую аппаратуру мы ему привезём в Пермь. Для кого как, а мне очень импонирует мысль, что на сцене такой группы, катающейся с гастролями по всей стране, будет стоять моя аппаратура с моими лейблами. Реклама — двигатель торговли. А то у меня что-то деньги заканчиваются. Свадьба, взнос за квартиру и финансирование усилителей с колонками бесследно не прошли. Производство растёт, а теперь ещё покупатели из Москвы добавились. Прибыль у меня пока вся в запчасти вложена. Половина гаража в деталях и заготовках.

Домой возвращались поездом, выкупив целое купе. Две верхние полки занимали Фендер пиано, бас гитара Рикенбекер и много коробок с динамиками JBL — будущая начинка для заказанных Цветами колонок.

Экзамены в институте начинаются в девять утра. Один я уже сдал до поездки, поэтому моя группа с удовольствием пропускает меня в первую волну и ожидает повторения аттракциона «сумасшедший студент». Экзамены я сдаю без подготовки. Взял билет, спросил у преподавателя, можно ли отвечать, и вперёд. С моей памятью и учётом того, что у заочников конспектов нет, а есть только учебники, не такой уж и сложный фокус. Учебник, примерно в пятьсот страниц, я могу фотографически точно запомнить за час, чем и занимался в поезде. Коля только рот открыл, когда я первый раз зашелестел страницами. Дома, при Ольге, я пока такого не показываю. Нежную женскую психику берегу. У неё сейчас тоже сессия и ей приходится всё учить, как положено. В общем, дольше хожу до института и обратно, чем трачу времени на сами экзамены.

Все планы на день пришлось менять после телефонного звонка. Интересно, как секретарша инструктора обкома по промышленности разыскала мой новый телефон. Немного озадачило время, на которое меня пригласили — восемнадцать тридцать. Даже переспросил, подумав, что ослышался.

Над причиной вызова в обком, хоть и озвученное секретаршей, как вежливое приглашение, раздумываю, занимаясь «садоводством». Магических силёнок у меня мало, как я установил экспериментальным путём, хватает на шесть заклинаний утром и вечером, причём из разряда наименее затратных. После посещения местного дендрария, где удалось познакомиться со славным дедулькой в одной из оранжерей, я стал обладателем десятка семян женьшеня. Шесть из них сейчас выращиваю. Пять минут утром, чтобы слить энергию до того уровня, который не сказывается на общем самочувствии, и столько же вечером. Заодно и ложку сапропеля на литр воды каждый раз добавляю при поливе. Магия — магией, а что-то кушать растениям всё равно надо. Они у меня феноменально быстро растут. Вот и тренирую в себе магию, а заодно и основной ингредиент для будущего эликсира выращиваю ударными темпами.

Опустевшие коридоры обкома, по которым я шёл под стук собственных каблуков, гулким эхом усиливали абсурдность происходящего. Не знаю, рассчитывал ли на такой эффект пригласивший меня инструктор, но до его кабинета на четвёртом этаже я добрался с лёгким чувством тревоги и растерянности. Странный вызов, тем более в такое время.

— Проходи, Павел, присаживайся. Надеюсь, ты никуда не торопишься? — ответил на моё появление хозяин кабинета. Скромненько тут у него. Стол, обтянутый зелёным сукном, два вполне обычных стула для посетителей, трехстворчатый шкаф, напольные часы и сейф. На стене висят портрет Ленина и карта области. Свет притушен, на столе горит старая настольная лампа, — Ты даже вечером очки не снимаешь? — кивает он на окна, за которыми уже час, как стемнело.

— Мне глаза молния повредила. Ваша лампа для меня светит ярче, чем для Вас Солнце.

— Надо же, чего только в жизни не случается. Слышал, у тебя большие изменения произошли, — то ли спросил, то ли констатировал факт Юрий Степанович.

— И не одно, — соглашаюсь я, — Сам до сих пор пытаюсь понять, какое из них самое важное.

— Рассказать можешь? Очень уж интересно, чем молодёжь живёт. Так что, прости меня за любопытство, — улыбается добрый дядюшка, совсем не похожий на того безликого чиновника, которого я запомнил по совещанию. У него даже речь человеческая, а не набор заезженных штампов.

— В Новосибирске выиграл соревнования с хорошим результатом. Теперь, если удастся победить на следующих, то открывается дорога на Универсиаду и может быть на чемпионат Европы. Надо будет показать результат на уровне республиканского или союзного рекорда.

— А сможешь? — прерывает мой рассказ инструктор.

— На тренировках смог, а на соревнованиях — как повезёт. Спортивное счастье ещё никто не отменял, — пожимаю я плечами и продолжаю, после паузы, — Что касается музыки, то тут тоже всё интересно. Мы получили предложение проехаться с концертами по трём городам вместе с группой Стаса Намина. Это бывшие «Цветы», если знаете про таких…

— Ещё бы не знал. «Звёздочка моя ясная». Любимая песня у жены. Вторую пластинку уже заездила.

— Ну, и ещё я женился. Вот в основном и все изменения, — я намеренно не заикаюсь о заводе и той теме, по которой меня могли вызвать к инструктору обкома по промышленности. Это такой толстый намёк, что у меня в жизни есть очень интересные занятия, в которых я успешен, а их возня с «инициативами» разного рода для меня второстепенна.

— Значит, Михаил Анатольевич правду сказал, что ты сам с завода уволился? Старею. А я, было, ему не поверил…

— С директором мы не сошлись во мнении по организационным вопросам, и скорее всего, по перспективам, — обтекаемо отвечаю я, стараясь переключить его внимание на менее сколький момент. То, что мы с директором поссорились, нас обоих не красит. Завод — не детский сад.

— Поясни, не понял, — покупается Юрий Степанович на мой посыл.

— Я вот только что рассказал вам о своих изменениях в жизни. Согласитесь, что любое из них очень перспективно и интересно. А теперь попробуйте предложить равную перспективу в том, чем я занимался на заводе. При этом учтите, что про Стаханова и Пашу Ангелину я знаю.

— И чем же они тебе не нравятся?

— Всем. И тем, что их движение благополучно умерло, и судьбой их самих. Знаете, мне как-то рановато через год становиться общественным деятелем и проводить свою жизнь на митингах и собраниях. Ещё не все песни спеты и не все рекорды побиты.

— Вот значит как. Ты и директору своему это высказал? — с каким-то любопытством естествоиспытателя поинтересовался мой собеседник, разглядывая меня, как занятный образец незнакомой зверушки.

— Нет. С директором мы не сошлись в оценке моих способностей и в связи с полным отсутствием у него интереса ко всему, что находится дальше заводского забора.

— Допустим, твои способности просто попали в струю. Знал бы ты, сколько изобретений и предложений со всей страны каждый день поступает, то наверняка вёл бы себя скромнее. Директор же, он не просто директор, а директор ЗАВОДА, — выделил голосом наиболее важное слово мой собеседник, — Так что тут он в своём праве, и за такое отношение ему никто и слова поперёк не скажет.

— А я с этим и не спорю. Хотя, насчёт «струи» всё спорно, у меня были очень важные дополнения. Просто считаю, что лично моя перспектива роста при таких масштабах слишком мала. Человек я теперь женатый, семейный. Вот и приходится думать, где же я окажусь наиболее эффективным, чтобы потом не было стыдно собственным детям в глаза смотреть. Тяжёлый выбор, знаете ли… Как в той сказке, где про богатыря, перед которым три дороги, — технологии вербальных знаков при проведении переговоров ещё никем не озвучены и книг про них не написано, поэтому инструктора я «читаю» с очень высокой степенью вероятности. Пока не вижу никаких признаков, что моя точка зрения им не воспринимается. Пощупать бы его ментально, но боюсь, что такой паузы в разговоре у меня не будет, да и я, после бесконтактного изучения, буду в состоянии «овоща».

— И в чём же твой директор тогда оказался неправ?

— В том-то и дело, что прав он полностью, ну, или почти полностью. По крайней мере, в большинстве организационных вопросов он разбирается лучше меня. Я теперь тоже понимаю, что другие заводы наши разработки не примут. Всё будет именно так, как Вы сказали — у нас тысячи изобретателей, а к тому же все руководители считают, что «мы и сами с усами». Статус конструкторского бюро отдельного завода такое отношение предполагает сам по себе. Этакий местечковый патриотизм, он не только по площадям работает, но и по предприятиям, — я беззастенчиво использовал свой опыт проведения переговоров «из будущего». С оппонентом лучше соглашаться, слушать то, что его интересует, но и не забывать свою цель. Плавно разворачивать его именно к ней, как крупную рыбу при вываживании.

— То есть, про директора ты ничего плохого сказать не можешь? — наш «неформальный разговор» уже начинает меня напрягать. Цель беседы Юрий Степанович так и не обозначил, а собственных догадок у меня несколько, и все разные.

— Даже мысли такой не возникает, — открестился я, понимая, что некоторые вопросы инструктора с двойным, а то и с тройным дном. Как он ловко вернулся обратно к тому вопросу, от которого я его отвлёк, и изучает моё отношение к бывшему директору, с которым я расстался достаточно недружественно. Словно заранее хочет знать, как я себя поведу в такой же ситуации, и что буду говорить.

— Сам дальше собираешься заниматься конструированием?

— Спасибо за столь высокую оценку моей работы. Я даже про себя её так не называл. До конструктора мне далеко. Я просто предлагал идеи и наброски к ним.

— Был я позавчера у вас на заводе. Образцы посмотрел и то, что уже выпускаете. Идеи все хорошие, реализация интересная и, как мне сказали, ни одного промаха с продажами. Всё востребовано торговлей. Да что там востребовано, к вам настоящая очередь стоит. Вот так бы, да на всех заводах, но ведь почему-то не получается, — хозяин кабинета откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел мне в глаза. Он что, хочет, чтобы я прямо вот тут и сейчас предложил ему какое-то универсальное решение?

— На самом деле идей у нас было намного больше, но не всё можно сделать. То станков нужных не хватает, то материалы дефицитные требуются. От такого приходилось сразу отказываться, ещё на стадии самой идеи. Собственно, Михаил Анатольевич на совещании много интересного предложил, чтобы выпуск товаров ускорить и облегчить, — мне тоже надо понять, что за цель у нашего разговора, поэтому стараюсь перенести тему беседы в иную плоскость.

— Ну, это всё полумеры, — как-то пренебрежительно отмахнулся от моих слов собеседник.

— Большая дорога начинается с маленького шага, — процитировал я чужую мудрость, — С чего-то же надо начинать.

— На этом «маленьком шаге» не один десяток ног переломать можно, — выделил голосом слова из цитаты Юрий Степанович, — Ты просто не представляешь, сколько барьеров надо преодолеть, чтобы те предложения увидели жизнь.

— А кто кроме вас такое сможет сделать? — я жестом показываю, что имею в виду всю махину обкома, — Пусть на какое-то время, пусть только для области или хотя бы для нескольких заводов.

— На время эксперимента, для ограниченного числа предприятий, — закрыв глаза, вполголоса пробормотал инструктор, видимо переводя мои слова на казённый чиновничий язык, — Не уверен, что сработает, но как вариант это можно будет продумать.

— Юрий Степанович, если не секрет, то объясните пожалуйста, а я-то для чего Вам понадобился? — воспользовался я подходящим моментом для неожиданного вопроса. На самом деле вся моя бравада и внешняя независимость — это напускное. Я отыгрываю свою роль доброжелательного юноши, в меру умного и рассудительного. Откуда человеку в моём возрасте знать, что существуют многоходовые интриги и аппаратные игры. Я же молод и верю, что «Партия — наш рулевой» и не озабочена ничем больше, как заботой о народе и улучшением жизни социалистического общества. Главное, не переиграть.

— Москва одобрила нашу инициативу. Более того, выделены весьма значительные средства и будет на следующий год выделено ещё больше. Чтобы не складывать все яйца в одну корзину, мы собирались и ваш завод в этот проект подключить. Представить, так сказать, солидный проект наработок на будущее и показать разнообразие ассортимента товаров.

— Да у нас в городе полно новинок! Я на выставке столько нового для себя увидел…

— Ты первый раз на выставку попал? — перебил меня собеседник.

— Ну да, раньше как-то не слишком интересовался, — признал я очевидное.

— Вот, а я ни одну ещё не пропустил, — скривив губы и наставительно погрозив пальцем, заметил Юрий Степанович, — И хочу тебе сказать, что ничего особо нового там не было. Некоторые предприятия даже стенды с прошлой выставки не поменяли. Что весной показывали, то осенью выставили. За новации такое не выдать. Наши товары и в столице неплохо знают, так что потёмкинские деревни изображать не стоит. Есть и другая сторона медали. Запоминается всё новое, то, чего наш покупатель не видел. Не просто ещё одна модель чего-то уже знакомого, например того же пылесоса, а абсолютно новый товар, которого до этого не было. Тот же электротермос… Да, электросамовары были, и электрочайники, но ни один из них не даёт кипяток всегда, а термос — даёт и вид очень современный, опять же. Тренажёры… тоже красиво, интересно и полезно.

— Но Вы же знаете, что на заводе я уже не работаю, а в частном порядке я сделать ничего не смогу.

— Вот смотрю я на тебя, и у меня картинка не складывается, — задумавшись, пробежался несколько раз пальцами по столу хозяин кабинета, — Глазами вижу молодого парня, а по изделиям ощущаю работу зрелого мастера. Нашу делегацию летом в Италию оправляли, для расширения кругозора, так сказать. Там сейчас новое веяние пошло — промышленный дизайн. После выставки в Нью-Йорке, в 1972 году, итальянцы стали чуть ли не законодателями моды в мировом дизайне. Понимаешь, когда на дизайнера ложится полная ответственность за производство той или иной продукции, и он вынужден выполнять функции технолога, инженера, материаловеда, экономиста, то иногда получаются удивительной красоты вещи. У них этому ещё и в ВУЗах обучают.

— Я понимаю, — решил я заполнить паузу, после того, как мой собеседник замолчал, о чём-то задумавшись, — Не так давно итальянскую люстру видел, действительно очень современно и красиво, а главное, с каким вкусом всё сделано. Вроде и материалы простые, а смотрится великолепно.

— Вот, ты меня понимаешь. А у нас на выставке люстры видел?

— Вроде были какие-то, но мне наверно не понравились, так что рассматривать не стал.

— В том-то и дело. У них на выставке все люстры красивые, а у нас ни одной. Да, наши надёжные и сделаны крепко, а купить их не хочется. Глаз не радуют. А мебель…

— Даже не знаю, чем тут я могу помочь. Наши конструкторы далеко не художники. Может быть лучше итальянцев пригласить? Строили же они когда-то дворцы в России, да и нам от Фиата вон какой автозавод перепал. Скоро полстраны на Жигулях будет ездить.

— Дорого, долго, идеологически неправильно, — рубанул инструктор воздух ребром ладони, — И Москва такой проект не одобрит, — добавил он, заметно тише.

— Может быть создать молодёжную общественную организацию, под эгидой обкома комсомола? — сделал я пробный посыл идеи, — Почти без штата, но на хозрасчёте. Тогда можно студентов неограниченно много привлечь. Вот уж кто с радостью мозгами будет шевелить, если им за это платить по результату.

— Ну-ка, ну-ка… подробней, — заёрзал в кресле Юрий Степанович.

— Сильно подробно сегодня вряд ли смогу. Мысль минуту назад родилась, — улыбнулся я, — Если коротко, то можно создать из молодёжи инновационный центр, который будет работать на результат и фонтанировать идеями.

— Уж прямо так и фонтанировать? — не поверил мне собеседник.

— Вы же сами сказали, что у нас в стране полно изобретателей. Вот только никто и никогда с ними не работал, так как надо. Я об этом говорю на своём собственном примере. Не было бы на заводе конструкторов, чертёжников, технологов и мастеров — ничего бы я там не сделал. Ни одного образца сам до стадии производства довести бы точно не смог. Чертить я не умею, на станках если что и смогу выточить, то только на самых простейших. Технологическая оснастка и режимы для меня вообще тёмный лес.

— Ну и откуда все эти люди вдруг возьмутся в вашем центре?

— Прирастут, Юрий Степанович. Пусть не сразу, но сами найдутся. А для старта может и моих идей хватить. У меня много чего ещё не реализовано, — я про себя усмехнулся от осознания того, сколько я новинок могу предложить в качестве перспективных товаров. Весь ассортимент будущего этого мира на сорок лет вперёд. При этом мне зачастую даже не потребуется вспоминать досконально, как и что нужно делать. Достаточно концепции и понимания ключевых моментов.

Поясню на простейшем примере, да хоть на том же наборе кастрюль, образцы которых мы сделали. Я когда-то, ещё в первой жизни с удовольствием прочитал, как достаточно умный человек грамотно размазал цептеровскую рекламу кастрюль. Действительно, нержавейка способна служить очень долго, вот только это не достижение фирмы Цептер, а свойство самого металла. Толстое дно у кастрюль делает не только Цептер, а и многие другие производители. Говорить про экономию энергии при варке в таких кастрюлях вряд ли стоит — само по себе это дно греть не будет, его приходится дополнительно нагревать, чтобы оно потом смогло какое-то время отдавать накопленное тепло. Поэтому качественно сделанная кастрюля из нержавеющей стали, с достаточно толстым дном, от сверхдорогого бренда отличается только видом и ценой, за которую можно купить три — пять аналогичных изделий другой фирмы. Отсюда вычленим главное: кастрюля делается из нержавеющей стали, применяемой для пищевой промышленности. Ключевые моменты: качество, красивый внешний вид, толстое дно, округлая крышка с плотной посадкой. Остальные детали сами добавятся по мере совершенствования изделия.

С таким подходом — зная концепцию удачного изделия и ключевые моменты, обеспечившие ему успех, можно быстро разработать сотни новых товаров, лишь бы заводы вытянули их по технологиям и производственным мощностям.

— А есть у тебя в запасе что-то такое, что можно запустить быстро и по всей стране? Такое, чтобы все покупали? — весьма неопределенно помахал перед собой руками инструктор.

— Да не вопрос. Выбирайте: газовые зажигалки, растворимый кофе, обеденные зоны, джинсы, плееры, спортивная обувь, автомагнитолы, искусственное Солнце, недорогое жильё, «американские» сигареты, — загибал я пальцы на руках, пока они не закончились.

— Это шутка? — похоже, хозяин кабинета сердится. Ишь, как зыркает исподлобья.

— Что именно? — я, придав своему лицу самое доброжелательное выражение, задаю вопрос достаточно искренне и как бы с недоумением.

— Да почти всё, что ты тут наговорил. Я же не фантастику просил рассказывать, а что-нибудь дельное.

— В том, что я перечислил, фантастических проектов нет. Всё выполнимо и зависит только от сроков и средств. Что именно Вас не устроило? Давайте, пару примеров объясню прямо тут, — я примерился к стопке листов на столе и поискал глазами карандаш.

— Недорогое жильё и искусственное Солнце, — определился инструктор с выбором.

— Для жилья есть два пути, которые не исключают друг друга. На начальном этапе по первому из вариантов можно повторить и организовать производство быстровозводимых домов по принципу тех финских посёлков, которые нефтяники закупают для себя уже не первый год. Те, кто в них побывал, не устают хвалить их качество и комфорт, даже в условиях Севера. По второму варианту я предлагаю организовать производство строительных плит и блоков при Рефтинской ГРЭС. Там разом будет использовано очень много преимуществ: золы уноса, которые сами по себе имеют вяжущие свойства, почти как у цемента, рядом расположен Сухоложский цементный завод и наконец — масса дешёвой электроэнергии, территорий и переизбыток тепла, которое скидывают в водоём.

— И сто километров до города, где такие материалы нужны, — снисходительно улыбнулся Юрий Степанович. Видимо поговорку вспоминает — за океаном телушка стоит полушку, да рубль перевоз.

— А вот это как раз не проблема, — теперь уже я отмахиваюсь от его вроде бы убойного довода, как от незначительной мелочи, — Напомните мне, Рефтинская электростанция у нас что использует, как топливо?

— Уголь…

— Правильно. Экибастузский уголь, из Казахстана, — поднимаю я палец вверх, акцентируя происхождение топлива, — По сорок — сорок пять полувагонов в сутки сжигает. А обратно эти полувагоны идут в Экибастуз порожняком, и что характерно, через Свердловск. Больше полутора тысяч тонн в сутки можно вывезти. С учётом того, что плиты и блоки мы будем делать из пористого бетона, то вес одного кубометра у нас получится около тонны. На строительство дома с размерами десять на восемь метров на стены требуется двадцать пять кубометров стенового материала, понимаем, что каждые сутки можно получать стройматериалов на шестьдесят — семьдесят домов. В среднем по две тысячи домов в месяц. Это жильё для ста тысяч населения в год. А когда появится повышенный спрос, то кто нам помешает сгонять за стройматериалами ещё один — два состава в сутки.

— Ты про индивидуальное строительство говоришь, а как же социальные программы?

— Да без проблем, пусть разрабатывают проекты своих домов с учётом использования других материалов, кроме кирпича и железобетона. Кстати, если можно было бы выбирать самые неудачные стройматериалы, то это как раз были бы те самые кирпичи и железобетон. Слишком уж у них высокая плотность, а соответственно, и самая низкая теплозащита. Характеристики удельного веса и теплозащиты практически линейны. Во сколько раз один материал легче другого, во столько же раз он и «теплее». Дома из наших материалов будут теплее в два с лишним раза домов из железобетона и в полтора раза теплее тех, что из кирпича.

— Но это же такое строительство…

— Какое — «такое»? При тех каналах горячей воды, которую электростанция сливает просто так в водоём, достаточно четвёртую часть этой воды провести под полами будущих цехов. Тогда там всегда будет тепло, даже если стены сделать из фанеры.

— Хм, вполне возможно, был я как-то там, действительно, каналы с горячей водой впечатляют. Ну, допустим эту идею вы вчерне обосновали, а что за «искусственное Солнце»?

— Тоже всё не так сложно и фантастично, как кажется. Представьте гигантский зонтик, диаметром метров в сто, который выведен в космос и выглядит, как подобие ромашки, с лепестками из металлизированной алюминиевой фольги. По своему назначению — это зеркало, которое направляет свой зайчик на Землю. Ориентировочно им можно подсветить круг диаметром в десять — двенадцать километров на пятьдесят лунетов. Один лунет — это освещённость Земли Луной в полнолуние, а сто лунетов — то освещение, которое мы наблюдаем на закате Солнца. Лепестки и механизм раскрытия мы сделаем быстро, а вот электронику и системы наведения пусть делают те два наших радиозавода, которые уже имеют необходимые наработки и опыт.

— Про какие заводы вы говорите? — мой собеседник уже второй раз обращается ко мне на Вы. Интересно, с чем это связано?

— Практика в школе у меня проходила на пятьдесят девятом радиозаводе, а отец работает на семьдесят девятом. Дальше надо рассказывать, что именно там можно изготовить для нашего проекта?

Мы оба обмениваемся понимающими улыбками.

— И что можно такими «зеркальцами» подсвечивать?

— Тот же Норильск или Мурманск, например. Там зимой светлое время суток всего полчаса бывает, а остальное время — почти, как у нас ночью, — кивнул я в сторону окна, за которым окончательно стемнело, — Да и у нас неплохо было бы, если бы сейчас на улице было светло. Москва прилично сэкономит на уличном освещении, если им продлить световой день часа на три — четыре. Да и в других странах заказчики найдутся, — мысленно я облизнулся, представив, какой ажиотаж произойдёт в крупных столицах или на престижных курортах, когда они узнают о возможности такой подсветки. Только Токио, с его многомиллионным населением и проблемным энергоснабжением зафрахтует с десяток таких космических светильников.

В своё время я знал, что такие идеи в 1994 году уже пытались воплотить российские учёные, но для реализации замысла им не хватило качества исполнения. Поэтому столкнувшись с гигантскими отражателями, которые другие цивилизации использовали при терраформировании планет, я из любопытства изучил их устройство. Всё оказалось на удивление просто. Лепесток отражающего материала имел каркас из тончайших нитей пружинистого сплава. Позже я наткнулся на воспоминания конструкторов таких устройств. В основу построения лепестков он заложил схему крыла насекомого, очень похожего на нашу стрекозу. Я в своих замыслах предполагал использовать для каркаса бериллиевую бронзу, из которой делают самые надёжные часовые пружины. Мои лепестки не будут таких сумасшедших размеров в сотни километров, как у терраформеров. Для начала вполне хватит длины лепестка в пятьдесят метров.

— А что за американские сигареты? — не выдержал инструктор, задав вопрос ещё про одно предложение.

— Там всё дело в табаке. Они его перемалывают и фактически пропускают через бумагоделательную машину, пропитывая при этом селитрой. Получается равномерная нарезка из табачной бумаги, которой не даёт затухнуть селитра в её составе.

— Фу, какая гадость, — поморщился мой собеседник, — Ну ладно, когда я увижу твои соображения по предлагаемой организации?

— Послезавтра после обеда устроит? — прикинул я время, необходимое для написания этого опуса страниц в шесть — восемь. Даже если мою идею примут, то всё равно ещё не раз перекроят её по-своему. Смысла нет, сразу все детали расписывать.

— Вполне устроит. Если меня на месте не будет, оставишь в приёмной у первого секретаря, только подпиши, что для меня, — дальше затягивать разговор незачем. Интересующей меня цели я достиг. Прощаюсь, и выхожу на улицу. В городе начинается метель.

На улицах пустынно. Сквозь рой снежинок размытыми пятнами светят фонари. Порывы ветра подстерегают меня в промежутках между домами, а когда я выхожу к реке, ветер, получив свободу, разыгрывается не на шутку. Сухой, колючий снег пригоршнями летит в лицо. Прикрывшись поднятым воротником, я иду к пешеходному мостику, который перекинут около дендрария через реку. Тропинку, петляющую по берегу замело, и я уже проклял ту минуту, когда решил, что пешком до дома доберусь быстрее, чем на троллейбусе. Метёт так, что в пяти шагах уже ничего не видно. Пытаюсь понять, где я нахожусь, и тут, в момент секундного затишья, вижу знакомый силуэт смешного старинного особнячка. Сколько раз я как-то интуитивно обходил это место, и вот надо же… Воспоминания заставили меня замереть на месте.

Мужчина, лет пятидесяти, оглянулся на громкий стук дверей. Из смешного старого дома, стоящего на фундаменте из дикого камня, вышла девушка с парнем, и весело щебеча о чём-то своём, они прошли мимо, даже не посмотрев в его сторону. Понятно, кому интересен одинокий алкаш, расположившийся с целой упаковкой пива на берегу реки. Хотя наряд полиции вряд ли обойдёт его вниманием. Да и внешний вид… Три дня беспробудной пьянки начинались пивом, с плавным переходом на коньяк к вечеру. Так легче пережить предательство тех, кто ещё недавно называл тебя своим другом. Очередная банка, прощально щелкнув крышкой, ушла по назначению. Лето, река обмелела, и на возникшем посреди русла островке, расположились два выводка утят, вместе с их беспокойными мамашами. Собственно, из-за них он тут и устроился. Даже батоном поделился, оставив себе маленький хвостик. Птицы неожиданно забеспокоились и мамы — утки стали сгонять разбежавшихся утят в кучу. Оглянувшись, мужчина увидел бегущее нечто, выглядевшее, как растаман, надевший хламиду. Яркая бесформенная шапка, борода, многочисленные косички и грязный чёрный халат с вышивкой. Для своего возраста и внешнего вида это чудо бежало очень шустро. Шагов с десяти пробегающий мужик сделал рукой жест, в сторону наблюдающего за ним пьяницы, словно пытался поймать пушинку в воздухе. После чего сбился с бега и перешёл на шаг, всё ещё недоверчиво рассматривая сидящего человека с банкой пива в руке.

— Денег хочешь получить? Много, — растаман ещё раз поводил руками, словно собрался дирижировать невидимым оркестром.

— Пробегая мимо — пробегай, — неприветливо отозвался пьяница, которому вчера двое шустрых молодых людей предлагали то же самое, уговаривая за тысячу рублей оформить на себя покупку телефона в кредит.

— Дом купишь. Большой и красивый, — растаман присел рядом с ним на корточки абсолютно не обращая внимания на то, что в его халат с удовольствием вонзили свои коготки шишечки репейника.

— Срок я куплю, а не дом, — равнодушно отозвался алкаш, примеряясь к очередной банке. Нет, с места не дотянуться. Привстав, он выковырял следующую банку из упаковки.

— Вот смотри. Это надо спрятать. А деньги — задаток, — перед его лицом появился загадочный тёмный кристалл размером чуть меньше банки пива, по которому пробегала вязь светящихся незнакомых знаков, и сложенная пополам стопка тысячных купюр.

— Куда спрятать? — спросил тогда я, разглядывая кристалл. Даже по внешнему виду камня было понятно, что это что-то безумно дорогое. Приглядевшись, можно было заметить тончайшую сеточку на его поверхности, в которой нити, тоньше волоса, сплетались в сотни удивительных узоров.

— Лучше всего под землю, где много металла и энергии, — зачастил растаман и в его говоре при быстрой речи явно проявился акцент.

— А не боишься, что я со всем этим куда-нибудь сбегу? — ухмыльнулся алкаш, продолжая любоваться камнем.

— Нет. Я тебя всегда смогу найти, но если в течение двух дней я не появлюсь, то дальше он и так станет твоим.

— Это как так?

— Раз я не появился, значит, меня уже нет в живых, или Ворота закрылись, — растаман приложил свой указательный палец к тыльной стороне ладони руки, в которой была зажата банка пива. Кольнуло, на руке появился значок, похожий на голограмму, но когда пьяный захотел это рассмотреть, то увидел только растворяющийся рисунок. Через пару секунд и он исчез.

— Это метка, — предвосхитил растаман вопрос удивлённого человека, — Я её везде почувствую. Времени мало, поэтому слушай внимательно. Сейчас прячешь Семя, а потом продолжай пить те же напитки, которые ты пьёшь. Все два дня. С ними твою память не прочитает никто. Раз уж я не смог, то им и подавно не светит.

— Э, стой, а если ты не придёшь, то куда ЭТО девать и кто тогда заплатит? — алкаш продолжал смотреть на камень, который как-то сам по себе оказался уже у него в руке.

— Рано или поздно тебя всё равно найдут. Вот тогда с них и получишь всё что хочешь. Можешь не стеснятся. Они тебе могут дать хоть корону, хоть воз этих ваших денег.

— Ага, а ещё молодость и бессмертие, — пробурчал пьяница.

— А ты знаешь, хорошая мысль. Будет забавно так их озадачить. Точно. Проси именно это.

— Да кто они такие…

— Вы, люди, называете их Боги, — донёсся до него откуда-то издалека голос растамана. Оглянувшись, он увидел, как его силуэт исчезает прямо на глазах, подёргиваясь туманной рябью.

Почти протрезвев от такого зрелища, алкаш вприпрыжку принял с места. Гудящий сетевой шкаф в подвале, с уродливой ручкой — рубильником на боку, он присмотрел ещё в лихие девяностые. Молодой и деятельный в то время, он организовал за шкафом тайник. Ни один человек в здравом уме не будет совать руки под шкаф, а тем более шарить ими по задней стенке, над пучком входящих кабелей. Найти там чёрную металлическую коробку, прилепленную на магниты, можно только тому, кто знает, где искать.

— Только не говори мне, что у тебя снова ничего не получилось, — незнакомый голос, казалось прозвучал прямо в голове.

— Попробовал бы ты выпить кувшин гномьей водки, а потом, когда торкнет, нарисовать пентаграмму девятого уровня, — заплетающимся языком ответил ему кто-то другой.

Открыв глаза, мужчина вскинулся и одним рывком присел на диване, вжавшись в спинку.

— Что вам тут надо? — срывающимся спросонья голосом, спросил он у двух незнакомцев, непонятно как очутившимся у него в комнате.

— Ха, смотри, он бодр и свеж, а ты вдрыбоган, — неожиданно развеселился один из незнакомцев, сидящий в кресле у окна.

— Ты бы меня ещё к арховым отродьям заставил в мозги залезть, я бы ещё не так окосел, — пьяным голосом отозвался тот, который сидел на краю дивана. Что странно, рта ни один из них не открыл. Голоса воспринимались, как звуки, но в том то и дело, что в квартире было тихо, и только слабый уличный шум подсказывал, что со слухом всё в порядке.

— Сам Семя отдашь? — с нехорошей интонацией поинтересовался тот, кто сидел на диване.

— Мне за него пообещали молодость и бессмертие, — неожиданно для самого себя выпалил мужчина.

— Не мог ОН такого тебе пообещать, — уверенно сказал незнакомец из кресла.

— С ним у меня была своя договорённость, а вот о других мы с ним договорились именно так, — не стал спорить хозяин квартиры с неведомыми визитёрами.

— Не врёт, — огорченно заметил незваный гость, устроившийся на диване.

— Ты же понимаешь, что такое невозможно… — начал было тот, кто читал мысли.

— У нас осталось очень мало времени, — напомнил ему второй, — Бессмертия не существует, а вот череду жизней…

— Переселение…

— Хм, даже интересно.

— А мгновенный поиск тела?

— Подключим к Информаторию…

— К общему списку миров?

— А почему бы и нет. Зато с гарантией, что нужное тело всегда будет найдено.

Обмен мнениями у незнакомцев происходил настолько быстро, что мужчина не успевал крутить головой.

— Мы согласны. Показывай место. Времени осталось совсем мало, — быстро проговорил тот, что сидел в кресле.

— Э, нет. Давайте Договор составим. Такой, чтобы вы его не смогли нарушить.

Незнакомцы переглянулись, и в ту же секунду перед глазами возник Документ. От земных бумаг он отличался так же, как берестяная грамота отличается от банковского векселя.

— Я должен прочитать…

— Все твои условия я взял у тебя в голове. И чтобы ты дальше не спорил, запомни — Боги никогда не обманывают. Остались секунды. Быстрее, вспомни место, где ты спрятал Семя.

Воспоминание пришло мгновенно, стоило лишь зажмуриться, и тут же раздался лёгкий хлопок, как будто рядом открыли бутылку шампанского.

Когда мужчина раскрыл глаза, в комнате никого не было. И только расправляющаяся кожаная обивка кресла указывала на то, что мгновение назад там кто-то сидел.