Сижу на Визе, под линией электропередач, бросаю камешки в воду. Прохладно, не позагораешь, не искупаешься. Ольга закончила практику и до конца лета уехала к родителям в Тагил. Вроде даже на юг собиралась с ними съездить. Деньги поделил, половину отдал маме. Теперь они телевизор ищут, сказал, чтобы без меня не покупали. Нацелил их на Электрон или Горизонт. Они в этом году будут на кинескопах Хитачи выпускаться. Семёныч дважды меня гонял на стадион. В длину прыгать. Дальше семь пятьдесят не прыгнул. Попробовал рассказать ему про баллон. Есть такая фенечка в балете, когда танцор сохраняет в воздухе само движение и на какие-то мгновения почти парит в воздухе. Он что-то пробурчал, вроде того, куда бы дать мне этим баллоном, как следует, чтобы летел подальше. Я сделал вид, что не услышал. Даже говорить не стал, что его поцелуй меня вряд ли стимулирует для прыжка дальше пары метров, и то от него подальше, а не в прыжковую яму с опилками.

Разрабатываем с ним тактику. Это на ста метрах всё просто — сорвался со старта и жми на всю, а на восемьсот уже думать надо. Особенно перед финишем. Там такие сильные финишёры встречаются, чуть запоздаешь на рывок — на раз сделают. Или можно на провокацию попасть, когда один бегун тебя по темпу специально загонит на первом же круге, а его напарник сожрёт на втором тёпленьким. Решили, что до областных соревнований зря высовываться не будем. Скромно, в тройке держимся, и достаточно.

Для института по осени отмечусь на спортивном ориентировании, и на отборочных по легкой атлетике среди ВУЗов. Там надо побеждать. В феврале Москва, а уж на ней будет отбор на Универсиаду-77 в Софии. Чемпионатов мира по легкой атлетике ещё долго не будет. Их введут только в 1983 году. В это время единственные соревнования для мировой легкой атлетики — Олимпийские Игры. Ближайшие будут в 1980, в Москве. Капиталисты их будут бойкотировать из-за войны с Афганистаном, но всё равно будет здорово. Первая в мире Олимпиада в социалистической стране.

На чемпионат Европы мне не попасть. Не успею о себе заявить. Хотя Семёныч чего-то задумал, это я по его прищуру вижу хитрющему. Надо будет на Контакт с ним выйти. Тайны его выведать.

Репетиции пока остановили, трое ребят уехали отдыхать. Коле, чтобы от безделья не мучился, поручил придумать, как сделать панель на ревербератор. Он гравёра нашёл. По воронёной стали можно пройтись промышленным гравером, вот только шаблон надо чертить в два раза крупнее того, что хочешь получить, тогда мелкие детали качественно получатся. Я от руки нарисовал, а он пусть чертит. Мне совсем немного осталось доделать. Блок питания куплю готовый, стабилизированный, видел подходящий в Радиотоварах. Сделаю шесть пресетов — заранее подобранных комбинаций задержек звука. Частотка и шумы до студийного уровня моего времени не дотянут, но для эстрады за глаза хватит. Такой реверок даже у капиталистов не скоро появится. Лексикон, американская фирма, только со следующего года начнёт разрабатывать нечто похожее, но в 1979 выдаст шедевр, свой знаменитый 224 Digital Reverb. Блин, и на выставке не покажешь — попробуй, объясни, где микросхемы взял. Обидно. И никак этот затык не обойти. Нет у этих микросхем пока отечественных аналогов.

— Дядя, ты мою маму не видел? — оглядываюсь, стоит мелкое чудо, мокрое по колени, и котёнка в руках держит, такого же мокрющего. Ох, всыплют сегодня кому-то. Вскакиваю на ноги. За лодочным пирсом, который закрыл собой девчонку, заполошно бегает женщина. Кричу ей, машу руками. Бежит к нам. Ладно, и мне пора. Иду с ними до дороги, котофейка у девчонки пригрелся, урчит, как маленький трактор. Прощаюсь, запрыгиваю на велосипед и еду домой.

— Привет, Павел, — пытается говорить баском мой знакомый по совместным прыжкам, — Мы тебя на стадионе видели, но ты там с дядькой каким-то был, не стали подходить. Я вот что спросить хотел, ты можешь с нами позаниматься? Мы тренеру объясняем, как ты прыгнул, а он говорит, что неправильно, так не прыгают. А вчера по телевизору передача была. Про Олимпийские игры. Там Боб Бимон в Мехико прыгал. Его два раза показали. Сначала обычной съёмкой, а потом замедленной. Он точь-в-точь как ты это делал, мы такой способ «ножницы» называем, а тренер нас учит прыгать «прогнувшись», совсем по-другому.

— Тебя же Стасом зовут? — вспоминаю я, как к нему обращались, когда он меня бинтовал, — Тренер из меня, скорее всего никудышный. Я разве только сам показать могу, да на вас посмотреть, поправить в чём-то, совсем уж очевидном.

— Нам много не надо, мы сообразительные, ты главное покажи, а мы потом сами… — зачастил парень.

— Ну, давай завтра попробуем, после тренировки. Только меня мой тренер может утащить куда-нибудь, тогда подождёте на стадионе.

— Замётано, — солидно произнёс переговорщик и подал руку. Контакт. Ох, паренёк, нелегко тебе пришлось. Повезло, хоть доброго человека встретил, а то не было бы спортинтерната, колония для малолетних по тебе плакала. Подрастёшь, в пояс своему физруку школьному поклонись. Понятно, почему вы с друзьями жилы рвёте. Нет у вас пути назад, никто вас там не ждёт. Родители давно последние мозги пропили. Теперь ясно, почему вы на лето в интернате остались, да мне в парке встретились.

Ну, вот оно мне надо… Да, надо! И нечего ныть. Остальные дела подождут, а эти ребята нет.

— Ты что, подрался с кем-то? — вцепилась в меня мама, когда открыла дверь.

— Нет, с чего ты взяла?

— Заскочил бледный, кулаки сжаты, желваки ходят. Что-то случилось? — мама пристально уставилась мне в глаза. Да, увидит она там что-то, через мои-то очки…

— Уже всё нормально. Ребята знакомые попросили потренировать их немного, вот и понервничал. Какой из меня тренер? Сам спортсмен без году неделя…, а они слушать не хотят, — пожаловался я, отмякая в домашней обстановке.

— А ты попробуй, — прищурилась мать, — Знаешь, есть такая методика у учителей, когда одни ученики обучают других. Иногда удивительные результаты получаются, — тут с ней трудно спорить. Педагог с её стажем — это профессионал по передаче знаний.

Если в разведённую эпоксидку выдуть пасту из трёх чёрных стержней для шариковой ручки, и затем размешать — получится редкая гадость. Аккуратно выливаем её в коробочки из-под лекарств, где уже установлены готовые линейки будущего ревербератора, с «запретными» микросхемами. Когда всё схватится, то получим брусочек чёрного нечто, с двенадцатью торчащими ножками, как раз под стандартный разъём. Смешная и гротескная сборка, которую хочется назвать супермакросхемой, за её размеры и вид. Зато надёжно, хоть ногами пинай, и от любопытных глаз спасёт. Закрыл гараж и пошёл звонить друзьям.

У Витьки с Димой завтра последний экзамен. На выходные зовут на рыбалку с ночёвкой. Немного волнуются, но утверждают, что теперь им даже тройка по физике не слишком страшна. Как минимум полупроходной балл получится. Не будет у них тройки, физику оба отлично знают. Не хочется мне их терять, когда-то нашу троицу в школе так и звали — три мушкетёра. Всегда вместе, всегда друг за друга. Дорогого стоит. По собственному опыту знаю, что с каждым прожитым годом друзей становится меньше и находить их труднее. После сорока появляются приятели, знакомые, а друзья — это те, кто остался от молодых лет. К сожалению, исключения случаются редко.

Сосед пришёл. Он подготовил к покраске капот от ЛУАЗа. Есть такое чудо у нас в гаражах. Якобы вездеход с двигателем от Запорожца. Я думаю, что его хозяин браконьерит втихаря. Слишком уж часто вижу, как он заезжает в гараж, грязный, по самую крышу. Пошли смотреть.

— Не, дядь Петь, так не пойдёт, давай зашкурим, как надо. Ты сам как думаешь, мужики нам просто так этот капот подсунули? Вот я спинным мозгом чую, что они экзамен устроили. Покрасим с тобой на отлично — будет нам почёт и уважение, а облажаемся — можно закрывать лавочку, — полчаса вдвоём мокрой «нулёвкой» выводим капот. Краски в обрез — одна баночка из ЗИПа. Хитрю, добавляю в краску грамм тридцать лака.

Разбрызгиваем два полных пистолета воды по полу и стенам. Это от пыли. Ждём. У гаража уже собираются болельщики. Включаем весь свет, который есть. Крашу. Краски хватает впритык. Угол докрашиваю чихающим пистолетом. Ставим инфракрасные лампы и идём в народ, общаться. Гаражное сообщество горячо обсуждает внедорожники, и в частности, ЛУАЗ.

— Да точно тебе говорю, их для Вьетнама делали, чтобы по рисовым чекам гонять. Как в Корее ГАЗоны не пошли, так за эти и взялись. У нас в батальоне девятьсот шестьдесят седьмой был, амфибия. Правда, совсем уже убитый, но по полигону ползал, только в путь. И что удобно — если вдвоём едешь, всегда вытолкнуть можно. Веса в нём чуть. Дал плечом, а он уже и выскочил.

— Я на командирском четыреста шестьдесят девятом ездил. Зверь-машина, но если в багажнике груза нет, всю душу вытрясет…

Сижу, слушаю, улыбаюсь. Вспоминаю, как однажды увидел такую Волынь, он же ЛУАЗ -969, затюнингованную под Гелендваген. У меня тогда штаны чудом сухими остались, так ржал. Это надо же, так любить этого маленького уродца, чтобы за тюнинг отдать в несколько раз больше, чем он сам стоит.

Сегодня гудят без пива. Хотя трое вроде сбегали в темноту, видимо там «причастились» водочкой. Пора. Выносим капот. Петр, с владельцем ЛУАЗа, шустро цепляют его на место. Похоже, экзамен мы сдали. Оценка — «лучше, чем новый». По червонцу заработали.

Гаражи, сауны, спорт — бары… как себя не обманывайте — все они из одной оперы. Душа общения просит. Надо мужику иногда посидеть «в обществе». Без бабьего трёпа, без зудящего в ухо Дома-2 или очередного слезоточивого сериала.

Борьбу за обладание правом управления телевизором мужикам удаётся выигрывать только во время чемпионатов по футболу, и то ненадолго. Слишком быстро наши футболисты оказываются в аутсайдерах. Жёны, эти милые существа, от которых нет спасения, интуитивно знают про наш футбол всё. Они легко отдают пульт, прекрасно понимая, что их временное отступление будет недолгим. Очередной вылет нашей команды — и ей можно снова месяцами солировать в переборе каналов, выбирая самые гадкие из них. А нам остаётся только смотреть на рекламные ролики со звёздами отечественного футбола. Интересно, пробовал кто-нибудь хоть раз подсчитать, на сколько процентов падает валовая производительность страны, после проигрыша национальной сборной? ИСКИНы такие цифры считали, правда не по футболу, а по имперским битвам роботов. Цифры убийственные. Целые планеты впадали в депресняк и по неделям работали спустя рукава. Убытки исчислялись триллионами. Рейтинг правительств падал. Национальная валюта дешевела. Биржевые показатели сползали до критических минимумов. А казалось бы, просто Игра.

Вечером вспоминал всё, что я знаю по прыжкам. Получилось не так много. Прыжки были, но всё не в том виде, как у людей в спорте. На стену с мечом, на ветку с луком — не то. Перед сном провёл замеры с компасом — четырнадцать.

Утро. Заканчиваю ревербератор. Остались только лицевые панели и сборка. Звонят парни. Оба сдали физику на пять, от души их поздравляю. Студенты! Договариваемся на вечер собраться у Димки. У него уже мать суетится, стол готовит. Обещает чем-то фантастическим удивить.

Пробежал пару кругов с ребятами, для разминки, потом побежал круг на скорость. Повторил. Два медленных и ещё один быстрый. Иду к футбольному полю. Работаю на ноги. Стараюсь давать больше нагрузок. В перерывах между сериями кручу корпус и работаю на пресс. Ребята, под руководством тренера, занимаются неподалёку. Поглядывают на мои упражнения. Тренер, сменивший Ольгу мужик лет сорока, меня тоже заметил. Видел, как я с его группой бегал. Семёныча не видно. Ребята закончили. Следом за ними перебираюсь на «Юность». Удобно у нас парк расположен. До стадиона метров двести.

Вот и парни подошли, пятеро. Знакомимся. Группа разнохарактерная. Трое горят, а двое жмутся недоверчиво. Стас их силой что ли приволок?

— Начнём с азов. Может вы про них и знаете, но я повторю. Для спортсмена самое опасное — травмы и перетренировка. Поэтому прыгать без ума и сходу рвать мышцы не стоит. Потеряете больше, чем получите. Затею с прыжками обязательно согласовывайте с тренером. Прыгуны обычно стайеры, бегают на рывок. На сто и двести метров. Там и техника другая, и мышцы иначе работают. Теперь к прыжкам. Прыжок начинается с разбега. Мой разбег — двадцать четыре моих шага. Планирую увеличить его до тридцати — тридцати двух. Вот с этого и начнём. Попробуйте найти свой разбег где-то в этих пределах. В яму не прыгайте — обозначили прыжок и достаточно.

Вместе с ребятами тоже поискал для себя новую дистанцию разбега. Тридцать шагов плюс одна ступня. Ребята смотрят, что я делаю, повторяют. Набегались, отходим к скамейкам.

— Паш, а почему когда ты в парке прыгнул, ты в воздухе три с половиной шага делал, а когда со своим тренером был, то два с половиной? — вопрос Стаса вводит меня в ступор. Золотой ты мой человек! Я и сам чувствовал, что что-то не так делаю, а поймать эту мелочь не мог.

— Спасибо, Стас. Ты только что мне здорово помог, — встаю с лавки и иду к своей точке. Очень приметный колышек там рядом вбит у рейки, ограничивающей дорожку. Покачался с носка на пятку, настроился. Мощно разбегаюсь, прыжок, пытаюсь считать шаги. Вроде успел. Три точно сделал. Смотрю на полустёртые цифры, нарисованные краской на планках вдоль ямы. Восемь метров, плюс — минус сантиметров пять. Подходят ребята, кто-то удивлённо присвистывает. Спорят — тут больше восьми метров, или меньше. Договариваемся, что они тоже сделают по одному прыжку. Краем глаза вижу их тренера. Минут пять уже сидит на краю трибун.

— Все стоим около меня. Внимательно смотрим. Один прыгает, подходит и вместе разбираем его ошибки. Начали.

На третьем прыжке все уже уверенно говорили, что неправильно было сделано очередным прыгуном. Мне понравился Стас. Все мелочи подмечает и замечания по делу. Вот и сейчас он объясняет вихрастому Игорю его ошибки

— Ты в конце разбега заменьжевался, сбил ногу и зачастил. Скорость потерял, да ещё и прыгнул низко. А вот приземлился правильно, хотя в прыжке у тебя корпус повело. Считай, полметра потерял, не меньше.

Прощаюсь с ребятами, которые шумной кучкой устремляются к выходу. Они о чём-то спорят, машут руками, пытаются на ходу показать мах ноги. Распускаю туго затянутые шнурки и вытягиваю усталые ноги на скамейку. Лепота.

— Давайте хоть познакомимся. Меня Павел Степанович зовут, — это тренер их подошёл. Не дал мне на солнышке пожмуриться, как коту на завалинке. Сажусь нормально, засовываю ноги в кроссовки.

— Павел Савельев.

— Тёзки, значит. Сам-то на сколько прыгнул? — он показывает на яму.

— На восемь — отвечать стараюсь спокойно, хотя сам сегодняшним результатом доволен, как слон.

— Серьёзно? — недоверчиво прищуривается дядька.

— Там след ещё не затоптали, — не спеша подходим к яме. Тренер наклонился, примерился, совместил на глаз отметки на краях ямы.

— Чистая восьмерка, может с плюсом в пару сантиметров. Линейки тут точные, сам рисовал — он выпрямился и как-то по-новому осмотрел меня, — Удивил, давненько я таких цифр не видел. У кого тренируешься?

— Раньше сам, а недавно Устьянцев подключился.

— Помню такого. Легенда, в общем-то. Этот многому научить может.

— Меня Стас сегодня большему научил, — улыбнулся я, — Талант у парня. Все мелочи подмечает и выводы правильные делает.

— Хм, не знал, присмотрюсь. Ты чему их учил сегодня, расскажешь?

— Сказал, чтобы зря не рвались. К вам насчёт прыжков подошли. Друг с другом показал, как работать, чтобы подсказать со стороны могли. Разбег подобрали.

— И всё за полчаса?

— Так парни смышлёные, на лету схватывают. Особенно когда им интересно.

— А со мной, значит, не интересно? — довольно спокойно спросил Павел Степанович.

— Этого я не знаю, не спрашивал. Хотя, если им понемногу объяснять, для чего то или иное упражнение, то они сами выкладываться активнее начнут. Им же не надо лекцию читать, сказали — сегодня поработаем на голеностоп, делаем специальные упражнения на его усиление, и достаточно. Они тогда и гусиным шагом веселей пойдут, и приставными выше попрыгают.

— Может ты и прав. Себя молодого вспоминаю, действительно интерес ко всему другой был. Можно попробовать. Ладно, пойду я. Ты прыжки не вздумай бросать. Олимпиаду смотрел? Из нашей области, что Исаков, что Кузнецов, оба неудачно выступили. Ждём оргвыводов. Скоро всем хвоста накрутят, и правым и виноватым. Так вот, на Олимпиаде Робинсон прыгнул восемь тридцать пять, а бронза немцу досталась, с четвёртой попытки, за восемь ноль два, — он выразительно показал на яму, где у меня был такой же результат, — Тренируйся, парень. Помощь нужна будет, обращайся. Да, и за ребят спасибо.

— Павел Степанович, — окликнул я его, — А серебро кто взял?

— Уильямс, американец, прыгнул восемь одиннадцать в первой попытке, — тут же ответил тренер, ни на секунду не задумавшись. Вот же энциклопедия ходячая. Теперь понятно, с чего у Семёныча глазёнки сверкают. Вот зачем он меня два дня с прыжками гонял. Сам хотел восьмёрку увидеть. Придётся показать. Мы с ним теперь в одной связке.