— Достаточно, истерить закончила?
— Да я… Всё. Я ухожу.
— Стоять, точнее, сидеть! — почти ору я, и девушка падает обратно в кресло, испуганно моргая от смены интонации. Ольгу воспитываю. Вот их у меня развелось. Мало мне жены и сестры, так ещё и одна из наших девушек, брюнетка, тоже Ольга. Вызвала меня на разговор, закатила полноценную истерику, в лучших женских традициях, обвинила меня в том, что она на концертах прёт, а всё внимание только Иринке — потому что она блондинка, и с Лёхой спуталась. А потом понеслось вообще несуразное. Всё-таки мой рык её вернул на землю, а заодно, и румянца на щеках добавил. Во, теперь глаза по полтиннику, и кажется, готова слушать.
— Раздевайся.
— Чего?
— Куртку снимай.
— Зачем?
— Так, давай сразу договоримся, если хочешь стать звездой — то всё, что я говорю, делаешь быстро и без вопросов.
Сарафанчик под курткой присутствовал. Если один из его рукавов содрать с плеча и спустить на руку… А ничего так, впечатляет. Голое плечо, и нужные округлости присутствуют.
— Ты сдурел?
— Ну-ка, покрутись.
— Что?
— Крутись, — я помахал рукой, подталкивая мыслительный процесс. Ольга неуверенно сделала пару оборотов.
— Будешь так коряво двигаться, сдам тебя Зинаиде. Она быстро тебя научит, как должна на сцене смотреться будущая эстрадная дива.
— А дива — это кто?
— Вполне возможно, что это ты, но в будущем. Кстати, а чего это ты ко мне припёрлась, а не к Лёхе? Побоялась, что ему Ирина не даст тебя оценить?
— Мы же вместе пришли. Иринку все любят и замечают, а меня нет, хотя я все вокальные партии веду.
— Это ты так думаешь. Я, к примеру, ждал, когда ты созреешь.
— Э-э, для чего?
— Не для чего, а до чего. Мы нормально же концерты отработали? А теперь, просто представь, что там могла быть и пара твоих, сольных песен. Давай, сделаем так — как только мы студию восстановим, ты там запишешь пару песен. Над их выбором сама думай, но учитывай, что сегодня я тебя не просто так в чувство приводил. Готовься к бесстыдству. Звездой стать не просто. Корейские девушки по три года в клубах выступают в одних трусах, прежде чем их кто-то заметит. Титьками трясут и не парятся. Тебе тоже придётся напрячься. Мы. понятное дело, до трусов это дело не опустим, но, всё остальное готовься показать в полной красе. Тут тебе и декольте будет, на грани приличного, и у платья разрез от бедра. Прогнись немного… — вот, у нас есть что показать, и не один раз. — В следующий раз по заднице буду шлёпать, если тупить начнёшь…
— Почему?
— Нравится. Должно же у тебя быть что-то выдающееся.
— И это у меня попа?
— Да, а почему бы и нет, — ухмыльнулся я, плотоядно огладив (мысленно) Ольгины достоинства. На нашу девушку стоит посмотреть. С фигурой у неё всё в порядке.
Вот как так. По идее, девушка должна оскорбиться и психануть ещё больше, а она успокоилась и заулыбалась. Ну и славно. По сольной песне для обеих наших девчонок Николай с Лёхой уже вчерне написали, но аранжировку мы пока отложили до появления студии. Слишком много у всех работы. Будущую Ольгину песню я слышал. Серьёзная вещь получилась. Сможем её правильно донести до слушателей — быть Ольге звездой!
Я самый молодой в нашем ансамбле, но ребята как-то легко меня нагружают своими проблемами. Папу себе нашли? Или я всё-таки засветился со своим жизненным опытом и они интуитивно это почувствовали.
Помещение под студию нашлось в цокольном этаже того же ДК. Ремонт взвалил на Николая и остальных ребят. У меня период активных тренировок и с техникой надо разобраться. Два профессиональных студийных магнитофона — это не только куча высококачественных проводов, но и горы плёнки, стойки н коммутация. У меня только на "медузу" — кабель для восьмиканальника, ушло полвечера работы и больше ста метров провода. Всю квартиру канифолью провонял.
Мы с Семёнычем и моей женой съездили попрыгать на манеже, после чего все резко успокоились. С трёх попыток — ни одного прыжка меньше восьми метров семи сантиметров. Лучший — на восемь двадцать два. Я чувствовал, что могу и лучше прыгнуть, но разминка получилась короткая, и если честно, то побоялся травмироваться на не полностью разогретые ноги. Немного осторожничал. И мелок у тренера лежал на восьми пятнадцати, так что нормальный результат. Возвращались после испытаний довольные, как слоны после купания.
С футболом всё вышло не так однозначно. Да, я могу убежать даже от двух быстрых защитников, но только в том случае, если пас дан на хорошее опережение. Дальше — или удар от меня в створ ворот, или уже мой точный пас нападающему. Бью я сильно и точно, если мне не мешают. Беда начинается, когда со мной вступают в борьбу. Оказывается, дриблинг у меня совсем отсутствует. Мне бесполезно отдавать мяч, когда я среди игроков. У меня его забирают почти сразу же и всегда.
— Это что сейчас было? — подбегает ко мне футбольный тренер после свистка. Кстати, в Новосибирске я его не видел. Там другой кто-то был, помоложе.
— Э-э, а что не так? — недоумеваю я, только что спасшись от подката в ноги.
— Ты как это сделал?
— Перепрыгнул, что ли? — мы стоим около ворот. Я только что чуть не снёс вратаря, когда перепрыгнул через игрока, выбивавшего у меня мяч в подкате. Опять я мяч потерял…
— Вот именно. Перепрыгнул через игрока, — серьёзно кивает мужик.
Ой, не нравится мне его взгляд! Эти тренеры — они такие фанатики. По крайней мере те двое, которых я знаю хорошо — Ольга с Семёнычем. Вот когда у них в глазах появляется этот нездоровый блеск — то всё, жди неприятности. Значит, опять гадость какую-нибудь придумали — например, рис с овощами, вместо картошечки с котлетой.
— Да какой там у него рост, когда он в подкате-то. Собственно, могу показать, — я отступаю на пару шагов для того, чтобы чуть взять разбег, и легко демонстрирую свой любимый трюк. Прыжок вверх, и вот мои руки сложены на верхней штанге, как у школьника за партой. Подумаешь, футбольные ворота. Баскетбольное кольцо, на котором я это тренировался исполнять, всяко повыше будет. Так что у меня ещё и полметра запаса есть, судя по ощущениям.
Шутка удалась. Не только ребята, но и тренер стоит с открытым ртом.
— Так, ты и ты, — показывает тренер пальцем на двух футболистов, — расходитесь по углам и навешиваете угловые на него, но не как обычно, а на метр — полтора выше. А ты, — тренерский палец упирается мне в грудь, — Лупишь головой.
Примерно по десять навесов с каждого угла. Я послушно прыгаю, и довольно часто попадаю головой по мячу, но мяч — эта круглая скотина, летит куда ему вздумается. Хотя однажды случайно и залетел в створ ворот. Уф-ф… Я оглядываюсь на тренера. У того вселенская тоска в глазах. В глубине души я его понимаю. Казалось бы — нашёл высокого игрока, с шикарным прыжком, который способен с большим преимуществом забирать верховые передачи у ворот, а тут такой облом. Игрок абсолютно не умеет играть головой.
Собственно, и моё мнение о себе, как об особо ценном футболисте, после сегодняшней тренировки пошатнулось и дало трещину.
— Может, мне лучше угловой пробить? Могу на заказ, в любой угол, или на голову накину, кому скажете, — не выдерживаю я укоризненного тренерского взгляда, в котором читается крушение неожиданно вспыхнувших надежд.
— Виктор Александрович, пусть пробьёт. Он в новосибирском матче это круто делал, — поддерживает меня из-за спины капитан команды. Юра Кузьмин, по-моему. Я их ещё не всех запомнил, кого и как зовут.
Трусцой бегу к угловой отметке на своем фланге. Перед собой гоню три мяча, подпинывая их время от времени. По очереди пробиваю кручёный угловой сначала в ближнюю "девятку", потом в дальнюю.
— Юра, лови перед собой, — третий мяч сильно отправляю капитану.
Вот это он пробил! Да уж, показал мне парняга, как надо головой играть. По мячу словно кувалдой врезали. Не, так я точно не буду учиться играть. Для этого надо чугунный лоб иметь вместо головы, а мне ей частенько думать приходится. С таким футболом до сотрясения мозга можно доиграться. Ударил-то я сильно, думал, что он по касательной на дальний угол переведёт мяч, а он его в ближний запулил. Ударил по мячу на противоход.
— И штрафной так же можешь? — на глазах оживает тренер. Да чтоб тебя… Вот мне это надо?
— Если по углам крутить, то смогу. Метров с двадцати пяти, ну может с тридцати, — сознательно занижаю я свою прицельную дальность.
— Показывай, — отбегая, указывает он на точку, с которой надо пробить штрафной. Э-э, тут явно больше тридцати. Я бы сказал, даже больше тридцати пяти.
Хм, что-то у меня пошло не так. Тренер на мою уловку не купился. Видимо есть какие-то закономерности в исполнении ударов, о которых я не в курсе, а вот он про них знает всё, н досконально.
Футбольный мяч — тело достаточно лёгкое, распёртое воздухом. На коротких ударах он может преодолеть скорость в двести километров в час, а вот на длинных, её — эту скорость, начинает не менее стремительно терять. Короче — сплошная физика. Обычный футбольный мяч, в сухом виде до игры, весит чуть больше четырёхсот грамм. Покатавшись по полю, он становиться тяжелее. Кожа впитывает влагу и в швы набивается грязь. Мокрый и грязный мяч закручивать бесполезно — скользкая поверхность мяча и бутсы не обеспечат необходимого трения и не передадут мячу нужное вращение.
Навык сильного удара от предыдущего Пашки мне достался. Любил парень в футбол поиграть… вратарём. Я от себя добавил точность, скорее всего из-за более быстрой работы мозга, и силу удара — тут не могли не сказаться мои данные прыгуна. Ноги-то у меня ого-го какие. Я не хвастун, но если удастся вскоре подтвердить мои результаты по прыжкам официально, то быть мне в первой десятке мира. Так что по мячу я луплю очень могуче, аж звон стоит.
— Первые два пристрелочные, — сообщаю я тренеру, выкатывая мячи к указанной им точке.
— Во время игры тоже пристреливаться будешь? — довольно ехидно интересуется тот в ответ.
Молча пожимаю плечами. Не бил я никогда на точность с такого расстояния, вот и нечего мне сказать.
Первый мяч влетает в верхнюю четверть ворот — это я, для себя, мысленно поделил их на четыре части. Второй ложится уже ближе к углу. Дальше в игру включается вратарь. Хитрит, конечно, вон как к "моему" углу сдвинулся. Удара через три он начинает выбивать мяч кулаками. Принять сильный удар на пальцы в верхнем углу ворот не каждый опытный вратарь сможет. Я постепенно сдвигаюсь к воротам, следуя указующему персту тренера, обозначающему точку очередного удара. Заканчиваем, когда до ворот остаётся метров пятнадцать. Из двенадцати ударов я десять раз засадил точно в угол, и дважды попал по штанге. С промахами грешу на мяч и на неровности поля. Для себя отмечаю, что не стоит выцеливать угол так, чтобы заходило "впритирочку". Небольшой запас вполне бы мне позволил все мячи отправить в створ ворот. Увлёкся.
За две недели всех дел не переделаешь, но если постараться, то успеть можно многое.
Я старался.
Мы запустили в работу студию и записали инструментальные партии двух новых песен для наших девчат. Вокал допишут уже без меня.
На тренировки с футболистами попал ещё два раза. Я отрабатывал штрафные и угловые, а ребята учились пробрасывать мяч далеко мне на ход, для прорыва обороны.
Приготовил ещё одну партию эликсиров. Натанычу завёз десять порций, и себе столько же оставил.
Совместными усилиями доделали плеер. Корпус покрасил автомобильной эмалью, а крышку сделал из полированной нержавейки. Получил сюрприз от Юры. Им оказалась махонькая плата на одном транзисторе, с необычной катушкой и отрезком провода сантиметров в десять.
— Догадался? — радиоинженер с ухмылкой поглядывал, как я завис над назначением этой добавки к схеме.
— Юр, но это не приёмник, хотя похож…
— Правильно. Простенький передатчик, с радиусом один-два метра в УКВ диапазоне.
— Э-м-м, а зачем?
Смотри, — Юра включил новенький радиоприёмник "Океан-209", и запустил воспроизведение на плеере. А неплохо получилось. Приёмник достаточно качественно выступил в роли активной колонки. — Я для чего его придумал. Вот вышел ты во двор, ну, или в поход пошёл. Вместо магнитофона можно взять плеер и приёмник, и никаких проводов не надо. Включил, и хоть танцы у костра устраивай.
— Ох, Юра, — помотал я головой, — Меня терзают смутные сомнения, что наши органы на наличие передатчика возбудятся куда как сильнее, чем твой приёмник. Давай мы эту опцию предусмотрим, но себе сейчас монтировать не будем. Оставим для экспортного варианта. Точно тебе говорю — нас органы целую экспертизу заставят проходить, а это в лучшем случае у них на полгода затянется, — скривился я от возможной перспективы.
Посмурневший инженер кивнул головой, соглашаясь с моим предположением, и с видимой неохотой отчекрыжил кусачками провода от передатчика.
Я наконец-то получил права. Теперь можно будет легче передвигаться. Мысли о приобретении второй машины пока так в себе и не задавил до конца. Понимаю, что два авто в молодой семье — это слишком заметно и жирно, но вот ничего не могу с собой поделать. Очень свою хочется. Успокаиваюсь тем, что первые "Нивы" с конвейера сойдут только в апреле. Если до этого времени у меня получится что-то с легализацией доходов, то тогда и буду заморачиваться.
Неплохо поработали с моим научным руководителем. Итогом работ стала вполне вменяемая таблица, позволяющая определить максимальные значения ёмкости аккумуляторов в зависимости от размеров и чистоты импактитов. Подкинул ему идею по улучшению плотности компоновки пластин аккумулятора. Пока мы упираемся в недостаточные технологии, но этот вопрос вполне преодолим, было бы желание. Заодно и электроды в них надо на металлокерамику заменить. Существенно повлияет такая замена на деградацию наших батарей, да и циклов заряда-разряда добавит.
В обкоме партии побывал дважды. Первый раз выслушал, что мою идею о создании хозрасчётной организации под эгидой комсомола отвергли, а вот взамен ничего не предложили. Пришлось самому внести идею о замене комсомола на Академию Наук. Мотивировка тоже была выдумана экспромтом — надо быстрее доводить наши передовые научные достижения до их реального внедрения. Инструктор меня благосклонно выслушал, что-то себе записал, и через три дня мы посетили его уже целой делегацией. Я думал, что меня вызвали "для мебели". Наше высокое научное начальство тоже взирало с недоумением на незнакомого им молодого сотрудника, оказавшегося в столь представительной компании. Как-то я не очень вписывался в ряды седовласых деятелей академиков.
Мысль о необходимости реальных разработок товаров народного потребления на уровне промышленных образцов, осуществляемых вновь создаваемой структурой, учёные мужи встретили с удивлением. Я уже видел, как они зашевелили бровями, сжали кулаки и сгофрировали лбы, готовя убийственные доводы о полной невозможности подобного, когда прозвучала сумма первоначального финансирования, а затем моя фамилия. Пока они меня внимательно рассматривали ещё раз, инструктор, вполне по делу, рассказал о моих разработках на заводе, и добавил, что директор и парторг завода представлены к высоким правительственным наградам.
— А чем вы у нас сейчас занимаетесь, молодой человек? — не выдержав, сварливо спросил один из учёных, незнакомый мне старикан с забавной козлиной бородкой.
— Готовлюсь, — как можно доброжелательнее улыбнулся я ему в ответ, и выдержав небольшую паузу, добавил. — Мы, вместе с Липатовым Виктором Семёновичем рассчитываем получить Нобелевскую премию за своё открытие. Ну, или пару наших, государственных. Тут уж как повезёт.
— Так это вы тот Савельев? — вдруг сообразил один из них. сопоставив название аккумулятора и названную инструктором фамилию, а может и связав всё это с фамилией моего научного руководителя. — Открытие действительно замечательное. Заранее поздравляю. И теория наиинтереснейшая получается.
— Может, и меня введёте в курс дела, а то мне кажется, что я что-то пропустил, — подал голос Юрий Степанович, инструктор обкома, с каменным лицом выслушав обмен репликами после своего выступления.
— Наши коллеги открыли очень интересный эффект, абсолютно не вписывающийся в современную теорию электричества. Тема пока закрытая, но могу предположить, что у неё громадная практическая перспектива. Что самое приятное — ими изготовлено значительное количество практических образцов. Все они действительно работают и показывают выдающиеся результаты, — довольно витиевато ответил тот доброжелательный дядька, который поздравлял меня с открытием.
— Наш пострел везде поспел, — зачем-то помял Юрий Степанович кончик носа. — Не зря Борис Николаевич согласился рекомендовать его на вновь образованную структуру. Хотя, если по мне, то молод ещё, а вот надо же, и у вас успел отметиться. Так что, товарищи академики, есть у кого возражения против предлагаемой кандидатуры?
Козлобородому, как я успел заметить, локтями в бок ткнули с двух сторон. Иных возражающих не было. Зато ехидные улыбки сдержали не все. Ох, чую, что товарищи академики мне ни разу не товарищи.
— Раз возражений нет, то занесём это в протокол нашего совещания, — инструктор обкома подвёл итог стандартной фразой, и кивнул секретарше, которая сидела за приставным столиком, и часто черкала карандашом, заполняя черновик.
— У меня есть, — не смог сдержать я порыв, исторгнутый из глубины души. — Мне этих денег хватит на один-два проекта, из тех, о которых мы говорили. На остальные не останется.
Шумный выдох и сопение со стороны представителей науки.
— А вы сможете запустить их все разом? — съехидничал инструктор обкома.
— Благодаря вашей помощи — да. Я думаю, мы найдём достойных руководителей для каждого проекта, — я повернулся к академикам и начал их осматривать с преувеличенным любопытством. — А тех, кто не справится, заменим. У нас существует огромный ресурс — тысячи талантливых юношей и девушек, желающих с пользой потратить своё свободное время. Миллионы активных граждан, бесцельно проводящих по вечерам время на диване. Надо дать им экономическую заинтересованность в полезном творчестве, и правильно осветить то, что их мозги нужны стране.
— А вы не захлебнётесь от таких объёмов? — насмешливо фыркнул один из академиков, на этот раз смутно знакомый. Его я как-то видел пару раз в районе наших лабораторий.
— Один я даже браться за такое не буду, но мы же с вами за научную организацию труда? Вот и будем решать проблемы роста по ходу самого роста. Быстро и эффективно. Для этого нам и нужна динамичная организация, способная моментально перестраиваться не только по количеству штата, но и по его составу. Организационно это может выглядеть, как создание разовых рабочих групп. Если хотите, то в качестве примера можно взять студенческий стройотряд. Есть конкретный объект, который надо построить. Он подразумевает определённый объём финансирования. А есть самостоятельно организовавшаяся группа студентов, готовая выдать нужный результат в самые короткие сроки.
— Угу, и студенты спасут мир… — негромко, но так, чтобы все услышали, хмыкнул мой козлобородый оппонент.
— Конечно же нет. У студентов есть преподаватели, родители, — я неопределенно помахал рукой в воздухе, подбирая сравнение, а затем, сообразив, вытащил на стол плеер, — Вот итог работы такой мини-группы. Три человека, объединив усилия, за месяц сделали действующий образец крайне интересного изделия. Один из них — мой отец. Он у меня инженер-конструктор и изобретатель. Поставленная задача ему так понравилась, что маме его пришлось контролировать, чтобы до утра не засиживался. В результате в этом изделии, как минимум три патента, и готовый образец для нашей промышленности, с потенциалом продаж в несколько миллионов штук. Про экспортные возможности я пока не говорю, но у них там ещё ничего похожего нет. Так что только на продаже лицензии можно на капиталистах очень хорошо заработать.
— А это что вообще такое? — покосился на стол инструктор обкома.
— Переносной стереофонический проигрыватель для компакт — кассет. С неожиданно высоким качеством звука.
— Послушать можно?
— Вам музыка может не понравиться, но качество звука услышите, — с некоторым сомнением произнёс я, положив девайс перед слушателем — экспериментатором. На самом деле, не знаю, как ему понравится творчество Пинк Флойд, но стереоэффекты у них прописаны потрясающе. — Это кнопка включения, а тут громкость.
Юрий Степанович водрузил наушники и, осмотрев корпус со всех сторон, нажал кнопку воспроизведения. Сначала ничего не происходило, кроме того, что он странно поводил головой н глазами из стороны в сторону. Затем голова у него дёрнулась, и он очень быстро начал искать регулятор громкости. Понятное дело — вступление у Пинков обычно не громкое, зато потом…
— Поразительно, — сказал он минуты через три, выключая плеер, — Сам, знаете ли, любитель посидеть вечером под хорошую музыку, но такого слышать не доводилось. Все музыканты, как живые, кажется, протяни руку, и вот он тут, рядом.
— "Угу, и музыку, скорее всего, в наушниках первый раз слышишь", — подумал я про себя. Я сам, когда хочу детально прослушать понравившуюся мне песню, всегда стараюсь сделать это через хорошие наушники. Большая разница, на мой взгляд, получается.
Плеер тем временем пошёл по рукам, а иногда и по ушам академиков.
Совещание закончили тем, что в течение ближайшего месяца экспериментальная хозрасчётная организация "ЭХО" будет организована и начнёт свою деятельность.
Я, дней десять, могу не вмешиваться. Пока документы не пройдут визирование и согласования, ничего не начнётся.
— Павел, вы не могли бы до завтра оставить мне этот ваш плеер? Хочу кое-кому дать послушать, — Юрий Степанович, хитро подмигнув, остановил меня уже на выходе из кабинета.
В Москву прилетели в восемь утра. Продолжая зевать на ходу, добрались до автобуса. Рановато приходиться вставать, чтобы попасть на московский рейс, вот и не выспались.
Москва вся в стройках. В какую сторону не посмотри, везде торчат ажурные конструкции подъёмных кранов. У нас в городе это не так бросается в глаза. Видимо, строим меньше. Удивило большое количество огромных плакатов и транспарантов, зачастую с изображением Брежнева. В прошлый приезд они как-то меньше привлекали внимание. Наверно, по сторонам не так часто глазел. Ольга прикорнула ко мне на плечо, и дремлет, улыбаясь во сне, а я нервничаю. День у меня сегодня знаковый, ответственный.
Устроились в гостинице. Вполне приличный полулюкс. Размер не впечатляет, но чисто и со свежим ремонтом. Ольгу отправил вместе с Семёнычем. У них обычные тренерские дела. Пусть жена осваивает понемногу будущую специальность. Незачем ей видеть, как меня штормит и колбасит.
Ловлю себя на том, что каждую минуту посматриваю на часы. До звонка, который я жду, ещё два часа. На всякий случай, проверяю телефон. Работает.
— "Всё, хватит мандражировать. Пусть будет, как будет", — от этой мысли мне стало легче. Как-то не доводилось мне раньше встречаться с людьми, в чьих руках были миллионы судеб, а если вспомнить Карибский кризис, то может и больше.
Почему-то принято считать, что Карибский кризис был вызван размещением на Кубе военных частей и подразделений Вооруженных Сил СССР, техники и вооружения, включая ядерное оружие н ракеты. Какая нелепость. Как оказывается легко можно извратить Историю.
С моей точки зрения — это был абсолютно зеркальный ответ от СССР той угрозе, которую создали США, разместив перед этим свои ракеты с ядерными боеголовками в Турции. Вот только о "турецких" ракетах западные идеологи н историки периодически "забывают". А зря. Ракеты, посланные из Турции, имели крайне малое время подлёта и накрывали самую густонаселённую часть нашей страны, включая Москву. Против ракет средней дальности в то время не существовало эффективных средств противодействия. Они были технически совершеннее, чем межконтинентальные баллистические ракеты, которые не могли постоянно находиться на боевом дежурстве, и имели подлётное время в 10–15 минут. Мощность ядерной боеголовки у них 1,44 Мт. Для сравнения — на Хиросиму была сброшена бомба «Little Воу» («Малыш») эквивалентом всего лишь от 13 до 18 килотонн тротила. Разница силы взрыва в сто раз. Американцами в Хиросиме убито сто пятьдесят тысяч жителей. Сколько умерло позже, от лучевой болезни и рака, я не знаю и знать не хочу. Пусть эти знания к американцам приходят, в их сладких буржуинских снах.
— "Тренировка, душ, завтрак", — коротко сформулировал я себе план на ближайшие два часа.
Сижу у телефона. Наконец-то звонок.
— Через полчаса, у метро, — слышу я знакомый голос.
— Понял, буду, — так же лаконично отвечаю в свою очередь.
Мы не в шпионов играем. Просто вероятность того, что за бывшим Председателем Президиума Верховного Совета СССР и его окружением присматривают, достаточно велика. Точнее будет сказать, что обязательно присматривают, но в щадящем режиме. Так, прослушка всех телефонов, вербовка обслуги, да и всё, пожалуй. У них семья — больше двадцати человек, а штатное расписание у КГБ не резиновое. За всеми "бывшими" не уследишь. Не случайно я только что слышал звуки улицы в телефоне. Грохот трамвая и клаксоны автомобилей. Наверняка, мне звонок из телефона-автомата был сделан.
Переодеваюсь не торопясь. До метро тут рукой подать. Одежду я подобрал придирчиво. От костюма и рубашки с галстуком отказался сразу. Слишком казённый характер у такой одежды, и он не будет соответствовать тому имиджу, который я бы хотел создать. Кроме того, я к костюмам не привык, а их тоже надо уметь носить. Зато кожаный пиджак, тонкий пуловер светло-серого цвета и почти классические брюки из тонкой шерсти — одежда для меня привычная. Ничего лишнего, и вид этакий спортивный, с налётом творческой натуры. Приличными вещами я в прошлый московский заезд разжился, когда в "Берёзке" кучу чеков оставил.
Белую Волгу, со Степаном Арамовичем за рулём я увидел издалека. Ещё раз взглянул на часы. Нет, я не опаздываю, до назначенного времени минут десять осталось.
В машине, на заднем сидении лежат два роскошных букета. Даже не увидев их, не заметить аромата цветов было невозможно. Ими я и заинтересовался, как только мы поехали.
— Какой-то праздник намечается?
— Да, день рождения у одной нашей родственницы. Один букет твой, кстати. На всякий случай, если кто спросит, то тебя на именины пригласил Стас Намин. Больно уж ваши песни имениннице понравились, — хитро улыбнулся администратор, поглядывая в зеркало заднего вида.
Шутка про конспирацию была мной задавлена, как неуместная. Не глупей меня люди. Раз так делают, значит это для чего-то надо.
— Как гастроли прошли? — поинтересовался я, чтобы не молчать.
— С вами было лучше. Это не моё мнение, а музыкантов. Ты на сколько дней прилетел?
— Пока на неделю, а возможно потом ещё на пару дней задержусь. Не от меня зависит. Меня к футболистам записали запасным. Если они в финал пройдут, то придётся остаться с ними, — подробней пояснил я причину, в ответ на вопросительный взгляд Степана Арамовича.
— Экий ты шустрый. Везде успеваешь, — хохотнул импресарио.
— На самом деле всё гораздо смешнее, — тяжело вздохнул я, и рассказал про готовящееся назначение на новую работу. Дослушивал он меня, уже стоя перед воротами и барабаня пальцами по рулю.
— Ну, что, готов с нашим Дедом знакомиться? — спросил Степан Арамович, глядя на медленно поползшие ворота.
— Готов, — коротко подтвердил я, готовясь перешагнуть ещё один рубеж в новой жизни.