Владимир Александрович Кузнецов – человек, можно сказать, редчайшего рода деятельности. Если быть точным, то профессия сотрудника охраны высших должностных лиц – профессия относительно распространённая, но вот его обязанности часто были весьма необычными. И приходилось ему сочетать профессиональную подготовку охранника с тактом дипломата, жёсткость военного человека со знанием протокола, а иногда принимать самые нестандартные решения. Дело в том, что он – один из немногих людей, которым в конце XX века поручалось сопровождение первых леди глав зарубежных государств, приезжавших в нашу страну с визитами. Среди его подопечных были жёны Жоржа Помпиду и Муаммара Каддафи, Юмжагийна Цеденбала и князя Лихтенштейна, дочь японского премьера Какуэя Танаки… В конце 1980-х он даже руководил охраной последней женщины-секретаря ЦК КПСС Александры Бирюковой. А из мужчин его подопечными были Григорий Романов и Александр Лукьянов, Сергей Филатов и Геннадий Бурбулис. Закончил свою карьеру он в руководстве Службы безопасности президента уже в начале текущего века…

Начинал Владимир Кузнецов свой путь в органах государственной охраны в 1969 году. И уже в начале 1970-х попал в самое элитное подразделение 9-го управления КГБ СССР, которое занималось охраной высших должностных лиц нашей страны и высоких зарубежных гостей. И через некоторое время ему поручили очень тонкую и сложную работу – заниматься организацией охраны женщин, которые сопровождали во время официальных визитов в нашу страну первых лиц. А по дипломатическому протоколу это были либо жёны, либо дочери президентов и премьеров, генеральных секретарей, принцев и королей… А первое задание запомнилось ему на всю жизнь, поскольку оказалось одним из самых необычных за всё время службы. Итак, предоставляем слово Владимиру Кузнецову…

–  В 1973 году в Москву для встречи с Леонидом Ильичом Брежневым в СССР впервые приехал премьер-министр Японии Какуэй Танака. А в поездке его сопровождала 29-летняя дочь Макико Танака. Обычно глав государств сопровождают жёны, но у японского лидера супруга была значительно старше его и тяжело болела. Поэтому в соответствии со сложившейся дипломатической практикой его сопровождала дочка. Вот она и стала первой из тех женщин, с которыми мне приходилось работать.

Конечно, у нас была предварительная информация о ней, мы знали, что она девушка образованная, училась в США, хорошо говорила по-английски и к тому же была известной спортсменкой и играла в сборной Японии по волейболу.

Мне этот визит запомнился одной историей, которая сегодня может показаться забавной, но мне, поверьте, тогда было не до смеха. От правильности принятого мной решения могла зависеть не только моя судьба и карьера. Мог произойти серьёзный дипломатический скандал. А действовать пришлось решительно, поскольку времени для консультаций не было.

Жили наши гости в Кремле, где в таких случаях для зарубежных руководителей высшего ранга выделяется специальная резиденция. Программа был довольно сложная и насыщенная. И вот в ходе этого визита мне пришлось столкнуться с необычными обстоятельствами. У премьера были свои мероприятия – встречи с руководством страны, подписание документов в Кремле, а у Макико Танако своя, тоже утверждённая программа. И для неё была запланирована поездка в Загорск (сейчас – Сергиев Посад). Там в Троице-Сергиевой лавре мы собирались показать высокой гостье церкви, музеи, резиденцию Патриарха Московского и всея Руси. Наших гостей в Загорск возили довольно часто, так что сама по себе поездка была делом обычным. Но сложности возникли совсем по иному поводу…

Накануне поездки меня вызвал руководитель и строго предупредил, что мы должны выехать в восемь часов утра, а вернуться в Кремль к обеду, поскольку на 14 часов был назначен официальный приём. Переводчица-японка сообщила, что наша гостья поручила разбудить её в семь часов утра, но когда я прибыл в кремлёвскую резиденцию, где располагались премьер-министр и его дочь, переводчица отсутствовала.

Я поднимаюсь наверх, а японская охрана покоев Макико Танака меня не пускает. Тогда я вызвал начальника охраны премьера и сказал ему, что нужно разбудить дочь главы государства. Он заулыбался, но довольно твёрдо сообщил мне, что у них так не принято. И добавил, что если они пойдут к ней, чтобы разбудить, то их на следующий день уволят.

Я рассказал ему, что у нас ранний выезд, что наша гостья сама просила её разбудить в семь часов, но он наотрез отказался делать это и спрашивает: «А вы можете её разбудить?» Я ответил, что смогу, не подозревая, во что эта «побудка» выльется. И отправились мы к её апартаментам втроём: начальник японской охраны, переводчик и я. Двери там высокие, трёхметровые. Я стучу в дверь. Тишина. Стучу ещё раз. Тишина. Стучу сильнее. Из-за двери раздаётся женский голос, а потом опять всё тихо. Я думаю: «Ну вот, перевернулась девушка на другой бок, а у нас вся программа полетела». И постучал уже решительнее. Дверь приоткрывается, из неё выглядывает симпатичная женская головка. Я показываю на часы, что время-то уже пятнадцать минут восьмого, опаздываем…

И тут происходит невероятное. Она кивает, берёт меня за руку и довольно решительно проводит в комнату. Дверь аккуратно закрывает, а затем начинает что-то быстро объяснять. Я японского, понятно, не знаю и ничего не понимаю. Тогда она уже по-английски говорит: «One moment!» Разворачивает меня спиной к себе и начинает переодеваться в дорожную одежду. А через некоторое время показывает мне, что можно поворачиваться к ней. Выяснилось, что процесс переодевания не совсем завершён, и необходима моя помощь. Оказалось, что она носила корсет. Я упоминал, что Макико – бывшая спортсменка, но после того как отца избрали премьером, со спортом ей пришлось закончить. Ну и начала она чуть-чуть полнеть. И корсет должен был носить косметическую функцию. А его ведь завязывать надо. Поворачивается она ко мне спиной, показывает на шнуры корсета, чтобы я их завязывал.

Я, понятное дело, разволновался. Попробуйте поставить себя на моё место: я – 27-летний лейтенант, это моя первая самостоятельная работа, а тут такая необычная просьба. Делать нечего, стал тянуть эти шнуры, а они шёлковые, из рук выскальзывают. Пришлось мне применить и силу, и профессиональную сноровку, и даже некоторую изобретательность. В общем, корсет я затянул, шнуры аккуратно завязал. Она говорит: «O’key!» Я выхожу из апартаментов, у меня пот со лба течёт, а начальник японской охраны спрашивает через переводчика: «Что вы там делали 12 минут?» А для меня всё это время как одна минута пролетела. Я говорю: «Если вам интересно, спрашивайте её сами!»

В общем, мы съездили в Загорск, вернулись, и мне говорят, что японцы чуть ли не ноту через МИД написали о том, что я якобы вёл себя неадекватно. Вызывает меня генерал и говорит: «Рассказывай, как было дело!» Я ему рассказал, как всё на самом деле происходило, что шнуры эти сложно затягивать было. Он выслушал меня очень внимательно, но в подробности вдаваться не стал. Вроде на этом всё и закончилось.

Но потом история эта получила продолжение. Прошло несколько месяцев, и мой начальник говорит: «Не понимаю, что происходит. Тогда тебя генерал вызывал, понятно почему, а сейчас-то зачем? Иди на ковёр!» Я иду снова к генералу, представляюсь: «Старший лейтенант Кузнецов!» Он мне: «Уже старший лейтенант? Помнишь, ты мне рассказывал о том случае? Ты мне всё рассказал?» Я отвечаю, что всё именно так и происходило. И спрашиваю, какая теперь возникла проблема. А он мне сообщает, что ровно через девять месяцев после визита в Москву дочка премьера родила сына. Я ему отвечаю: «Это не я!» Ну уж теперь, думал, история завершается. И снова ошибся, правда, отголоски моих приключений донеслись до меня через четверть века.

Когда я уже работал у президента Ельцина и мы собирались с визитом в Японию, я участвовал во встрече с японским послом и работниками посольства по подготовке нашей поездки. А когда мы разговорились с послом, я упомянул о том, что в своё время работал с дочкой премьера Танаки. Он посмотрел на меня, что-то у него, видимо в голове шевельнулось. Он спрашивает меня: «Вы хорошо помните тот случай? С кем вы подходили к комнате дочери премьера?» Отвечаю: «Начальник охраны, переводчик и я». А он смеётся: «Вот я и был тогда этим переводчиком…»

Когда мы прилетели с визитом в Японию (а посол там тоже был), я от него узнал, что Макико Танака – член парламента, даже лидер какой-то фракции. И попросил ей привет передать. Он обещал. Да, кстати, потом она ещё была и министром иностранных дел Японии. Вот с такого эпизода началась моя самостоятельная работа…

Интересный случай был, когда Москва боролась за то, чтобы провести Олимпийские игры 1980 года. К нам тогда приезжал князь Лихтенштейна с супругой. Он как член Международного олимпийского комитета имел, естественно, там голос, но, кроме того, был и очень влиятельным человеком в олимпийском движении вообще. Делегация была в интересном составе: три человека – князь, его супруга и директор кабинета. Никакой охраны, обслуживающего персонала, дипломатов, других сопровождающих.

Наш генерал вызвал меня перед этим визитом и дал, что называется, вводную. «Насчёт личной охраны у меня сомнений нет, – сказал начальник, – с этим вы справитесь, но я хочу отметить то, что княгиня носит драгоценности на сумму в несколько миллионов долларов. Поэтому обращайте на них особое внимание. Если что-то где-то пропадёт, а драгоценности уникальные, фамильные, то расплачиваться придётся нашему государству». В результате, когда опекаемая нами дама появлялась на мероприятиях, мы всё время смотрели на неё и проверяли: на месте ли колье, серьги, кольца. Думаю, ей даже льстило такое усиленное внимание различных молодых людей в строгих костюмах и галстуках. А драгоценности так блестели и были настолько красивыми, что любому становилось ясно: вещи исключительной ценности. И всё осталось в целости и сохранности.

Любопытный случай произошёл во время визита в нашу страну Муаммара Каддафи. Я работал с ним дважды, причём в первый раз был начальником охраны его супруги. Это был конец 1976 года. Женщина она своеобразная, и у неё тоже была своя программа. А в неё входило посещение магазина «Берёзка». Сейчас многие не знают, что это такое, а в 1970–1980-е годы эти заведения, и главное, возможность что-то покупать в них были пределом мечтаний многих советских граждан. Продавали в них вещи очень хорошие, как наши, так и импортные, но на иностранную валюту или так называемые «чеки Внешпосылторга». Была, кстати, и продуктовая «Берёзка» на Большой Дорогомиловской улице, где продавались не только водка и икра, но и виски, французское шампанское, швейцарский шоколад и прочие изыски. А основными посетителями, конечно, были иностранные дипломаты, аккредитованные в Москве, туристы, а также наши граждане, работавшие в зарубежных странах и получавшие часть заработной платы в чеках. Нравилось бывать в этих магазинах и жёнам руководителей зарубежных государств.

Супруга лидера ливийской революции Сафия очень любила покупать всякие сувениры и как-то зашла в «Берёзку» около Новодевичьего монастыря. Она подошла к висящим на плечиках норковым шубам, померила несколько и говорит: «Я беру». Её спрашивают: «Что именно?» А она отвечает: «Вот этот ряд». Подходим к витрине с ювелирными украшениями. Она померила цепочку, взглянула на кольца и говорит: «Беру». Её опять спрашивают: «Цепочку?» А она: «Нет, вот этот лоток».

Тут уж пришлось собрать всех продавцов, чтобы они оперативно выписывали чеки на каждую вещь. А поскольку сумма была немаленькая, я спрашиваю переводчика: «А деньги-то у неё с собой есть?» Переводчик показывает мне на её телохранителя-мулата, у которого к руке был пристёгнут чемоданчик, и говорит: «Вот там – много денег». И действительно, когда тот, рассчитываясь, открыл кейс, то там слева лежали пачки стодолларовых купюр, а справа – пачки английских двадцатифунтовых банкнот. Вот тогда я впервые увидел, что такое «много денег».

Когда к нам в 1981 году ещё раз приезжал Каддафи, я работал не с его супругой, а с ним самим. И нам было объявлено, что он пойдёт в мечеть на проспекте Мира, чтобы помолиться с верующими. Я пошёл на молитву вместе с ним один. Снял, как и положено, обувь. Остальная охрана и руководство стояли у стен, а потом происходит следующее: муфтий начинает читать молитву, и все падают на колени и начинают бить лбом в землю. И здесь мне делать нечего: не стоять же одному посреди толпы. Пришлось встать на колени и головой в пол… Мои товарищи у стен даже улыбаться начали, когда увидели это. А мне-то не до смеха… Хорошо, что меня заранее предупредили, что выделяться нельзя. Так что я вместе с лидером ливийской революции в мечети бил челом…

Когда готовятся такие визиты, очень много работы лежит на протокольной службе. Нам рассказывали обо всех нюансах, особенностях стран. Готовили нас, конечно, с обязательным соблюдением протокола. Когда я работал с президентом Ельциным, то у нас своего рода занятия организовывал руководитель протокола Владимир Николаевич Шевченко. Иногда сам их проводил, иногда это делали его сотрудники. Нас ведь время от времени приглашали за основной стол на приёмах, поэтому нужно было досконально знать правила поведения за столом, пользования приборами и прочие тонкости этикета.

Очень многое в нашей работе зависит от знания национальных особенностей, порядков, традиций. Мусульманская страна – это одно, европейская – другое, а Монголия – вообще отдельная история. Когда я начал работать с монголами и нужно было решить какой-то вопрос, я действовал, как принято у нас: встречался с начальником охраны и поднимал перед ним проблему. Говорил, что нужно сделать, что решить, что подготовить. И у меня не получалось поначалу. Вроде бы он соглашается, кивает, а вопрос не решается. Потом один из ответственных сотрудников аппарата ЦК КПСС, который курировал отношения с Монголией, мне подсказал: «Владимир Александрович, с ними торопиться не надо. У них очень своеобразное миропонимание. Встретившись с монгольским чиновником, не нужно сразу говорить о насущных проблемах. Для начала желательно спросить о здоровье, поговорить об общих делах, спросить об успехах по службе, поинтересоваться, как семья поживает. Немножко побеседовать о политике, о международном положении, а уже потом, в самом конце беседы, поставить тот вопрос, который нужно обсуждать серьёзно. А если вы сразу будете брать быка за рога, никакого нормального делового контакта не ждите. Они к этому не привыкли». Как говорится, «Восток – дело тонкое…».

И учитывать приходилось всё. Например, наши монгольские гости не ели высокосортную колбасу, им нужно было предлагать мясо пожёстче, в том числе и конину. Наша традиционная еда, во-первых, их не насыщает, а во-вторых, вызывает проблемы с желудком.

Вопросами питания высоких гостей у нас ведала спецкухня, которая выделяла особо подготовленных поваров. Они были в курсе пожеланий охраняемых лиц и их сопровождающих. Но бывали и проколы. Как-то раз во время визита немецкой делегации на горячее подали жареную курицу. Немцы возмутились. Говорят, потому, что у них принято готовить курятину только тогда, когда дома вообще ничего съедобного нет. То есть это было воспринято как своего рода неуважение. Думаю, что если бы подали свинину, всё было бы нормально. По-моему, немцы всегда готовы её есть.

Руководитель Монгольской народно-революционной партии маршал Юмжагийн Цеденбал, с семьёй которого я работал лет шесть, бывал у нас часто, его сыновья в Москве учились, сам он жил тут по пять-шесть месяцев. Вообще-то Юмжагийн – это отчество, а Цеденбал – личное имя. Фамилий в социалистической Монголии не было. Но у нас как-то привилось читать «Юмжагийн Цеденбал» как имя и фамилию. Жил он в одном из гостевых особняков на Ленинских горах. Там за каждым руководителем стран социалистического содружества был закреплён свой дом, и они, приезжая, уже точно знали, где будут размещаться. В общем, чувствовали себя как дома.

И обслуживающий персонал, и охрана уже хорошо знали и самих охраняемых, и членов их семей. Супруга Цеденбала Анастасия Ивановна, русская по национальности, была женщиной жёсткой. Занималась она среди всего прочего и руководством Монгольским детским фондом. Когда возвращалась в Монголию, везла обычно целый самолёт различных предметов детского обихода: от игрушек до школьных принадлежностей.

Я помню, как-то раз она говорит мне: «Владимир Александрович, у меня пропало кольцо с хорошим драгоценным камнем». Я поинтересовался, как и где это произошло. Для нас ведь такая вещь – это ЧП. Она ответила, что точно помнит, что утром кольцо было на столике, а вечером она его не нашла. И припомнила, что вроде бы надевала его на палец перед выходом из дома. Я стал выяснять, где она была в течение дня. Оказалось, что ездила в ателье, потом в ГУМ, потом к сестре. «Ищите», – говорит.

Я тут же начал расследование. Сначала всё перерыли в доме, но кольца не нашли. Потом я стал расспрашивать водителя, который её возил. Самого Цеденбала возили на ЗИЛе, а её – на «Волге», но не совсем обычной. Это только внешне была рядовая машина. А так, фордовский двигатель, кондиционер, нормальные сиденья, отделка салона другая… Водитель рассказал, что она то снимала перчатки, то надевала. Я дал приказ проверить машину. И между водительским и первым пассажирским сиденьем (она любила впереди сидеть) нашли кольцо, о чём водитель мне и доложил. И только тогда обслуживающий персонал (а на него в первую очередь пало подозрение) вздохнул спокойно. А она так обрадовалась, что, насколько я помню, очень прилично отблагодарила водителя.

А ещё был интересный случай в Москве. Настя Цеденбал делала, как я уже говорил, много закупок по линии Монгольского детского фонда. Конечно, закупала она не всё сама, а только выбирала. Затем посылала свою охрану с деньгами, чтобы они всё, что нужно, приобрели. И вот начальник охраны, полковник Назан, со своим заместителем отправились в «Детский мир». Выбрали всё, что нужно, а потом отошли в сторонку, открыли кейс с деньгами и стали их считать. Денег было немало, тысяч тридцать, наверное (средняя зарплата тогда была рублей 150 в месяц). И какая-то бдительная бабуля, проходя мимо, засекла их за этим занятием. От её взгляда не ускользнули ни необычная внешность, ни пачки денег, ни пистолеты под пиджаками. И она тут же отправилась к ближайшему милиционеру и сообщила ему об увиденном: «По-моему, это те двое нерусских, которые у нас в районе сберкассу ограбили». Милиционеры тут же приняли «монгольских соколов» в свои объятия и привели в отделение, там же, в магазине. Открыли кейс, в нём – деньги. У иностранцев – оружие с собой. Начали милиционеры за поимку «особо опасных» преступников, а то и шпионов, себе в кителях дырки для наград крутить. И тут Назан, симпатичный такой монгол, с хитринкой, снимает с руки часы «Сейко», даёт их дежурному и говорит: «Один звонок по телефону». Тому часы понравились, он разрешил позвонить. А я сижу в дежурке в особняке и слышу: «Володя, мы с деньгами и оружием попали в милицию в “Детском мире”. Выручай!» Пришлось срочно брать машину, лететь туда и разруливать ситуацию. После этого случая первое, что делали монголы, приезжая к нам, это сдавали оружие и клали его в сейф. На всякий случай…

Расскажу другой случай, тоже связанный с нештатной ситуацией и оружием. Едем мы с Цеденбалом в Мисхор. В Симферополе приземлились, а там его встречают, хороший стол накрыт… И по дороге один из охранников нашего гостя не выдержал: так живот свело, что никакой возможности терпеть нет. А останавливать кортеж первого лица строго запрещено. В общем, мы оторвались чуть-чуть, потом притормозили, охранник выскочил, кубарем в кювет полетел. Добираться до резиденции, выделенной Цеденбалу, понятное дело, ему пришлось автостопом. И представляете себе картину: в советские времена на горной дороге стоит мужчина явно несоветской внешности, причём вооружённый пистолетом, и голосует, ловит машину. И хорошо, что монголы все говорили по-русски, да и дороги в таких случаях на всякий случай перекрывались. В общем, останавливает он милицейскую машину и объясняет им ситуацию. Его привезли к воротам дачи, вызывают меня: «Опознавайте – ваш или нет?»

Вообще с гостями из социалистических стран работать было проще. Сотрудничество продолжалось многие годы, рабочие контакты были налажены. Они были более предсказуемыми. Монгольские, польские, чешские делегации всегда возили с собой положенные пистолеты и один автомат. А вот охрана Чаушеску всегда требовала, чтобы им разрешили ввозить больше оружия. Что касается зарубежных стран, то проблемы в этом плане у нас были в Японии, Англии и Канаде. По законодательству этих стран ввоз оружия вообще запрещён. И были сложности. Помню, когда начинались наши контакты с японцами, с англичанами, те говорят: «Нельзя!» А мы им: «Вот если ваши руководители сюда приедут, вы что, без оружия их охранять будете?» Они начали задумываться. Потом и пошли подвижки.

Ещё об оружии. В нашей службе говорят, что если ты применил оружие, то делаешь это только один раз. В том случае, если ты сделал это оправданно и с успехом, то тебя ждало серьёзное повышение. Иногда даже такое, что носить оружие тебе больше не приходилось. Ну а если ты применил его не по делу, тогда в большинстве случаев приходилось уходить из нашей системы.

Оружие для нас вещь важная. Когда я работал начальником охраны у Анатолия Ивановича Лукьянова, Председателя Верховного Совета СССР, произошёл такой случай. Его супруга любила заниматься домашними заготовками: собирала грибы, ягоды, варила варенье, солила, мариновала. И вот, когда мы были на отдыхе на Валдае, однажды она отправилась за малиной. Территория там большая, а она попросила отвезти её подальше, где ягод больше. И на лесосеке, там, где молодая поросль, были кусты малины. Стала она с охранниками собирать ягоды, а когда подошли к бурелому, увидели громадного медведя, который ел малину. И хотя у ребят были с собой пистолеты и автомат, им пришлось тихо отходить, чтобы не привлечь внимания зверя. После этого случая так далеко за грибами-ягодами не ездили. В диком лесу ведь и кабаны бывают, тоже животные опасные.

Мне самому приходилось использовать оружие на службе только один раз. Говорю «использовать», потому что стрелять не пришлось. Был случай, когда в Завидово, во время пребывания там Брежнева, забрался вор. Я заметил его, а он бросился бегом в сторону леса. Бежал быстро, молодой парень всё-таки. Тем не менее я не отставал, на ходу достал пистолет и, как положено по уставу, крикнул: «Стой! Стрелять буду!» Он обернулся, увидел у меня в руках пистолет и остановился, подняв руки. Начальство, как бывало в таких случаях, меня отметило. Не помню, чем именно, по-моему, благодарностью.

Бывало, что приезжали к нам гости с оружием, но не по сезону одетыми. Прилетает к нам самолёт с большой делегацией из Африки. Садится в аэропорту, а у нас температура – минус 25. А у них дома – плюс 40. Здесь уже работники нашего хозяйственного управления с тюками, с мешками заходят в самолёт, одевают там прилетевших, и только после этого гости выходят. Правда, потом шапки на память просили…

Программа пребывания первых лиц и сопровождавших их дам готовилась, как правило, Министерством иностранных дел. Обсуждались предложения и пожелания как принимающей стороны, так и гостей. Согласовывалось это на уровне министра или его заместителей, в зависимости от уровня визита. Программа потом доводилась до нашего сведения, и мы занимались проработкой объектов, которые были определены для посещения. Бывали и моменты, когда гости от какого-то пункта программы отказывались или предлагали свой вариант. Это, конечно, доставляло определённые неудобства. Когда едешь туда, где всё готово, – это один момент, а когда туда, где не готово ничего, бывало и сложно.

Я уже отмечал, что, как правило, дамы, приезжавшие к нам, очень любили посещать магазины. В 1970–1980-е годы в обычных магазинах делать было особенно нечего, так что их возили в «Берёзку» или в «сотую секцию» ГУМа. Иногда бывало, правда, что они и просили остановиться у какого-то магазина, чтобы пойти посмотреть, что там есть на прилавках. Но в те времена и наше руководство, и Брежнев, и Косыгин могли остановиться у магазина и «проинспектировать» его.

В те времена супруги наших лидеров нечасто принимали участие в «женской программе». Дамы были уже в возрасте, так что иногда протокольно общались, и всё. Помню случай, когда супругу одного из наших высоких гостей сопровождала дочь Косыгина Людмила Алексеевна. Жена у нашего премьера к тому времени умерла, а визит был на уровне глав правительств.

Мы отправились в Загорск. А принимали гостей наши церковные руководители очень хорошо. Отношение было самое доброжелательное, все достопримечательности и музеи показывали со знанием дела. Ну и, конечно, стол всегда был великолепный.

Едем мы обратно. Дамы – на заднем сиденье, мы с водителем впереди. И тут переводчица говорит мне, что если сейчас мы не обеспечим выход нашей высокой гости в известное заведение, то могут быть проблемы. У нас и сейчас с придорожными туалетами проблема, а в те времена вообще катастрофа была. Пришлось действовать по обстоятельствам. Я нашёл участок, где лес подходил ближе к дороге, и дал приказ остановиться. Дочка Алексея Николаевича выходить не стала, а гостья с переводчицей вылетают из машины – и в лес. А из нашей второй машины охранники с автоматами – за ними. Пришлось их остановить. «Ребята, это как раз тот случай, когда охраняемые справятся сами!» Вернулись они промокшие (снега в лесу было по колено), но очень довольные.

Загорск, как я уже упоминал, был обычным местом посещения первых лиц и их жён. Там нам показывали не только музеи, но и действующие храмы, и даже иногда резиденцию патриарха. Побывать в покоях патриарха считалось очень почётным. Кроме основных экспозиций нам показывали и запасники, в которых хранилось множество старинных икон. А вот жена Жоржа Помпиду была любительницей живописи, и по её просьбе мы сопровождали её в Третьяковскую галерею, где в запасниках она знакомилась с нравившимися ей картинами голландских мастеров, которые в галерее в то время не выставлялись.

Очень интересно, хотя и сложно, было работать с секретарем ЦК КПСС Александрой Павловной Бирюковой. Она была заядлой спортсменкой, причём довольно приличного уровня. Зимой мы с ней обязательно ходили на лыжах, причём километров по пятнадцать, в любую погоду. А летом было плавание. Любила она плавать не в бассейне, а в открытых водоёмах. Когда она жила на даче ВЦСПС, она плавала в Москве-реке, летом, когда выезжала на отдых, в море. Или в Сочи, в Бочаровом Ручье, или в Форосе в Крыму, в санатории Управления делами ЦК КПСС. Отдыхала вдвоём с мужем, дочка у неё в своё время трагически погибла.

А плавали мы следующим образом: один охранник – в лодке, другой – рядом с секретарем ЦК в воде. Когда температура воды 24 градуса – это для нас было нормально, а вот когда меньше двадцати, то становилось прохладно. А она – женщина закалённая и, проплывая один-два километра в одну сторону и столько же обратно, не замерзала. Нам же приходилось меняться: в одну сторону в лодке, а в другую – в воде.