После Касторной мамонтовцы никак не могли остановить буденовцев. Не было у них времени, чтобы сгруппироваться и дать решительный бой.

Поэтому к Бутурлиновке белые стягивали не только кавалерийские полки, но и пехоту с артиллерией. Из разных мест шли к главной штаб-квартире обозы и воинские соединения.

А у красных на исходе были боеприпасы, с продовольствием и фуражом тоже дело обстояло не блестяще: ведь они несколько дней, не ожидая, пока подтянутся тылы, гнали белых от Воронежа.

Однажды вечером начальник полештарма Зотов вызвал Дундича и сказал:

— Слушай, дорогой товарищ, сейчас на Таловой наши связисты перехватили мамонтовскую телефонограмму. В ней генерал требует какого-то капитана Беседина под усиленной охраной немедленно направить в Бутурлиновку. В противном случае сорвется утреннее наступление. Как ты думаешь, зачем одному капитану усиленную охрану? И почему из-за него может сорваться наступление?

Большие карие глаза серба засветились озорными огоньками.

Он всегда радовался новым трудностям, которые нередко выпадали на его долю на тревожных дорогах войны.

— Эх, Степан Андреевич, — весело упрекнул он начальника полевого штаба армии, — зачем спрашивать у маленького надпоручика Дундича? Ты, красный генерал, лучше меня знаешь обстановку. Скажи, что делать, и я сделаю!

Зотов серьезно сказал:

— В данную, конкретную минуту всем думать надо. Я же тебя позвал не ребус разгадывать, а военную тайну Мамонтова открыть.

Дундич увидел, что Зотов не шутит, перестал улыбаться. Поглядел на других работников штаба. Те сидят, думают, переговариваются вполголоса между собой, туда-сюда водят пальцами по карте-десятиверстке. Дундич тоже — к карте. Посмотрел на кружочек станции Бутурлиновка и на ниточку дороги, ведущую к ней. Потер жесткими пальцами высокий гладкий лоб и спросил у Зотова:

— Когда перехватили бумагу?

— Да не бумагу, а подслушали телефонограмму. Час назад.

— Та-ак, — раздумчиво произнес разведчик и сделал несколько шагов по комнате.

Все в штабе притихли. Они знали: раз Дундич задумался, значит, он что-то придумает. Не раз выручал находчивый серб товарищей не только в сабельном бою, в лихой разведке, но и в разгадывании хитрых штабных тайн.

— Откуда должен ехать капитан? — спросил Дундич, останавливаясь перед Зотовым.

— Если бы знал мужик, куда упадет, солому бы подложил, — ответил начальник штаба. — Но сдается мне, что Беседин этот сидит, например, на Елань-Каленовской. По железной дороге идти не может. Мы перерезали ее. Ну и что из этого?

— А то, — оживился Дундич, склоняясь над картой. — Сколько верст от нее до Бутурлиновки?

— Сорок, не меньше.

— Час уже едет. Десять верст проехал. Еще час будем думать, он еще десять проедет. Разрешите, Степан Андреевич, встретить господина Беседина. Привезу его в штаб, пусть сам раскроет карты.

— Ох и горяч ты, товарищ Дундич, — попытался охладить серба Зотов. — Все у тебя просто, как в петровских потешных баталиях, получается.

— Что верно, то верно, — согласился Дундич, — пока все получается. Поверь, что и на этот раз получится.

Он трижды сплюнул через левое плечо, чем вызвал оживление штабистов. Зотов качнул головой, то ли осуждая, то ли гадая:

— Думаешь, это поможет?

— До сих пор помогало, — как на духу признался Дундич.

И тебе советую, Степан Андреевич, верь в приметы. Вот третьего дня птичка прилетела на форточку и жалобно так: чвирь-чвирь. Думаю, быть беде. Точно. Паршина тяжело ранило. Какой коновод был…

— Ну ладно байки травить. Ты давай говори по существу.

— Я по существу. Привезу Беседина в штаб, узнаете.

— Доверь ему, Степан Андреевич, — попросили штабисты.

— Хорошо, езжай, — сдался Зотов. — только возьми с собой эскадрон.

— Зачем? Мне хватит хлопцев.

— Ну ладно, не по-моему и не по-твоему. Бери полсотни и езжай. Будешь спорить — другого пошлю, — решительно закончил начальник штаба.

— Есть, командир, — лихо откозырял Дундич, а про себя удивленно подумал: «Зачем для захвата одного капитана я должен вести полусотню?»

В ноябре темень накрывает степь быстро. Не успеет стылое солнце уйти за равнинный срез, как тяжелый мрак окутывает пашню, дороги, леса. В такую ночь отряд копытил целину, чтобы на середине маршрута перехватить белогвардейского офицера. По всем расчетам, за два часа загадочный капитан проехал не больше половины пути.

Отряд красных разведчиков шел осторожно. Никто не курил, громко не разговаривал. И в этой относительной стенной тишине вдруг затарахтела подвода…

Дундич сразу натянул повод. Конь замер на полушаге. По рядам прокатилась еле слышная команда:

— Стой!

Теперь где-то слева было слышно монотонное поскрипывание колес, тарахтенье повозок на выбоинах невидимой дороги. Нет-нет да и раздастся ругань, видимо возницы. До боли в перепонках напряг Дундич слух: должны же там произнести слово «товарищ» или «господин». И вот он слышит:

— Далеко еще, вашбродь?

Все ясно. Белый обоз. Отсюда не видно — большой, средний или маленький. Но что это беляки, сомнений нет. А может быть, это едет загадочный капитан Беседин?

Дундич повернулся к Ивану Шпитальному и спросил:

— Погоны есть у всех?

Большинство красных конников имело погоны белоказачьих полков и бригад. Особенно в избытке появилось этого добра после Касторной. Многие бойцы украсили погонами гривы своих лошадей. Уже через несколько минут почти все разведчики нацепили знаки различия белоказачьих частей. Дундич дал легкие шпоры Мишке, и тот мелкой рысью вынес его к обочине дороги. Теперь ему была видна бесконечная и темная, как ночь, вереница подвод. Он повернулся к Казакову и предупредил:

— Казачок, следи за моими руками.

У него с хлопцами была разработана целая система условной сигнализации, понятная лишь его конникам.

— Ваня, — попросил он ординарца, — марш с кем-нибудь наперед, на первом перекрестке повернешь обоз к Таловой.

После этих указаний Дундич вынул наган из кобуры и направил Мишку наперерез обозу. Он ехал и думал, что сейчас самое главное — ошеломить противника, не дать ему возможности определить, кто перед ним и в каком количестве. Очень может быть, что это капитан Беседин ведет обоз в Бутурлиновку.

Подождав, пока всадники из охранения близко подошли к притихшему отряду, Дундич громко спросил:

— Стой, кто идет?

Темные силуэты замерли. Лязгнули затворы винтовок. Еще секунда — и может начаться перестрелка. Отряд ввяжется в нее, и капитан Беседин ускользнет, а может, тут нет Беседина, и тогда Дундичу вообще ни к чему эта встреча. Он решил идти ва-банк. Дундич спросил:

— Капитан Беседин, вы?

От группы отделилась одинокая фигура. Всадник вплотную подъехал к Дундичу, приложил руку к меховой шапке.

— Штабс-капитан Беседин. С кем имею честь?

— Полковник Дундадзе. Послан лично его превосходительством для усиления охраны. — Дундич говорил уверенно. Теперь у него не было ни капли сомнений: Беседин сопровождает обоз. — Константин Константинович опасается, как бы вы вместе с обозом не попали в лапы буденовцев.

Беседин щелкнул крышкой портсигара. Достал папиросу. Прикуривая, задержал огонек в ладони. В дрожащем свете успел разглядеть золотистые погоны с двумя просветами. Успокоенно сказал полковнику:

— Напрасно беспокоились. У меня надежная охрана. Я взял сотню двадцать первого казачьего полка.

— Думаю, с комендантской ротой охрана будет надежнее, — подчеркнуто заметил Дундич.

— Так точно, — согласился штабс-капитан и подал команду стоящим вдали всадникам: — Господа, прошу продолжать движение.

В это время Дундич поднял над головой руку. Казаков с половиной отряда переехал на другую сторону дороги.

Дундич и Беседин ехали немного впереди головной подводы. Они разговаривали о последних операциях красных под Воронежем и в районе Касторной.

— Завтра этой банде наступит конец, — самодовольно заявил Беседин.

— Да, да, — согласился Дундич. — В штабе уже все готово. Ждут ваш обоз. Вы полностью взяли грузы?

— Так точно, господин полковник. Еле-еле разместил. Двести подвод не хватило. Пришлось конфисковать пятьдесят у местных куркулей. Представляете, сколько винтовок, патронов, снарядов я везу его превосходительству, — не говорил, а ворковал штабс-капитан, доверительно наклоняясь к полковничьим погонам.

Слушая попутчика, Иван Антонович напряженно всматривался и вслушивался в ночную степь. Ведь там в любую минуту могли показаться действительные посланники Мамонтова. Иногда Дундичу казалось, что Шпитальный уже схвачен и весь его отряд ждет засада. Минуты пути тянулись томительно долго. Наконец на дороге показался всадник. Даже в темноте по посадке в седле Дундич узнал своего ординарца. Молодецким голосом Иван доложил господам офицерам, что его специально выделили проводником обоза.

— В этом степу дорог что волос у лешака в бороде, — оживленно рассказывал Шпитальный господам офицерам. — По какой ни пойдешь, все едино попадешь в рай.

— Ну, ну, урядник, — грозно прервал его полковник.

— Виноват, вашбродь, — осекся Шпитальный. — Но вы не сумлевайтесь: я вас выведу, куда след.

Они проехали еще около часа, прежде чем штабс-капитан остановился, достал из полевой сумки карту, разложил ее на загривке коня и осветил лучом карманного фонаря. Дундич тоже наклонился над картой. Правую руку он предупредительно опустил в карман, где лежал наган. Беседин отвернул манжет и поглядел на циферблат часов. Его беспокойство тотчас передалось ехавшим сзади подъесаулу и вахмистру. Они подъехали к начальнику конвоя.

— Что случилось, господа? — недоуменно поднял брови Дундич, уклоняясь от света фонарика штабс-капитана.

— Полчаса назад мы должны были проехать Бутурлиновку, — с металлическим звоном в голосе отчеканил Беседин.

— Ваши часы спешат, штабс-капитан. — Дундич демонстративно достал свои и открыл крышку. — На моих четверть второго. Точно по Гринвичу. Скоро сосновый бор. За ним наш финиш.

— Вы не находите, господин полковник, — уже мягче спросил штабс-капитан, — что проводник увел обоз несколько в сторону?

— Нет, — сухо ответил полковник. — Он надежный служака. Поехали, господа, время не терпит. Урядник, — позвал он Шпитального, — где подъесаул Казаков?

— Охраняет обоз с тыла, — ответили из темноты.

Дундичу стало ясно, что весь караван в двести пятьдесят подвод окружен бойцами, и его напряжение, вызванное подозрительностью Беседина, стало постепенно спадать. Дундич ласково потрепал гриву коня и незаметно придавил шпорами его бока. Мишка перешел на легкую рысь. Этим движением Дундич показал Беседину, что он действительно спешит. Штабс-капитан догнал полковника и поехал нога в ногу с Дундичем.

Чем ближе подходили они к темному бору, шумящему, словно море, тем радостнее становилось на душе разведчика.

И наконец, словно из-под земли грозный окрик и щелчок затвора:

— Стой! Кто идет? Пароль?

— Я и штабс-капитан Беседин! — торжественно ответил разведчик, ликуя в душе, что его опасному путешествию наступает конец и что загадки капитана Беседина больше не существует. Его ответ был паролем.

Один из дозорных подошел к всадникам. В нем Дундич узнал Зотова. Тот тоже убедился, что перед ним Дундич, и кому-то скомандовал:

— Давай!

И сейчас же в черное глухое небо взлетели, упираясь в низкие снеговые тучи, две яркие, как вспышки молнии, ракеты.

Беседин и его попутчики, щурясь, оглянулись и увидели, что весь огромный обоз плотно окружен кавалерийскими порядками. А впереди всадников, грозно нацелясь пулеметами, стояли знаменитые буденовские тачанки.

— Ясно, штабс-капитан, — спросил Дундич, доставая на всякий случай наган, — какой надежный у вашего обоза конвой? Сейчас вы сообщите Мамонтову, что доставили груз в целости и сохранности в распоряжение командарма Буденного.

— Я так и предполагал! — с отчаянием воскликнул офицер, покорно передавая Дундичу свой револьвер. — Я хотел спросить у вас документы, но меня смутили погоны и обезоружила ваша решительность.