Из почты В.О.Богомолова

Отклики на роман

Василь Быков, писатель, (г. Минск)

24 ноября 1974 г.

... Весь вчерашний день общался с тобой в «Новом мире» — твоей фразой, образами, твоими столь близкими мне мыслями. Очень умно, точно, честно и значительно, так, как умеешь лишь ты. Хотя время и места действия мне очень знакомы, но материал совершенно новый, то, что во время войны мы лишь наблюдали со стороны, теперь, благодаря тебе, увидено изнутри, и это интересно.

...Я очень люблю тебя и твою прозу, о которой когда-то давно еще прочитал у Бондарева, что он не видит в ней недостатков. Я — тоже.

13 декабря 1974 г.

... Очень понимаю все тобой пережитое [84] . К сожалению, все это в порядке вещей, это — издательская практика, самая рутинная. В данном случае лишь с той разницей, что им попался не обычный автор, а такой, как ты: с таким талантом и соответствующим ему характером. Я на такое не способен, поэтому почти ни одна моя вещь не выходила в ее первоначальном виде, все потрошилось и переиначивалось.

В последней повести я немного заупрямился, настоял хотя бы на названии «Волчья стая», никак не хотели пускать, как не пустили мои названия «Проклятая высота», «Ликвидация» («Атака с ходу», «Сотников»), переделали концовку «Западни» (в той же «Юности»).

...Сердечно желаю тебе как-нибудь добежать до финиша и сделать дело. Кажется, немного уже осталось.

6 января 1975 г.

...Роман ты написал прекрасно, я давно уже ничего подобного не читал с таким наслаждением от слова, образа, действия. Третья часть — вершина напряженности, не дающая возможности перевести дыхания. Каждое твое слово в контексте — червонец, это великолепно. Образы до того зримы, что кажется ты их действительно знал в жизни.

...Тебя за него будут хвалить (уже хвалят, «ЛГ», «ЛитРоссия»), выдвинут на премию и, вполне возможно, дадут ее, потому что ничего подобного в литературе нашей никогда не было как по содержанию, так и по форме, и это будет заслуженно, справедливо и пусть это будет! Я бы лично дал бы тебе самую высокую премию еще раньше, за «Зосю».

3 июня 1975 г.

...К твоим произведениям у меня отношение очень хорошее. Роман твой прекрасный, написан превосходно. Я завидую твоей в нем филигранности и обстоятельности, драматизму тоже...

С.С. Смирнов, писатель, (г. Москва)

14 января 1975 г.

...Этот роман таков, что он ставит Владимира Богомолова в первую шеренгу наших лучших военных писателей. Это незаурядная книга, выделяющаяся высоким профессионализмом самого автора и всех его героев. Впервые в нашей литературе появилось произведение, убедительно и глубоко показывающее «черный хлеб» повседневного труда контрразведчиков — физические, психологические и чисто технические особенности их профессии. И именно потому, что все это написано с великолепным знанием дела, героизм людей, не декларированный автором, а наглядно раскрытый в их обыденной работе, захватывает читателя.

М.Л. Галлай, писатель, (г. Москва)

15 января 1975 г.

...Я давно не читал произведения с таким чувством нетерпения узнать, чем же это кончится, произведения с такими неожиданностями. Я был загипнотизирован логикой действий и поступками персонажей, с нетерпением ждал очередного номера журнала и досадовал на то, что печатание затянулось на несколько номеров. Ваш реалистический роман о войне, о контрразведчиках показал, что умение на войне — очень существенная вещь, а пафос достоверности и документальности столь высок, что ничего подобного в нашей литературе еще не было. Уверен, что урок достоверности, урок мужества окажет благотворное влияние на умы и сознание читателей и сохранится на долгие времена.

...Сцена со Сталиным, с Верховным Главнокомандующим, — лучшая сцена, которая когда-либо появлялась в нашей литературе. В необычайно короткой и лаконичной сцене Вы сумели передать всевластие Сталина, когда три министра стоят и смотрят на его морщинистый затылок, а он... ходит. Холодок по хребту проходит, когда представляешь себя на секунду в том кабинете.

Даже одна эта сцена делает Ваш роман явлением в нашей литературе.

Анджей Дравич, литературовед (Польша, г. Варшава)

6 августа 1976 г.

...Вы прекрасно показали работу оперативной группы контрразведки, ее методы, приемы, способы действия, развенчивая дешевые стереотипы криминальных историй. Все это воспринимается настолько достоверно, что кажется самым правдивым на сегодняшний день.

Это уже вопрос вне литературы: Вы просто чуть-чуть пододвинули историческую правду вперед, с ее добром и злом, и за это Вам низкий поклон.

Вы сказали новое слово в избранном Вами жанре, раскрывая его новые возможности, Вы идеально использовали контрапункт цитируемых документов — иногда драматических, а иногда и иронических или деловых. В короткой сцене у Сталина Вам удалось то, что было не под силу многим маститым писателям и что на жаргоне Ваших контрразведчиков называется «моментом истины». Это не карикатура и не панегирик; Вы показали государственного деятеля и вождя и, одновременно, сатрапа, который, ломая все правила действия, во имя собственных убеждений и методом психического террора, мобилизует все огромные силы и средства, ради цели, которую он считает главной. А методы эти — не эффективны, несмотря, или, наоборот, вследствие страха, который вселяет генералиссимус в своих подданных: небольшая группа специалистов, если ей не мешать и не подгонять ее, четко сделает то, на что разнузданный сталинский волюнтаризм направил множество солдат и чистильщиков, генералов, начальников спецслужб и НКВД, где все друг другу мешают и явно оказываются лишними.

Ваш роман продуман до мельчайших подробностей, и эпизод со Сталиным — пресловутая капля воды под писательским микроскопом: небольшое дело приоткрывает механизм системы.

Вам блестяще удалось создать огромное напряжение среди обычных действий, бесплодных, подчас, усилий, а в конце, доведя это напряжение до апогея, внешне простыми средствами раскрыть внутреннее состояние героя, который самостоятельно, один должен спровоцировать противника и тем самым обнаружить себя.

Можно Вас поздравить: в 1974 г. показать такое, опубликовать — это настоящий успех...

В.В. Овечкин, геолог (г. Ташкент)

27 марта 1978 г.

Спасибо Вам за «Зосю», «Ивана» и особенно «В августе сорок четвертого...». Жестокая, скупая, беспощадно правдивая проза. Лишенная внешнего проявления авторских эмоций, как она будоражит чувства читателя, какие вызывает ассоциации!.. Вы оставляете место для воображения читателя на то, что в Вашем романе подспудно еще несколько романов.

Например, жена Васюкова, которая «убегла в город с фелшаром». У Чаковского ее бы замучили немцы, у А. Иванова она бы геройски погибла в бою, а у Вас — «убегла в город с фелшаром». Сошлась с окруженцем, видно, крепко полюбила его, если и сынишку родила, и все тяготы жизни в партизанском отряде переносила, и... И вот пришли наши. Казалось, теперь можно вздохнуть. А жизнь стала еще круче — банды, зверские убийства. Вот еще роман, да такой, что и не знаешь, сможешь ли безоговорочно осудить эту женщину?

А какой сынишка Васюкова — безрукий мальчонка с улыбчивой замурзанной мордашкой, цепким кулачком! И Алехин не сглатывает тугой комок, не лезет в карман за кусочком сахара, а «Алехин был несентиментален и за войну перевидал всякое...» — это шедевр, это читатель сглатывает тугой комок.

Игорь Аникушин написан так здорово, что даже кто-то из критиков вслед за Таманцевым назвал его пижоном (для критиков такое простодушие непростительно).

И все-таки раздражение Таманцева и недоумение Блинова мне передались — какая же Вы умница! Когда Аникушин погибает, мне становится не столько жаль его, сколько того, что он погиб, не успев переменить мнения об Алехине, Таманцеве и Блинове, которых я полюбил; погиб, продолжая считать их такими же дуболомами, как тот особист, по которому он судит всех работников «Смерш».

Оперативные документы... Страницы, полные драматизма, сменяются хроникой, подлинными документами: возьмете за душу, сожмете и отпустите, потом опять сожмете. Оперативные документы у Вас не только и не столько помогают развитию сюжета, сколько служат эмоциональными отдушинами!

Как большой автор, столь завладевший вниманием, Вы даже малость озоруете, что можете позволить себе до-о-олгую паузу: «...Сахар заменить кишмишем из расчета...». Ах, как здорово!

...Отменно подобраны фамилии. Особенно молодецкая фамилия Таманцев. И хорошо, что он из Новороссийска. Вы и здесь избежали расхожести: а как соблазнительны были бы одессизмы, которые бы одешевили образ. О Сталине написано здорово. То, что нужно, и так, как нужно.

...Хорошо, что не появился фильм. Я против экранизации литературных произведений, особенно талантливых. У Вас появится столько соавторов, сколько читателей.

Вам природа подарила волшебный дар — способность, глядя на чистый лист бумаги, вообразить и создать портреты героев, их походку, голоса, манеру говорить, интересы, каждый видит своего Таманцева (Алехина, Блинова и т.д.). ...Зритель фильма — не творец, не соавтор, а потребитель. И неблагодарная вещь — экранизация, кино все преподносит зрителю на тарелочке режиссера. Если зритель читал роман, то в фильме увидит не так, как он себе представлял, и это вызовет неприятие фильма. А если он сначала посмотрел фильм, а потом прочтет роман — будет еще хуже; кино оказывает читателю медвежью услугу — преподносятся зрительные стереотипы и наглухо давит творческое воображение.

... Ваш замечательный роман будет жить самостоятельно, не портите впечатления экранизацией даже сверхталантливым режиссером. Никто из них не сможет вложить душу так, как это сделали Вы.

В. Соляников, химик (Московская обл., пос. Черноголовка)

12 февраля 1980 г.

... 10 или 20 раз прочитал роман, и буду еще читать...

Ваша книга достойный представитель нашего времени в русской классической литературе. Горд тем, что в России есть писатель, который на таком уровне знания жизни и войны, на таком накале сработавший чудо-книгу, в которой ничего нельзя ни переставить, ни отнять, ни прибавить. Она призывает и помнить, и думать, последнее особенно отчетливо видно по Игорю Аникушину.

...Для меня живы не только главные герои — Алехин и его ребята, Поляков и Егоров, но и Басос с Хрусталевым, убитые до начала действия романа; Юлия и Казимир Павловский (это — характер интересный); Борискин, Гусев и Коляныч, изготавливающий портсигар за бутылку, с надписью «Смерть фаш... оккуп...».

Только подумать: руками этих простых шоферов, механиков тоже «доворачивалось» колесо войны...

Не буду перечислять сильных мест романа — я не нашел слабостей. Все на месте, мелочи точны, крупные детали — до мелочей отделаны. Впечатление такое, что слова, поднятые ветром, сами легли в книжку в неповторимом варианте, приоткрыв одну из ушедших тайн, показав все живо, ярко. ...Окулич — это открытие. Каким только не выходил человек из-под штампа войны, но Окулича ни у кого из писателей нет.

И какая же емкая Ваша книжка! Все в ней есть, даже эта щемящая душу мелодия «Перапелочка».

Сколько же лет Вы писали книгу?.. Об одном прошу: к этой книге обязательно сунутся киношники. Не пишите сценарий, не содействуйте. Не было хороших фильмов, сделанных на базе талантливых книг: в лучшем случае получались доброкачественные иллюстрации, а этой книге они не нужны.

Тема Великой Отечественной — святая тема и Ваша книга — пример того, как надо работать над темой войны 41-45 гг.

К. Вительс, инженер, участник Великой Отечественной войны (г. Ленинград)

2 июля 1985 г.

...Эта книга нужна не только тем, чью жизнь пересекла, искалечила страшная война. Она нужна всей молодежи для ее патриотического воспитания, закалки, понимания жизни. Эта книга лучшая из лучших о Войне, она как песня «День Победы».

Ее надо читать и перечитывать. С ее героями расставаться — нельзя, это наши товарищи по оружию, наши друзья на всю жизнь.

 

Из читательской почты

 

Герои романа и автор

М. Кузьминский (г. Ульяновск)

В 1976 году впервые прочитал Ваш роман, а потом еще раз в журнале «Новый мир».

Очень заинтересовался историей создания этого романа и дальнейшей судьбой главных героев. Неужели Таманцева нет в жизни, я не верю, что он литературный герой. Ведь был же у Вас прототип, как же сложилась его дальнейшая судьба? Напишите продолжение своего романа или другое литературное произведение о чекистах, как людях высокого долга, большого мужества, талантливых и кристально честных.

... Буду ждать, если Вы хоть напишете, что с героями все в порядке и что им тоже можно написать...

Прочитав роман, я твердо решил поступать в военное училище.

И. Наумов (Белорусская ССР, г. Слуцк)

Прошел год, как я окончил школу и теперь работаю слесарем на заводе. Когда я сдавал экзамены, прочел Ваш роман «В августе сорок четвертого...». Я учил билеты и читал роман...

Мне очень понравились все трое: Алехин, Таманцев, Блинов, но все же хочу Вам признаться: образ Таманцева мне более всех полюбился... Я хочу Вас спросить — будет ли продолжение романа? Ведь война только еще близится к завершению... Хотел бы Вас попросить: продолжите роман и оставьте всех троих, пожалуйста, живыми...

Стилистика и орфография в приводимых письмах полностью сохранены.

В. Бойков (г. Ленинград)

Наверное, не я первый и не последний прошу ответить, что же было дальше? Напишите продолжение. Я так полюбил героев, что решил выучить роман напамять и читать его друзьям и знакомым.

В. Седов (г. Киев)

...Жаль, книга оборвалась на «моменте истины». Интересуюсь, были ли отдельные прототипы героев, или это все-таки собирательные образы? Не поверю, что Евгения Таманцева не было... Какова судьба героевчекистов? Чем они сейчас заняты?..

А. Белоус, боцман бортового экипажа учебного теплохода «Тамань»

В перерывах между вахтами читаем книги из судовой библиотеки. Юнморы взахлеб прочитали «Ивана», об «Августе сорок четвертого...» и говорить нечего. Она ходит по рукам. Как хорошо иметь такую книгу, которая может поднять душу в крутую минуту. Когда я рассказал о Вашем интервью, в котором Вы сообщаете, что прообраз Таманцева — все же погиб, матросы долго молчали на баке, а механик Максимыч сказал: «Як же це так — такий хлопець, бив их, як собак об колено — а загинув...» По поручению экипажа хотим узнать — случайно ли погиб Таманцев или кто-то из врагов оказался все же в большом числе?

Надеемся на продолжение, где Таманцев все-таки остается живым.

И.М. Суворов (Калининская обл., пос. Ново-Завидово)

Самый яркий в романе — Таманцев, не влюбиться в него невозможно. Наверное, автор сам был Таманцевым на фронте, поэтому он такой живой, узнаваемый. А его речь — кладезь афоризмов.

Д.Д. Костин (г. Москва)

Я сроднился с Алехиным, Таманцевым, Блиновым, Поляковым, Егоровым; злился на Аникушина, мечтал о том, чтобы группа захватила всех диверсантов живьем, и был просто счастлив, что Алехина оставили в живых.

...Только сам автор, изображенный в образе такой умницы Алехина, мог «прокачать» ситуацию на поляне.

К.Н. Витель (г. Ленинград)

Такой роман нельзя придумать. По-видимому, Вы и есть тот самый Андрей Блинов, который совсем мальчишкой прошел на войне трудный и интересный путь.

Замечательные, бесстрашные, умные ребята, жалко с ними расставаться. Ведь как написали — словно взяли нас с собой и повели вместе по лесным тропам, навстречу опасностям и подвигам.

Г.А. Сейфуллин, бригадир комсомольско-молодежной бригады (г. Томск)

С большим интересом прочли Ваше остросюжетное повествование.

При обсуждении ситуации задержания Мищенко у нас возник спор. Одни из нас утверждают, что Аникушин, разозлившись на оперативников, специально сделал шаг в сторону и тем самым закрыл обзор для засады, другие — что этот злосчастный капитан не мог специально закрыть обзор, потому что он не враг своим, он просто не знал, где находится засада.

Просим Вас обстоятельно разрешить наш спор и конкретно объяснить мотивы действия капитана, так как уверены, что прообразом Аникушина послужили Вы сами.

Е.М. Горбунова (г. Иркутск)

Один из самых запоминающихся образов романа — капитан Аникушин. Он автобиографичен?

С. Васильев (г. Обнинск)

Узнал из Вашей книги, что во время войны «оперативников-розыскников» обучали «Русскому стилю». Из книги вычитал о суплесе, «качании маятника», силовом задержании, а также о различных прыжках, финтах и перебежках, чем занимался во время отдыха Таманцев. Я хотел бы узнать об этом больше... Сейчас почти все интересуются восточными единоборствами, а мне хотелось бы заняться истинным «Русским стилем» рукопашного боя.

Мы не должны терять свои традиции.

Г. Пичугин, учащийся школы МВД (г. Ташкент)

Стою дневальным, 3 часа ночи, читаю вашу книгу еще раз. В ней много для меня непонятного. Вы описываете жизнь ст. л-та Таманцева, фигура — ничего не скажешь, а вот вопрос: он что, за все время ни разу не любил девушку, не пил спиртного? И второй вопрос — стрельба помакедонски ведется с двух пистолетов одновременно или поочередно?.. Я теперь всегда буду брать пример с Таманцева. Очень хочется, чтобы в нашей школе преподавали «стрельбу по-македонски», «качание маятника». Тогда ни один преступник не уйдет от погони.

И. Садовников (Магаданская обл., пос. Таксимо)

Я дважды прочел Ваш роман, теперь это самая любимая книга... Меня интересует дальнейшая судьба героев... Ведь были же у них прототипы, может, кто-нибудь остался жив из них, живут в какомнибудь городе?

Конечно, главная и захватывающая фигура — это Таманцев, старший лейтенант, чистильщик и волкодав, по прозвищу Скорохват... Таманцев стал моим кумиром.

...У меня огромное желание знать все: напишите, какие упражнения делал Таманцев, разрабатывая себе суплес, хотя бы коротко. Как он вообще совершенствовался во всех своих умениях, стрельбе по-македонски?

Я решил идти служить только в погранвойска, как Таманцев, и быть, хоть немного, похожим на него.

Л. Матвеев, студент МЭИ (г. Москва)

Пишу по поручению всей секции самбо института. Ребята молодые, хорошие, романтики и очень смелые дружинники... Описание «качания маятника» вызвало бурные споры, поскольку точное знание приемов защиты от пистолета заинтересовало каждого. Мы хотим этому научиться.

М. Пантюхов (г. Заринск)

Меня восхищает умение Таманцева «качать маятник». В книге хоть и сказано, но этого мало. Очень прошу Вас рассказать поподробнее об этом; как «при качании маятника» у Таманцева совмещались тело, ноги, таз, голова, где находились руки и какие движения они в это время выполняли?

 

Родственники однофамильцев

Л. Касьяненко (Белгородская обл., г. Грайворон)

Я родилась 3 мая 1940 г. ... Мой отец Ткаченко Михаил во время войны пропал без вести. У мамы сохранился кусочек от последнего письма и адрес — г. Ломжа, Белостокская обл., БССР, п/о Визно, 10-й мотомеханизированный батальон. В Вашем романе как раз описываются события в районе Белостока и Ломжи, а самое главное — три раза упоминается фамилия Ткаченко, который по службе тоже связан с железной дорогой. Может, это мой отец? ... Прошу сообщить мне, из каких документов это вы узнали, и я смогу от Вас узнать что-то о судьбе отца?

К. Гусева (Киржачский р-н, д. Курбатово)

В романе описана гибель моего брата Гусева Николая Кузьмича от заражения крови в военном госпитале в г. Гродно. ... В последнем письме Гусев написал, что под Сталинградом немцев разбили, в части осталось всего 12 человек и он едет на формировку. Больше мы ничего о нем не знаем. ... В книге подполковник Поляков разговаривал с ним в госпитале, поэтому должен знать его.

... Мне 72 года. В журнале написано, что вымышленных лиц нет. Ведь так не бывает, чтобы все сходилось: имя, отчество, фамилия, звание и время, значит, Вы что-то знаете о моем брате?

А. Товпыго (Белорусская ССР, Минская обл., Борисовский р-н, п/о Б.Ухолода)

...В конце книги на стр. 409 в оперативном документе 96, записке по «ВЧ» в сообщении Егорову упоминается фамилия капитана Товпыго. ... Мой отец Товпыго Николай Аркадьевич в сентябре 1944 г. пропал без вести, до начала войны служил в Брест-Литовске. Может быть, в романе описан мой отец?

М.Ф. Варламова (г. Волгоград)

В своем романе Вы написали о моем муже — капитане Варламове Ф.В., который был зам. командира по разведке в 18-ом погранотряде. Удостоверение личности, которое у меня хранится, выдано и подписано нач. войск НКВД по охране тыла 1-го Белорусского фронта генералмайором Серебряковым и нач. штаба полковником — Малый. Мой муж погиб за успешную операцию с бандами в Западной Белоруссии, наверное, той, о которой написано в романе.

А.В. Косолапов (Коми АССР, г. Сыктывкар)

В книге на с. 97 упоминается, что мой отец Косолапов Василий Иванович убит. Он ушел на фронт, когда мне было 2 года. Очень хочу узнать, как эта фамилия попала в книгу и, если это не придуманная фамилия, может, я что-нибудь узнаю о нем. Ведь даже фотокарточки его у меня нет.

Г.В. Марченко (г. Ленинград)

Из Вашего романа я только что узнала, когда и где погиб мой отец — Марченко Василий Федорович. Он похоронен 22 сентября 1944 в Литве, г. Кальвария, а в похоронной указано: д. Вильно. Наверное, он был участником тех событий, но по соображениям секретности изменили место гибели.

А.М. Кулагина (г. Ставрополь)

В романе есть фраза: «документы на имя старшего лейтенанта Кулагина были у Павловского». Мой муж Кулагин Николай Константинович на фронте с 1941 года, тоже старший лейтенант, за взятие Орла был награжден орденом Красной Звезды. В октябре 1943 г. пропал без вести. Если Кулагин в Вашем произведении не выдуманное лицо, а взятое из каких-нибудь архивных документов, и мне ничего не сообщают о гибели мужа, потому что его документы оказались у немецкого шпиона?

Е.Г. Тарасова (г. Грозный)

Прочла Ваш роман, где в оперативных документах, записке по ВЧ, шифрограмме «задержанных по делу «Неман» ошибочно капитана Боричевского и младшего лейтенанта Кузнецова немедленно освободить».

Я мать своего сына Н. Боричевского, с июня 1943 г. после лечения в госпитале и отправки на фронт — в/ч 37475, ничего о нем не знаю. Пришло извещение, что он пропал без вести. ... Прошу Вас, может, вы что-нибудь знаете, как я могу найти своего сына. Не верю, что мой сын пропал...

О.А. Иваницкая (Запорожская обл., г. Вольнянск)

В романе есть эпизод: при проверке документов у капитана Алехина проскользнула фамилия Иваницкий. Мой отец участвовал в сражениях за Родину, в 1943 г. он пропал без вести. Служил в 99 дивизии в 197 стрелковом полку. События в книге происходят в более поздний период, но может быть он остался жить и стал врагом? и у Вас есть о нем какие-нибудь сведения?

Б.Е. Любовская (Николаевская обл., г. Вознесенск, совхоз «Зеленый Гай»)

Мой отец, лейтенант Любовский Евсей Петрович, парторг роты, погиб 26 августа 1944 г. в Белостокской обл. Чижевского р-на, похоронен в 500 метрах северо-западнее села Панкратовка Польска. В романе описаны те места и то время, когда погиб мой отец. После войны часть Белостокской области отошла к ПНР (Польской Народной Республике. — Прим. Р. Г.) и я не могу выяснить местонахождение села, где похоронен мой отец. Вы хорошо знаете эти места, может, Вам известно, где это село, как оно называется? и при какой операции погиб мой отец?

А.И. Тышкевич (г. Комсомольск-на-Амуре)

В 10-й главе Вашего романа «Алехин Павел Васильевич» есть такие строки: «Когда и при каких обстоятельствах вы выдали немцам семью партизана Иосифа Тышкевича?» Мой отец Тышкевич Иосиф Николаевич был партизаном, по заданию работал в полиции, вынужден был затем скрываться. В 1944 г. он исчез, маму вместе с моей 2-хлетней сестрой угнали в Германию, оттуда отдали в батрачки в Австрию. После освобождения она вернулась в Барановичи. Нашлись люди, которые видели отца в полицейской форме. Маму с двумя детьми определили на поселение в Нарым, затем в Томскую область... Об отце мы так ничего и не знаем, на наши розыски нам отвечали: «Полицаев не разыскиваем...». Может, Вы нам что-нибудь сообщите? Я могу выслать его фотографию.

В. Калантаевская (Ставропольский край, пос. Иноземцево)

В Вашей книге на стр. 279 есть подпись: Ковбасюк. Кто был этот человек? Как его имя? Мой брат Ковбасюк Иван Анатольевич, 1919 г. р., был призван в ряды Красной Армии в 1939 г. До 1941 г. служил в танковых частях в Белостоке. С 1941 г. я ничего о нем не знаю — где он? Убит или без вести пропал?.. Вы должны знать людей, о которых пишете книгу, может, это и есть мой брат? Ведь все сходится, а фамилия Ковбасюк такая редкая.

 

Мифология: «свидетели» и «участники»

операции «Неман»

Б.М. Ефимов, полковник в отставке (г. Горький)

Я был непосредственным участником событий, описанных в романе.

В описываемое в романе время я являлся зам. нач. отдела управления контрразведки «Смерш» 3-го Белорусского фронта, начальником которого был подполковник Петров (в Вашем романе — Поляков). Непосредственно розыскной работой ведал у нас Михаил Аксенов, так правдиво показанный в образе Алехина. Военные чекисты вели радио-игры и успешно проникали в разведывательно-диверсионные центры противника. Высылаю Вам фото подполковника Петрова Николая Николаевича и майора Аксенова.

А.А. Григорьев (г. Тамбов)

Мой отец — Григорьев Александр Борисович, капитан контрразведки «Смерш» при 2-й гвардейской армии, был непосредственным участником тех событий, которые Вы так прекрасно описали в романе. ... Папа умер в 1978 г., однако он часто вспоминал фронтовые годы, своих боевых товарищей и рассказывал мне о той операции, которая описана в романе.

И.Г. Овчинкин (г. Горький)

В романе в событиях осени 1944 упоминается радиоразведка, принимавшая участие в обнаружении дивгруппы. В конце лета 1944 наш радиодивизион разгрузился из эшелона под Белостоком. Наш РП убыл на свою «точку» под г. Алитус и расположился на хуторе в 8-10 км от города. Мы, молодые радиопеленгаторы, только что закончившие подготовку, несли боевые дежурства на пеленгаторе.

Той же осенью половина личного состава была награждена орденами и медалями. Я был удивлен и подумал: так мало поработали и уже ордена и медали. Прочитав Вашу книгу, где в одном из документов приводится распоряжение МГБ о награждении всякого, кто укажет местопребывание дивгруппы, мне стало ясно, что это наш радиодивизион «ОСНАЗ», подчиненный СВГК, был удостоен ордена «Красная Звезда» не случайно, а имеет непосредственное отношение к упомянутому распоряжению руководства МГБ.

И еще, в подтверждение того, что мы были в «эпицентре», говорит тот факт, что каждому члену нашего коллектива в красноармейской книжке на определенной странице, рядом с цифрой страницы была поставлена буква, взятая в кавычки. Как объяснил начальник: «На случай проверки документов». Стало быть, наше начальство было информировано о возможном появлении лиц в советской армии и заранее нас пометило — «я свой».

И.Б. Хуторской (г. Днепропетровск)

Я ветеран Великой Отечественной войны. Прочитал Ваш роман и вспомнил в нем практически все очень пережитое, что очень взволновало мое состояние здоровья, потому что был непосредственным участником всего периода этой сложной операции. В романе Вы указываете, что «наибольшую террористическую и диверсионную активность проявляют отряды «Волка» (р-н пущи Рудницкого), отряд «Крыся» (р-н гор. Вильнюс) и отряд «Рагнера» (около 300 человек) в р-не гор. Лида».

В романе ясно, правдиво и до мельчайших подробностей Вами описан весь ход операции, но как видно, по некоторым соображениям Вами изложены не последствия действий групп «Волка» и «Крыся», а, как я понял, в основу положена ликвидация именно отряда «Рагнера». Этой операцией я руководил лично.

В период 1944 г. я был в звании капитан, по должности — командир 1-го батальона 34-го мотострелкового полка войск НКВД, который дислоцировался в районном центре Радунь (в 28 км от гор. Лида). Основной нашей задачей была борьба с бендеровцами, бандами УНО, диверсантами, белополяками, террористическими группировками. 3.12.1944 г., руководимой мной небольшой группой из 32 бойцов, на поляне леса хутора Ямонты, была окружена и разгромлена террористически-диверсионная банда: 8 человек из них были убиты, четверо — захвачены в плен. Среди изъятых документов, у одного из убитых, которого я лично застрелил из своего табельного оружия, была фотография. По утверждению захваченных в плен, на фото заснят руководитель их группы — сам «Рагнер» (мужчина в возрасте 36-38 лет), его жена и сестра.

После неоднократного прочтения Вашего романа, я решил послать Вам переснятый снимок убитого мною «Рагнера» и подробное описание поединка, за который я в последующем был удостоен награды — ордена Красного Знамени...

Ю.Н. Григорьев, офицер в отставке, почетный радист (г. Ташкент)

Даю два факта из операции «Неман», в которой я участвовал в августе 44 г. Наш красноармеец с сов. секретным пакетом пробирался из штаба корпуса в штаб армии. Навстречу ему из леса на дорогу вышли 3 автоматчика в нашем обмундировании: один пошел навстречу, другой — вправо, третий — влево, т. е. они пошли на окружение. Началась перестрелка, наш красноармеец высадил в них весь диск из ППШ, а затем применил ТТ. На его счастье на дороге показался «Виллис». Так я помог ему отбиться и сохранить пакет. Один из нападавших был ранен и затем схвачен. Будучи ком. радиороты, я получил задание засечь сигналы радиостанции скрывшихся в лесу агентов, — тех, о которых вы написали.

М.Г. Перлин (Молдавская ССР, г. Дубоссары)

Я сам участвовал в событиях, описанных в романе. Во время войны я находился в рядах Советской Армии в качестве оперуполномоченного «Смерш» и занимался розыском и поимкой вражеской агентуры. В частности за задержание и разоблачение знаменитого агента-вербовщика немецкого ген. штаба под № 9 — «Мюллер» (если не ошибаюсь, его звали — Александра) я получил орден «Красной Звезды». Вы в своем романе сознательно изменили ему кличку?

С.Е. Сучилин, участник Великой Отечественной войны (Запорожская обл., г. Мелитополь)

В моей службе был эпизод, описанный в романе. В октябре 1943 г. воздушно-десантную армию готовили для выброски в тыл врага в районе г. Полоцка. Во время передислокации наш эшелон стоял на второй или третьей линии на одной из станций. Вокзал был справа по ходу движения поезда. В этот день я был дневальным по вагону. Командир взвода сидел спиной к открытой двери вагона и что-то кушал. В этот момент к вагону подошла женщина, роста выше среднего, за 40 лет, одета не по-бродяжьи, но верхняя одежда изношена. Я заметил, что она смотрит в просвет вагона и считает нас. Увидев меня, женщина вытащила измятый конверт, дает мне прочитать и говорит: «Сыночек родимый!.. Володинька... Кровиночка моя... Погиб... Вот письмо... Мне бы хлеба кусочек!». Я ответил ей, как пожилой и, видимо, больной женщине, что сейчас много таких, которые потеряли своих сыновей, мужей, и здесь ей находиться не положено. По-видимому, она сообразила, что я видел, как она считала, и быстро затерялась в толпе народа и солдат на перроне. Так я узнал из романа, что женщину-шпионку поймали в апреле 1944, а слова о сыне она мне произносила в октябре 1943.

К.И. Заворочная (г. Ташкент)

Во время войны я служила радисткой в Погранвойсках по охране тыла 3-го Белорусского Западного фронта. Весь август сорок четвертого наша застава колесила по Литве и Белоруссии: была в Барановичах, Лиде, Вильнюсе, Каунасе. В середине августа, помню, около двух недель дислоцировались около Немана и выполняли какое-то важное задание с выходом в лес. Тогда его называли Августовский лес или это тот самый Шиловический лес?.. Прочитав Ваш роман, сразу поняла, какую важную миссию выполняла наша застава.

К.В. Старковская (г. Челябинск)

В 1944 году я воевала в составе особого армейского полка 2-го Белорусского фронта, именно в тех местах и в то же время, которые описаны в романе.

За боевые действия по освобождению г. Осовец мне была объявлена благодарность и вручена медаль «За боевые заслуги». Только теперь, через 30 с лишним лет, многое стало понятно: почему тогда так часто говорилось о бдительности, какое большое значение придавалось сражению за этот, такой неприметный город, почему нам не разрешалось свободно ходить по г. Белостоку, почему приходилось стороной обходить тот знаменитый лес, где события тех дней так ярко и достоверно описаны в романе.

Е.Ф. Асылов (Московская обл., Балашихинский р-н, п/о Купавна)

Эта книга написана и обо мне. Дело в том, что в сентябре 44-го в Белоруссии при очередной «облаве» в наши сети попала шпионская группа из 3-х человек. Делом занимался «Смерш» 2-го Белорусского фронта.

Э. Боготоба (г. Москва)

Начальник нашего Управления Внутренних дел Тушинского района г. Москвы полковник Яковлев Н.А. летом 1944 г. работал в г. Новогрудок в райотделе НКВД и хорошо помнит события, описанные в романе.

А.П. Лунин (г. Волгоград)

3 июля 1944 г. после освобождения Минска я, нач. штаба отдельного инженерно-саперного батальона 3-й армии Белорусского фронта, руководил передислокацией нашего тылового подразделения (МТО) с секретными документами и имуществом штаба, а также знаменем в/части.

В одном из сел, названия которого я не знаю, мы зашли в один дом. Только мы вошли в комнату, как ворвалcя лейтенант в нашей полевой форме (х/б) с нацеленным на меня пистолетом, а в левой руке — оторванным немецким погоном. Я грозно скомандовал: «Документ!» Лейтенант достал из нагрудного кармана гимнастерки удостоверение командира музвзвода.

На улице через открытое окно я увидел перед входом в дом двух человек. Как только я отдал лейтенанту документ, он буквально выскочил из комнаты и все трое скрылись... Прочтя роман, я убежден, что это были те самые агенты-диверсанты, а «лейтенант» — радист, он говорил по-русски без акцента, роста приблизительно 168-170 см, светловолосый.

П.Н. Кустова (Ленинградская обл., г. Лодейное поле)

В Вашем романе описана семья Павловских, предателя Павловского, которых я лично хорошо знала. Павловская В. Ф. — неужели она та самая мать шпиона Павловского — ее девичья фамилия Призимирская Вероника Францевна, уроженка Житомирской обл. Бердичевского района. Все то, что вы написали в романе о Павловских, совпадает с теми Павловскими, которых я знала. У Павловских были еще сестры — Антонина и Юлия, хотелось бы знать их судьбу.

С.Р. Щербаков (г. Пермь)

Прочел в романе, что Мищенко И. Г. имел агентурные клички: «Бэби», «Жокей», «Хунхуз», «Гладиатор», «Динамит». ... Я был участником задержания «Хунхуза» на Дальнем Востоке, в Уссурийске в августе 1945.

 

Письма с замечаниями

Е.С. Максин (г. Воронеж)

Я хирург, знакомый со всеми этапами эвакуации от медсанбата до тыловых госпиталей, участник трех военных походов: в Зап. Украину, война с белофиннами, ВОВ с 1941 по 1946 г., так что можете с доверием отнестись к моему замечанию.

В главе 42-й Вашего романа: «Подполковник Поляков посетил госпиталь, где остро пахло эфиром и сулемой — враждебный, проклятый запах».

С эфиром, бог с ним, а вот сулема (Вы, видимо, имели в виду «карболку») пахнуть не могла, так как ее раствор не имеет запаха и поэтому его обязательно подкрашивают.

Л.А. Шесминцев (г. Электросталь)

Контрразведчики в главе 14 («Таманцев») Вашего романа для скорой сигнализации пользуются подражанием свисту рябчика, причем такой сигнал принимается на расстоянии 2 км(!). Вы, Владимир Осипович, к сожалению, не охотник. Разъясняю: свист рябчика (петушка или курочки — безразлично) слышен в лесу не более чем на 500-600 м, максимум до 1 км (при попутном ветре). По-моему, в последующих изданиях романа Вам следовало бы исправить эту несообразность: сократить расстояние до нескольких сот метров и лучше использовать крик дикой утки — кряквы.

М.И. Орлова (Белорусская ССР, г. Новогрудок)

В «Роман-газете» на стр. 61 Вашего романа прочла, что у Окулича «на божнице в переднем углу стояли иконы, католические».

Ставили иконы на божницу именно православные, а католики обязательно вешали их на божнице на гвоздиках.

М.Н. Портнов (г.Урюпинск)

В главе 17 «В Лиду» прочел «...стрелка на спидометре полуторки дрожала между цифрами «сорок» и «пятьдесят» — скорость для булыжного покрытия немалая». Я сам не раз ездил на «ЗИС-5» и на полуторке «ГАЗ-АА»: на спидометре этих машин не было стрелки, а был неподвижный индекс красного цвета, а вращались, проходя мимо этого индекса, цифры скорости в км/час, нанесенные на конический сектор спидометра. Ниже этого устройства располагался счетчик километража.

 

Об истине и активной псевдокомпетенции

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО КРИТИКУ Э.В. КАРДИНУ

Уважаемый Эмиль Владимирович!

Выступая 9 февраля с. г. в Минске на Всесоюзном совещании на тему «Героизм советских людей в годы Великой Отечественной войны и современная документальная литература», Вы коснулись моего романа «В августе сорок четвертого...» и, в частности, сказали:

«Я натолкнулся на одну вещь, которая мне объяснила, что документ выдуманный. Автор не знал, что пульроты были ликвидированы в 1944 году».

Насчет «выдуманности» документов в моем романе уже высказывались, и это было не ново, что же касается ликвидации пулеметных рот, Ваше утверждение было совершенно удивительным.

Дело в том, что и в 1944, и в 1945 годах я принимал непосредственное участие в боевых действиях, которые осуществлялись под прикрытием пулеметных рот; в то время я близко знал трех командиров пулеметных рот, с одним из них обмениваюсь поздравительными открытками по сей год.

Ваше утверждение было для меня удивительным и потому, что, как бы хорошо я ни знал материал, я не надеюсь на память: любая информация, любая деталь мною обязательно подвергается перекрестной проверке и только после этого является для меня достоверной. Справочные и подсобные материалы для романа «В августе сорок четвертого...», как оказалось при разборке архива, состояли из 24 679 выписок, копий и вырезок различного

Не скрою, что среди них были и штаты стрелковых полков военного времени, действительные с декабря 1942 года и до конца войны, точнее, штат № 04/551, так называемый ПШЧ (Полной штатной численности; утвержден НКО СССР 10 декабря 1942 года) и введенные позже к нему три схемы, рассчитанные на некомплект личного состава в частях. Как основным штатом, так и введенными позже тремя схемами с элементами кадрирования предусматривалось наличие в каждом стрелковом батальоне пулеметной роты трех- или двухвзводного состава.

И, наконец, Ваше утверждение было для меня совершенно удивительным в силу еще одного обстоятельства, о котором я позволю себе высказаться ниже.

Не скрою: прочитав стенограмму, я знал, что, выступая в Минске, Вы сказали неправду, но, не желая верить, что участник войны может утверждать подобную нелепость, и допуская, что в текст стенограммы «вкралась опечатка», я обратился к Вам с письмом, в котором попросил разъяснений.

В ответном письме 11 апреля с.г. Вы сообщили:

«Пулеметные роты были расформированы в конце 1943 или в начале 1944 года. По крайней мере во второй половине сорок четвертого их уже не было. Это мне известно, так как я служил в обыкновенной стрелковой дивизии и после войны изучал структуру частей и соединений, будучи слушателем Военно-политической академии».

Должен здесь заметить, что и на совещании в Минске и в своем письме Вы, Эмиль Владимирович, не делали никаких оговорок («как мне помнится», «если не ошибаюсь», «в нашей дивизии» и т.д.), Вы утверждали все определенно и категорично.

Через день после получения Вашего письма, находясь в Центральном архиве Министерства обороны СССР, я обратился к фонду 140-й стрелковой Сибирской Новгород-Северской ордена Ленина, дважды Краснознаменной орденов Суворова и Кутузова дивизии, в которой Вы, Эмиль Владимирович, в 1944 году служили сначала литературным сотрудником, а затем секретарем редакции дивизионной газеты.

Достаточно было перелистать всего два дела для того, чтобы убедиться, что и «во второй половине сорок четвертого» года и в 1945 году, в 96-м Читинском, 258-м Хабаровском и в 283-м Красноуфимском, то есть в каждом без исключения стрелковом полку 140-й стрелковой дивизии, на которую Вы ссылались, было по три пулеметных роты (ЦАМО, ф. 1366, о.-1, д. 25, л.л. 109-110, 306-307, 333, 367-368; тот же фонд, о.-2, д. 23, л.л. 17, 72, 122).

Таким образом, Эмиль Владимирович, выступая в Минске на Всесоюзном совещании, Вы для демонстрации своей «проницательности» и «компетентности» приводили взятые Вами с потолка совершенно ложные аргументы.

Выступая в Минске с трибуны Всесоюзного совещания, Вы сказали: «Автор не знал, что пулеметные роты были ликвидированы в 1944 году». Так же публично отвечаю Вам: автор не знал и никак не может знать того, чего никогда не было и не могло быть.

Я пишу здесь «не могло быть», и это как раз то обстоятельство, о котором я упоминал выше: ликвидация пулеметных рот уменьшила бы более чем на треть огневую мощь стрелкового батальона — до такой чудовищной нелепости никто еще не додумывался.

В своем письме от 11 апреля с. г. Вы делаете и более «существенное», как Вы пишете, замечание, что «именно в августе 1944 года было Варшавское восстание», о котором я тоже, очевидно, не знал.

Сообщаю, что если читать роман «В августе сорок четвертого...» не через страницу и не по диагонали, то во всех изданиях романа в главе 39-й можно обнаружить разговор пани Гролинской с Алехиным о Варшавском восстании и мысли Алехина в связи с этим.

Что же касается «выдуманности» документов, то здесь Вы, Эмиль Владимирович, никак не были первооткрывателем. За три с лишним года после опубликования романа десятка два литераторов и критиков публично высказались о документах в нем, причем суждения были весьма противоречивые, в том числе и такие: «имитация», «стилизация», «фальсификация», «мистификация». Уже не раз публично заявлялось, что «все документы взяты автором с потолка», «документы не имеют ничего общего с настоящими» и т. п.

Самое удивительное и нелепое, что цитируемое выше высказывали, как правило, люди, которые не только не участвовали в войне и разведкой никогда не занимались, но и в армии никогда не служили.

А вот, Эмиль Владимирович, что было написано об этих же самых документах в официальном экспертном заключении № 3/14861 от 7 августа 1974 г.:

«Публикуемые в материале документы, за исключением элементов привязки (фамилии и воинские звания участников событий, время и места действия, порядковые номера соединений и частей), текстуально идентичны подлинным соответствующим документам».

Поистине абсурдная ситуация. Специалисты в официальном служебном заключении, за которое они несут ответственность и которое было написано после тщательного изучения документов романа, заявляют, что документы, «за исключением элементов привязки», «текстуально идентичны подлинным соответствующим документам», а люди, в глаза никогда не видевшие подобных документов и высказывающиеся о том, о чем не имеют да и не могут иметь даже отдаленного представления, безапелляционно утверждают фактически прямо противоположное.

Таковы нравы, таковы парадоксальные плоды активной псевдокомпетенции, именуемой по-русски воинствующим невежеством.

Одному литератору, который высказал ошибочные суждения о персонаже моего романа, я посоветовал еще раз обратиться к тексту. Спустя какое-то время он позвонил и говорит: «Извините, я действительно в первый раз прочел недостаточно внимательно».

Как все просто! Прочесть роман по диагонали и высказать в газете, выходящей многомиллионным тиражом, ошибочные, необоснованные суждения, потом прочесть роман внимательно, позвонить автору и извиниться.

Когда у другого литератора я поинтересовался, на чем основано его заявление, что все документы в романе «сфальсифицированы», он не моргнув и глазом сообщил: «Я человек невоенный, и мне трудно судить об этих документах. Но так сказала Лариса Теодоровна...»

Дело тут не в том, что Лариса Теодоровна человек не менее невоенный и подобных документов даже во сне никогда не видела. Самое удивительное и нелепое, что источником информации о документах в романе «В августе сорок четвертого...», как правило, оказывались: «сказал» или «сказала», источником «компетенции» людей, безапелляционно высказывавшихся о весьма специфичных документах романа, как правило, оказывалось пресловутое «казала — мазала».

Вездесущее «казала — мазала» явилось основанием и для «компетенции» критика И. Золотусского, который о документах в моем романе написал, что любуется «умением автора так виртуозно имитировать подлинное»*. Как может критик рассуждать, виртуозна или невиртуозна имитация того, о чем он не имеет представления?.. Он пишет далее, что роман мой «есть ода технике поимки диверсантов, ода, сделанная на высшем профессиональном уровне». Но в романе нет ни одного диверсанта, содержанием его является утечка информации на одном из фронтов, в книге ловят шпионов, а у шпионов и диверсантов совершенно разные функции, разное назначение, разная деятельность и ловят их по-разному. Как же критик, столь невежественный в элементарно-азбучных вещах, может утверждать, что роман сделан на «высшем профессиональном уровне»?

Каждая без исключения фраза, посвященная И. Золотусским моему роману, свидетельствует о его полной некомпетентности не только в вопросах Отечественной войны, но и вообще в военных вопросах, что ничуть не мешает ему утверждать, что в романе «есть знание войны» и «тяжкий личный опыт автора несомненно присутствует». Как может критик, не знающий войны, определить, есть в книге знание войны или его нет?.. Что известно И. Золотусскому о моем личном «тяжком» или нетяжком опыте?.. Знакомясь с подобным безответственным сочинительством людей вполне совершеннолетних, я всякий раз думаю, какой патологической самоуверенностью и какой огромной верой в свою непогрешимость и полную безнаказанность надо обладать, чтобы публично безапелляционно высказываться о том, о чем не имеешь и малейшего представления.

Не надо делать из меня «виртуоза», «мастера» имитации, как утверждает И. Золотусский, или стилизации, как определяете Вы, Эмиль Владимирович, — в документах романа нет ни одной сочи* «Литературное обозрение», 1978, № 2. — Сноска редакции. ненной мною фразы или даже слова (за исключением элементов привязки) и нет ни одного придуманного мною термина или детали.

Суть дела здесь даже не в том, имитация это или не имитация, стилизация это или не стилизация, парадоксальная суть происходящего в том, что литературные критики публично и, повторяю, безапелляционно высказываются в данном случае о том, что находится за пределами их компетенции и понимания.

Сообщаю Вам также, что неточность в документе (если бы она и была) не может служить основанием для заключения о его «выдуманности». Работая в военных архивах, я даже не десятки, а сотни раз встречался с удивительнейшими неточностями и накладками. Своими глазами я видел, например, книгу погребения стрелкового полка, где датой гибели сорока семи военнослужащих указано... 31 февраля 1942 года. Но это подлинный документ, и, отвечая сыну одного из сорока семи, сотрудники архива указали датой гибели его отца 31 февраля 1942 года, в скобках оговорив: «Так в документе». Неточности и накладки встречаются не только в документах полков и дивизий, но даже в документах корпусов и армий, и в этом нет ничего удивительного: документы эти писались в боевой, экстремальной, как теперь принято говорить, обстановке, они исполнялись людьми, которые иногда неделями, а то и месяцами спали по 3-4 часа в сутки.

Единственно же, что сочинено мною в документах романа, — это восклицательный знак после литеров, указывающих степень срочности («Срочно!», «Весьма срочно!», «Чрезвычайно срочно!»). После этих литеров в войну восклицательные знаки не ставились, я знал это, но для выразительности счел необходимым их поставить. Я убежден, что как автор художественного произведения имею право на подобный вымысел. Замечу, что документалисты позволяют себе большее. Я у пяти, например, авторов встречал упоминание о грифе «Хранить вечно!», якобы имевшемся на делах, которые они держали в руках; вышли даже книги, для которых этот гриф взят как название. Однако в советских военных архивах такого грифа никогда не было и нет, а есть несравненно менее красивый и менее эффектный, но вполне реальный гриф «Хранить постоянно», кстати, пишется он без восклицательного знака.

За три с лишним года, прошедших после опубликования романа, мною были получены десятки читательских писем, содержащих ошибочные замечания. Например, четырнадцати участникам войны я был вынужден сообщить, что, как они справедливо замечают, Брянского фронта в 1944 году действительно не было, но если они раскроют книгу еще раз, они могут убедиться, что 94-я глава, где единственно в романе упоминается Брянский фронт, называется: «Ориентировки 1943 года по розыску Мищенко».

К ошибочным замечаниям читателей автор должен относиться как врач к ошибочным ощущениям больного: необходимо спокойно и аргументированно разъяснить читателю его ошибку. Потому что чтение художественной литературы для читателя не является работой; оно может быть познанием, а может быть и развлечением или времяпрепровождением. Читатель имеет право на невнимательность и ошибку, он может читать книгу в электричке или в автобусе, может читать ее по диагонали или через страницы. Это личное дело читателя, его право.

У литературного же! у критика такого права нет. Для критика так же, как и для каждого автора, законом должно быть: «Семь раз проверь, а потом напиши! Семь раз проверь, а потом выскажись!».

По моему убеждению, которому я неуклонно следую, автор может писать только о том, что он знает досконально («Я это знаю лучше всех на свете, живых и мертвых, знаю только я»). Точно так же и литературный критик может высказываться только о том, в чем он компетентен. Если же произведение написано на сугубо специфическом, незнакомом критику материале, он может высказываться о литературных недостатках или достоинствах, об идейной направленности, но у него нет права публично рассуждать о том, о чем он не имеет представления.

Я решил ответить Вам, Эмиль Владимирович, открытым письмом как потому, что вопросы, в нем затронутые, касаются не только Ваших высказываний и моего романа, так и потому, что безответственность и безнаказанность развращают.

Жму руку. В. Богомолов

 

Из переписки с читателями

Э.Ф. Кузнецова — В.О. Богомолову

Уважаемый Владимир Осипович!

Спасибо за прекрасную книгу. Спасибо не только от меня, но и от многих читателей, которые, возвращая книгу (я работаю библиотекарем в научно-технической библиотеке Ленинградского электротехнического института им. проф. Бонч-Бруевича), обрушивали на меня поток своих впечатлений.

Мы, библиотекари, всегда первыми узнаем о книге главное — полюбили ее читатели или нет. В нашем фонде всего несколько экземпляров журналов и всего одна книга: в библиотеке ажиотаж, Ваш роман нарасхват. Читают и студенты, и преподаватели, и рабочие, и даже старушки-пенсионерки. Номера журналов передают из рук в руки, обертывают в бумагу, берегут. А книгу ребята читают вслух, в группах, по очереди.

... Вашу книгу очень полюбили, но почему? О войне написано много замечательных книг, но Ваша какая-то особенная — мужественная, правдивая.

Умница Алехин, великолепный Таманцев, такой понятный и близкий (со всеми его родственниками) Блинов.

...И даже люди, которые появляются в книге ненадолго, врезаются в память (Поляков, председатель колхоза с мальчиком, портной). Ваша книга вызывает чувство гордости за наших людей — таких понятных, близких и без всякой показухи прекрасных. Вероятно, Вы были участником войны. Ребятам кажется, что Блинов — в какой-то степени образ биографический. Так ли это?

Напишите нам — всего две-три строчки о себе. Какой это был бы для нас праздник! Было бы так хорошо! Ваше письмо обязательно прочту всем на конференции.

Желаем Вам от всей души здоровья и счастья. Э. Кузнецова 15 апреля 1975 г.

В. Богомолов — Э.Ф. Кузнецовой

Уважаемая Эльвира Федоровна!

Ваше письмо получил. Вы просите написать «две-три строчки». Попытаюсь.

Я действительно в юности был участником Отечественной войны, с 1943 года занимался разведкой, и не только войсковой. Если бы не эти обстоятельства, я наверняка не смог бы написать подобный роман.

Насчет «автобиографичности» Блинова, то сходство тут только возрастное. Люди, знающие меня близко, довольно дружно утверждают, что автор более всего выражен в Таманцеве, в Аникушине и в... генерале Егорове. Как говорится, со стороны виднее, и я даже не пытаюсь опровергать эти утверждения.

Спасибо за добрые слова. Прошу передать всем Вашим читателям мои самые добрые пожелания.

Будьте здоровы! В. Богомолов 19 апреля 1975 г.

В.Ф. Лисицын — В. Богомолову

Уважаемый Владимир Осипович!

В Вашем замечательном романе на стр. 16 («Роман-газета», № 9) есть досадная оплошность: «Я попал как кур во щип», правильное звучание и написание поговорки — «как кур в ощип»... Лисицын пос. Кокошкино Московской области 14 января 1975 г.

В. Богомолов — В.Ф. Лисицыну

Уважаемый Владимир Федорович! Благодарю Вас за очень внимательное прочтение романа и сообщаю, что действительно в тексте журнальной публикации имеются опечатки, одну из которых Вы заметили, но в книжном варианте (изд-во «Молодая гвардия») она своевременно мною устранена. Богомолов 8 февраля 1975 г.

Г.П. Апушкинский — В. Богомолову

Тов. Богомолов! В журнале «Новый мир», № 10, стр. 10 вами от имени немцев написано «Ober-leutenant». Нехорошо не знать званий врага автору блестящего романа о контрразведчиках. Апушкинский г. Ленинград 11 апреля 1975 г.

В. Богомолов — Г.П. Апушкинскому

Уважаемый тов. Апушкинский! Сообщаю, что в тексте журнальной публикации романа так же, как и почти во всех изданиях, встречаются опечатки, одну из которых Вы заметили. Если Вас интересует, как «звание врага» было написано в авторском оригинале, Вы можете посмотреть любое из изданий романа на русском языке: выпущенное издательством «Молодая гвардия» в январе 1975 г. (стр. 16) и «Роман-газету», № 9 за этот год (стр. 6). Жму руку. Богомолов 25 апреля 1975 г.

С.Р. Щербаков — В. Богомолову

В романе «В августе сорок четвертого...», изданном «Романгазетой», на стр. 63 указано, что Мищенко И. Г., 1905 года рождения, уроженец г. Сальска Ростовской обл., русский из казаков, сын крупного землевладельца, есаул Царской армии. Как это могло быть? Если не опечатка, то как объяснить, чтобы паренек 12 лет получил звание есаула? (т. к. Царская армия, как именно царская, перестала ей быть в 1917 году). Как это понять? С.Р. Щербаков 19 июня 1975 г.

В. Богомолов — С.Р. Щербакову

В романе напечатано: «русский из казаков, сын крупного землевладельца, есаула царской армии».

Как видите, речь здесь идет об отце Мищенко. В. Богомолов 25 июня 1975 г.

И.Б. Хуторской — В. Богомолову

Уважаемый Владимир Осипович!

В марте месяце с.г. я прочел в «Роман-газете» Ваш роман «В августе месяце 1944 года», где упоминалось о действиях террористических диверсионных отрядов. Я лично участвовал во всей описываемой в романе операции и поэтому пожелал Вам изложить письменно об этом поединке.

Еще в мае с.г. послал Вам пакет с моими воспоминаниями и вложенной фотографией убитого мной в этой операции «Рагнера».

Если у Вас будет минута свободной, то буду признателен получить от Вас подтверждение его получения. Если же этот пакет где-то затерялся, то я Вам продублирую такое же содержание, как и в погибшем пакете. Полученное от Вас письмо я сохраню как реликвию.

Уважаемый Владимир Осипович! Обращаюсь к Вам с личной скромной просьбой: продолжительное время я работаю над рукописью, в которой описаны разные эпизоды моей военной судьбы. Возможно мои воспоминания Вас заинтересуют и Вы захотите их литературно обработать и они пригодятся Вам для будущих произведений, где будет отражена работа территориальных органов НКВД и НКГБ.

Желаю Вам здоровья, неувядаемой бодрости и большого прогресса в Вашем благородном труде.

С искренним уважением, Ветеран Великой отечественной войны, ветеран труда Хуторской Илья Борисович г. Днепропетровск 16 июля 1976 г.

В. Богомолов — И.Б. Хуторскому

Уважаемый Илья Борисович!

Оба Ваших обстоятельных письма от 27.5. и 16.7.76 г. и вложенную фотографию получил с большим опозданием. Дело в том, что меня последние месяцы не было в Москве, и потому задержался с ответом.

Нисколько не сомневаюсь, что по роду Вашей службы Вы могли в 1944 г. участвовать в локальных операциях по ликвидации диверсионно-террористических банд на освобожденной территории Белоруссии.

В романе же идет речь об общевойсковой операции «Неман» по поимке глубоко законспирированной малочисленной (всего 4 человека) группы агентов-парашютистов, целью которой были не активные диверсионные действия, и проходила она летом, а не зимой 1944 года.

К сожалению, я ничем не могу быть Вам полезен. Литературной обработкой или записью я никогда не занимался, так же как не выступал в качестве консультанта или рецензента — это за пределами моей компетенции и моих возможностей.

Сообщаю, что я не имею никакого литературного образования, я не «писатель-профессионал», как Вы полагаете, а всего-навсего инвалид Отечественной войны. Со всей ответственностью заявляю, что «устранением недостатков» в чужих рукописях никогда не занимался и не представляю даже, как это делается. Чтобы довести Вашу рукопись-воспоминание «до ума», нужен не писатель, а литературный обработчик или же толковый редактор. Полагаю, что Вам следует обратиться в Днепропетровское отделение Союза Писателей — там наверняка есть люди, способные Вам помочь.

С уважением и пожеланием творческих успехов.

Жму Вашу руку, В. Богомолов 16 октября 1976 г.

Б.С. Марьенко — В. Богомолову

Глубокоуважаемый Владимир Осипович!

Ваша книга «В августе сорок четвертого...» читается, если так можно выразиться, залпом — невозможно оторваться, пока не перевернешь последнюю страницу. Захватывающий, очень динамичный сюжет, тонкий психологизм, умение передать дух времени — далеко не полный перечень достоинств книги. Следует подчеркнуть, что таково мнение большинства читателей, с которыми приходилось обсуждать Вашу книгу. Сейчас ее приобрести практически невозможно и, по-видимому, вскоре она будет переиздаваться. Предполагая это, разрешите обратить Ваше внимание, как мне кажется, на некоторые неточности, которые содержатся в Вашей книге. Совершенно не претендуя на бесспорность высказываемых суждений, прошу рассмотреть их автора как искреннего почитателя Вашего таланта.

Относительно польских подпольных организаций (с. 10) «Народовэ силы збройнэ» (НСЗ). По соглашению между командованием АК и руководством НСЗ часть организаций НСЗ влилась в АК. Остальные формирования НСЗ стали на путь тесного сотрудничества с оккупантами в борьбе с левыми силами и никакой связи с лондонским правительством не имели.

Организация «Неподлеглость». По-видимому, речь идет о террористической организации польской реакции «Вольность и неподлеглость» (ВиН), созданной в середине 1945 г.

«Делегатура Жонду» — это политическая организация, конспиративное представительство в Польше эмигрантского правительства. Делегатура, опираясь на 4 главные буржуазные партии (СЛ, ВРН-ППС, СН и СП), состояла из сети делегатов, которые в решении политических вопросов были связными с эмигрантским правительством и сотрудничали с названными партиями. В частности, делегат правительства 25.V.1944 г. стал вице-премьером, а с 26.VII.1944 г. три его заместителя — министрами эмигрантского правительства, образовав совет министров (КРМ — крайова рада министров). Поэтому вызывает сомнение достоверность содержания записки по «ВЧ» (с. 99).

Ошибочно указано воинское звание Т.В. Пелчинского («Гжегош»), который еще до войны был в чине генерала бригады, а в период оккупации был начальником штаба и заместителем командующего АК.

Во время событий, описываемых в книге, псевдоним полковника Е.А. Фильдорфа был не «Ниль», а «Веллер». Псевдоним «Ниль» у Фильдорфа был с декабря 1942 г. по март 1944 г., когда он возглавлял «Кедыв» (Керовництво дыверсий).

Следовало бы изменить русскую транскрипцию польских слов, в частности: рончики, надо — рончки (с. 89); щен, точнее — се (с. 123) и др.

Отряда «Гром» (с. 204) в Гвардии Людовой не было, и на это не стоило бы обращать внимания, если бы такого отряда не было в АК — именно в АК был отряд «Грома» (Е. Блащака).

Следует также отметить, что с 1.1.1944 г. была организована АЛ (Армия Людова) на базе отрядов Гвардии Людовой, и в августе 1944 г. название Гвардия Людова уже не употреблялось.

В польских костелах религиозные службы до войны и в период войны проводились на латыни, и только после войны в некоторых костелах — на польском языке. Другое дело проповеди: они провозглашались и провозглашаются на польском языке (с. 105).

Относительно Павловского. Вряд ли он мог служить в 193639 гг. в Красной Армии, быть комсомольцем и т.д. (с. 78), поскольку его родители проживали в районе Лиды (Западная Белоруссия) и сам он до войны в течение полутора лет работал у отца в лесничестве (с. 189). Весьма сомнительно также его отцовство, поскольку весной 1942 г. он окончил школу германской разведки, а девочка родилась 30.XII.I942 г., не говоря уже о том, что Юлии (католичка!) к моменту рождения дочери было 16 лет, а Павловский был старше Юлии на 11 лет.

Ошибку допускает Алехин, считая Свирида ровесником Павловского (с. 84), поскольку Алехин знал возраст Павловского (29 лет), а Свирид, по его определению, был мужчиной «лет сорока». Так ошибиться с определением возраста Свирида контрразведчику непростительно.

Авиационные вопросы. Трудно поверить в то, что самолет, в котором летела группа Мохова (с. 185), был обстрелян в районе Орши «Мессершмиттами», поскольку расстояние по прямой от возможного места их базирования до Орши и обратно составляло около 1200 км, т.е. Орша находилась вне пределов дальности полета истребителей этого класса. Исключение составлял «Мессершитт-210а» (2600 км), но он был выпущен малой серией — всего 352 машины. Кроме того, в тот период, в условиях безраздельного господства в воздухе советской авиации залетать немецким истребителям так глубоко в наш тыл было равносильно самоубийству. Вместе с тем нет сомнений в том, что два «Мессершмитта» без труда сожгли бы безоружный транспортный самолет.

Старшина (с. 89, 90), весьма сведущий человек в вопросах авиации, делает ошибку, говоря, что в часть прибыли новые самолеты «Як-3», поскольку этот самолет пошел в серию еще в 1943 г. и к августу 1944 г. уже не был новинкой. Ошибается старшина также, заявляя, что «может, получат «Ла-9»: такой модели самолета вообще не было, последней моделью истребителя Лавочкина времен войны был «Ла-7».

Психиатрия (с. 200). У Ивашевой не могло быть ни выписки из истории болезни, ни справок психиатрических больниц. Эти документы выдавались и выдаются только по запросам учреждений. Наличие указанных документов у Ивашевой сразу же привело бы ее к провалу. Описание психического состояния Ивашевой ставит под сомнение наличие у нее психоза, хотя бы потому, что, будучи безучастной, с потухшим взглядом, она на требование предъявить документы весьма адекватно отдает мешочек, в котором находились выписка из истории болезни и справки. Думается, что бессилие доктора — с сорокалетним опытом врача-психиатра — по меньшей мере, преувеличено.

Фронтовые операции того периода. Белорусская операция была завершена 29 августа, и Поляков ошибается (с. 188), отмечая, что «наступление приостановилось» (18 августа во время разбора дела «Неман»): в то время Белорусские фронты еще наступали.

Мемельская операция. Решение о перенесении главного удара из района севернее Даугавы на мемельское направление было принято Ставкой ВГК только 24 сентября, а не в середине августа, как это изложено в книге, а само наступление на этом направлении началось только 5 октября.

С конца июля и до середины августа шли ожесточенные оборонительные бои на шауляйско-елгавском выступе и 5-я гвардейская танковая армия (5 ГТА) была передана 1-му Прибалтийскому фронту для отражения немецкого контрудара в первых числах августа. Поэтому «прошлой ночью» (т.е. 17 августа, с. 223) части 5-й ГТА не могли прибывать в район севернее Шауляя, поскольку 5 ГТА в этом районе давно уже вела, как указывалось, тяжелые оборонительные бои.

Не соответствует исторической правде утверждение о том, что командованию фронта было рекомендовано при попытке деблокирования группы армий «Север» оттянуть войска на линию Елгава-Добеле. В действительности немцам ценой больших усилий удалось потеснить 8-ю гвардейскую механизированную бригаду и создать 30-км коридор, который соединил Ригу с Тукумсом и восстановил коммуникации с Восточной Пруссией.

В книге недостаточно учитываются разграничительные линии между фронтами. Розыском немецкой разведгруппы должны были заняться контрразведчики 2-го Белорусского фронта, поскольку впервые рацию пеленговали 7 августа в районе Столбцов, т.е. в полосе 2-го Белорусского фронта.

Хотелось бы еще раз подчеркнуть, что я, возможно, в чем-то не прав, поэтому я буду Вам очень признателен, если Вы укажите мне на мои ошибки. Я работаю преподавателем на кафедре психиатрии Львовского медицинского института.

С искренним уважением, Б. Марьенко г. Львов 15.02.1979 г.

В. Богомолов — Б.С. Марьенко

Уважаемый Борис Сергеевич!

Ваше письмо получил.

Прежде всего, о польских подпольных организациях. Вы оперируете послевоенной информацией, я же только той, которой располагало советское государство в августе 1944 года. Замечу здесь, что все приводимые в романе документы текстуально идентичны (за исключением элементов привязки) подлинным соответствующим документам — кроме элементов привязки, я в них ничего не менял.

В этих документах, например, Пелчинский значится полковником, а псевдоним Фильдорфа — «Ниль», под этим псевдонимом, как я еще раз убедился уже после получения Вашего письма проверкой по документам госархивов, он упоминается и в документах 1945 года, псевдоним же «Веллер» нигде ни разу не упоминается (я просмотрел все документы об АК в трех архивах по декабрь 1945 года включительно).

Вы пишете мне, что «в августе 1944 года название Гвардия Людова уже не употреблялось», однако во всех советских документах не только 1944 года, но и начала 1945 года, как я убедился на прошлой неделе проверкой в архивах, везде указывается не Армия Людова, а именно «Гвардия Людова» и в документах 1944 года отряд «Гром» значится подразделением именно этой организации.

Насчет транскрипции польских слов. Этот вопрос мною будет тщательно изучен.

Что касается Павловского, то это «цельнотянутый» из архивного дела персонаж, я не стал в его биографии что-либо менять, Ваши же сомнения относительно фактов его биографии мне непонятны.

Что касается Свирида, то он выглядит старше своих лет (как большинство горбунов) и при первой встрече кажется Алехину «лет сорока», впоследствии же выясняется, что он моложе. Ничего в том непростительного для Алехина я, Борис Сергеевич, извините, не вижу.

Авиационные вопросы. Обстрел «Мессершмиттами» в р-не Орши «Дугласа», летевшего из Москвы в Лиду 17 августа 1944 года, зафиксирован в архивных документах и воспроизведен мною по этим документам. Фактом является и то, что «Дуглас» не сожгли, а только подбили. Вы пишете, что расстояние по прямой от возможного места базирования «Мессершмиттов» до Орши и обратно составляло около 1200 км, однако расстояние от Орши, например, до Риги составляет 460 км, а в середине августа 1944 года немецкая авиация располагала полевыми аэродромами, расположенными к Орше и ближе, чем Рига. И насчет «безраздельного господства» советской авиации в августе 1944 года я никак не могу с Вами, Борис Сергеевич, согласиться. Во второй половине 1944 года и в начале 1945 года я был в соединениях 3-го и 2-го Белорусских фронтов, которые крепко и не раз страдали от налетов немецкой авиации.

Относительно самолетов «Як-3». Bы пишете, что этот самолет «пошел в серию еще в 1943 г. и к августу 1944 г. уже не был новинкой». А вот что по этому вопросу сказано в издании, являющемся сегодня справочным для авиационных цензур ВВС МО и МАПа:

«Як-3» проектировался и строился в 1942-43 гг. Госиспытания были закончены быстро, и с мая-июня 1944 г. он уже применялся на фронте» (В.Б.Шавров «История конструкций самолетов в СССР 1938-1950 гг. (Материалы к истории самолетостроения)». М., «Машиностроение», 1978 г., стр. 202).

Что касается самолета «Ла-9», то Ваше замечание совершенно верное. В первом издании романа оказались две цифровые опечатки, на одну из которых Вы указываете. В последующих изданиях (начиная с 1976 года) эта опечатка, как Вы можете убедиться, уже устранена.

«Ла-7» был выпущен в конце 1943 г., в течение января-апреля 1944 г. он прошел Госиспытания и сразу же стал выпускаться в массовом количестве как один из основных наших истребителей в последний год войны.

Насчет психиатрии. «Ивашева» взята из архивного следственного дела, и в деталях ее поведения, изъятых у нее документах и обстоятельствах поимки я ничего не менял.

Замечу, что в архивных фондах военных комендатур и отделов милиции на транспорте хранятся всевозможные подлинные документы военного времени, снятые с трупов умерших, убитых, попавших под поезд и т.п. Среди этих документов мне встречались десятки справок и выписок из истории болезни, выданных на руки психическим больным. Так что Ваше, Борис Сергеевич, утверждение («не могло быть») неверно. Что касается психического состояния Ивашевой, то эта глава рукописи в 1973 году была на просмотре в Институте судебной психиатрии им. Сербского, о чем имеется официальное заключение трех специалистовпсихиатров во главе с профессором И.В. Стрельчуком.

Должен здесь заметить, что, судя по Вашему письму, Вы, Борис Сергеевич, полагаете, что «писатель пописывает, а читатель почитывает». Сообщаю, что работа над романом была мною завершена в марте 1973 года, а публикация состоялась в конце 1974 года. Шесть экземпляров рукописи в течение 14 месяцев находились на «консультативном», «экспертном» и других чтениях и изучениях, в которых приняло участие более 30 специалистов, причем издателями было получено 19 (девятнадцать) только официальных экспертных заключений и отзывов.

Так, например, по «авиационным вопросам» имеются заключения авиационного конструктора А.С. Яковлева и доктора технических наук, бывшего в сороковые годы летчиком-испытателем, Героя Советского Союза М.Л. Галлая. И, как это ни парадоксально, то, что написано в романе о «Як-3», у его конструктора не вызвало никаких возражений, а у Вас, Борис Сергеевич, — вызвало.

Не вызвало возражений у специалистов и описание фронтовых операций того периода, по этому вопросу имеются официальные отзывы четырех учреждений и управлений Министерства Обороны, в том числе бывшего Военно-научного управления Генштаба и Института военной истории МО. По вопросам, связанным с действиями 1-го Прибалтийского фронта, имеются письменные отзывы и бывшего командующего этим фронтом Маршала И.Х. Баграмяна и бывшего нач. штаба этого фронта генерала армии В.В. Курасова, читавших рукопись романа в июне-августе 1973 года. Единственно, что вызвало у них возражение и что они назвали «вымыслом», это факт ареста в августе 1944 года немецкого агента, шифровальщика штаба фронта, однако это не вымысел, а факт, зафиксированный в трех томах следственного дела.

Вы пишете, что «решение о перенесении главного удара из района севернее Даугавы на мемельское направление было принято Ставкой ВГК только 24 сентября, а не в середине августа», однако предварительное решение о возможности и целесообразности такого переноса было оговорено и зафиксировано в рабочих документах Ставки 30 июля 1944 года — я сам держал в руках этот документ с росписями — визами генералов А.И. Антонова и А.Г. Карпоносова от 30.07.44 г. и Маршала A.M. Василевского от 2.08.44 г.

Решение о передаче 5-й гвардейской танковой армии 1-му Прибалтийскому фронту действительно было принято «в первых числах августа» (3 августа). Однако остатки соединений этой танковой армии (по словам И.Х. Баграмяна и В.В. Курасова, «всего три десятка исправных танков») прибыли в район Шауляя только спустя две недели, а эшелоны с танками стали прибывать 20 августа.

Вы пишете, что «Не соответствует исторической правде утверждение о том, что командованию фронта было рекомендовано при попытке деблокирования группы армий «Север» оттянуть войска на линию Елгава—Добеле». И в данном вопросе я руководствовался только подлинными документами того времени: от рабочих документов Ставки ВГК до шифровок командиру 8-й ГМБр полковнику Кремеру. Во всех случаях, Борис Сергеевич, я руководствовался фактами, зафиксированными в подлинниках исторических, ныне архивных документов.

То же самое должен Вам ответить и насчет Вашего замечания о разграничительных линиях. Я описываю то, что было, то, что зафиксировано в подлинных документах Ставки ВГК, НКО, НКВД и НКГБ 1944 года, а не то, что по теоретическим рассуждениям должно было бы быть.

Жму руку, В. Богомолов марта 1979 года [87]

В. Богомолов — И. Эльчину

Многоуважаемый Эльчин Ильяс-оглы!

Я прочел Вашу статью «Бывают ли гривастые львицы?». Спасибо за добрые слова о моем романе.

Только довод Вами приводится неверный. Роман «фактографически» точен потому, что все публикуемые в нем документы, за исключением элементов привязки, отнюдь не вымышлены, а текстуально идентичны подлинным соответствующим документам. Единственно же, что вымышлено мною в документах романа, — это восклицательный знак после литеров, указывающих степень срочности («Срочно!», «Весьма срочно!», «Чрезвычайно срочно!»). После этих знаков в войну восклицательные знаки не ставились.

По поводу «вымышленности» документов в романе я уже высказывался в печати — «Литературное обозрение» 1978 год, № 8, с. 99-101.

Убедительно прошу Вас при случае — если статья будет публиковаться в книге — исправить эту неточность.

Всего Вам доброго!

С уважением, В. Богомолов 30 июня 1980 г.

И. Эльчин — В. Богомолову

Глубокоуважаемый Владимир Осипович!

Я чувствую себя перед Вами виноватым вдвойне — и за неверные сведения о Вашем романе в моей статье «Бывают ли гривастые львицы» и за столь опоздалый ответ на Ваше письмо (Вы написали по старому адресу и оно так долго кочевало).

Я приношу Вам извинение и, конечно же, воспользуюсь первой же возможностью исправить эту неточность.

Я не читал Ваше выступление в «Литературном обозрении» (прочел ее только сегодня!) и почему-то был убежден, что «фактография» Вашего романа вымышлена.

Я думаю, что моя такая «убежденность» еще раз говорит о достоинствах Вашего романа и сама такая обманчивая «убежденность» может стать темой интересной статьи.

С уважением и наилучшими пожеланиями. Эльчин г. Баку 27.8.80 г.

И.М. Погребинский — В. Богомолову

...В первый раз я прочитал Ваш роман «В августе сорок четвертого...» в апреле 1979 г. В дальнейшем я опять с наслаждением перечитывал его и вот при последующих чтениях поймал себя на мысли, что некоторые моменты я не понимаю и в конце концов осмелился обратиться к Вам:

1. Каким образом мог проходить службу в Красной Армии в период 1936-1939 гг. Казимир Павловский, 1916 г.р.?

Его отец, а следовательно и Казимир, жили и работали в лесничестве под г. Лида, а эта местность с 1919 г. по сентябрь 1939 г. входила в состав Польши.

2. В романе прекрасно со знанием дела показано, что Советская контрразведка имела дело с опытнейшим противником — «Абвером», — сотрудники которого превосходно знали свое дело. Тем самым еще раз подчеркнуто, с каким трудом ковалась Победа вообще и в этом поединке с «Абвером» сотрудники этой организации тщательно готовили своих агентов и все продумывалось настолько основательно, что не пропускалось никаких мелочей. Обмундирование и даже белье на агентах были не только установленного в Красной Армии образца, а были подлинными, советского пошива с соответствующими же штампами, №№ орденов соответствовали времени вручения, не только основные, но и побочные документы были безупречны, даже штемпельная мастика была подлинной и т.д. и т.п.

Поэтому я никак не могу сообразить, почему Казимир Павловский был обут в сверхстранные сапоги. То, что они оставляют отпечатки немецкой подошвы, это вроде бы хорошо для агента, одетого в советскую форму, но это только тогда когда розыскники имеют дело только с отпечатками сапог на почве. Но при первой же проверке самого агента его сапоги были бы уликой. Да что там проверки. Я, да и все мои товарищи за 4 года войны научились даже боковым зрением определять страну-изготовителя не только всех видов оружия, но и предметов обмундирования, и немецкая подошва на русских сапогах, которую могли увидеть, когда агент, обутый в такие «гидриды», либо шел впереди, либо лежал, либо просто поднимал ноги, сразу же насторожила бы всех окружающих.

3. С какой целью самому Мищенко и его сподручным было выдано сало в специфической немецкой целлофановой упаковке, которая оказалась брошенной агентами в кузове машины убитого ими Гусева?.. г. Ташкент 25 апреля 1983 г.

В.О. Богомолов — И.М. Погребинскому

Уважаемый тов. Погребинский И.М.!

Ваше письмо получил.

Спасибо за добрые слова.

Отвечаю на Ваши вопросы.

1. В главе 24-й романа о Казимире Павловском черным по белому написано «урож. г. Минска, образование среднее, в прошлом член ВЛКСМ, инструктор и активист Осоавиахима».

Из этих данных ясно, что Павловский родился в Минске и проживал в СССР, а не в Польше. (Замечу, что в романе приводятся подлинные документальные данные об одном из немецких агентов и его родителях, только в фамилии изменены несколько букв.)

2. В 1944 году, будучи офицером Действующей армии, я получил со склада подобные «сверхстранные» сапоги — верх, как у советских яловых, а подошвы, как у немецких сапог. Замечу, что в Действующей армии (а я за войну побывал в пяти различных соединениях) при запрете ношения немецкой форменной одежды разрешалось даже ношение немецких форменных сапог, а не только сапог с немецкими подошвами. Замечу, что эти немецкие подошвы по прочности не имели конкуренции.

3. Не знаю, чем это объяснить, но во время войны, и в частности в 1944 году, немцы, как правило, снабжали своих агентовпарашютистов несколькими кусками сала в целлофановой упаковке, якобы предохранявшей сало от порчи. Почему они так поступали, сказать затрудняюсь.

Всего Вам доброго.

С уважением В. Богомолов 24 мая 1983 г.

Б.Г. Бычок и В.А. Свирский — В. Богомолову

...В Вашем романе указывается, что у майора госбезопасности в петлицах было по ромбу, а у сержанта — два «кубаря», что меня несколько озадачило.

Насколько я помню, в петлицах у сержантского состава Красной Армии были не «кубари» (т.е. квадраты), а «секили» (треугольники) — от 1 у мл. сержанта до 4 у старшины.

«Кубари» же были у лейтенантов — от 1 у мл. л-та до 3 у ст. л-та. У старших офицеров (к которым тогда, видимо, относили и капитана) в петлицах были «шпалы» (прямоугольники) — от 1 у капитана до 4 (кажется) у полковника. «Ромбы» же были знаками «генеральского» различия (от 1 у комбрига до 4, вероятно, у командарма).

Возможно, у сотрудников Госбезопасности в начальный период Великой Отечественной войны знаки воинского отличия были иные, чем у соответствующих по званию военнослужащих Красной Армии? Б.Г. Бычок г. Симферополь 16.06.86 г.

...В романе Владимира Богомолова «В августе сорок четвертого...», выпущенного издательством «Современник», в конце 154 стр. и начале 155 стр. есть, как у нас выражаются на Украине, небольшие кляксы.

Ромбы — это бывшие знаки различия далеко не майора, как и кубари — не сержанта.

Прошу мое письмо переслать посадившему эти кляксы, а мне, если есть возможность, сообщить письмом. В.А. Свирский г. Черновцы 27 мая 1987 г.

В. Богомолов — В. А. Свирскому

Уважаемый В. А. Свирский!

Ваше письмо в издательство «Современник» от 25 апреля с.г., как Вы можете убедиться по штампам на конвертах, добиралось до меня свыше пяти месяцев.

Сообщаю Вам, что в 1934-45 гг. лица, имевшие, как указано во всех изданиях романа в сноске к главе 44-й, «специальные звания начальствующего состава органов НКВД того времени», носили соответственно на петлицах: сержанты госбезопасности — два кубаря, а майор госбезопасности — ромб. Их знаки различия не соответствовали знакам различия командного и начальствующего состава Красной Армии.

Вы об этом можете не знать, однако Ваше незнание не может являться оправданием Ваших безапелляционных облыжных утверждений и обвинений автора в «кляксах».

Если Вам требуются официальные разъяснения по этому вопросу, Вам следует обратиться в Пресс-бюро КГБ СССР или Пресс-группу МВД СССР или же в отделы вещевого снабжения этих ведомств.

Жму руку. В. Богомолов октября 1987 года [89]

Ольга Винокурова, урожд. Ухтомская (Австралия) — В. Богомолову

В. Богомолов в статье «В августе 1941», которая была в приложении к журналу «Поиск», изд. «Молодая гвардия», дата неиз вестна описал похищение моего отца князя Федора Капитоновича Ухтомского на реке Амуре.

В 1976 году вышла книга «Момент истины», изд. «Молодая гвардия», Москва, где на обложке замечено, что: «Текст печатается по изданию В. Богомолова», но описание о похищении князя опущено.

Мне как дочери моей матери (89 лет) и моему брату, хотелось бы видеть это описание и, конечно, знать судьбу моего отца.

В. Богомолов — О. Винокуровой

Многоуважаемая госпожа Ольга Винокурова!

Главный редактор журнала «Огонек» В.А. Коротич передал мне Ваше письмо.

Тут какое-то недоразумение. Мой роман «Момент истины» («В августе сорок четвертого...») издавался около 80 раз на десятках языков, однако никаких изменений или сокращений после первой публикации в текст не вносилось и похищение Вашего отца, князя Ухтомского, на реке Амуре я никогда и нигде не описывал.

В приложении к журналу «Поиск» я никогда не печатался. Мой роман публиковался в приложении к журналу «Сельская молодежь», именуемом «Подвиг», вместе с каким-то произведением Д. Фурманова, но и этот автор, умерший в 1925 году, описывать похищение Вашего отца, которое, как Вы пишете, произошло в июле 1933 года, тоже никак не мог.

Должен заметить, что Богомолов — весьма распространенная русская фамилия. Только в журналистике и литературе имеются более десятка Богомоловых, возможно, один из них и описал похищение Вашего отца, князя Ухтомского. Поверьте, я об этом печальном факте узнал впервые из Вашего письма и никакими сведениями о судьбе Вашего отца не располагаю.

С уважением и самыми добрыми пожеланиями Вам и Вашим близким. В. Богомолов 5 августа 1990 г.