Вы вновь со мной туманные виденья,

И. Гете

Мне в юности мелькнувшие давно…

 

46. Документы июня 1945 г.

(Действующая армия)

ИЗ ДИРЕКТИВЫ ВОЕННОГО СОВЕТА ГСОВ В ГЕРМАНИИ

30.05.45 г.

…Главнокомандующий ГСОВ в Германии требует любой ценой прекратить творящиеся безобразия и понять всю остроту положения по этому вопросу, так как недостойное поведение наших военнослужащих в Германии имеет крупнейшее политическое значение.

…Усилить судебные репрессии к лицам, продолжающим совершать всякие бесчинства, не допуская никакого послабления к убийцам, грабителям и насильникам.

Репрессия по делам о бесчинствах должна быть быстрой, сроки следствия по этим делам — минимальные, всякая задержка с расследованием — нетерпима.

СПЕЦСООБЩЕНИЕ

Военному коменданту г. Берлин.

Доношу, что в районе Нидершеневайде поймана банда, состоящая из 4-х человек: двух военнослужащих — ст. сержанта Бухолдина и красноармейца Федорова (оба дезертировали в мае с.г. из воинской части) — и двух репатриированных девушек, освобожденных из лагерей в мае с.г. — Цубуй Зои Филипповны (лагерь Штрасберг) и Петренко Полины Яковлевны (лагерь Лейпциг). Эта банда на протяжении 1,5 месяцев занималась грабежом населения. При неоднократных попытках их задержания последние скрывались.

5 июня с.г. была устроена засада в одной из квартир, где ожидалось их появление. При задержании один из бандитов захлопнул дверь и пытался убежать. Сержант военной комендатуры р-на Трептов Тарануха выстрелил в Бухолдина и ранил его в область груди слева, последний вскоре скончался.

Все вышеуказанные лица находятся под стражей, и следствие по данному делу ведется контрразведкой «Смерш».

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

Военным Прокурорам армий, дивизий, соединений.

Немедленно ознакомиться с директивой Военного Совета ГСОВ в Германии «О борьбе с самовластием, грабежами и насилием над местным населением» от 30.5.45 г.

Безоговорочно привлекать к уголовной ответственности лиц, виновных в грабежах, насилии местного населения, не ограничиваясь привлечением только конкретных виновников.

Исследовать вопрос ответственности командиров, состояния дисциплины и порядка в частях, где произошли чрезвычайные происшествия.

Проанализировать судебные дела на предмет усиления репрессий. Всеми мерами обеспечить искоренение этого позорного явления.

Систематически проверять работу комендантов под углом зрения борьбы с насилием и грабежами.

Представить доклад по всем возникшим делам, чрезвычайным происшествиям и аморальным действиям с указанием характерных фактов, количества осужденных, репрессий за период с 1.6.45 г.

Военный Прокурор ГСОВГ

генерал-майор юстиции Яченин.

ДОНЕСЕНИЕ ВОЕННОГО КОМЕНДАНТА г. КОТТБУС

Доношу, что по сигналу, полученному от бургомистра, в округе Коттбус действует дерзкая банда, одетая в форму красноармейцев, которая занимается грабежом и устрашением немецкого населения.

В дер. Цеш комендантским патрулем была устроена засада. В результате был задержан один из участников банды Виноградов, вооруженный трофейным пистолетом.

Проведенным дознанием установлено, что Виноградов, 1924 г. рожд., урож. Молотовской обл., в марте 1944 г. попал в плен и до мая 1945 г. находился в лагерях: в военное время — в немецких, после войны — в лагере советских военнопленных, откуда сбежал. Он показал, что в шайку входило 4 человека, руководил ею Власичев.

Еще находясь в немецких лагерях все четверо — Власичев, Виноградов, Креньцик и Юдин — дали обещание служить немцам и, если потребуется, то и воевать против Красной Армии.

Далее Виноградов показал, что после их коллективного побега из советского лагеря целью их было заниматься запугиванием и грабежами, чтобы местное население убедилось, что Красная Армия — это сплошные бандиты, которые пришли им мстить и грабить, в случае встречи с красноармейцами — их убивать.

Связь они имели с одной немкой в гор. Бельциг, муж которой был убит на Восточном фронте. Эта немка была наводчицей и скрывала их в подвале, где и были арестованы остальные.

Все четверо бандитов и немка переданы органам «Смерш». Приложение: протоколы предварительного дознания на 5 листах.

ДОНЕСЕНИЕ ВОЕННОГО ПРОКУРОРА 132 СД

Военному Прокурору 71 армии.

Несмотря на приказы командующего и Военного Совета Группы Советских Оккупационных войск в Германии, командующего армией об усилении борьбы с противоправными действиями военнослужащих, в 132-й стрелковой дивизии и по сей день имеют место в большом количестве случаи чрезвычайных происшествий и грубого нарушения воинской дисциплины: пьянство, отравление трофейными спиртными напитками, панибратское отношение и связь с немецкими женщинами, грабежи местного населения.

При этом количество чрезвычайных происшествий не только не уменьшилось, а увеличилось. Если в мае с.г. их было 18, то в июне — 50 случаев, в том числе: дезертирство — 1, изнасилования немецких женщин — 5, грабеж и мародерство — 6, гибель военнослужащих при управлении в пьяном виде мотоциклом и автомашиной — 4, отравления трофейным спиртом — 6, из них 3 со смертельным исходом; 29 случаев заражения вензаболеваниями (сифилисом — 20, гонореей — 9), при этом только в… стрелковом полку — 16 заболевших в результате половых связей с немецкими женщинами.

Обращает внимание тот тревожный факт, что рост правонарушений происходит не только среди военнослужащих рядового и сержантского состава, но и среди командиров, призванных их предупреждать. Это происходит вследствие падения дисциплины, морального разложения и злоупотребления служебным положением.

Так, заместитель командира… стр. полка по политчасти майор Проценко ведет распутный образ жизни, имеет половые связи с немками, заболел гонореей и проходит курс лечения.

Агитатор того же полка майор Павлов систематически пьянствует, в пьяном виде появляется не только среди личного состава, но в таком состоянии прибыл даже на семинар в штаб дивизии.

Инструктор по информации политотдела дивизии старший лейтенант Аверков в пьяном виде учинил стрельбу из пистолета, за что был взят в комендатуру, а оттуда сбежал.

Секретарь ОКР «Смерш» дивизии младший лейтенант Казаков с разрешения начальника отдела «Смерш» дивизии подполковника Григоряна организовал коллективную пьянку по случаю своей женитьбы, на которую пригласил командира дивизии полковника Соловьева, нач. политотдела дивизии полковника Маккавеева, нач. штаба дивизии и др. офицеров — всего до 80 человек.

Заместитель командира дивизии по тылу полковник Алексеев отпустил для свадьбы со склада дивизии: рома — 100 литров, водки — 60 литров, яиц — 2000 штук, сливочного масла — 50 кг, колбасы — 50 кг, других копчений — 50 кг.

Кушанья и торты на свадьбу приготовляли немецкие женщины. На свадьбу невеста — машинистка Шапиро — пригласила как гостей хозяина и хозяйку своей квартиры — немцев. Таким образом, вся эта пьянка, на которой офицеры перепились и устроили драку, проходила на глазах и при участии немцев.

Командующий и ВС армии своевременно информированы о всех случаях аморального поведения перечисленных офицеров.

Приказом командующего определены наказания:

1. Командиру 132 сд полковнику Соловьеву и зам. командира по политчасти полковнику Колунову объявлен выговоры, и они предупреждены о неполном служебном соответствии.

2. Зам. командира дивизии по тылу полковник Алексеев за незаконное расходование продуктов и спиртных напитков отстранен от должности. За отпущенный на свадьбу ром, водку и др. продукты с виновных взыскана стоимость по государственным ценам в 12-ти кратном размере.

3. Зам. командира… сп по политчасти майору Проценко за связь с немкой объявлен строгий выговор, и после курса лечения он подлежит демобилизации из армии.

4. Агитатор полка майор Павлов за систематическую пьянку с работы агитатора полка снят и назначен с понижением в должности.

5. Инструктор по информации политотдела 132 сд старший лейтенант Аверков за пьяный дебош арестован домашним арестом на 15 суток с удержанием 50 % денежного содержания за каждые сутки ареста.

Майор юстиции Бедрин.

РАСПОРЯЖЕНИЕ ВОЕННОГО ПРОКУРОРА 71 АРМИИ

09.06.45 г.

За последнее время в частях и соединениях армии значительно возросло количество случаев самоубийств и покушений на самоубийство как со стороны военнослужащих, так и вольнонаемных.

В целях изучения этих аморальных явлений и организации борьбы с ними прокурорам частей и дивизий пересмотреть все дела и материалы дознаний о самоубийствах и покушениях на самоубийство за время январь-июнь месяцы 1945 г., разбив на два периода: январь-апрель и май-июнь, приведя сравнительные данные за эти два периода с обязательным освещением следующих вопросов:

1. Состав лиц, покончивших жизнь самоубийством или покушавшихся на самоубийство: по званию, служебному положению, партийности. Отдельно выделить женщин и военнослужащих, подлежащих демобилизации.

2. Причины самоубийства, как-то: боязнь ответственности за совершенные преступления или проступки, моральное разложение, запутанность в семейных отношениях, нечуткое отношение командования или болезненное реагирование на справедливое требование командования, психическая болезнь, др. причины (перечислить их).

3. Как разрешены эти дела в связи с самоубийством в части:

а) кто привлечен к уголовной ответственности;

б) кто привлечен к дисциплинарной ответственности.

4. Какие конкретно мероприятия проводили Военная Прокуратура и командование для предупреждения случаев самоубийств.

Одновременно с донесением и анализом причин этих аморальных поступков представить все дознания, прекращенные дела и наблюдательные производства за период январь-июнь месяцы 1945 г.

ДОНЕСЕНИЕ ВОЕННОГО ПРОКУРОРА 425 СД

Военному прокурору 71 армии.

На Ваш запрос направляю подробный отчет по всем поставленным вопросам.

Среди чрезвычайных происшествий и аморальных явлений, получивших распространение в войсках после окончания военных действий, основное место занимают случаи самоубийств, рост которых не может не вызывать серьезной тревоги.

За пять первых месяцев 1945 г. — январь-май — в дивизии зарегистрировано 8 случаев самоубийств, а в июне с.г. — 19 случаев, т. е. можно говорить о вспышке самоубийств.

Самоубийства имели место на протяжении всего хода войны, но тогда они представляли случайные явления и совершались в основном либо на почве трудностей, связанных с боевыми действиями, либо психически неполноценными людьми, ошибочно попавшими в армию и не выдержавшими условий армейской жизни.

Совершенно отличен характер самоубийств по своему содержанию и мотивам их совершения в послевоенный период.

Большинство самоубийств было совершено путем применения огнестрельного оружия, в двух случаях — через повешение и одно — отравление.

Мотивы совершения самоубийств:

1. В результате неудовлетворения военнослужащих службой в армии и служебных неурядиц — 6 чел., из них — 4 офицеров, главным образом младшего командного состава.

Причины самоубийств коренятся в тех новых условиях, с которыми пришлось столкнуться офицерскому составу в послевоенное время. С окончанием военных действий, особенно после перехода частей на казарменное положение, офицерский состав и, в первую очередь, младшие офицеры были поставлены в новые условия, требования к ним резко изменились, стали более жесткими, большая часть офицеров иначе представляла себе послевоенный период, иначе понимала свои обязанности в этот период. Эти офицеры связывали окончание военных действий с возможностью «отдохнуть», «вольготно пожить», «развлечься». Жесткие требования твердой воинской дисциплины застали таких офицеров врасплох, явились для них неожиданностью, они не смогли найти свое место в новых условиях, растерялись.

Нагляден случай самоубийства командира батареи 45-мм пушек ст. лейтенанта Олейника.

Олейник после окончания военных действий неоднократно просил командование освободить его от должности и направить на учебу, мотивируя это отсутствием у него военного образования. Однако, просьба его по необоснованным причинам не была удовлетворена. С переходом дивизии на казарменное положение Олейник много раз высказывал неудовлетворенность новыми условиями службы: «…жизнь стала неважной, скучно, из военного городка не выпускают, а в городке никаких развлечений. Кино бывает редко, книг нет. Разве мы офицеры? Мы хуже, чем американские солдаты, которые разъезжают на мотоциклах и «виллисах», а у нас даже велосипеды отбирают и запрещают ездить». Свое положение Олейник болезненно переживал. Они дополнились кожной болезнью — экземой лица, — которая окончательно вывела Олейника из душевного равновесия, и он выстрелом из пистолета покончил жизнь самоубийством.

2. Самоубийства на почве морально-бытовой неустойчивости.

Лейтенант Филимонов поступил в армейский венерический госпиталь с диагнозом «сифилис». Через 2 недели, не окончив курс лечения, самовольно ушел из госпиталя, остановился на частной квартире, провел ночь с немкой, а наутро застрелился.

Капитан Баландин, будучи комендантом деревни Хомденштендт, вступил в связь с девушкой-немкой и, находясь в окружении чуждой обстановки, морально разложился — пьянствовал, открыто жил в доме Ани Фогель. Вести о возможной скорой демобилизации из армии и переезде в Россию, где у него есть жена и ребенок, и невозможность жениться на Фогель послужили причиной самоубийства (Баландин застрелился из личного оружия — пистолета ТТ).

Капитан ветслужбы Базымо на протяжении около двух лет болел венерической болезнью («люис») и, не вылечившись до конца от одной болезни, подцепил другую — гонорею. На почве личных переживаний и боясь огласки, покончил жизнь самоубийством из личного оружия пистолета ТТ выстрелом в висок.

3. Самоубийства женщин выделены в отдельную группу из-за специфических особенностей, в той или иной степени имеют романтическую подкладку и, как правило, явились результатом безобразного отношения офицеров-мужчин к связям с женщинами, к вопросам брака и семьи.

Военнослужащая хлебопекарни Негодуйко с ноября 1944 г. сожительствовала с помощником командира батальона связи лейтенантом Колесниковым. В апреле с.г. Негодуйко сообщила Колесникову о беременности. Это известие вызвало у Колесникова недовольство, ярость, между ними постоянно возникали ссоры и драки, Колесников настаивал на аборте. Боясь потерять Колесникова, Негодуйко сделала себе неудачный аборт, после которого здоровье ее пошатнулось, а отношения с Колесниковым еще более ухудшились: он вел разгульный образ жизни, сожительствовал с немками, о чем Негодуйко знала. Перед отъездом на учебу Колесников посоветовал Негодуйко забыть о нем, найти себе другого офицера: «желающие будут стоять в очереди». Негодуйко сильно переживала и, не вынеся предстоящей разлуки с ним, вынашивала мысль о самоубийстве, а затем и совершила его.

Репатриированная девушка Журба Светлана сожительствовала с мл. лейтенантом Парамоновым, который обещал на ней жениться. При переезде дивизии на новое место Парамонов взял Журбу с собой, однако, вскоре заявил ей, что командование полка не разрешило ему жениться, в связи с чем ей придется вернуться обратно в лагерь. Будучи обманутой и страшась возвращения в лагерь, Журба покончила самоубийством через повешение.

Возмутительный случай произошел в 230-й сд: зам. командира… сп подполковник Коржев вступил в сожительство с одной из репатрианток — Байдой Верой. Когда Коржев узнал о беременности Байды, он заявил ей, что жениться на ней не может, так как она была в Германии и, возможно, завербована, поэтому и сошлась с ним. Стремясь избавиться от Байды, публично оскорбил ее, назвав «проституткой», просил, чтобы ее убрали от него, так как «она мешает ему вступить в партию».

Байда, приняв смертельную дозу уксус ной эссенции, скончалась, оставив предсмертную записку, в которой обвиняет подполковника Коржева в своей смерти.

Младший врач полка ст. лейтенант м/с Емельянова Г.И. повесилась в расположении санроты на почве ревности к капитану Гончарову, начальнику артснабжения, с которым она долгое время жила, и изменившему ей в связи с приездом жены. Оставила записку: «Я люблю тебя и жить без тебя не могу. Теперь и ты меня никогда не забудешь».

4. Самоубийства среди военнослужащих запасного полка из бывших военнопленных.

Значительная часть людей, освобожденных из плена, искалечены годами рабства, унижений, находятся в напряженном, болезненном состоянии, не знают своего правового положения, продолжают верить вымыслам фашистской пропаганды, что их вообще не отправят в Советский Союз, а оставят в Германии навсегда, либо, в крайнем случае, отправят в Сибирь. Со стороны военнослужащих по отношению к ним допускаются грубость и предвзятое мнение, что все они «немецкие прихвостни», продавшие Родину, и, боясь ответственности за совершенные преступления, они совершают самоубийства.

Мною была проведена проверка и изучение всех случаев самоубийств среди пополнения за период пребывания их в дивизии, т. е. с 25 мая по 10 июня с.г.

Вот что написал рядовой Василевич в предсмертной записке:

«…Что заставляет меня покончить с собой? Жизнь проклятая, презрение со стороны людей, ненависть ко мне. Это презрение, презрение без конца я не могу перенести. Мне надоело жить!»

Ефрейтор Грищенко в начале Отечественной войны был призван в армию. В ноябре 1941 г. попал в плен и до марта 1945 г. находился на территории Германии. После освобождения из плена и повторной мобилизации в армию проявил себя исключительно с положительной стороны, за боевые отличия был награжден медалью «За отвагу». Перед совершением самоубийства Грищенко написал большое предсмертное письмо, в котором изложил свою преданность советскому народу и Правительству и объяснил свое решение покончить жизнь тем, что его, как бывшего в плену, преследуют, презирают, вследствие чего «так жить честному и ни в чем неповинному человеку невозможно».

Несколько самоубийств совершены лицами после того, как их вызывали на беседы с уполномоченными ОКР «Смерш».

Рядовой Сорокин в апреле 1945 г. был призван в армию вторично после освобождения из плена, в мае прибыл в дивизию. После того, как его неоднократно вызывал уполномоченный ОКР «Смерш» полка для бесед, Сорокин стал замкнутым, задумчивым, перестал общаться с товарищами. На пачке сигарет Сорокин оставил предсмертную записку: «Виновным себя не считаю, виновата фашистская Германия». Как было установлено, Сорокин, находясь в плену, вступил в немецкую армию и служил в качестве ездового в одной из команд, и оснований для привлечения его к уголовной ответственности не было.

Также причиной самоубийства рядового Новоселова послужило ошибочно расцененное его «темное прошлое» в период пребывания на территории Германии, между тем, никаких оснований для этого не было.

5 июня с.г. рядовой Додонов был направлен для выполнения работ на хлебозаводе. В начале второй половины дня один из красноармейцев группы, зайдя в подвал хлебозавода, обнаружил висевшего на веревке Додонова.

При осмотре трупа Додонова в кармане были найдены красноармейская книжка, письмо от жены, в котором она сообщает, что всем обеспечена и ждет его, записная книжка с краткими конспектами по темам пройденных политзанятий о военной дисциплине и военной присяге. Среди записей особенно выделена фраза: «Если по злому умыслу я нарушу присягу — меня постигнет суровая кара советского закона».

Соцдемографические данные:

Красноармеец Додонов Константин Васильевич, 1910 г. рожд., русский, с ноября 1942 г. по апрель 1945 г. находился в Германии в плену. До призыва в РККА проживал в Саратовской обл., Вязомского р-на, с. Вязовка. После освобождения из плена мобилизован в Красную Армию. Прибыл 25 мая с.г. со сборно-пересыльного пункта и по заключению подлежал по состоянию здоровья в скором времени демобилизации.

7 июня с.г. покончил жизнь самоубийством рядовой Гусев Петр Ильич, 1912 г. рожд., б/п, русский, образование 7 классов, рабочий завода «Большевик», урож. Калининской обл., Новоторжокского р-на, с. Костино, призван в Красную Армию 2 мая 1945 г. после освобождения его из плена; в полк прибыл 25 мая со сборно-пересыльного пункта 61 армии и был зачислен рядовым.

В этот день в 10 часов он был вызван писарем роты для заполнения на него соцдемографических данных. Гусев путался в показаниях о времени пребывания в немецком плену, на что писарь, рядовой Шмавганец, без всякого умысла, в шутку сказал, что, видимо, из-за имеющихся грехов тот дает путаные сведения, и тут же отпустил Гусева на занятия.

Подойдя сзади к группе куривших бойцов, которые о чем-то весело разговаривали, Гусев, вынув из кармана перочинный нож, мгновенно полоснул им по своему горлу, перерезав и горло, и сонную артерию.

При осмотре трупа Гусева в карманах его одежды были обнаружены:

1) справка с завода «Большевик» гор. Ленинграда о предоставлении брони от призыва в Красную Армию, датированная 11 февраля 1941 г. и действительная по 23 декабря 1941 г.;

2) профсоюзный билет с последней уплатой членских взносов за июнь 1941 г.;

3) книжка госстрахования, членские взносы уплачены по апрель м-ц 1941 г.;

4) военный билет старого образца, выданный 27 ноября 1940 г. Тоснинским РВК Ленинградской области без всяких отметок о призыве его в Красную Армию в период войны;

5) немецкий паспорт, выданный 1 мая 1942 г.;

6) колодка немецкой медали «За проявленную отвагу на Восточном фронте»;

7) письмо жене в Калининскую область.

Из анализа изъятых документов можно полагать, что Гусев покончил жизнь самоубийством из-за боязни разоблачения в измене Родине.

Видимо, Гусев, работая на заводе «Большевик» в период блокады Ленинграда, перешел к немцам и был завербован или был призван в Красную Армию, откуда совершил измену Родине, по этим вопросам сделаны запросы по месту работы и жительства Гусева с целью выяснения обстоятельств его ухода с завода.

Жена Гусева также находилась под оккупацией немцев с осени 1941 г. Сведения о ней переданы в НКВД по месту жительства для проверки.

5. Попытка совершить самоубийство была предпринята сержантом из роты снайперов Ермаковой Людмилой Семеновной, 1924 г. рожд., урож. Мордовской АССР, г. Рузаевка, русской, комсомолкой, образование 8 классов, не замужней, призвана в РККА в мае 1943 г.

При расследовании установлено, что огнестрельное ранение из карабина она произвела сознательно по следующим причинам.

Некоторое время Ермакова была знакома с помощником начальника оперативного отделения штаба дивизии майором Алиевым и, по ее словам, с ним сожительствовала.

10 июня вечером Алиев через своего связного красноармейца Ситнина передал Ермаковой, чтобы она больше к нему не приходила, так как война окончилась и ему надо восстанавливать свою семью.

Однако, спустя неделю, ей стало известно, что он встречается с вывезенной в Германию репатрианткой по имени Жанна.

Ермакова была этим так оскорблена и огорчена, что решила назло Алиеву покончить жизнь самоубийством, выстрелив из карабина себе в сердце, но от волнения пуля прошла выше.

Карабин, из которого Ермаковой был произведен выстрел, найден на том месте, где это случилось, в патроннике осталась стреляная гильза.

Самострел Ермаковой подтверждается показаниями старшины Бурлацкого из комендантского взвода и офицера связи, которые прибежали на выстрел и оказали первую помощь пострадавшей. Ермакова находится в МСБ в состоянии средней тяжести. Сама она обо всем случившемся рассказала откровенно и претензий к майору Алиеву у нее нет.

Майор Алиев после завершения расследования будет привлечен к партийной и дисциплинарной ответственности.

Для искоренения причин, приводящих к самоубийствам, сотрудниками Военной Прокуратуры проведены следующие мероприятия:

1. Всем командирам и политработникам разослано информационное письмо, в котором каждый случай самоубийства рассматривается как сигнал о неблагополучии в конкретном воинском подразделении.

2. Всем командирам еще раз разъяснена НЕОБХОДИМОСТЬ тщательного изучения нужд своих подчиненных, настроений, переживаний; недопустимость «барского», высокомерного и равнодушного отношения к своим подчиненным с требованием создания во всех частях нормальных условий жизни, систематического проведения культурно-просветительской работы.

3. Сотрудниками политотдела дивизии и агитаторами проведены во всех частях партийные активы по вопросам морального облика советского офицера.

4. Работниками Военной Прокуратуры усилена правовая пропаганда по разъяснению военнослужащим Уголовных законов послевоенного времени за воинские преступления.

5. Командирам, политработникам и, в особенности, сотрудникам контрразведки рекомендовано улучшить работу по изучению прибывшего пополнения, усилить политическое воспитание среди этого контингента.

Майор Булаховский.

ОБЪЯСНЕНИЕ КОМАНДИРА РОТЫ ОХРАНЫ СТ. ЛЕЙТЕНАНТА ЦУРЮПЫ

Военному Прокурору.

По поводу самоубийства красноармейца Войтова С.П. хочу показать следущее.

Прымерно месяц тому назад в одной из бесед со своим ординарцем Войтовым Станиславом Павловичем он мне признался, что сурезно влюблен в немку Шпербрехер Урзулу из-за чего плохо спит, плохо кушает и ему трудно без нее, а она не хочет с ним ходить. Когда я его спросил сурезное и обдуманое это заявление он ответил, что обдумал и это сурезно.

Об этом случаи я в этот же день заявил заму по политчасти военного коменданта р-на Темплин гв. майору Сидорову, просил побеседовать с Войтовым и спрашивал его решения.

В беседе с гв. майором Сидоровым Войтов заявил тоже самое, что «я без нее не могу» и пограживал, что «ее убю или сам себя или ее и себя».

Нидели через полторы после этого я его обратно спросил не забыл ли он про влюбленую немку Войтов мне ответил «ее гдето нет, я ее не вижу, как будто позабыл» и больш о ней я ему ни напоминал.

Чтоб совсем его разлучить с немкой решено было отправить Войтова из комендатуры. Войтов, узнавши о том, что он подлежит отправке в запасной полк зделав самовольную отлучку в неизвестном направлении.

18 июня в 20.00 оперативный дежурный офицер, мл. лейтенант- Гуляев, сообщил мне о том, что дзвонил красноармеец Войтов в дежурку о том, что он находится нидалеко от Темплина и хочит покончить свою жизнь самоубийством. Откуда он дзвонил установить не удалось и где его можна было искать я не мог придумать. Я спрашивал его товарищей не знают ли они куда он ходит и где квартира немки. Мне ответили, что о ней ничево не слышали, квартиру тоже никто не знал, а он в последние дни никуда не ходил.

Утром 19 июня мне сообщили о том, что красноармеец Войтов застрелил немку, тяжело ранил немца и застрелил сам себя в Темплине.

Сообщаю, что за время пребывания в роте охраны в качестве моего ординарца на протяжении около двух месяцев за Войтовым особой недисциплинированности не замечалось, караульную службу нес хорошо, все приказания выполнял, в политподготовке разбирался плохо в виду малограмотности.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ВОЕННОГО ПРОКУРОРА ПО ФАКТУ САМОУБИЙСТВА КРАСНОАРМЕЙЦА ВОЕННОЙ КОМЕНДАТУРЫ

Войтов Станислав Павлович, 1920 г. рожд., украинец, урож. Каменец-Подольской обл., Сатановский р-н, с. Борщевка, б/п, колхозник, образование 4 класса, не судим, наград не имеет. Призван в Красную Армию в 1940 г. Станиславским РКК Каменец-Подольской области. Участник Отечественной войны, имеет одно ранение. Находился в плену с октября 1944 по апрель 1945 г. В мае с.г. после освобождения прошел фильтрацию и повторно призван в Красную Армию. Был ординарцем у командира роты охраны ст. лейтенанта Цурюпы при Военной комендатуре гор. Темплин. В этот период познакомился с немкой.

Шпербрехер Урзула, 1927 г. рожд., урож. дер. Варте, Темплинского р-на, член организации «Гитлер-Югенд» с 1941 г., проживала у своей тетки по адресу: г. Темплин, Штраль штр., 4.

Венцель Дитрих, 1923 г. рожд., музыкант оркестра г. Темплин.

Материалами дознания установлено:

Красноармеец Войтов С.П. сожительствовал с немкой Шпербрехер Урзулой, о чем знали в Военной комендатуре и не приняли действенных мер. Немка, встречаясь с красноармейцем Войтовым на квартире своей тетки, в то же время познакомилась и стала встречаться с немцем Венцель Дитрихом и вскоре перешла к нему жить в дом по ул. Минквиц, 5.

Узнав об измене немки, Войтов выследил, где она живет, а когда встал вопрос об откомандировании его из роты охраны в запасной полк, самовольно покинул расположение части, в пьяном виде пришел 18.6.45 г. вечером к ним на квартиру и из пистолета «парабеллум», который не был у него изъят согласно приказа, убил Шпербрехер Урзулу и тяжело ранил немца Венцель Дитриха. О факте убийства сообщил по телефону дежурному по военной комендатуре, после чего покончил жизнь самоубийством.

Исходя из вышеизложенного ПОСТАНОВЛЯЮ:

1. Уголовное дело на красноармейца Войтова С.П. в связи с его смертью не возбуждать.

2. За невыполнение приказа Военного Коменданта об изъятии оружия у рядового и сержантского состава роты, плохое изучение личного состава и непринятие мер к сожительству своего ординарца с немкой, а затем и мер по розыску Войтова, командира роты охраны ст. лейтенанта Цурюпу предать суду офицерской чести с ходатайством об отстранении от должности.

3. Дежурного по комендатуре мл. лейтенанта Гуляева за незнание обязанностей и не проявление инициативы в розыске Войтова предупредить и наложить дисциплинарное взыскание.

4. Провести разъяснительные беседы с личным составом о дисциплине, бдительности, взаимной помощи и выручке.

РАПОРТ НАЧАЛЬНИКА МЕДСАНСЛУЖБЫ 425 СД

Начальнику политотдела 425 сд.

Медико-санитарной службой дивизии работа по раннему выявлению венерических заболеваний среди военнослужащих и вольнонаемных при частях проводится согласно постановления ВС 1-го БФ и в соответствии с приказанием и инструкцией ГлавСанУпра 1-го БФ.

В результате профилактических осмотров за период с 1 по 15 июня с.г. выявлено 76 случаев как свежих, так и хронических венерических заболеваний. Их них: — острая и хроническая гонорея — 41, сифилис — 32, мягкий шанкр — 3.

В числе заболевших: офицеров — 26, сержантов — 20, рядовых — 30, членов ВКП(б) — 15, кандидатов в члены ВКП(б) — 6, членов ВЛКСМ — 26.

Из числа выявленных больных эвакуировано в венгоспиталь — 24, проходили лечение при МСБ — 42, причем 17 человек по выздоровлении направлены по частям, а 59 и сейчас находятся в МСБ на излечении.

При опросе врачом-специалистом больных — от кого заразился? — большинство отвечает, что заразились от немки, фамилию и имя ее не знают.

Так, сержанты Титов и Подставкин заболели гонореей от связи с неизвестной немецкой женщиной; лейтенант Гриншпун — в составе группы из 6 человек военнослужащих — имел коллективное сношение с неизвестной молодой немкой, все из них заразились.

Есть ряд вопиющих случаев, когда военнослужащие при исполнении своих прямых обязанностей сами заражаются вензаболеванием и заражают других.

Так, фельдшер Шмарин, используя свое служебное положение, вступил в любовную связь с рядовой Мининковой, пришедшей к нему для медосмотра. Впоследствии оказалось, что Мининкова больна сифилисом и наградила им фельдшера Шмарина.

В числе выявленных больных — 6 девушек-военнослужащих, работавших младшими медицинскими сестрами, которые заражали венболезнями находившихся в медчастях раненых офицеров, сержантов и бойцов.

Так, м/с Уфимцева, больная сифилисом, имела любовную связь с красноармейцем Шульгиным, находящимся на лечении в госпитале по поводу бронхита, который одновременно сожительствовал с делопроизводителем госпиталя Машковой. Таким образом, м/с Уфимцева явилась источником распространения сифилиса для ряда других мужчин и женщин.

Ст. лейтенант Митько, командир отдельной роты охраны военной комендатуры гор. Дессау, незаконно пристроил в хозчасть репатриантку Белоглавку, с которой сожительствовал. Как выяснилось, Белоглавка болела сифилисом. Скольких военнослужащих она заразила, кроме Митько, она не помнит, так как их фамилий не знает.

Полный список и соцдемографические данные на военнослужащих, больных сифилисом и гонореей, прилагается.

В целях предупреждения распространения вензаболеваний проведены следующие мероприятия:

1. Во всех частях, подразделениях политработниками и санинструкторами проведены беседы и лекции на тему: «Венерическая болезнь — длительная, тяжелая болезнь, крепко отражающаяся на здоровье человека». Выпущены санбюллетени: «Личная гигиена — залог здоровья человека» и «Как уберечь себя от венерических заболеваний».

2. Всем зараженным женщинам — военнослужащим, вольнонаемным, репатрианткам и гражданским немкам — выдаются справки о болезни (на русском и немецком языках).

3. Все заболевшие военнослужащие заполняют подписку следующего содержания: «Я, нижепоименованный (звание, фамилия, имя, отчество), даю настоящую подписку, что мне известно мое венерическое заболевание, его опасность для окружающих, и, в связи с этим, обязуюсь выполнять правила лечения и поведения в обществе и, в частности, в отношении половой жизни. Наказуемость по ст. 150 УК за заражение венерической болезнью другого лица мне известна».

4. Всем больным, прошедшим в венгоспитале или МСБ лечение по поводу сифилиса, выдается справка «С», в которой указывается основной курс лечения, а также даются обязательные четкие предписания по срокам проведения повторных курсов и применения необходимых препаратов (сальварсан, висмут, ртуть, осарсол). Контроль за лечением с фиксированной отметкой об их проведении в справке осуществляют фельдшера.

Сообщаю о тревожном факте: некоторые военнослужащие, зная о своей болезни и боясь огласки о наличии у них вензаболевания, нередко занимаются самолечением, пользуясь советами неграмотных людей, тем самым усугубляют болезнь. Хуже того, обращаются за медицинской помощью на стороне. Так, несмотря на запрещение лечения немецкими врачами военнослужащих Красной Армии, в гор. Наумбург врач Франк занимается частной практикой, за вознаграждение продуктами анонимно проводит нашим военнослужащим лечение гонореи. В этом ему активно помогает русский врач Коник, бывший в плену. Однако лечащиеся у него офицеры и бойцы нашей дивизии не получают надлежащей помощи из-за отсутствия у него необходимых медикаментов и подвергаются старым варварским методам лечения, не изолируются и уходят из нашего поля зрения.

ДОНЕСЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ОКР «СМЕРШ» 425 СД

Сов. секретно.

Военному Прокурору ГСОВГ.

Копия: Военному Прокурору 71 армии.

Сообщаю о тревожных фактах убийств немцами военнослужащих Красной Армии.

13 июня с.г. в лесу около шоссейной дороги в районе дер. Коперниц обнаружены два трупа красноармейцев, у обоих перерезано горло, при них не было никакого оружия и документов, удостоверяющих личность, сняты сапоги и вывернуты карманы.

14 июня с.г. в 14.00 часовые рядовые Ахрименко и Бровченко заметили двух неизвестных граждан, которые двигались по направлению к посту. Часовой Ахрименко остановил их и стал проверять документы, часовой Бровченко в это время только подходил к ним.

Внезапно один из проверяемых немцев вынул пистолет и двумя выстрелами в упор в грудь убил часового Ахрименко, и немцы разбежались в разные стороны. По убегавшим часовой Бровченко сделал несколько выстрелов, но им удалось скрыться.

Была поднята тревога, немедленно организован поиск и немцы были окружены. Видя явную гибель, один из немцев застрелился, при нем обнаружен пистолет и документы, а другому удалось скрыться. Розыск его продолжается.

Донесение Штарму представлено шифром.

Отделом контрразведки «Смерш» также установлено, что в районе расположения дивизии действует юношеско-подростковая террористическая группа, целью которой является убийство военнослужащих Красной Армии. 18 июня с.г. ими убиты сержант Семенов и красноармеец Смушко, а 15.06 — красноармеец Гнатенко.

Проведенными оперативными мероприятиями на одной из явочных квартир арестовано 4 молодых людей в возрасте 13–16 лет. При обыске на квартире обнаружены пистолеты, ножи, кастеты, фаустпатроны и фашистские листовки с призывами организовывать террористические акты и убийства.

Все они активные члены «Гитлер-Югенда». Судя по обнаруженным фаустпатронам, подростки были призваны в армию в конце апреля с.г. и служили в качестве фольксштурмистов, а после окончания военных действий вошли в одну из подпольных организаций, которые были в конце войны созданы в недрах германской разведки по плану Гиммлера, Кальтенбруннера и Лея для проведения на территории Германии малой войны, так называемый «Клайн криг».

Как показали задержанные, они представляют первичную ячейку «Werwolf» («Оборотень»), сообщили, что таких, как они, по всей Германии много, но структура организации такова, что они знают только своего «фауманна» — доверенного человека, — и с другими членами не сообщаются.

Боевым призывом их является: «Schlag tot, schlag tot, schlag alle tot!» («Убивай их, убивай их, убивай их всех!»).

Состав ячейки: командир — Клаус Шульц, 16 лет, и трое боевиков, среди которых одна девушка — Клара Фогель, 16 лет, старшая сестра террориста Зигфрида Фогеля, 14 лет, и Готфрид Буш, 13 лет.

При медицинском осмотре у Клары Фогель на внутренней поверхности ляжек вблизи промежности обнаружены татуировки темно-синего цвета: на левой «Führer, folge Dir bis ins grab!» («Фюрер, я твоя до гроба!»), на правой — «Deutchland über alles!» («Германия превыше всего!»); у остальных членов группы на груди— «Heil Hitler!» («Да здравствует Гитлер!»), на правом плече — девиз организации «Heil wolf!» («Привет, волк!») с восклицательными знаками на концах.

Они сразу признались, что убили не только этих троих военнослужащих, но похвалялись значительно большим числом. Наиболее агрессивный из всех подросток Готфрид Буш, у которого на Восточном фронте погибли отец и старший брат, на допросе заявил: «Я ненавижу всех русских. Я дал присягу фюреру и пока жив, буду вас убивать».

Сотрудниками ОКР «Смерш» проводится дальнейшая их разработка.

Секретное донесение направлено Комиссару Госбезопасности генералу Серову.

Подполковник Полозов.

 

47. В корпусном резерве

Берлинские пригороды почти не пострадали. В одном из таких целехоньких пригородов, в Карове, размещался офицерский резерв корпуса, куда я направился согласно приказу. По дороге — пешим ходом до него было не более получаса — вдоль шоссе с правой и левой сторон стояли одна роскошнее другой виллы, богатые особняки, увитые плющом, огромные каменные дома с колоннами, старыми липами и зелеными лужайками, за ними виднелись одно- или двухэтажные уютные домики с островерхими крышами, крытые черепицей, утопавшие в пышной листве уже отцветающих садов.

Штаб располагался в одном из таких красивых двухэтажных особняков. Мне даже не пришлось его долго разыскивать, из палисадника рядом с домом доносилось бренчание, хохот и русская речь: на скамеечке сидел полупьяный лейтенант и ожесточенно дергал струны балалайки. Несколько офицеров, таких же бедолаг, как и я, которые по разным причинам были выведены за штат и откомандированы в резерв корпуса, кантовались здесь в ожидании назначения, стояли рядом. Увидев меня, лейтенант приветствовал пополнение язвительной частушкой:

Не ответив и ничем не выдав — даже мускулы лица не дрогнули — своей реакции на такое обращение, я пружинистым шагом одолел несколько ступенек крыльца, открыл массивную входную дверь и по винтовой лестнице, вдоль которой на стенах висели разного размера оленьи рога, головы животных, как я сразу сообразил — охотничьи трофеи бывшего владельца, — поднялся на второй этаж. Здесь в одной из комнат за массивным письменным столом из красного дерева с резными ножками сидел майор и что-то писал. На столе были разбросаны бумаги и стоял огромный бронзовый орел, а за спиной майора на стене висела внушительных размеров картина. На ней был изображен пожилой, напыщенный мужчина, с торчащими в разные стороны усами, высокомерным холодным взглядом, направленным прямо на меня, в темной одежде и меховой шапке, в правой руке он держал дорогую палку, а левая — властно сжимала перчатку.

Набрав побольше воздуха в грудь, оправив гимнастерку, я шагнул в комнату и четко, громко доложил:

— Товарищ майор! Старший лейтенант Федотов! Прибыл в ваше распоряжение!

Не поднимая головы и не отрываясь от бумаг, майор рявкнул:

— Выкинштейн!

— Старший лейтенант Федотов… — уже негромко проговорил я, поправляя его, решив, что он что-то напутал с фамилией.

— Вижу — не слепой! — взяв мои документы, сухо заметил майор. — Если бы ты прибыл из госпиталя или из училища, или из ОПРОСа, ты был бы для меня Федотовым. Даже если бы ты вернулся из штрафного или штурмового батальона, кровью искупив свою вину перед Родиной, — подчеркнул он, — ты был бы для меня Федотовым. Но ты откомандирован из дивизии, где провел два года и оказался никому не нужен! Командир отдельной разведроты, которого не оставили даже Ванькой-взводным в стрелковом полку! Тебя выкинули из дивизии, как мусор, — он сделал презрительный жест правой рукой, — понимаешь, выкинули! — с чувством неприязни выкрикнул он. — И для меня ты — выкинштейн! Другого названия для тебя нет.

Он ко мне обращался на «ты», сразу дав понять, что никакого уважения как к боевому офицеру не испытывает.

— Виноват, товарищ майор!

— Что ты конкретно натворил? За что тебя выкинули?

— Алкогольное отравление в роте со смертельным исходом… Но я не был виноват…

Опустив голову, я замолчал. Что я мог ему еще сказать?.. Все было правильно, меня действительно откомандировали из дивизии, с которой самым тесным образом были связаны без малого два года моей фронтовой и офицерской жизни, меня откомандировали из дивизии, где до позавчерашнего дня из семисот, примерно, офицеров я был или считался одним из лучших (недаром же армейская газета писала обо мне, всего лишь младшем офицере — «краса и гордость соединения»), и фамилия моя была увековечена в истории: она дважды упоминалась в журнале боевых действий дивизии.

С улицы доносились голоса, смех, подбадривающие веселые подначки. Лейтенант продолжал наяривать на балалайке и выкрикивать слова озорной частушки:

Меня как током ударило и болью отозвалось в душе: частушку эту я слышал от Лисенкова. Вспомнился его хрипловатый голос и в мыслях промелькнуло ее продолжение «…и ему отдалась до последнего…».

Майор, морщась, поднимается из-за стола, подходит к окну и, перегнувшись через подоконник, командует:

— Отставить!.. Сейчас же прекратить! Ты, Тамбовцев, долго будешь позорить советское офицерство?.. Прекратить немедленно!!! Немцев бы постыдился! У меня здесь нет гауптвахты, но я найду, куда тебя упрятать!

Балалайка умолкает, майор поворачивается ко мне и говорит:

— Помнишь, песню пели: «…и на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом…», а этот — хулиганские матерщинные частушки… — затем приказывает: — Иди и отбери у него балалайку!

Я спускаюсь вниз, Тамбовцев сидит на ступеньках крыльца. Полный решимости, я протягиваю руку, чтобы взять балалайку, но он неожиданно сам, грустно улыбаясь, послушно отдает ее.

Вернувшись с балалайкой к майору, получаю унизительное для себя поручение:

— И выкинь этого фашиста отсюда!

Я сразу понял, что это относится к картине, но почему это не могли сделать раньше, так и не уяснил для себя.

…Зачем я все это затем?.. Картина оказалась на удивление невероятно тяжелой. Тонкий витой шнур, на котором она держалась, был в несколько оборотов намотан на крюк. Я весь вспотел, пытаясь ее снять, пока не сообразил перерезать шнур перочинным ножом. Картину вечность, наверно, не вытирали и, как только она оказалась у меня в руках и наклонилась, сверху полетели хлопья пыли. Майор отошел к открытому окну и оттуда молча наблюдал за моими действиями, даже не сделав попытки помочь.

Картина в толстой золоченой раме, шириной более метра и высотой около двух, весила не менее трех пудов, и держать ее на весу было крайне неудобно, но это было еще ничего. С горем пополам я снял ее со стены и с трудом доволок до проема винтовой лестницы. Теперь ее предстояло по узеньким ступенькам спустить на первый этаж в одну из комнат-кладовок, забитую мебелью, свернутыми коврами, люстрами и зеркалами, которые, по-видимому, стащили сюда из всех комнат особняка.

Медленно, с осторожностью, задом, придерживая картину руками, плечами, головой, я начал спускаться вниз. Но как я ни старался, пройдя уже половину лестницы, картина все-таки зацепилась верхом за кабанью голову. От неожиданности я потерял равновесие и полетел вниз, больно ударившись спиной, причем угол тяжеленной картины угодил мне в пах, долбанув так чувствительно, что, не сдержавшись, я вскрикнул от боли.

Проклиная все на свете, я выволок злосчастную картину на крыльцо и поставил с правой стороны под окном. Руки и гимнастерка у меня были запачканы, надо было срочно умыться и почиститься. Боль в спине и паху буквально сгибала меня.

В этот самый момент, стуча деревянными сандалетами- танкетками, надетыми на босу ногу, из-за угла вывернула старая, лет пятидесяти, немка в кудряшках и с ведерком в руке. Увидев картину, она, всплеснув руками, громко запричитала:

— Что вы делаете? Это мой дедушка! Зачем вы его взяли? Это мой дедушка! — повторяла она. — Чем он вам помешал? Отдайте мне моего дорогого дедушку!

Так я и знал! Этот неприятный тип оказался ее дедушкой.

Она так пронзительно верещала, что на крики собрались офицеры. Откуда-то появился капитан, бросив беглый взгляд на картину, он подошел к ней почти вплотную, хмурясь, молча, долго и внимательно ее рассматривал, покусывая мундштук папиросы, которую то и дело перегонял из одного угла рта в другой. Спустя минут десять на его широкоскулом лице появилось удивление, а и без того узкие глаза превратились в щелочки. Сдвинув на затылок фуражку и выпустив струйки дыма ноздрями, он вдруг улыбнулся и воскликнул:

— Послушайте! Да ведь это старинная картина! Шедевр!

Ну и ну!.. — подумал я. — Вот так фриц! Вот так дорогой дедушка! Он еще и знаменит! Век живи, век учись, дураком помрешь. Что лично я умру дураком, в такие вот минуты я нисколько не сомневался.

А вечером, на построении, майор, обращаясь к капитану, предупреждает:

— Если они нажрутся, будешь отвечать! Если кто им поднесет, не обижайтесь! — и строго оглядел строй офицеров.

— Да у нас у самих, товарищ майор, ничего нет, понюхать даже нечего…

— У вас нет, а свинья грязь всегда найдет! — выразительно глядя на меня, убежденно сказал майор, — и понюхает и выжрет!

…Как выяснилось впоследствии, капитан, до войны окончивший учительский институт, оказался прав: приехавший из Берлина специалист подтвердил, что «картина особо ценная и по ряду признаков принадлежит кисти голландского художника», как мне запомнилось, с какой-то трудной невыговариваемой фамилией, не то Ребрада, не то Робенса.

…Спустя десятилетия, когда мой школьный друг и известный художник повел меня в Москве на выставку шедевров Дрезденской галереи, спасенных Красной Армией в сорок пятом году, я неожиданно увидел «знакомого дедушку» и тогда узнал, что она принадлежит кисти голландского художника Гольбейна…

Через два дня меня вызвал майор, был он в этот раз как-то миролюбиво и даже по-отечески настроен, взглянув на меня и не отреагировав на приветствие, с горечью сказал:

— Эх, ты, дурья твоя башка, так испортил себе биографию, из боевого офицера чуть не стал выкинштейном! — Сделав паузу, добавил: — Пришло распоряжение откомандировать тебя в армейский пересыльно-фильтрационный лагерь для репатриантов в полное распоряжение капитана Малышева.

Я с облегчением вздохнул: Астапыч меня не кинул и не забыл…

 

48. Репатриация

Для возвращения на Родину военнопленных, гражданских лиц, насильно угнанных в рабство с оккупированных врагом территорий, беженцев, переселенцев в октябре 1944 г. при правительстве СССР было создано Центральное Управление по делам репатриации во главе с Уполномоченным СНК СССР.

Группы представителей Уполномоченного СНК СССР находились во всех европейских странах (за исключением Испании и Португалии), в Египте, Иране и США.

Отделы репатриации были учреждены при СНК РСФСР, Украины, Белоруссии, Молдавии, Эстонии, Латвии, Литвы, а также при областных и районных исполкомах, территория которых подвергалась вражеской оккупации, и при всех действующих фронтах.

Заграничные группы и фронтовые отделы репатриации занимались выявлением, материальным и медико-санитарным обслуживанием, а также перевозкой репатриируемых на Родину.

В обязанности республиканских отделов репатриации и приемно-распределительных пунктов входило бытовое и трудовое устройство советских граждан, вернувшихся в места прежнего жительства.

Одновременно с работой по возвращению в СССР советских граждан правительство в январе 1945 г. возложило на органы репатриации обязанность собирать и отправлять на родину освобожденных Красной Армией из фашистской неволи граждан союзных и нейтральных государств.

Для осуществления поэтапной репатриации на территории Германии были организованы 249 приемно-распределительных сборных пунктов и транзитных лагерей.

Люди всех национальностей были в разные годы вывезены и угнаны немцами из Советского Союза и стран Европы на работу в Германию, число их к концу войны достигало 12 миллионов: 8 миллионов были заняты в сельском хозяйстве и 4 миллиона — в промышленности.

На территории Германии находилось к концу войны более 6 миллионов только советских граждан. Это были: угнанные с оккупированных территорий в рабство и вывезенные на работы в рейх мужчины и женщины, рабочие и крестьяне, главным образом из числа молодежи в возрасте 16–35 лет, оставшиеся в живых военнопленные, и те, кто ушел добровольно из Советского Союза с немцами при их отступлении.

Сотни тысяч, не ожидая помощи союзников, двигаясь самостоятельно, в конце мая оказались перед советскими частями. Через демаркационную линию и погранпосты шла передача союзниками советских граждан.

…По всей Германии нескончаемый поток людей всех национальностей.

Вдоль дорог на столбах надписи на русском, английском, французском и немецком языках с указующей стрелкой: «На сборный пункт советских и иностранных граждан».

…Беженцы, бредущие из неволи: грязные лица, замызганная одежда, босые, они были одинаковы, как серые тени, без возраста и имен.

…Женщины с натянутыми по глаза платками с грязными молчаливыми детишками (в толпе не было слышно детского плача) катят какие-то повозочки с тряпьем и самоваром.

…Мужчины с хмурыми лицами и «сидорами».

…Молодые репатриантки с чемоданами и узелками.

…Эшелоны с освобожденными из лагерей прибывают на железнодорожные станции. На вагонах, украшенных завядшими зелеными ветками, транспаранты: «Домой, на Родину!» и «Здравствуй, Родина-мать!»

Миллионы людей после освобождения из плена и немецкого рабства захотели немедленно вернуться на Родину.

Из всеми проклятой Германии началось великое перемещение народов.

По сообщению Уполномоченного Совета Народных Комиссаров СССР по делам репатриации генерал-полковника Ф.И. Голикова от 7 сентября 1945 года из общего числа репатриированных были освобождены Красной Армией 2 886 157 человек, 2 272 000 советских и «приравненных» к ним граждан переданы советским властям англичанами и американцами с территорий, освобожденных союзными армиями, в том числе 1 855 910 человек были переданы непосредственно через линию соприкосновения советских войск с армиями союзников.

Фронтовое командование Красной Армии и органы репатриации при фронтах проделали огромную, беспрецедентную, никогда ранее не осуществляемую ни одним государством в мире работу по приему, устройству, обеспечению, лечению и перевозке советских репатриантов после их освобождения на Родину.

К началу 1948 года в лагерях западных зон Германии еще оставалось более трехсот тысяч советских граждан. Вместо ускоренной добровольной репатриации в лагерях союзников проводилась широкая кампания по вербовке перемещенных лиц, расселению их вдали от родины, активно распространялись антисоветские и антирепатриационные листовки.

Официально репатриация была завершена к 1 января 1953 г.: в Советский Союз возвратились 5 457 856 советских граждан. К тому же времени были репатриированы 4 059 736 иностранных граждан и военнопленных фашистской Германии, освобожденных Красной Армией и находившихся в советских фильтрационных лагерях.

Все расходы, связанные с репатриацией, Советское правительство приняло на себя, они составили 2 328 456 200 рублей.

Число советских граждан, подлежавших репатриации и не вернувшихся в СССР после войны, составило свыше четырехсот тысяч человек. Никто из граждан других стран не проявил такого нежелания возвращаться на родину, как советские граждане.

ИЗ ПРИКАЗА НАЧАЛЬНИКА ТЫЛА КРАСНОЙ АРМИИ

20.05.45 г.

Во исполнение Постановления ГКО от 4 ноября 1944 г. и Совета Народных Комиссаров СССР от 6 января 1945 г. устанавливается следующий порядок в деле организации приема, материального обеспечения и перевозок бывших военнопленных и советских граждан:

1. Освобождаемых советскими войсками граждан СССР:

— бывших военнослужащих Красной Армии, находившихся во вражеском тылу, направлять в армейские сборно-пересыльные пункты действующих фронтов.

После проверки установленным порядком:

— лиц, не вызывающих подозрений, передавать в армейские и фронтовые запасные части;

— служивших в немецкой армии и в специальных строевых немецких формированиях, полицейских и других лиц, вызывающих подозрение, немедленно направлять в спецлагеря НКВД.

2. Освобождаемых советскими войсками граждан из числа невоеннослужащих направлять во фронтовые сборно-пересыльные пункты или пограничные проверочно-фильтрационные пункты НКВД СССР, откуда после проверки:

— военнообязанных призывных возрастов, не вызывающих подозрения и признанных годными к строевой службе в Красной Армии, передавать во фронтовые запасные части и запасные части военных округов;

— военнообязанных, не годных к военной службе, а также лиц непризывных возрастов и женщин после соответствующей проверки направлять в места их постоянного жительства, запретив направление в города Москву, Ленинград и Киев;

— жителей пограничных областей СССР отправлять в места их постоянного жительства только через проверочно-фильтрационные пункты НКВД;

— детей, потерявших родителей, — в детские приемники-распределители НКВД СССР, детские ясли и детские дома, организованные Наркомздравами и Наркомпросами союзных республик.

3. Организацию первоначального сбора, учет советских граждан и бывших военнопленных, освобождаемых частями Красной Армии, проводят начальники отделов репатриации фронтов, а доставку их на армейские и фронтовые сборно-пересыльные пункты и материальное обеспечение организуют начальники тыла фронта.

4. Обязать Военные Советы обеспечить должный порядок на приемно-передаточных пунктах и в лагерях репатриируемых, для чего выделить достаточное количество офицерского состава из резерва и политаппарата.

ИЗ ПОСТАНОВЛЕНИЯ ВОЕННОГО СОВЕТА 1-го БЕЛОРУССКОГО ФРОНТА

22.05.45 г.

В соответствии с Постановлением СНК СССР, Директивы Ставки № 11086 и приказа Начальника Тыла Красной Армии:

1. Организовать отделы по делам репатриации при Начальниках Тылов армий.

2. На отделы репатриации возложить обязанности:

а) прием бывших военнослужащих Красной Армии и советских граждан в пересыльных пунктах и армейских лагерях;

б) контроль за устройством и материальным обеспечением лагерей;

в) контроль за эвакуацией от приемно-пересыльных пунктов до армейских лагерей;

г) организация и контроль за ведением учета контингента и подготовкой его к передаче фронтовым лагерям.

3. Начальникам Тыла армий:

а) организовать 10 лагерей на 10 000 человек каждый, места для их расквартирования подобрать вне черты или на окраине городов;

б) обеспечить лагеря оборудованием, хозяйственным имуществом, медикаментами, продовольствием, транспортом;

в) с 25 мая с.г. начать прием военнопленных и освобожденных союзниками из лагерей советских граждан.

4. Начальникам штабов армий:

а) укомплектовать обслуживание сборно-пересыльных пунктов и транзитных лагерей офицерским, сержантским и рядовым составом из резерва и числа ограниченно годных по штату № 03/503;

б) для охраны лагерей сформировать стрелковые роты численностью 150 человек по штату № 23/913 литера «Б».

5. Интендантам армий:

а) обеспечить в лагерях 10-дневный запас продовольствия;

б) из числа вещевого имущества, бывшего в употреблении, выделить запасы белья на весь состав и дополнительно по 2,5 тысячи комплектов обмундирования на лагерь (в т. ч. детского и женского — 520 комплектов).

6. Проверку бывших советских военнопленных и освобожденных граждан советского подданства возложить:

а) бывших военнослужащих Красной Армии — на органы контрразведки «Смерш»;

б) гражданских лиц — на проверочные комиссии представителями НКВД и НКГБ.

Член Военного Совета

генерал-лейтенант Телегин.

ДИРЕКТИВНОЕ УКАЗАНИЕ НАЧАЛЬНИКА ОТДЕЛА ПО ДЕЛАМ РЕПАТРИАЦИИ ПРИ ВС 1-го БФ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА БЕЛОВА

28.05.45 г.

В целях быстрейшей проверки возвращающихся на Родину репатриируемых граждан сообщаю для руководства и неуклонного исполнения распоряжение Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации генерал-полковника Голикова:

1. На всех поступающих во фронтовые и армейские лагеря и на сборно-пересыльные пункты репатриируемых военнопленных и граждан СССР обязательно заполнять карточки персонального учета и высылать их в отдел регистрации и учета при Управлении Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации.

2. Обязать проверочно-фильтрационные комиссии НКВД и НКГБ при лагерях и фронтовых сборных пунктах и органы «Смерш» обеспечивать проведение регистрации в срок не более 10 дней, после чего всех гражданских лиц направлять к месту их постоянного жительства, а военнослужащих — в запасные части НКО. Не прошедших указанную регистрацию из лагерей НЕ ОТПРАВЛЯТЬ.

3. Всем освобожденным из фашистской неволи военнопленным и гражданам СССР, находящимся на сборно-пересыльных пунктах и лагерях, разрешается посылка писем родственникам и знакомым на общих основаниях.

4. Всех репатриируемых граждан при отправке снабжать удостоверениями, выданными представителями проверочно-фильтрационных комиссий НКВД, на право получения документов по месту жительства, документами на бесплатный проезд и бесплатный провоз багажа до пункта назначения и продовольствием на время пути следования.

5. Обязать органы НКВД и НКГБ проводить последующую проверку в местах расселения репатриируемых советских граждан, а органы «Смерш» — в запасных частях.

6. Освобожденных из плена военнослужащих и военнообязанных не демобилизуемых возрастов с явными физическими недостатками (отсутствие руки, ноги, ступни, кисти и т. д.), признанные военно-врачебными комиссиями негодными к военной службе, исключать с воинского учета, не задерживать в лагерях, отправлять по месту жительства. Эти лица будут проходить проверку органами НКВД и НКГБ по месту жительства.

7. Дела офицеров, возбудивших ходатайства о возвращении наград, полученных ими за боевые действия до пленения, будут решаться в каждом отдельном случае после тщательной проверки и с санкции Военных Советов.

ИЗ ПРИКАЗА КОМАНДУЮЩЕГО 71 АРМИЕЙ

30.05.45 г.

В связи с большим потоком гражданских лиц, подлежащих репатриации, бывших военнослужащих Красной Армии и освобожденных из лагерей советских граждан для последующей их репатриации на Родину в соответствии с Постановлением Военного Совета и Указанием Начальника отдела по делам репатриации при Военном Совете 1-го Белорусского фронта:

1. Дополнительно организовать два транзитных лагеря с пропускной способностью по 10 000 человек.

2. Организацию и руководство пересыльно-фильтрационным транзитным лагерем № 207 возложить на полковника Быченкова, лагерем № 210 — на подполковника Прохорова.

3. На сборно-пересыльных пунктах осуществлять сбор, прием и регистрацию людей, пришедших или освобожденных из неволи вне лагерей, и доставку их транспортом в транзитные лагеря.

4. Начальнику тыла срочно провести комплектование штата сборно-пересыльных пунктов и транзитных лагерей за счет офицерского резерва 136 стрелкового корпуса, сержантского и рядового состава из числа ограниченно годных.

5. В транзитных лагерях контингент содержать отдельными группами по их государственной принадлежности, не допуская совместного размещения подданных различных союзных государств, особенно советских граждан с иностранцами.

5. После регистрации на время прохождения проверки и до отправки на родину не допускать свободного выхода репатриантов со сборных пунктов и территории лагерей.

Генерал-полковник Смирнов.

УКАЗАНИЕ НАЧАЛЬНИКА ОТДЕЛА ПО ДЕЛАМ РЕПАТРИАЦИИ ПРИ ВС 71 АРМИИ ПОДПОЛКОВНИКА САВИНА

Комендантам лагерей Начальникам сборно-пересыльных пунктов.

02.06.45 г.

Сообщаю для строгого руководства Указанием Зам. Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации генерал-лейтенанта тов. Голубева:

1. Начать репатриацию на родину только граждан советского подданства, оказавшихся за рубежом в результате Отечественной войны 1941-45 гг.

2. До особого распоряжения лиц, не имеющих советского гражданства, не репатриировать.

3. Репатриация иностранцев будет проходить по другим каналам и другим инстанциям.

Обращаю внимание комендантов лагерей и начальников сборно-пересыльных пунктов, чтобы впредь занимались только выполнением поставленной перед ними Правительством задачи.

За отправку в СССР лиц, не имеющих советского гражданства, коменданты лагерей и начальники сборно-пересыльных пунктов будут нести строжайшую личную ответственность.

ИЗ ПРИКАЗА КОМАНДУЮЩЕГО 71 АРМИЕЙ

В связи с категорическим запретом на репатриацию, перемещение и передачу немцев союзникам в последнее время участились случаи, когда немецкие граждане пытаются нелегально перейти демаркационную линию на сторону союзников, предлагая нашим бойцам, сержантам и офицерам, несущим службу погранохраны, различное вознаграждение за беспрепятственный пропуск в Западную зону.

Так, на одной из застав 425 сд красноармейцем Васильевым, находившимся в секрете, были замечены трое неизвестных — мужчина, женщина и девушка, — пытавшиеся кустарником незаметно перейти в американскую зону.

Когда Васильев их окликнул, они попытались скрыться, но были им остановлены. Тогда глава семейства, оказавшийся немецким коммерсантом Лео Эренхаузом, предложил Васильеву швейцарские ручные часы, золотое кольцо и женский золотой браслет, а затем также предложил вступить в половую связь с его женой, Амалией Эренхауз, 42 лет, или с дочерью Кристиной, 21 года, с тем, чтобы Васильев пропустил их всех через демаркационную линию в гор. Бремен. Соблазняя Васильева, Амалия Эренхауз начала раздеваться.

Красноармеец Васильев предложенное вознаграждение не принял, от половой связи с немецкими женщинами уклонился и всех троих задержал. В саквояже у коммерсанта Лео Эренхауза было обнаружено золотых изделий 2148 грамм, частично с бриллиантами.

ПРИКАЗЫВАЮ:

За добросовестное выполнение своего воинского долга и проявленную бдительность красноармейца Васильева наградить медалью «За боевые заслуги».

Генерал-полковник Смирнов.

ДОНЕСЕНИЕ КОМЕНДАНТА ЛАГЕРЯ № 207 ПОЛКОВНИКА БЫЧЕНКОВА

Командующему 71 армией.

03.06.45 г.

Вашим приказом от 30 мая с.г. мне была поставлена задача в двухсуточный срок развернуть лагерь для приема репатриируемых бывших советских военнопленных и гражданских лиц в количестве 10 000 человек.

Поставленная задача личным составом лагеря в указанный срок выполнена.

Репатрианты поступают в лагерь со сборно-пересыльного армейского пункта, военнопленных в эшелонах доставляют на ж.д. станцию в 18 километрах от лагеря. Из-за недостатка транспорта на станции скопилось около 2000 человек, не доставленных в лагерь.

Кроме того, 1–3 июня представителями союзного командования было передано и поступило в лагерь 38 974 человека, т. е. почти в четыре раза больше, чем было указано, и среди них 2768 детей.

Ввиду того, что количество репатриантов доходит до 40 тысяч, имеющийся в наличии штат не в состоянии всесторонне и своевременно в указанные сроки обслужить репатриантов и подготовить их к отправке в Советский Союз.

Прошу Вашего приказания о прикомандировании к пересыльному лагерю № 207 дополнительно сто человек рядового и сержантского состава и двадцати офицеров для обслуживания репатриантов и охраны лагеря.

ДОНЕСЕНИЕ ВОЕННОГО КОМЕНДАНТА г. ТЕМПЛИН

Начальнику отдела по репатриации при ВС 1-го БФ.

Доношу, что на территории г. Темплин задержаны 16 беспризорных советских детей в возрасте от 9 до 15 лет, прибывших разными путями из Советского Союза в Германию за трофеями и продуктами.

Дети из Калининской, Смоленской, Сталинской, Харьковской, Московской и других областей, из Белоруссии добирались в Германию разными путями, чаще всего скрытно в поездах (или под вагонами, на буферах), минуя пограничную и железнодорожную охрану.

Так, на ст. Каменец комендантским патрулем были сняты 12 несовершеннолетних ребят. Все дети были отправлены обратно в Советский Союз, но они, проехав 2–3 станции, разбежались.

У большинства из задержанных детей, с их слов, нет родителей или лиц их заменяющих.

На основании имеющихся указаний задержанные направлены начальнику опергруппы НКВД г. Темплина, который в приеме отказал и ответил, что они подлежат направлению в комендатуру по репатриации, но и там их не приняли, так как они не являются репатриантами.

Ввиду вышеизложенного прошу срочных указаний, куда направлять советских несовершеннолетних детей и подростков, нерепатриантов, не имеющих никаких документов, бродяжек, попрошаек, воришек и хулиганов.

Задержанные пока находятся в комендатуре. Список детей и подростков (фамилии и адреса указаны с их слов) прилагаю.

РАСПОРЯЖЕНИЕ ВОЕННОГО СОВЕТА ГСОВГ

За последнее время многими Военными Комендатурами задержано большое количество несовершеннолетних советских детей, приехавших из Советского Союза на территорию Германии в поисках трофеев, одежды, продуктов питания, причем большинство из них во время Отечественной войны потеряли своих родителей.

Проживая в городах и селах без всяких документов, они ведут бродячий образ жизни, организуются в мелкие группы-банды по 3–5 человек, хулиганят, занимаются кражами у местного населения, совершают налеты на магазины и пункты распределения пайков местному населению.

Военным Комендантам и их заместителям по политчасти:

1. Усилить контроль на железнодорожных станциях погранпатрулями по выявлению «зайцев», снимать их с проходящих поездов и отправлять обратно в Советский Союз в сопровождении и под охраной военнослужащих.

2. Принять срочные меры совместно с НКВД по задержанию беспризорных советских детей, оказавшихся на территории Германии.

3. Всех беспризорных детей и подростков собирать в отведенные при комендатурах спецдома, обеспечив нормальным питанием за счет трофеев и подсобных хозяйств, постельными принадлежностями, а также обувью и одеждой. Содержать под охраной и ежедневно с ними проводить воспитательную работу.

4. Эвакуацию в глубь Советской страны осуществлять по железной дороге группами под охраной команды военнослужащих и сдавать в детские приемники-распределители НКВД и детские дома.

5. О количестве задержанных и проведенной работе доносить Начальникам Военных Комендатур и отделы репатриации при Военных Советах армий.

Генерал-лейтенант Телегин.

 

49. Лагеря репатриантов

ДОНЕСЕНИЕ КОМЕНДАНТА ЛАГЕРЯ № 207 ПОЛКОВНИКА БЫЧЕНКОВА

05.06.45 г.

Военному Совету 71 армии.

Доношу, что передача союзниками репатриантов проводится скопом: отдельно списки с указанием числа передаваемых, отдельно в куче их документы, и в таком обезличенном состоянии они поступают в лагерь. Офицерам учетного отдела и проверочно-фильтрационной комиссии предстоит огромная работа по подготовке репатриантов к отправке на родину.

В партии переданных нам союзниками репатриантов: советские граждане, освобожденные войсками союзников и перешедшие демаркационную линию, военнопленные, среди них летчик Зайков П.А., взятый в плен немцами в 1943 г. (его самолет был сбит, а он получил тяжелое ранение), находившиеся в очень тяжелых условиях в английском лагере в гор. Нойштадт (провинция Гольштейн) в количестве до 12 000, в том числе много женщин и детей.

Из полученной от них информации английские власти, предоставив помещение, почти не предоставляли им питание. Раненые и больные помещались в госпиталь совместно с немецкими солдатами. Англичанами немцы были распущены по домам и теперь они избивают, раздевают до белья и убивают советских граждан: в окрестностях гор. Нойштадт только за последние дни обнаружены 15 убитых советских граждан.

Прошу Военный Совет принять через советскую комиссию по репатриации незамедлительные меры по улучшению положения советских граждан.

По показаниям прибывших советских военнопленных американскими войсками захвачен лагерь русских военнопленных Шталаг-II.

В архиве лагеря имеются списки изменников Родины, добровольно поступивших на службу в гестапо и в немецкие части, а также документальные материалы, характеризующие преступное отношение немцев к нашим военнопленным.

Они сообщили, что американцы содержат в этом лагере как обычных военнопленных бывшего коменданта и надзирателей лагеря, таких, как Ледер, который истязал пленных красноармейцев, поливая их зимой холодной водой, избивал до смерти, пытал. Им лично убито более 1000 человек советских военнопленных. Вместе с ним зверской жестокостью отличался унтер-офицер Ленце, также убивший несколько сот человек.

Капитаны гестапо Цулих и Пессьер, в числе прочих истязаний, виновны в том, что живыми закопали попавших в плен двух советских летчиков (у одного из летчиков была сломана нога).

Полученные сведения переданы в отдел контрразведки.

Прошу дополнительных разъяснений по поводу репатриации бывших военнопленных, так называемых «хильсфилинге», тех, кто добровольно поступал на службу в немецкую армию.

Помимо советских граждан, в транзитном лагере находятся американцы и 130 французских военнопленных, освобожденных Красной Армией в Восточной Пруссии. Среди них 40 человек коммунистов, которые в лагере создали партийное бюро коммунистической организации французских военнопленных. Они заявили, что хотят всячески укреплять советско-французскую дружбу и обратились с просьбой разрешить им выпуск антифашистских листовок с публикацией переводных статей из советских газет.

Кроме того, репатрианты-иностранцы, особенно из бывших военнопленных американцев и французов, обращаются к администрации лагеря с просьбой и даже требованием о предоставлении им женщин и выделении помещения для интимных встреч.

В лагере находятся несколько смешанных супружеских пар. Так, супружеская пара: голландец и галичанка. Поженились в немецкой неволе. Он — юный, медлительный, рыжий колосс, она — маленькая, чернявая, живая, грациозная. Говорят на чудовищной смеси голландского и украинского. Видимо, очень любят друг друга. Счастливы, что вырвались из фашистского рабства, но полны беспокойства: неужели им расставаться? Она готова ехать с ним в Гаагу, он с ней — в Коломыю.

Прошу дополнительно разъяснить, по какому принципу подлежат репатриации супружеские пары.

РАЗЪЯСНЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ОТДЕЛА ПО ДЕЛАМ РЕПАТРИАЦИИ ПРИ ВС 1-го БФ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА БЕЛОВА

07.06.45 г.

Коменданту лагеря № 207 полковнику Быченкову.

В соответствии с указаниями Управления по репатриации при СНК СССР разъясняю:

1. Лиц, служивших в войсках СС и выявленных самими военнопленными, незамедлительно передавать органам «Смерш».

2. Создавать в лагерях партийные бюро или комитеты, а также другие официальные организации не разрешается, созданные — распустить. Репатриантам разрешается проводить пропаганду о советско-французской дружбе среди военнопленных и интернированных, снабдив их соответствующей правильной литературой.

3. Радиоприемники, имеющиеся у репатриантов, могут быть использованы только для коллективного слушания радиопередач в общежитиях. Индивидуальное пользование не допускать и приемники отбирать.

4. Жениться репатриантам на гражданках СССР не разрешать, на своих соотечественниках — можно. Русских женщин, вышедших замуж за иностранцев, нельзя отправлять за границу, но не надо их передавать и в «Смерш», а направлять по месту своего жительства на Родину в установленном порядке, сообщая о них в органы НКВД и НКГБ.

5. О создании для иностранцев публичных домов или, по- европейски, борделей, в лагере не может быть и речи. Всем этим людям необходимо разъяснять, что в Советском Союзе проституции не было, нет и не будет, так как социальные корни этого зла после Октябрьской революции полностью обрублены. В дружеской доверительной беседе доведите до сведения всех репатриантов- иностранцев, что в ближайшее время они будут отправлены в свои страны, где в условиях капитализма в достатке публичных домов и продажной любви. А пока пусть потерпят и не ходят самовольно к немкам, среди которых, как свидетельствуют факты, немало зараженных венерическими болезнями.

6. Необходимо вести решительную борьбу с дезертирством репатриантов, ибо бегут преступники из-за боязни ответственности на Родине. Их надо ловить!

7. К недружелюбно настроенным к Советской власти репатриантам администрация должна применять корректные, но сильные противодействия.

Всякие выступления бузотеров с критикой питания разбивать веским аргументом: наша страна в результате четырехлетней войны переживает огромные трудности и лишения и, тем не менее, Советское Правительство сделало все возможное для создания нормальных условий пребывания иностранных репатриантов.

Другие вопросы, выдвинутые в Ваших письмах, также заслуживают внимания, но относятся они к компетенции Правительственных инстанций и Главного Управления по делам репатриации при СНК СССР и пока разрешены быть не могут.

В частности, по таким вопросам, как разрешение репатриантам карманных денег, оформление брака на территории Германии, прежде всего между разноподданными, и получение советского гражданства или выход из гражданства СССР, мы обратились с запросами в эти инстанции и по мере получения от них указаний и разъяснений Вы будете поставлены в известность.

ДОНЕСЕНИЕ ЗАМ. ПО ПОЛИТЧАСТИ КОМЕНДАНТА ЛАГЕРЯ № 226

Начальнику отдела по репатриации при ВС 71 армии.

Должен Вас информировать, что комендант лагеря № 226 подполковник Малинин в результате связи с репатрианткой и систематического пьянства встал на неправильный путь поведения офицера Красной Армии.

В мае с.г. за потерю бдительности, выразившуюся в незаконном приеме на работу и допуску к секретному делопроизводству непроверенной органами НКВД репатриантки, в отсутствии надлежащего руководства личным составом, в результате чего процветало мародерство, командующим армией генерал-полковником Смирновым ему был вынесен выговор и указано о неполном служебном соответствии.

Однако подполковник Малинин не извлек урока, не сделал никаких выводов и продолжает себя вести непотребным образом.

В своем кабинете на территории лагеря он открыто сожительствует с репатрианткой бельгийкой Зифридой Гансон, в течение 5 лет жившей в Германии.

В рабочее время Малинин устраивает попойки, в которых участвуют офицеры, его связной и переводчик, которые тоже сожительствуют с репатриантками.

На свои пирушки Малинин для развлечения приглашал бойцов из роты охраны, заставляя их петь и плясать перед гостями. Их пьяные выходки, нецензурную брань слышат и видят репатрианты, с которыми в это время в соседнем помещении работали дознаватели. Сами дознаватели, почти всегда пьяные, не гнушаются во время опросов применять рукоприкладство, если их не устраивают ответы репатриантов.

Разложившись полностью в морально-бытовом отношении сам, подполковник Малинин своим поведением разлагает и личный состав, не может должным образом контролировать и поддерживать порядок и дисциплину, и по своим аморальным действиям не может быть дальше терпим на должности коменданта лагеря.

Прошу для пользы дела, защиты перед репатриантами чести советского офицера немедленно решить вопрос об отстранении подполковника Малинина от занимаемой должности.

Подполковник Малинин женат, на родине у него жена Малинина Валентина Ивановна и двое детей 12 и 10 лет.

Подполковник Гришаев.

РАСПОРЯЖЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ОТДЕЛА ПО ДЕЛАМ РЕПАТРИАЦИИ ПРИ ВС 1-го БФ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА БЕЛОВА

10.06.45 г.

В первых числах июня с.г. делегация бельгийских парламентариев выезжала в Германию для ознакомления с положением бельгийцев, находящихся в советских транзитных лагерях.

При посещении нашего лагеря № 226 бельгийские офицеры рассказывали парламентариям самые невероятные вещи, в частности, об антисанитарном состоянии пищеблока и всего лагеря, о вшивости, о кражах личных вещей и разворовывании положенных по норме продуктов, о грубости и рукоприкладстве наших военнослужащих и т. д., тем самым иностранцы демонстративно выражали жалобы и недовольство на Советское государство.

Спустя три дня эти рассказы бельгийских репатриантов были со смаком и явной клеветнической тенденцией опубликованы в двух бельгийских газетах.

В ходе проведенной комиссионной проверки некоторые факты частично подтвердились, в связи с чем за допущенные недостатки и отдельные безобразия комендант лагеря № 226 подполковник Малинин освобожден от занимаемой должности и привлекается к партийной ответственности. Остальные виновные — всего семь человек — также строжайше наказаны и отстранены от дальнейшей работы по репатриации.

Тем не менее, обе публикации в бельгийских газетах носят явно антисоветский характер, их следует расценивать как организованную провокацию и потому необходимо дать им достойный и убедительный отпор.

Предлагаю всем комендантам лагерей и их заместителям по политчасти в двухдневный срок организовать сбор положительных и, по возможности, восторженных отзывов репатриантов- иностранцев об их пребывании в советских лагерях, в комендатурах и на сборно-пересыльных пунктах, и в письменном виде немедленно направить в отделы по делам репатриации при Военных Советах армий.

ДОНЕСЕНИЕ ЗАМ. ПО ПОЛИТЧАСТИ КОМЕНДАНТА ЛАГЕРЯ № 207

12.06.45 г.

Начальнику отдела по репатриации при ВС 71 армии.

Доношу, что для выполнения государственной задачи, определенной партией и правительством, по скорейшему проведению репатриации, в лагерь прибыли офицеры из состава 425-й стрелковой дивизии и офицерского резерва 136-го стрелкового корпуса. Весь офицерский состав распределен на должности, в политотделе проведен инструктаж, особое внимание уделено исключению всяких неуставных отношений, грубости при общении с репатриантами, вниканию и пониманию их проблем и немедленному их разрешению.

Согласно указанию совграждане и иностранцы содержатся в разных бараках и между ними исключены контакты.

Из-за огромного потока поступающих в лагерь репатриантов бараки с советскими гражданами переполнены, в каждом содержится более 400 человек, репатрианты привлекаются к уборке помещений и территории лагеря на добровольной основе.

В лагере введен строгий режим, во всех бараках установлено единое время подъема и отбоя, самовольный выход за территорию лагеря запрещен, прогулки два раза в день в сопровождении караульной роты.

Питание осуществляется по норме: хлеба — 500 гр., мяса — 43 гр., маргарина — 40 гр., крупы — 36 гр., сахара — 35 гр., картофеля — 300 гр. Дважды в день — горячее питание.

Одеждой репатрианты обеспечены, однако ощущается потребность в обуви, особенно в женской и детской, а также нательном белье.

Жизнь в лагере постепенно упорядочивается, и жалоб на содержание, питание или грубое к ним отношение со стороны совграждан и бывших военнопленных не поступало.

При опросе подавляющее большинство выразили горячее желание добровольной репатриации на родину в ближайшие сроки.

На собраниях, проведенных в бараках с совгражданами и бывшими военнопленными, многие выступили с горячей благодарностью Красной Армии и лично товарищу Сталину, которые спасли советских людей от немецкого гнета и теперь помогают вернуться на Родину.

Так, репатриант Яковлев сказал:

«Немцы на нас напали и во всем виноваты. Сейчас перед нами стоит историческая задача помочь снять с Германии и Гитлера подштанники и поставить их на четыре кости. Нас будут спрашивать обо всем: где служили, кем? Надо честно обо всем говорить. Чего мне бояться? Проверку я прошел и могу честно служить в Красной Армии, если меня призовут».

Репатриант Чурилин говорил о наболевшем и надеждах:

«Находясь в неволе в Германии, мы мечтали о том дне, когда Родина, за которую мы проливали кровь, не предали ее и не продали за кусочек хлеба и миску баланды в тяжелых условиях лагерного голода, издевательств и унижений, поможет нам. И этот день пришел. Я верю, что Родина за пережитые муки обеспечит нас всем, в чем мы нуждаемся. А мы должны своим поведением доказать свою преданность Родине, чтобы наши освободители — воины Красной Армии — были нами довольны».

Репатриант Валюков говорил о большом желании многих скорее попасть на Родину, в Советский Союз:

«Как хочется скорее поехать домой. Душа истосковалась по родной земле, по труду. Наконец мы вернемся домой и честно отдадим свой труд стране, добьемся высоких урожаев, высокой выработки на производстве, чтобы скорее залечить все раны, нанесенные нашей стране немцами».

Когда выступала 18-летняя девушка Билан, угнанная в Германию в 1942 году с Полтавщины, многие женщины плакали:

«Нас за людей не считали. Называли только «русские свиньи», да палками избивали до полусмерти. Многих русских и украинских девушек отправляли в публичный дом, в котором фрицы за две марки покупали 15 минут любви… Конвейер озверевшей солдатни… Мы хотим вернуться на любимую Родину, чтобы трудиться на ее благо. Скорее бы на батькивщину…»

Репатриант Сотников в своем выступлении не скрывал:

«Среди нас нашлись русские люди, которые при освобождении убежали с англичанами, боясь Красной Армии. Это люди, которые помогали немцам, продались фашистам. Но далеко они не уйдут, все равно они будут отвечать за свои преступления. Сейчас мы живем лагерной жизнью, которая нас избаловала, а в этом повинны мы сами. Мы должны организовать культурный отдых, выполнять требования коменданта лагеря, поддерживать чистоту и строго наказывать нарушителей порядка».

Больше всего репатриантов волнует один и тот же вопрос: когда они смогут выехать на Родину и как это будет происходить?

Были заданы и такие вопросы:

— Будет ли оказана помощь тем, у кого немцами уничтожены дома, разрушены хозяйства?

— Будут ли обмениваться немецкие деньги на русские?

— Как и где будут призывать в Красную Армию лиц призывного возраста?

Сотрудники политчасти проводят большую разъяснительную работу среди репатриантов.

Согласно распоряжению начальника отдела по репатриации фронта генерал-майора Белова также сообщаю о пребывании и качестве обслуживания иностранцев в транзитном лагере № 207.

От иностранцев жалоб на условия содержания и питания в лагере, мародерство и грубое к ним отношение со стороны персонала лагеря не поступало. Приезжавшие с проверкой представители американского и английского командования также не предъявили никаких претензий по содержанию американцев и англичан и привезли для них шоколад, консервы, масло, белый хлеб, сигареты. Драки из-за отъема еды возникали только среди иностранцев, и они быстро пресекались.

Привожу положительные отзывы иностранцев (записано военным переводчиком лейтенантом Карпиным).

Мл. лейтенант Роба, француз, сказал:

«От имени французских военнопленных, находившихся пять лет в тяжелом порабощении, выражаю огромную признательность Красной Армии, освободившей нас. Мы ценим все усилия русского командования на то, чтобы облегчить наше ожидание возвращения на родину. В лагере нам создали хорошие материальные условия, организованы развлечения — кино, — мы получили полную возможность выполнять религиозные обряды. Нет больше издевательств! Нет оскорблений и унижений, есть свобода!»

Швейцарец Иоганн Компф:

«Нас встретили друзья. Русские военные относятся к нам по- человечески, создали нам такие условия, что надежда наша на скорую отправку на родину уже не кажется несбыточной. Мы привели себя в порядок, одеты, обуты. В лагере даже есть парикмахер. Мы всем довольны, особенно добрым отношением к нам».

Полковник Бутенко.

РАЗЪЯСНЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ОТДЕЛА ПО ДЕЛАМ РЕПАТРИАЦИИ ПРИ ВС 71 АРМИИ ПОДПОЛКОВНИКА САВИНА

14.06.45 г.

Коменданту лагеря № 207 полковнику Быченкову.

Указание генерал-майора тов. Белова от 10 июня с.г. Вами понято не совсем правильно.

В присланном донесении Вы делаете упор на отзывы и выступления советских репатриантов и приводите всего два, хоть и положительных, устных высказывания иностранцев — их к делу не пришьешь, что ни в коей мере удовлетворить нас не может. Нам же нужны факты, зафиксированные в письменном виде, как-то: хорошие и восторженные отзывы от американцев, англичан, французов и других иностранцев, написанные собственноручно одиночками или целыми группами о том, как тепло, душевно их встречали, внимательно обслуживали и полностью обеспечивали всем необходимым без какого-либо обворовывания, антисанитарии и грубости.

Мероприятие следует провести без шума через переводчиков. Путем дружеских задушевных бесед организовать и оформить письменные отзывы персонально каждого репатрианта-иностранца или от группы в несколько человек.

Оригиналы собственноручно написанных восторженных и положительных отзывов иностранцев вместе с точными переводами немедленно направляйте в отдел. Отрицательные и нейтральные отзывы следует подшить в дело «Заявления и жалобы репатриантов».

ДОНЕСЕНИЕ ЗАМ. ПО ПОЛИТЧАСТИ КОМЕНДАНТА ЛАГЕРЯ № 236

Военному Совету 71 армии.

Доношу, что комендант транзитного лагеря № 236 полковник Терещенко в последние недели утратил облик советского офицера, морально разложился, систематически злоупотреблял служебным положением и вел себя совершенно безрассудно.

Так, в воскресенье 10 июня с.г., пятеро офицеров армии США во главе с полковником Дилоном, не имея положенных пропусков, на автомашине «додж» незаконно пересекли демаркационную линию и спустя несколько часов оказались у ворот лагеря репатриируемых № 236, якобы для ознакомления с условиями содержания американских военнопленных.

Полковник Терещенко, вместо того, чтобы немедленно доложить об этом по команде и получить необходимые указания или принять меры по задержанию и немедленному выдворению иностранцев вместе с машиной за демаркационную линию, самовольно допустил их на территорию лагеря, по собственной инициативе устроил пьянку, обнимался, целовался с ними, предлагал им женщин из числа репатрианток и немок местного населения, которые в количестве семи человек по его приказанию были доставлены в соседнее помещение и приведены «в состояние боевой готовности», то есть раздеты до нательного белья и выставлены напоказ. При этом полковник Терещенко принудительно поил американцев спиртом и французским коньяком, а затем, окончательно опьянев, принялся насильственно кормить сидевшего рядом с ним полковника Дилона, зажав его голову под мышкой, в результате чего вилкой проколол ему верхнюю губу.

За неделю до этого инцидента в лагере работала армейская проверочная комиссия, которая выявила массу нарушений в санитарном состоянии, питании и содержании в лагере как иностранцев, так и совграждан. Даже во время работы проверочной комиссии полковник Терещенко ежедневно напивался. На требования комиссии прекратить пьянство, навести порядок в лагере и в кратчайшие сроки устранить недостатки Терещенко дважды пытался осуществить рукоприкладство в отношении председателя комиссии полковника Северинова и других старших офицеров, членов комиссии, в связи с чем во втором случае его пришлось связать и запереть в кладовке.

Прошу Военный Совет армии решить вопрос об отстранении полковника Терещенко от занимаемой должности и привлечения его к партийной ответственности.

Полковник Еремин.

ДИРЕКТИВНОЕ УКАЗАНИЕ НАЧАЛЬНИКА ОТДЕЛА ПО ДЕЛАМ РЕПАТРИАЦИИ ПРИ ВС 1-го БФ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА БЕЛОВА

15.06.45 г.

В дополнение к директивному указанию от 28.5 с.г. сообщаю для неуклонного исполнения порядок отправки репатриантов иностранцев и советских граждан.

Всех репатриируемых подданных союзных нам стран — американцев, англичан, французов, бельгийцев, голландцев и норвежцев — следует отправлять только в пассажирских вагонах или в крытых автомашинах, оборудованных сиденьями, обеспечивая их на путь следования до места назначения питанием по «норме 2» приказа НКО № 312 от 22.9.41 г. с выдачей продаттестата и обязательной заменой негодной одежды и обуви за счет выделяемого специального фонда.

Репатриируемых советских граждан, за исключением беременных женщин, явных инвалидов и матерей с грудными детьми, следует отправлять на территорию СССР пешими колоннами с гужетранспортными поддержками или, если предоставляется возможность, в товарных вагонах (порожняке), обеспечивая на путь следования в обоих случаях питанием по «норме 4» указанного выше приказа, с заменой при необходимости крупы и овощей концентратами, а детям младшего возраста (до 5 лет) — молочными продуктами, белым хлебом, манной крупой и рисом.

Вторично строжайше предупреждаю: ни в коем случае не направлять репатриантов назначением непосредственно в Москву, Киев и Ленинград, куда въезд указанным лицам Правительством СССР запрещен.

ИЗ ПРИКАЗА НАЧАЛЬНИКА ШТАБА ГСОВГ ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИКА МАЛИНИНА

15.06.45 г.

Военный Совет и Органы Прокуратуры ГСОВГ располагают материалами о нарушениях Постановления Правительства по содержанию в советских фильтрационных лагерях и порядке репатриации как советских, так и иностранных граждан, в некоторых случаях граничащие с прямыми преступлениями отдельными лицами, а именно:

1. Незаконное изъятие у репатриантов в лагерях вещей и имущества, воровство личных вещей у них сопровождающими командами в пути следования.

2. Безответственное отношение комендантов лагерей к материальному обеспечению и бытовому устройству репатриируемых советских граждан с момента приема от союзников и до их отправки на Родину.

3. Отправка репатриантов, не прошедших проверки фильтрационных комиссий НКВД и не имеющих удостоверений.

4. Неполное обеспечение отправляемых репатриантов продовольствием на весь путь следования, в результате чего на этой почве были смертные случаи.

5. Разгрузка начальниками эшелонов и автоколонн репатриантов вне пунктов назначения, чем создаются дополнительные трудности в доставке репатриируемых на Родину.

Отмеченные нарушения свидетельствуют о недостаточном руководстве низовыми отделами репатриации армий и отсутствии должного порядка в лагерях и приемно-передаточных пунктах.

Вследствие этих причин Прокуратурой СССР издан приказ об организации прокурорского надзора за точным исполнением Постановления Правительства о репатриации советских граждан и привлечении к ответственности должностных лиц, допускающих незаконные действия.

Главнокомандующий Группой Советских Оккупационных Войск в Германии

ПРИКАЗАЛ:

1. Навести должный порядок в лагерях, приемно-передаточных пунктах и комендатурах в деле организации, приема, размещения, материального обеспечения репатриируемых советских граждан на всех этапах репатриации.

2. Упорядочить организацию перевозки репатриируемых по железной дороге и автотранспортом, строго охраняя интересы советских граждан как вновь обретших все права гражданства СССР в трудовой и политической жизни страны.

3. Пересмотреть состав обслуживающего состава лагерей, начальников эшелонов и команд сопровождения. Красноармейцев, сержантов, офицеров, замеченных в воровстве вещей репатриантов, пьянстве, попрошайничестве, немедленно и безжалостно отстранять от исполнения обязанностей, заменяя их людьми безупречного поведения, по возможности комсомольцами.

4. Комендантам лагерей лично тщательно инструктировать начальников эшелонов и весь состав сопровождения перед отправкой.

5. О всех случаях нарушений поведения в лагерях, в пути следования и доставке репатриируемых к месту назначения производить строжайшее расследование, привлекая виновных к строгой ответственности.

 

50. ПФЛ № 207

Через три дня тоскливого пребывания в офицерском резерве корпуса с одолевавшими меня невеселыми мыслями о своей судьбе я был откомандирован в пересыльно-фильтрационный лагерь № 207 с предписанием, как было указано, «целевого использования» в группе капитана Малышева.

Пересыльно-фильтрационный транзитный лагерь находился в полутора километрах от города и был размещен, судя по постройкам, на территории когда-то бывшей немецкой воинской части, а затем использовался немцами для содержания военнопленных.

Въезд на территорию лагеря через главные ворота — квадратную арку между двух одноэтажных бараков метров тридцать длиной — был украшен двумя приветливыми надписями, похожими на те, которые имелись в довоенных черноморских домах отдыха: при въезде — «Добро пожаловать!», при выезде — «Счастливого пути!»

На территории несколько двухэтажных кирпичных казарм и десятки одноэтажных построек: унылые ряды серых бараков, каждый метров пятьдесят длиной, без окон, в центре — плац, лагерная поверочная площадка.

В каждом углу территории, огороженной высоким трехметровым забором с двойной колючей проволокой по его верху, сторожевая башня.

За оградой, рядом с лагерем, огромное братское кладбище с тысячами замученных немцами людей.

Оформив документы в учетной части у майора Гаврилова, я внимательно осмотрел предстоящее место службы.

Бараки все были пронумерованы, как узнал я вскоре, первые четыре предназначались для бывших советских военнопленных, в том числе отдельно офицерский, затем бараки для освобожденных из концлагерей (для особенно физически истощенных и надломленных), для женщин и детей, два барака для иностранных граждан (мужской и женский), два карантинных блока, лазарет.

За бараками по периметру вдоль забора два санпропускника (мужской и женский), баня, прачечная, две дезкамеры, продуктовый, хозяйственно-материальный и дровяной склады, водокачка, пищеблок.

В этот день прибыл очередной эшелон. Партия военнопленных и репатриантов доставлена в лагерь с железнодорожной станции и выстроена на плацу. Дежурный по лагерю офицер старший лейтенант Зайцев вместе с помощником сержантом принимают прибывших по спискам, рота караула бегло, выборочно просматривает вещи, у мужчин вытряхивают содержимое «сидоров», изымают ножи, бритвы и режущие предметы.

От людской массы несет потом, тяжелым запахом давно немытого тела, нестираной одежды, разложения и гнили.

Прежде чем попасть в свои бараки, прибывших партиями пропускают через санпропускник, проводят дезобработку вещей, явно больных и немощных сразу отправляют в карантинные блоки или лазарет.

После обеда в политчасти полковник Бутенко провел совещание с вновь прибывшими, как и я, офицерами. Он говорил о высокой ответственности, которую возложило на нас государство в возвращении советских людей на родину, потребовал четкого исполнения своих обязанностей, внимательного и чуткого отношения к людям для восстановления их в человеческих и гражданских правах. Учитывая отсутствие у большинства документов, придется устанавливать личности, выяснять, каким образом они попали в Германию, особенно подчеркнул, что репатриация предоставляет значительные возможности для проникновения в нашу страну шпионско-диверсионной агентуры и потребовал максимальной бдительности и ответственности в выявлении среди репатриантов подозрительных лиц.

Затем каждый из офицеров ознакомился с инструкцией по исполнению обязанностей дежурного по лагерю: строго следить за выполнением репатриантами распорядка дня, не менее трех раз в сутки посещать бараки, выявленные недостатки устранять немедленно через администрацию, при отправлении на прогулку и возвращении в бараки производить тщательную проверку, в случае обнаружения самовольной отлучки репатриантов немедленно докладывать коменданту или его заместителю с указанием фамилии, при получении сведений о месте нахождения самовольно ушедших немедленно организовать их привод на территорию лагеря; по прибытии иностранных миссий встречать таковых вежливо, тщательно проверять у них документы, дающие право на посещение лагеря, и немедленно докладывать о прибытии коменданту, а в его отсутствие — заместителям; в ночное время не менее одного раза проверять караул, контролировать работу пищеблока, еще там были перечислены меры по ликвидации пожара, выявлению в бараке острой инфекции и т. д.

Каждый расписался, что ознакомлен с инструкцией.

Полковник еще раз напомнил, что особенности работы будут доведены каждому непосредственным начальником его подразделения.

С Мишутой Зайцевым я встретился после ужина, оказывается, он уже неделю в лагере и возглавляет одну из караульных рот. Он сообщил, что я еще встречу здесь нескольких знакомых мне офицеров, а через час из дивизии на мотоцикле приехали Володька с Кокой.

— Василий, ты опять в обойме, — приветствовал меня Кока. — Это полковник Фролов лично включил тебя в список офицеров к Астапычу. Ну и жизнь у тебя будет, просто малина. Столько баб вокруг, и все молодые! Надо и мне проситься сюда кого-нибудь зашифровать.

— Компот, дружище, — Володька обнял меня, — мне тебя так не хватало.

От несвойственного Володьке проявления чувств — он считал, что «телячьи нежности» присущи только губошлепам и мечтателям, а не закаленным в боях офицерам — и искренней радости от встречи с друзьями у меня защипало в носу и горле, и вновь жизнь показалась прекрасной.

…Необходимый мне отдел размещался в кирпичном здании, на фасаде которого крупными буквами была броская вывеска:

РЕГИСТРАЦИЯ

советских граждан

и отправка на родину

ЗДЕСЬ

Добро пожаловать!

Капитан Малышев, старший следователь контрразведки дивизии, еще несколько дней тому назад принимал активное участие в коллективном допросе меня и Елагина в штабе дивизии и был свидетелем моего унижения и позора. И вот по закону подлости я определен к нему в «личное распоряжение».

С тяжелым чувством я переступил порог кабинета и доложил:

— Товарищ капитан, старший лейтенант Федотов…

— Проходи, Федотов, — прервал меня капитан, — не топчись у порога и приступай к выполнению обязанностей. Специфику работы уяснишь и ознакомишься в процессе. Главное, надо быстро разобраться в каждом человеке и ситуации, в которой он оказался в Германии. На стажировку тебе — два дня! Сегодня у нас женский день.

В большом предбаннике пять-шесть женщин заполняли опросные листы в присутствии сержанта, следившего, чтобы свои ответы они между собой не обсуждали, хотя, я полагаю, что они знали все вопросы, содержавшиеся в этих анкетах, и уже заранее подготовили на них ответы. Затем с заполненными анкетами по одной заходили в кабинет для беседы с капитаном.

Столько молодых красивых женщин, собранных в одном месте, я больше никогда в жизни не видел. Это были женщины, которые, судя по всему, в период оккупации сожительствовали с немецкими солдатами и офицерами, при отступлении были вывезены ими в Германию, а затем, в конце войны или после капитуляции, были ими брошены. В свое время они бежали от Родины в Германию, а Россия пришла в Европу, деться им было некуда, и теперь приходилось возвращаться в СССР.

Женщины-репатриантки охотно рассказывали, как якобы вредили немцам: сыпали песок в моторы, отвинчивали и выбрасывали какие-то детали и гайки (послушаешь, так перед тобой прямо патриотки родины и диверсантки, выполнявшие в тылу врага спецзадания), или как просидели всю войну в плену, или как работали в малых колониях у бауэров, или как трудились до изнеможении на ремонте дорог в Померании или на карьерах, таская по шестнадцать часов тяжелые тачки с песком и гравием, и тому подобное, честно говоря, я не верил ни одному их слову. В тот первый день стажировки я запомнил нескольких.

Одной из первых вошла очаровательная шатенка. Сколько ей было? Двадцать пять, может, двадцать семь лет. Быстрым легким движением она оправляет волосы и садится перед Малышевым на стул, расставив ноги и задрав юбку так, что становятся видны намного выше колен ее крепкие, загорелые, необычайно соблазнительные ноги.

— Извините, товарищ капитан, — обворожительно улыбаясь, говорит она и прекрасными, большими, сияющими, темно-серыми глазами показывает на меня. — Молодой человек не мог бы на пару минут выйти? Мне надо сообщить вам кое-что важное. Наедине!

При этом, как бы невзначай, она еще выше задирает юбку к животу так, что становятся видны краешки отороченных кружевами коротких голубых трусиков, туго охватывающих ноги.

Как только она произносит «наедине», я с готовностью поднимаюсь, но капитан останавливает меня:

— Сядь!.. Я не имею ни права, ни желания уединяться с вами, — подняв голову от опросной анкеты, сухо, твердо говорит он шатенке. — Это такой же офицер, как и я, и секретов от него у нас быть не может. У вас замечательные ноги, выйдете отсюда и демонстрируйте их на здоровье. А здесь потрудитесь сидеть, как положено.

— А как положено? — как ни в чем ни бывало, продолжая улыбаться, интересуется она.

— Юбку опустите! — покраснев и повысив голос, приказывает Малышев. — Вы не на любовное свидание пришли. Не на случку, понимаете?

Она опускает юбку, лицо у нее делается недовольным, обиженным и даже злым. Когда она выходит, капитан наставляет и строго предупреждает меня:

— Федотов, тебе доверяется ответственная, особой государственной важности работа. Такие особы, — он кивком показывает на дверь, — будут у тебя появляться каждый день. Для всех них ты здесь — представитель советской власти и обязан держаться с наивысшим достоинством. Со всеми ты должен быть официально-предупредителен и вежлив, но не более. На дверях у тебя будет табличка: «Старший лейтенант Федотов». Это чтобы они знали, кто с ними разговаривал и на кого, в случае чего, если захотят, могут жаловаться. Даже имени твоего они знать не должны.

Затем он объясняет суть и смысл предстоящей мне работы:

— Просматривая опросные листы, необходимо подчеркнуть чернилами все, что не соответствует действительности или вызывает сомнения, а на полях против этих строк поставить вопросительные знаки. Сделать это надо незаметно для репатриантки, лучше всего после ее ухода. Эти анкеты отправятся по местам их жительства, — сообщает мне капитан. — Там, по приезде, они еще раз заполнят анкеты, и при сравнении тех документов с этими у многих выявятся разночтения, расхождения и противоречия. Наши подчеркивания и вопросительные знаки сразу ориентируют, на что в первую очередь обратить внимание. Запомни, заруби себе на носу, что, если вступишь в связь хотя бы с одной репатрианткой или просто завяжешь знакомство — даже без физической близости! — это будет расценено как должностное военное преступление: статья сто пятьдесят четвертая Уголовного кодекса «Принуждение женщины к половому сожительству лицом, в отношении которого женщина является зависимой». Это намного серьезней, чем переспать с немкой. Это — до пяти лет реального лишения свободы. Ясно?

— Понял, — подтверждаю я, хотя не могу сообразить, какое же тут принуждение, когда она сама юбку на пупок откидывает; меня больше занимает другое, и я говорю Малышеву: — Товарищ капитан, вы сказали о немке, но ведь никакой немки у меня тогда не было. Честное комсомольское!

— А я и не говорил, что была. Это Торопецкий с Дышельманом предположили. И для перестраховки загнали в проект приказа. А командир корпуса подписал. Но была немка или ее не было — в данном случае ничего не меняло.

Еще в этот день мне запомнилась молодая украинка: красивая жгучая брюнетка, высокая, хорошо одетая, стройная женщина с царственной осанкой. Перед уходом, с милой улыбкой и уже откровенно кокетничая, она говорит Малышеву:

— Товарищ капитан… У меня направление в Анапу, а мне хотелось бы переписать его на Винницу.

— Почему же? — удивляется Малышев и заглядывает в ее анкету. — Вы же жили в Анапе… Отличный городок! Море, фрукты, песочек… Курорт!

— В Анапе у меня никого нет, — объясняет она. — Мама умерла, брат погиб… И дом наш разрушен — мне там просто жить негде. А в Виннице родная сестра с семьей и две тетки: у сестры трехкомнатная квартира, у тетушек, у каждой, свои домики с садами.

— Это уже доводы, — соглашается Малышев. — К сожалению, я не уполномочен и не вправе изменить вам направление. У меня и бланков таких нет, — объясняет он, разводя руками. — Это могут сделать только комендант лагеря, его заместитель или начальник учетного отдела… Вот вы два с половиной года работали скотницей у бауэра Лео Букса. Правильно я называю его имя и фамилию?

— Да.

— Здесь, в лагере, есть еще кто-нибудь, кто работал у него вместе с вами? Хотя бы короткий период?

— Нет.

— А что конкретно вы у него делали?

— «Остарбайтерин» — восточная рабочая… Кормила свиней… навоз за ними убирала… комбикорм сгружала… брюкву, — припоминая, медленно перечисляет женщина. — Дрова колола… скотный двор чистила… это ужасно…

— А чем навоз убирали?

— Лопатой… вилами…

— И по сколько часов он заставлял вас работать?

Очевидно, подсчитывая, она на несколько секунд задумывается.

— По четырнадцать-пятнадцать…

— А как он с вами обращался?

— Ужасно!

— Бил?

— Еще как!.. Чем попало, — она всхлипывает и, вытащив шелковый платочек, прикладывает его к глазам.

— Вы не расстраивайтесь, — успокаивает Малышев. — Все это теперь позади, вы едете домой. А кормили вас как?

— Ужасно!.. Как свиней… на одной брюкве… Это я за последний месяц поправилась, — наклонив голову, она оглядывает свою фигуру и продолжает, — если бы вы увидели меня весной… вы бы меня теперь не узнали. Это было ужасно! — Она снова жалобно всхлипывает и прикладывает платочек к глазам. — Кожа и кости…

— Не расстраивайтесь, — повторяет капитан. — Вы левша?

— Нет, почему?

— Я только спрашиваю, — мягко поясняет капитан. — Я не гадалка, не предсказатель, но мне хотелось бы, если, конечно, не возражаете, — подчеркивает он, — взглянуть на жизненные линии вашей правой руки.

Она охотно поднимается со стула, легко подходит и с улыбкой кладет на стол перед ним руку, и он внимательно рассматривает поверхность ее ладони.

— Ну, что там? — кокетливо спрашивает она.

— У вас впереди долгая-долгая жизнь, — произносит как бы с облегчением он.

В последующие полтора-два часа еще у нескольких женщин он рассматривает ладони, и оказывается, что у каждой из них «впереди долгая жизнь», и при этом каждой он с нежностью поглаживает ладони пальцем, и в лице у него всякий раз я замечаю какое-то странное, удоволенное, даже чувственное выражение. Женщинам все это явно нравится, от их расстроенности и слез не оставалось и следа, а мне становится все более неловко: офицер советской контрразведки при исполнении служебных обязанностей проявляет какую- то непонятную нежность и ласку к репатрианткам, годами бывших у немцев, и делается все это бесстыдно, в моем присутствии, и было в этих нежностях, гаданиях с поглаживанием или ласках что-то противоестественное, неприятное.

После очередного поглаживания, когда женщина выходит, я, чтобы скрыть неловкость, рассматриваю свою ладонь и спрашиваю его:

— Товарищ капитан, а как… по какой линии вы определяете, что у них впереди долгая жизнь?

— Ничего я не определяю, — устало сообщает он, не прекращая подчеркивать отдельные строки в опросной анкете. — Ты обратил внимание, у кого я смотрю ладони?.. У тех, кто работал, как они пишут, на тяжелых физических работах. Они уверяют, что уродовались как рабы, по четырнадцать-пятнадцать часов в сутки, орудовали лопатами, топорами, вилами и даже кувалдами. А руки-то у них, как у принцесс! — с неприязнью воскликнул он. — И сами — сытые, холеные, ты же видишь!..

Боже ж ты мой, до чего сложна жизнь! Только теперь я понимаю, зачем он поглаживал, трогал пальцем ладони репатрианток, но почему он обещал каждой долгую жизнь, я сообразить не мог, а спросить постеснялся.

— В постели они работали, — после короткой паузы просвещает меня капитан. — И мозоли у них, если и есть, то совсем в другом месте.

— Немецкие овчарки, — с готовностью и убежденно подтверждаю я и, чтобы показать свою наблюдательность, добавляю: — И одеты, как принцессы, во все новенькое, дорогое!

— Как раз одежда ни о чем не говорит, — останавливает меня капитан. — Миллионы немцев бежали из своих домов, из городских квартир, побросав свое имущество, все тряпки. Заходи в квартиру, в другую, в третью — и оденешься, как картинка. Сейчас здесь новое шерстяное платье или туфли можно выменять за буханку хлеба или пачку сигарет. А на территории союзников, откуда они прибыли, тряпки вообще ничего не стоят. Вон американцы некоторым из них по три-пять чемоданов барахла отгрузили. Одежду надо оценивать очень осторожно и не делать категорических выводов, ты этого не забывай, — наставляет он меня, — и кто из них овчарка, а кто и нет — это еще годами придется выяснять.

— А что им будет?

— Большинству из них — ничего! Конечно, те, кто сотрудничал с немцами, кто предавал — в спецлагерь на проверку. А те, кто просто сожительствовал с немецкими офицерами и выехал в Германию, отделаются легким испугом…

Затем вошла не женщина — тень: истощенная, землистый цвет кожи, подергивающееся лицо, запавшие глаза, сквозь темные волосы проглядывает седина. Ей всего 19 лет, с виду же — почти старуха. Вот уж у кого не надо было рассматривать линии ладони: вся она была мука и страдание. Расспрашиваю:

— У вас-то, Мария, как жизнь сложилась?

— Когда немцы пришли в Бердичев, мы попервоначалу от них бегали. Однажды в облаву попала. А мне шестнадцать лет. Они таких к себе на работу отправляли. Так я с несколькими девушками оказалась в Германии. Больше я их никогда не видела. Попала к зажиточному бауэру. Меня взяли помогать по хозяйству в доме. Убирала, мыла полы, работала на кухне. А вскоре… хозяин изнасиловал и делал это регулярно на глазах жены… Когда живот стал большим, бауэриха избила меня до полусмерти… ребенка потеряла, долго болела, еле выжила… Отправили на тяжелые работы… работать не могла, тогда просто не кормили. Подсобные рабочие относились ко мне плохо… презирали…

Все это она рассказывала монотонным, безжизненным голосом, в конце своего горестного повествования робко попросила побыстрее отправить ее на родину, хотя и не знает, остался ли кто из родных в живых.

Я подумал, вот получит она документы и через несколько дней отправится в Бердичев, но встретится ли с близкими или будет их разыскивать, а может быть, и не найдет: война разбросала людей, многих унесла безвозвратно. Женщина-тень поднялась со стула и вдруг низко поклонилась, схватила мою руку и попыталась ее поцеловать.

Но более всех мне запомнилась кубанская казачка из станицы Усть-Лабинской, не молоденькая, лет тридцати, высокая, красивая, статная, с гордо поставленной головой и прекрасными темными волосами, заметно полноватая в талии, отчего я был вынужден у нее уточнить, и, глядя прямо мне в лицо, она сразу призналась, что беременна.

— А кто отец ребенка? — спросил я: в случае беременности следовало указывать отца в опросном листе.

— Немец. Немецкий офицер, — покраснев, но не отведя взгляда и не дрогнув, ответила она.

— Вы выехали в Германию вместе с ним?

— Да. Он был моим мужем…

Она запомнилась мне своим прямодушием, откровенностью и достоинством. Тогда как большинство женщин-репатрианток, с которыми в те дни мне приходилось беседовать, старались приукрасить свои биографии, сочинить выгодные им версии, о чем-то умолчать или просто солгать, она же все без утайки написала в опросном листе и рассказала все, как было: будто на исповеди или как больная врачу.

Как вместе с мужем, обер-лейтенантом, комендантом нескольких населенных пунктов на Кубани, она по доброй воле выехала сначала в Крым, потом в Румынию, оттуда — в Венгрию, а затем, в сорок пятом году, и в Австрию, где муж, став к тому времени уже майором, командовал пехотным полком.

И как, когда она забеременела, он, выпросив трехсуточный отпуск, в начале марта сам привез ее к своим родителям в Дюссельдорф в небольшом крытом грузовичке, набитом продуктами и ее одеждой.

И как, спустя месяц, получив извещение, что он убит, его родители на другой же день выгнали ее из дома в том, что на ней было надето, без еды, без вещей, отобрав все драгоценности и уничтожив у нее на глазах свидетельство о регистрации ее брака с их сыном, свидетельство, дававшее ей в Германии на законных основаниях положение вдовы старшего офицера немецкой армии, и, более того, пригрозили, что если она немедля не уберется из Дюссельдорфа, они сдадут ее в полицию: сын погиб, и с ней, русской, они не хотели иметь ничего общего, как не хотели знать о ее беременности и, тем более, иметь ничего общего и с ее будущим ребенком, хотя и приходящимся им внуком, однако в любом случае — расово неполноценным.

И как она почти два месяца скиталась по городам, деревням и хуторам Западной Германии, добывая пропитание случайной поденкой у бауэров, дававших ей за двенадцатичасовой рабочий день миску соленой похлебки из брюквы и ломтик эрзац-хлеба из древесной муки и заставлявших ее ночевать в холодном хлеву рядом со скотиной.

И как, когда она, изъяснявшаяся по-немецки, чтобы ее не унижали так мучительно, сообщала им, что она вдова немецкого офицера, майора, погибшего на подступах к Вене, они смеялись над ней, плевались от возмущения и называли ее «abenteurerin» — аферисткой.

И как в конце мая, на шоссе под Ганновером, трое пьяных американских солдат — один белый и двое негров, — остановив «виллис», схватили ее и прямо в придорожном кювете поочередно изнасиловали, избивая, чтобы она не сопротивлялась и не кричала, и при этом заразили гонореей.

О том, что она больна, я знал из ее карточки первичного лагерного учета, где наверху, на видном месте был выведен красным карандашом диагноз и содержалось указание: «Подлежит лечению и венкарантину». Но обо всем остальном и, прежде всего, о несомненной измене Отечеству, зачем она написала в опросном листе и зачем мне, ничего не скрывая, рассказывала?..

Она могла сочинить, как это сделали бы многие из репатрианток, что была вывезена в Германию принудительно, а не выехала добровольно, что забеременела если не от русского, то от какого- нибудь иностранца, быть может, антифашиста, подпольщика, убитого немцами; она могла придумать любую легенду, но она написала в опросном листе и рассказывала все, как есть, как на духу: при большом, внушенном мне недоверии к репатрианткам и к тому, что они писали, я поверил каждому ее слову.

Запомнилось мне и такое, весьма существенное обстоятельство: ее родной брат, летчик-истребитель, и ее родная сестра, санинструктор бригады морской пехоты, погибли в первый год войны еще до прихода немцев на Кубань; пятидесятилетний отец тоже был призван в армию, воевал рядовым, повозочным, и в бою под Ростовом или Таганрогом потерял ногу.

Когда, весьма удивленный ее откровениями, я не удержался и спросил, не жалеет ли она, что все так сложилось и у нее теперь столь затруднительное положение, она без колебаний ответила:

— Нет. Это судьба… Он боготворил меня. Кроме матери, ко мне никто так не относился. Да русские мужики так не умеют и на такое не способны… Это были два года сказки… Я никого и никогда так не любила, и это не повторится. Все было правильно! — убежденно сказала она. — Вы меня можете презирать, но если бы он не погиб, я бы не возвращалась. Россия — моя родина, но я поняла и сама убедилась, что по сравнению с Германией… с Европой — это дикая, нищая страна…

Я смотрел на нее, как на сумасшедшую, а она, достав из кармашка носовой платок, поднесла его к лицу: в уголках ее темных, красивых глаз стояли слезы.

Я был потрясен и не только тем, что она сказала о России. Всего месяц, как кончилась война, в которой погиб мой отец, а сам я не раз был ранен и контужен, погибли многие мои товарищи, погибли миллионы советских людей. И вот передо мной сидела русская женщина, кубанская казачка, и без каких-либо угрызений совести рассказывала, что предпочла России Германию и жизнь с врагом — немецким офицером, захватчиком и оккупантом, который воевал с ее соотечественниками и убивал их, за что, как она, не без скрытой гордости, мне сообщила, был награжден двумя Железными крестами и несколькими медалями.

С таким, или даже подобным, откровением за три недели моих бесед с репатриантками — а при проверке заполнения опросных листов мне довелось разговаривать не менее, чем с тысячей женщин, — я больше ни разу не сталкивался.

 

51. Запросы на репатриантов

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

ШТ из ШТАБА 71А.

Подана 16.06.45 г.

20 ч. 10 м.

Комендантам лагерей №№ 207, 210, 226.

В отдел репатриации поступили запросы от граждан по розыску своих родственников, которые по их сведениям находятся в Германии и подлежат репатриации.

Срочно проверьте по спискам и сообщите в отдел репатриации армии, не находятся ли у Вас в лагере следующие советские граждане:

Семья генерала ГШКА: мать Вавилова Акулина Мироновна, 65 лет, сестра Бурак Евгения Андреевна, 35 лет, и с ней дети — Мария, 14 лет, и Катя, 6 лет.

Сын гр-ки Густовой Е.К. — Густов Борис Павлович, 13 лет.

ЗАПРОС ВОЕННОГО КОМЕНДАНТА г. ОСТРУВ ПОДПОЛКОВНИКА СИМОНОВА

17.06.45 г.

Коменданту лагеря № 207.

Прошу сообщить, когда будут высланы бойцы, которых обещал направить Ваш представитель старший лейтенант Федотов за одной репатрианткой Демкиной. Она не может ходить, на ней практиковались немцы, и она сейчас находится в доме престарелых в г. Острув вместе с немцами.

Сама она родом из Одессы, имеет там семью. Муж был у нее партизаном, а двое детей остались в Одессе с ее матерью. Письмо Демкиной прилагаю.

«Началнику лагеря непатриантов.

Продводителю Комисии.

Простите если обращаюс к Вам лично с моей прозбой но я не имею другого выхода. А дело в том я нижеподписаная гражданка СССР постояная жителница гор. Одесси перевезена в Германию в 1944 г. после того когда надо мной были сделаны опиты в одеском лазарети. Для немецких врачей я была крольиком. Теперь ноги мои недействуют и я не могу самостоятелно ходить.

Я нахожус в доми для немецких старцев они уже вышли из ума. Болше руских здес нет я лежу без любой помощи. Даже еду у меня отнимает соседняя старуха. Хотя я говорила здешним военым с прозбой отправить меня к Вам в лагер но ничего не сделали.

Двое мои дети остались в Одесси у моей матери и я желаю скорей вернутся к ним. Как я уже заметила коменданту я жена руского партизана Демкина Алексея Петровича повешеного немцами Меня 31 год и перевезена в Германию насилно после опита. Прошу уважить мою прозбу и забрать меня в лагер и в СССР.

Демкина Эмиля Багданавна подлежащая в СССР.

Мой адрес Город Острув ул. Партизанская 8 Немецкий дом старцев».

ДОНЕСЕНИЕ ЗАМ. ПО ПОЛИТЧАСТИ КОМЕНДАНТА ЛАГЕРЯ № 207

Начальнику отдела по репатриации при ВС 71 армии.

На ваш запрос сообщаю, что никто из указанных членов семьи генерала ГШКА по учетным данным в лагерь не поступал.

Разыскиваемый гр-кой Густовой Е.К. ее сын, подросток Густов Борис Павлович, 1932 г. рожд., урож. г. Кингисеппа, Ленинградской обл., действительно находится в детском отделении лагеря № 207, используется посыльным при штабе и непосредственными начальниками характеризуется только положительно.

Вызванный комендантом лагеря полковником Быченковым на беседу, Борис Густов в моем присутствии заявил, что с матерью он не намерен не только жить, но и встречаться, и даже писать ей не будет, так как считает ее виновной в том, что он оказался в Германии.

Он сказал: «Отец был на военных сборах, мать во время школьных каникул оставила меня с бабушкой в Кингисеппе, а сама уехала в город Тихвин под предлогом навестить свою сестру, мою тетю.

Но помимо сестры у нее там был мужчина, с которым она изменяла отцу. Когда началась бомбежка, мать имела возможность вернуться в Кингисепп, чтобы забрать нас с бабушкой и эвакуировать, но ни я, ни бабушка, ни отец ей оказались не нужны».

Об этом ему перед смертью сообщила бабушка, с которой он был в Германии, хотя он упрекает и бабушку в том, что оказался вывезенным в Германию, якобы можно было успеть эвакуироваться, а она прозевала.

Он сказал: «Мать, бросив нас, уехала и осталась чистой, а мы с бабушкой попали под оккупацию, а потом нас немцы вывезли, и мне теперь до самой смерти не отмыться. Мать нас предала».

Когда он это говорил, он рыдал слезами ребенка и был в таком состоянии, что мы не решились сообщить ему о смерти его отца, капитана Густова, которого он мечтает разыскать (именно по его письму, адресованному в Кингисеппский горисполком с просьбой сообщить адрес воинской части отца, гр-ка Густова узнала, что сын ее находится в нашем лагере).

Он понимает, что, как вывезенный немцами в Германию, не может быть зачислен в Суворовское училище, о котором мечтает, и потому согласился определить себя на учебу в ремесленное училище.

Комендантом лагеря полковником Быченковым принято решение направить подростка Густова в один из лагерей для репатриируемых на территории Белоруссии с указанием в документах «для устройства в ремесленное училище или определения как сироты в детский дом».

Расписка Густова Б.П. о его категорическом отказе вернуться к матери прилагается.

Полковник Бутенко.

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

Сов. секретно.

ШТ из ШТАБА ГСОВГ.

Подана 22.06.45 г.

20 ч. 30 м.

Коменданту лагеря № 207.

Нач. ОКР «Смерш».

Прошу тщательно проверить по всем учетным документам, не находится ли в Вашем лагере молодая немецкая женщина, ориентировочно лет 25–28? Ее могли передать в числе репатриантов американцы или она могла поступить в лагерь другим путем.

Если таковая имеется или предполагается, немедленно сообщить в Управление контрразведки для передачи в Инстанцию.

ПИСЬМО ЗАМ. НАЧАЛЬНИКА УПРАВЛЕНИЯ ПО РЕПАТРИАЦИИ ПРИ ВС ГСОВГ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА БЕЛОВА

Коменданту лагеря № 207 полковнику Быченкову.

На имя Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации генерал-полковника тов. Голикова поступило письмо от профессора, члена-корреспондента Академии Наук СССР, дважды лауреата Сталинской премии Сергеева В.Ф., в котором он указывает, что его жена Сергеева Зоя Платоновна, 1909 г. рожд., урож. г. Симферополя, оказавшаяся в 1941 г. на оккупированной немцами территории и затем вывезенная в Германию, в настоящее время, как явствует из ее письма матери, находится в Вашем лагере и работает в качестве пианистки.

В своем письме Сергеев В.Ф. высказывает убеждение, что его жена по каким-то неизвестным ему причинам незаконно задерживается органами репатриации в Германии, и требует ее немедленного возвращения в семью, в противном случае он намеревается обратиться к товарищу Сталину И.В., который знает его лично.

Если гр-ка Сергеева еще не отправлена в СССР, пригласите ее на беседу, сообщите о письме мужа и порекомендуйте написать ему о своем скором возвращении и о том, что никто этому не препятствует.

Одновременно примите меры к немедленной отправке З.П. Сергеевой в Можайский проверочно-фильтрационный лагерь для дальнейшего ее направления в Москву к месту жительства мужа. По сообщению профессора Сергеева вопрос о прописке его жены в г. Москве будет решен НКВД СССР в индивидуальном порядке.

Изыщите возможность немедленной отправки З.П.Сергеевой в СССР из Берлина в пассажирском вагоне с выдачей ей на путь следования в порядке исключения пяти сутодач продуктов по «норме 2» и выпиской ей, если сочтете необходимым, женских носильных вещей и обуви за счет имеющегося у Вас специального фонда.

Учитывая, что дело взято на контроль Управлением Уполномоченного СНК СССР, во избежание возможных недоразумений целесообразно перед убытием из лагеря З.П. Сергеевой получить собственноручно написанный ею документ, в котором она бы указала, что никто ее возвращению не препятствовал, что все было хорошо и, следовательно, никаких претензий к органам репатриации у нее не было и нет.

Исполнение донесите немедленно обстоятельным подробным сообщением.

ДОНЕСЕНИЕ

Генерал-майору Белову.

Лично.

Согласно Вашего письма и приказания сообщаю, что в лагере № 207 действительно находится и работает в качестве пианистки клуба репатриантка Сергеева Зоя Платоновна, 1909 г. рожд., урож. г. Симферополя, русская, б/п, образование — Московская консерватория, с 1941 г. находилась на оккупированной немцами территории, в 1941 г. якобы насильственно была вывезена в Германию.

Вызванная мною для беседы, З.П. Сергеева подтвердила, что действительно с 1933 года состояла в браке с известным изобретателем оборонной техники профессором Сергеевым Владимиром Федоровичем, но что брак этот в настоящее время является только юридическим, так как, находясь в Германии, она встретилась с советским военнопленным, ныне репатриантом, Куценко Михаилом, они полюбили друг друга, намерены создать новую семью и, как только З.П. Сергеева оформит развод со своим мужем профессором Сергеевым В.Ф., ее отношения с Куценко Михаилом будут оформлены законным порядком.

Репатриант Куценко Михаил Назарович, 1923 г. рожд., урож. села Бышев, Макаровского р-на, Киевской обл., перед войной проживал в г. Харькове, украинец, образование 5 классов, бывший член ВЛКСМ, в июле 1942 г., будучи сержантом отдельной роты связи 381-й стр. дивизии, попал в плен к немцам. В лагере используется как ведущий солист-танцор в концертной самодеятельности, исполняет «степ», то есть чечетку, самого высокого класса. Их совместные с Сергеевой номера, где она выступает аккомпаниатором — «Цыганочка», «Ритмический вальс», «Тип-Топ», «Бобик» и «Негрочечетка», — пользуются особым успехом у репатриантов и, как правило, исполняются на «бис».

З.П. Сергеева и М.Н. Куценко прибыли в лагерь вместе 2 июня с.г. из американской зоны, регистрацию прошли 8 июня, задерживаются сверх положенного в пределах лимитного срока на специалистов.

Во время беседы никакие доводы на гр-ку Сергееву надлежащего впечатления не произвели, она осталась непреклонной в своем намерении создать семью с М.Н. Куценко, а к профессору тов. Сергееву не возвращаться.

Когда я напомнил ей главенствующее положение, что семья — основная ячейка советского общества и потому должна сохраняться любой ценой, она разнервничалась и ответила грубостью.

Мое замечание, что в ее возвращении к профессору заинтересовано Управление Уполномоченного по делам репатриации при СНК СССР, а, следовательно, и советское государство, было оставлено ею без внимания.

Когда же я, и дальше пытаясь на нее воздействовать и убеждать, заметил, что Куценко моложе ее на 14 лет, он не имеет даже семилетнего образования, и к тому же был в плену у немцев, что советского человека ничуть не украшает, а ее законный муж профессор Сергеев — выдающийся ученый, академик, награжденный двумя Сталинскими премиями. Не смущает ли ее все это? Она вышла из себя, возбудилась, перешла на оскорбления и, в частности, заявила: «Не ваш чемодан, кому хочу, тому и дам!», после чего разговор был прекращен.

Считаю, что после почти четырех лет нахождения на оккупированной немцами территории и пребывания в Германии гр-ка Сергеева в результате воздействия враждебной пропаганды стала совсем не той женщиной, какой ее знал профессор Сергеев и она недостойна возвращения в столицу нашей Родину г. Москву.

В своем совместном заявлении, написанном в тот же день на мое имя, З.П. Сергеева и М.Н. Куценко еще раз подтвердили, что их объединяет не только любовь и семейные отношения, но и артистическая деятельность, общие номера и выступления на сцене, и заявили, что при убытии из лагеря они поедут только вместе и только на Украину или в Крым (в Киев, Симферополь или Николаев).

Одновременно З.П. Сергеева обратилась с письмом к генерал- полковнику тов. Голикову (копия прилагается), в котором она категорически отказывается от продолжения брака с профессором Сергеевым и, мотивируя свое решение, прямо указывает, что, будучи старше ее на 21 год, он еще перед войной страдал ампутациейи не устраивал ее как мужчина.

Хотя убытие ведущего солиста, чечеточника-виртуоза Михаила Куценко и аккомпанирующей ему З.П. Сергеевой из лагеря нанесет большой ущерб концертной самодеятельности, считаю целесообразным, во избежание неприятностей, отправить З.П. Сергееву и М.Н. Куценко на территорию СССР в один из лагерей для репатриируемых на Украине, чтобы профессор тов. Сергеев мог туда приехать и лично убедиться в отказе его жены З.П. Сергеевой вернуться к нему и сохранить семью.

Комендант лагеря № 207

полковник Быченков.

ЗАПРОС НАЧАЛЬНИКА ПОГРАНИЧНОГО ПФП

Коменданту лагеря № 207.

Во время спецпроверки эшелона, следующего в Германию, патрулем 86-го погранотряда задержана без документов, удостоверяющих личность, гражданка, которая назвалась Боссе Лина, 1916 г. рожд., немка, гражданка Германии, проживавшая до 1932 года в Поволжье и свободно говорящая по-русски.

При опросе в проверочно-фильтрационном пункте г. Бреста задержанная показала, что до июня с.г. она проживала в Германии в районе г. Темплин. Там она познакомилась и более месяца сожительствовала с советским военнослужащим капитаном Шмаковым Андреем Николаевичем и между ними якобы возникли любовь и серьезные намерения.

В середине мая с.г. Шмаков сообщил ей, что его должны вскоре демобилизовать и отправить в Советский Союз, и предложил ей выехать туда же, в город Серпухов, к его матери, где они будут впоследствии совместно жить. С предложением Шмакова она согласилась.

Зная, что ее через границу не пропустят, Шмаков направил ее в лагерь репатриантов № 207, снабдив фиктивной форменной справкой и предупредив, чтобы отныне она называлась Рыбаковой Галиной Ивановной, 1919 г. рожд., русской, гражданкой СССР, уроженкой г. Серпухова, жительницей г. Киева, где Лина Боссе в детстве действительно жила у бабушки и откуда в 1942 году, согласно предложенной Шмаковым легенде, была насильственно вывезена немцами в Германию.

Так она и сделала. Причем Шмаковым, кроме справки, ей было передано рекомендательное письмо на имя его матери Шмаковой Анны Тимофеевны, проживавшей в г. Серпухове, а также 1800 рублей советских денег, два золотых кольца, серьги с бриллиантами, четыре отреза шерстяной материи, женские носильные вещи.

После недолгого пребывания в лагере № 207, она в первых числах июня с.г. в составе эшелона репатриируемых советских граждан была направлена в СССР и приехала в г. Серпухов, где оказалось, что мать Шмакова 30 мая с.г. скоропостижно умерла, сама же Л. Боссе определиться к реальной жизни на советской территории не смогла и 23 июня с.г. прибыла в г. Брест для изыскания способа возвратиться в Германию.

Прошу проверить и срочно сообщить, действительно ли во вверенном Вам лагере содержалась гр-ка Рыбакова Галина Ивановна, когда, каким путем она попала в лагерь, по чьему направлению или по каким документам она была принята и где находится проверочно-фильтрационное дело Рыбаковой Г.И.

Если в учетном отделе лагеря осталась фотография Рыбаковой, прошу выслать таковую вместе с ответом.

Кроме того, при попытке нелегально перейти Государственную границу из СССР в Польшу задержаны без документов, удостоверяющих личности, трое подростков, из них один немец.

В мае с.г. из Советского Союза был репатриирован в Германию немец Предель Ганс. После некоторого пребывания на территории Германии он познакомился с двумя русскими подростками, с которыми договорился о возвращении в СССР. С этой целью все трое явились в советскую комендатуру г. Потсдама и заявили, что они русские, назвав себя: Сент Антон Николаевич, 1933 г. рожд., урож. дер. Бардово, Роздельнянского р-на, Одесской обл., русский, гражданин СССР, образование 5 классов; Шлепа Владимир Петрович, 1932 г. рожд., урож. г. Витебска, русский, гражданин Белорусской ССР, образование 5 классов и Предель под фамилией Куликов Иван Николаевич, 1932 г. рожд.

Из комендатуры г. Потсдама они были направлены в детприемник лагеря № 207 для репатриации на Родину, откуда 15 июня в числе 18 подростков поступили в детский дом в Калининградской области. Пробыв неделю в детском доме, они сбежали и решили обратно вернуться в Германию.

Прошу проверить и сообщить, действительно ли Сент и Шлепа находились в лагере № 207 и при каких обстоятельствах попали в лагерь.

Срочно проверьте и донесите, под какой фамилией был направлен Предель в Калининградскую область и находился ли он в Вашем лагере.

ЗАПРОС ЗАМ. ПО ПОЛИТЧАСТИ КОМЕНДАНТА ЛАГЕРЯ № 207

Начальнику отдела по делам репатриации при ВС 71 армии.

Сообщаю данные проверки на репатриантов-иностранцев лагеря № 207, которые выразили горячее желание репатриироваться в СССР:

1. Белото Рене, 1921 г. рожд., француз, аэродромный рабочий, арестовывался немецкой полицией. Семья проживает во Франции, но он заявил, что хочет выехать в Одессу, где якобы проживает его тетя.

2. Мобиль Роберт, 1918 г. рожд., бельгиец, парикмахер, подозрительно попал в плен, настаивает на репатриации в Ульяновск, куда отбыла его девушка из репатрианток.

3. Губник Вилько Моисеевич, французский еврей, родился в Бессарабии. В 1936 г. выехал во Францию, а с 1940 г. проживал в СССР. Находился в концлагере в свободном режиме, знаком с офицером СС Шульцем и комендантом лагеря.

4. Геуце Анджело, 1920 г. рожд., итальянец, урож. г. Милана. Работал шофером, обслуживал итальянского консула, знает лично весь состав консульства, даже Маскетти. В анкете указал пункт репатриации г. Одесса.

Оснований для их задержания нет, но все подозрительно настаивают на репатриации в Советский Союз под разными вымышленными предлогами.

Прошу сообщить, оставлять ли их в лагере репатриантов или перевести в лагерь НКВД для спецпроверки?

Полковник Бутенко.

ДОНЕСЕНИЕ КОМЕНДАНТА ЛАГЕРЯ № 207 ПОЛКОВНИКА БЫЧЕНКОВА

Начальнику пограничных войск МВД Белорусского округа.

На Ваш запрос №… сообщаю, что Нарейкас Антонас Густавович, 1919 г. рожд., уроженец и житель Литовской ССР, г. Вилковишкис, гражданин Советского Союза, находился в Германии с июля 1943 г. в г. Брауншвайг в качестве рабочего фабрики.

В лагерь № 207 прибыл 16.6 с.г. в порядке репатриации из английской зоны оккупации и 27.6 с.г. на общих основаниях был направлен с эшелоном № 50412 в г. Гродно Белорусской ССР в лагерь № 312 для дальнейшего направления по его прежнему месту жительства.

О жизни и деятельности репатрианта Нарейкаса А.Г. в американской или английской зоне оккупации сообщить ничего не могу, так как материалы высланы проверочно-фильтрационной комиссией в УМВД Литовской ССР.

ЗАПРОС

Начальнику отдела по делам репатриации при ВС 71 армии.

С армейского сборно-пересыльного пункта в лагерь для последующей репатриации прибыла семья в количестве 5 человек: мать Горадзе С.И., 1892 г. рожд., и четыре сына в возрасте от 16 до 21 года, по национальности грузины.

В 1919 г. семья Горадзе эмигрировала в Польшу, где проживала до 1924 г., затем переехала во Францию и там жила до 1944 г., откуда была вывезена в Германию.

Советского гражданства никто из них не имеет, русским языком владеют плохо, но в Грузии проживает много родственников.

В фильтрационной справке, выданной сборно-пересыльным пунктом, указано «ПФП гор. Брест».

Прошу Ваших указаний, куда направить данную семью?

При этом представляю на Ваше разрешение заявление семьи русских немцев Апель-Брустовой, принявшей немецкое подданство в 1943 г., по вопросу отсрочки их репатриации в СССР.

Приложение: по тексту на 8 листах.

Комендант ПФЛ № 207

полковник Быченков.

РАЗЪЯСНЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ОТДЕЛА ПО ДЕЛАМ РЕПАТРИАЦИИ ПРИ ВС 71 АРМИИ ПОДПОЛКОВНИКА САВИНА

Комендантам лагерей для репатриантов.

Начальникам сборно-пересыльных пунктов.

Еще раз напоминаю, что в обязанности отделов репатриации входит репатриация в Советский Союз только граждан, имеющих советское подданство.

Репатриация иностранцев, не имеющих советского гражданства, осуществляется только по их государственной принадлежности через консульства, дипмиссии и Инюрколлегии этих стран.

Направлять их для проверки в лагеря НКВД нельзя.

Русские немцы подлежат репатриации на спецпоселение. Отправлять их только через проверочно-фильтрационные пункты НКВД — станции Хыров и Ковель.

 

52. Опросы репатриантов и дознания

Технический состав отдела капитана Малышева работал день и ночь, почти не отдыхая, и все же не успевал пропускать через фильтрацию репатриантов и не укладывался для этого в отведенные сроки. Для занимавшихся опросами это была большая и кропотливая работа, которой хватило бы на десятки офицеров, а нас было всего трое. Вначале каждого надо было опросить и составить обстоятельную справку, в процессе бесед с репатриантами отметить в заполненных ими анкетах несоответствия и сомнения в достоверности сообщаемых биографических сведений, противоречия в ответах и датах и в конце на анкете карандашом отметить: «В учетный отдел. Оформить фильтрационную справку» или «Нуждается в проверке».

Работа казалась бесконечной. Затруднений в установлении личности не возникало только в тех случаях, когда у репатриантов имелись документы или когда достоверность их показаний мог подтвердить еще кто-нибудь из соотечественников, с кем находился в лагере или отбывал рабство, чаще всего это были перемещенные немцами лица, мужчины в возрасте за 50 лет, угнанные в Германию на разные работы.

В этот день все десять сообщали одно и тоже: работал у бауэров… на строительстве и ремонте дорог… на химзаводе… в угольных карьерах.

Среди них запомнился мне маленький, сморщенный хромой старик, лет шестидесяти, малограмотный белорусский пастух.

Когда он вошел, я пригласил его к столу и удивленно спросил:

— Дед, расскажите, вы-то как оказались в Германии?

Он присел на кончик стула, согнув правую ногу и вытянув вперед укороченную и несгибаемую в колене левую, снял с головы картузик, пригладил рукой слипшиеся от пота волосы, положил на колени тяжелые узловатые руки с обломанными черными ногтями и, не поднимая головы, монотонным голосом с выраженным белорусским акцентом сказал:

— Дык обнакновено… Немчура попервости кады прийшла разарила калхоз, а он у нас был дюже багатый… Я хромоножка с детства, у калхозе був пастухом… Кады начали действовать партызаны немцы дяревню спалили… жанчин и дзятей парешили… маладых парней постреляли… мужиков постарее кудай-то увязли, а меня умеете со скатом пагнали пеше в Германию…

Там определили в лагер… Вскорости туды прыехали помещыки по ихнему гросбауэры набирать у свои хозяйства людзей на работы. Усех пастроили на плацу, а они хадзили удоль рядов, щупали мускулы, запускали, как лошадям, в рот пальцы, шоб поглядзеть, нет ли цынги, аль другой заразы, заставили спустить портки, раздвинуть ляжки и зачем-то сматрели задницы… Работал у поле… на ферме… загатавливал корма… копал бурты… хадзил за каровками… эта мне прывычно… Хрицы энти хоч и не военые усе нелюди… Для них мы были что вошь, хуже сабаки, наче как руской свиней не звали… Кормили отбросами… гнилью… очистками… брюквой, нещадно били, запросто так по морде до крови… Кали замечали, што кто- никто украдкой подъедал свиное пойло или не ндравился твой погляд, не давали ниякой жратвы и вады на тры дни або сажали в загон к галодным свиням, те визжали и нападали на нещасного, гатовыя отожрать у него усе, что укусит, пряма каки-то свини-хфашисты… У этаго бауэра попервости работали боле трыдцати чалавек, а осталося у живых всяго шесть: сгноил, умарыл голодом, растерзал сабаками… Николи этаго не забуду… Остався живым, но душа смертвилася… Спрашиваете, чаму не указав сваяго жителства? А нет яго у меня… Нет дяревни, нет семьи и жизня уж кончилася, — и добавил с невыразимой болью, — из-пад Гомеля я… туды и пишите… можа каго и знайду…

Для оформления фильтрационной справки перемещенным лицам достаточно, как правило, было опроса: деду и остальным таким же работягам не придется долго кантоваться в лагере и первым эшелоном они будут отправлены на родину.

Опросные листы на перемещенных и освобожденных из лагерей гражданских лиц с пометкой «Нуждается в проверке» затем отправляли к дознавателям, которые проводили более детальный опрос, выясняли: каким образом попал в Германию? был ли в лагере или только использовался на работах и каких? был ли в немецких лагерях и каких? с кем общался в лагере? знает ли тех, кто сотрудничал с немцами?

Дознаватели вели следственные дела. Помимо того, что в процессе углубленного опроса они вычисляли подозреваемых лиц, к ним потоком поступали от самих репатриантов доносы о предателях и сообщения о сотрудничестве с немцами. Предстояло выяснить, имелось ли это на самом деле или было стремлением доносившего таким образом расплатиться за старые обиды или, что было чаще, оговорив другого, самому попытаться обелиться. По окончании следствия дознаватели или выдавали фильтрационную справку и отправляли на родину с припиской прохождения дополнительной проверки по месту прибытия или передавали оперативникам в отдел контрразведки для спецпроверки.

Капитан Малышев во время опроса перемещенных и освобожденных из лагерей гражданских лиц или ведения следствия, задавая вопросы репатриантам, никогда не повышал голоса, обращался к ним на «вы», бывал даже любезен, но не без уксуса, в чем я убедился во время опроса женщин-репатрианток, не выказывал раздражения, когда они хитрили или явно врали, не угрожал репрессиями.

И в этот раз он был сама выдержка и спокойствие.

Он сидел в своем кабинете за столом и бегло просматривал документы. Мельком взглянув на вошедшего, который был в этот день сороковым, предложил ему сесть.

— Фамилия, имя, отчество?

— Волович Степан Иосифович.

— Год рождения?

— С девятьсот четырнадцатого.

— Где вы жили и чем занимались до войны?

— Я уже все рассказывал, посмотрите в моей анкете, там все это есть.

— Расскажите еще раз.

— Я жил в Витебской области… в Белоруссии… под Полоцком… Может, слыхали место такое — Оболь? Сирота… Здесь окончил 6 классов… Потом — колхоз…

— Где вы проживали в период оккупации и чем занимались?

Волович глухо кашлянул, лицо стало сосредоточенным.

— Где я проживал в оккупации, — переспросил он, — да там же, в Оболи.

Лицо его передернула непроизвольная нервная судорога, и он с видимым трудом продолжил:

— В войну немцы разорили наш колхоз… Деревню сожгли… Мне и брату пришлось податься на торфоразработки. Там я поработал до осени сорок третьего. Несчастье тогда случилось…

Волович попросил разрешения закурить и, затянувшись, исподлобья посмотрел на капитана. Малышев пододвинул к себе бутылочку с чернилами, заправил ручку и стал что-то писать. Вдруг его рука задержалась на полуслове: не то усомнился в чем-то, не то… Он поднял на Воловича слегка прищуренные уставшие глаза и спросил:

— С кем несчастье, с вами?

— Нет, с братом Александром… Его немцы расстреляли у меня на глазах за связь с партизанами… схватили и меня… избивали и через неделю отправили в лагерь в Минске… оттуда в Германию, в лагерь Нойгама… Работал на строительстве дорог.

— Так, так, — капитан постучал пальцем по столу, думая о чем-то своем, — скажите, среди тех, кто был с вами в лагере, есть еще кто-нибудь?

— Муратов… Кузьмичев, — не задумываясь, быстро назвал Волович, — вместе горевали… Все хотели перебежать к своим, да не подвернулся случай. А потом немцы насильно мобилизовали нас в армию.

Малышев еще раз напомнил, что рассказать о себе всю правду в его интересах, и спросил:

— Вы служили в немецкой армии?

— Да, с сорок четвертого…

— Кем?

— Солдатом, ездовым…

— Участвовали в боях с Красной Армией?

— Нет.

— А в карательных частях вы служили?

— Нет.

— А Муратов и Кузьмичев?

— Они оба служили в одном батальоне 146-го пехотного полка, и я с ними не встречался.

— Ранения имеете?

Вместо ответа Волович протянул левую руку, на которой не хватало трех пальцев. На столе громко зазвонил телефон, капитан привычным движением снял трубку.

— Капитан Малышев слушает…

Раздался громкий голос подполковника Полозова:

— Прибыл новый эшелон с репатриантами. Срочно зайдите ко мне!

Капитан опустил трубку на рычаг, задумчиво потер лоб, и сказал, обращаясь к Воловичу:

— Вы свободны. Если потребуетесь, я вас вызову.

Когда за Воловичем закрылась дверь, капитан поднялся со стула, подошел к окну, отдернул занавеску: уже наступила ночь.

Задумавшись, он недолго постоял у окна, затем потянулся, сбросив с себя усталость и нервное напряжение всего дня, и негромко произнес:

— Как хочется поверить им, поверить в то, что они и в плену оставались честными советскими гражданами. Но чем больше они говорят о горе и страданиях, которые они перенесли, тем меньше к ним веры. И этому не верю. Ты видел, как дрожали его руки и передергивалось лицо, как нервно он затягивался, а тяжелый безнадежный взгляд… все это свидетельствует, что если и найдутся его сослуживцы, то они вряд ли подтвердят его благостно-жалостное изложение своих мытарств. И этого он боится больше всего!

А назавтра Малышев беседовал с Муратовым, а потом и с Кузьмичевым. Сами они из-под Двинска, оказались с Воловичем в одном лагере, откуда и были мобилизованы в немецкую армию. А что им было делать, признавались они, если за отказ служить расстреливали на месте, но только Волович служил не обозным, а в карательных частях: у него были перед немцами определенные заслуги, как говорили, он был полицаем в Оболи и поэтому в лагере пробыл недолго.

Я спросил у Малышева:

— Что заставило Воловича пойти на службу к немцам?

— Думаю, что он не выдержал тогда побоев и, конечно, страх смерти: понимал, что его, как и брата, в любой момент могут расстрелять. А потом надеялся, что со временем все в памяти людей, если таковые вообще сохранились, сотрется, забудется… Понимая всю глубину своего падения, он не нашел в себе мужества признаться в этом, убежденный, что ни Муратов, ни Кузьмичев его не выдадут, ведь и они служили в немецкой армии, в общем, одного с ним поля ягоды…

ДОКЛАДНАЯ ВОЕННОГО КОМЕНДАНТА

Коменданту лагеря № 207.

В Военной Комендатуре г. Острув находится Камарьянский Иосиф Григорьевич, родился в 1902 г. в Тернопольской области. Был вывезен немцами в 1942 г. из г Ровно, где работал ветеринарным врачом, в г. Острув. Чем занимался, неизвестно. Камарьянский сначала заявлял, что он поляк, а потом было установлено, что он украинец.

Когда приезжал представитель лагеря старший лейтенант Федотов, он беседовал с Камарьянским и дал ему 10 дней сроку, чтобы он добровольно приехал в лагерь.

По настоящий момент Камарьянский не выезжает, поэтому направляю его в лагерь с сопровождающим лицом для проведения проверки и последующей репатриации.

ДОНЕСЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ОКР «СМЕРШ» 425 СД

Военному Совету 71 армии.

Отдел контрразведки «Смерш» информирует о фактах нарушения отдельными командирами частей приказов командующего и Военного Совета 1-го Белорусского фронта от 30.4.45 г., запрещающих прием на службу в воинские части случайных лиц и непроверенных в лагерях репатрианток.

В результате проверки из числа этой категории разоблачены и арестованы агенты, завербованные противником и активно с немцами сотрудничавшие:

Столярова Валентина Петровна, 1923 г. рожд., урож. г. Пушкинские горы, Псковской обл., русская, образование среднее, бывший член ВЛКСМ, проживала на территории, оккупированной немцами, в 1943 г. добровольно уехала с немецким офицером в Германию.

В июне 1945 г. репатриантка Столярова, сожительствуя с нач. отдела боеприпасов гв. капитаном Макаровым, по его просьбе и с разрешения нач. артснабжения гв. полковника Фадеева была зачислена, не пройдя предварительной обязательной проверки органами НКВД, машинисткой в отделение кадров.

Задержанная для выяснения личности, Столярова на допросе показала, что, проживая на оккупированной немцами территории по месту рождения, работала в немецкой комендатуре в должности переводчицы, там же была завербована немцами и как агент гестапо работала по борьбе с партизанским движением.

Ковзлау Степанида Ивановна, 1922 г. рожд., урож. г. Минска, белоруска, образование среднее, по профессии — медицинская сестра.

В конце мая 1945 г. при транспортировке репатриантов со станции Ной-Фридеберг на сборно-пересыльный пункт Ковзлау самовольно забрал в личное пользование командир роты охраны капитан Чернышов и привез в воинскую часть.

Сожительствуя с капитаном Чернышовым, Ковзлау завела обширный круг связей среди военнослужащих, в июне с.г. была оформлена вольнонаемной санитаркой в медчасть.

Как установлено следствием, Ковзлау до 1938 г. проживала в г. Минске, а затем изменила Родине — перешла госграницу к своей сестре в Польшу, которая там проживала и имела с мужем крупное помещичье хозяйство.

По показаниям военнопленного, бывшего узника концлагеря Штутгофф, Ковзлау работала в концлагере в лазарете и активно помогала эсэсовкам в заборе крови у военнопленных.

Чтобы избежать проверки, Ковзлау пыталась скрыться, в чем ей помогал капитан Чернышов, предоставив для этого веломашину.

Столярова и Ковзлау арестованы и направлены в спецлагерь НКВД для проверки.

Матусевич Мария Иосифовна, 1921 г. рожд., урож. г. Сморгонь, белоруска, образование среднее, по профессии учительница, с 1943 г. в Германии.

В мае с.г. начальник армейских сборов подполковник Гонцов взял ее из лагеря репатриантов без проверки и самовольно зачислил на должность переводчицы, хотя штатом таковая не предусматривалась.

Сожительствуя с «переводчицей», Гонцов питался вместе с ней, содержал за счет продпайка личного состава, пьянствовал, она убирала в его комнате и стирала ему белье.

Как установило следствие, Матусевич, находясь в немецком лагере, работала на немцев в качестве переводчицы, предавала русских пленных и угнанных в немецкое рабство.

Поняв, что ей придется отвечать за свои прошлые дела и боясь отправки в спецлагерь, Матусевич покончила жизнь самоубийством через повешение.

На армейский зерновой склад в июне с.г. командованием были приняты на работу как вольнонаемные 8 девушек.

В процессе их проверки было установлено, что все эти девушки в составе большой группы других были переданы нам союзниками в порядке репатриации и находились при лагере на ст. Фюрстенберг, откуда попали в одну из частей, затем 4 раза переходили из части в часть, скрываясь от фильтрации. Отделом контрразведки «Смерш» ведется следствие.

Изучение контингента, самовольно зачисленного в воинские части без предварительного прохождения фильтрации и проверки их органами НКВД в лагерях для репатриантов, свидетельствуют, что таким образом изменники Родины — немецкие пособники и завербованные агенты — надеются скрыть свое темное прошлое и изъяны в биографии и вернуться «чистенькими» и «пострадавшими от немцев» в Советский Союз.

Подполковник Полозов.

РАСПОРЯЖЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА УПРАВЛЕНИЯ ПО ДЕЛАМ РЕПАТРИАЦИИ ПРИ ВС ГСОВГ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА СКРЫННИКА

Нач. отделов репатриаций при ВС армий.

Копия: Начальникам лагерей и сборно-пересыльных пунктов.

Несмотря на распоряжение о недопущении отправки из лагерей и сборно-пересыльных пунктов репатриантов без справок органов НКВД или «Смерш», продолжают иметь место случаи, когда репатрианты направляются в пределы СССР без указанных документов.

Так, в Херсонскую, Николаевскую, Запорожскую и Одесскую области прибыли группы немецкой национальности, ранее проживавшие на территории СССР, которые должны быть направлены в приграничные проверочно-регистрационные пункты НКВД.

Все это ведет к дополнительным перевозкам по железной дороге и неоправданным расходам продовольственных ресурсов.

Кроме того, не исключена возможность проникновения в глубь страны шпионов и диверсантов.

Еще раз напоминаю о необходимости строгого выполнения ранее отданных распоряжений, не допускать ни одного случая отправки репатриантов без справок НКВД или «Смерш».

Начальникам лагерей ЛИЧНО, не передоверяя начальникам учетных отделов, перед выдачей списков старшему офицеру отправляемого эшелона сверять их со справками, выданными органами НКВД и «Смерш».

 

53. Вермахт и военнопленные

Плен не является ни местью, ни наказанием, но лишь мерой предосторожности с единственной целью — воспрепятствовать дальнейшее участие военнопленных в военных действиях.

Женевская конвенция 1929 года о режиме военнопленных, подписанная 49 государствами, в том числе и Германией.

…Жестокое обращение с военнопленными является тягчайшим военным преступлением.

ОФИЦИАЛЬНЫЕ НЕМЕЦКИЕ ДОКУМЕНТЫ 1941-42 ГГ.

Из Указа Гитлера «О военном судопроизводстве на войне с Советским Союзом» от 13.05.1941 г.

…В войне против России надо отказаться от прежнего понимания солдатского товарищества. Коммунист для нас не солдат ни до, ни после боя. Взятых в плен — солдатами не считать.

…Наряду с политкомиссарами, главными носителями враждебной нам идеологии, надлежит уничтожать сотрудников ГПУ и советскую интеллигенцию.

Ликвидация их не может быть делом военных судов. Армия сама должна действовать организованно и методично.

…Офицерский корпус должен не просто уяснить приказ, но и безоговорочно его выполнять, преодолев свою личную щепетильность и принеся определенные жертвы.

…За действия против гражданских лиц, совершенные военнослужащими вермахта и вольнонаемными, не будет обязательного преследования, даже если деяние является военным преступлением.

Приложение № 1 к директиве ОКВ об обращении с советскими военнопленными от 08.07.1941 г.

Большевизм — смертельный враг национал-социалистической Германии.

Директива в виде памятки-приложения по обращению с советскими военнопленными исходит из определения фюрера, что военную службу в Советах надо рассматривать не как выполнение ими солдатского долга, а характеризовать как преступление вследствие совершения русскими убийств. Тем самым отрицается действие норм военного права в борьбе против большевизма.

Впервые в этой войне перед германским солдатом находится враг, обученный не только в военном, но и в политическом смысле. Русские в своей борьбе используют все средства: партизанская борьба, саботаж, бандитизм, убийства, подрывная пропаганда.

Советский солдат, даже попавший в плен, как бы безобидно он не выглядел, будет пользоваться малейшей возможностью, чтобы выместить свою ненависть, поэтому большевистский солдат потерял право на обращение с ним, как с истинным честным солдатом по Женевскому соглашению. Применение оружия против советских военнопленных является законным и освобождает от любого раскаяния.

Командам охраны даются указания:

…Беспощадно применять оружие при малейших проявлениях протеста и неповиновения с их стороны.

…В военнопленных, совершивших побег или его подготавливающих, стрелять без предупреждения.

…Предотвращать любое общение военнопленных с гражданским населением и в случае необходимости применять оружие, в том числе против гражданского населения.

…В отношении советских военнопленных, даже из дисциплинарных соображений, следует весьма решительно применять оружие.

Из приказа генерал-квартирмейстера ОКХ Вагнера об отношении к раненым советским военнопленным от 24.07.1941 г.

Немецкий солдат — хозяин на поле сражения. Раненый советский солдат является обременительным балластом, немецкой армии некогда возиться с ранеными, тем более оказывать им какую- либо медицинскую помощь.

С целью оградить тыл от наводнения ранеными русскими военнопленными и при затруднениях, возникающих при их пленении, для продвижения немецких войск вводится дифференцированный подход к их транспортировке и содержанию.

Легкораненых транспортабельных пленных с перспективой выздоровления в течение 4-х недель следует отправлять в лагеря на пункты ОКВ пешком или, если это проводится без ущерба для снабжения армий, в железнодорожных составах: летом — в наглухо закрытых вагонах, зимой — на открытых платформах.

Остальных помещать в лазареты при дулагах и шталагах. Для лечения и ухода за ними использовать только русский персонал, если таковой там окажется. Немецкий медперсонал не может осквернять себя лечением недочеловеков, бандитов и преступников.

Тяжелораненых — бесперспективных или потерявших одну или обе конечности — в плен не брать, оставлять на поле боя или, исходя из военной необходимости и гуманных соображений, уничтожать на месте или переводить в СД для ликвидации.

В лагерях для советских военнопленных запрещено обеспечивать раненых одеждой, нательным и постельным бельем.

Рацион питания устанавливается из расчета 300–700 калорий. Кормить и лечить физически истощенных военнопленных, от которых Германия не получит никакой пользы и труд которых она никак не сможет использовать, уничтожать, используя для этого персонал лагерей, путем расстрела или инъекции.

Советские военнопленные, больные туберкулезом, сифилисом и другими инфекционными заболеваниями, могущими представить серьезную опасность для здорового немецкого населения, подлежат немедленному уничтожению.

Из отчета начальника полиции безопасности СД (июль-август 1941 г.).

Все больше ширится поддержка местного населения при ликвидации у них большевистского режима. Постоянно поступают сообщения о выступлении партизан.

Посланная в Слоним команда во взаимодействии с полицией провела крупную акцию против евреев и коммунистов, в результате которой было арестовано свыше 2000 человек, в тот же день 1075 из них были ликвидированы.

…Зондеркоманда-4 в Белостоке расстреляла 740 человек, из них 3 политработника, 1 саботажника, 137 евреев, 599 душевнобольных.

…Зондеркоманда-5 расстреляла 15 политработников, 21 саботажника, 10650 евреев и 414 заложников.

…Общее число расстрелянных оперкомандами на 9.9.1941 г. составило 57243.

Из Директивы ОКВ от 20.07.1942 г.

…Ввиду того, что советские военнопленные при побегах снимают с себя опознавательные знаки и не могут быть опознаны как военнопленные, каждый советский военнопленный подлежит обязательному клеймению путем нанесения ляписом клейма на внутреннюю поверхность левого предплечья.

Из особого приказа начальника полиции и безопасности рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера от 31.07.1942 г.

…Враг использует в борьбе против Германии фанатичных, по- коммунистически вышколенных борцов, которые не страшатся никакого насилия. По психологическим соображениям впредь запрещено использовать слово «партизан». Для нас они не бойцы и солдаты, а бандиты и уголовные преступники.

Фюрер считает, если война против этих банд будет вестись недостаточно жестокими методами, то в обозримом будущем имеющиеся в распоряжении силы окажутся недостаточными для сдерживания и искоренения этой чумы.

Войска поэтому имеют право и обязаны применять в этой борьбе любые средства без ограничения. Проявление любого вида мягкотелости к ним будет рассматриваться как преступление по отношению к германскому народу и солдату на фронте.

За каждого убитого немецкого солдата должны применяться массовые карательные меры — сожжение домов и целых населенных пунктов, расстрел 50-100 заложников, в том числе женщин и детей.

Из докладной записки рейхсминистра по делам оккупированных восточных областей О. Бройтигама.

…К 11 июля 1941 г., через три недели после начала войны, у нас насчитывалось 360 тысяч русских военнопленных, к середине декабря их было почти 3,2 миллиона.

Та масса военнопленных, которая была захвачена после первых двух крупных сражений войсками группы армий «Центр» (под Белостоком и Минском, начало июля 1941 г. — 323 тысячи человек; под Смоленском — Рославлем, начало августа — 348 тысяч), не создали особых организационных трудностей, как и более 600 тысяч, взятых под Вязьмой — Брянском.

Эти солдаты, оказывая фанатичное сопротивление, отошли в леса и болота, оставшись без продовольствия, питались корой и корнями деревьев, были в таком состоянии, что их положение военнопленных разрешилось естественным образом: чем больше их погибало, тем лучше было для нас.

…Во время конвоирования военнопленных на марше между Вязьмой и Смоленском почти 10 000 окончательно обессилевших пристрелили, оставив трупы на дороге. Попытки гражданского населения оказать им помощь или передать еду жестко пресекались, при этом расстреливали и военнопленного, и сочувствующего.

…В большинстве организованных концентрационных лагерей бараки отсутствуют, в любую погоду, в дождь и снег, военнопленные остаются под открытым небом, им даже не выдают шанцевый инструмент, чтобы они могли отрыть себе хотя бы ямы или норы.

В Минске 10 июля 1941 г. командованием 4-й армии (генерал- фельдмаршал Клюге) был создан концентрационный лагерь для 100 тысяч военнопленных и 40 тысяч гражданских лиц, то есть почти для всего мужского населения города. Это просто огороженная колючей проволокой территория, где пленные, согнанные в стадо, едва могли пошевелиться, тут же отправляя естественные нужды. Проблема питания в таких обстоятельствах едва ли могла быть решена, и прокормить такую массу было невозможно.

Распоряжением коменданта по делам военнопленных полковника Маршала (группа армии «Центр») рацион военного состоял из 20 гр. пшена и 100 гр. хлеба или 100 гр. пшена без хлеба, для тех, кто еще мог быть использован на работах — до 50 гр. пшена и 200 гр. хлеба, что составляло от 300 до максимум 700 калорий, малоперспективным для выживания просто прекращали выдавать еду.

Комендантами лагерей было категорически запрещено населению снабжать военнопленных продовольствием. От голода люди впадали в животную апатию или ими овладевала мания любым путем добыть что-либо съестное, многие сходили с ума. Охрана лагеря сдерживала голодные бунты, применяя оружие.

За период с ноября 1941 г. по январь 1942 г. включительно в лагерях умерло 500 тысяч человек, в среднем по 6 тысяч ежедневно, от голода, сыпного тифа, ран, холода и карательных мероприятий.

Из доклада руководителя группы по использованию рабочей силы министериаль-директора Мансфельда в Имперской экономической палате.

…Уже в первые месяцы успешных боевых действий в нашем рас- поряжении имелся невиданный по своим масштабам потенциал рабочей силы — 3,2 миллиона русских военнопленных, к 19 февраля 1942 г. в живых осталось только 1,1 миллиона.

По данным командиров лагерей свыше 10 % военнопленных прибывают в лагеря мертвыми и более 25 % полумертвыми. В сентябре 1941 г. в один из лагерей прибыл эшелон из 50 вагонов, который на 50 % состоял из трупов, в ноябре при разгрузке эшелона с военнопленными, запертыми в 30 вагонах, из 1500 не было ни одного живого — все умерли в дороге. Такие перевозки трупов экономически преступны.

Число используемых сейчас на работах в Германии русских военнопленных лишь несколько сот тысяч (400), и при таком подходе к такому ценному товару, как рабский труд, едва ли увеличится.

Германская экономика и военная промышленность страдают из- за ошибок в обращении с советскими военнопленными.

Нынешние трудности с нехваткой в Германии рабочей силы не возникли бы, если бы своевременно были приняты разумные решения о более широком целевом использовании русских военнопленных.

ДОНЕСЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ШТАБА 16-Й АРМИИ

О положении населения в оккупированных немцами прифронтовых районах 16 армии и обращении с советскими военнопленными.

28.08.41 г.

Немцы, захватывая деревни, прежде всего репрессивными мерами запугивают население. Начинают с расстрелов якобы за помощь Красной Армии. Всех мужчин изолируют и направляют в Германию на работу. Женщин и девушек насилуют, молодых отбирают и увозят в Германию.

Весь скот и продукты отбирают. Населению категорически запрещены заготовка сена, уборка урожая. За нарушения — расстреливают. В деревнях Скачково, Харьково, Мягченки и др. не осталось ни одной коровы, свиньи, даже курицы.

За убийство в деревне хоть одного немецкого солдата расстреливают 10 местных жителей, а деревню сжигают.

В целях дезинформации среди местного населения распространяют слухи об успешных действиях немецких войск: «…мы взяли Ярцевскую группировку русских в кольцо», «…мы выманили русских из ярцевских лесов в сторону Смоленска, а затем ударом авиации и танков уничтожили их на открытой местности», «…мы подожжем ярцевские леса и покончим с партизанами».

Немецкое командование крайне обеспокоено действиями красноармейцев, окруженных в лесах. В приказе 161-й пехотной дивизии говорится: «В районе действия дивизии участились случаи нападения на наши подразделения со стороны красноармейцев, не одетых в форму. Обращаться с ними, как с партизанами — в плен не брать, расстреливать на месте».

Всех лиц, у которых острижены волосы, независимо от того, одеты они в красноармейскую форму или гражданскую одежду, немцы считают военнопленными и посылают в концентрационные лагеря, организованные в 50-100 километрах от линии фронта, ближайшие — в Духовщине и Демидове.

В них содержатся десятки тысяч военнопленных. Офицеров содержат отдельно от солдат. Командиров Красной Армии расстреливают. Солдат, у которых находят немецкие вещи или документы, расстреливают. Питание очень плохое. Ежедневно от ран и истощения умирают от нескольких десятков до сотен советских военнопленных.

Полковник Мальцев.

ПОТЕРИ СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ

Из общего числа — 5 миллионов 737 тысяч 528 советских военнопленных, захваченных немцами с 1941 года, — 3 миллиона 300 тысяч погибли в немецком плену или были уничтожены спецподразделениями СС, что составляло 57,8 % от общего числа военнопленных.

Общее число бежавших из плена в 1941-44 гг. около 500 тысяч человек.

На 1 января 1945 г. в германском плену находилось 930 тысяч 287 человек, около миллиона были использованы немцами для «усиления войск на Восточном фронте за счет добровольцев», около 500 тысяч человек были освобождены советскими войсками.

 

54. Чистые и нечистые…

Камень не человек, а и тот рушится…

Оперативники из контрразведки в первую очередь занимались поиском среди репатриантов лиц, сотрудничавших с немцами, перебежчиков, полицаев, служивших в немецкой армии, «власовцев», завербованных агентов, преступников, участвовавших в карательных отрядах, истязаниях своих соотечественников в концлагерях, таких, как Жирухин.

Он прибыл в лагерь со сборно-пересыльного пункта. Выкрав там в канцелярии фильтрационную справку, заполнил ее на чужое имя и по подложному документу спокойно ожидал репатриации. И вот в тот момент, когда эшелон с советскими людьми, спасенными из фашистской неволи, был готов к отправке в Смоленск и шла погрузка в вагоны, на платформе охрана обратила внимание на то, как Жирухин подавал условные знаки одному из репатриируемых, которые означали одно — не признавай меня! Им оказался бывший заключенный концлагеря, который его неожиданно опознал. Он сообщил, что Жирухин, под фамилией Завадович, был надзирателем в концлагере и ни в чем не уступал немцам в истязании своих соотечественников. При осмотре под рубашкой у Жирухина-Завадовича, под мышкой левой руки была обнаружена характерная татуировка «Blutgruppe В» — группа крови В, — которую ставили только тем, кто служил в эсэсовских частях. В лагере он изображал человека, пострадавшего от немецких пыток, во время которых ему якобы сломали руку и ребра, и потому постоянно носил широкую повязку с привязанной к туловищу левой рукой.

Советские военнопленные… Володька к бывшим военнопленным, особенно офицерам, относился однозначно. Он был убежден, что советский офицер должен предпочесть смерть плену, стрелять до последнего патрона, а последнюю пулю оставить для себя. Плен, говорил он, означает капитуляцию, а офицер, попавший или сдавшийся в плен, бросил своих солдат, он предал их и, значит, свою Родину, и его надо судить как предателя.

Наставляя меня перед опросом бывших военнопленных, капитан Малышев особенно подчеркивал, что в беседах с ними главное — не запугивать, а разъяснять и убеждать.

Капитан Иван Ефимович Малышев, старший следователь, заместитель начальника контрразведки подполковника Полозова, лет 35–38, всегда аккуратно выбритый, подтянутый, с белоснежным подворотничком и в начищенных до блеска сапогах, выдержанный, работоспособный, с цепким взглядом, отличной памятью. Манерой поведения и культурой обращения он явно подражал своему начальнику. Вне работы был молчалив, как бы застегнут на все пуговицы, и я о нем ничего не знал, кроме того, что на фронте он с первых дней войны. Меня удивляло, что он до сих пор в звании «капитан», хотя по возрасту и послужному списку мог быть подполковником, в крайнем случае — майором. Я никогда его об этом не спрашивал, да он, даже при хорошем ко мне отношении, вряд ли бы раскрылся, кроме единственного раза, когда рассказал о расстреле офицера перед строем.

— В августе сорок первого судом Военного трибунала за трусость и членовредительство был приговорен к расстрелу молоденький безусый лейтенант, потерявший голову от страха: он прострелил себе левую руку, надеясь таким образом попасть в тыл. Батальон был выстроен буквой «П», в середине открытой, не заслоненной людьми линии, он стоял, уронив руки, в шинели без пояса, с застывшим посеревшим лицом к строю. Комбат отдал приказ: «Снять с него шинель!», затем, подойдя к нему, сорвал знаки различия и красноармейскую звездочку, перед расстрелом сказал: «Мы напишем о тебе твоим родным. Пусть они узнают, что мы сами тебя уничтожили как труса и предателя».

Зачем, для чего это он мне сейчас рассказывал, я не понял: он знал, что я три года был на передовой в Действующей армии и к трусам и предателям не испытывал никакого сочувствия и понимания.

Затем он продолжил:

— Приказом Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии № 270 от 16 августа 1941 года — «Трусов и дезертиров уничтожать!» — военнослужащих, в первую очередь офицеров, проявивших малодушие, страх, трусость, сдавшихся врагу без боя, оставивших им свое оружие и материальную часть, срывавших с себя перед пленением знаки различия, дезертиров, бежавших из-за трусости в тыл, считали как не выполнивших свой воинский долг, нарушивших присягу и предавших свою Родину, и по закону военного времени они подлежали расстрелу, а их семьи — аресту и лишению государственной помощи и поддержки.

В самые трудные и страшные первые два года войны миллионы военнослужащих, в том числе командующие армиями, корпусами, дивизиями, не говоря о командирах полков и батальонов, из-за сложившейся обстановки оказались в плену, но далеко не всегда это зависело от человека лично или отсутствия у него личного мужества. Побывавших в окружении или плену тогда могли освободить от наказания лишь в тех случаях, если проведенным расследованием Особого отдела было доказано, что они попали в плен, находясь в беспомощном состоянии, и не могли оказать сопротивление, что они были отбиты нашими частями или партизанами, а не отпущены самими немцами, или в составе группы пробились из окружения. Сейчас к бывшим военнопленным относятся более гуманно, — и добавил, — плен есть плен, он во все времена считался позором. У каждого из них своя судьба и своя биография. Некоторые захотят смыть с себя пятно позора, честно рассказав обо всем, признав свою ошибку и добровольно придя с повинной, а степень их вины в дальнейшем определит суд. Другие же решат, что, затаившись, смогут сойти за обыкновенного труса, сообщив якобы достоверные сведения о себе, и таким образом скрыть следы своего предательства, надеясь на то, что мало найдется людей, которые знают, чем он занимался в лагере. Главное для них — как можно быстрее пройти проверку, получить фильтрационную справку, с которой можно выехать в Советский Союз под видом обычного репатрианта и там затеряться. Вот среди таких и могут быть завербованные немцами агенты и шпионы, подготовленные ими в спецшколах для проведения шпионско-диверсионной работы на территории Советского Союза.

В общем, трудная это работа — сомневаться в человеке и подозревать во всем, разрушительно для психики. Но приходится ее делать, и здесь нельзя быть мягкотелым и сострадательным, но нельзя быть и сволочью. Сам поймешь…

Военнопленные, освобожденные из концлагерей… Они были одинаковы: тени без возраста, худые лица, запавшие тусклые глаза, глядя на них с состраданием, удивлялся, как еще душа сохранилась в этом скелете. Они поступали в лагерь в оборванной одежде, многие в полосатых лагерных куртках и полосатых штанах, босые или в деревянных колодках… Среди них были те, кто прошел все ужасы пребывания в концлагерях: голод, пытки, истязания, унижения, но остались честными, и те, которые, находясь в лагере, в силу разных причин были завербованы и согласились сотрудничать с немцами.

В заполненных собственноручно анкетах бывшие военнопленные в графе «Как попал в плен?» указывали почти одинаково: одни — будучи ранеными во время боев или при выходе из окружения, другие — тяжело контуженными, и ни один не указал, что добровольно сдался в плен.

И меня после опросов каждый раз мучили сомнения. Несмотря на сочувствие, которое я испытывал к бывшим военнопленным, иногда какое-то недоверие к ним возникало и настораживало меня. Кто вас знает, раздумывал я, кто вы есть такие на самом деле: может, наши, а может, чужие? В душу не заглянешь, поди угадай, что у него там творится? Мир будто бы разделился на две половины: с одной стороны те, кто стрижет, с другой — те, кого стригут.

Чистые и нечистые…

Передо мной лежали опросные листы некоторых из прошедших сегодня с указанными в них биографиями и сведениями, которые я должен был передать дознавателям:

Гаврюшин Михаил Васильевич, 1918 г. рожд., русский. В РККА с 1939 г., июнь 1941 г. по сентябрь 1942 г. — капитан артиллерист 36-го артполка 138-й дивизии. Октябрь 1942 г. — вышел из окружения в районе г. Фатеж, Курской обл. при оружии с личными документами и партбилетом, в военном обмундировании со знаками различия. С ноября по декабрь 1942 г. проходил спецпроверку в Особом отделе, был восстановлен в звании и направлен командиром в штрафбат до «первой крови». Апрель 1943 г. — тяжелое ранение, контузия, плен. Находился в лагере для советских военнопленных вначале в Польше, затем в Германии. С февраля 1945 г. использовался немцами на работе по демонтажу оборудования авиазавода. Освобожден 30 апреля 1945 г. американцами и в порядке репатриации передан 6 июня с.г.

Плющенко Владимир Васильевич, 1919 г. рожд., украинец, житель Житомирской обл., из крестьян. В РККА с 1938 г., окончил полковую школу, с июня 1941 г. — служба в полку ВНОС, старший лейтенант. В августе 1941 г. под Уманью раненым попал в плен.

Об отношении немцев к советским военнопленным он показал: «Всех согнали в огромный карьер, была страшная жара, раненые умирали от жажды, а наверху была какая-то сараюшка, где охранники демонстративно умывались и обливались водой на глазах измученных жаждой людей. Затем офицеров отделили, перед строем расстреляли комиссаров и евреев. Раненых топтали сапогами. Из семи тысяч человек за пол года осталось не более тысячи, из них раненых и доходяг оставили в этом лагере умирать, остальных перевезли в немецкий лагерь в районе гор. Нойштадт, откуда возили на работу в каменоломни». Освобожден англичанами и передан в порядке репатриации 3 июня с.г.

Краснов Михаил Александрович, 35 лет, русский, урож. Сталинградской обл., кадровый офицер. В РККА с 1936 г., капитан, пом. командира полка, попал в плен в 1942 г. под Керчью тяжело раненым и контуженым, находился в лагере в районе Фридрисхаген.

Он рассказал: «Советские военнопленные работали на химзаводе, поднимали на работу в 4 часа утра. Делать все надо было бегом, кто двигался медленно, того избивали и подвергали нечеловеческим пыткам. Ежедневно весь лагерь выстраивали на поверку, которую проводил сам комендант лагеря. Всех слабых, которые не могли работать, отзывали в сторону, строили отдельной колонной и уводили. Больше они в лагерь не возвращались, их убивали или душили в специальных душегубках… Чтобы никто из больных, отобранных для особой обработки, не сбежал и не затерялся среди других доходяг, под номером заключенного накалывали букву «L» — первую букву немецкого слова «ляйх» — труп. Ожидали смерти, как избавления. Если бы нас не освободили, меня ждала та же участь, которая постигла многих, так как я настолько ослаб, что уже не мог ходить. Охрану лагеря несли молодчики из гитлеровской молодежи, которые оканчивали специальную школу палачей в Потсдаме, где их обучали самым разнообразным методам издевательств и зверств. Среди них были и бывшие наши люди, которые, не выдержав побоев и пыток, шли на сотрудничество, фискалили против своих и даже участвовали в пытках. Троих, наиболее ненавистных из мучителей, военнопленные захватили сами и передали в руки советских частей при освобождении лагеря. Вербовщиками в лагерях были не только немцы, чаще из наших, они, соблазняя умирающих от голода людей дополнительным куском хлеба или котелком супа, говорили, вот видишь, я не умер от нравственных мучений и ноги таскаю, а тебе, если откажешься от сотрудничества и выполнения заданий — или расстрел, или карцер с пытками. Выбирай: или гордо умирай от голода и пыток, или сотрудничай, а там дальше будь что будет. Надо сказать, что у таких было больше возможности выжить и вернуться на родину».

В конце долгой беседы он задал вопрос: «Правда ли, что будто советское правительство с подозрением относится к солдатам, взятым в плен, и с еще большим подозрением относится к офицерам, побывавшим в плену, считая их военными преступниками?» Затем, понизив голос, он сообщил, что в бараке и сейчас находятся пособники фашистов, они запугивают репатриантов и ведут среди бывших военнопленных пропаганду о невозвращении на Родину. И передал листовку, которую неизвестные распространили в бараке.

«Дорогие товарищи!

Обращаемся к вам с просьбой, чтобы вы не ходили на этот страшный суд, куда вместе с вами идут миллионы несчастных людей.

Все вы будете замучены в застенках НКВД как враги народа. Половина всех людей, находившихся в Германии, будет расстреляна, остальные погибнут в советских концлагерях. Если вы в это не верите сейчас, то скоро убедитесь сами.

В лагере, куда вас согнали, будут морить голодом и на родине у вас также сейчас страшный голод. Мы сбежали из лагеря, дабы не подвергаться голоду и ужасным пыткам НКВД. Жиды и жидовский прохвост Сталин боятся нас потому, что мы побывали за границей и видели, как богато и культурно живут другие народы, а что мы видели в России?

Призываем всех — не идите сами к жидам НКВД на их проверки. Разбегайтесь кто куда знает. Чем больше нас сбежит, тем палач Сталин будет больше нас бояться со своими жидами, которые хотят уничтожить весь советский народ.

Нас обвиняют в том, почему мы не шли в партизаны, почему работали на фашистов и не организовывали партизанское движение в Германии?

Нас спрашивали: «Вы знали, что своим трудом в Германии помогали вести фашистам войну против России?»

Один жид НКВД заявил нам: «Война окончена без вас, и мы будем жить без вас».

Дабы не попадаться в лапы жидам НКВД, лучше покончить жизнь в Германии.

Да здравствует свобода русского народа!»

Я отправился в отдел контрразведки, чтобы срочно передать листовку, полученную от Краснова. Капитана Малышева на тот момент не оказалось, а следователь Леонов был занят проверяемым. Не решившись его прервать, я решил подождать и присутствовать на следственном допросе.

Леонов вслух читал анкету, заполненную очередным вошедшим.

— Страшнов Иван Николаевич, семнадцатого года рождения, уроженец города Воскресенска, Московской области, из крестьян, — не поднимая от анкеты головы, произнес, — Садись! — и, минуту помолчав, задал вопрос. — Ну?! Кулак ведь?!

— Из бедняков… родители умерли… с восьми лет жил и воспитывался у тетки.

— Чем занимался до войны?

— Окончил восьмилетку, затем с тридцать шестого по тридцать восьмой годы служил в армии, после армии был сельским учителем под Воскресенском…

— Ладно. Не хочешь о своем прошлом, о происхождении, давай о службе.

— Повторно был призван в Красную Армию по мобилизации 24 июня сорок первого в 245-ю стрелковую дивизию.

— Звание?

— Лейтенант…

Я давно подметил, что военнопленные, сообщая дознавателям о своих бывших воинских званиях, произносили их особо подчеркнуто, как бы с распрямившейся душой от того, что в них признали попранное за годы пребывания в немецком плену человеческое достоинство. Еще бы! Совсем недавно их называли «крисгефаген» или «хефтлинг», «хунд» или «швайн» — военнопленный или арестант, собака или свинья.

Леонов неотрывно смотрит ему в глаза.

— Ты говоришь «лейтенант»? А откуда это мне известно? Может, ты самозванец?! Вот пройдешь проверку, тогда и называй себя лейтенантом. Понятно? А теперь давай подробно, как попал в плен?

— Я ведь все рассказал искренне… В сентябре сорок первого дивизия под Старой Руссой попала в окружение, в декабре оставшиеся разбросанные части пытались небольшими группами выйти из окружения, но никто не знал, где располагались наши…

Леонов вновь открывает папку, разворачивает исписанные листы, внимательно читает, водит пальцем по строчкам, задумывается, потом, вдруг вскинув глаза, резко спрашивает:

— Будем работать или будем изворачиваться, а, Страшнов? Брось! Путаник великий! В анкете ты указываешь, что попал в окружение 8 сентября и вышел из него в октябре, сейчас говоришь, что был в окружении по декабрь сорок первого. Перепутать осень с сильными декабрьскими морозами невозможно. Конечно, с кем выходил из окружения, тоже не помнишь?

— Выходили втроем: я, сержант Сергеев из моего батальона и старшина, фамилию не знаю…

— Я что тебе, идиот? На что надеешься? Чего тянешь, душу выматываешь?! Ты говоришь, воевал, а я, по-твоему, в бабки играл? Ты признавайся, как поднял руки перед немцами. Признавайся?!

— Я все вам рассказал…

— Врешь! Врешь ты все, Страшнов! Из воды сухим норовишь выйти! Нет, не выйдешь! Нас не обведешь! Мы тоже не лыком шиты!

Он приподнимается со стула, негодуя, размахивает рукой перед носом Страшнова, тычет пальцем ему в грудь, лицо его становится багровым, кричит:

— Нет, ты нас не проведешь! Советские органы сильны! За кого ты меня принимаешь?! Я уже десять лет служу в контрразведке! Ты это можешь понять или нет?! Ты, Страшнов, мелко плаваешь, чтоб дурачить меня! Как это ты не помнишь, как поднял руки, сдаваясь в плен?! — Трясущимися руками достает папиросу, спички и закуривает.

— Я ведь рассказывал… ничего не помню… был ранен в голову…

— Перестань повторять дурацкое: «Я уже рассказывал». Если надо будет, расскажешь сто раз! Четвертый час бьюсь с тобой. А ведь у меня ты не один. Я думал, ты умнее… Не хочешь признаться, как сдался в плен, так ответь: ты хоть один побег совершил? Нет?! Что ж ты, мать твою, так и сидел?

— А как же… не один побег, а три… я рассказывал…

— Я не желаю слушать сказки, врешь ты все! Да и куда ты мог бежать? Скажи лучше, — он угрожающе понизил голос, — перестанешь врать или хочешь сесть посидеть? После плена, да еще в своей тюряге годочков пятнадцать? Ну?.. Смотри, я тебя упеку. Тогда уж, если и выйдешь, то только седым.

Страшнов, опустив голову, заплакал. Леонов, успокоившись, уже ровным голосом сказал:

— Иди, Страшнов, и еще раз серьезно подумай. Лучше сейчас честно признаться в том, как ты добровольно сдался в плен, как сотрудничал с немцами. Будь уверен, мы все выясним!

Через неделю Страшнов был отправлен в армейский спецлагерь НКВД, куда ежедневно отправляли десятки подозреваемых. Там, к его счастью, нашлись военнопленные, которые подтвердили, что вместе со Страшновым совершали неудачные побеги из лагерей вначале в Польше, затем в Германии. Лейтенант Страшнов оказался честным человеком, с немцами не сотрудничал, но узнать, исполнилась ли угроза Леонова осудить его за измену Родине и отправить отбывать срок на родине, мне было не дано.

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

Сов. секретно.

ШТ из ШТАБА ГСОВГ.

Подана 18.06.45 г.

10 ч. 22 м.

Комендантам лагерей №№ 207, 210, 226.

Немедленно проверьте и сообщите в отдел контрразведки, не находится ли у вас в лагере польский партизан Доушник Рихард, родившийся в Париже в 1908 году. По имеющимся данным он является агентом английской разведки.

При обнаружении, немедленно задержать. Если Доушник из лагеря убыл, донесите, когда, куда, с какой командой или эшелоном.

ОТНОШЕНИЕ ВОЕННОГО ПРОКУРОРА 71 АРМИИ

Начальнику ОКР «Смерш» подполковнику Полозову.

Присланные Вами материалы допросов на выявленных среди репатриантов лагеря № 207 бывших «власовцев»: Москалюка, Перетягина. Шевчука, Гиндасова, Товстопятова — возвращаю без санкции на их арест.

Согласно Постановлению ГОКО от 4 ноября 1944 г. и СНК СССР от 6 января 1945 г., приказанию командующего 1-м Белорусским фронтом от 7 февраля 1945 г. все служившие в немецкой армии, в специальных немецких формированиях, «власовцы», полицейские и прочие подлежат немедленному направлению через сборно-пересыльные пункты в спецлагеря НКВД.

В соответствии с этим прошу отправить указанных лиц вместе с материалами расследования по назначению.

ДОНЕСЕНИЕ СТАРШЕГО СЛЕДОВАТЕЛЯ ОКР «СМЕРШ» КАПИТАНА МАЛЫШЕВА

Военному Прокурору 71 армии.

Прошу разрешения на продление сроков ведения следствия и содержания под стражей арестованных отделом контрразведки «Смерш» репатриантов лагеря № 207 по подозрению в измене Родине, злодеяниях, творимых вместе с немцами на временно оккупированной советской территории, и завербованных агентов.

В процессе следствия по возбужденным делам установлено:

Шмунис Михаил Семенович, 1907 г. рожд., урож. УССР, г. Хорин, проживал в г. Астрахань, гражданин СССР, еврей, бывший член ВКП(б), исключен в 1937 г., образование 7 классов, бывший военнослужащий Красной Армии, правительственных наград не имеет.

В 1942 году, находясь в лагере для военнопленных в г. Седлец (Польша), вошел в доверие к немецким властям и добровольно поступил на службу к немцам.

Работая переводчиком в лагере, Шмунис вместе с немецкой охраной лагеря всячески поддерживал фашистский режим, систематически издевался над советскими военнопленными, жестоко избивал их за опоздание на построение для отправки на работу и за уклонение от работы на немцев, а военнопленного Бибика раздел догола, поместил в корыто с холодной водой, избил шваброй и резиновой дубинкой. Лично убил Петрова и Селедцова за то, что они из-за истощения не смогли подняться с нар для выхода на работу.

Находясь на службе у немцев, Шмунис скрывал свою национальность от немцев, сменил фамилию Шмунис на Трескунов.

В целях установления личности Шмуниса 23 июня 1945 г. сделан запрос начальнику Астраханского ГО НКВД, в связи с чем продлен на 1 месяц срок ведения следствия и содержания под стражей арестованного Шмуниса М.С.

В Управление Военной Комендатуры г. Темплин в мае с.г. были направлены временно на работу в качестве переводчиков два брата из репатриантов: Луценко Антон Антонович и Луценко Павел Антонович, откуда они 20 июня сбежали.

Не доезжая двух километров до американской зоны оккупации, они были задержаны патрулем военной комендатуры, арестованы и доставлены в лагерь.

Как установлено следствием, цель побега — переход в американскую зону оккупации. В целях подтверждения преступной деятельности и выяснения фактов их добровольной службы в войсках СС на территории Украины и Белоруссии в 1943–1944 гг. и участия в карательных действиях, сроки нахождения под стражей и ведения следствия продлены на 2 месяца.

Гогелис Антанас, 1918 г. рожд., урож. дер. Обона, Шимонской волости, Паневежского уезда, и Жельнис Владас, 1911 г. рожд., урож. дер. Вилканы, Паневежского уезда, Литовской ССР. Оба при немцах служили в полиции, попали в Германию с отступающими немецкими частями.

На следствии оба показали, что окончили диверсионную школу, дислоцированную в имении Вальден под Бромбергом, начальником школы был капитан немецкой армии Лауэрт.

Они получили задание репатриироваться на родину, там связаться с действующими бандами националистов для проведения террористической деятельности.

Для подтверждения их участия в карательных акциях на территории Литвы и Белоруссии направлены запросы в УНКВД Литовской и Белорусской ССР. Сроки нахождения под стражей и ведения следствия продлены на 2 месяца.

Прачкин Федор Саввович, 1922 г. рожд., урож. г. Витебска, русский, образование 9 классов, отец в 1937 г. осужден по ст. 58–10 УК РСФСР на 10 лет лишения свободы. 28 апреля 1945 г., как бывший военнопленный, освобожденный Красной Армией, был зачислен в музвзвод. В мае с.г. в Управлении корпуса ему была выдана красноармейская книжка, в которой отражено, что Прачкин с 1941 по 1945 гг. непрерывно служил в Красной Армии, тогда как он в Отечественной войне участвовал только 10 дней, о чем при заполнении красноармейской книжки якобы предупреждал заполняющего (красноармейская книжка прилагается).

Проведенными оперативными мероприятиями было установлено, что Прачкин в июле 1941 г., участвуя в боях на территории Белоруссии, добровольно сдался в плен к немцам. Содержался в разных лагерях для военнопленных.

В мае 1942 г. Прачкин был завербован немцами, в Бранденбургской разведшколе прошел 40-дневный курс обучения разведывательно-диверсионной работе, по окончании которой трижды забрасывался в тыл Красной Армии с целью проведения шпионско-диверсионной и подрывной деятельности. Срок ведения следствия продлен на 1 месяц.

Теснов Иван Иванович, 1917 г. рожд., урож. Сталинской обл., г. Дзержинск, русский, рабочий, образование 7 классов, в плену у немцев с октября 1942 г. Прибыл в лагерь из английской зоны оккупации.

По доказательному сообщению репатрианта Коровника во время пребывания в плену Теснов состоял на службе немецкого гестапо. Чувствуя за собой вину и то, что его начинают разоблачать, Теснов дезертировал из лагеря. Принятые меры розыска пока результатов не дали. Розыск продолжается. На все погранпосты разослана ориентировка.

ЗАПРОС

Сов. секретно.

Начальнику ПФЛ № 207.

Ленинградский РО УНКВД гор. Москвы просит выслать проверочно-фильтрационное дело на репатриированного Куранова Ивана Дмитриевича, 1916 г. рожд., урож. Тульской обл., дер. Болакрива, который находился в Вашем лагере со 2.6 по 22.6.45 г. и проходил проверку.

Прошу сообщить, каким образом ему была выдана фильтрационная справка, с которой он направлен в гор. Москву?

Мы располагаем сведениями, что лейтенант Куранов И.Д. в ноябре 1941 г. дезертировал из воинской части под Можайском, затем до июля 1942 г. скрывался на бывшей оккупированной территории под Калининым у родственников жены, откуда ею были получены два письма. С ноября 1942 г. никаких известий от него она не получала, считала его погибшим, хотя похоронного извещения не было.

Если в проверочно-фильтрационном деле имеется фотография Куранова, прошу обязательно ее приложить для идентификации личности.

ДОКЛАДНАЯ ВОЕННОГО ПРОКУРОРА 425 СД МАЙОРА БУЛАХОВСКОГО.

Нач. штаба лагеря № 207.

Нач. ОКР «Смерш».

В соответствии с приказом начальника штаба ГСОВГ генерал- полковника Малинина на Военную Прокуратуру возложена обязанность прокурорского надзора за содержанием репатриантов в лагерях и сроками проведения проверки для их последующей репатриации.

В процессе проверки лагеря № 207 были выявлены серьезные недостатки.

Так, в ночь на 25 июня с.г. репатрианты Паутов и Кривой, находившиеся в венотделении по поводу заболевания сифилисом, вылезли через окно первого этажа лазарета, переползли проволочное заграждение и бежали из лагеря.

Принятыми мерами розыска Паутов и Кривой задержаны в районе Витенберга и доставлены в лагерь. Они показали, что побег совершили с целью покупки нужных им для излечения дефицитных медикаментов.

Санитар красноармеец Морозов способствовал побегу, выдав им без разрешения верхнюю одежду.

Как показал старший врач-венеролог майор м/с Фирсов, в лазарете имеются все необходимые медицинские средства для лечения сифилиса.

Соцдемографические данные:

Паутов Николай Павлович, 1924 г. рожд., украинец, б/п, был вывезен из Сумской обл. в Германию, где работал с марта 1942 г. по апрель 1945 г. В Красную Армию призван из репатриированных советских граждан в мае с.г., работал шофером гаража лагеря. Познакомился с репатрианткой (фамилию и имя не знает), с которой дважды имел половое сношение. В связи с появившейся болью в половых органах, обратился к врачу, и при обследовании у него был выявлен сифилис.

Кривой Михаил Юрьевич, 1922 г. рожд., русский, образование 3 класса, прибыл в лагерь № 207 18 июня с.г. в составе группы бывших военнопленных из лагеря № 211. Установлено, что с ноября 1943 г. по апрель 1945 г. находился в Германии, но чем занимался, еще предстоит выяснить. При обследовании в лагере у него был выявлен сифилис, которым он страдал уже давно и который хотел скрыть.

Находясь в побеге, с их слов, решили напоследок отомстить Германии. Встретили молодую немку и, по взаимному согласию с ее стороны, имели оба с ней половое сношение (фамилию и имя не знают). Оба показали, что немку не насиловали, а побег совершили из-за боязни, что венерическое заболевание не позволит им вернуться на Родину.

С целью выяснения истинной причины побега Паутова и Кривого из лагеря требуется проведение дополнительного дознания сотрудниками «Смерш».

Прокуратурой задержана и направлена на принудительное лечение немецкая гражданка Хелла Вайер, которая, как выяснилось, с октября м-ца 1944 г. болеет венерической болезнью типа «люис» (сифилис).

На допросе Вайер показала, что в мае-июне с.г. она имела неоднократные половые сношения со следующими военнослужащими Управления и частей 425 стр. дивизии и лагеря № 207.

В дивизии:

…4. С молодым красивым офицером, старшим лейтенантом по кличке Кока-Профурсет.

В лагере № 207:

…6. Невысоким майором по фамилии Гаврилов.

Прошу Вас в приказном порядке немедленно направить в венгоспиталь № 3661 всех перечисленных выше военнослужащих для клинического обследования и проверки, не болеют ли они «люисом».

Результаты врачебного заключения вышлите мне для приобщения к делу.

Во время проверки также было установлено, что начальник хозотделения лейтенант Березовский занимается мародерством: он незаконно отбирал личные вещи у спецконтингента, присваивал их себе и отсылал на родину. В частности, 24 июня им были отобраны три отреза матрасного материала, несколько платьев и двое часов, а 25 июня он же пытался изнасиловать репатриантку, бывшую партизанку Альпийскую Александру. Ранее лейтенант Березовский уже получал предупреждения и дисциплинарные взыскания.

За мародерство и попытку изнасилования дело на лейтенанта Березовского передано в Военный трибунал.

Майор Булаховский.

 

55. Павел Зайков

В нескончаемом потоке опрошенных мной в этот день бывших военнопленных был и старший лейтенант Павел Зайков. Когда он вошел, я сразу обратил внимание на его лицо: веснушчатое, в области лба и висков розово-красные шрамы от ожогов, и я подумал — танкист или летчик? Выше среднего роста, сутулый, лет двадцати пяти, курносый, вихрастый, в нем было что-то мальчишеское, в серозеленых с крапинками глазах отсутствовало выражение страдания, тоски и боли, столь характерное, как я подметил, для большинства бывших военнопленных, что меня даже несколько удивило.

В заполненном им собственноручно опросном листе значилось:

«Зайков Павел Алексеевич, 1922 года рождения, уроженец гор. Москвы, русский, бывший член ВЛКСМ, образование среднее, холост. Призван в РККА в июле 1941 года Пресненским райвоенкоматом гор. Москвы. Окончил Военно-авиационную школу в гор. Молотов, с октября 1941 г. по сентябрь 1943 г. летчик 117-го гвардейского истребительного полка, старший лейтенант. В немецком плену с 1943 г. Освобожден английскими войсками из лагеря для советских военнопленных в гор. Нойштадт, передан через демаркационную линию в порядке репатриации 2 июня 1945 г.»

Помимо опросного листа в папке лежал ответ с краткой характеристикой командира 117-го ГИАВП гвардии подполковника Гороховецкого на запрос дознавателя капитана Леонова:

«Летчик старший лейтенант Зайков П.А. за время службы в авиаполку проявил себя смелым и бесстрашным воином, честно и добросовестно выполнял задания командования, совершил 45 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 6 самолетов противника. 20 сентября 1943 года не вернулся с боевого задания и предположительно попал в плен к немцам».

Зачитав опросный лист и справку, я спросил Зайкова:

— Все правильно? Хотите что-нибудь добавить?

— Нет.

— Тогда расскажите подробнее об обстоятельствах пленения.

— 20 сентября сорок третьего группа из трех самолетов ИЛ-2 наносила удар по аэродрому в 15 километрах западнее Львова, я на истребителе ЯК-1 прикрывал штурмовиков. Отбомбившись, «илюшки» уже уходили, когда из-за облаков появились два «мессера» и меня взяли в бутерброд — один сверху, другой снизу, — завязался воздушный бой, самолет получил пробоину в бензобак и загорелся. Я был ранен, но успел выпрыгнуть из горящей машины, получив ожоги лица и рук, к тому же, приземляясь, подвернул ногу. И в таком беспомощном состоянии был схвачен немцами… После допросов отправлен в лагерь…

— В каком лагере Вы были?

— Вначале в Клейнкенисберге… Сторожевые вышки с пулеметами, колючая проволока под током высокого напряжения, собаки, эсэсовцы… В бараке две сотни пленных… Когда смог двигаться, созрел план побега. Вместе с тремя летчиками решили сделать подкоп из барака и вывести тоннель за колючую проволоку… Подкоп в самом дальнем углу барака рыли руками, раны на руках еще не зажили, но рыли, рыли упорно, по очереди опускались в яму, привязывая себя веревками, чтобы при обмороке нас могли вытащить. Но нашелся предатель… Наутро в барак ворвались эсэсовцы, всех выстроили на плацу, нас приговорили к экзекуции под названием «десять дней жизни», это когда все десять дней подряд часами избивают, пытают, держат в одиночном карцере без еды и воды… Затем такую «отбивную» забросили в барак умирать… Но я выжил благодаря братству и помощи таких же полутрупов: каждый из них отщипывал по крошке хлеба, скатывали в катышки размером с фасолину и заталкивали мне в рот.

Зимой сорок четвертого тысячи военнопленных в лагере были расстреляны, оставшихся в спешном порядке босыми погрузили в товарняк и отправили в лагерь в город Магдебург.

— Но Вас освободили из лагеря в Нойштадте, как Вы там оказались?

— В Магдебургском лагере шла активная вербовка среди военнопленных на сотрудничество с немцами и службу в немецкой армии. В нашем бараке появился такой агитатор, бывший уголовник по кличке Костя, ползучая гадина, который нашептывал, что мы здесь все погибнем, никто нам не поможет, Родина нас забыла, вообще кто мы такие для Родины — предатели, перебежчики, немецкие прихвостни? Так лучше с немцами сотрудничать и им помогать, чем здесь подыхать, как собакам, и добавил: «А вот мне все равно, кому служить, где и какая родина, были бы денежки, вино да девочки!». Не помня себя, я ударил подлеца в подбородок, другие навалились на него, готовые придушить. Он истошно заорал: «Убивают!!» На его крик в барак ворвалась охрана, всех избили, растащили по карцерам. Через несколько дней отобрали полсотни людей, отказавшихся служить в немецкой армии, повели под конвоем, думали, в душегубку, оказалось, в лагерь в Нойштадт.

— Что было в этом лагере?

Он говорил спокойным голосом с явным акающим говором, было видно, что он устал от моих вопросов и возвращения в прошлое.

— Нас привезли для строительства укреплений, но я попал в рабочую команду из пятнадцати человек, которая строила дороги. Из этой команды в лагере находятся пятеро.

Он перечислил всех поименно. После нескольких часов опроса я его отпустил, но еще несколько раз его вызывал дознаватель капитан Леонов.

На территории лагеря Зайков вел себя странно, везде появляясь с маленькой невзрачной молчаливой женщиной, лет двадцати пяти, со стороны это выглядело как его попытка защитить незнакомку и от чего-то уберечь. В один из приходов ко мне я поинтересовался у него:

— Женщина, которая всегда рядом с Вами, кто она?

— Эльза Треншель, немка…

— Откуда Вы ее знаете и как она оказалась в лагере?

— Во время работы на строительстве дороги к русским военнопленным подходили немецкие женщины, вначале робко, чтобы посмотреть на нас со стороны и убедиться, что мы такие же люди и у нас действительно нет рогов. Затем некоторые из них стали приносить и незаметно передавать нам хлеб и еду, среди них была Эльза. Спустя какое-то время она стала появляться и у барака с советскими военнопленными. Подойдя к часовому, долго с ним разговаривала, потом отлучалась якобы по естественным надобностям, а сама заходила за угол. Я вылезал из окна, и она передавала нам передачу — еду, курево и необходимые для больных лекарства, — потом внезапно все прекратилось.

Где-то в начале января сорок пятого я неожиданно увидел ее в лагере и со страхом подумал, что ее схватили и тоже посадили, оказалось, что она устроилась в лагерь на работу машинисткой. Наши встречи стали регулярными, я ждал этого момента и боялся за нее. Благодаря Эльзе несколько человек были отправлены в одиночные камеры, избежав неминуемого расстрела, двоих с ее помощью перевели в лазарет, мне она передавала записочки с сообщениями, что Красная Армия уже на территории Германии, надо терпеть, скоро придет освобождение. Эти новости вдохнули в нас веру и желание жить.

Поздно ночью 24 апреля из лагеря куда-то исчезла охрана с собаками, а 25-го днем в лагере на машинах появились не то англичане, не то американцы, открыли бараки и сообщили об освобождении. Все радовались, что дожили до этого момента, но Эльза куда-то исчезла и я неделю о ней ничего не знал.

И вот, когда нас готовили в порядке репатриации к передаче через демаркационную линию, я увидел ее в толпе: Эльза каким-то непостижимым образом оказалась среди освобожденных советских граждан и военнопленных. Эта маленькая хрупкая женщина своей смелостью и добротой, участием и помощью не только мне спасла жизнь, но и пробудила желание жить. Понимаете? Она моя судьба, мое возрождение, и теперь я за нее буду бороться всеми силами, как она боролась за меня.

После разговора с Павлом Зайковым я внимательно к ней присмотрелся: невидная, стеснительная, даже робкая, в сером платьице, длинных серых шароварах, стоптанных башмаках, в каком-то нелепом тюрбане на голове, из-под которого выбивались пряди темно-каштановых волос, был удивлен ее некрасивости и не понял, что же он в ней такого увидел? Она добровольно, никто ее об этом не просил, ухаживала в бараке за семьей многодетной репатриантки, обстирывая их, что вызвало у майора Гаврилова подозрение, мол, пытается искупить свою вину; постоянно носила с собой томик Гейне и, забившись в угол барака, беззвучно читала стихи, было видно только движение губ, или что-то вязала: Пауль, как она звала Зайкова, щеголял в немыслимом пуловере, ею связанном.

Все обратили внимание на их необычное среди репатриантов поведение: то, с каким обожанием она смотрит на Зайкова, и то, что они ходят по лагерю, взявшись, как дети, за руки, что особенно раздражало Гаврилова, который ехидно заметил им вслед:

— Тоже мне, объявился Ромео среди бывших советских офицеров, к тому же побывавший в плену, подобрав себе Джульетту из немок. Ни рожи, ни кожи, одни кости. Ему бы от нее как от чумы шарахаться, а он еще всем демонстрирует свои нежности к немке и удивляется, почему никого это не умиляет.

Но не только Гаврилов относился к ним с неприязнью. Как-то я догонял Володьку и Мишуту, когда из-за угла барака им навстречу вывалился Зайков с Эльзой. Мишута первым сунул ему свою толстую ладонь и поздоровался за руку, поэтому и Павел протянул руку Володьке.

— Извините, но военнопленным, даже бывшим, руки не подаю, — отчеканил Володька, принимая в сторону, и быстро пошел вперед.

— Здравия желаю, — дрогнувшим голосом сказал мне Павел, слезы стояли у него в глазах.

Протянуть ему руку я не решился.

— Яволь, обер-лейтенант, — тихо произнесла Эльза.

— Старший лейтенант, — холодно и невозмутимо поправил я, мне никак не хотелось быть обер-лейтенантом, это чисто фрицевское звание.

И тут я впервые заметил, что в ней что-то есть. Она смотрела на меня приветливо, как на своего защитника, в ее янтарно-карих глазах просвечивала доброта и что-то неуловимо пленительное.

Спустя неделю во время дежурства по лагерю, обходя территорию, я услышал голоса, которые раздавались из самого дальнего угла, со стороны дровяного склада, где никого не должно было быть. Подойдя ближе, я узнал голос Зайкова. Что он там делает? Завернув за угол сарая, я застал взволновавшую меня сцену: Эльза сидит на корточках, опираясь спиной о косяк входной двери, а Павел, стоя перед ней, неотрывно смотрит на ее лицо и нараспев, с чувством, громко читает стихи Есенина:

Затем шагнул вперед, взял Эльзу за руку и продолжил:

И, видоизменив слова поэта, закончил, обращаясь к ней:

Эльза, прижав левую руку к груди, не сводила с Паши восхищенных влюбленных глаз: не зная русского языка, она понимала их сердцем, и это были слова любви. Из ее глаз покатились слезы, и она шепотом произнесла:

— Пауль, любимый! Я хочу быть с тобой! Всем сердцем — твоя. Я буду самой нежной, послушной и доброй, буду твоей навсегда!

Оставаясь незамеченным, я отошел от склада в смятении с ощущением легкого стыда и неловкости, что невольно подсмотрел и подслушал объяснение в любви.

Вечером, взяв в руки дорогой мне томик Есенина, с которым не расставался всю войну, отыскал его ранние стихи и уже для себя вслух прочел:

Я задумался: нет, не мог быть плохим человек, так искренно объяснявшийся в своих чувствах словами самого лиричного русского поэта. Несомненно, Павел и Эльза любят друг друга. Ну и что, что она немка? Возможно ли было такое представить еще несколько месяцев тому назад?

Через три дня я увидел Зайкова в приемной коменданта лагеря полковника Быченкова: он у секретаря регистрировал письмо для отправки. Старшина Агафонов выразительным взглядом указал мне на лежащий перед ним конверт, на нем крупными печатными буквами было выведено:

МОСКВА, КРЕМЛЬ

НАРКОМУ ОБОРОНЫ

ВЕРХОВНОМУ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМУ

МАРШАЛУ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

ТОВАРИЩУ И.В. СТАЛИНУ

Увидев мое удивление, Зайков объяснил, что он обращается к товарищу Сталину с личной просьбой и показал письмо, чтобы я его прочел.

«Дорогой товарищ Сталин!

Зная Вашу любовь и внимание к каждому советскому человеку, уверен, что ни одно, адресованное Вам письмо, не останется без ответа. Это и придает мне силы и надежду, и я осмеливаюсь писать Вам.

Мне тяжело обращаться к Вам и писать это письмо потому, что как человек, проведший около двух лет в плену у немцев, я не заслуживаю полного доверия Родины и Советской власти, но я честный человек и предан своей социалистической Родине и лично Вам, товарищ Сталин. С Вашим именем на устах я летал и бил фашистов.

Я обращаюсь к Вам с просьбой, ибо только Вы можете помочь разрешить мою проблему.

Убедительно прошу Вашего распоряжения в оказании содействия в оформлении брака с фактически моей женой, немкой по национальности Эльзой Треншель, и получении ею советского гражданства для совместного со мной въезда в СССР.

Мы готовы пройти любую проверку, чтобы подтвердить и доказать свою преданность социалистической Родине и лично Вам, товарищ Сталин.

Как бывший военнопленный я не претендую и не рассчитываю на прописку в Москве, где я родился, учился и живут мои родители.

Мы согласны поехать в любой район Советского Союза. До войны я окончил автомобильный техникум, в начале войны — летное училище, во время войны был летчиком, совершил сорок пять боевых вылетов, в которых уничтожил шесть самолетов противника, мой самолет был сбит, и я попал в плен, но и находясь в немецких лагерях я не предал свою Родину и ничем не посрамил честь советского офицера. Я смог бы работать автомехаником, а жена могла бы преподавать в школе немецкий язык, а спустя какое-то время и биологию, так как закончила биологический факультет Берлинского университета.

Моя жена немка, но она, поверьте мне, умоляю Вас, дорогой товарищ Сталин, хороший человек, ненавидящий Гитлера и его режим, отказавшаяся от своего отца и всех родственников, антифашистка, которая помогала нашим военнопленным, и я за нее отвечаю головой.

Буду ждать и надеяться получить от Вас положительного решения.

Бесконечно преданный и любящий всей душой и сердцем свою Родину, все наше родное, советское и Вас, самого справедливого и человечного из людей.

Зайков Павел Алексеевич, советский офицер.

Лагерь для репатриантов, полевая почта…».

 

56. Совещание у Быченкова

Спустя неделю я был срочно вызван к полковнику Быченкову. Я мгновенно сообразил, что это каким-то образом связано с Зайковым и его письмом.

В кабинете полковника уже находились зам. по политчасти полковник Бутенко, начальник контрразведки подполковник Полозов и начальник учетного отдела майор Гаврилов.

Быченков, оглядев собравшихся, сказал:

— Я пригласил вас всех, чтобы обсудить и посоветоваться по поводу щекотливой ситуации, касающейся бывшего военнопленного Зайкова. Я ознакомился с его проверочными материалами. Анкету заполнил старший лейтенант Федотов, опрос проводил дознаватель капитан Леонов и, — бросив беглый взгляд на Полозова, — как я вижу, вопросов у контрразведки тоже не возникло. В деле имеется ходатайство командира и заместителя по политчасти авиаполка, где до пленения служил Зайков, и коллективное письмо-обращение летчиков с просьбой направить Зайкова после окончания проверки в лагере в авиаполк для продолжения службы в команде аэродромного обслуживания. Я вызвал Зайкова, чтобы сообщить о принятом положительном решении удовлетворить ходатайство руководства и летчиков авиаполка, но он неожиданно обратился ко мне с просьбой о репатриации его в Советский Союз совместно с женой, которая находится в нашем лагере и с которой у него пока официально не зарегистрирован брак, и просил оказать содействие в его регистрации, — и, обращаясь к майору Гаврилову, спросил:

— Кто она?

— Эльза Треншель, немка.

— Откуда?.. Из немцев Поволжья? — попросил уточнить Быченков.

— Натуральная немка, из Гамбурга.

— А как поступают с немцами из Восточной Пруссии?

— Их переселяют на Запад. И ей там место, — резко ответил Гаврилов.

— Но Зайков ее любит, она спасла ему жизнь в лагере, — встрял я. — Он считает, что она предназначена ему судьбой. Единственная, понимаете?

— Любовь зла, полюбишь и козла. Он в жизни живой женщины не щупал, поэтому она для него единственная, — грубо прервал меня Гаврилов.

— Зайков мне доверительно сообщил, что он направил письма лично товарищу Сталину с просьбой разрешить ему жениться на немке и товарищу Калинину… С большой надеждой ждет ответов, — добавил я.

— Товарищ Сталин не может заниматься каждым в отдельности, он должен думать о всем человечестве. У него на плечах три миллиарда вместе с капиталистами, — ошпетил меня Гаврилов и продолжил, — а он куда лезет? Неверно себя ведет, не по-советски. Побарался с немкой, и хватит. Он ненормальный, психически больной, если всерьез говорит о своем желании жениться на немке. Предлагаю его освидетельствовать.

— Молодые люди, граждане разных стран, вступая в брак, действуют под влиянием минуты. Они ничего не учитывают, и, прежде всего, не учитывают, что кому-то из них навсегда придется покинуть свою родину и переселиться в чужую, неведомую им страну, где все иное — язык, уклад жизни, круг людей. Неизбежные каждодневные удары непривычного приведут и выявят их полную несовместимость, и под этими ударами… — размышлял полковник Бутенко.

— Любовь падет? — язвительно уточнил Полозов.

— Видите ли, если великая любовь — это одно, — продолжил Бутенко, — но в молодые годы за любовь часто принимают суматоху чувств, временную увлеченность. Приказы, запрещающие скоропалительные браки на войне и в послевоенное время, как раз стоят на страже ослепленного чувствами человека: он верит в любовь, а закон и приказ сдерживают и не позволяют ему окончательно подавить волю и разум и направлены на то, чтобы он не поддавался сиюминутной буре и суматохе чувств. И это правильно. Оттого, что людям вовремя не помешали совершить необдуманные поступки, трагедий несравненно больше, чем оттого, что пресекли.

— Законы и приказы пишутся с расчетом, что все мерзавцы, жулики или шпионы. Нельзя же каждого держать за такого, — сказал Быченков, бросив выразительный взгляд на Полозова, — скоро в брак будут вступать только после разрешения контрразведки.

— Ну, вам это не грозит, — с улыбкой заметил Полозов. — В принципе такие браки существуют и по закону разрешены. Тут нет проблемы. Но случай Зайкова с немкой — непредусмотренный, и пока она ему не жена, а сожительница. Кто возьмет на себя ответственность зарегистрировать брак советского гражданина, офицера, пусть и бывшего, с немкой? Вот в чем вопрос. Это же нонсенс! Парадокс! И это не в нашей компетенции.

— Отправим-ка мы их на территорию Союза в фильтрационный лагерь, пусть там разбираются, — предложил Бутенко.

— А как ее оформлять на границе? — спросил Быченков.

— Зарегистрируем как насильственно угнанную на работы и отправим в первом потоке как репатриантку, переданную нам американцами, — вмиг сообразил Гаврилов.

— Ну что ж, если каждый из вас внесет свой вкладыш в оформление документов, то никаких затруднений в процессе репатриации не возникнет, — немного подумав, ответил Быченков и приказал Гаврилову, — вы можете идти.

Когда Гаврилов вышел и мы остались вчетвером, Полозов произнес:

— Я на это не согласен, — он стоял у окна, что-то разглядывая, затем прошел через весь кабинет, подошел к двери, выглянул в коридор и, убедившись, что там никого нет, тихо спросил; — А вы твердо уверены в том, что она не использует Зайкова для проникновения на территорию Союза с иными целями? А если она приедет в Москву?

Затем посмотрел на всех свысока с брезгливым выражением, которое, как я подметил, возникало у него в тех случаях, когда он знал то, чего не знали другие, и доверительно сообщил:

— К вашему сведению, Большая Дорогомиловская — правительственная трасса, и по этой улице ездит товарищ Сталин!

С минуту царила полная тишина.

— А насчет Большой Дорогомиловской подполковник Полозов прав, — согласился Бутенко. — Он зрит в корень и понимает все насквозь и глубже!

— Вот так, по недомыслию и сгоришь, как капля бензина, — раздумчиво произнес Быченков.

Он сидел, не в силах скрыть смущения, затем куда-то позвонил и отдал распоряжение отозвать согласие на перевод Зайкова в команду аэродромного обслуживания в его бывший авиаполк.

Наш «батя», добрый и бесстрашный Астапыч, наверняка в эту минуту чувствовал себя как нашкодивший пудель.

Я же подумал и понял, какая могла бы получиться ерунда, когда вдруг бы там появилась при нашем содействии немка Эльза в сером платье и штанах, с повязкой на голове и со своей несомненно чуждой нам душой.

От какой беды нас предостерегает подполковник Полозов! Он все знает!..

* * *

…Подполковник Петр Федорович Полозов (как говорил Астапыч в глубоком мохнатом прошлом санитарный врач из Калинина) мужчина был видный и запоминающийся: выше среднего роста, с большим выпуклым лбом, длинным как клюв носом, крупная голова вскинута с достоинством, светло-серые, почти прозрачные, глаза смотрят зорко и цепко, бесстрастное, непроницаемое лицо всегда выражало спокойную холодную решимость. Над воротничком его кителя ровно на два миллиметра выступал рубчик белого подворотничка, над левым карманом блестели старательно начищенные ординарцем три ордена: Красной Звезды, Красного Знамени и Отечественной войны 1-й степени.

Под его колючим взглядом солдаты из охраны ежедневно посыпали песочком дорожку перед отделом.

Несмотря на то, что воевали они вместе с сорок третьего, Астапыч никогда не допускал с ним фамильярного отношения, должность начальника контрразведки дивизии определяла между ними некоторую, едва заметную, дистанцию.

На следующий день после совещания в кабинете Быченкова я провожал в барак после опроса бывшего военнопленного Копылова и случайно встретился на территории лагеря с подполковником. Я приветствовал его, он, вскинув руку к лакированному козырьку, вполоборота и не глядя в мою сторону, негромко велел:

— Зайдешь потом ко мне!

Неужели опять он припомнит мне Хольмана?

Официант Жан-Поль Хольман, эльзасец, тщательно вымытый, выбритый до синевы с зализанными бриолином волосами, в белоснежной накрахмаленной куртке, вежливый, раболепный обслуживал нас в кафе, куда мы часто заходили выпить пива и послушать музыку. Смахнув крошки со стола салфеткой, он услужливо подавал огромные кружки с пивом, водружал их на картонные кружочки, лакейски сгибал в полупоклоне спину и, отойдя от стола, тихо стоял у барной стойки или сидел в углу у входа на кухню, поглядывая на нас и прислушиваясь к разговору. Его угодливость до приторности была неприятна. Мы его угощали, относились доброжелательно, называли на «ты», демонстрируя всем немцам свой интернационализм. Он рассказывал, что до войны долго бедствовал, потом работал в ресторанах и барах, мыл посуду. Мне еще тогда бросились в глаза его холеные руки и я мельком подумал, что у человека, долгие годы работавшего посудомойщиком, не могло быть таких рук.

Спустя неделю нас (меня, Володьку и Мишуту) по очереди вызвали в отдел контрразведки дивизии. Там я неожиданно увидел нашего «симпатичного официанта»: его арестовали по списку разыскиваемых военных преступников. Выяснилось, что он был надзирателем в концлагере, пытал, истязал и убивал людей. Куда подевались его прежняя любезность и угодливость? Увидев меня, его лицо исказила злобная гримаса ненависти, а в глазах застыл смертельный страх: он знал и понимал, что его ждет и что он обречен.

Поднимаясь на второй этаж в кабинет Полозова, я уговаривал себя: «Я не враг народа и не агент! У меня биография как стеклышко, нет, как немецкий хрусталь! Я нисколько не боюсь подполковника Полозова!» И вот я снова оказываюсь под его пристальным взором.

Подполковник Полозов проглядывал анкеты, расписывался на каждой и сокрушенно сказал, когда я вошел:

— Если бы ты знал, сколько всякой сволочи возвращается в Советский Союз, у тебя бы волосы поседели, и не только на голове… — и, как бы между прочим, спросил: — А Копылов о чем с тобой говорил?

Я от неожиданности опешил — мысленно я готовился к разговору об официанте и проговаривал ответы, — так как не ждал такого вопроса. Минуту молчал, соображая, откуда он знает, что я с ним разговаривал, какой здесь может быть подвох, и ответил:

— О разном. Товарищ генерал хороший мужик.

— Какой он тебе «товарищ генерал»! Ты его не идеализируй! Его рано идеализировать. Да любому солдату из взвода охраны больше доверия, чем ему. Так о чем конкретно говорили?

— А зачем вам? — натянуто улыбнулся я, более дурацкого вопроса начальнику контрразведки придумать было трудно.

— Надо. Я все должен знать. У меня должность такая. Как мною установлено, еще в гражданскую войну Копылов служил под командой Тухачевского, а позже у Примакова и Дубинина. Мужик он длинный, и концы не сразу нащупаешь.

Я не знал тогда, кто такие Примаков и Дубинин, но сразу понял, что дела Копылова плохи. Он прикидывается тихим и неудачливым, смотрит на меня своими карими добрыми глазами со скорбью, дает якобы правдивые показания по поводу своего пленения в августе сорок четвертого: командовал дивизией, был вызван в штаб армии на совещание, после совещания зашел к своему другу, начальнику штаба армии, которого знал семнадцать лет — учились вместе в академии, — выпили, закусили, а через час, возвращаясь в дивизию в темноте, попали под обстрел (немцы вклинились), водитель и ординарец погибли, а сам был ранен, очнулся уже у немцев.

Я спросил его:

— Ну, а что начальник штаба, какие показания дал по вашему пленению?

— Правдивые, самые для меня благоприятные и хорошие. Он же по-настоящему порядочный человек. Но знаете, что ужасно? Он избегает встречи со мной. Увидев меня на территории лагеря, обошел стороной.

— Да ну, это вам показалось.

— Нет, нет! Не показалось!

Внимательно выслушав, Полозов меня еще раз предупреждает:

— Нельзя давать волю своим эмоциям. Ты с этим Копылов не вяжись. Он был связан еще в гражданскую войну с Тухачевским… Понял, куда концы уходят? — и добавил; — А вызвал я тебя для того, чтобы сказать, чтобы ты был готов к выполнению особого задания, пока сообщить не могу какого, но в ближайшие дни тебя ознакомят и проинструктируют.

Выходя от Полозова, я подумал, что рыльце у Копылова в пушку и дело его очевидно дрянь, ведь он пытается обмануть и органы, и государство…

НАЧАЛЬНИКУ УПРАВЛЕНИЯ ПО ДЕЛАМ РЕПАТРИАЦИИ ПРИ ВОЕННОМ СОВЕТЕ ГСОВ В ГЕРМАНИИ

Направляю Вам поступившее на имя Народного Комиссара Обороны СССР товарища И.В. СТАЛИНА письмо бывшего военнопленного Зайкова П.А., находящегося в лагере для репатриируемых полевая почта… для рассмотрения поставленных им вопросов в соответствии действующего законоположения и имеющихся у Вас инструкций.

О результатах прошу уведомить заявителя.

ВРИД Начальника приемной

майор а/с Перфилкин.

НАЧАЛЬНИКУ УПРАВЛЕНИЯ ПО ДЕЛАМ РЕПАТРИАЦИИ ПРИ ВОЕННОМ СОВЕТЕ ГСОВ В ГЕРМАНИИ

Направляю Вам адресованное Председателю Президиума Верховного Совета СССР тов. М.И. Калинину письмо бывшего военнопленного Зайкова П.А., находящегося в лагере для репатриируемых полевая почта… и ходатайствующего об оформлении брака с его фактической женой немкой Эльзой Треншель и предоставлении ей советского гражданства.

Гражданину Зайкову и другим лицам, находящимся на территории Германии, необходимо разъяснить, что по вопросам регистрации браков, в том числе и с иностранными подданными, и оформления советского гражданства им необходимо будет обращаться в Консульский отдел в Берлине. Вопрос об открытии этого отдела в настоящее время решается Наркоматом Иностранных дел СССР.

Вопросами регистрации браков, в том числе и с иностранными подданными, Президиум Верховного Совета СССР не занимается, что же касается оформления советского гражданства лицами, находящимися за пределами Советского Союза, то по этому вопросу необходимо обращаться только в советские посольства и консульства на местах.

Приложение по тексту на 3 листах.

Заведующий Приемной Председателя

Президиума Верховного Совета СССР П.А. Савельев.

ПРИКАЗАНИЕ НАЧАЛЬНИКА УПРАВЛЕНИЯ ПО ДЕЛАМ РЕПАТРИАЦИИ ПРИ ВС ГСОВГ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА СКРЫННИКА

Комендантам лагерей.

Начальникам сборно-пересыльных пунктов для репатриантов.

22.06.45 г.

Сообщаю для строгого руководства и неуклонного исполнения директивное указание Зам. Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации генерал-лейтенанта тов. Голубева от 21 июня 1945 года:

«В центральные Правительственные учреждения и лично в адрес товарища И.В. Сталина поступает немало различных писем и жалоб от репатриантов, находящихся в лагерях и на сборных пунктах, в том числе и на территории Германии. В последнее время поток таких писем и жалоб значительно возрос, что, прежде всего, свидетельствует о том, что многие коменданты лагерей и начальники сборно-пересыльных пунктов не могут или не желают решать волнующие репатриантов вопросы на местах и тем самым вольно или невольно переадресовывают этих людей в центральные Правительственные учреждения, демонстрируя свою недееспособность и служебное несоответствие.

Следует также иметь в виду неблаговидные намерения некоторых репатриантов впутать в свои нередко подозрительные, а подчас и, более того, преступные биографии центральные Правительственные учреждения и лично товарища Сталина.

ПРИКАЗЫВАЮ:

Обязать комендантов лагерей для реабилитируемых и начальников сборно-пересыльных пунктов, начальников отделов по делам репатриации групп войск и военных округов все возникающие у репатриантов вопросы и жалобы разрешать на местах, тем самым немедленно прекратив порочную практику обращения этих людей в центральные Правительственные учреждения и лично к товарищу Сталину».

РАЗЪЯСНЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ОТДЕЛА ПО РЕПАТРИАЦИИ ИНОСТРАННЫХ ГРАЖДАН ПРИ УПРАВЛЕНИИ УПОЛНОМОЧЕННОГО СНК СССР ПОЛКОВНИКА МАЗУНОВА

Коменданту лагеря № 207.

На Ваш запрос №… от 23.06.45 г. сообщаю, что советские граждане, желающие изменить свое подданство на иностранное и убыть за границу, пусть обращаются в НКИД, который может решить эти вопросы. Мы этим не занимаемся.

В данном случае советскую гражданку Бовкун Анну Филипповну нужно передать органам НКВД для отправки на родину.

Иностранным гражданам, желающим принять советское гражданство, следует обращаться в консульские отделы на территории Германии. Немецкой гражданке Эльзе Треншель следует туда обратиться, и после изменения подданства на советское она может быть отправлена на территорию Советского Союза.

И впредь в таких вопросах поступайте таким же образом.

* * *

Майор Гаврилов, начальник учетного отдела, был неприятной личностью во всех отношениях, начиная с внешности: его лицо обильно было усеяно прыщами и гнойничками, которые он постоянно корябал и выдавливал, жирные волосы облепливали неправильной формы череп, что придавало ему вид неряшливого человека, тонкие губы были всегда сложены в презрительную усмешку, а в бесцветных стеклянных глазах — вечное раздражение и недовольство, подобострастно они смотрели только на вышестоящее начальство. Он нервно, с неистовством, до крови обкусывал ногти.

Служил в конвойных войсках рядовым писарем, сержантом и перед войной дорос до младшего лейтенанта. Доподлинно никто не знал, где и в какой должности он был во время войны, кажется агитатором, неутомимым начетчиком, который только и нуд ел о гнилом либерализме, патриотизме и потере бдительности, и на этом продвигался по службе.

Поговаривали, что он племянник кого-то из заместителей командира стрелкового корпуса, куда входила наша 425-я дивизия. Якобы был награжден двумя боевыми орденами, которые не носил, но ранений, как все мы, не имел.

Его не любили все за цинизм, грубость, развязность в общении с офицерами и сотрудниками своего отдела, его разговоры и беседы с репатриантами проходили на повышенных тонах, а речь перемежалась отборными нецензурными выражениями.

Мы сторонились общаться с ним во внеслужебное время, да и он предпочитал напиваться вечерами в одиночку. Даже полковник Бутенко его немного побаивался после того, как Гаврилов громогласно заявил ему:

— Всюду изменники и предатели, а вы тут создали санаторный режим для изменников родины и потакаете законспирированным агентам!

Взятый им на мушку бывший военнопленный Зайков раздражал его до бешенства тем, что водил немку Эльзу за ручку на виду у всего лагеря. Когда пришло письмо-ходатайство из авиаполка с хорошей характеристикой на Зайкова, он с нескрываемой ненавистью сказал:

— Ишь, доброхоты и защитнички нашлись! Воевал… хороший летчик… понасбивал немецких самолетов, с такой рекомендацией хоть на «Героя» представляй! А что он делал в плену, они знают?

Я разделяю мнение товарища Сталина, что у нас после сорок третьего года не могло быть военнопленных, а были только изменники. А эта немочка поди членом «Гитлер-Югенда» была? И как это он с ней снюхался, если только не был завербован?

Буквально на следующий день после совещания в кабинете Быченкова стало известно о бумаге-доносе Гаврилова на Зайкова и руководство лагеря в политотдел армии:

«Доношу, что я, как начальник учетного отдела пересыльно-фильтрационного лагеря № 207, не раз высказывал руководству лагеря свои соображения, что находящийся в лагере бывший военнопленный Зайков П.А. — подозрительная личность, социально-чуждый нам человек и настроен антисоветски, о чем свидетельствует его упорное стремление под видом своей «жены» провезти в Советский Союз немецкую женщину Эльзу Треншель, не имеющую советского подданства.

Кроме того, официально этот брак не зарегистрирован и даже не получено разрешение на его регистрацию несмотря на многочисленные обращения Зайкова во все инстанции: командующему армией, в Управление по репатриации, в Президиум Верховного Совета СССР и даже лично товарищу Сталину.

Наше же руководство относится к Зайкову не только терпимо, но и с жалостью, они готовы незаконно оформить его брак с немкой. А после получения письма-ходатайства из авиаполка, где якобы служил Зайков, с просьбой направить его к ним в запасной полк, где он будет использован как авиатехник на ремонтных работах, его готовы туда отправить, но что делать с немкой, без которой он не хочет покидать лагерь? Она немка из Восточной Пруссии, и нам предписано переселять их на Запад, и ей там самое место.

Я не раз заявлял, что он ненормальный, психически больной, коль всерьез продолжает настаивать на своем желании жениться на немке, и предлагал его освидетельствовать, но руководство мои заявления оставило без внимания.

Нутром советского патриота я не сомневаюсь, что в период пребывания Зайкова в плену он был завербован немцами, и все это теперь делает по их заданию.

Мои соображения: Зайков настроен антисоветски, его необходимо арестовать и путем физического воздействия заставить признаться в истинных намерениях.

Майор Гаврилов.

При следующей встрече с Гавриловым я с нескрываемым презрением выпалил ему:

— Майор, вы подлец! У вас нет чести, а честь для офицера гораздо больше жизни! После вашего поступка никто из офицеров вам руки не подаст!

Он, как ни в чем ни бывало, цинично заявил:

— Все под Богом ходим! Я сигнализировал, другим — разбираться! Лучше перебдеть, чем недобдеть! Мало ли что может произойти, начальство останется в стороне, поэтому главное — надо уметь свою жопу прикрыть!

Ведь он меня о чем-то предупреждал, но я этого тогда не понял…

 

57. Зола

Суета сует, суета всяческая…

ДИРЕКТИВНОЕ УКАЗАНИЕ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИТУПРАВЛЕНИЯ 1-го БФ

02.06.45 г.

В условиях мирного времени особенно недопустимы проявления недостаточно уважительного отношения к имени Верховного Главнокомандующего, Председателя Государственного Комитета Обороны СССР, Наркома Обороны, Маршала Советского Союза, Величайшего Полководца всех времен и народов, Спасителя Европы и мировой цивилизации, Гениального Вождя, Родного Отца и Учителя всех народов товарища И.В. СТАЛИНА.

Имеются случаи, когда в партийных и комсомольских документах, в политдонесениях и даже в наглядной агитации при упоминании имени И.В. СТАЛИНА вместо товарищ пишут сокращенно «тов.», даже просто «т.», что совершенно недопустимо, причем фамилию Величайшего Полководца и Стратега в истории человечества, Верховного Главнокомандующего нередко пишут не большими, прописными, а строчными буквами и подвергают переносу.

На политзанятиях, политинформациях и беседах с личным составом недостаточно подчеркивается колоссальное значение исключительной роли товарища И.В. СТАЛИНА, гениального Творца, Организатора и Вдохновителя всех наших побед, поставившего на колени гитлеровскую Германию и ее союзников и спасшего тем самым нашу Родину и все человечество от фашистского рабства, игнорируются и умалчиваются общепринятые формулировки, возвеличивающие и восславляющие товарища И.В. СТАЛИНА и наглядно отражающие истинное глубокое уважение и признательность, безмерную преданность и любовь к нему советского народа и всего прогрессивного человечества.

Указанные выше недопустимые проявления свидетельствуют об ослаблении бдительности, политической близорукости и партийной незрелости отдельных политработников, за что в соединениях и частях армии наказаны в партийном и дисциплинарном порядке офицеры т.т. Щербак, Воронов, Аксель, Гулыга и Печников.

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. Во всех партийных и комсомольских документах, политдонесениях, армейских и дивизионных газетах, средствах наглядной агитации, стенгазетах и боевых листках имя Величайшего Полководца всех времен и народов Верховного Главнокомандующего И.В. СТАЛИНА писать только большими прописными буквами.

2. Категорически запрещается впредь при упоминании имени И.В. СТАЛИНА вместо полного товарищ употреблять сокращения «тов.» или «т.». Также категорически запрещается при переносе текста разбивать фамилию И.В. СТАЛИНА на две части или отделять инициалы: фамилия и инициалы должны помещаться на одной строке.

3. Впредь при упоминании имени И.В. СТАЛИНА не следует ограничиваться указанием должности «Верховный Главнокомандующий» или «Народный Комиссар Обороны», а необходимо добавлять формулировки, возвеличивающие и восславляющие товарища И.В. СТАЛИНА и наглядно отражающие глубочайшее уважение, признательность и безмерную любовь к нему советских людей и всего прогрессивного человечества, а именно:

а) «Величайший Полководец всех времен и народов» или «Величайший Полководец и Стратег в истории человечества».

б) «Спаситель Европы и мировой цивилизации» или «Спаситель всего человечества и мировой культуры».

в) «Великий Вождь, родной Отец и Учитель советского народа и всего прогрессивного человечества» или «Великий Вождь, родной Отец и Учитель выдающегося русского народа и других национальностей нашей страны».

г) «Гениальный Творец, Организатор и Вдохновитель всех наших побед».

д) «Величайший Гений в истории человечества».

Указанные выше формулировки при употреблении должны чередоваться; они должны быть задействованы в речи не только политработников, но и рядовых коммунистов и комсомольцев и всего личного состава. В наглядной агитации, в армейских, дивизионных и стенных газетах слова Полководец, Вождь, Спаситель, Отец, Учитель, Гений целесообразно писать с большой, прописной буквы.

При добавлении других формулировок, возвеличивающих и восславляющих личность товарища И.В. СТАЛИНА, следует руководствоваться принципом «маслом кашу не испортишь».

4. На политзанятиях, политинформациях, в беседах с личным составом, в армейских и дивизионных газетах особо подчеркивать и непрестанно акцентировать исключительную роль товарища И.В. СТАЛИНА, как Величайшего Полководца и Стратега в истории человечества, постоянно доводя до сознания личного состава, что генералы и маршалы при всех их несомненных заслугах, талантах и личном мужестве были только исполнителями его гениальных стратегических планов и предначертаний и его титанической воли.

С настоящим директивным указанием ознакомить под расписку всех политработников частей и соединений, включая старшин и сержантов, находящихся на офицерских должностях.

Генерал-майора Галаджева.

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

Особой важности.

«Весьма срочно!»

ШТ из ШТАБА ГСОВГ.

Подана 26.06.45 г.

14 ч. 26 м.

Частям, дислоцированным в Германии.

В связи с награждением 26 июня с. г. Президиумом Верховного Совета СССР И. В. Сталина вторым орденом «Победа» и присвоением звания «Герой Советского Союза»:

1. Объявить 27 июня днем всенародного торжества.

2. Провести политинформации, читки передовой статьи в газете «Красная Звезда», обеспечить выпуск стенгазеты и боевых листков с текстами Указов Президиума Верховного Совета и их изучение.

3. В торжественной обстановке провести митинги личного состава, подготовить выступления и постоянно освещать в донесениях охват личного состава, количество выступавших и наиболее характерные выступления.

4. Организовать поток поздравительных писем и телеграмм лично товарищу Сталину, в адрес Центрального комитета ВКП(б) и Правительства.

О проведенной работе докладывать ежедневно к 12.00 в очередных по- литдонесениях.

Начальник штаба

генерал-полковник Малинин.

ДИРЕКТИВНОЕ УКАЗАНИЕ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИТОТДЕЛА 71 АРМИИ

Начальникам политотделов частей и соединений армии.

26.06.45 г.

В ближайшие часы по радио будут переданы принятые сегодня Президиумом Верховного Совета СССР Указы о присвоении Верховному Главнокомандующему товарищу И.В. СТАЛИНУ звания «Герой Советского Союза» и награждении его вторым орденом «Победа».

Организуйте дежурство и проведите запись текстов Указов специально выделенными людьми. После проверки текстов эти Указы должны быть доведены до всего личного состава, для чего в казармах и палатках разбудить всех на 10 минут раньше и зачитать Указы, сообщив о них как о чрезвычайно радостном событии, как о большом празднике советского народа и всего прогрессивного человечества.

27 июня после завтрака надлежит провести митинги по-батальонно в стрелковых полках и по-дивизионно — в артиллерийских. Для каждого митинга подготовьте по 4–5 выступлений по возможности бывалых, заслуженных воинов, имеющих боевые награды и способных достойно восславить исключительные заслуги Величайшего Полководца и Стратега всех времен и народов, спасителя Европы и мировой цивилизации, Великого Вождя, Отца и Учителя всего человечества, Верховного Главнокомандующего, Маршала Советского Союза товарища И.В. СТАЛИНА. Среди выступающих рядовые, сержанты и старшины должны составлять не менее 60 %, а выходцы из рабочих и крестьян с низшим образованием не менее 20 %.

Со всеми отобранными для выступлений необходимо провести индивидуальный инструктаж, предупредить их об особой ответственности и тщательно выучить с ними наизусть возвеличивающие товарища И.В. СТАЛИНА формулировки, доведенные в соединения и части корпуса директивным указанием Начальника Политуправления фронта от 2 июня с.г. Формулировки эти в выступлениях должны чередоваться.

Короткие тексты выступлений выходцев с низшим образованием должны быть написаны на листках и выучены с ними наизусть.

Параллельно методом индивидуального инструктажа подготовьте для каждого митинга по 5–6 боевиков-заводил, желательно из бывалых воинов, участников минувших боев, которые в конце выступлений и особенно в конце митинга как бы стихийно, неорганизованно изъявляя свои чувства и находясь вразброс в толпе, во весь голос провозглашали бы здравицы в честь товарища И.В. СТАЛИНА, выкрикивая следующие лозунги:

«Великому СТАЛИНУ — слава!», «Да здравствует великий СТАЛИН!», «Величайшему полководцу и стратегу — слава!», «Да здравствует спаситель Европы и мировой цивилизации великий СТАЛИН!», «Величайшему гению человечества — слава!», «Великому СТАЛИНУ многих, многих лет и вечного здоровья!», «Да здравствует лучший друг и отец русского народа и других национальностей нашей страны великий СТАЛИН!»

Следует организовать так, чтобы Указы Президиума Верховного Совета были бы восприняты личным составом с огромной радостью и воодушевлением, а стихийно возникающие здравицы поддерживались бы троекратным «Ура!» всех присутствующих.

Проводимые митинги должны вылиться в демонстрацию величайшей любви и беспредельной преданности воинов-победителей к своему гениальному Вождю и Полководцу товарищу И.В. СТАЛИНУ.

Места проведения митингов должны быть заранее подготовлены дежурными подразделениями, украшены зеленью и флажками, перед собравшимися должны быть выставлены окаймленные цветами портреты товарища И.В. СТАЛИНА. Начало митингов следует спланировать так, чтобы на каждом поочередно был произведен вынос боевого знамени полка.

27 июня объявляется праздничным днем, с обедом в частях и соединениях по усиленной раскладке и выдачей всему личному составу по 100 граммов водки, которая должна быть выпита сразу же после провозглашения тоста-здравицы, достойно восславляющего исключительные заслуги товарища И.В. СТАЛИНА.

О всех проведенных мероприятиях, выступлениях и откликах личного состава донесите в политотдел армии обстоятельно с приведением наиболее характерных высказываний.

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

Особой важности.

«Весьма срочно!»

ШТ из ШТАБА 71А.

Подана 27.06.45 г.

22 ч. 00 м.

В ближайшие часы, до полуночи, по радио будет передан принятый сегодня Президиумом Верховного Совета СССР Указ о присвоении Верховному Главнокомандующему, Маршалу Советского Союза товарищу И. В. СТАЛИНУ высшего воинского звания «Генералиссимус Советского Союза».

Немедленно мобилизуйте всех политических и комсомольских работ ников, партийный и комсомольский актив для безотлагательного повторного проведения всего комплекса мероприятий, сообщенных вам вчера в связи с присвоением товарищу И.В. СТАЛИНУ звания «Герой Советского Союза» и награждением его вторым орденом «Победа».

Дополнительно к мероприятиям, доведенным вам вчера, необходимо завтра на каждом митинге принять поздравительные письма товарищу И.В. СТАЛИНУ по поводу всех трех Указов Президиума Верховного Совета СССР. Тексты принятых писем должны продемонстрировать огромную любовь, беспредельную благодарность и безграничную преданность воинов- победителей к своему Вождю и родному Отцу, Величайшему Полководцу всех времен и народов и должны обильно содержать общепринятые восславляющие и возвеличивающие товарища И.В.СТАЛИНА формулировки.

О проведенных сегодня и завтра мероприятиях, откликах личного состава с приведением наиболее характерных высказываний доложите в течение суток объединенным развернутым политдонесением.

* * *

…Еще с ночи всеми радиостанциями Советского Союза каждые полчаса транслировалось правительственное сообщение о присвоении нашему Верховному самого высокого звания — Генералиссимуса.

Игрались бравурные марши, и неподдельная радость с утра овладела всеми. Во всех подразделениях прошли торжественные собрания и митинги, настроение у всех было праздничное.

К вечеру городок был полон пьяных, счастливых бойцов и офицеров из разных частей и соединений, орущих здравицы в честь Вождя, сопровождая каждый тост очередной дозой забутыливания.

— Макаров! — кричал один из авиаторов. — Делай, как я! — и мешком повалился на мостовую.

— Эх, братцы-славяне, — улыбнулся Мишута, — крепенько повредились, сердечные.

В конце концов, размахивая пистолетом, Володьке удалось остановить машину аэродромного обслуживания, и мы погрузили в нее бесчувственных авиаторов. Затем он дозвонился в комендатуру и потребовал от дежурного помощника выслать патрули на машинах, чтобы подобрать пьяных, которые своим поведением позорили армию. Володька разговаривал властно и требовательно, но ему объяснили, что ни машин, ни патрулей в комендатуре не осталось и что черт с ними, с пьяными, в артиллерийском полку «чепе»: во время самодеятельного салюта двое убиты, а еще трое — ранены.

Я стал названивать полковнику Фролову, но квартира не отвечала, наверное, он был в гарнизоне на банкете командиров частей и соединений армии, в честь присвоения Верховному Главнокомандующему звания Генералиссимуса.

Кока-Профурсет в тот вечер тоже хорошо поддал. Находясь в состоянии полной непосредственности, ерничал, куражился и, обращаясь ко мне и Мишуте, не к месту повторял свой дежурный тост:

— Друзья! Давайте выпьем за тех, кто любит и отдается!

Заметив недовольно-брезгливое выражение на лице Володьки, добавил:

— И за Генералиссимуса!

Правда, позже выяснилось, что в мире уже есть один Генералиссимус — Чан Кайши, но тот какой-то китайский…

ПОЛИТДОНЕСЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИТОТДЕЛА 425 СД

Доношу об откликах личного состава и проводимой работе в связи с награждением Верховного Главнокомандующего, Маршала Советского Союза товарища Сталина орденом «Победа», присвоением звания «Герой Советского Союза» и высшего воинского звания «Генералиссимус Советского Союза».

Несмотря на то, что это известие получено в первом часу ночи, дежурный, гвардии красноармеец Писарев, член ВЛКСМ, побежал в казармы с возгласом: «Товарищи бойцы! Слушайте большую радость! Нашему Маршалу Иосифу Виссарионовичу Сталину присвоили звание Генералиссимус!». В расположении части стихийно возникла овация и раздались громкие крики «Ура!»

28 июня с.г. в 11.00 во всех частях и подразделениях в торжественной обстановке с развернутыми знаменами полков проведены митинги, которые прошли с величайшим подъемом и вылились в демонстрацию любви и бесконечной преданности партии ВЕЛИКОГО СТАЛИНА.

Бойцы и офицеры в своих выступлениях выражали чувства радости и гордости за своего любимого Полководца, Отца и Учителя товарища СТАЛИНА.

Капитан Юргин В.Ф., 1914 г. рожд., русский, член ВКП(б), образование 7 классов, в РККА с 1945 г., дважды ранен, награжден орденом Отечественной войны 2-й степени, прожив. Кировская обл., Туржинский р-н, с. Юргино, в своем выступлении заявил:

«В тяжелую годину войны, когда враг угрожал нашей Родине, Красная Армия и весь наш советский народ вверили свою судьбу верному соратнику Ленина — ВЕЛИКОМУ СТАЛИНУ. Советский народ не ошибся в своем выборе. Верный слуга народа, мудрый стратег и полководец товарищ СТАЛИН объединил все силы против фашистской нечисти, вдохновил воинов Красной Армии на священную, великую освободительную войну и привел нас к полной победе над немецким фашизмом. Весть о награждении товарища СТАЛИНА орденом «Победа» и присвоении великому полководцу высших званий — «Герой Советского Союза» и «Генералиссимус» является нашей всеобщей радостью».

Сержант Лукьянченко О.М., командир 1-й стр. роты, 1923 г. рожд., украинец, член ВКП(б), образование 9 классов, участник боев, 6 раз ранен, трижды орденоносец, прож. Киевская обл., Вильманский р-н, с. Туровка сказал:

«В самые тяжелые 1941-42 годы товарищ СТАЛИН мужественно заявил и твердо обещал, что мы победим. Все верили товарищу СТАЛИНУ и под его руководством мы разгромили немцев и пришли в Германию, откуда началась война. Каждая операция планировалась лично товарищем СТАЛИНЫМ. Мы, бойцы, сержанты и офицеры шли в бой с именем СТАЛИНА и побеждали врага, с именем СТАЛИНА лучшие сыны нашей Родины шли на смерть за наше правое дело, за нашу победу. Вера наша оправдалась, мы победили. Честь и слава родному СТАЛИНУ, Герою Советского Союза, Генералиссимусу! Имя его будет жить в веках, как и имя великих побед».

Старший сержант Шашлов П.Е., член ВКП(б), в РККА и на фронте с 1941 г., награжден орденами Красной Звезды и Отечественной войны 2-й степени, медалью «За отвагу» сказал:

«В трудные для страны дни товарищ СТАЛИН сплотил и поднял советский народ на борьбу с врагом. Лозунг товарища СТАЛИНА «Наше дело правое. Враг будет разбит» объединил все силы народа нашего тыла и фронта в единый и могучий кулак. Только в результате гениальной стратегии и таланта товарища СТАЛИНА мы смогли выдержать внезапное нападение врага, а затем и победить. Не знает история такого гения в хозяйственной, политической и военной деятельности, как наш великий и всеми любимый Вождь и Отец товарищ СТАЛИН. Нет такой меры, чтобы оценить заслуги Великого Полководца перед Родиной и человечеством».

Ефрейтор Полозов С.В., 1919 г. рожд., б/п, русский, образование 5 классов, в РККА с 1937 г., на фронте с 1941 г., 2 тяжелые контузии, 3 ранения, награжден медалью «За отвагу», орденами Славы 3-й степени, Красного Знамени и Отечественной войны 2-й степени сказал:

«В первые дни Отечественной войны товарищ СТАЛИН убедил всех, что наш народ никогда не будет порабощен. Имя товарища СТАЛИНА на протяжении всей Великой Отечественной войны было для нас символом жизни и победы. В трудные минуты боя мы думали о товарище СТАЛИНЕ, надеялись и побеждали. Товарищ СТАЛИН всегда был с нами. СТАЛИН — наш Отец. Первый мой орден по праву принадлежит мудрому и Гениальному Полководцу товарищу СТАЛИНУ».

Ст. лейтенант Кужель, командир 2-й батареи, член ВКП(б), сказал:

«Только товарищ СТАЛИН заслуживает такого высокого звания — Генералиссимус. Народ, партия, Правительство воздают должное его заслугам. Мы на весь мир гордимся своим Вождем, гениальнейшим человеком современности — товарищем СТАЛИНЫМ».

Гв. рядовой из нового пополнения Климов заявил:

«Все наши сердца наполнены горячей любовью и восхищением, что великий человек — ЧЕЛОВЕК ПОБЕДЫ — товарищ СТАЛИН удостоен высшей награды и звания. Весь мир восхищается гениальностью и прозорливостью СТАЛИНА. Заслуги его неоценимы перед Родиной в деле полной победы над немецко-фашистскими захватчиками. Он спас весь мир от коричневой чумы. Пожелаем товарищу СТАЛИНУ долгие годы жизни и здоровья на благо нашей Родины».

Гв. лейтенант Задорожный, член ВКП(б), в своем выступлении сказал:

«С первых дней Великой Отечественной войны товарищ СТАЛИН встал во главе нашего правительства и руководства Красной Армии. Вся тяжесть легла на его плечи. Во всех операциях, начиная с разгрома немцев под Москвой и Сталинградом и кончая разгромом немцев в Берлине, видна была руководящая роль и направляющая рука товарища СТАЛИНА. Его стратегия побеждать привела к полному и окончательному разгрому врага. Я горячо приветствую Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении товарищу СТАЛИНУ высшего воинского звания «Генералиссимус Советского Союза».

Красноармеец Кандыбович С.С., 1903 г. рожд., белорус, член ВКП(б) с 1938 г., в РККА с 1941 г., дважды орденоносец:

«Непередаваема наша солдатская радость, когда мы узнали о награждении нашего любимого полководца товарища СТАЛИНА. Это умом великого СТАЛИНА был разработан план разгрома гитлеровской Германии, это СТАЛИН вдохновил нас, воинов, на борьбу против немецко-фашистских захватчиков, это СТАЛИН нас привел к полной победе над врагом. Великий СТАЛИН — наша гордость, наша Слава!»

Мл. сержант Остриков:

«Я давно думал, что товарищу СТАЛИНУ нужно присвоить такое высокое звание, какое в мире никто не имеет, потому что товарищ СТАЛИН самый большой человек в мире, и это высокое звание подходит только товарищу СТАЛИНУ. Где СТАЛИН — там правда, там — победа!».

Каждое выступление встречалось долгими и бурными аплодисментами всех участников митинга и мощным троекратным «Ура!».

После митинга оркестр исполнил Гимн Советского Союза.

Во всех частях и подразделениях на митингах были приняты приветственные телеграммы и письма товарищу СТАЛИНУ. Благодарности Вождю отпечатаны на отдельных бланках.

Одно из писем следующего содержания:

«Москва. Кремль.

Верховному Главнокомандующему Генералиссимусу Советского Союза Иосифу Виссарионовичу СТАЛИНУ.

Дорогой и любимый Иосиф Виссарионович!

Мы, рядовые, сержанты и офицеры, собравшись на митинг, посвященный награждению Вас высшей Правительственной наградой орденом «Победа» и присвоением Вам звания «Герой Советского Союза» и высшего воинского звания «Генералиссимус Советского Союза», поздравляем Вас, дорогой и горячо любимый наш Вождь и Учитель, шлем Вам пламенный и чистосердечный привет, и желаем Вам наилучших успехов в Вашей жизни и работе по укреплению мощи и величия нашей социалистической Отчизны.

Ваши заслуги достойно оценены советским народом и большевистской партией, вдохновляют нас на новые успехи в повышении боевой выучки всего личного состава и мы обещаем Вам, что отдадим все силы, знания и энергию для укрепления боеспособности Красной Армии и закреплению победы и будем всегда готовы по личному Вашему призыву выполнить долг перед Матерью-Родиной.

Да здравствует наш ВОЖДЬ и УЧИТЕЛЬ ИОСИФ ВИССАРИОНОВИЧ СТАЛИН!

Слава нашему мудрому Вождю, Полководцу, Генералиссимусу Советского Союза товарищу СТАЛИНУ!»

Во всех частях, кроме митингов, проведены беседы на тему: «Товарищ СТАЛИН — организатор и вдохновитель победы советского народа над Германией». Во всех Ленинских комнатах сделаны витрины, на которых помещены портрет товарища СТАЛИНА и Указы Президиума Верховного Совета СССР о награждении вторым орденом «Победа» и присвоении звания «Герой Советского Союза» и высшего воинского звания Генералиссимус.

Полковник Фролов.

ВНЕОЧЕРЕДНОЕ ДОНЕСЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИТОТДЕЛА 138 СТР. ПОЛКА

Начальнику политотдела 425 сд.

Доношу, что 28 июня с.г. при проведении во 2-м стр. батальоне 138 стр. полка митинга в честь присвоения товарищу И.В. СТАЛИНУ высшего воинского звания «Генералиссимус Советского Союза» имел место непредусмотренный инцидент.

В конце запланированных выступлений попросил слова командир взвода снабжения батальона старшина Городецкий, который, сказав об исключительных заслугах Величайшего полководца и стратега в истории человечества Верховного Главнокомандующего товарища И.В. СТАЛИНА, неожиданно призвал присутствующих обратиться в Москву в ЦК ВКП(б) с предложением о том, что коммунистическую партию теперь следует именовать не партия Ленина-Сталина, а партия Сталина-Ленина, так как после победы в Отечественной войне у товарища И.В. СТАЛИНА заслуг намного больше, чем их было у Ленина, и руководит он партией дольше, отчего его имя должно быть поставлено первым. Тут же он самолично, фактически игнорируя проводившего митинг зам. командира батальона по политчасти капитана Нефедова, предложил проголосовать за свое предложение и большинство присутствующих подняли руки. После этого Городецкий потребовал сообщить о его предложении и о проведенном голосовании в Москву в ЦК ВКП(б).

Капитан Нефедов оказался застигнутым врасплох предложением Городецкого и, чтобы выиграть время для получения указаний, сказал ему и всем присутствующим, что в наименовании партии Ленина — Сталина соблюден хронологический порядок, так как Ленин руководил партией раньше, чем товарищ И.В. СТАЛИН, что подобная перестановка фамилий в обозначении партии может быть сделана только по решению ЦК ВКП(б), однако никаких указаний по этому вопросу не было и нет, и потому он не может докладывать об этом голосовании не только в Москву, но даже в политотдел армии.

Тогда Городецкий заявил, что в таком случае он, как член партии, считает своим долгом лично сообщить об этом предложении в ЦК ВКП(б), называя проведенное им голосование изъявлением «воли народа».

Старшина Городецкий Семен Васильевич, 1917 г. рожд., урож. г. Ростова, украинец, член ВКП(б) с 1944 г., образование 5 классов, перед войной работал парикмахером в Николаевском морском порту, в армию призван в декабре 1942 г. Ферганским РВК Узбекской ССР, имеет легкое ранение и контузию, награжден медалями «За боевые заслуги» и «За взятие Берлина».

Капитану Нефедову мною строго указано на то, что это был митинг личного состава батальона, а не партийное или комсомольское собрание, а на митингах в армии не может иметь место какого-либо рода голосование. За допущение непредусмотренного заранее выступления старшины Городецкого и голосования на митинге он предупрежден мною о неполном служебном соответствии.

Как мне стало известно, Городецкий после митинга писал и переписывал какие-то бумаги, заявив окружающим, что, как только его письмо будет получено в Москве, «у многих здесь полетят погоны и головы». После этого я отправился в батальон и беседовал с Городецким, просил его не торопиться и в любом случае в ближайшие сутки никуда не обращаться и писем в Москву не писать.

В действиях Городецкого усматриваются элементы шантажа. Две недели назад Городецкий подал рапорт о предоставлении ему краткосрочного отпуска якобы в связи с тяжелой болезнью матери, однако присланная ему справка не была заверена печатью и вызвала сомнения своей неграмотностью, и в предоставлении отпуска с выездом в г. Николаев Городецкому командиром полка было отказано. Сегодня во время ужина он сказал: «Они не пустили меня домой, теперь они попляшут».

Направляя Вам нарочным это внеочередное донесение, прошу Ваших незамедлительных указаний, а по возможности, и Вашего приезда в полк для беседы с Городецким. Полагаю, что, если он отправит письмо и его предложение в Москве будет поддержано и принято, нас обвинят в политической близорукости и незрелости, в утрате большевистского чутья и тогда действительно могут «полететь погоны и головы».

Майор Глухов.

ПОЛИТДОНЕСЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИТОТДЕЛА 102 СД

29.06.45 г.

С получением сообщений о присвоении Указами Президиума Верховного Совета СССР товарищу СТАЛИНУ звания «Герой Советского Союза», высшего воинского звания «Генералиссимус Советского Союза» и награждении вторым орденом «Победа» во всех частях и соединениях дивизии проведены политинформации и митинги согласно спущенных указаний и рекомендаций.

Весь личный состав с большой радостью встретил эти сообщения и единодушно одобрил решение нашего Советского Правительства. На митингах выступило более 40 бойцов, сержантов и офицеров. В своих выступлениях они еще раз выразили свою глубокую любовь и безграничную преданность к своему Вождю, Гению и Полководцу товарищу СТАЛИНУ.

Командир батареи 76-мм пушек старший сержант Копельник Илья Григорьевич, 1917 г. рожд., урож. г. Днепропетровска, еврей, член ВКП(б) с 1942 г., образование 10 классов, в Красной Армии с июля 1941 г., имеет одно тяжелое ранение и два легких, награжден орденами Красной Звезды и Славы 2-й и 3-й степени, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа», «За взятие Берлина», выступая на митинге в артполку, сказал:

«Полководческий гений Кутузова, заманившего французов вместе с Наполеоном в Москву, был стократно превзойден величайшим стратегическим гением товарища СТАЛИНА, с изумительной прозорливостью заманившего немцев на огромную территорию не только к Москве, но и до Волги, и до вершин Кавказа, что и привело к их последующему поражению и к нашей Победе. Если Кутузов был удостоен звания фельдмаршала, то звания Генералиссимус для товарища СТАЛИНА совершенно недостаточно, он заслуживает большего. Все эти награды и звания для великого СТАЛИНА малы. Присвоение звания «Герой Советского Союза» и Генералиссимус и награждение вторым орденом «Победа» лишь незначительная дань безмерным заслугам Величайшего Полководца всех времен и народов, Спасителя Европы и мировой цивилизации, Верховного Главнокомандующего товарища СТАЛИНА, который каждому из нас ближе и дороже родной матери, отца и жены вместе взятых».

Комсорг стрелкового полка лейтенант Никулин Афанасий Дормидонтович, 1921 г. рожд., урож. д. Речица, Кромского р-на, Орловской обл., русский, член ВКП(б), в армии с 1941 г., имеет два тяжелых ранения и контузию, награжден орденами Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За освобождение Варшавы» и «За взятие Берлина», выступая на митинге во 2-м стр. батальоне, сказал:

«С именем великого СТАЛИНА мы победили в октябре семнадцатого года. С его именем связаны все наши победы в гражданской войне. Под его гениальным руководством мы превратили сельское хозяйство из отсталого единоличного в передовое колхозное и стали страной радостного цветущего изобилия. Под его гениальным руководством мы ликвидировали кулачество как класс и перед войной своевременно уничтожили многочисленную армию врагов народа и предателей Родины, пытавшихся захватить власть в партии, в армии и в государстве. Только благодаря его величайшему гению мы создали нашу тяжелую индустрию и выиграли небывалую четырехлетнюю войну. Мы, советские люди, должны гордиться, что на всех этапах были надежными безотказными винтиками Генералиссимуса Победы, исполнителями его гениальной воли. Наши грядущие потомки спустя тысячелетия будут просыпаться с именем великого СТАЛИНА на устах и вечно завидовать нам, его современникам и очевидцам. Да здравствует величайший Гений и Полководец в истории человечества товарищ СТАЛИН!»

Здравица, провозглашенная лейтенантом Никулиным, была поддержана стихийно возникшим мощным троекратным «Ура!», выразившим беспредельную преданность и любовь всех присутствующих к товарищу СТАЛИНУ.

К сожалению, второй день всенародного торжества по случаю присвоения товарищу И.В. СТАЛИНУ звания «Герой Советского Союза», высшего воинского звания «Генералиссимус Советского Союзам» и награждения вторым орденом «Победа» был омрачен в дивизии чрезвычайным происшествием.

28 июня командир 7-й стр. роты 15-го стрелкового полка старший лейтенант Габуния, вторые сутки отмечавший исключительные заслуги Верховного Главнокомандующего товарища И.В. СТАЛИНА с еще пятью однополчанами-грузинами, каждый тост-здравицу запивал рюмкой французского коньяка «Акмевита» и в результате опьянел сверх меры. Возвращаясь на квартиру, он, потеряв ориентировку, в 21.20 забрел на территорию склада артиллерийского снабжения дивизии и в условиях полной видимости, несмотря на неоднократные окрики часового рядового Коморина «Стой, стрелять буду!» и предупредительный выстрел в воздух, полез сквозь проволочное ограждение. Затем, преодолев заграждение, он двинулся к штабелю с артиллерийскими снарядами, в связи с чем Коморин произвел из автомата второй предупредительный выстрел. Тогда ст. лейтенант Габуния, выхватив пистолет ТТ, с криком «За Родину! За СТАЛИНА!» бросился к часовому, на ходу стреляя в него, и ранил Коморина в плечо, после чего Коморин применил оружие и с расстояния в шесть метров убил подбегавшего старшего лейтенанта Габуния.

Все это произошло на глазах проходивших мимо трех очевидцев, офицеров дивизии, которые подтвердили факт нападения на часового.

Действия рядового Коморина являются уставными, правомерными и не влекут за собой уголовной или другой ответственности. Возможность террористических намерений с его стороны в отношении ст. л-та Габуния отделом контрразведки дивизии полностью исключается. Следствие ведет Военный Прокурор дивизии, который заявил, что дело будет прекращено.

Полковник Наумов.

ПОЛИТДОНЕСЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА ПОЛИТОТДЕЛА 425 СД

Доношу о хулиганском поступке командира батареи ст. лейтенанта Ковалева.

18.06.45 г., будучи выпивши, он решил жениться на немецкой женщине Шевель Марте, по профессии маникюрше, разведенной с мужем немцем.

Чтобы войти к ней в доверие, Ковалев написал ей филькину грамоту: на незаполненном бланке благодарности за отличные боевые действия от Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища И.В. СТАЛИНА он вписал фамилию Марты Шевель и свою, и выдал эту бумагу немке как свидетельство о регистрации брака.

Получив данный «документ», М. Шевель на радостях устроила свадебный ужин с выпивкой и провела ночь со ст. лейтенантом Ковалевым, но на другой день, обнаружив отсутствие на бланке печати или штампа, решила проверить правильность оформления брачного свидетельства и заодно выяснить, какие у нее теперь права и привилегии как жены советского офицера.

Она отправилась в комендатуру, где дежурным офицером бумага была отобрана и немедленно было проведено расследование.

Приказом командира дивизии ст. лейтенант Ковалев за дискредитацию офицерского звания, потерю бдительности и физическую близость с немецкой женщиной арестован на 10 суток домашнего ареста с удержанием 50 % денежного содержания за каждый день.

За преступно-неуважительное отношение к бланку с изображением Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища И.В. СТАЛИНА ст. л-ту Ковалеву будет задержано на 12 месяцев присвоение очередного воинского звания «капитан».

Полковник Фролов.

 

58. Поторопились

Я заступил на суточное дежурство. Утро началось с рейда по лагерным постройкам. Заглянул на кухню, в лазарет, продуктовый и дровяной склады, на водокачку и в баню, днем — принял новую партию репатриантов и распределил их по баракам. Все проходило в обычном режиме. Ночью предстояло совершить обязательный обход всех помещений, проверить караул, охрану и сделать запись в дежурном журнале. День был обычный и не предвещал никаких неожиданностей.

После обеда меня вызвал майор Гаврилов и сообщил, что принято решение отправить Эльзу Треншель в Восточную Пруссию. Меня удивило, что я об этом не знал, но он сказал, что это выяснилось только утром, так как сегодня отправляется эшелон с немцами на территорию союзников, и добавил, что не надо об этом сообщать самой немке, и вывоз ее с территории лагеря провести под каким- нибудь предлогом, например, получения разрешения на оформление брака с Зайковым.

— Твоя задача доставить ее на станцию, а я немедленно подготовлю необходимые документы.

Вместе с переводчиком мы пошли к ней в барак.

— Фрау Треншель, — сказал я ей, а переводчик перевел, — мне, как ответственному дежурному по лагерю, поручено передать вам, что вас вызывают в вышестоящий штаб для решения вопроса регистрации брака с Павлом Зайковым. Пока он юридически не оформлен, ваша совместная с ним репатриация в Советский Союз невозможна.

Глаза Эльзы засияли от счастья, она постоянно что-то радостно лопотала:

— Пауль, мой дорогой Пауль, наконец мы всегда будем вместе! — Равнодушным бесцветным голосом переводил переводчик и добавил; — Она спрашивает, не можешь ли ты поехать вместе с ней?

Через час машина с Эльзой в сопровождении меня и старшины Федченко проехала под аркой «Счастливого пути!», покинула лагерь и покатила в сторону железнодорожной станции. Прибыв на станцию, мы довели Эльзу до платформы и я передал ее документы начальнику эшелона. Когда Федченко стал сажать ее в теплушку, Эльза поняла, в чем дело. Она бросилась на него как тигрица, отбиваясь руками и ногами, четырех автоматчиков расшвыряла как котят, протяжно выла и кричала:

— Пауль, меня обманули!!

Она доверилась моим словам, даже не забежала к Зайкову сообщить, что уезжает из лагеря, а я, одураченный Гавриловым, так чудовищно ее обманул. У меня все поплыло перед глазами, когда увидел эту душераздирающую сцену, голова не могла осознать и понять, как это произошло. Вернувшись со станции душевно разбитым, я первым делом зашел к Гаврилову и с порога ему выпалил:

— Сволочь ты, Гаврилов! Что ты сделал?! Это ты послал меня! Я тебе не верю! Это твое решение! И я такая же сволочь! Фашисты мы, эсэсовцы!

Вечером я мельком видел Павлика Зайкова, он прошел в пяти метрах, не заметив меня, с каким-то ненормальным потерянным лицом. Он везде искал Эльзу, а я… боялся встречи с ним.

Узнав об отправке Эльзы Треншель, меня и Гаврилова вызвал начальник политотдела полковник Бутенко. В кабинете уже находился подполковник Полозов, на его спокойном непроницаемом лице ничего нельзя было прочесть, но стальные глаза смотрели жестко, и мне стало как-то не по себе.

Он вытащил из своей неизменной черной папочки листок и зачитал полученную накануне шифротелеграмму с грифом «Секретно»:

— «Управление по делам репатриации при Военном Совете Группы Оккупационных войск в Германии повторно просит срочно сообщить, находится ли в лагере немецкая гражданка Эльза Треншель и какие условия ей созданы?» — затем продолжил. — Я занимаюсь сбором информации по этой немке, а в это время ее без разрешения руководства лагеря в спешном порядке отправляют в Западную зону, — и, обращаясь к Гаврилову, грозно спросил: — Кто вам дал право отправлять немку в американскую зону? Кто здесь командует, вы или мы?

— Поторопились, — удрученно промолвил полковник Бутенко.

— Выходит, поторопились, — пробормотал Гаврилов и попытался улыбнуться.

— Мне сказали, что она беременна, это правда? — спросил Бутенко у Полозова.

— Да, правда. Зайков это подтверждает.

— Обман! Вранье! Все беременные у нас зарегистрированы, состоят в специальном списке, — запротестовал Гаврилов, — и питаются по другой норме.

— Молчать! — вдруг повысил голос Полозов. — Вы очень много на себя берете!

Гаврилов побагровел и, наклонив голову, молчал.

— А ты зачем это сделал? — обратился ко мне Полозов.

— Приказание майора Гаврилова, — помедля секунды, ответил я.

— Извините, никак нет! — запротестовал Гаврилов, — я не приказывал! Федотов был ответственным дежурным по лагерю, а ответственный дежурный мне не подчиняется. Я ему не приказывал!

Вот, гад, осуществляет программу по прикрытию своей задницы, а ведь он мне намекал.

— Должен обратить ваше внимание, — уже спокойным невозмутимым голосом продолжал Полозов, обращаясь в наступившей тишине к полковнику Бутенко, — что майор Гаврилов выпивает без меры, нередко появляется на службе в нетрезвом виде, в разговорах с подчиненными и репатриантами груб, допускает матерщину и даже рукоприкладство, чем позорит мундир советского офицера.

— Вернется полковник Быченков, будем решать, — сказал Бутенко и приказал Гаврилову: — Идите! И подготовьте объяснительную.

Собственно ко мне это не относилось, но я покраснел. Как только вышел Гаврилов, Полозов тяжело посмотрел на меня и с горечью спросил:

— Ты-то как вляпался в эту историю? Чем ты думал? Ты разведчик или кисейная барышня? Прежде чем что-либо сделать, сначала подумай, мозгами пошевели! Сомневаешься — уточни, проверь! Не мне тебя учить!

Я убито молчал, мне стало совсем не по себе и какая-то пустота внутри. Впрочем, выйдя из кабинета, я тут же успокоил себя. Откуда мне было знать, что она беременна — у нее что, это на лбу написано?

ИЗ ПОКАЗАНИЙ НАЧАЛЬНИКА УЧЕТНОГО ОТДЕЛА МАЙОРА ГАВРИЛОВА

(записано военным дознавателем капитаном Леоновым)

По существу вопроса хочу показать нижеследующее:

Вскоре после карантина, числа 15 июня, днем, в лагерь прибыли офицеры Генерального штаба полковник и майор. Ни коменданта, ни его заместителей в лагере не было и они пришли сразу ко мне. Я сам проверял у них документы, фамилия полковника Обухов Михаил Алексеевич или Александрович, по должности он начальник отдела. Фамилию и должность майора я не запомнил, но у него тоже было удостоверение офицера Генерального штаба.

Полковник спросил меня, не содержится ли у нас в лагере женщина немецкой национальности, в частности в возрасте 25–30 лет. Так как по всем приказам немок у нас в лагере быть не должно, я, чтобы не подводить командование лагеря, сказал ему, что ни одной немки в лагере нет, скрыв от него нахождение в лагере Эльзы Треншель. Тогда он попросил подтвердить это справкой, и я ему такую справку написал и заверил ее гербовой печатью, но справку эту по книгам учета не зарегистрировал.

О приходе ко мне полковника Обухова и майора и о выданной мною справке я сразу же доложил начальнику политотдела полковнику Бутенко. Он был обеспокоен и сказал, что «это — полный абзац», отругал меня за обман вышестоящего командования, офицеров Генерального штаба, и я понял, что дело серьезное и могут быть неприятности.

Доложил ли полковник Бутенко о моем разговоре коменданту лагеря полковнику Быченкову, я не знаю, но никаких приказаний или намеков в отношении немецкой женщины Треншель от них не последовало. Однако, чтобы не обманывать и дальше вышестоящее командование и не подводить полковника Быченкова и его заместителей, мне не оставалось ничего иного, как при первой возможности отправить ее из лагеря.

Такая возможность представилась, когда мне сообщили, что 27 июня на станции находится эшелон с переселяемыми на территорию союзников немцами и готов к отправке в район Гамбурга, где у Треншель, как она сама говорила, имелись родственники.

Тогда я спросил ответственного в этот день оперативного дежурного по лагерю старшего лейтенанта Федотова, не мог бы он сопроводить немку в этот эшелон.

Он охотно согласился. По моему приказанию зав. делопроизводством отдела сержант Лихачев выписал пропуск на имя Эльзы Треншель для проезда через демаркационную линию. Все остальное делали Федотов и старшина Федченко, они отвезли немку на станцию, передали пропуск на нее начальнику эшелона и посадили в вагон.

Прошу отметить, что я все время был против нахождения немецкой женщины Эльзы Треншель в лагере для советских граждан и неоднократно говорил об этом начальнику политотдела полковнику Бутенко.

Записано с моих слов верно и мною прочитано.

Майор Гаврилов.

ДОНЕСЕНИЕ

Начальнику отдела НКВД.

Доношу, что Военной Комендатурой ст. Гумбиннен при попытке проехать в эшелоне вместе с партией репатриируемых итальянцев задержаны три женщины немецкой национальности:

Крестофур Эльфрида, 1915 г. рожд., Квордей Елизавета, 1917 г. рожд. и Радих Маргарита, 1924 г. рожд.

Они были переодеты в итальянскую военную форму, представились «женами» репатриируемых итальянцев, но кого конкретно назвать не могли.

В сопровождении двух военнослужащих направляю их в Ваш отдел для проверки.

СПЕЦПОЛИТДОНЕСЕНИЕ

При следовании… стр. полка эшелоном на Родину командир взвода 5-й роты 2-го стр. батальона лейтенант Хотулев пытался скрытно провезти на советскую территорию репатриантку, польскую гражданку Ядвигу Хмелевскую, 17 лет, которую он незаконно, не имея на то никаких документов, считал своей женой.

26 июня с.г. на ст. Белосток Хмелевская была обнаружена в теплушке взвода дежурным по эшелону капитаном Свиридовым и, несмотря на возражения Хотулева и бойцов его взвода, высажена из вагона. Спустя минуту на глазах Хотулева и бойцов она бросилась под проходящий состав.

Соцдемографические данные: лейтенант Хотулев Сергей Васильевич, 1925 г. рожд., урож. Сасовского р-на, Рязанской обл., русский, комсомолец, образование 8 классов, в Красной Армии с августа 1942 г., не судим, в плену или окружении не был, имеет два тяжелых ранения, одно легкое и контузию, награжден орденом Отечественной войны 2-й степени и медалями «За отвагу», «За боевые заслуги» и «За освобождение Варшавы».

До этого Хотулев считался морально устойчивым и характеризовался только положительно. В течение четырех месяцев являлся членом комсомольского бюро батальона.

Соцдемографических данных на Ядвигу Хмелевскую в полку не имеется, известно, что ни родителей, ни родственников у нее не было, отчего Хотулев и бойцы его взвода относились к ней как к сироте, с повышенной жалостью и заботой. Почувствовав это, она влюбилась в Хотулева сверх меры, что и привело к трагическому исходу.

27 июня с.г. на станции Барановичи лейтенант Хотулев передан Военному Коменданту для срочной госпитализации в связи с острым нервным расстройством типа помешательства.

Действия капитана Свиридова являются уставными, правомерными и полностью соответствуют параграфу 61, пункт «ж» «Наставления по железнодорожным перевозкам войск» и приказам вышестоящего командования, категорически воспрещающих провоз и проезд посторонних и, прежде всего, гражданских лиц в воинских эшелонах.

С бойцами взвода, которым командовал лейтенант Хотулев, проведена большая разъяснительная работа. Они ознакомлены текстуально с основными параграфами «Наставления по железнодорожным перевозкам войск», до их сознания в благовидной форме доведена незаконность действий и поведения лейтенанта Хотулева, вступившего в половое сожительство с несовершеннолетней, к тому же являющейся иностранной подданной, и, более того, пытавшегося скрытно провезти ее на территорию СССР, что является государственным преступлением.

Нач. политотдела

майор Куликов.

УКАЗАНИЕ НАЧАЛЬНИКА УПРАВЛЕНИЯ ПО ДЕЛАМ РЕПАТРИАЦИИ ПРИ ВС ГСОВГ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА СКРЫННИКА

27.06.45 г.

Согласно телеграммы Зам. Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации генерал-майора Голубева от 26.6 с.г. за последнее время при отправке репатриированных советских граждан в СССР участились случаи проникновения вместе с ними иностранных граждан.

Так, при проверке по состоянию на 20.6.45 г. на Брестском проверочно-фильтрационном пункте выявлено иностранцев 29 человек, на Кишиневском — 13 чел., в Одесском транзитном лагере № 186 — 17 чел., в Мурманском транзитном лагере № 191 — 14 чел., на ст. Рава-Русская — 18 чел., на ст. Алкино — 20 человек.

Подавляющее большинство ввезенных в СССР иностранцев составляют женщины, в том числе и подданные воевавших с нами стран, и среди них: немок — 9 (двое с детьми), румынок — 5, венгерок — 3, итальянок — 2. Как правило, эти лица были внесены в списки под видом жен репатриантов, хотя ни советского гражданства, ни положенного по закону юридического оформления брака ни в одном случае не имелось.

Изложенные выше факты могли иметь место только в результате потери бдительности и чувства ответственности офицерами, ведающими репатриацией, незаконного включения в списки — под видом советских граждан — иностранцев и граничащей с преступной халатностью недобросовестной проверки отправляемых в СССР репатриантов. Виновные в этом коменданты лагерей полковник Терещенко, подполковники Малинин и Ленский, начальник сборно-пересыльного пункта майор Куликов отстранены от занимаемых должностей. Одиннадцать офицеров наказаны в дисциплинарном порядке. Большинство виновных привлекаются также и к партийной ответственности.

Требую принятия экстренных строжайших мер для предотвращения подобных явлений. При каждой отправке комендантам лагерей и начальникам сборно-пересыльных пунктов ЛИЧНО производить самую тщательную поголовную проверку всех убывающих репатриантов, обращая особое внимание на семейные пары, чтобы исключить любую возможность проникновения в СССР под видом «жен» или «мужей» шпионов и другого враждебного элемента.

Согласно Постановления Правительства все иностранцы, незаконно направленные и ввезенные на территорию СССР, подлежат выдворению из пределов СССР в порядке репатриации.

 

59. Во сне и наяву

В ночь после отправки Эльзы мне приснился странный, совершенно нереальный сон.

Полки дивизии в новенькой парадной форме были выстроены на каком-то огромном строевом плацу. Астапыч, торжественно-важный, увешанный орденами и медалями, как новогодняя елка игрушками, стоял посреди этого огромного, утоптанного тысячами ног, поля, по-хозяйски осматривал фронт построения, затем, оборотясь, вдруг скомандовал:

— Равняйсь!.. Смир-рна!!! Для встречи слева… слу-ушай, на кар-ра-ул!!! — и бросился в противоположную сторону кому-то навстречу.

Вся дивизия замерла в парадном построении, с правого фланга раздались звуки оркестра — он играл «Встречный марш», — а Астапыч с поднятой подвысь шашкой уже рапортовал… Эльзе Треншель, и я ощутил мгновенное облегчение и даже во сне у меня тяжесть спала с души: «Вернулась, значит, вернулась!»

Потом Эльза, выставив вперед большой живот, какой бывает в конце беременности, сопровождаемая Астапычем и почетным офицерским эскортом, обходила строй, здороваясь поочередно с подразделениями, и ей отвечали как высокому начальству и, как мне показалось, все преданно смотрели на ее живот. Над батальонами, перекатываясь, гремело: «Здравия желаем, товарищ…», а вот как ее дальше именовали, что следовало за словом «товарищ» я, как ни старался, разобрать не мог.

Когда она приблизилась, я разглядел шедшего рядом Астапыча и по обеим сторонам сбоку и чуть сзади офицеров почетного эскорта — полковника Бутенко, подполковника Полозова, Володьку и среди них примазавшегося майора Гаврилова, который смотрел на Эльзу преданно, как он всегда смотрел на Полозова. С шашками наголо в положении «на руку» они печатали строевой шаг — широкий и чеканный, — когда все враз поднимают ноги и с силой ставят их всей ступней.

Затем оркестр умолк, началось сопровождаемое голосами команд перестроение, а Эльза тем временем поднялась на обтянутый красным небольшой пьедестал высотой не более метра; Астапыч проворно поместился за ее правым плечом, офицеры эскорта — внизу близ углов и застыли в готовности, напряженно-бдительные, с оголенными клинками: только сунься — зарубят! И тут же над плацем разнеслась протяжная команда:

— К цере-мониаль-ному маршу… дистанция одного линейного… первый батальон прямо… остальные на-пра-во!.. Шагом, марш!

Грянул бравурный марш Чернецкого, Астапыч вскинул руку под козырек, и перед маленькой трибуной вдоль линейных, ловко державших карабины «по-ефрейторски», началось торжественное прохождение дивизии. Перед каждым батальоном шагало по несколько офицеров с оголенными шашками «на руку». Не доходя шагов десять до Эльзы, они вымахивали клинки подвысь, а, миновав трибуну, столь же чеканным энергичным движением опускали их вниз. Рядовые же бойцы, кроме правофланговых, приближаясь к трибуне, тяжелым ударом всей ступней и с силой печатая шаг, поворачивали головы вправо и преданно смотрели на немку.

Выставив вперед живот, она радостно улыбалась и держала поднятую небрежно руку в каком-то приветствии, даже непонятно — в каком?.. А собственно, не все ли равно?.. Главное — что она вернулась! Главное, что если я в чем-то ошибся, то жизнь меня уже поправила…

Утром я проснулся поздно, вернее солнце разбудило меня, с головной болью, и сразу понял, что все это, увы, только сон.

Полчаса я усиленно работал с гантелями и эспандером, уделяя особое внимание левому бицепсу. Затем с ощущением едва уловимой приятной легкой мышечной усталости стал под душ, отвернул кран до предела и минут пять, поворачиваясь и отклоняясь, тонкими сильными струйками массировал тело. И все это время — с момента пробуждения — мыслями я то и дело возвращался к Эльзе Треншель. Неприятные воспоминания о вчерашнем посетили меня, но не надолго.

Откуда я мог знать, что она беременна? На лбу у нее действительно ничего не было написано. Ведь не врач же я!? Более того, ни она сама, ни Павлик об этом не сказали ни слова.

А кто она? Немка из Восточной Пруссии! Причем не простая, а решившая одурачить, обхитрить советского человека, пусть и бывшего военнопленного, и таким путем проникнуть к нам в Россию. А немцев из Восточной Пруссии переселяют, как известно, отнюдь не в Советский Союз, а в Германию, в том числе и в западные зоны — там ей и место! Там и только там…

Что же касается Павлика, то все были убеждены, что стоит ему переспать с любой из тысяч репатрианток в лагере, он об этой немочке вскоре даже и не вспомнит.

Все выходило правильно, и чем дальше я таким образом размышлял и утешал самого себя, тем больше убеждался в своей полной правоте и невиновности…

…А сон, как говорится, оказался «в руку». Через несколько дней из Военного Совета армии пришла депеша, что на основании директивы Ставки Верховного Главнокомандования осуществляется реорганизация армии и приказом Главнокомандующего Центральной Группы войск 136-й стрелковый корпус подлежит расформированию, части его передаются на доукомплектование других корпусов.

Снаряд судьбы попал в родную дважды Краснознаменную, орденов Суворова и Кутузова 425-ю стрелковую дивизию, и все мои мечты о ее вечном существовании разлетелись как пороховой дым, рассыпались как песочный домик.

И было торжественное прощание, только без палашей и клинков, но с прощальным салютом. Фролов, Кириллов, Елагин, Кока, обожаемый мною гусар капитан Арнаутов разлетались как осколки снаряда в разные стороны.

В воронке жизни остались только мы трое: Володька, Мишута и я…

* * *

В конце июня я был назначен начальником команды сопровождения эшелона из Германии в Москву. Предваряющий инструктаж- накачка как никогда проходил в условиях повышенной секретности, мероприятие обозначалось как «спецзадание» и «особо ответственное задание».

Как мне объяснили, эшелон должен был вывозить особо ценные трофеи — то, что было награблено фашистами, теперь возвращается на Родину, — и что это имеет для страны огромное экономическое значение и поможет нашему правительству в восстановлении разрушенных немцами городов и хозяйств.

29 июня состоялся так запомнившийся мне рейс. Грузились мы ночью на площадке Остбанхоф (Берлин) с колес из «студебеккеров», а также из расположенного поблизости пакгауза. К трем большим товарным четырехосным вагонам были доставлены тщательно упакованные и обшитые сверху плотной мешковиной разных размеров картины, которые с большой осторожностью перегружали из накрытых тентами кузовов в вагоны на толстую мягкую подстилку и, установив вдоль оси движения, закрепляли брезентовыми стропами, оставляя посредине, перпендикулярно, проходы шириной около метра.

Руководил и наблюдал за погрузкой плотного сложения, лет сорока, с хорошей выправкой офицер, одетый в обмундирование без видимых знаков различия, неразговорчивый, фамилию которого, как я понял, мне знать было не положено, обращаться к нему, как он сам установил, только по званию «товарищ полковник» и только при крайней необходимости.

Все габариты имели на углах фанерные бирки с номерами, и по перечню, который был на руках у полковника, можно было мгновенно определить, какая картина упакована под тем или иным номером.

В четвертом таком пульмановском вагоне вдоль стен были помещены огромные банковские сейфы, укрепленные на металлических станинах, в свою очередь схваченных толстыми болтами, пропущенными сквозь пол вагона. В эти сейфы обливавшимися потом сотрудниками НКВД в штатском были погружены сотни невысоких коробок с сургучными печатями и номерами на боковых стенках. Эти коробки устанавливались в сейфы под личным присмотром полковника — никто из нас в вагоны с драгоценностями и картинами не допускался.

За раздвижными дверями каждого из этих вагонов сверху, как занавес, крепилось брезентовое полотнище, и разглядеть снаружи, что находится внутри, было невозможно.

После погрузки сержанты-кинологи, тоже военнослужащие войск НКВД, запустили в каждый из этих четырех вагонов по паре сторожевых собак, так называемых «ПЗ» — повышенной злобности.

Эти четыре больших пульмановских вагона являлись «особо охраняемым объектом» и с обеих сторон окаймлялись двухосными теплушками с караулом полной взводной численности (35–40 человек), имевшим в своем составе трех — четырех офицеров и ручные пулеметы. Рядом располагалась теплушка, где разместились кинологи с резервными собаками, которых использовали при обходе эшелона на остановках.

В обеих теплушках с караулом имелись тормозные площадки, на которых в темное и ночное время обязаны были находиться два офицера и расчеты с ручными пулеметами.

К голове состава и к хвостовой части прицепили по шесть пульмановских вагонов с дорогой антикварной мебелью, драгоценными коврами, различными ящиками с надписями «Осторожно! Стекло!» и бесчисленными тюками, один такой тюк разъехался по шву, и я увидел в нем дорогие женские меховые шубы.

В трех или четырех вагонах везли голубого и розового цвета мраморные плиты, якобы демонтированные на вилле не то Геринга, не то Геббельса.

В голове эшелона рядом с паровозом помещалась двухосная теплушка полковника, куда перед рейсом установили двуспальную кровать и мягкое кресло, в котором он любил сидеть в пути у раздвинутой двери вагона и пить понемногу коньяк — от него с утра припахивало алкоголем, но пьяным я его ни разу не видел: он держался всегда твердо и строго, даже суховато.

Из Германии до Москвы эшелон мчался по «зеленой улице». За все время пути было всего три остановки: в Бресте, Минске и Смоленске, где наш литерный эшелон ожидали сменные паровозы и встречали начальники местных транспортных отделов НКВД. Они тянулись перед полковником, готовые оказывать всякое содействие, однако единственно, в чем они участвовали — это в обеспечении внеочередного питания личного состава караула на военно-продовольственных пунктах, где прежде всего мы по талонам забирали в большие бачки пятнадцать — двадцать обедов для собак.

Все делалось быстро, слаженно, в том числе и в Бресте, пограничному досмотру наш эшелон не подлежал, и сейчас же мы ехали дальше.

Мы прибыли на рассвете под Москву на станцию Одинцово, где полковника уже ожидала легковая машина. Он уехал в Москву и отсутствовал несколько часов. Вскоре после его возвращения к эшелону на двух больших легковых автомашинах прибыл со своим адъютантом или порученцем невысокий и даже невзрачный человечек с неприятным высокомерным лицом. Он был одет в импортный серого цвета макинтош с воротником, поднятым кушам. Хотя моросил дождик и в облаках — ни просвета, на нем были темные солнцезащитные очки и надвинутая на лоб небольшая серая фетровая шляпа. По классу автомашины и по поведению полковника я сразу понял, что это высокое начальство. Когда же полковник обратился к нему: «Товарищ комиссар!», до меня сразу дошло, что это всемогущий комиссар госбезопасности Серов, по прозвищу «Иван Грозный», приятель молодости моего дяшки Круподерова и его коллега.

Спустя многие годы я узнал, что поднятый воротник пальто или плаща, надвинутая на глаза шляпа, а иногда и темные очки были излюбленной маской Лаврентия Берии, который, при необходимости где-нибудь появиться и быть при этом неузнанным, прибегал к подобной экипировке. Серов же, надо полагать, подражал любимому шефу и, как выяснилось впоследствии, не только в манере поведения. Тем не менее, он, являясь многие годы его первым заместителем, каким-то непостижимым образом избежал суда и расстрела в отличие от моего дяшки Круподерова, занимавшего значительно меньший пост начальника какого-то отдела, и своего непосредственного начальника Берии.

Во второй машине приехала женщина, лет сорока пяти, с хорошим русским лицом, ее сопровождал молодой сотрудник в штатском и, когда она переступала через рельсы, заботливо поддерживал под руку. Я поначалу решил, что это жена Сталина, прибывшая, чтобы отобрать картины и мебель для своей квартиры, но позднее выяснилось, что это — специалистка-искусствовед.

По приказанию полковника я, сняв пломбу, открыл один из четырехосных вагонов с картинами и навесил металлическую стремянку. Кинологи, надев на собак намордники, убрали их из вагона, и мы помогли Серову и этой женщине подняться в вагон. Вслед за ними туда залезли порученец и полковник, который приказал мне находиться снаружи наготове, «соблюдая дистанцию», очевидно, чтобы я не слышал их разговоров.

В вагоне за задвинутой, как только все поднялись, дверью они пробыли примерно полчаса, потом та же самая процедура повторилась и со вторым четырехосным вагоном, где также были картины, но тут, минут через десять, дверь отворилась и полковник потребовал у меня нож, который я ему передал. Буквально через минуту он снова откатил дверь и приказал мне подняться в вагон. Я понадобился для того, чтобы помочь передвинуть и развернуть большую, размером три на два метра, картину в тяжелой раме — ее почему-то решили открыть и посмотреть. Полковник моим складным трофейным ножом разрезал шпагат, которым была сшита и стянута наружная мешковина, под ней с обеих сторон были большие листы толстого упаковочного картона, под ними картина еще была обернута в полотнище из толстой белой фланели или байки.

Я стоял и держал картину с обратной стороны и видеть, что на ней было изображено, не мог. Сбоку ее придерживал порученец Серова, а он сам, женщина и полковник при свете длинных американских электрофонарей рассматривали картину. Серов задал женщине-искусствоведу вопрос, смысл которого, как я понял, мол, это действительно шедевр? И она испуганно ответила, что это — бесценная картина, после чего Серов что-то сказал вполголоса полковнику и тот сделал пометку в списке. Я тут же был удален из вагона и больше при таких разговорах не присутствовал.

Серова я видел еще два раза, и он опять с женщиной-искусствоведом, полковником и своим порученцем поднимался в вагон, но больше меня туда ни разу не приглашали, и что там происходило и говорилось за задвинутыми дверями, я не знаю. В тех случаях, когда Серов находился в Германии, эшелон в Москве встречал какой-то уполномоченный им человек, блондин, лет пятидесяти, с бледным «кабинетным» лицом.

Спустя многие годы я узнал, что женщина, которую я сначала принял за жену Сталина, оказалась известным искусствоведом, была участницей определения и классификации трофейных картин, в том числе разысканных и спасенных нашими войсками шедевров Дрезденской галереи, членом-корреспондентом Академии художеств: фамилия ее, если не изменяет мне память, была Соколова, имя, кажется Наталья, отчество, к сожалению, не запомнил.

В конце пятидесятых годов Н.С. Хрущев создал комиссию под председательством тогдашнего министра внутренних дел Дударова по расследованию исчезновения многих трофейных богатств, вывезенных из Германии. Опрашивались десятки или сотни людей, причастных к этому. Разыскали и меня. На протяжении двух недель я отвечал на множество вопросов, бесконечно что-то вспоминал, дополнял и уточнял. Тогда я и узнал, что именно Комиссаром Госбезопасности 2-го ранга Серовым, под его непосредственным руководством, с ведома или по поручению Берии было вывезено только из Германии свыше пятидесяти эшелонов с трофеями, причем ни один из этих эшелонов на территории Советского Союза оприходован не был — все наиболее ценное из этих пятидесяти с лишним эшелонов было похищено и присвоено Серовым и Берией.

* * *

Второго июля, когда я вернулся со спецзадания, меня встретил Мишута, он был взволнован и с трудом подбирал слова:

— Худо дело, Василий… Беда!.. Наш Ромео… Павлик, — и скорбно замолчал.

— Что с ним? Что случилось? — в мыслях промелькнуло, что по каким-то неизвестным мне обстоятельствам его арестовали и отправили в спецлагерь НКВД.

Но все оказалось гораздо хуже. Мишута рассказал:

— Когда Зайков узнал, что Эльзу отправили вместе с немцами в американскую зону, он разрыдался и буквально сошел с ума. С безумными, широко раскрытыми глазами он ворвался в кабинет Астапыча и, не обращая ни на кого внимания, кричал: «Что вы наделали?! Вы ее погубили!! Вы собственными руками послали ее на смерть, вы все здесь убийцы!!» Спустя два дня он пропал. Его отсутствие заметили только к вечеру и посчитали, что он сбежал из лагеря искать Эльзу. А наутро его труп обнаружили на чердаке дровяного склада, куда он проник через лаз и повесился. Приезжал прокурор, допрашивал Астапыча, Бутенко, Гаврилова. Полозов его убедил, что самоубийство Зайков совершил в состоянии душевного расстройства.

— Как ты думаешь, — спросил я Мишуту, — неужели он действительно покончил жизнь самоубийством из-за Эльзы? А мы еще подтрунивали над этой парочкой, называя их Ромео и Джульеттой. Зачем он это сделал? Зачем?! Как же так?

У меня в голове не укладывалось, что тот самый Паша Зайков, который осудил самоубийство репатрианта Петрова, повесившегося в сортире барака, назвав его поступок недостойным советского, хоть и бывшего, офицера, сам же его и совершил. Что заставило его пойти на это? Неужели, пройдя войну, немецкие лагеря и испытания, Эльза оказалась для него тем краем, той последней чертой, за которой жизнь без нее потеряла для него всякий смысл? Неужели?!

Мне вдруг стало понятно, почему он выбрал местом дровяной склад, чтобы свести счеты с жизнью: здесь навсегда он простился с женщиной, которой тут объяснился в любви. Перед глазами всплыла и навсегда запечатлелась в памяти та их тайная встреча: Паша громко и нараспев читает Эльзе стихи Есенина, а она не сводит с него восхищенных влюбленных глаз…

ШИФРОТЕЛЕГРАММА

Секретно.

Начальнику Управления контрразведки «Смерш» ГСОВГ.

Копия: Начальнику отдела контрразведки «Смерш» 71 армии.

В дополнение к запросу от 2 июля с. г. сообщаю, что установить местонахождение Эльзы Треншель до сего дня не представилось возможным, так как в расположении лагеря для репатриантов № 207 и дислокации дивизии она больше не появлялась.

По предварительным данным Эльза Треншель убыла в западную зону оккупации в район Гамбурга, откуда она родом.

Подполковник Полозов.

Спустя неделю после того, как Эльзу погрузили в эшелон, и три дня после самоубийства Павлика, она, сбежав из западной зоны оккупации, куда ее отправили, проделав десятки километров и миновав неизвестно как пограничную демаркационную линию, оказалась у ворот лагеря.

Мне об этом сообщил ответственный дежурный по лагерю.

Я, не очень-то веря, осторожно подошел к окну коридора на втором этаже здания, увидел у контрольно-пропускного пункта по ту сторону ограды знакомую маленькую фигурку, и внутри у меня все сжалось.

Астапычу тоже успели доложить, и спустя несколько минут меня вызвали к нему.

В коридоре перед кабинетом уже стоял майор Гаврилов. Я вошел первым, затем у меня за спиной, бочком, протиснулся Гаврилов. Быченков возбужденно расхаживал по кабинету, он строго и неодобрительно посмотрел на меня.

— Сволочи вы! Душегубы! Фашисты! — закричал он, как только мы переступили порог. — Позорники!.. Что вы наделали?! Если попадетесь ей на глаза — пеняйте на себя! Старшину Федченко убрать! На гауптвахту его — двадцать суток строгача! — приказал он мне. — А тебя, мерзавца, — полковник в ярости выбросил вперед руку и, не рассчитав, угодил пальцем в лицо Гаврилову, — под трибунал отдать надо!

— Товарищ полковник… — начал Гаврилов.

— Молчать!!! — бешено закричал Быченков.

Он ухватил Гаврилова за ворот кителя и с силой толкнул так, что майор ударился головой о стену. Побледнев от страха, приоткрыв рот, он ошалело смотрел на Быченкова.

— Молчать!!! — полковник продолжал трясти Гаврилова за ворот. — Погоны оборву!

Лицо его было страшным, он совершенно потерял самообладание, таким я Астапыча никогда не видел.

— Товарищ полковник, не надо, — испуганно произнес адъютант, успевший захлопнуть открытое окно. — Там внизу офицеры, бойцы… слушают… Не надо, товарищ полковник, — умоляюще повторил он и ухватил Быченкова за руку. — Лучше их под трибунал… Пусть их по суду расстреляют…

Астапыч, взглянув на него и опомнясь, отпустил Гаврилова и, странно подергивая головой, подошел к окну.

— Не только себя, командование опозорили… — не оборачиваясь, вдруг тихо простонал он. — Душегубы! Лучше бы вас убило! Лучше бы вы погибли в бою, как люди! Глаза бы мои вас не видели!.. Вот идите к ней теперь, — обернувшись, приказал он, — и сами все расхлебывайте! Идите!

Потом мы с Гавриловым стояли у стола начальника ПФС, но тот еще ничего не знал, и Гаврилов позвонил Бутенко.

— Товарищ полковник… Майор Гаврилов беспокоит… Прошу вашего приказания о выписке продуктов продовольственного пайка товарищу Треншель… Немке этой… Так точно!.. Урок на всю жизнь! Поверьте, товарищ полковник!.. Ведь меня сейчас полковник Быченков чуть не убил!.. Между нами, очевидно, сотрясение мозга… Понимаю, товарищ полковник, гуманизм требуется… Все сделаем!.. Насчет квартиры надо коменданту позвонить… Так точно! И вещевое довольствие тоже оформить… Слушаюсь!.. Может, ей трофейного со склада чего подбросить, гражданского в смысле?.. Слушаюсь! Так точно! Передаю трубку…

Мы вместе получали паек на складе ПФС. Я укладывал банки в вещмешок и тут почувствовал и понял, что пойти зуда и посмотреть в глаза Эльзе я не смогу, просто не в состоянии. Я сказал об этом Гаврилову.

— Не можешь, ну и не надо, — согласился он. — Я сам с переводчиком все сделаю.

На вещевом складе мы получили отрез шерсти, летнее женское обмундирование и яловые сапожки 39-го размера. Для маленькой Эльзы все было великовато, но меньших размеров на складе не оказалось. Пилотку, погоны и ремень Гаврилов брать не стал, сказав кладовщику:

— Ты лучше вместо этой амуниции дай нам еще пару кусков портяночной байки, — и пояснил мне, — для пеленок лучше не придумаешь.

Из трофеев нам выдали плащ, пальто и три платья. Тоже не по размеру, но что поделаешь? Всего получилось четыре полных вещевых мешка.

Взяв их, Гаврилов с переводчиком пошли в сторону контрольного пункта, а я — в противоположную часть лагеря. Там, не находя себе места, я провел в неведении весь день.

Под вечер, увидев у шестого барака переводчика, я окликнул его и расспросил, как там все было и где сейчас Эльза?

— Плохо, — ответил он.

То, что далее рассказал переводчик, еще более придавило, удручило, буквально убило меня. Оказывается, Гаврилов заявил Эльзе, что Павлик уехал в Москву и бросил ее. Она закричала, что это неправда, этого не может быть, без нее он бы не уехал. Но Гаврилов настаивал, прикладывая руки к груди, убеждал, что отправили ее к американцам по недоразумению, «получилась машинальность». С ней случился обморок, она потеряла сознание, а когда очнулась, повторяла по-немецки: «Он не мог без меня уехать! Что вы с ним сделали?» и стала требовать, чтобы ее тоже отправили в Москву, показывала на живот и объясняла, что у нее будет ребенок.

Тогда Гаврилов сказал ей, что сделать это было невозможно, поскольку ее брак с Павликом не зарегистрирован, и он советует ей вернуться в западную зону оккупации, но, если ей хочется, она может остаться и в советской.

Никто не отважился, даже бездушный Гаврилов, сообщить Эльзе правду, но она сердцем почувствовала, что Паши уже нет среди живых.

— Не может быть у вас такого закона, чтобы любовь убивать. Я жить без Павлика не хочу! Убили его, убейте и меня!

Она верила, что у нас не может быть такого варварского закона.

Уже в сумерках я, наконец, решился на встречу с Эльзой и вместе с несколькими сержантами влез в кузов грузовика, шедшего через город в пекарню. Мы миновали КПП и тут же я увидел Эльзу: она недвижно, лицом вниз, лежала на земле метрах в десяти от дороги, рядом валялось одеяло и стояли четыре наших вещевых мешка. Вдоль дороги, не глядя в ее сторону, расхаживал с автоматом сержант из комендантского взвода: его, очевидно, поставили, чтобы никто не подходил к ней и не лез с расспросами.

Больше я ее никогда не видел…

И был еще час в этой истории, который врезался в память на всю жизнь. В предпоследний день моего пребывания в Германии я направился доложить Астапычу о своем убытии из лагеря и попрощаться. В это время в кабинет не вошел, а буквально ворвался подполковник Полозов, держа в руках бледно-голубоватый листок шифротелеграммы из Москвы. Как никогда он был серьезен. Перед тем, как ее зачитать, он попросил писаря старшину Агафонова выйти, а меня оставил специально.

В ней сообщалось, что «проверяемая Эльза Треншель, 1922 года рождения, уроженка города Гамбурга, действительно является участницей антифашистского подполья», и, более того, «с 1941 года и до мая 1945 года была закордонной разведчицей ГРУ ГШКА и оказывала большую помощь разведорганам. В мае сего года связь с ней прервалась». Далее сообщалось: «…в случае объявления Эльзы Треншель в одном из советских лагерей для репатриантов, необходимо создать ей максимально благоприятные условия, поставить на довольствие по нормам офицерского состава». И просили срочно сообщить, «где Эльза Треншель, как лицо, имеющее особые заслуги перед Красной Армией и советским государством хочет получить Правительственную награду — в Москве или Берлине?»

Закончив читать, Полозов выразительно посмотрел на Астапыча, а потом со значением и на меня. Они разглядывали меня так, будто увидели впервые. Я же был ошеломлен и молчал. В голове все перепуталось: ну откуда я мог знать, что Эльза Треншель не только беременна, но еще и наша разведчица? Астапыч не проронил ни слова. В наступившей тишине Полозов произнес последние слова:

— Федотов, я давно хотел с тобой поговорить. Ты в последнее время многовато на себя берешь. То заступаешься за эсэсовца- официанта, то выгораживаешь Копылова, то выгоняешь музыканта, который тебе не понравился, а тут еще эта немка Треншель. Ты действительно считаешь, что своими действиями спас всех нас от беды, от огромного позора? Думаешь, Бога за бороду держишь? Кто ты такой? Куда ты идешь, куда заворачиваешь на двадцать восьмом году существования советской власти? Она что — кончилась?.. Я все ждал, ты опомнишься! А у тебя… совесть волосами обросла. Иди! И продукты оприходуй!

…Сознание еще не охватывало всего, что произошло тогда, в июне сорок пятого, и до последнего часа в Германии я не сознавал, что это случилось благодаря моему непосредственному участию. Понимание пришло потом: с возрастом и пережитым.

Вспоминая прошлое, я и спустя годы затрудняюсь сказать, что за человек был подполковник Петр Федорович Полозов…

ДОНЕСЕНИЕ

12.07.45 г.

Управление кадров 71 армии.

На Ваш запрос №… об откомандированном для пользы службы в распоряжение отдела кадров 136-го стрелкового корпуса и находившемся в резерве офицерского корпуса старшем лейтенанте Федотове В.С., сообщаю, что В.С. Федотов 9 июля с.г. убыл в составе группы офицеров, отправленных согласно шифровки-указания командующего ГСОВГ.

Личное дело ст. лейтенанта Федотова В.С. вместе с делами других убывших офицеров направлено в Главное Управление Кадров Красной Армии для пересылки по новому месту службы.

Начальник отдела кадров 136 ск

подполковник а/с Борецкий.

РАСПОРЯЖЕНИЕ НАЧАЛЬНИКА УПРАВЛЕНИЯ ПО ДЕЛАМ РЕПАТРИАЦИИ ПРИ ВС ГСОВГ ГЕНЕРАЛ-МАЙОРА СКРЫННИКА

Комендантам лагерей.

Заместителям по политчасти.

Сообщаю решение СНК СССР от 24 июля с.г. для исполнения и руководства:

1. Не препятствовать советским гражданам, которые вступили в брак с гражданами союзных государств во время войны находясь за границей, следовать на родину своих мужей по советским загранвизам.

2. Заявления советских гражданок, которые, находясь в период войны за границей, также вышли замуж за иностранцев и в связи с этим намерены выйти из гражданства СССР, передавать на рассмотрение Президиума Верховного Совета СССР.

3. Иностранцам, мужчинам и женщинам, вступившим в брак с советскими гражданами и желающим переехать в Советский Союз, разрешить выехать в СССР в индивидуальном порядке.