День Четвертый, последний.

          В старинных вещах есть некая тайна и скрытый смысл. И еще невидимое излучение чувств их владельцев. Порой кажется, что если закрыть глаза и к ним прикоснуться, то глубоко в сознании это излучение можно увидеть в виде легкого свечения, вроде как светлячки рассыпаются в траве, украшенной серебром росы в серой дымке вечернего тумана.

          Возможно, это лишь фантазии и плод воображения. А может, и нет? Как знать.  Но когда держишь в руке карманные серебряные часы деда, победный кубок пчеловода-прадеда, кольцо матери, диплом отца, то если не светлячки на траве твоего сознания, но искры точно вспыхивают и гаснут в груди, сдерживая твое дыхание и беспокоя ритм  сердца.

           С предметами чужих для тебя людей из прошлого чувства очень похожие, но другие. Если им, этим предметам, вещам, зданиям, удалось сохранить сою первозданность, которую не нарушили руки и умы последующих поколений, то они дарят любому твоему современнику свои чувства и волнения, если он открыт душой и готов принять их сердцем.

 Влад,  вчера не заметил фонарь из бардовых роз на длинных стеблях  над входом в свою новую жизнь. Он продолжал уверенно шагать по загадкам и ловушкам своего Лабиринта Чувств, уже давно привыкнув к его неожиданностям и проверкам. Веря своей интуиции, он не терял веру в необходимость пройденного им пути и той дороги, которую ему еще  предстояло пройти: одному или вместе  с попутчиками.

 Вчерашний вечер  был для него победным уже лишь потому, что ему удалось зажечь блеск интереса к себе в глазах молодой женщины. На большее он не рассчитывал, понимая, что не столь уж видный он жених, вдовец с двумя малышами на руках. Не чувствуя себя глупцом, он знал, что не красавец до такой степени, чтобы соблазнять женщин одним своим видом. Но вчера ему очень нужно было остановить внимание Нины на себе, чтобы иметь возможность покорить ее своим очарованием собеседника и силой своего мужского уважения к женщинам. И ему это удалось. Вчера он это почувствовал при прощании в ее поцелуе, еще не страстном, но нежном и с долей ее женского желания.

 Сегодня Влад решил взять паузу в трехдневном марафоне. Калейдоскоп событий этих дней возмутил спокойствие в душе и нарушил размеренный ритм его жизни в последнее время. Нужно было привести мысли и чувства в равновесие, чтобы дальше двигаться уверенным в том, что ошибка исключена в выборе направления. Он уже давно научился действовать по логике разума, сверяя полученный результат с интуицией своих чувств. Это ему всерьез помогало избегать ошибок в своих поступках.

 Как, молодой вдовец, он понимал, что нельзя всерьез принимать уверения молодой женщины в том, что ей так нужны его дети. Да и он сам, судя по всему, страстных переживаний у нее не вызвал. Понимая, что без опыта жизни с малышами ей будет тяжело справиться с его детьми без любви к ним или к нему, он не рассчитывал всерьез найти в ее лице мать своим детям.

 Скорее всего, эта молодая женщина, могла подойти на роль любовницы. Но отсутствие влечения к нему, и здесь оставляло много сомнений в реализации подобного сценария развития событий. Оставалось лишь отдаться власти времени, которое лучше всех умеет быстро расставлять все по местам. Вот только нужно определиться до конца с детьми. Не стоит их приучать к женщине, в которой больше твоей любовницы, чем их матери. С этим лучше разобраться сразу и навсегда, чтобы не ранить их нежные души лишними утратами.

 Разложив по привычке, свои мысли по нужным полочкам, он навел порядок в своем сознании. А чтобы решить, как ему  строить отношения Нины с детьми, он решил, что нужно провести еще один день всем вместе где-нибудь вне суеты и спешки. Лучшим местом для такого летнего отдыха был музей под открытым небом.

 Проблемы с памятью Влада начались в последний воскресный день недельного марафона чувств. Свой четвертый день новый жизни, он решил провести с детьми и Ниной в полумраке древних хат и старинных часовен музея этнографии милой и родной для него земли. Может, образы из детства нахлынули, когда он стал всех фотографировать на входе в музей, а может позже, когда они и дети  порядком уже устали, и прилегли на зеленой траве старинной сельской усадьбы отдохнуть в тени плакучей ивы.

 Ему вдруг вспомнился старый дед из казачьей станицы, где он проводил летние месяцы своего раннего детства. Дед Трифан, так его звали, был соседом  по улице его бабушки, а точнее ее сестры, у которой они гостили летом несколько лет подряд.

 Это была древняя станица вольных Донских казаков, откуда родом были родители его матери.  Большой дом строился давно для большой казачьей семьи. Строился добротно и на века.

    Перед девятью ступеньками крыльца лежал огромный в несколько тонн гладкий камень. Он зарывался по древнему обычаю так глубоко в землю, чтобы возле крыльца выступала лишь его макушка. Роль этого камня была неоценима. В любую непогоду грязь с сапог оставалась перед крыльцом, давая возможность жителям и гостям дочиста очистить свою обувь на выпуклой чистой каменной площадке без единой трещинки. Не него здорово было стать босыми подошвами ног и почувствовать тепло прохладным вечером. А главное, он давал уверенности и надежности всему дому своим величием и массой.

 Такой же дом был и у соседа деда Трифона. Обычно, когда к нему во двор забегала босоногая детвора с улицы, он сидел на ступенях крыльца в брюках – галифе, босиком. Старые ноги грел на горячем от солнца камне и курил неизменную «козью ногу» табака самосада, аккуратно скрученную из прямоугольника газетного листа.

 Увидев, прибежавших в гости босоногих гостей, он кряхтел, откашливался в свои огромные рыжие от табака усы, надевал кожаные тапочки и казацкую фуражку с красным околышем без кокарды. И то и другое всегда  лежали рядом  с ним на ступеньках крыльца. Затем поднимался в дом, и вскоре возвращался с гостинцами для детей. Конфеты, печенье, яблоки всегда были у деда наготове для этого случая. Угостив малышей, он ловко сворачивал себе новую самокрутку одним, ему ведомым способом, и начинал свои рассказы о казачьей жизни. Табак и самогон он признавал только свой, казенный был ему не приемлем.

 Один раз, когда Влад прибежал в гости сам без ребят, дед повел его в свой сарай, напротив крыльца. Там мальчишка увидел в полумраке несметные сокровища. Кроме старинных жерновов с ручным приводом, там было масса механизмов, произведенных еще до прихода Советской власти. Маслобойка, сеялка, веялка, плуг и масса сельской техники на конной тяге, стояли в большом сарае. Все это было вычищено, покрашено, смазано и готово к использованию при первой надобности.

 Вот и сейчас, зайдя с детьми в первую сельскую хату музея и увидев детскую деревянную люльку подвешенную за кольца в деревянном своде потолка, Влад вспомнил такие же кольца в гостиной дома бабушки, и в доме деда Трифона. И уникальный музей техники старого соседа в обветшалом сарае.

 -  Как давно это было, а вспомнилось сейчас, - подумалось  ему, не ведающему о правилах Лабиринта, чьи  новые козни встревожили его память, вернув сейчас воспоминания из далекого  детства.

 - Как здорово, что Влад придумал этот воскресный день провести на природе. Сегодня чудесный солнечный день. И детям интересно в этой деревне. Пусть она не настоящая, а лишь музейная экспозиция, но для них здесь много нового и необычного. Воздух чудесный здесь в Пирогово. И просторно в музее - вон как резвятся малыши с отцом на траве. Нет, неплохой он мужчина, пусть и не так хорош внешне, как мой, бывший, но видно, что очень любит своих детей. Ну что я стою в стороне, нужно мне быть ближе к ним, - вторила Нина Владу в своих женских раздумьях.

 День пролетел для всех незаметно, и уже к вечеру, когда все немного устали от впечатлений и активных игр, Влад забыл, что они впервые вместе, словно одна  семья. Это было знакомое чувство, но уже им забытое. Только сегодня, присев отдохнуть на вырубленную из огромного ствола дуба лавочку в тени липы, он поглядел на Нину с детьми глазами постороннего человека. И ему со стороны не было заметно, что эта молодая едва знакомая женщина впервые с этими детьми.

 Маленький мальчик одет был непривычно ярко: сочный синий, цвета морской волны комбинезон и теплого желтого цвета футболка. Вся одежда на малыше была куплена на вырост его мамой. Мальчик почти дорос до размера, но все же комбинезон был слегка великоват для него. И потому, шлейка постоянно отстегивалась, что требовало постоянного внимания и усилий от взрослых. Малыш сам не мог застегнуть пуговку, но видел непорядок в своем и гардеробе, и активно на это указывал окружающим.

 Со стороны было видно, что молодой женщине было не в тягость, а скорее в радость, причем обоим: малышу и ей, застегивать шлею каждые десять минут. Мальчик лет трех, говорил еще плохо, но они с женщиной без труда объяснялись доступными жестами и мимикой. Было легко заметить, что у них присутствует прямой контакт для общения.

          Нине было приятно быть полезной малышу. Еще вчера она об этом лишь мечтала, а сегодня Влад предоставил ей полную свободу в общении с детьми. И если девочка была старше и явно еще не была готова принять ее целиком, помня руки матери, то малыш был младше и открыто шел на контакт. Она вдруг почувствовала, как нужна ему сейчас, и это было так радостно и приятно, что они от души веселились и играли, отбросив всякое смущение.

 Влад сидел в стороне на скамейке и курил, глядя на их суету. Вид у него был задумчивый и слегка грустный, но скорее радостный, чем огорченный. Нине показалось на минуту, что он ими любуется, и она, словно ожила под его одобряющим взглядом, и искренне шутила и играла с его сыном, словно сама на время стала маленькой девочкой. Их дружный смех и визг разносился далеко вокруг, привлекая внимание посетителей музея и вызывая у них умиленные улыбки.

 Память вновь его настигла сейчас. На этот раз она подарила ему воспоминания последней встречи сына с женой. Тогда она уже была готова к операции и ждала врачей, которые ее повезут в операционный блок.   Влад едва успел с поезда доехать с детьми в больницу, чтобы увидеть ее перед операцией. Они вошли все вместе в ее палату и остановились перед ее кроватью. Ляля улыбалась сквозь слезы, стараясь не показать свой страх пред операцией и тоску по детям, которых не видела три месяца.

 Влад отступил назад, подталкивая детей вперед. Мать дотянулась руками до малыша и привлекла его к себе, обняла и стала целовать в макушку, приговаривая и нашептывая ему.

 - Милый, любимый мой сынок! Ну что ж ты такой лентяй у меня? Скажи маме хоть словечко. Ах, как я хочу услышать, как ты говоришь! Не молчи малыш, скажи что-нибудь! -  но малыш неумолимо молчал не слыша ее мольбу и не понимая о чем его просить мать.

 Эта картины неторопливо выплыла из сознания и закрыла перед взором Влада площадку с шаловливыми детьми и Ниной матовой пеленой влаги, которая стала собираться в капли в уголках, рискуя  образовать слезы. Влад отвернулся, чтобы незаметно смахнуть слезу украдкой, не привлекая к себе внимания. А потом, внезапно для себя понял, как ему и детям не хватает рядом такой женщины, как Нина. Приняв для себя решение, он решил не отпускать ее от себя больше никогда, сразу уже понимая, что ему будет нелегко это сделать.

 - Нина! У меня созрело предложение. Скажу честно, мне не хочется с тобой расставаться, да и детям, я вижу, тоже. Может, поедем все вместе ко мне домой? Я знаю, что мам уже приготовила обед и будет рада с тобой познакомиться. Что скажешь?

         Нина, услышав предложение, искренно обрадовалась.  Ей тоже не хотелось прощаться со своей иллюзией. Очень комфортно на душе, когда рядом с тобой резвятся малыши, принимая тебя за добрую знакомую. И Влад, видно сразу, рад тому, что они сегодня вместе целые день. А дети устали, да и Нине было трудно с непривычки целый день играться с ними. Что ни говори, но некоторую напряженность она все же испытывала, боясь что-либо сделать не так, и своей неловкостью разрушить такое еще хрупкое единение их душ.

 Нина вдруг вспомнила про голландского дизайнера Майка, который изобрел удивительную лампу. Весь фокус ее в том, что она светится сама по себе, без электричества. Беда ее в том, что она одноразовая и светится один лишь раз. На вид это обычная стеклянная колба с жидкостью. Чтобы зажечь ее, нужно откупорить пробку, бросить в жидкость специальную таблетку и капнуть капельку крови. И лампа начинает излучать неяркое свечение.

 Так и ее жизнь, как лампа Майка, начнет светиться, если она сможет каплю за  каплей наполнить новым содержанием жизнь малышей и их отца, а они наполнять новым смыслом ее жизнь, придав ей желанное содержание и радостных хлопот.

 Дав согласие на обед у Влада дома, уже через час она с трепетом переступила порог, держа за руки малышей. Обед был обычным и вкусным. Мать Влада оказалась гостеприимной приветливой женщиной. Отправив детей спать, Нина задержалась с Владом за столом, чтобы провести мини конференцию с мамой и бабушкой. Вопросы сыпались градом, смущая ее и заставляя смущаться, неловко себя чувствовать, словно на смотринах. Желание родителей было ей понятно, но она все же была не готова к таким откровениям, не успев для себя окончательно решиться на новую жизнь.

 Незаметно пришло время ужина, и начало смеркаться вокруг, обещая подарить долгожданную ночную прохладу утомленным детям и родителям богатыми впечатлениями прожитого дня. Нина не заметила, как приблизилась полночь. Неловкость прошла с последними лучами солнца. Забота о детях, требующих столько к себе внимания, проглотила последние часы этого долгого дня. Нина почувствовала уют нового для нее дома, и ей уже не хотелось возвращаться в свою одинокую обитель.

 Внимательная мать Влад заметила это, и внезапно для Нины предложила остаться на ночь, убеждая ее не тратиться на ночное такси и воспользоваться ее гостеприимством. Не долго, поколебавшись для приличия, она охотно согласилась на такое предложение, совсем забыв о том, что оставался еще не решенным вопрос ее отношений с Владом. И тут, видя колебания женщины, инициативу в свои руки взяла мудрая и опытная его мать. По всему было видно, что она не глупа и знает лучше их обоих, чего им нужно.

 Молодым людям оставалось лишь смириться и принять ее решение, когда она внезапно для них, постелила им вместе. Оба испытывали неловкость от этого, так как их взаимные симпатии не были столь сильны, чтобы вызвать влечение и желание для первой близости.

 Она боялась этой первой их ночи, не зная так близко Влада, и не чувствуя в себе готовность к столь близкому сближению. Но отступать было поздно для того, чтобы корректно отказаться от этой ночи вдвоем. Нина уже давно познала радости близости и не это ее пугало. Ей было страшно невольного сравнения, которого было не избежать сегодня. Боялась она того, что ее прежняя любовь не позволит сегодня быть такой сексуальной и страстной, чтобы порадовать Влада и натешиться самой. Она видела его смущение и лучше его понимала причину его смущения и неловкости.

 Сделав последнюю попытку объясниться с ним по столь щекотливому вопросу, она убедилась в том, что его ответ был предсказуем. Чтобы ей отменить свое решение переночевать здесь нужны были веские причины.  В противном случае  ситуация могла внезапно выйти из под контроля,  разрушив все то, что уже состоялось в их отношениях.  А еще были малыши, для которых ее уход мог принести печаль и слезы.

 Не решаясь рушить, Нина рискнула, и сделал вид, что все происходящее тем поздним вечером было для нее естественным и желанным. Но уже через полчаса, она уже была не так уверена в том, что все сделал правильно. Нет Влад был в необходимой степени сдержан, ласков и нежен. Но именно это ее и охлаждало, напоминая о горячем темпераменте, который ей был знаком. Она не могла понять, чем вызвано его отсутствие у Влада. Может он не так желал ее, как бы ей хотелось, а может, был настолько холоден, что это было ей так заметно. В любом случае их близость принесла больше непонимания и вопросов, нежели радости и наслаждения. Хотя и причин для претензий и беспокойства не было. Скорее это была ночь поиска и тревог, нежели страстей и удовлетворения желаний.

          Со стороны это было похоже на детскую забаву, чехарду, когда все вокруг скачут и резвятся без особой причины и цели, не ведая до конца того, к чему вся суета может в итоге привести. Чувства вновь повели тела по Лабиринту, все более запутывая и лишая веры их владельцев в правильность выбранного пути.