Зима влажна, как промокашка, Которой слезы вытерты. И нос. Не надо принимать всерьез Ее минутные капризы. Денёк, другой, наст схватится. Мороз Скует и скрепит дерева. Карнизы Сосульками облепит. Ты права. Важны поступки. Не слова. Ты – храбрая портняжка. Жанна Д. Арк, Которой храбрость, разве парк Пустынный, отметит. Давно с тобою мы на свете, А ты всё молода. А я всё стар.

Присутствие незримое свободы Нам незаметно до тех пор, Пока внимательный надзор Души летучей не коснется. Тогда бредешь, не зная брода И всё – ненастная погода. Всё – запустенье и разор. Но ты еще не понимаешь Произошедшего с тобой. И по привычке улыбаешь – Ся, когда торопишься домой. Но дом, как будто Антарктида. Да и улыбка, словно льдина В холодной проруби. Зимой. А как тебе когда-то пелось! Переливалось через край. Светилось, радовалось, млелось. В стакане ложечка звенела, Помешивая утром чай. И как дышалось полной грудью, Какие рядом были люди… Но вспоминай, не вспоминай! ………… Всё так. Лишь только потеряем Мы невесомый легкий дух, То не живем, а ковыляем. И не друзей своих встречаем. А стариков, да их старух.

Хитросплетение голых веток. Печаль смиренная и сладкая. Из сочетания тьмы и света Душа единственная складывается. И ты стоишь в шубенке старенькой Посередине мироздания И звезды влажные мигают, А ты не знаешь их названия. И мир вокруг без швов и шума, Без лоскутов и без кусочков Лежит перед тобой, задумавшись, Ноябрьскою холодной ночью.

При тусклом свете октября На жизнь свою смотрю иначе. Душа, как лампочка горя, Одна лишь освещает дачу. Ушли заботы и тревога. Размыты ближних адреса. А осень рядом. Понемногу Смиряет пышные леса. Она, как редкостная птица, Кружит, курлычет и кричит. И то ли юность тебе снится, И то ли нежность в тебе спит.

Бредешь незряче. Невпопад. Темны и строги стали ночи. Душе теперь не до услад. Серьезен полунОчный взгляд, Открыты в поднебесье очи.

Отсутствие домов – лечит глаза. Лес с трех сторон – будто гроза. А на восток – открыта даль. Там поле, сырость и печаль. И дни, как братья – близнецы. И строги, будто погранцы. Здесь нет забот и нет потех. Здесь одинаково для всех Проходит год, проходит век… Здесь редко виден человек. Лишь плачет ветер за окном, Пронизывая насквозь дом. ……….. Мне эта доля по нутру. Что ввечеру, что поутру. А, прошлого, былого вязь Я, точно ластиком, сотру.

Какой бурьян! До крыш. Дома в нем утопают. И лишь ночная тишь От слез тебя спасает, Когда придешь домой, А дома нет в помине. Лишь белой бахромой Лежит туман в долине. КружИт случайный лист – Как одинок твой голос – А в поле ветра свист Да паутины волос.

Не слышится ни го́лоса, ни пения. Который год скрипит телега. ВознИца дремлет. Как в чае – сахар. Происходит растворение В ненастном сизом небе Дерев немногих. Да и тебя – впридачу. Вдруг, редкое, как золотой песок, движение… Глядишь – а это мальчик маленький. И – плачет.

Мне б хотелось улыбнуться. Отчего б не улыбнуться Этой дамочке с портфелем И с лицом нерусским. Этой девушке холеной С каблуками тонкой шпилькой И стоящей там, в сторонке, Отчего б не улыбнуться? Не взглянуть открытым взглядом. Хороша, вообще-то, юность! Даже, если не твоя. Даже, если не похожа. И с тобою не знакома. Ничего тут нет плохого. Много тут хорошего. Юность бабочкой порхает В свете солнечном июньском. Даже, в офисах компаний. Даже, в барышнях-молчуньях. Даже, если в полном теле. Даже, если в теле узком. Даже, если ты не в теме. Даже, если тебе грустно Всё равно ты улыбнешься, Головою покачаешь… Если, кто заметит слезы, То, конечно же, случайно.

Солнце скрылось за лесом желтым колесиком. Исправно работают небесные шестеренки. На высоком холме стою одиноко От города и его жителей в сторонке. По левую руку знакомый темный ельник. По правую – шум неглубокой речки. Если сесть на минуту на сухой валежник, Можно просидеть здесь целую вечность.

Здесь жизнь никак не обеспечена. И не идут в расчет гроши. Здесь бабочка-лимонница на плечи Вспорхнет. И крылышком дрожит. Тропинка здесь в пространстве гречневом Пылит, петляет и кружит. Да спозаранку и до вечности Пчела ленивая жужжит.

Ах, старость! Время беззаботности И привыкания к покою, Неведомой доселе кротости, Куртенки вольного покроя. И птицы в двух шагах насвистывают, И ветерок прохладный дует… Теперь тебе не надо списывать Задачку глупую, пустую. Ты все решил. Ты сдал экзамены. Ты от ученья отвертелся. Теперь тебе поют гекзаметры Щеглы у самой дверцы сердца. Теперь тебе в душе покойно От жизни долгой, как прогулка. Теперь ты никакой не воин, Скорее, божия голубка.

Последняя полоска догорает. Сквозь дерева́ усталый свет сквозит. Сапог скрипит, дорога вдаль петляет В малиновом пространстве жизнь на волоске висит. Как будто обморок. Как будто на минуту Задумалась природа. Быть или не быть. И нету времени: ни года и ни суток. И лишь дыханья твоего – едва живая нить. Но вот часы пошли. И ветка задрожала. И птица медленно продолжила полет. И первая звезда на небе засияла. И мирный вечер на поселок лег.

Желтеет месяц. Мягкий вечер. На очертанья леса лег аквамарин. Чуть поостыли солнечные печи – Прохладный воздух чист и недвижим. И дышится легко. И смотрится покойно. И так душа свежа, и нету ей преград. Она бы справилась и с радостью, и с болью. И с тем, что обещает рай, а выполняет ад. И пусть один лишь час нам долгий день дарует. Но выброси часы и миг останови. И под кузнечика мелодию сквозную Немереное время проживи.

Летит с пригорка электричка. В сиреневых полях рассвет горит. Как умные глаза отличника, Природа на людей глядит.

Темнеет небо на востоке. И гуще стала синева. Узкоколейка розовой дороги По небу предвечернему легла. Движение воздушных масс различно. Причудливо на разной высоте. То сталкиваются тучи в тесноте, То заревом горят краснокирпичным. А то зацепит так полоска голубая, Что сердцу больно, слезно и легко… Как ласточка стремительно слепая В преддверии дождя сверкнет.

Скрипи перо. Немного чести Быть летописцем зла и лести, Невиданных по лживости времен. Здесь человек, отважен и умен, В подвал задвинут, точно плесень. Скрипи перо. Пускай бессильно слово. Для вечности лишь миг пройдет. И снова Великодушие и мир взойдут на пьедестал. И рукопись, покинувши подвал, Урок оставит поколеньям новым.

Мне человек, и мил, и интересен Особенно, случайный человек. Но, если говорить по чести, Мне непонятен его быстрый бег. Мне непонятно тщетное стремленье Устроить на планете век златой. Ведь каждым был получен золотой Не за дела. Всего лишь за рожденье. Ужели мало дани для одной судьбы, Чтоб жить неспешно, не давясь кусками?… Как мы чванливы, как исполнены борьбы, Когда столетия проносятся над нами! Не столь желанна и мила природа. Не столь ярка, не столь резва. Не надо ей прогресса, как народу. Она – лишь ветер, облако, трава. И у природы нету остроты. Есть разрежение, отстраненность, высь… Великодушия и строгости черты В ней в золотой пропорции сошлись.

Белоснежная манит страница. И, в преддверии божиих щедрот, Чистим перышки. Малою птицей, Устремляемся в дальний полет. По маршруту – не дальние страны. Не морей голубых полоса. Не бездонная глубь океана. Не бездонного неба краса. А упрямая, твердая точка В глубине опаленной души… И молитвы негромкую строчку Повторяешь в церковной тиши. И, как ранка – открытое сердце. И стоишь, замерев, не дыша… Чтобы тело Христово воскресло, Человечья страдает душа.

Как этот год пред Светлым Воскресением расстарался! Младая зелень, солнце, неба синева… И в бесконечное природное пространство, Как слезы льются благодарные слова.

Человек то ли плачет, То ли песню поет. В рукаве своем прячет Скривившийся рот. Ему крепко наддали На самом корню… Он улыбчивый парень. Его всюду суют. Он для всех безотказен, Он приветлив на вид. Но, как бомба, опасен. Но, как рана, болит. Он слегка напевает. Он доволен и рад: Здесь никто не поймает Его истинный взгляд.

Пылит душа моя. Захлебывается воздухом сосновым. Шнурки на кедах обрывая в прах, Бегу. То ль наяву, то ли во снах… Внезапно просыпаюсь. – «Ах!»

Когда мы молоды, нам середина мая Подобна раю. Когда же стары – Прерывистая узкая дорога. Май – девочка, бегущая навстречу С надеждой и великодушием. С открытым сердцем и готовностью обнять. Май – шмель тяжелый. Гудящий сладко. И, будто ниткою привязанный над головой. Май – явная готовность мира жить без тебя. Счастливо и беспечно. И очевидная и радостная весть, что ничего не хуже. И все налажено. И существует прочно. А собственное «я» в порывах ветра столь мало, Что в ветках клена угнездится Так незаметно и навечно.

Холодная весна. Рассвет. Замерзли лужи у дороги. Мотоциклист летит в кювет И битое стекло под ноги. Холодная весна. Два дома. Потушены давно огни. Мотоциклист летит знакомый И взгляд летит за ним. Холодная весна. И девушка в окне Мигает сонными глазами. Мотоциклист летит. Во сне Иль наяву – она не знает.

Два дворника бутылку распивают. Друг другу уважительно кивают. Краснеют розою огромные носы… В районе черноземной полосы Природа потихоньку оживает. Два дворника, нахохлившись, как птицы, Листают парка мокрые страницы. Снег убран прочь. Песок посыпан… Еще не подошла пора улыбок, Но радость кроткая уж брезжит впереди.

Весенний день торопится напрасно. Ему судьбой назначен долгий срок. Когда б от жизни нашей был бы прок, Она, как этот день, была прекрасна!

Облака нас учат легкости. Переменчивости плавной. Незаметному присутствию На спектакле главном. Равновесному парению И полету чистому. Тихому исчезновению, Растворению лучистому.

Снежок не тающий виска. Отсутствие чинов и званий. Порою – легкая тоска. Порою – легкое дыхание.

Теперь мне дни – друзья, а не враги. Я с ними за руку здороваюсь охотно. И принимаю одинаково и кротко И праздники, и будние деньки. Теперь гляжу иначе на природу. В ней ближние и дальние предметы Из вещества сотворены одной породы, Освещены одним и тем же светом. Теперь мне контуры предметов Ясны. Их высота не образует тени… И даже очевидная опасность, Во мне не вызывает возражений.

От счастья до несчастья – два шага. Чуть ветерок подул и скачет стрелка. Но друга верного рука Не дрогнет от житейской переделки. Ум, долг и храбрость, наконец, Нас не оставят в передряге. И прямодушие сердец Оборонит надежней шпаги. Честь, благородство, ясный взгляд Товарищей к нам привлекают И, словно праздничный наряд, Создание божие украшают. Бесстрашие, щедрость, доброта И точно выбранное слово… Жизнь скоротечна и сурова, Душа бессмертна и чиста!

В маленьком городке вершатся большие дела. Малыш годовалый впервые увидел галку. Птица вспорхнула. Из ее вороного крыла Перышко легкое под ноги ему упало. В маленьком городке вершатся большие дела. Поэт становится настоящим в житейской круговерти. В стихах его – щемящая нота. Только одна. Одна. Но не забыть её до самой смерти.

Свет фонарей в полночный час Покрыл пыльцою золотой Бульвар и хрупкий снежный наст И памятник с открытой головой. Которого б не видеть, и не знать, Который, как случайный крик Вдруг из туманности возник И эхом реял над страной. Но в этот час, и в этот миг Нам тел сплетенных не разнять. Нам только губы целовать, Не задохнувшись в воротник.

Прогулочным шагом, неспешно, По жизни идет человек. Идет по касательной, вежливо, Как в парке заброшенном, снег. Он век свой обходит сторонкой. Как птица лесная пуглив. С чужой поиграет болонкой, Слегка улыбнется – и – жив. И шляпы его устарелой, Как кольца Сатурна поля. Её приподнимет несмело И дальше пойдет – «вуаля!» И плечи не режет котомка. Почти невесом ее груз. А я, иногда, его вспомню И носом в подушку уткнусь.