Поэт обманывает нас Цепочкой выверенных строчек. И пишет он, не ставя точек, Чтобы порадовать наш глаз. Но то, что радует наш глаз, К тому осталось сердце глухо. И слово, веское сей час, На самом деле, легче пуха. И пусть он славы ловит миг, Любим народом беззаветно. Но, как по прихоти возник, Так и уйдет он незаметно.

Была весенняя пора. И солнце ласковое грело. И муха сонная с утра На мир взирала осовело. Смятение билось, словно муха, О гладь оконного стекла. Но тихо зло шепнуло в ухо… И жизнь иначе потекла. В минуту вдруг возник туман. Взлет самолюбий и упрямства И ложь, сладчайшая, как пьянство, В конце концов свела с ума. И бились стройные полки, Желая с честью быть убиты. И человечьих тел куски Летали, как метеориты. Среди жестокости и зла, Среди безумства и подлога Для смерти не было порога, Для жизни не было предлога И Землю поглотила мгла.

Душа, как ясный день прозрачна. Она свободна и щедра. Дает сполна: не надо сдачи. И улетает до утра. Ей свет мирской глаза не застит. Ей дым мирской глаза не ест. Она тиха. Приходит: «Здрасьте» Уходит по-английски – «без». Ее на праздник в зимний день Окликнут бойкие товарки… Но лишь малиновая звень Аукнется в морозном парке.

Я с тобою жила Без прощения и без награды. Ничего не могла. Только слышала: «так не надо!» Пролетели деньки. Подступила пора увяданья. Дни мои коротки, Как короткое замыкание. Я жила, как в войне, Свое глупое сердце стреножив, И досталось вдвойне За усердие и за осторожность. Мне досталась полоска Унылого сжатого края. Я сама, как обноска, Как собака у жести сарая. Я сама так жила. Как в гостях. Не живая. Ах, прости меня, мать, Я, как горница нежилая.

Потворствуя позднеосенней лени, Мы более всего безделье ценим. Покой, дремоту, созерцанье И мирное отсутствие желаний. И потому наш путь – в поэты. Скрипи себе пером. Не сетуй. Поменьше задавай вопросов И все сочтут, что ты философ. На самом деле. Жизнь нам в радость. Попить чайку – какая сладость! Кота погладить, усмехнуться И без причины улыбнуться. Пускай – ноябрь, пускай – погода. Какое дело – время года! Какая важность – снег ли ветер, Когда живешь еще на свете!

Зима. Все тот же клен в окошко, Что и десять лет назад. Хотя печаль моя прошла. Осталась лишь в стихах. Деревья в сквере поредели И сквозь них маячит новый Дом высотный, да дороги край. Огни, огни… Светло, как днем. Но ниточка меж нами не видна. Прощай. В долгу я пред тобою. Помню, плакался тебе в жилетку. А ты листом узорчатым меня утешил… Быть может, авария произойдет В таинственной ночной подстанции. И времени приметы исчезнут. И свет погаснет. И кончится бензин у пролетающих авто. Тогда тебе скажу я слово. В темноте. И ты его услышишь.

Никто не знает, как такое случается. Как душа и слово обручаются. На какой ступени существования Возникает эта форма внутреннего сгорания, Которую называют коротким словом – поэзия. И, которая на самом деле – лезвие. Лезвие острое и, в обращении, опасное. Потому, что не сыны мы у Музы, а пасынки. И мало кому из нас Муза улыбается… А, по большей части, – человек мается. Не летит, как ласточка легкокрылая, А тянет, как бурлак, надрывая жилы. Тянет косную материю одиночества, У которого только имя. И нет отчества. Но, без которого не бывает пения, Музыки, великодушия и стихотворения.

Дальняя моя сторона. Здесь полынь и крапива в ряд. Словно брошенная жена – Не нужна… Но туманит взгляд.

Запах горячего песка И желтой травы. Вспоминаю детство. У плотины – детвора. Ловят майкой уклеек. Жаркий полдень. Дорога в лесу. Солнце Просвечивает насквозь Ржаво-голубые сосны. Уж на обочине дороги В кольцо свернулся. На шее – оранжевый шарф. Пятьдесят лет прошло. А кузнечики – все те же. И та же тень от дуба. Низкие облака. Дождик холодный. Сиротства Неострая печаль.

Сияет небо синевой, А озеро – серебряной каймой. И клумба сферой золотой Взлетает ввысь. Благоухает воздух. Он легок. Сердце веселит. А соня-дом все еще спит, Давая себе роздых. Трава сверкает от росы… И, если бы найти весы, Чтобы измерить тяжесть и объемы, То обнаружится – пространство невесомо. И время замерло. И утренник – всегда… И облаков застывшая гряда.

Отличная дорога, Когда тебя не ждут. И ты шагаешь в ногу И сапоги не жмут. Отличная работа, Коли в награду дан Один глоток свободы И два гроша в карман. Отличная столица, Когда б поменьше лжи… И стоит помолиться, Если остался жив.

Отрада северных широт. Благословенная неделя. Пора, когда от солнца млея, Мы улыбнемся во весь рот. Ну, здравствуй, середина мая! Пчелы медлительный полет Ты – ожиданий оправданье Ты – отрицание невзгод. Какая радостная нота, Когда ее не слышит слух! Какая светлая работа, Когда ее свершает дух! Но, лето жаркое грядёт – И кончен промежуток краткий… Все справедливо: редок мёд. И, видно, потому так сладок!

Исчезла сила тяготения. И мир висит в тумане На волоске. Опоры нет. Мир в тусклом, ватт на двадцать, ожидании Не радостей. Скорее бед. Замки не открываются. И петли проржавели. От влаги бочки полны. Сады исчезли в дымчатой метели, Набухли и плывут сквозь волны. Дома пришпилены. Заборы выцвели. Сапсана звук тосклив. И, если говорить о жизни То непонятно мертв ты или жив. Туман, туман, туман. Хоть вешай на него топор. Хотя бы гость незваный постучался. Калиткою ошибся, обознался, Заговорил, закашлял, засмеялся… Пусть даже и не гость. Хотя бы вор!

Цепь рваных низких облаков Подобна вате старой телогрейки. Тебя знобит. Ты нездоров. А воздух и сырой, и клейкий. И едешь вдоль распаханных полей И смотришь пристально и трезво. Как скуден край! Куда бедней?! Лишь Жучка пронесется резво. Все здесь не доросло, не развилось. Природа чахла и ущербна. Легко дремота переходит в злость А здешняя любовь – и та неверна. Здесь редкие пейзажи хороши. И, может, потому так хороши их описанья, Что долгие страдания души На них роняют ровное сиянье.

Любовь у молодых – как плен. Любовь у стариков – свобода. Взаиморадостный обмен Уже пожившего народа. Любовь по молодости – страсть. И ярость, и сопротивленье. Любовь у стариков – лишь сласть И нежно-ласковое снисхожденье. Любовь в дни молодости – зла. Кого в запале ты полюбишь?! Не надо яркого костра, Когда в ладошку поцелуешь!

Жил человек. Несчастлив был. С утра до вечера грустил. Печалям праздным предавался. Завидовал. Роптал. Метался. Мир видел только в черном свете. Хотя не болен был, не беден, Не разорен, не обделен. Оде т, накормлен, напоён. Женой, детишками привечен… Но всё не то! Он был – не вечен. Он был не более травы. Он не бессмертен был, увы. И, как заноза в нежном теле Обосновалось в нем смятенье. В нем поселился смертный страх. Он просыпался весь в слезах, Подушку мокрую сжимая… Он огляделся. Встал у края. Он ненавидел белый свет Едва осилив тридцать лет. Но так устроен человек – Страдать не может он весь век. Мученьям тоже нужен отдых. И вышел человек на воздух. Он так от страха утомился, Что к пониманию устремился. Решил понять он что к чему По разуменью своему. И истина открылась в раз: Бессмертие – не вне. А в нас. Оно в сердечном очищенье. И в совершенном всепрощенье. Теперь он всякой твари рад. В душе возделывает сад. А про себя забыл давно. Он – только божие окно.

Над домом тучи стелются, Цепляя провода. Я знаю – жизнь изменится. Не знаю лишь когда. Пока ж берет за горлышко Бандитский волчий век. Глядишь – чернеет солнышко, Глядишь – краснеет снег. Судьба, как бабка старая, Не слышит ни хрена. Оденет форму малому Родная сторона. Ищи его, отыскивай, Кровинушку свою. За чье-то дело свинское Шагаешь ты в строю. Не меть, не цель, не выстрели, Души не погуби. Я в храме службу выстою: Спаси и сохрани.

Улетает дружок, улетает… Ничегошеньки ты не смогла. Лишь косынкою машешь у края, Лишь вечерняя стелется мгла. И сыны то твои заблудились. И не помнят счастливых времен. Их бросает без счету Россия Вполымя. И не спросит имен. Приголубить бы их, к ним прижаться… Да, глядишь, голова их седа. И ненужным довеском богатства Не закроешь прореху стыда.

Откладываю в дальние запасы Минуты пребывания с тобой. Чело твое и юно, и прекрасно, А я давно уже не молодой. Что связывает нас, любовь моя земная, Помимо нежной тяги да тепла. Улыбка простодушно-огневая Куда бы нас с тобою завела?! Ты мудрыми мои находишь речи. Забавными сужденья и ходы. А я без грусти понимаю: встречи Недолги наши, как весенние сады. Твоя любовь, как порох искрометна. Стремительна, живительна, свежа. Но опыт шепчет: так же мимолетна, Неуловима, как полет стрижа. Нет горечи. И нету сожаленья. Всему начертан свой размерный шаг. Благодарю: мне хватит трех мгновений. Я упакую их в дорожный свой рюкзак.