Тюремные двери — явление чрезвычайно удивительное. Двери, через которые ты входишь в тюрьму, широки и всегда открыты. Эти же двери, если на них посмотреть с обратной стороны, — узки и закрыты. Вот вновь замки загремели, дверь заскрипела и… И ничего. Все с удивлением ждали, кто же появится. Наконец-то! В дверной проем с трудом вписался пьяный опер Базалей. «Девчонки, сегодня праздник, а я еще ни в одном глазу!» Опер прошел в камеру и рухнул на лавку около стола. Камера оживилась, все любили, когда приходил этот веселый опер. Женщины обступили его со всех сторон и наперебой стали задавать разные вопросы. Прямого ответа он никогда не давал, но изображал намек, непременно подмигивая и улыбаясь.

— Ну что, девчонки, кофейком угостите? Я ведь к вам тоже не с пустыми руками. Угощайтесь. — И он кинул на стол несколько пачек дорогих сигарет.

Опер Базалей — красивый молодой мужчина в модной дубленке, шикарном свитере, всегда с запахом дорогого одеколона. Я никогда не видела его в форме. Как правило, он в свою игру переигрывал: не настолько бывал пьян, чтобы так шататься, потому что, поболтав немного и выпив с женщинами кофейку, он уходил вполне обычной походкой. Это был трюк, чтобы казаться проще и быть «ближе к народу».

— А какой сегодня праздник? Мы здесь все праздники забудем.

— Отгадайте.

Женщины стали перечислять праздники, начиная с государственных и заканчивая религиозными. Вспомнили даже про трехсотлетие граненого стакана. Но никакого праздника так и не обнаружили.

— Вот и не отгадали. Сегодня день рождения моей любимой тещи. А она мне еще не наливала.

— Вы же месяц назад праздновали этот праздник.

— Я же вам говорю, что день рождения любимой тещи! — Он сделал ударение на слове «любимой».

— Ясность полная. Теща у вас не одна.

— Совершенно верно. Вы мне нравитесь, девчонки.

— Вы нам тоже.

— Я очень сожалею, но завтра несколько честных арестанток должны будут покинуть наш централ.

Давно ходили слухи, что заключенных будут перебрасывать в новый корпус областного централа. Строят новые корпуса тюрем. Их закрывать надо, а их все строят. Интуитивно я почувствовала, что это коснется и меня.

Рано утром открылась «кормушка» и дежурный прокричал несколько фамилий, в том числе мою и Веселой Ольги.

— Оля, просыпайся, нас с тобой заказали, — стала я будить подругу.

Зима на дворе, а у Ольги — один пиджак, она ж летом заехала. Я дала ей несколько своих вещей. В автозаке холодильник, а путь неблизкий, три часа ехать.

В душе царила такая пустота, что было совершенно все равно, куда ехать и зачем. Хоть на казнь. Охранники с автоматами казались какими-то игрушечными.

Даже Веселая Ольга приуныла.

— Ты в Бога веришь?

— Верю. А в справедливость — нет.

— Меня, наверное, Бог покарал. Когда мужа забрали, я его осудила, сказала, что не перенесу такого позора и ждать не буду. Потом мать в город рванула, не захотела с внуками сидеть. Устроилась там на работу — и проворовалась. Ее посадили. Ее я тоже осудила. Потом сама в город поехала, детей забрала, мужика себе нашла, устроилась на работу, детей в садик отдала. Думала, жизнь налаживается. И вот сама в тюрьму попала. Так и оказалось все семейство в тюрьме, а дети в интернате. Освобожусь, буду мужа родного из тюрьмы ждать. Виноватая я перед ним, вот и наказание получила.

Дорога дальняя, на улице мороз. Хорошо, что у меня с собой было одеяло. Я пригрелась и даже задремала.

— Приехали! — заорал парень с автоматом, открывая дверь автозака.

Это была совершенно другая тюрьма, современная, огромная, с пластиковыми окнами.

— Больницу мне больше напоминает.

— Да, психиатрическую, — уточнила Ольга.

Слава богу, к ней опять вернулось чувство юмора.

К нам подошел молодой человек в форме.

— Отличным русским девчонкам отличная русская тюрьма, — попробовал схохмить он.

Дальше все пошло как обычно: проверка документов, вещей, крошечный бокс.

— Эти ребята вроде ничего, с юмором, — нерешительно заметила я.

— А чего им с тобой делить? Это менты показания из нас выбивают. А этим мы не нужны.

В боксе просидели недолго. Нас скоро вывели и быстро развели по камерам. Камеры светлые, просторные, на четыре человека. Кровати и столы выкрашены в белый цвет.

— Может, это нас в «Белый лебедь» привезли?

— Хоть в «Черный дельфин», мне все равно, восемь месяцев скитаюсь, — сказала Ольга.

Что нас ждало теперь?.. Новая тюрьма — это новые люди. Там мы уже всех знали, привыкли. А здесь? Если та тюрьма считалась «красной», то эта оказалась «черной». Здесь можно было пронести запрещенный сотовый телефон, алкоголь, карты. Можно было заказать в службе такси ужин из ресторана, и тебе его доставляли в камеру. Можно было заказать свидание, с кем тебе хочется, или попросить «продольного» вывести тебя из камеры и завести в соседнюю. Можно было все, при одном условии: за все нужно заплатить. У кого было чем платить, жили здесь очень неплохо.

Заехали мы в эту тюрьму зимой, и пробыла я здесь четыре месяца перед отправкой на зону. Меня уже ничего не удивляло, я замкнулась в себе. Жить стало гораздо проще и… неинтересней. Я ни с кем не сближалась, писала и ждала. Ждала прихода очередной весны моей жизни.