— Оксана, неужели все это правда? Сказки энского суда, да и только! — спросила я Оксану.
— Я была на том суде. По этому делу я проходила свидетелем, единственным. Видела я, как он того мужика завалил: за то, что он ко мне приставать начал. Я только кричала ему: «Не трогай его!»
— А кто тебе этот мужчина? — спросила я.
— Мой любимый!
— Ничего себе. А где он сейчас?
— Где-то на воле, где точно, не знаю. Обещал, что приезжать будет, один раз приехал. Говорит: «Малышка моя, я ждать тебя буду», — шоколада, мармелада привез, красивых слов наговорил и уехал. И до сих пор нет его. Но я надеюсь, что он приедет.
— А ты-то как в тюрьме оказалась?
— Его ведь отпустили, а как его посадишь? Его ведь в живых нет. Да не в этом дело. Цепочка бы потянулась огромная, проще его было выпустить. Его и выпустили, а меня арестовали. Говорят: давай показания, что убила. Я в отказ. Меня в карцер с хлоркой посадили. Говорят: не выпустим, пока не сознаешься.
— С какой хлоркой?
— Вонючка такая белая, которой в общественных туалетах посыпают.
Я вспомнила сразу разъедающий глаза, нос, удушливый запах.
— Посадили меня в карцер, а там хлорка, сопли текут, легкие обжигает, дышать невозможно, ноги разъедает. Стучу в дверь карцера. Ору: откройте только, я вам все подпишу! Они этого только и ждали. А какая мне разница. Я все детство в детдоме провела. А это та же хрень.
Оксане тяжело было это все вспоминать, но она продолжала:
— Да что я. Все банально и примитивно просто в жизни. Родители — алкоголики. Им зеленый змий говорил: плодитесь и размножайтесь. Потом их родительских прав лишили, а нас, голодранцев стаю, в детский дом упекли. Они потом горе свое, что детей всех забрали, пуще прежнего в водке топить начали и вскоре умерли, не похмелившись. А вот Кристина — там совсем другое дело. Она тоже детдомовская, тоже — ни отца ни матери, только порода чувствуется, не простая она, а какой породы — и сама не знает.
Раз я пообещала Оксане, что, когда освобожусь, помогу ей найти Кристину, то посчитала нормальным кое-что спросить о Кристине. Как выяснилось, Оксана мало что знала сама. Знала, что она тоже детдомовская, Кристина Иванова, 1981 года рождения, знала, что 6 лет от звонка до звонка оттарабанила. УДО ей было не нужно: дома нет, идти некуда. Знала, что художница, очень хорошо рисует. И еще. (Это было огромной тайной, об этом, кроме Оксаны, не знал никто, она долго не решалась об этом и мне сказать, но потом все же решилась.) У Кристины был ребенок, он тоже в детском доме. Она его в тюрьме родила.
— Как в тюрьме? — удивилась я.
— Да очень просто. Изнасиловал ее один охранник — урод. Когда она из тюрьмы на малолетку ехала.