Донна сидела в баре гостиницы «Рамада» и вплотную занималась мартини с водкой. Почти все, кто приходил в этот зал, садились за коричневые столики, на стулья с латунными заклепками, обитые красной кожей в псевдоколониальном стиле. А в баре царили бармен и официантка в черном.
Так что Донна сидела в одиночестве. Мужчины за столиками, в золотом сиянии маленьких пластиковых канделябров в духе «Тиффани», оценивающе оглядывали женщину в баре – прямо при своих женах. Не сказать, чтобы кто-то из них собирался удовлетворить свое любопытство. Они следовали по пути наименьшего сопротивления – пойти с женами по магазинам, пропустить по стаканчику, обсуждая их матерей, братьев и другие источники раздражения, потом наскоро перекусить какой-нибудь смесью мяса с дарами моря в ресторанной зоне. («Вам положить сметану и лук в печеную картошку?») Еще три светофора – и они снова дома, в уютных муниципальных квартирках, двадцать минут вечернего шоу с Джеем Лено – и баиньки. Донна в этот расклад никак не вписывалась. Разве что в фантазии.
Не желая больше об этом думать, Донна сосредоточилась на доставке алкоголя в кровь.
Где-то внутри у нее нарастала ярость, сильнейшая, гнусная неудовлетворенность. Большую часть времени Донна старалась быть жизнерадостной. Пыталась стать хлопотливой мамой-наседкой, которую так любят дети. Превосходно играла роль понятливой соски, чтобы у Роя вставал. Прибиралась в доме – ну, типа. Читала журналы. Пыталась интересоваться тем, что, по идее, интересовало всех остальных женщин. Но ей этого мало!
Донна слышала сирены, гул голосов за ее спиной становился все громче. Что-то творилось в торговом центре, пожар. Двое мужчин стояли у окна и смотрели. Наверное, можно найти занятие и получше, чем стоять и таращиться на пожарные машины. Может, если бы в ее желудке было как минимум три порции выпивки, она могла бы пойти общнуться с пожарными. Она ссутулилась над стаканом и уставилась в экран безмолвного телевизора, висящего над пластиковой стойкой с чипсами.
Мысли в черепе Донны грохотали, как грузовые вагоны на сортировочной станции. Мальчики уже, наверное, дома. Рой опять начнет корчить из себя главного. Надо бы ему позвонить. Прямо сейчас позвонить. Прежде чем он займется Роем-младшим. Тому придется самому держать удар. Она ушла в магазин. Имеет право. Она прямо-таки видела эту покровительственную ухмылку. Ладно. Ладно. Еще один стакан – и вперед. Она сосредоточилась на телевизоре над головой бармена.
На экране дрались двое боксеров. Донна оценила их тела – гладкие и блестящие. Кажется, мексиканцы. Один, повыше, почти все время стоял с поднятыми перчатками, опустив локти, чтобы второй выбился из сил. Дикторы разглагольствовали о том, что у того, который повыше и поосторожнее, техника – высший класс.
Но тот, что поменьше, с крысиной косичкой, спускавшейся меж четко очерченных дельтовидных мышц, не терял задора. Он все подпрыгивал, держа левую руку расслабленной, на весу, правый кулак очерчивал круг, предупреждая: грозит хук. Но правая обманывала – всего лишь отвлекающий маневр. Вместо этого безобидная, казалось бы, левая взлетала, мелькала с кроличьей скоростью, снова и снова, выискивала зазоры в прекрасной защите противника, била по лицу, по ребрам. Всякий раз, когда осторожный – тот, что повыше, возвращал удар, маленький, танцуя, отходил назад или просто отклонялся, и выглядел так, словно ему это ничего не стоит. Маленький все время подпрыгивал и улыбался, нырял вперед и увертывался, взмахивал правым кулаком и наносил удар левым.
Тот, что повыше, пошел в атаку – нанес сильный прямой удар прямо по голове противника. Но там, куда была устремлена рука в перчатке, головы противника не оказалось. Наконец малыш сделал, что хотел, наконец он ударил правой. Как мальчик, кричавший «волки!» Удар обрушился, малыш совершил то, что так давно грозился совершить. Испустив фонтанчик пота и слюны, высокий рухнул, растянувшись в нокауте на ринге.
«Нравится мне этот мелкий, – подумала Донна. – Почему я такого не могу найти?»