— Нам с вами не простят, если случится катастрофа!

Эти слова Трентона Генри Йорк принял как руководство к действию. Действительно, бывают ситуации, когда должны объединиться две разведки, чтобы предотвратить нечто, грозящее безопасности их стран. Терроризм, непредсказуемые действия маньяка, поиск международных преступников, например. Это объединение, конечно не означает, что надо раскрывать друг другу все секреты. Надо торговаться, делать честное лицо. Главное — чтобы был положительный результат. Как будто сошлись на лесной дороге два путника и, чтобы не пропасть поодиночке вынуждены некоторое время идти вместе. Идут себе, улыбаются во все шестьдесят четыре зуба на двоих, похлопывают друг друга по плечам, рассуждают как лучше выбраться из чащи, куда завела их дорожка. Но когда наступает ночь, то они ложатся спать по разные стороны от разведенного костра и каждый из них пробует, легко ли выходит из ножен кинжал. Так, на всякий случай. А когда впереди появляются огни города, то все, прощай, брат, мне направо, а тебе налево. Се ля ви-с!

Перед тем, как позвонить в Москву Генри Йорк, загибая пальцы посчитал разницу во времени. Хотелось быть вежливым и не беспокоить коллег по ту сторону океана среди ночи. Расчеты показали, что в столице России девять утра и никому неудобств он не причинит. Кроме того, звонить непосредственно Рожкову Йорк посчитал нетактичным. Это Трентон может с высоты своего положения общаться с русским генералом, а он поговорит с его заместителем. И по сотовому. Интересно, как Свирский воспримет звонок по сугубо личному каналу?

Йорк усмехнулся и набрал номер мобильника.

Свирский ответил сразу. Тут же понял, с кем имеет дело и тихо сказал в трубку.

— Через минуту я буду свободен. Перезвоню.

В трубке были слышны голоса. Йорк понял, что в кабинете полковник не один.

Ровно через минуту у него в кармане завибрировал мобильный телефон. Генри улыбнулся. Полковник из тех, кто умеет дать сдачи на щелчок по носу!

— Мистер Йорк? Здравствуйте. Чем обязан? Нечасто приходится разговаривать со столь необычным абонентом. Предлагаю перейти на спецсвязь. Думаю, что разговор будет не о погоде?

— Вы правы, господин полковник.

В пункте спецсвязи Йорк поудобнее устроился в кресле и стал излагать причину своего звонка. Говорил он плотно и довольно долго, насыщая беседу информативными вставками о Мердоке и его деятельности, которые заготовил заранее — чтобы дать понять Свирскому, что доверяет ему и в то же время не перешагнуть грань дозволенного корпоративной этикой.

— В наших и ваших интересах заняться проблемой сообща. Дело зашло слишком далеко. И в переносном и в прямом смысле этого слова. Он может находится на вашей территории или где то рядом. В любом случае у него есть связник в районе Сибирска, который поставляет ему необходимую информацию.

— У него, или у вас?

— Перестаньте, полковник. Вполне естественно, ваша страна является для нас объектом заинтересованности и устремлений и определенный интерес ко всему, что происходит в России у нас, конечно, есть, но Мердок давно не является нашим агентом. Он уже несколько лет в свободном полете. Я бы даже сказал, в пике. И на борту этого ястреба отнюдь не гуманитарная помощь.

— Что же вы хотите от нас?

— Вам все равно рано или поздно придется взять Мердока в разработку. Если он попадется к вам в руки живым, то мне и моему руководству очень хотелось бы видеть его в одной из наших камер.

— Понятно. Что предлагаете взамен?

— Любую информацию по Мердоку. В допустимых пределах.

Свирский засмеялся.

— Моя благодарность будет безгранична в пределах разумного!

— Что вы сказали?

— Так. Непереводимая русская игра слов. Что то вроде: милая, я подарю тебе все звезды на небе, но почему ты опять купила себе такое дорогое платье?

Йорк забеспокоился:

— Но, я надеюсь мы понимаем друг друга?

— Конечно, конечно. Что я могу передать руководству в качестве первичной информации?

— То, что по нашим сведениям Дик Мердок чрезвычайно интересуется истребителем «Саблезубый». Он закупил для этой птички четыре ракеты класса «воздух-воздух».

— Даже так?

— Именно. Мы пытались предотвратить эту сделку, но нас постигла неудача.

Свирский замолчал.

— Вы слышите меня, полковник?

— Слышу. У меня есть к вам вопрос.

— Задавайте, отвечу.

— Около Сибирска находится миссия по охране окружающей среды. Ваши земляки, американцы. Что-нибудь известно про них? В частности про помощника руководителя миссии Манфреда Дарбана.

Теперь надолго замолчал Йорк. Потом Свирский услышал его протяжный вздох.

— Немного, господин полковник. В контексте нашего разговора только то, что однажды, будучи с миссией в Китае он был, с его слов украден какой то тайваньской группировкой и…

Свирский перебил его.

— Это мы знаем.

— Понял. Хорошо работаете.

— Спасибо. Ну, что же… Я думаю, что принципиальное согласие о сотрудничестве в этом вопросе вы получили. Если у вас больше ничего нет ко мне, то давайте попрощаемся. Наилучших пожеланий вам и господину Трентону.

— И вам того же… Еще один момент!

— Слушаю вас.

— Гоните вы от Сибирска этих миссионеров, полковник! Враз часть проблем решите. Пусть где-нибудь в другом месте свою любовь к зверюшкам демонстрируют.

Свирский хмыкнул.

— Не мешало бы, конечно. Только зачем головную боль себе наживать. Такой шум поднимется. Заголовки газет представляете? «Русские варвары снова демонстрируют свое истинное лицо!» «Империя зла возрождается!»

Йорк успокоил его.

— Общественное мнение предоставьте нам. Пусть только эти миссионеры попробуют рот открыть. Навсегда в Америке останутся.

Свирский съехидничал.

— А как же свобода слова?

Йорк объяснил.

— Про свободу я прочитал однажды хорошие слова германского идеолога прошлого века. Он сказал, что свобода это осознанная необходимость. Мне это очень понравилось. Представьте себе, что вы сидите в темном кинозале, где тысяча зрителей. И вам захотелось ни с того ни с сего закричать «Пожар!» Формально вы имеете право это сделать, но попробуйте только! Загремите лет на двадцать. Закон превыше всего, а не свобода.

Они попрощались и Свирский пошел в кабинет к генералу Рожкову, где шло совещание.

Здание на Лубянке, где располагалось ФСБ было старым, построенным еще во времена Иосифа Виссарионовича, но очень солидным и добротным. Добротность ему обеспечивали стены в метр толщиной, а солидность подчеркивали ковровые дорожки в коридорах. Ходилось тут мягко и неслышно, но все таки полковник Свирский сумел уловить за своей спиной легкие быстрые шаги и шопот. Он обернулся, но увидел только удаляющуюся спину какого то офицера и не придал этому значения. Мало ли какие дела у персонала?

Поднимаясь по лестнице он снова услышал шаги за спиной и неясное бормотание. Снова обернулся. Опять удаляющаяся фигура того же офицера. Свирский мотнул головой. Мерещится? Перетрудился он, что ли?

Когда то же самое повторилось в третий раз, полковник завернул за угол и остановился. Не прошло и минуты, как прямо на него выскочил адъютант генерала Рожкова Андрей и застыл, открыв рот. Свирский поманил его поближе.

— Ты, что, пасешь меня, что ли?

Андрей сделал возмущенное лицо.

— Ну как вы могли подумать, товарищ полковник! Я донесение генералу несу.

— Почему спиной вперед?

— Я не вперед! Я хожу туда сюда и никак решится не могу!

— Что, неприятности?

Андрей кивнул.

— Крупные?

— Так точно. Генерал сейчас в кабинете разнос устраивает по поводу убийства свидетельницы в Сибирске, а тут еще два трупа!

— Что, там же?

— В чем и дело! Он меня живым съест!

Свирский взял у него папку.

— Ладно, приму удар на себя. Блок сигарет в уплату. Годится?

Адъютант воссиял.

— Да хоть две, товарищ полковник! Спасибо вам огромное!

В кабинете генерала Рожкова шло совещание. Если так можно назвать присутствие нескольких офицеров, которые молчали в тряпочку, а генерал мерял широкими шагами поскрипывающий паркет и гневно выговаривал им.

— Как можно было позволить убрать единственного свидетеля!? Что теперь прикажете делать? На кофейной гуще гадать? Чем занимаются там ваши подчиненные? Они, наверное думают, что на курорт их отправили? Я вот пошлю их в качестве воспитательной меры в Чечню, в подсобные филеры для армейской разведки, вот тогда попляшут! Ну, что молчите? Языки проглотили?

Офицеры переглянулись и старший по званию, майор набрал побольше воздуха в легкие.

— Недочеты местного УФСБ, товарищ генерал. Вместо того, чтобы сразу переправить свидетельницу в Москву они на свой страх и риск начали следственные мероприятия. Провели несанкционированный нами допрос, не обеспечили должную охрану. Часть вины лежит и на них.

Генерал развел руками.

— Ну, конечно! С больной головы на здоровую вы все перекладывать горазды! Ничего, врежу и им. Что допрос сразу по горячим следам провели это хорошо. Но уж очень безграмотно. И что добились? Ни-че-го!

Свирский осторожно постучал и приоткрыл дверь. Рожков не глядя, через плечо рявкнул.

— Позже! Я занят!

Потом посмотрел и, увидев полковника переменил тон.

— Заходи. Я думал, что это адъютант мой ломится.

Свирский вошел.

— Адъютант ваш по коридору взад-вперед ходит, на глаза показаться боится.

Рожков нахмурился.

— Ну, видно дело совсем плохо. Что принес?

Полковник протянул ему папку. Рожков прочитал донесение и грохнул папку на стол. Офицеры совсем сникли. Генерал обвел их уничтожающим взглядом.

— Дождались. В Сибирске двое убитых. Хотел вас отпустить, да вижу, что рано. Продолжим совещание. А ты, заместитель куда? Присаживайся, не стесняйся!

Суматоха в Сибирске, вызванная убийством Кэтрин Фоули поднялась нешуточная. Весь личный состав части подняли по тревоге и солдаты срочники с автоматами наперевес выстроились по периметру аэродрома. Из местного управления ФСБ прилетел УАЗ-ик с зашторенными стеклами и несколько крепких ребят, придерживая оттопыренные полы пиджаков начали следственные мероприятия. Соболь и Гром взяли с собой несколько человек и отправились на поиски места, откуда был произведен выстрел. Проходя мимо дыры в изгороди, которая уже была затянута колючкой Гром заворчал.

— Сюда, блин, мамонт пролезет! Устроили проходной двор. Я их научу службу любить! Под суд за такое дерьмо!

Соболь прервал напарника.

— Ты под ноги смотри, мамонт. Может он хоть что то оставил после себя. Времени смыться было мало.

— Что в такой траве найдешь? Тут танк спрятать можно. Я их всех заставлю объяснительные писать. Они думают это шуточки, когда в секретной части снайпер орудует? Сегодня девку застрелили, завтра командира части грохнут, а потом и до нас с тобой доберутся!

— Да кому ты нужен! Разве что майору, который у тебя повариху увел.

— Это почему? Не я ведь у него, а он у меня.

— А так, на всякий случай. Чтобы обратно не сбежала. Стой!!

Гром выхватил из кобуры пистолет и грохнулся в траву. Особисты, которые следовали чуть в стороне от них тоже как перезрелые груши попадали на землю.

— Где!? Где он?

Соболь сделал два шага вперед, притоптал каблучищами кусты крапивы и поднял желтую длинную гильзу.

— Вот он, вещдок! Здесь была его позиция.

Изгородь, где они находились, изгибалась под прямым углом и ржавой паутиной колючей проволоки шла параллельно городку. Соболь оглянулся назад, взмахом руки прочертил прямую линию от того места, где находилась во время выстрела Кэтрин через спину Грома и дальше в тайгу.

Гром уже поднялся и с интересом следил за его манипуляциями.

— Кончай зарядкой заниматься. Дело говори.

Соболь объяснил.

— Это же элементарно. Кто был заинтересован в смерти свидетеля?

— Да хоть кто!

— Непрофессионально рассуждаешь, товарищ! Хоть кто со снайперкой на аэродром не ходит. Даю наводящий вопрос. Кого мы пасли с тобой все это время?

Гром посчитал на пальцах.

— Трое. Американка, Кедров и киоскер. Кедров отпадает. Американка? Сама на пулю нарвалась. Думаешь киоскер?

Соболь оттопырил нижнюю губу.

— Брось. Он сейчас как мышь в своей фанерной норке сидит не выглянет. А ты забыл, для кого он географический журнальчик с донесениями продавал?

Гром напрягся и вспомнил.

— Помощник руководитель миссии! Манфред Дарбан! А ему что за интерес на «черное» идти?

— Про интерес мы потом узнаем. Ты оцени место, где снайпер устроил лежку.

— Хорошее место. Трава высокая. Только крапивы много.

— И находится как раз на прямой линии между вертолетом, к которому вели американку и лагерем. Соображаешь? Какой ему резон обходить аэродром вкруговую? Пришел, сделал дело и обратно в лагерь.

Гром согласился с товарищем.

— Я недосек как то. Правильно говоришь. Вся зараза там прячется. Ну, доберусь я до них! Я их научу свободу любить! Я им…

Соболь посмотрел на часы и задумался о чем то. Гром, потирая обожженные крапивой руки обернулся к особистам, которые продолжали лежать с оружием наизготовку.

— Подъем, мужики! Уже можно. Учебная тревога. Бояться нечего, мы с вами. Ну, ты чего тихий как пень на лесоповале? Что дальше делать будем?

Соболь прихлопнул на шее комара и растер пальцами пятнышко крови.

— Неспокойно мне что то. Если свидетелей начинают убирать, значит дело в чему то серьезному идет. Свидетеля убрать на глазах у всех это щпионажу абздец. Это не мелкий инцидент, это происшествие! После этого все подчищать надо и уходить.

Гром нетерпеливо забил копытами.

— Ну так чего проще. Давай скоренько в лагерь, там шмон наведем и все вещдоки наши.

— Погоди, не гони. На это санкция из Москвы нужна.

— Но ведь надо что то делать!

— Сам знаю. Слушай, а ведь у Дарбана еще интерес в Сибирске есть!

— Ты про киоскера говоришь?

— Конечно! Мать твою, как же мы его из виду упустили! Он звонил?

— Нет.

— Ну, ясно! Пока Дарбан к нему не пришел и звонить не о чем, а когда придет, то звонить некому будет! Быстро в машину!

Соболь рванулся было к далеким аэродромным постройкам, около которых сиротливо куковал УАЗ-ик, но оценил расстояние и остановился.

— Мужики, кто из вас быстро бегать умеет?

Один из особистов шагнул вперед.

— Я могу. Кандидат в мастера.

— Вот, что, кандидат. Давай руки в ноги жопу в горсть и во весь опор чеши в Сибирск на пристань. Там газетный киоск знаешь?

— А то!

— Возьми его под охрану. Киоскеру прикажи запереть дверь и окошко на замки, лечь на пол и носа не высовывать. А сам стой около и никого не подпускай. Кобуру расстегни и будь готов применить оружие. Особенно если рядом появится высокий мужик с длинными волосами. Если сможешь задержать его, в Москву о твоей отваге доложу. Понял? Мастера дадут. Дуй!

Парень пробуксовал подошвами по траве и исчез из виду. Остальные побежали к машине.

Как известно все водители делятся на три категории. Первая — Летчики. Такой водитель слабо представляет, где у машины находится мотор и свято верит в то, что масло в картер заливать не надо, оно само каким то образом появляется там из бензина. По трассе он не ездит, а летает, с удовольствием выполняя все возможные фигуры высшего пилотажа. Вторая категория — Хозяева. Эти, придя в гараж, ставят рукоятку переключения скоростей на нейтраль и вручную выталкивают авто через ворота. Потом они несколько часов протирают стекла, промывают свечи, подтягивают ремень генератора и качают колеса — 1,8 атм. задние и 1,7 атм. передние. Закончив все процедуры, Хозяин так же вручную заталкивает машину в гараж. Ну, и третья категория, непосредственно Шоферы. Вобрав в себя все лучшие качества первой и второй категорий они становятся в последние годы, увы, вымирающим племенем.

Водитель УАЗ-ика, естественно, принадлежал к Летчикам. Когда машина в лучших традициях американских блокбастеров не завелась ни с первого раза, ни со второго, ни с третьего, он вылез из кабины, открыл капот и задумчиво уставился на радиатор, из которого свесилась тягучая сопля тосола. Соболь выждал минуту и вышел из машины.

— Ну, что там у тебя? Искра в баллон ушла? Скоро поедем?

Водитель шмыгнул носом.

— Неполадка. Свечи менять надо.

— А раньше ты чем думал?

— А я говорил начальству, что запчасти нужны! Как денег дать, так нет их, а как чуть что, сразу шофер виноват! Нет, чтобы…

Соболь махнул рукой и увидел Каленова, который торопливо шел к ним.

— Что удалось выяснить? Кто стрелял?

Не отвечая Соболь ответил вопросом на вопрос.

— Машина есть? Срочно надо. У нас адрес горит!

— Берите мою. Там, за КПП.

Особисты побежали за шлагбаум. Начальственный ГАЗ-ик фыркнул и помчался в Сибирск.

На площади перед пристанью были все те же. Дремали, свесив нос к кулечкам с семечками старухи, пьянчужка обнимался с полбутылкой дешевого портвейна. Оперативника нигде не было видно. Экипаж ГАЗика рассыпался по площади. Соболь подошел к киоску и подергал висячий замок.

— Заперто. Этот киоскер сегодня вообще на работу не вышел? Или кандидат увел его куда то, что ли?

Гром подключился к обсуждению возникшей проблемы.

— Так оно и есть. Парень молодец. Спрятал объект подальше от Дарбана и охраняет его. Я одобряю его действия. Представляешь, какое дерьмо могло получиться! Он стоит возле киоска, снайпер убирает его и получает доступ к киоскеру. Они где то прячутся.

Соболь остался недоволен объяснением.

— Я ему приказал по возможности взять Дарбана. Это был приказ и его надо выполнять. Пошли парочку ребят домой к киоскеру, а сам иди в кафе. Может официант что-нибудь видел.

Скучающий официант плевал на бокалы и натирал их до зеркального блеска грязным полотенцем. Увидев Грома он обрадовался ему как родному.

— Вам что то принести? У нас в продаже есть замечательное пиво с тайменем! После того, как появился холодильник, оно почти всегда холодное. Могу предложить водочки с салатиком. Есть пельмешки с хреном!

Гром прервал его любезности.

— На хрен мне нужны твои пельмени! Ты когда сменился?

— Я еще не менялся. С утра работаю.

— Тогда должен был видеть, что снаружи делается, так? Из твоей «кукушки» вся площадь как стадион светится.

Официант равнодушно пожал плечами.

— А я в окна не смотрю. Мне работать надо. Но если вас очень интересует, то конечно, можно вспомнить.

Он красноречиво потер палец о палец. Гром сунул ему под нос удостоверение.

— И без этого вспомнишь все как миленький! Шевели мозгами и побыстрее, пока я их тебе не вышиб!

Официант заметно поскучнел и поставил бокал на стойку.

— А вас конкретно что интересует?

— Конкретно меня интересует молодой парень, который полчаса назад должен был подойти к киоску.

— В сером пиджачке? Светленький?

— В нем. Белобрысый. Видел такого?

— Заметил. Приходил.

— Что он делал?

Официант воздел глаза к засиженной мухами лампе.

— Пришел, значит. Покрутился по площади. Подошел к киоску. Ему открыли. И он туда вошел. Все.

— А дальше что было?

— Потом через минуту вышел…

— Все понятно. Четверка тебе за сотрудничество. В рапорте отмечу. А полотенце постирай, вечером приду, проверю!

Гром направился к выходу. Официант плюнул на бокал и достал из-под стойки чистое полотенце.

— Вы меня не дослушали! Потом, через минуту из киоска вышел не киоскер и не ваш человек. Вышел другой мужчина.

Гром застыл на месте.

— Такой высокий, с длинными волосами. Он еще частенько за журналами приходил. Иностранец, кажется.

Гром пулей вылетел из кафе. Не останавливаясь пролетел мимо Соболя и одним ударом вышиб хлипкую дверь киоска.

— О, дерьмо!!

На полу фанерной будочки лежали два трупа. Киоскер, который словно защищаясь закрыл одной рукой лицо и кандидат по бегу, для которого этот кросс стал последним в жизни. Рядом с ним в луже крови валялся пистолет, который он, видимо выхватил, но выстрел произвести не успел.

К киоску подбежали остальные особисты. Повисло тягостное молчание. Наконец, Соболь произнес.

— Все ясно. Он пришел сюда, убрал киоскера, но уйти не успел. Увидел, что на площади появился ваш человек и стал ждать. Когда тот постучал, он открыл дверь и убил его. Потом ушел сам. Эх, кандидат…

Гром мрачно обвел взглядом площадь. Старухи по прежнему дремали, пьянчужка перевернулся на другой бок и покрепче прижал к себе бутылку.

— Что делать будем?

Соболь не замедлил с ответом.

— Рапорт об отставке писать. В деревню ехать курей разводить. После такого происшествия я ничего другого придумать не могу.

Гром представил себе деревенскую идиллию — полуразваленные хаты, непролазную грязь на дорогах, вонь от свинарников и его затошнило.

— Ну, нет! Ведь что то придумать можно?! Не раскисай, напарник!

— Что ты предлагаешь? Броситься в погоню за Дарбаном? Он уже далеко отсюда. Тайга большая.

— В лагерь миссионеров надо ехать. Провести там обыск и гнать их всех к чертовой матери!

— А санкция?

— К черту санкцию! Упустим время, еще хуже будет.

Соболь надолго задумался. Потом расправил плечи и торжественно произнес, принимая одно из самых главных решений в своей жизни.

— Сейчас едем в часть и берем «Урал». Загружаем в него роту солдат и отправляемся в лагерь миссии по охране окружающей среды. Делаем там шмон и всю конюшню — к американской матери. Зеленый им свет и попутного ветра в задницу. Пусть сворачиваются. На пароходе хоть вниз по реке, хоть вверх, только подальше от Сибирска. ВСЮ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ Я БЕРУ НА СЕБЯ!

Тентованный «Урал», под завязку набитый солдатами подъехал к лагерю в полдень. Взяв в кольцо поляну срочники с любопытством поглядывали на иностранок в шортиках и делились впечатлениями.

— Рыжий, Рыжий, смотри, вон та ничего! Во, жопа, блин! Такую бы нагнуть рачком! Говорят американки это любят!

— У них это запросто! Подходишь, говоришь «я тебя хочу» и делай с ней что хочешь!

— А ты откуда знаешь?

— Брат рассказывал. Он поплавал, посмотрел.

— Гляди, а вон та, белая! Спорим, она даже трусов не носит!

— Ой, блин, я сейчас в штаны кончу!

Два года без женщин, чего хотите!

Миссионеры сбились в плотную кучу. Соболь подошел к им и спросил.

— Кто тут старший? Побеседовать надо.

Вперед вышел Ковбой.

— Руководитель миссии я. Но если вы хотите иметь со мной беседу, то немедленно уберите солдат. Вы не имеете право лишать нас свободы передвижения.

Соболь смерил его взглядом с головы до ног.

— Ничего я с тобой иметь не хочу. И оцепление не уберу. Мне нужен Манфред Дарбан. Где он?

Ковбой решил за лучшее больше не протестовать.

— Его нет уже несколько дней. Где он я не знаю.

— Тогда покажи его палатку.

Ковбой сделал знак товарищам, не беспокойтесь, мол, сейчас все выяснится и повел Соболя к домику Дарбана.

Перед входом Соболь внимательно проверил полог на отсутствие «флажков», и только потом они вошли внутрь. Соболь заглянул под кровать, открыл тумбочку и достал оттуда ворох бумаг и журналы. Ковбой отвернулся.

Бумаги были так себе, ерунда и ничего существенного по сути дела не представляли. Какие то счета, отчеты. Соболь копнул поглубже в тумбочку и извлек фотографию, где обнявшись стояли Кэтрин и высокий мужчина с длинными волосами, собранными в косичку. Соболь протянул фото Ковбою.

— Это он?

— Да, это Манфред. И Кэтрин.

— Они, что, любовь крутили?

Ковбой пожал плечами.

— Они были… у них были отношения.

— Трахались, что ли?

— Занимались любовью. До недавних пор. А потом Кэт нашла себе нового мужчину. Русского летчика.

Соболь кивнул и стал перетрясывать журналы. Из одного большим сухим листом выпорхнул коричневый конверт.

Гром как коршун вцепился в грубую почтовую бумагу.

— Соболь! Это ж та «шкура», которую он у киоскера получил!

— Так ломай, чего смотришь!

Гром открыл конверт и вынул оттуда сложенный пополам лист бумаги. Соболь повернул его к свету и прочитал.

— «Зеленый Таджик». Опять этот нацмен недозрелый прорезался! Гром, ты что-нибудь соображаешь?

— Что-нибудь соображаю.

— Ну и что дальше?

Гром повернулся к ковбою.

— Все ясно с вашим Дарбаном.

— Что с ним случилось?

— Ни хрена с ним не случилось. Пока. Но обязательно случится, это я тебе обещаю!

Ковбой округлил глаза.

— Я, наверное, неправильно вас понял? Русский язык такой трудный. Повторите, пожалуйста.

— Мокрушник твой помощник! А вся ваша миссия — прикид для его делишек. И поэтому ты сейчас пойдешь к личному составу и скажешь им, чтобы быстренько сматывали манатки и валили отсюда подобру поздорову, пока я вас по камерам не определил! Понятно?

Общий смысл сказанного Ковбой уловил и завозмущался.

— Но вы не имеете права так поступать с нами! Мы работаем под эгидой международного сообщества и их реакция будет негативной!

Соболь перебил его.

— Нет, ты не понял! Мне по фигу, как на это отреагирует международное сообщество. Даю час на сборы. И если хоть одну лишнюю минуту околачиваться здесь будете, то отреагирую я. Так отреагирую, что мало не покажется!

За час миссионеры управились. Свалили в кучу синтетические домики, зачехлили приборы и полезли в кузов «Урала». Молодой солдатик, отчаянно стараясь быть вежливым подталкивал к машине одну особо упорную миссионершу.

— Пожалуйста, поскорее! Пароход придет через полтора часа. Если задержитесь, то на берегу ночевать придется. Вот, б… дь, упирается! Как жахну сейчас прикладом по горбине! Осторожно, не упадите борт высокий. Ехать тут недалеко. Да что ты как коряга растопырилась! Давайте я вам помогу.

Он с удовольствием обхватил ладонями ее круглую попку и как куль перевалил через борт.

Вскоре на поляне стало тихо и пусто. Гром прошелся по поляне, пиная клочки бумаги и яблочные огрызки и с удовольствием потер ладони.

— Ну, вот, сразу легче стало. Как говорил великий и усатый — нет человека, нет проблемы. А тут целый оркестр сплавили. Как ты там сказал? Зеленый свет и попутного в задницу? Записать надо!

Соболь ничего не ответил, но внезапно остановился и вытащил из кармана коричневый конверт.

— Погоди-ка, погоди-ка… Зеленый свет… Зеленый Таджик. Гром!!

— Ты чего орешь! Я рядом!

— Куда летит «Саблезубый»?

— Ну, в Таджикистан… Ты что, хочешь сказать, что этой «шкурой» крот сообщил Дарбану о полете?!

— Ну, конечно!

Гром подобрал с травы яблоко, надкусил его и скривился от кислятины.

— А похоже, что ты прав, напарник. И мне почему-то это очень не нравится. Настолько, что мне прямо сейчас, вот сию минуту захотелось таджикского плова!

Соболь кивнул в ответ.

— Сегодня же попрошу Москву, чтобы включили это блюдо в наше меню!

Агентурное наблюдение № 18

Великобритания. Лондон. Гостиница «MOATHOUSE». Конспиративный звонок руководителю Управления тайных операций ЦРУ от невыясненного объекта.

— Алло? Что произошло? Я надеюсь что-то сверхординарное, если вы позвонили мне?

— Именно. Сегодня мой агент в Лондоне обнаружил за собой слежку. Это не ваши люди решили подстраховаться?

— Такого приказа я не отдавал.

— И тем не менее. Хорошо бы выяснить мог ли кто-то в вашем ведомстве начать работу против нас с вами?

— Против ВАС! Вы забываете о том, что действуете на свой страх и риск. Мы тут не при чем.

— Ну, хорошо, хорошо! И все же?

— Хорошо, я попробую. Сделайте фотографии тех, кто пасет вашего агента и я постараюсь помочь вам.