В августе 2002 года, в дождливую пятницу после полудня, я покинул Лондон и отправился в Оксфордшир на Cropredy Festival, ежегодный фестиваль, устраиваемый Fairport Convention. Это событие я скорее удостаиваю своим восхищением, нежели присутствием На фестивале имеются стойки, где продается эль, прилавок с компакт-дисками, спонсируемый журналом Mojo, а также бороды и куртки с капюшонами — мечта любого карикатуриста Когда я приехал, капюшоны были подняты и заросли на лицах собравшихся промокли насквозь. Но более пятнадцати тысяч человек стояли на пропитанном дождевой водой пастбище, чтобы услышать реюнион самых ранних составов Fairport Convention. Если не считать случавшиеся время от времени распри, участники текущего и предыдущих составов группы принимали участие в фестивале по очереди, в то время как Ричард Томпсон, признанная звезда, получал приглашение каждый год.
В тот вечер играли песни, которые не исполнялись со времени аварии на шоссе Ml. Любопытство и чувство ностальгии гнали меня через проливной дождь, чтобы я мог услышать, как Иэн Мэтьюз и Джуди Дайбл снова поют «Time Will Show the Wiser» и «Jack O’ Diamonds» вместе с Ричардом Томпсоном, Саймоном Николом и Эшли Хатчингсом Место Мартина Лэмбла занял Джерри Конуэй, в прошлом барабанщик группы Fotheringay. Взаимопонимание между тремя старыми друзьями из Масуэлл-хилл было таким же интуитивным, как и тридцать лет назад, и оригинальность их версии американского фолк-рока была тем вечером так же ясна, как летом 1967-го.
Слушая их через великолепную звукоусилительную аппаратуру, когда каждая музыкальная фраза искрилась в прохладном воздухе, я вспомнил, какой прекрасной группой они были и подумал, какое будущее было навсегда потеряно в аварии вместе с их друзьями. После часового путешествия по трем первым альбомам Fairport Convention на сцену помогли подняться Дэйву Суобрику — рядом с его инвалидной коляской находился резервуар с кислородом. И музыканты принялись за материал, созданный новым составом в доме на ферме в Гемпшире полным скорби летом 1969-го.
Когда той весной Fairport Convention обдумывали будущее, на «вертушке» у каждого из музыкантов обосновалась пластинка Music from Big Vink группы The Band. Этот альбом бросил группе перчатку «Вы хотите играть американскую музыку? Ну что ж, попробуйте сыграть что-нибудь столь же американское, как вот это!» Music from Big Pink действительно произвел революцию: та школа, которую участники The Band прошли, выступая с Ронни Хокинсом в придороясных закусочных на Юге, и их последующая работа в качестве аккомпанирующей группы Боба Дилана, означали, что они одновременно были и первоисточником, и подражателями. Участники Fairport не могли найти в себе душевных сил, чтобы исполнять репертуар периода до аварии. Кроме того, они чувствовали, что появление Big Pink означает, что возвращение к их фирменному стилю — это не вариант. Они решили начать с того места, на котором остановилась «А Sailor’s Life», и создать материал английский в той же степени, в какой Big Pink был американским, — и, таким образом, использовать упрек как источник вдохновения.
Прежде всего они добавили в состав Суобрика, потом нашли барабанщика Дэйва Мэттакса, он играл в оркестре бальных танцев. Мэттакс был обучен умению строго держать ритм, и это было идеальной основой для обновления традиционной английской музыки, задуманного группой. Мэттаксу бесконечно — и уныло — подражали, но ни один фолк-барабанщик так никогда и не превз-шел того, что он, как по волшебству, создал в свои первые месяцы пребывания в группе. Эшли Хатчингс проводил недели, прочесывая архивы Cecil Sharp House, консультируясь с такими мудрецами, как Эй Эл Ллойд, и подбирая баллады, которые подойдут для воплощения идей Fairport. В августе, после двух месяцев репетиций, мы были в студии, и к ноябрю альбом Liege and. Lief был выпущен и продавался лучше, чем любая пластинка Fairport Convention до него.
Сделать английскую фолк-музыку модной, борясь с историческим диктатом, гласившим, что ничего не может быть менее «клевым», чем она, — это было выдающимся достижением. Но команда не продержалась вместе достаточно долго, чтобы насладиться признанием. Сэнди нравилось то, что они делали, но ей хотелось быть в группе, которая исполняла бы и ее песни тоже. К тому же она влюбилась в мужчину, который был известен как искатель романтических приключений, и не хотела оставлять его без присмотра на время гастролей Fairport Convention. Когда Сэнди отказалась подняться на борт самолета, чтобы отправиться в Копенгаген для участия в телепередаче, подтекст произошедшего стал совершенно ясен.
Эшли, с другой стороны, был полон страсти новообращенного. Для Сэнди традиционные песни могли быть вчерашней новостью, но у Эшли было видение, как нужно преобразовать английскую фолк-музыку и донести ее до более широкой аудитории. И он понимал, что даже в отсутствие Сэнди Ричард не захочет быть жестко привязанным к репертуару, состоящему только из традиционного материала. Поэтому Хатчингс убедил Мартина Карта и Мэдди Прайор присоединиться к нему в ново-образуемой группе Steeleye Span. Таким образом, Fairport Convention лишились двух своих крыльев.
Оставшиеся участники группы любили быть в дороге, не могли дождаться, когда можно будет исполнять новый материал на гастролях, и рвались в Америку. Ричард и Суобр могли взять вокальные партии на себя; все, что им было нужно, — это басист. Музыканты снисходительно отнеслись к «народнику» Суобрику, когда тот настоял на прослушивании своего бирмингемского приятеля, который играл на контрабасе в Ian Campbell Group. Сразу ставя новичка в сложное положение, они стали играть «Mattie Groves» и «Тот Lin», отличавшиеся «невозможными» басовыми партиями Эшли, причем делали это с головокружительной быстротой. Дэйв Пегг моргнул и ринулся играть то, что, как предупредил его Суобр, нужно было выучить назубок. Из дверного проема я видел, как будущее Fairport Convention обретает форму прямо передо мной. Пегг играл все, что ему подкидывали, с каким-то оттенком хулиганства, которого Эшли не смог бы достичь никогда Легендарная ритм-секция, которая украсит собою альбомы такого большого количества разнообразных артистов, была только что образована.
В 1970-м Fairport гастролировали настолько широко и часто, насколько мы могли найти для них ангажемент. В вечер американского дебюта группы, произошедшего в клубе Troubadour в Лос-Анджелесе, из аудитории их поприветствовала Линда Ронстадт. Когда у ребят закончились песни на бис, они пригласили ее присоединиться к ним «Но я не знаю никаких английских песен!» — кричала она «Все в порядке, мы знаем все ваши», — сказал Саймон. Ее вытолкнули на сцену, и Линда нервно спела первые ноты «Stiver Threads and Golden Needles», идущие без сопровождения. А потом услышала, как музыканты Fairport вступили по сигналу, идеально воссоздав ее аранжировку. Когда Ричард Томпсон выдал блестящее соло в стиле Джеймса Бертона, она почти лишилась чувств от изумления. Сет продолжался еще дополнительных сорок минут и включал в себя песни, которые Линда даже забыла, что знала.
В другой раз в клубе Troubadour появились Led Zeppelin (старинные бирмингемские приятели Дэйва Пегга), и Джимми Пейдж и Ричард Томпсон поджемовали, сыграв несколько ритм-энд-блюзовых номеров. Тем вечером мы с Джоном Вудом записывали выступление, и слушая эту пленку, становится ясно, что вокал Планта громче всех усилителей, Пейдж пытается не отставать от Ричарда во время исполнения джиг и рилов, а менеджер «зеппелинов» Питер Грант, сидящий за передним столиком, ругается на официанток и оскорбляет их.
С тех пор как Сэнди ушла из группы, мы с ней только и делали, что спорили. Я мог получить большой аванс от фирмы А&М на запись сольного альбома, но она хотела собрать группу со своим бойфрендом Тревором Лукасом Женщинам, добившимся успеха в шоубизнесе, часто бывает трудно поддерживать отношения с окружающими. Или это у мужчин возникают затруднения, когда они имеют дело со звездной исполнительницей? Многие женщины решают эту проблему, в конце концов связывая себя с собственным гитаристом (продюсером, менеджером, музыкальным руководителем) либо назначая своих (обычно неподходящих) мужчин на одну из этих ролей. Fotheringay, как Сэнди хотела назвать свою группу — в честь тюрьмы, где содержалась Мария Стюарт, — окажется замком, возведенном на неверном основании. Деньги, за счет которых всех держали на окладе, принадлежали Сэнди, но она вынудила меня составить контракт, по которому всем причитались равные доли. Блэкуэлл, А&М и я четко понимали, чего мы хотим; пластинку с песнями Сэнди, спетыми Сэнди, с именем Сэнди, напечатанным на конверте большими буквами. (Она была признана лучшей вокалисткой 1971 и 1972 годов по результатам опросов газеты Melody Maker.) Но Сэнди была полна решимости сделать Тревора равным себе. На пластинку, которую мы записали, вошли некоторые из ее лучших исполнений: «The Sea», «The Pond & the Stream», «Winter Winds», «The Banks of the Nile», — но остальные песни — просто альбомный балласт.
Fotheringay шумно транжирили аванс Сэнди, покупая большой комплект звукоусилительной аппаратуры (прозванный «Стоунхенджем») и «бентли», чтобы в нем разъезжать. Музыканты получали большие зарплаты, чем были в состоянии позволить себе участники Fairport Convention. Сэнди финансировала группу, не имея ни сил для того, чтобы быть ее лидером, ни денег, которых хватило бы надолго, поскольку она отказалась от американских гастролей из-за боязни летать. Отношения с Тревором превратили ее в комок нервов. И я передал свою роль менеджера Рою Гесту.
Первый альбом Fairport Convention, записанный полностью мужским составом, Full House, с уморительной статьей на конверте, придуманной Ричардом, был гораздо лучше, чем я мог надеяться. Единственной тучей на горизонте была проблема, так или иначе возникавшая по всему королевству Witchseason. Неопытные музыканты, записывающиеся в первый раз, нуждаются в руководстве продюсера и благодарны ему за это. Однако к четвертому или пятому альбому в процессе записи не остается никаких тайн, и многие музыканты все меньше и меньше желают, чтобы им кто-то говорил, что хорошо, а что нет. Учитывая, что на старых восьмидорожечных лентах свободной обычно была только одна дорожка, Ричард всегда предоставлял мне решать, оставить гитарное соло так, как есть, или перезаписать его. Теперь же, когда я хотел оставить соло, он настаивал, что его нужно стереть, и наоборот. Нашу «страну» стали наполнять недовольные. Многие из них на протяжении нескольких лет вроде бы были успешными, но мало чем могли похвастать. Если я был таким уж замечательным менеджером и продюсером, почему тогда они не стали богатыми?
В 1970 году я закончил шестнадцать пластинок, просто изматывая себя работой. А на Шарлотт-стрит кружили финансовые волки; мы задолжали по всем направлениям, и чем большего успеха достигали, тем, казалось, больше тратили. Рентабельность была для нас линией горизонта, которая постоянно отдалялась. И я начал подумывать о радикальных решениях.