Нессера не забыли.

Барди, Марти и Фиск затягивали судебный процесс, чтобы смонтировать мину, которую они подвели и взорвали под обвинением.

В день возобновления судебного процесса, в помещении суда было девять свидетелей и ни одного характерного. Они прибыли с трех континентов и с отдаленной полярной шапки. Ни один из них никогда не слыхал о Нессере до процесса, но все были связаны с жертвой преступления — Крейлом.

Работник фермы из Университета-10, где он обучался пасти газелей, получил повреждение мозга во время электрической грозы — теперь он снова стал работоспособным, получив мозговую кору Крейла. Рабочий лесопилки, пользующийся теперь левой рукой и правой кистью Крейла. Мочеполовые органы Крейла принесли счастье девочке, по имени Джен, у которой был нарушен гормональный баланс, и которая теперь радовалась жизни в качестве мальчика, названного Джоном. Сердце Крейла продолжало биться в груди старого ученого из этого же кампуса. Таламус Крейла восстановил атрофировавшуюся было от неупотребления способность чувствовать у математика-теоретика, а легкие Крейла продолжали дышать в теле лишайниковеда, отморозившего свои на южнополярной станции-12.

После того, как все свидетели были опрошены, встал Бардо и зачитал письменное показание, заверенное факультетом Биокриогеники. На мой взгляд оно было похоже на прейскурант для домашних хозяек в мясном магазине.

Печень — Би, студентка, Университет-27, Южный континент.

Поджелудочная железа — Форк, капитан сейнера, Креветколовецкая станция-6.

Почка левая — Хен, ученик, средняя школа, Срединный континент.

Почка правая — и т. п.

Каждая часть тела Крейла, вплоть до кончиков ногтей, либо присутствовала здесь, либо была учтена в длинном перечне. Теперь я понял причину длительной затяжки процесса. Бардо, Марти и Фиск тянули до того времени, пока все части Крейла не пересадили в другие живые тела. Теперь я также понял и их ссылки на «предполагаемого убийцу» и «предполагаемую жертву». Крейл жил и здравствовал одновременно на трех континентах, на полярном льду, на поверхности океана и глубоко под водой.

— Не соблаговолит ли высокий суд, — заявил Бардо, указывая на свидетелей, — ввиду того, что сердце Крейла бьется здесь, легкие Крейла дышат здесь, существует также равная вероятность появления потомства Крейла… и вот в связи с тем, что все это в достаточной степени демонстрирует то, что Крейл, фактически, не мертв, не соблаговолит ли высокий суд постановить, что не было совершено никакого убийства, что здесь имеет место ложный суд, и заключенный должен быть освобожден по опознании этих свидетелей, которые, фактически, представляют собой живую предполагаемую жертву предполагаемого удавителя Нессера. Мы вносим ходатайство о прекращении этого дела.

Мгновенно все зрители вскочили на ноги, одобрительно шумя. В течение нескольких недель Бардо, Марти и Фиска до этого дня заводили, ставили и загоняли в безвыходное положение. Весь Харлеч попеременно то насмехался над адвокатами, то оплакивал их, наблюдая за борьбой с трудноопределимыми разногласиями в защите клиента, который вел себя на руку обвинению. Решение о назначении этого трио подвергалось за моей спиной сомнению. Теперь же мое решение было оправдано одобрительными аплодисментами, укрощаемыми непрерывным стуком молотка Рено.

Прозвучал властный спокойный голос Рено:

— Вниманию высокого суда. Ходатайство совета защитников будет рассмотрено членами суда. Суд откладывается до начала лекций по праву, то есть на неделю от нынешнего дня, после чего будет представлено окончательное решение.

Я уходил из зала суда на репетицию, чувствуя за своих студентов гордость с примесью досады, за то, что позволил себя опередить. Снаружи меня остановил Фрик, коротко заметив:

— Комиссар, если эти ловкачи снимут хулигана с крючка, убийство войдет в моду на Харлече. Мы должны сохранить порядок, невзирая на законность!

Мысли о лазейках в законе не оставляли меня до самого гимнастического зала, где по расписанию должна была репетироваться сцена моего прихода в Иерусалим, и все исполнители уже ждали меня. Все были единодушны в том, что если закон последует логике, то Нессер будет освобожден.

Кара в сцене прихода участия не принимала и ее присутствие было необязательно. Мне же ее недоставало, так как я был сильно встревожен как законной, так и духовной стороной результатов процесса, а присутствие Кары всегда успокаивало. Ред заметил мою рассеянность и сократил репетицию, так что я смог поспешить к жене и к сводке вечерних новостей.

Когда я вошел в свою берлогу, телевизор уже начал мерцать. Я тут же позвал Кару, суетившуюся на кухне. Я стоял, следя за экраном, посреди комнаты. Она подкралась сзади и обняла меня, прижавшись головой к спине.

Мне была приятна ее преданность, оставалось только пожелать, чтобы она проявляла больше гражданской заинтересованности, которую она должна была развивать, раз я собираюсь вернуться прокуратором Северного континента. Но мои собственные заботы потонули в текущих делах.

— И теперь планета ждет решения Ревю, — заканчивал диктор. — Следующая неделя принесет самый важный прецедент в короткой истории харлечианской юриспруденции. Ходят слухи, что Рено потребует свидания с учителем Джеком.

Я знал, что слух исходит от Рено. Как только экран погас, я повернулся и обнял жену. С несвойственной ей серьезностью она приникла к моим губам, но при этом не последовало обычного поглаживания моих лодыжек. Удивленный, я отодвинул ее на длину рук и взглянул в зеленые глаза, чтобы посмотреть, не больна ли она. В ее глазах я увидел сдержанную восторженность то ли религиозной исступленности, то ли восторженность беременной женщины. Зная Кару, я понял, что это не религиозная восторженность.

— Моя драгоценная, скоро ты потолстеешь младенчиком.

— Джек, любимый, — разочарованно сказала она, — я хотела первая сказать об этом.

— Ты и сказала, дорогая, своим святым сиянием. Мой ответ понравился и она расцвела.

— Я стану толстой от твоего ребенка, Джек. Толстой, как выброшенный на берег кит, надеюсь, так как хочу, чтобы наш сын был таким же гигантом среди мужчин, как и его отец.

— Нет, дорогая, я хочу дочь, такую же милую и такую же восхитительную, как ее мать.

— Ну, — промурлыкала она, — я не смогу удовлетворить все разноречивые требования. Но настаиваю на том, чтобы у меня не было такой кривоногой девочки, как у Кики. Я согласна на твои синие глаза, но хочу, чтобы у нашего ребенка были мои ноги, волосы и мозг.

В этот момент чаша моего счастья переполнилась бы, если бы не утечка через отверстие, проколотое одним внезапным соображением.

— Когда наступит благословенный момент?

— В конце четвертого или начале пятого месяца. Неопределенность ее ответа вытекала из отсутствия лунных циклов на Харлече, и я быстро подсчитал в уме:

— Кара, это должно произойти в начале пятого, не раньше.

— Скажи это утробному плоду, — засмеялась она.

Я не засмеялся, но прижал ее к себе, чтобы она не заметила выражения моего лица.

— О, моя сладчайшая, — прошептал я, — эти новости призывают к молитвам. Оставь меня одного с моим счастьем, пока не будет готов обед.

Она упорхнула на кухню, а я сел за стол, склонив голову. Основываясь на периоде беременности с первого нашего сближения, беременность в начале пятого месяца только лишь определит семимесячный барьер, квалифицирующий нашего ребенка, как человеческое существо. Любое число четвертого месяца дисквалифицирует младенца и аннулирует наш брак.

Рождение в срок, меньший семи месяцев от зачатия, не только заклеймит нашего потомка, как недочеловека, но наш ребенок окажется свидетельством того, что я занимался скотоложеством. В самом деле, значение всего этого пугало меня больше, чем законное наказание за это. У прокураторов большое значение имеет звание, и место его ребенка будет определено где-то чуть выше собаки и ниже гиббонов, потому что гиббоны являются земными антропоидами.

Следующей проблемой являлся Нессер. Христианство было на краю потери своего Вараввы на Харлече. Нераскаявшемуся грешнику будет дано отпущение грехов не из милосердия, а благодаря хитрости. Строгое выполнение закона угрожало моему дому, моему отпрыску, моему священнослужению.

Что я мог бы посоветовать Рено? Единственный земной прецедент состоялся два века назад и он не подходил моим целям. В нем устанавливалось, что органы умирающего человека могут изыматься до смерти и решение изъять такие органы не является убийством. Кроме того, медицина на Земле не достигла такого состояния, при котором даже корни волос трупа сохранялись для трансплантации.

Я быстро собрался с мыслями, когда секретарь Гэл объявил, что Рено просит свидания.

— Проведи его, — сказал я, стараясь взять себя в руки. Вошел Рено и встал по стойке смирно, пока я не сказал:

— Вольно, Рено. Присаживайся. Бардо, Марти и Фиск забили тебе угловой, так я понимаю. И теперь тебе нужно мое официальное мнение?

— Нет учитель Джек. Мне нужен духовный совет.

Хотя я даже глазом не моргнул, но был изрядно изумлен. Словно Наполеон пришел к Папе римскому.

— По логике вещей, — продолжал Рено, — расчленение не составляет убийства, но в деле Нессер против Университета-36, я чувствую стратегическую необходимость совершить тактическое отклонение и отойти от логики. Если я освобожу Нессера по фактам этого дела, юстиция выиграет бой, но общество проиграет войну.

— Рено, — сказал я, — ты разговариваешь как адвокат, а не как генерал.

Рено игнорировал мою шпильку.

— В лекциях по религии-2 вы часто говорили о душе. Что же такое душа, юридически? Это что-то отдельное от тела?

— Это не что-то отдельное от тела, это что-то свыше и вне тела, — тут я вспомнил, что разговариваю с солдатом, и потому спросил. — Говорил ли вам учитель Ред об esprit de corps военных соединений?

— Часто, Джек. Он очень высоко отзывается о земном Десантном корпусе, который, как он говорит, никогда не сдавался врагам.

— Он прав, подтвердил я. — Это боевые отряды Объединенного Космического Флота, потомки древней Морской пехоты Соединенных Штатов. Их esprit de corps является неотъемлемой частью подразделения и неделимой среди его членов. Однажды в войне на поверхности планеты Марлон подразделения Десантного корпуса были рассредоточены по дивизиям Объединенной Космической армии, и из-за этого были проиграны три битвы подряд. Тогда Десантный корпус был переформирован в единое подразделение со своим собственным командованием и он успешными атаками добился перелома в ходе войны.

Их дух был частью их соединения, как душа является частью целого человека, и этот дух не может быть разделен. Душа есть дух. Так же как у отдельных солдат.

Рено внимательно взглянул на меня и спросил:

— Твоя религия выражает воинствующий дух?

— Разумеется, — ответил я, — моя церковь — воинствующая церковь. У нее имеются военные песни, например: «Вперед, воины Христа». А «Боевой гимн республики» — воодушевляющая маршевая песня.

— Спасибо, Джек, — сказал Рено, вставая.

— Одна просьба, Рено. Если ты найдешь способ повесить Нессера, дай мне два месяца, чтобы спасти его душу для грядущего.

После обеда, Кара и я позвонили Реду, чтобы объявить о предстоящем событии.

— Чудесно, — сказал он. — Когда Кара ожидает ребенка?

— В самом начале пятого месяца, — ответил я.

— При этом выяснится, человек ли она, — сказал Ред, — но тогда можно поставить на тебе крест, как на колонизаторе, если планета будет признана достойной принятия в Мировое братство.

— Но ведь остается еще статья о планетной обороне.

— Не рассчитывай на это… В пятом месяце харлечианского года? А как же быть с ролью Кары? Не можем же мы заставить беременную Марию гарцевать по сцене. Неможем же мы рисковать плодом из-за шимми, не так ли?

— Ни за что, — согласился я. — Кара и не подумает об игре в ее положении, — внезапно, охваченный боязнью и повернувшись к Каре, я спросил ее. — Не так ли, Кара?

— Конечно же, не подумаю, Джек. Материнство — первейшая обязанность преданной жены. Тебе придется одному поддерживать наши семейные сценические традиции.

Неделей позже, в зале суда, Рено постановил, что хотя никакого de facto (по утверждению Бардо, Марти и Фиска) убийства не случилось, Нессер уничтожил личностную целостность Крейла и должен быть наказан по установлениям законов Моисея.

— Глаз за глаз, зуб за зуб, душа за душу, — речетативом произнес Рено. — Таким образом, постановляется, что подсудимый Нессер, через два месяца от сегодняшнего числа, должен быть повешен за шею до его временного умертвления, во время которого его тело должно быть предано в хранилище органов, а душа — под опеку учителя Джека.

Это решение было не хуже соломонова. Бардо, Марти и Фиск получили поздравления за логическую победу от группы обвинителей, а те, в свою очередь, получили поздравления от защиты за официальную победу. В камерах воцарилась атмосфера веселья, разделяемого всеми, кроме Нессера, который был лишен роли первого осужденного и помилованного преступника в современной истории Харлема.

Глядя на удрученного Нессера, я почувствовал христианское сострадание. Я пообещал себе, что если он станет сотрудничать со мной, ему не будет отказано в упоминании в анналах церкви. А я пришел к заключению, что он должен иметь желание сотрудничать со мной. Ввиду того, что его физическая смерть была предопределена, ему ничего другого не оставалось, как выбрать адрес, куда будет взята его душа.

Примирившись с ходом событий, я с определенным рвением заторопился на репетицию. Энтузиазм Реда, проявляемый к пасхальному представлению, оказался заразительным, и я с радостью почувствовал, что своим участием, не только сохраняю святость Слова, но и придаю роли Иисуса такие размеры, каких никакой другой актер не дал бы. Смирение, благоговение и сила духа не принадлежали к чертам, симулировать которые было бы труднее, чем бороду, которую я отращивал. Кроме того, как указал Ред, я мог стать единственным актером, влияющим на историю с того времени, как Джон Уилкс Бутс застрелил Авраама Линкольна.

На репетиции Ред объявил, что Кара отказалась от роли Марии Магдалины и заменяется Тамарой. Эта новость не взволновала меня. Кара получила от Фрика ежедневные доклады, свидетельствующие о моей верности, так что она не должна была ревновать, а бедра Тамары как раз подходили к роли. Когда дело дошло до шимми, Тамара уже стала незаурядной актрисой.

Когда я пришел домой, опять опоздав на передачу новостей, Кару совсем не заинтересовало то, что Тамара стала ее заместительницей в роли Марии Магдалины. Ее мучило решение Рено.

— У меня нет симпатии к Нессеру, — горячилась она, — но Бардо, Марти и Фиск доказали, что никакого убийства не было. А так как убийства не было, где же логика в расчленении функционирующего существа?

— Дело не в логике, — объяснил я. — Скорее дело в юрисдикции. По законам Моисея…

— Месть, вот что ты имеешь ввиду! А не закон, — взорвалась она, с капризной раздражительностью беременной женщины изливая гнев на меня. — Моисей говорит: «глаз за глаз». Ред в курсе по религии-1 говорит: «Не убий, кроме защиты родной планеты». Тогда ты говоришь: «Подставь другую щеку». Так кто же командует в этой вашей библии? Ты, Моисей или Ред?

— Ред не имел никакого отношения к Заповедям, — сказал я, — кроме незначительного добавления о защите своей планеты, за что он ответит передо мной. Эти Заповеди были даны Моисею Богом.

— Теперь ты впутал сюда еще Бота. Почему бы вам всем не собраться и не установить общую линию поведения? Поговорите об этом с Бубо!.. Извини, Джек. Я полагаю, что меня разочаровала нелогичность Рено… Позвони, пожалуйста, в столовую и попроси стюарда разморозить для меня арбуз. Я ничего так не хочу на обед, как свежую и сочную сердцевинку спелого арбуза. И не забудь сказать, что я хочу разрезать арбуз сама. Я целый день мечтаю об арбузе.

— Это потому, что ты беременна алабамским дитем, — сказал я.

Позвонив в столовую, я решил взять микрофильмы о битвах и лидерах Гражданской войны в США, увеличить, отпечатать и переплести, чтобы дать Каре какое-то сидячее занятие на время се беременности. Она бегло читала по-английски, а я бы подчеркнул фамилии конфедератских генералов, которые были моими предками, чтобы она узнала, Какие храбрые гены унаследует наш потомок.

Идя рука об руку с ней в столовую, я был уверен, что, несмотря на расстройство, она уже успокоилась, но три минуты спустя она снова разбушевалась. На доске новостей висело сообщение, напечатанное крупным шрифтом:

В соответствии с советом, данным учителем Джеком, моим официальным советником, сегодня студент Нессер был приговорен к повешению и расчленению за убийство, которого он не совершал.

Декан Бубо

— Этот человек всеми силами стремится достать тебя, Джек! — глаза Кары засверкали. — Он приписывает тебе повешение Нессера, считая, что не передавал тебе достаточных полномочий.

Так думал Бубо! На самом деле — это он повесил Нессера. Когда я вернусь прокуратором Северного континента, Бубо не станет вице-президентом фирмы по испытанию удобств керамического сантехнического оборудования. Он понизил себя до должности начальника мойщиков туалетов.

— Успокойся милая, — сказал я. — Бубо не может повредить мне.

— Не может? Он знает, что решением Рено Харлеч расколот пополам. Этим объявлением он заставит половину Харлеча возненавидеть тебя. На Харлече нелогичность — большее преступление, чем убийство.

— Это не имеет значение, дорогая. У меня есть планы на Бубо.

— Джек, у тебя есть лишь храбрость от глупости. Ты — не ровня Бубо.

В исступлении меня так и подмывало рассказать Каре о Межпланетном управлении колониями, и только логика удержала от этого. Бессмысленно успокаивать страхи инъекциями ужаса, она и так была достаточно сердита на Бубо.

— Успокойся, дорогая, и разрежь арбуз.

— Не буду, — ответила она. — Я не хочу арбуза. Пойди, принеси мне свиную отбивную.

Кара оказалась права насчет раскола Харлеча. В эту ночь паства в церкви сократилась с двенадцати до шести прихожан и на следующий день, прежде, чем началась репетиция, я рассказал Реду об инциденте и потребовал объяснения по поводу его дополнения к Первой заповеди. Ред категорически отказался вычеркнуть фразу «кроме защиты своей родной планеты».

— Эти студенты слишком буквально мыслят и слишком логичны, чтобы принять прямое положение. Если бы Рено не хватило здравого смысла мимоходом использовать в приговоре выражение «временная смерть», он бы сам нарушил Заповедь. И не печалься о пастве. То, что ты говорил Рено той ночью о воинственности и христианском духе, поразило его воображение. Он приказал отряду центурионов быть на сегодняшней проповеди.

Я помнил, что я говорил Рено, и немедленно решил, что темой сегодняшней вечерней проповеди возьму текст «Не мир, но меч».

После этого последовала самая лучшая репетиция за все время. Потом, набросив тунику и повесив рабочий костюм в гардероб, я застыл в минутной молитве о благословении, которое получил и о благословении, которое скоро получу.

В тот вечер, по завершении проповеди, большое собрание, не только кадетов Рено, но и секретных агентов Фрика, присоединившихся к ним, плюс сыщики, воссоединилось со мной в воодушевляющем исполнении «Боевого гимна Республики». После службы Кара, сияя гордостью, запечатлела на моем лбу целомудренный поцелуй (единственное, на что мы могли рискнуть в ее положении) и сказала:

— Джек, муж мой, ты был великолепен, когда подыгрывал восприимчивой публике. Во время твоей проповеди у меня чесались руки схватить копье и швырнуть его в неверных.

После прихода кадетов по кампусу распространился слух, что в церкви Джека произошло какое-то событие, и к кадетам стали присоединяться во все возрастающем числе штатные полицейские с сыщиками и участковыми приспешниками.

Я носился с идеей расширения графика служб, но не желал перегружать Кару, да и Нессер уперся рогом против Слова, не хуже генерала Ли в Ричмонде.

Нессер был ключевым укреплением в затеянной мной битве. Если он продержится до кануна расчленения, то моя зимняя кампания забуксует на месте. Если бы Нессера удалось обратить, я смог бы начать успешное обращение язычников.

Но Нессера не суждено было обратить.

Его глаза сияли от моих описаний рая. Он ерзал, когда я говорил об ангелах, и съеживался перед изображением ада. Было неудивительно, что он боялся ада, учитывая инстинктивный страх харлечиан перед электрическими грозами, но я предлагал ему альтернативу — рай, и его шансы по харлечианской логике должны были возрасти до 55 против 45. С другой стороны, логика могла сдерживать его от бесповоротного совершения выбора. Парень понимал, что он — грешник, морально и юридически, и мог считать свои шансы на рай меньшими, а не равными. Следуя совету Реда, я начал рассказывать о красоте ангелов, и глаза Нессера засияли интересом, смешанным с печалью, что я принял за предзнаменование раскаяния. Деликатное состояние Кары добавило красочности моим рассказам, но к моей чести я ни разу не попытался оказывать давление при помощи анатомии эфирных созданий. Что Нессеру захотелось вычитать из моих слов, это его личное дело.

Совсем другое дело представляли танцы Тамары. Нужно было напрячь всю силу воли, чтобы отвести от нее глаза, когда она танцевала шимми, и распутница чувствовала мое беспокойство. Она добавила к своему танцу новые изгибы тела и па, которые никогда не были бы допущены в древнем Иерусалиме.

Сатир Ред с таким энтузиазмом восхищался се исполнением, что после репетиции Кики ни на шаг не отходила от него.

Сразу же возникла другая проблема. На шестом месяце (по земному времени) беременности Кара принялась вязать кучу длинных чулочек и читать «Битвы и лидеры». Глядя на ее фигуру, я начал сомневаться в том, что теория Реда верна и что скрещение с чужой расой замедляло развитие утробного плода.

И мое беспокойство оправдалось.

За месяц до постановки Пасхального представления, за четыре дня до назначенного срока повешения Нессера, и всего за неделю до того, как беременность Кары перевалила через семимесячный рубеж, я был на утренней репетиции пьесы, без двух финальных сцен. К тому времени моя борода пышно разрослась, отросли длинные волосы, и я приобрел достаточную уверенность в своих актерских способностях, чтобы обсуждать с режиссером ту или иную интерпретацию сцены.

В это утро Ред был раздражен. Иуда задал ему хлопот тем, что переигрывал ухмылки и косые взгляды, что было чрезмерно даже для злодеев О'Хары. Кики играла Матерь деревянно и по веющим морозом отношениям между ней и О'Харой я догадался, что это следствие домашней размолвки. Мы пробились через сцену моего прихода в Иерусалим, отработали сцену в таверне и упорно продвигались к кульминационной сцене Последней Трапезы, в которой Тамара выражает свою любовь танцем.

Наверное, для того, чтобы порисоваться своими чарами перед Кики, Тамара танцевала с таким сладострастием, что привела меня в ужас. Ред раздраженно закричал со своего Стула:

— Прекрати, Тамара! Повтори третье движение снова, но умерь вращение. Я не хочу, чтобы публика начала карабкаться на сцену через рампу. А ты, Иисус Христос! Хватит строить глазки танцовщице. Предполагается, что тебя еще только искушают, но ты еще не стал жертвой.

Рассерженный, отчасти выговором Реда, отчасти самим собой из-за того, что позволил себе увлечься, я утвердился за столом, твердо решив смотреть на танец Тамары исключительно с терпением и состраданием.

Саломея, при всем своем падении, никогда не танцевала с такой непринужденностью, какую продемонстрировала Тамара на просмотре. Мое лицо, имевшее, как мне казалось, бесстрастное выражение игрока в покер, очевидно, спровоцировало ее, потому что ее тело задергалось в ритме африканских барабанов. Мое тело откликалось на трепет ее тела, но лицо ни единым движением не выдавало обуревающих меня чувств. Когда она в изнеможении с последним поклоном склонилась передо мной, отозвался Ред:

— Иуда, взгляни на лицо Иисуса Христа! Вот выражение, которого я добиваюсь от тебя — вожделение, берущее верх над праведностью, когда тебе предлагают тридцать серебренников… Хорошо, Тамара, можешь закругляться. Иди домой и прими холодный душ.

Она нехотя ушла, а меня очень обеспокоило мастерство, которое она вкладывала в танец, и эффект, производимый танцем на публику. Ее танец был лакомым кусочком для любителей танцев и после него мне трудно было играть, даже в сцене Последней Трапезы. Однако, когда солдаты Рима вошли и увели меня, я был уже спокоен и готов ко всему.

Так как я не участвовал в следующей сцене, где Пилат «умывал руки», то с чувством облегчения ушел в свою гримировочную. Тамара не будет танцевать теперь до генеральной репетиции, а к тому времени, как бы ни сбивали с толку сроки и признаки беременности, Кара будет рядом со мной.

В гримировочной я закрыл дверь, сбросил актерский костюм и смыл грим с лица и шеи. Когда, нагнувшись над раковиной, я закрыл глаза, чтобы мыло не попало в них, в сознании у меня вспыхнул образ танцующей Тамары — такой же живой, как на сцене. Я попытался прогнать прочь образ чертовки мыслями о нежном лице Кары, но это противоядие оказалось совершенно недейственным.

Я вытер бороду и шею, причесал волосы и понес костюм в шкаф. Но плотские чувства хитры. Хотя я только что участвовал в воспроизведении освященных событий, мне символически представилось, что я стою перед шкафом на раздвоенных копытах, а на голове прорезались рога сатира. Тогда я опустил голову и закрыл глаза, стараясь изгнать наваждение молитвой. И потому не увидел пальцев, змеей выскользнувших из-за гардеробной занавески, где пряталась распутница. Содом и Гоморра!

Все мое естество и члены моментально возбудились от внезапного прикосновения пальцев проститутки. Затем она прыгнула на меня с ловкостью и прицельностью, свидетельствующей о большой практике. Я отшатнулся, уже охваченный и оплетенный ее ногами в специфическом объятии женщин Харлеча. Ее ноги с хваткой питона замкнулись вокруг меня.

Я пал жертвой ее козней и теперь никакие земные руки не смогли бы разжать тиски ее ног.

— Тамара! — воскликнул я, — За что меня?

— За искусство! — выдохнула она. — Не надо было играть такого похотливого Господа в Пасхальном представлении.

— Вавилонская потаскуха! — закричал я.

— Никогда не была в Вавилоне, Джек. И никогда не захочу там быть.

— Расслабь ноги, шлюха! — снова воскликнул я, но моя мольба не дошла до нее. Тамара уже возбудилась и страсть поглотила ее. Ни на миг не ослабляя железной хватки ног, Тамара танцевала на мне фантастический шимми, вобравший в себя элементы канкана, танго, румбы и ча-ча-ча. В отчаянии я схватил ее за груди, намереваясь помолотить ее головой по столу и лишить чувств, но благоразумие остановило мои руки там, где они были, и пальцы принялись нервно массировать и мять ее груди. При таком возбуждении, в каком она сейчас находилась, удар об стол мог сломать ей шею, и куда бы я тогда Делся с мертвым телом, замкнувшим меня в своих объятиях? Я живо сообразил, что мне придется, как голому самцу, мчаться по туннелям Харлеча с ношей, торчащей перпендикулярно передо мной. А затем придется постоять при температуре ниже нуля в криогенном морге, пока работники морга не рассекут Тамару на устранимые куски. И если бы я даже выдержал холод, ее ухажеры предъявят мне иск и ни один судья не примет во внимание мои оправдания в том, что я сопротивлялся насилию. Я буду осужден на вечную смерть, так как ни один харлечианин не сможет использовать ни одного из моих органов.

Итак, осторожность удерживала мои руки на ее грудях до тех пор, пока Тамара не удовлетворила свое желание и не соскользнула на пол, где и легла хныча у моих ног. Я уложил ее на диванчик за занавеской, повесил костюм Христа, надел тунику и пояс, расправил занавеску, чтобы укрыть Тамару от взглядов нечаянно забредшей сюда уборщицы. Тамара тихо плакала и, если мой ограниченный опыт на Харлече имел какую-то цену, будет плакать еще долго-долго.

Полностью одевшись, я вышел в коридор. За дверью никого не было, но в воздухе чувствовался запах мускуса. Здесь совсем недавно стояла особь мужского пола.

И тогда я вспомнил, что Фрик снабдил меня тенью, и что Кара ежедневно читала рапорты о моей деятельности. В таких делах моя жена была женщиной недоверчивой. Покрывшись холодным потом, я с места в карьер понесся по туннелю в полицейский участок. Если я не ликвидирую сегодняшний рапорт до того, как его прочтет Кара, через четыре дня я буду завидовать душе Нессера, потому что тот ад, в котором будет мучиться Нессер, покажется курортом, по сравнению с тем, который мне устроит Кара.