Сто пятьдесят второй батальон морской пехоты США стоял в двадцати километрах южнее Сайгона. После трёхнедельных боёв с вьетконговцами всё подразделение перевели в резерв до прибытия свежей крови. Поэтому здесь не было слышно разрывов мин, снарядов и авиабомб, не звучали своим сухим треском выстрелы. Только шум вертолётных лопастей иногда напоминал бойцам, где они находятся. Приказов не поступало, поэтому каждый убивал время, как мог: травлей весёлых историй с гражданской жизни, игрой в покер или на гитаре. Над поляной, где расположился батальон, плавно растекались слова любимой всеми солдатами песни: "There is a house in New Orleans. They call a rising sun. And It's been the ruin of many a poor boy, and God I know, I'm one…".

Внезапно, внимание одного из часовых привлёк интенсивный шум в джунглях. Он снял с предохранителя винтовку и направил её в сторону, откуда доносился шорох. Из зарослей выбежал человек типичной европейской внешности. На его теле лохмотьями висело то, что когда-то было рубахой и штанами, а армейские ботинки, казалось, развалятся на куски кожи после первого же шага. Как ни странно, лицо было относительно чистым, всего лишь чуть-чуть измазанным пеплом. Через плечо висел ремень с несколькими магазинами к автомату, который крепко сжимался в мускулистых руках.

— Стой! — крикнул часовой. — Брось оружие. Руки вверх! — Выбежавший из джунглей тут же повиновался. — Кто ты?

Однако тот, кому был адресован вопрос, молчал. Он сверлил часового своим взглядом и, судя по невероятно серьёзному выражению лица, что-то усиленно обдумывал.

— Ты что, оглох? Я спрашиваю, ты кто? — уже немного более резким и громким голосом спрашивал часовой. Рядом стоял другой боец, он прибежал ещё тогда, когда услышал слово "стой". В отличие от своего товарища, он не спешил поднимать винтовку, а вместо этого внимательно разглядывал новоприбывшего, чья фигура вызывала у него весьма неоднозначные эмоции:

— Вот дьявол. Гарри, откуда я могу знать этого парня? — обратился он к часовому.

— Не знаю. Может быть, он из роты Фоули?

— Возможно. Ты кто?

Таинственный незнакомец колебался ещё несколько секунд. Наконец, он дал ответ, которого все так долго ждали:

— Астронавт НАСА. Эдвин Олдрин.

— Ха-ха-ха-ха-ха! — рассмеялся Гарри. — А я Пол Маккартни, гитарист Битлз. Приятно познакомиться.

— Гарри, — обратился к нему второй солдат, который даже не думал смеяться, — я вспомнил. Он не врёт.

— Ты рехнулся, Джим?! Какой Эдвин Олдрин здесь, во Вьетнаме?

— Говорю тебе, это он! Они были у нас в Лос-Анджелесе после полёта. Да и газет с его лицом я прочитал немало тогда.

— Слава богу, хоть кто-нибудь мне поверил… — сквозь зубы процедил Олдрин.

— Ну-ка постой, — Гарри опустил винтовку и подошёл ближе, — а ведь и, правда, он! Точно! Он! Прости, не узнал сразу. Тебе срочно надо к нашему командиру. Джим, отведи. Я не могу пост покинуть.

— Окей. Давай за мной. Да, и прихвати свой автомат. Вьетконговцы могут и здесь очутиться.

Эдвин, последовав совету Джима, побрёл вслед за ним к штабу батальона. Проходя мимо солдат, он старался отводить своё лицо от пристальных взглядов, изрядно смущавших его не меньше, чем слова "рота Фоули" на устах каждого второго бойца. Что это за подразделение? Почему о нём говорили Джим и Гарри? Не важно. Это сейчас не важно.

— Господин майор, разрешите войти. Сержант Милтон, — громким голосом сказал Джим, становясь в проходе палатки.

За столом в дальнем конце сидел мужчина на вид лет сорока. На голове красовалась каска, а в зубах он сжимал толстую сигару. Всё это придавало ему особый пафос типичного американского солдата.

— Разрешаю. Что там у тебя?

— Наверное, это вас сильно заинтересует… — Джим дал пройти вперёд Эдвину.

В отличие от остальных предыдущих, командир батальона сразу узнал его. От удивления он раскрыл рот так, что, казалось, сигара вот-вот упадёт.

— Вы свободны, сержант.

— Есть, — и, бросив последний взгляд на звезду в лохмотьях, Джим покинул палатку.

Эдвин проводил его взглядом. Повернув голову обратно, он уже увидел командира батальона прямо перед собой:

— Эдвин Дональдсон.

— Тёзки, — приятно улыбнулся Олдрин своему новому знакомому и пожал ему руку.

— Как вы оказались во Вьетнаме? Какое у вас могло быть дело здесь?

— Ну… как вам сказать… Это долгая история. Возможно, вы даже не поверите.

— Хорошо. Можете не говорить. Я понимаю. Прекрасно понимаю. Кое-какие солидные люди из Пентагона посчитали, что личностям, вроде старого вояки Дональдсона, подробности сей операции знать необязательно. Я прав?

— Так точно, — снова улыбнулся Олдрин.

Дональдсон разразился звонким хохотом. Что он означал, оставалось только догадываться. Офицер подошёл к столу, опёрся на него кулаками и, пару раз пыхнув сигарой, заключил:

— Как бы там ни было, можете рассчитывать на мою помощь в любом деле.

— Спасибо.

— Не за что. Можете пока остаться у меня в палатке. Угощу вас селёдкой, и не только. Ха-ха-ха.

— Благодарю вас. Но я для начала пройдусь. Люблю, когда вокруг много белых лиц. Соскучился по этому чувству, знаете ли.

— Понимаю. Эти ублюдки изрядно вас потрепали, я смотрю.

— Да уж, не помиловали. Я скоро вернусь.

— Хорошо. Если что, я буду здесь.

Олдрин вышел из палатки. Окинув взглядом поляну, он, наконец, почувствовал себя в безопасности. Американские солдаты не могут внушать иного чувства гражданам своей страны.

— Ну, здравствуй, Эдвин, — до ушей Олдрина донёсся тонкий насмешливый голос. Он обернулся и увидел, как на броне лёгкого гусенечного транспортёра сидела рыжая женщина в коричневой блузке. Свои чёрные штаны она не переставала очищать от чего-то красного. Подойдя ближе, Олдрин понял, что это кровь.

— Эмм… Чья это…? — он не нашёлся более, что спросить.

— Скажу коротко и ясно. Того, кто мне не нравился.

— Ты всегда убиваешь тех, кто тебе не по душе?

— Да! — женщина сверкнула глазами и оскалила зубы в дерзко-злорадной улыбке.

— Ну, надеюсь, я тебе нравлюсь?

— Пока да.

— Как тебя зовут, кстати?

— Висентия, — мило назвав своё имя, она театрально подала Эдвину руку для поцелуя. Тот уже собрался сделать галантный жест, как увидел, что кисть её руки тоже полностью покрыта кровью. Женщина рассмеялась так громко и звонко, что Олдрину стало немного не по себе.

— Ну, я так смотрю, моё имя ты уже знаешь. Это неудивительно.

— Конечно! Кто не знает лунного героя? — Висентия откинула в сторону грязную тряпку, — дьявол забери этих ирландцев, какая у них липкая кровь, — из кармана она достала вторую и продолжила столь неприятное для себя занятие.

— Я так понимаю, тебе от меня что-то нужно?

— Мне? Ха-ха-ха-ха-ха! Нет. Феллсу.

— Этому подонку, что бросил меня погибать здесь? Я чудом выжил тогда.

— Если бы они начали тебя искать, то это ничего бы не изменило! — В голосе Висентии послышались, наконец, серьёзные нотки. — B-52 – это такие милые птички, которые сметают всё на своём пути. И ты должен благодарить судьбу за то, что остался жив.

— Пожалуй… — Эдвин призадумался, — ты права.

— И ты, конечно же, пойдёшь со мной?

— А у меня есть выбор?

— Ха! На самом деле, нет. Если бы ты слишком долго колебался или, что ещё хуже, вообще отказался, — Висентия улыбнулась ещё шире, — то я бы тебя убила. Как же всё-таки жаль, что сегодня мой клинок не побывает в плоти ещё одной жертвы…

— Да уж. В кровожадности тебе, наверное, нет равных.

— Что верно, то верно.

Внезапно к Эдвину подошёл один из солдат.

— Извини, что отвлекаю, — начал тот, — но я вот смотрю на тебя и тщетно пытаюсь понять. С кем ты сейчас разговариваешь?

— С ней! — воскликнул Олдрин, показывая на Висентию, с лица которой даже не собиралась исчезать ехидная улыбка.

— Ну-ка дыхни!

Эдвин сделал мощный вдох и выдох. Солдат закрыл глаза и, предварительно обдумав каждое слово, произнёс:

— Кокосовое молоко… и ещё какая-то трава. В общем, ты не принимал.

— Джо, — раздался голос другого солдата, — да ты посмотри на него! Он наверняка из парней Фоули! Вырвался всё-таки бедняга.

— А! Точно! Прости, дружище! Как я сразу не догадался?! Ты, наверное, там, в котле такого навидался! Тебе поспать надо.

— Да всё со мной в порядке, — начал отрицать Олдрин, — вот она на броне сидит.

— Так, всё, иди спать!

Висентия хохотала так, что уже даже не сидела, а лежала на броне транспортёра.

— Ладно, — сказала она, еле сдерживая смех, — это, конечно, безумно весело, но у меня нет времени смотреть этот цирк, — она щёлкнула пальцами, и солдат, настаивавший на том, чтобы Эдвин лёг спать, внезапно прекратил это делать. Приняв безучастное выражение лица, он отошёл в сторону и направился куда-то по своим делам.

— Это… — Олдрин не первый раз не знал, что сказать.

— Гипноз, — сказала за него Висентия. — Практичная вещь, — она слезла с брони и подошла к своему собеседнику, — тебя они теперь тоже не видят и не слышат, как и меня до этого.

— Наверное, уже пора бы отправиться в Аризону?

— Нет. В данный момент наша штаб-квартира располагается на Алькатрасе.

— Где?

— Потом объясню. Встань рядом.

Эдвин повиновался. В следующий момент Висентия расставила руки в стороны, и их обоих объял телепортационный эллипсоид. Через пару секунд они оказались уже в совершенно другом месте.

Взору Олдрина открылся длинный тускло освещённый коридор. Бетонные стены и пол придавали ему особую грозность подземелья.

— Добро пожаловать на Алькатрас, — мило сказала Висентия, — следуй за мной.

Они шли по коридору очень быстро. По пути им часто попадались люди в чёрных или белых балахонах с капюшоном. Каждый из них, завидев Висентию, закидывал руки за спину и ставил ноги на ширине плеч, а по взмаху её руки продолжал идти своей дорогой.

Когда перед Висентией встал ещё один солдат, она поинтересовалась у него:

— Феллс у себя?

— Так точно.

— Свободен.

— Есть.

Они дошли до развилки и повернули направо. Ещё через полсотни шагов Эдвин увидел настежь распахнутую дверь, откуда то и дело доносились стуки. Войдя в комнату, он понял их происхождение.

Помещение напоминало казарму: несколько двухъярусных кроватей, приставленных к стенам, тумбочки и доска с какими-то объявлениями. Посередине стоял стол, за которым сидели и играли в домино Феллс, Велт и Хелсер. Помимо разложенной партии на столе можно было увидеть банку с оливками, тарелку с жареным мясом и бутылку виски. Велт и Хелсер, соблюдая братскую солидарность, сидели почти совсем голые. Только шорты прикрывали их тела. На Феллсе красовалась чёрная рубаха, которую он полностью расстегнул, и штаны защитной раскраски. Верхняя часть головы была перевязана бинтом, полностью скрывшим его светлые блондинистые волосы.

— О! Кто к нам пожаловал! — воскликнул Феллс. — Какая гостья! Украшение компаний! А кто рядом с ней! Ба! Так это же наш герой! — Он встал со стула и подошёл к Олдрину – Я приветствую вас, Эдвин. Надеюсь, вы больше не держите на меня зла. Я тогда ничем не мог вам помочь.

— Нисколько, дорогой Феллс, нисколько. Я всё прекрасно понимаю. Ваша смерть никому бы не принесла пользы.

— Ну, вот и замечательно! — он посмотрел на Висентию. — Я так скучал по тебе.

— И я по вам по всем! Хелсер! Велт! Как жизнь?

— Заняться нечем, — ответил за обоих Хелсер, — вот, хотели отправиться в Москву на помощь Кристасу. Но Феллс говорит, он и без нас справится, а за этим айсерийцем нужно ухо в остро держать.

— Правильно! Не хватало нам ещё одного побега. — Феллс окинул взглядом фишки домино, — мой ход?

— Да, — ответил ему Велт.

— Ха-ха-ха-ха-ха! Рыба! — и он ударил по столу так, что казалось, приложи он чуть побольше силы, вся деревянная конструкция развалилась бы, — считайте очки, у кого сколько. У меня четыре.

— Восемь, — Велт положил на стол фишки.

— Девятнадцать, — недовольно буркнул Хелсер.

— А! — крикнул Феллс, показывая на него пальцем, — так у тебя уже перевалило. Давай Велт, поджарь его как следует.

— Да я легонько, — в ладонях Велта появились слабые электрические разряды. В следующий момент в грудь Хелсера врезалась небольшая молния.

— Пожалуй, я тоже особо силу не буду прикладывать, — по несчастному был выпущен ещё один заряд. Но он не кричал и не стонал, а всего лишь поморщился от неприятных ощущений.

— Ну всё! В следующий раз я тебя точно пощекочу… — Хелсер стал быстро перемешивать фишки.

Феллс посмотрел на Висентию и, как бы оправдываясь, проговорил:

— Как видишь, делать действительно нечего. Убиваем время всеми возможными способами.

— А может, всё-таки делом займётесь? — интонация Висентии просто дышала негодованием от такого бездействия.

— Каким?!

— Ты не даёшь Велту и Хелсеру отправиться в Москву, чтобы они были тут на случай, если пленный айсериец попытается сбежать, а сам сидишь и даже пальцем не пошевелишь, чтобы хоть что-нибудь у него узнать?!

— Это бесполезно! Я ночами не спал, пытаясь просканировать его мозг – всё тщетно! Вот сижу, играю и параллельно думаю, как можно сломать защиту, наложенную на его нервную систему. А она ведь крепкая. Формировалась, как минимум, сотню земных лет. У тебя есть какие-нибудь идеи?

— Тут, — Висентия призадумалась, — нужно применить старые методы. Не хочешь предоставить его мне?

— Как пожелаешь. Пошли, я проведу тебя. Эдвин!

— Что?

— Пройдёмте с нами.

— Нет. Я, пожалуй, подожду здесь.

— Не хочется плюнуть в лицо тому, кто пользовался вашей славой?

— Честно говоря, мне теперь уже всё равно.

— Хорошо, оставайтесь здесь. Как вернусь, сразу отправимся в Аризону. Ваше обучение следует продолжить.

— Да, да. Я понимаю.

— Тогда мы, пожалуй, пойдём, — заключил Феллс, покидая комнату вместе с Висентией.

Они шли не торопясь, стараясь подольше поговорить. Вне всякого сомнения, им было о чём.

— Это что? — спросила Висентия, обведя пальцем вокруг своей головы, намекая на бинт, что красовался на черепе Феллса.

— Сие есть презент от всеми нами любимой Сейны, — саркастически усмехнулся он, — я оказался с ней один на один, но меня хватило всего лишь на пару минут равной борьбы. Выносливость у неё, стоит признать, завидная. В конце концов, Сейна приблизилась вплотную и заехала мне каблуком прямо по темени, представляешь? Ударь она тогда хоть немного посильней, я бы с тобой сейчас не разговаривал. Хелсеру спасибо, всё-таки вовремя в сознание пришёл, встал и атаковал её. Нас всех спасло тогда только то, что в каждый момент хотя бы один из нас стоял на ногах.

— Сейна прогрессирует быстрее, чем я думала. Теперь она даже в одиночку может представлять реальную угрозу. Ну что ж, позволь дать тебе совет, Феллс.

— Слушаю…

— Теперь старайся избегать открытых схваток с ней, когда она бодра и сильна. Попытайся сделать больший упор на фактор внезапности и скрытность, нежели на силу молний и мечей. Или, как вариант, ты можешь взять с собой меня, что будет очень умно. Без обид, но я в данный момент – это самое сильное, что мы можем ей противопоставить.

— В твоих словах есть здравый смысл.

— Я не сомневаюсь, — Висентия приподняла подбородок и элегантно закинула прядь рыжих волос за плечо. Ей нравилось чувствовать столь своеобразную психологическую власть. Это ведь так приятно для любого существа, обладающего сильной душой.

Наконец, они дошли до камеры. Сквозь решётку в её дальнем конце можно было увидеть худощавого маленького человека, за руки и за ноги прикованного к стене. Из одежды на теле висели лишь куски ткани, когда-то представлявшие из себя чёрные штаны, а торс был измазан чёрной грязью. Но на этом все сходства с заключённым Алькатраса заканчивались. Бодрость тела и духа не знала границ, поэтому он поднял взгляд и, мотнув головой, откинул в сторону длинную чёлку, как только заслышал приближающиеся шаги.

— Привет, Феллс! — прокричал пленник. — Я смотрю, ты на этот раз не один! Подойди поближе, не стесняйся. Я так хочу ещё раз полюбоваться на то, как красиво Сейна тебя отделала.

— А этот ваш Дин довольно дерзкий, — злорадно улыбнулась Висентия, — это хорошо. Не люблю пай-мальчиков. С ними так скучно. Дай ключ.

— Надеюсь, тебе удастся то, чего не смог добиться я, — сказал Феллс, любезно вручая ей связку.

— Не сомневайся, — она взяла ключи. — Слушай, один вопрос, прежде, чем ты уйдёшь.

— Да?

— Почему ты обращаешься к Олдрину на "вы"?

— Я всегда обращаюсь подобным образом к тем, кому не доверяю.

— Чем же он так тебе не угодил? По мне, так из него выйдет толк, раз он смог выжить во вьетнамских джунглях.

— Я не сказал, что Эдвин мне не по нраву, — Феллс сделал небольшую паузу, обдумывая следующую фразу, — просто… я… слишком мало знаю его, чтобы доверять. Вот и всё.

— Ясненько, тогда до скорого.

— Надеюсь, что так.

Феллс развернулся, быстрыми и широкими шагами направляясь обратно к комнате, где его ждал Эдвин. Землянина предстояло вернуть в Аризону, где его продолжили бы учить военному ремеслу.

Мысли Висентии теперь были полностью обращены к Дину. Её жестокий, обречённый на извращённую фантазию, ум генерировал идеи о том, как можно полностью уничтожить любое проявление воли в этом айсерице. Внимательно изучая его тело своим надменным взглядом, она медленно приближалась к нему. Когда расстояние между ними сократилось до полушага, Висентия сделала краткий заключительный осмотр и усмехнулась.

Дин, всё ещё не подозревавший, что за существо перед ним сейчас стоит, не переставал корчить дерзкую гримасу. Каждый мускул его тела, каждая мимическая морщина, каждое ограниченное оковами движение, каждый взгляд как будто говорили: "Вам никогда не сломать меня!". С нездоровым интересом наблюдал он за тем, как Висентия натягивает на руки чёрные кожаные перчатки, и смеялся. Та посмотрела на него и всё тем же милым голосом, маскирующим её истинную натуру, сказала:

— На твоём месте я бы не веселилась.

— Но тебя на моём месте нет. Поэтому я смеюсь. Над тобой, дура!

— И что же тебя веселит, поведай-ка, — Висентия подошла к столу и непонятно откуда достала увесистый чемодан.

— Я так понимаю, ты будешь меня пытать? Ха! Думаешь, этим можно меня сломать? Этими древнейшими методами? Феллс тут такое с моим мозгом вытворял, ужас просто. Однако ничегошеньки не получил! Потому что я гипнотизёр, и умею защищать свои мысли от посторонних…

— Так загипнотизируй меня, чего ты ждёшь? — Висентия повернулась к Дину лицом, оторвавшись от чемодана, в котором она уже успела изрядно порыться.

Не подозревающий ничего Дин направил свой взгляд на Висентию. Добрые десять секунд он смотрел ей прямо на переносицу, пока в один момент не закричал:

— А! А-р-р! Сука! — он отвёл голову в сторону и закрыл от боли глаза.

— Ха-ха-ха! То-то же! — Висентия снова повернулась к чемодану и, достав из него металлический прут длиной около метра, быстрыми шагами подошла к Дину, — ну что, айсериец, — она схватила его рукой за подбородок, — посмотрим, куда денется твоя удаль и дерзость, когда я заставлю тебя терпеть такую боль, которая сведёт с ума.