Уже четвёртые сутки корабль летел к далёкой Валмии-5 со скоростью, в десять тысяч раз превышающей световую. Но никто на борту её не чувствовал. Пребывая в собственном гравитационном поле корабля, всем казалось, что он стоит на месте. И лишь звёзды за смотровым окном, слившиеся в одну бесконечную белизну, говорили об огромной скорости. Никто из землян не чувствовал неудобств и, как ни странно, даже нашёл себе занятие на всё это время.

Все эти дни Юрий проводил рядом с прозрачными герметичными саркофагами, в которых неподвижно лежали покрытые тонким слоем льда тела Зена и Астерса. Он смотрел на них и слушал рассказы крейслера Фирсена – капитана корабля, на котором они сейчас рассекали просторы галактики. Автоматика надёжно направляла летательный аппарат к Валмии-5 и помогала избегать встречи с поясами астероидов. Поэтому у крейслера, как и у почти всей команды, не было никаких дел. Лишь изредка он покидал своего друга-землянина, чтобы ещё раз убедиться в исправности работы всех систем и после этого вновь вернуться к Гагарину. Фирсен говорил о том, как уже двести семь земных лет он "разносит строй справедливости по галактике". Бывалый капитан называл так не что иное, как доставку агентов Айсерии к планетам, за которые им предстоит бороться с гракской разведкой. Он без устали рассказывал, как преодолевал вместе с Зеном, Астерсом и Дином сотни световых лет. Как всегда становился свидетелем их триумфа или поражений. И теперь они лежат в капсулах, и больше никогда не поделятся с ним никакими вестями.

Кроме как о павших товарищах, землянин и айсериец говорили о своих армиях. Юрий рассказывал о советской, Фирсен – об айсерийской. Они покидали Зена и Астерса только тогда, когда все, кроме дежурных, направлялись в помещение, которое земляне назвали про себя столовой.

Перед первым её посещением они надеялись увидеть множество поваров, суетящихся то тут, то там, клубы пара, услышать звон посуды и почувствовать самые разнообразные аппетитные запахи. Но ничего подобного там не оказалось. Лишь два стола, как позднее выяснилось, солдатский и офицерский, занимали большую часть зала. Рядом с ними даже не было скамеек, стульев или чего-нибудь ещё, на что можно было присесть. Позднее Фирсен объяснил это тем, что в организмах подавляющего большинства разумных биологических видов галактики наилучшее усвоение пищи происходит именно в вертикальном положении тела. Церсий любезно разрешил землянам обедать вместе с офицерами, поэтому Юрий не покидал своего нового инопланетного друга ни на минуту.

Подойдя к столу, каждый располагался напротив прямоугольного двухстворчатого люка. В ту же секунду, тот открывался, и из него плавно выдвигался поднос с трапезой. Солдат хватал его своей нижней парой рук, а после того, как створки вновь закрывались, ставил поднос на них и принимался за пищу. Несмотря на всю свою необычность, подобное действие показалось Юрию и Василию нехитрым, поэтому, всего лишь раз увидев, как это делают валмийцы, они тут же повторили это сами. Пища очень сильно отличалась от той, к которой земляне привыкли у себя на планете: смесь каких-то разноцветных порошков, плотно запрессованных в брикеты, и густая тёмно-зелёная жидкость в прозрачном сосуде, напоминающем высокий стакан. Всё это поначалу не придавало аппетита. Но, вкусив инопланетную трапезу, Юрий и Василий нашли её достаточно приятной, хоть по вкусу и не похожей ни на один продукт их родной планеты.

Сейна появлялась в столовой ненадолго. Каждый раз она приветствовала офицеров, а после, схватив свой поднос, с угрюмым, отчуждённым лицом направлялась прочь из зала. Первый раз Юрий уже хотел было окликнуть её, но Фирсен остановил его:

— Не надо, — он положил землянину на плечи две своих правых руки, — оставь её. Ты же знаешь, каково ей сейчас.

— Да, прекрасно знаю, — понимающе кивнул Юрий, надкусывая брикет.

Весь полёт Сейна проводила в своей каюте, покидая её только затем, чтобы забрать из столовой паёк. Она сидела в кресле, глубоко погружённая в самые разнообразные размышления. Усталые глаза смотрели в одну точку, а тело почти не шевелилось. Никто из офицеров не решался нарушить её покой, кроме бортового врача Хейдира и его помощника Саволакса, которые осведомлялись о её самочувствии не реже, чем раз в два часа. Как только они покидали каюту Сейны, к ним тут же подходили поджидавшие их у выхода офицеры и буквально засыпали их вопросами, но не получали в ответ ничего кроме сухой фразы:

— С ней всё в полном порядке. А разглашать подробности я не имею права.

Среди них был и Фирсен. Беспокойно расспрашивая Хейдира, он буквально не находил себе места.

— Ты, наверное, тоже её ученик? — спросил однажды у Фирсена Юрий.

— Я – нет. Но она сделала из моего сына прекрасного воина. И теперь её горе – это также и моё. А почему ты спрашиваешь?

— Я тоже не могу просто так смотреть, как она страдает. Эх… если бы я хоть как-то мог ей помочь.

— У меня такие же мысли. Я уже не говорю про них, — Фирсен показал на офицеров, которые так и не отставали от Хейдира, — про тех, для кого она становилась чуть ли не второй матерью, когда брала на обучение. Каждый из этих воинов, не колеблясь, отдал бы свою жизнь за неё, и я, пожалуй, тоже.

— Прям как Серёга с Зеном… — грустно опустил взгляд Юрий. Вновь посмотрев на обступивших Хейдира офицеров, он натолкнулся ещё на одну мысль:

— Слушай, я смотрю на их знаки отличия. Половина из них имеют такие же, как и она. Видимо, звание такое же…

— А двое так вообще на ступень выше – крейслеры.

— Как так получилось?! Ведь наверняка она брала их тогда, когда они были, как минимум, на несколько ступеней младше её. Я не понимаю…

— На самом деле с тех пор, как она получила звание вице-крейслера, её восемь раз представляли к повышению. И все восемь раз она отказывалась.

— Говорила, что не достойна? — перебил Юрий.

— Именно! А что, она и сейчас так считает?

— Да.

— Скромная, как всегда, — улыбнулся Фирсен, — и это при том, что она стоит сотни таких, как я.

И каждый раз они вновь удалялись к своему излюбленному месту.

Василий же первый день полёта рассеянно слонялся по кораблю и, заворожённый его видом, не спускал с лица широкую улыбку, полную восхищения и блаженства. Внешний вид инопланетян и техники, с которой они работали, не переставали крепко приковывать к себе его внимание. И это совсем не приветствовалось солдатами. В целом они дружелюбно относились к гостям на корабле. Но далеко не каждому понравится, когда рядом с секретной аппаратурой праздно шатается какой-то землянин. Один раз Василия даже вежливо попросили отойти подальше. Однако, в больших устах могучего солдата айсерийской армии эта просьба прозвучала скорее как настойчивое требование или даже приказ. Поэтому, Василий тут же повиновался, чуть ли не клятвенно заверив солдата, что никогда больше не повторит сию оплошность.

И именно в тот момент его внимание привлекло зрелище не менее интересное. В дальнем углу зала на предмете, сильно напоминающем скамейку, одиноко сидело существо, не похожее ни на землянина, ни на шестирукого валмийца. Внешне оно тоже отдалённо напоминало человека. Первое, что поразило Василия, — невероятно тощее, не превышающее полутора метров в высоту тело, судя по всему, было абсолютно голым. По крайней мере, он не заметил даже некоторого подобия одежды. Мышцы, словно канаты, навивались на кости, уродливо выступавшие из-под красной кожи. На руках судорожно колебались по четыре длинных пальца. Лицо же представляло собой нечто запоминающееся надолго. Первое, что бросалось в глаза – это необычайно длинный нос, за который Василий назвал возникшее перед ним существо Буратино. Но на этом сходства со сказочным персонажем заканчивались. Испещрённое морщинами сухое лицо; грустно опущенный вниз рот; конвульсивно дёргающиеся, похожие на человеческие глаза, — всё это создавало иллюзию, что существо вот-вот заплачет. Завидев Василия, оно заговорило на языке валмийцев, который на борту корабля понимали все. Голос существа оказался таким высоким, что землянин даже сморщился от неприязни. Хотя слова, что он услышал, не могли нести с собой ничего плохого:

— Здравствуй, друг! — пропищало существо, — ты ведь с планеты воды?

— С чего ты решил? — напряжённо ответил вопросом на вопрос землянин, — ну, да, на моей родной планете много воды, только…

— Везёт вам. Эх, у нас тоже когда-то было такое обилие…

— Прошу прощения, что перебиваю, а ты сам откуда? — тактично прервал своего инопланетного собеседника Василий.

— Твоя планета третья от своей звезды, ведь так?

— Да, так и есть.

— Моя – в той же системе. Только четвёртая. Понимаешь, сосед?

— Так ты с Марса?! — улыбнулся Василий. Как часто он видел в научно популярных журналах статьи, где учёные мужи рассуждают о том, есть ли жизнь на красной планете. Сидя вечерами в кресле и читая их, мог ли он представить, что когда-нибудь будет говорить с живым и разумным доказательством этой смелой гипотезы? И теперь, всецело поглощённый радостью, он улыбнулся ещё шире, чем прежде. Но следующая фраза заставила его прекратить это делать:

— Как ты назвал мою родную планету?

— Марс. А в чём дело? — Василий не понимал, какие эмоции овладели инопланетянином, ибо его лицо нисколько не менялось в течение всего разговора. И от этого ему становилось немного боязно, что первый контакт Земли и Марса окажется неудачным из-за его промашки.

— А что или кого вы называли этим словом до моей планеты?

— Это бог войны одного из наших древних народов.

— Как ни странно, но название справедливое… Война, — марсианин посмотрел в сторону, — как она изменила нас всех, нашу жизнь, наш образ мысли.

Любезно разрешив Василию сесть рядом, он начал свой рассказ:

— Ещё каких-то три тысячи лет назад моя планета мало отличалась от твоей. Она цвела и была полна жизни. Четыре, окружённые слабым кислотным раствором материка и быстрые водяные реки, несущиеся в океаны. Природа, разнообразие биологических видов которой в два раза превышало то, что сейчас у вас. Всё это вмиг стёрла война. Война между двумя сверхдержавами, что подмяли под себя всех остальных. Вспышки бомб и огненные ударные волны сжигали всё, превращая цветущие сады в мёртвые пустыни, что вы сейчас видите в свои наблюдательные трубы. По счастью, война не привела к взаимоуничтожению, и победитель был. Но какой ценой он им стал! Из всей поверхности, пригодной для жизни, осталась всего лишь десятая часть и та в скором времени уже должна была слиться с выжженной пустошью. А население… выжил лишь каждый сотый. Те, кто остался, осознали, что без нового строя, который сплотит всех воедино, наша раса обречена на вымирание. И они создали то, что айсерийцы называют строем справедливости, а вы – коммунизмом. Через пятьдесят лет после конца войны все ушли глубоко под поверхность и начали строить там новую жизнь. С тех пор прошло уже много столетий, опасность миновала, но заложенные тогда основы нашего общества и по сей день скрепляют нас воедино. И сейчас мы, расплодившиеся и давно поднявшиеся с колен, готовы сделать всё, чтобы сохранить свой вид и строй; и поэтому без промедления вступим в великую Айсерию. Я, как представитель своей расы, направляюсь сейчас на Валмию-5, чтобы сказать всем планетам альянса, что у них появился новый брат, готовый плечом к плечу встать рядом с ними и встретить опасность. Ведь единство и братство – вот, что главное для всех нас. Так было, есть и всегда будет.

Марсианин остановил рассказ. После того, как молча просидел вместе с землянином около минуты, он, словно опомнившись от чего-то, сказал:

— Ах, да. Забыл уточнить. Когда я говорил про три тысячи лет, то имел в виду наши годы. В ваших это будет шесть тысяч.

— А как вы так быстро построили коммунизм? — поинтересовался Василий, — раз, два, и готово. Мы уже пятьдесят лет строим, никак построить не можем, а вы…

— Нас тоже невероятно удивляет, почему вы так долго возитесь? Неужели это действительно так трудно? Я не понимаю. Ведь это делает всех едиными! Ладно вы, русские. Вы хотя бы пытаетесь. Но в остальных странах. Их устройство смешно по своей природе! Как это называется? Забыл…

— Капитализм, — охотно напомнил Василий.

— Точно! Ну, это же бред! Эта конкуренция, которая заложена в его основе. Она же уничтожает любое проявление единства…

— Так, ты не ответил на мой вопрос, — перебил марсианина Василий, — как же вы построили коммунизм так быстро?

— Я опять не понимаю. Почему ты применяешь к этому слово "построить"? Как будто это нечто невероятно сложное. Хотя…. Я знаю, как тебе ответить. И знаю, почему это так быстро получилось у нас и никак не выходит у вас.

— Почему же?

— Мы так устроены, что интересы общества и страны каждый из нас ставит превыше собственных. Поэтому созданный вами же лозунг "от каждого – по способностям, каждому – по потребностям" у нас прижился очень быстро. Не прими за оскорбление, но ваш биологический вид по своей природе очень эгоистичен…

— Прости, что перебью, но у нас много тех, кто, забывая про своё благополучие, работает на благо Родины.

— И для вас это очень выдающийся человек, которого чествуют, как героя. Я прав?

— Да.

— Вот. Именно. Для вас личность с подобными побуждениями – нечто из ряда вон выходящее. Нечто необыкновенное. Для нас же это в порядке вещей. И такое было не только в послевоенный период. Идея о том, что нужно принести пользу в первую очередь обществу, и только потом самому себе, крепко засела в нашем сознании. И её уже никогда оттуда никто не выбьет.

— Понял, — Василий грустно опустил голову.

— И, говоря о вас, жителях третьей планеты. Ведь, насколько я знаю, у вас бывает и то, что героев и существ с высокими моральными принципами – смелых, честных, благородных, добросовестных, — частенько называют идиотами. А тех, кто не хочет это признавать, — наивными. Ведь так?

— Да, и такое бывает, — от стыда за свой биологический вид Василий закрыл лицо руками.

— Вот. Если не избавитесь от подобных мыслей, то не видать вам строя справедливости… — увидев смятение землянина, марсианин решил присмирить свою речь. Выпрямив два пальца, он начал легонько тереть ими по руке Василия.

— Что ты делаешь? — недоумённо спросил тот.

— Успокаиваю тебя, друг, — с какой-то своеобразной добротой в голосе сказал марсианин. — Не бойся. Главное, не отступайтесь от намеченной цели, и у вас всё получится. Может быть, даже мы вам поможем как-нибудь. И, знаешь, если это получится у вас, то вы станете примером для всей Айсерии. Ведь для вшей расы это действительно тяжело.

— Да. Без инопланетной помощи тут, возможно, не обойдётся… А откуда ты узнал, что я русский?

— Это же очевидно. Мы уже давно наблюдаем за вами, за жителями третьей планеты. Где-то шестьсот наших лет. Русские нравятся нам больше всего. Это самый благочестивый народ. За всю свою историю он не начал ни одной крупной войны. Он их заканчивал, спасая свой биологический вид от какого-нибудь безумца, получившего власть. И когда вы стали могущественной империей, народы, присоединившиеся к вам, не стали рабами. Вы не высасывали из них все соки, что делали другие, когда приходил их черёд становиться империей. Вы даёте им всё, что можете, и по сей день, считая их равными себе. Дружба и братство объединяет народы созданной вами державы. И поэтому я считаю, что только русские достойны править третьей планетой. Она должна встать именно под вашим, красным знаменем. И, чем быстрее, тем лучше. Ведь, если этого не произойдёт, то его место займёт звёздно-полосатый стяг ваших врагов. И в этом случае строй справедливости не сможет даже вновь зародиться на третьей планете. Порабощённые народы никогда не узнают, что такое братство и единство. Ненависть пропитает ваши сердца. Все высокие моральные принципы будут растоптаны присущей капиталистическому обществу жаждой наживы. И вы станете идеальной планетой для беспрепятственного вступления в ужасную, беспощадную, погрязшую в жестокости и стремящуюся поработить всю галактику, гракскую империю.

"Так вот, почему он до сих пор терпит меня, несмотря на то, что я землянин, — подумал Василий, — значит, мне нечего стыдится. И это хорошо."

Все эти дни землянин и марсианин провели вместе, рассказывая друг другу о своих цивилизациях, образе жизни и мысли. Казалось, полёт так и будет продолжаться спокойно, и ничто не сможет помешать размеренной жизни на его борту.

Юрий находился там, где и обычно, когда услышал в своей голове протяжный, невероятно тонкий писк, по своей высоте близкий к ультразвуку. В сию же секунду Фирсен оборвал свой рассказ о системе званий в айсерийской армии, вскочил с места и сломя голову пустился к панели управления.

— В чём дело? — крикнул ему вслед Юрий.

— Боевая тревога! Сядь и включи гравитационный предохранитель! Быстрее!

Указав всеми тремя правыми руками на ряд кресел, стоявших у стены, Фирсен встал рядом с одной из прозрачных оранжевых сфер, коих в зале было несколько.

— Доложите обстановку, — сухо произнёс он.

— Истребители граксов в ноль целых, пяти десятых световых годах от нас, товарищ крейслер, — ответил ему дежурный.

Со всего корабля в зал начали стягиваться солдаты. Как только кто-то из них включал гравитационный предохранитель одного из многочисленных кресел, над панелью прямо перед ним тут же возникала всё та же сфера. Прищурившись, Юрий заметил, что внутри каждой из них ярким белым огнём выделились по четыре точки. Их расположение в каждой сфере было одно и то же, и везде они медленно, но всё-таки различимо приближались к центру шара. Вскоре, помимо него, перед солдатами начали возникать новые, постоянно изменяющиеся трёхмерные картины. Молча уставившись на них, айсерийцы не проронили более ни слова. И тут Юрий почувствовал, что плотный и тяжёлый воздух корабля буквально пронизан телепатическими сигналами. Привыкший перехватывать еле различимые, тщательно скрываемые граксами сообщения, теперь он без труда нашёл частоту, на которой, судя по всему, передавался, поистине, гигантский поток информации. В следующий же момент в голове Юрия, словно инструменты оркестра по взмаху дирижёрской палочки, зазвучали голоса. Фразы произносились ими так быстро, что услышь их Гагарин при помощи ушей, а не мозга, то он бы не понял ни слова.

— Цели взяты на сопровождение. К пуску управляемых фотонов готовы, — докладывал один из солдат.

— Прямые фотоны один и два. Открыть огонь, — скомандовал голос Фирсена, и внутри всех сфер засверкали по две белые линии. Каждая из них выходила из центра шара и заканчивалась у его края. При этом обе пытались пройти сквозь всё те же пресловутые точки, неумолимо приближавшиеся к центру.

— Управляемые фотоны готовы, — доложил другой солдат.

— По цели два и три – пуск!

Из центра сферы вылетели две, на этот раз красные, точки и устремились к четырём белым. Внезапно, после вспышки одной из прямой, что до этого бесновалась в шаре, в нём осталось уже три белых огонька.

— Цель четыре поражена, — не без радости в голосе доложил один из солдат.

— Вас понял. По цели один управляемыми фотонами. Пуск!

Ещё две красные точки присоединились к своим предшественникам. В ту же секунду от каждого из трёх оставшихся белых огоньков отделились по два новых и с невиданной доселе скоростью направились к центру сферы.

— Прямые фотоны три и четыре к бою. Всем прямым фотонам перевести огонь на управляемые фотоны противника! — быстро скомандовал Фирсен.

Внутри шара засверкали уже четыре линии. И все они начали свой безумный танец рядом с теми шестью огоньками, что так быстро приближались к центру. Отдав нужные приказы, Фирсен опёрся всеми шестью руками о стол панели и не отводил глаз от оранжевого шара. Он сделал то, что от него требовалось. Не больше и не меньше. Теперь ему, как настоящему капитану, оставалось одно – ждать. Терпеливо ждать, когда подчинённые выполнят его приказ. Бывалый капитан, крейслер Фирсен не совершил той ошибки, которую на его месте могло сделать существо со слабыми нервами. Он даже не подумал о том, чтобы отдать приказ маневрировать, пытаясь уйти от управляемых фотонов врага. Настоящий офицер воздушно-космических войск Айсерии первым делом всегда думает о компьютере своей верной боевой машины. Главный процессор, с которым он общается почти постоянно за время полётов, становится для него чуть ли не братом. Или сестрой, если ему так угодно. Поэтому, крейсер Фирсен скорее дал бы разорвать себя на куски выстрелом фотонного орудия, чем стал бы загружать своего верного друга лишними вычислениями. Ведь изменяя курс, ему бы пришлось пересчитывать все параметры управления оружием. Драгоценная мощность процессора уходила бы на совершенно посторонние действия. Шанс попадания в неприятеля неминуемо упадёт, а виражи и петли вряд ли спасут от его управляемых фотонов.

Фирсен ждал, радуясь тому, как белые линии внутри шара пронзили сначала одну точку, затем вторую. Вскоре, из шести остались только две, но они уже почти достигли центра шара. С огромной надеждой Фирсен посмотрел на солдат, что управляли лучами прямых фотонов. Их сосредоточенные лица не отрывались от своих сфер. Мимолётной улыбкой на лице одного из них ознаменовалось исчезновение очередной точки. И вот она – последняя. Смогут ли лучи прямых фотонов зацепить её прежде, чем она достигнет корабля? Фирсену вновь оставалось надеяться только на своих солдат. Будь он слабохарактерным, то наверняка бы закрыл от страха глаза. Но тогда Фирсен уже не был бы собой, и поэтому продолжал смотреть в лицо своей смерти, которая уже почти слилась с центром шара.

Внезапно по кораблю разнёсся страшный грохот. Мощным толчком солдат и офицеров наверняка бы швырнуло в сторону, если бы крепкие гравитационные предохранители не сдержали их крупные и мускулистые тела. В этот момент Юрию показалось, что кто-то очень большой и сильный попытался вырвать его из кресла. Но гравитационный предохранитель надёжно держал его на месте.

— Как близко сбили! — воскликнул один из солдат, — всего в трёх десятитысячных световых года от нас! Уф! Гравилуч мне промеж глаз! Ещё чуть-чуть бы поближе и конец нам всем!

— Мануэр Сиверс! Не засоряйте эфир!

— Цели один и три поражены!

— По второй огонь!

Не успел Фирсен договорить фразу, как выпученные глаза всех выкатились вперёд ещё больше. Страх и опасение перемешались в их душах, ведь на краю шара появились новые белые точки. На этот раз их было не менее десятка. С каждой секундой в оранжевой сфере возникал всё новый и новый огонёк. И вот, немного в стороне от первой группы образовалась ещё одна дюжина.

— Антор Фрекс. Свяжитесь с ближайшей базой истребителей. Нам нужна их помощь!

— Есть.

— Цель два поражена, — быстро произнёс голос солдата. Произойди это минутой ранее, сердца всех наполнились бы радостью. Но теперь каждый сбитый истребитель граксов казался каплей в море. Поэтому, не пустив в свою душу даже тени ликования, солдаты переключились на новых врагов, что в виде белых точек мерцали у границы шара.

— Товарищ крейслер! Готово! Нам обещали выслать на помощь как минимум два десятка истребителей с базы на пятьсот тридцать первой системе! Они уже начали взлёт по тревоге, — воскликнул единственный радостный в телепатическом эфире голос.

— Когда их ждать?

— Сказали, что не позднее, чем через два фериска!

— Это радует… — На секунду задумавшись, Фирсен вновь окинул внимательным взглядом шар и продолжил командовать: – Всем прямым фотонам открыть огонь. Брать на сопровождение и стрелять управляемыми фотонами только по тем, кто пытается зайти к нам с боку. Экономить энергию!

— Есть, — послышались ответы солдат.

И вновь ожидание. Оно всегда было единственным, что Фирсен не любил в работе капитана. Ждать результатов своих нелёгких и ответственных решений. Ведь от них зависит судьба сотен жизней. Сотен душ, для которых он на время стал некоторым подобием бога, который всегда прав, и который, вне всякого сомнения, знает, что сейчас нужно делать. Фирсен стоял, приковав свои глаза к шару, и сам чуть ли не молился, чтобы каждый из многочисленных преследователей, так и оставался позади. Ведь если хотя бы один из них сравняется с его кораблём и окажется сбоку, то, несомненно, тут же выпустит управляемый фотон поперёк его движению. И это будет означать не что иное, как гибель верного друга. Товарища, с которым Фирсен преодолел бесчисленные тысячи световых лет на просторах галактики. При помощи своей огромной скорости его корабль уже не уйдёт от управляемого фотона, такого же безжалостного, как и пилот гракского истребителя, который его выпустил.

Судя по поведению белых точек в шаре, враг понимал это ничуть не хуже Фирсена. Звенья истребителей по три или по четыре машины то и дело отделялись от основной группы. Быстрые и маневренные, они так и норовили зайти на цель сверху, снизу, а то и по одному из её бортов. Но, взятые на сопровождение, они немедленно обстреливались управляемыми фотонами, которые столь искусно наводили солдаты Айсерии. Лучи восьми прямых фотонов безумно плясали вокруг основной группы, но так и не могли попасть больше ни в один истребитель. Однако, управляемые снаряды врага щёлкались ими, словно мишени в тире. Нескончаемый поток белых точек, отделившийся от группы истребителей, устремлялся к центру шара, но подобно неопытному туристу, увязающему в болоте, каждый управляемый фотон граксов почти утопал в лучах, испускаемых Айсерийскими пушками, и ни один из них так и не прошёл даже половины пути до цели.

Вновь победившие свой страх солдаты загоняли его в самые дальние углы своих душ и не давали ему ни единого шанса проявить себя. Испугавшая их поначалу немалая численность истребителей продолжала внушать им чувство опасности, но не более. А оно, в отличие от страха, пока ещё никогда не туманило рассудок ни одному разумному существу.

***

Напряжённые минуты казались Юрию часами. Осознав, что происходит за бортом, он сам отказывался смотреть куда-нибудь ещё, кроме большой оранжевой сферы, что находилась к нему ближе всех. Впиваясь пальцами в подлокотники кресла, он с трудом сдерживал волнение. Привыкший надеяться только на себя, он впервые в жизни вынужден был целиком доверить свою жизнь кому-то другому. Его ум и душа больше всего не терпели бездействия, особенно в таких непростых ситуациях. И в этот момент его застывший от напряжения взор задел открывшиеся автоматические двери и вытянутые по вертикали красные ромбы по одному на каждом из двух белых жилетов. Это были знаки врачей. Именно по ним Юрий помнил Хейдира и Саволакса. Лишь створки двери раздвинулись, они как ошпаренные выскочили из них и бегом пустились через весь зал к другой.

— Вам помочь чем-нибудь?! — крикнул им Юрий, желая ухватиться даже за призрачную возможность избежать ненавистного ему бездействия.

— Не вздумайте! — прямо на бегу решительно и громко ответил Хейдир, — толчки могут возобновиться! Не хватало нам ещё одной травмы!

— Василий?! — Юрий вспомнил, что тот единственный землянин, что кроме него находится сейчас на борту, иногда бывает рассеянным, и вполне может забыть включить гравитационный предохранитель, — как он?!

— Если вы про своего сородича, то он с Церсием! С ним всё в порядке! — крикнул ему Саволакс, забегая в раскрывающуюся дверь.

— А… — Юрий уже хотел было спросить, кто же тот, к кому так спешили на помощь врачи, но дверь уже закрылась позади них.

К невыносимому ощущению, что вызывалось в душе Юрия отсутствием возможности хоть как-то повлиять на ход событий, добавилось чувство неизвестности. Но, предпочитающий не выпускать наружу никаких эмоций, кроме как положительных, он продолжал следить за телепатическим эфиром и вглядываться в оранжевую сферу. А та, тем временем, стала представлять собой самое, что ни на есть, волнительное зрелище. Белые и красные точки теперь суетились внутри неё ещё быстрее, а лучи прямых фотонов словно в конец обезумели в своём непредсказуемом танце.

Фирсен смотрел на сферу, и его напряжённое от сложности ситуации лицо постепенно наполнялось недовольными морщинами. Всё ближе и ближе подходили истребители к заветному для них рубежу, всё больше и больше было у них шансов сравняться с его кораблём и выпустить поперёк его движению фотонный снаряд. Их бешеные манёвры приводили к тому, что уже далеко не каждый раз выстрелы айсерийцев увенчивались попаданием. Поток управляемых фотонов, что выпускали граксы вдогонку, усиливался с каждой секундой. Теперь многие из них, подобно просачивающемуся сквозь плотно сжатые пальцы песку, уходили от первых залпов прямых фотонов. Но последующие, всё таки, доставали их, позволяя подходить всё ближе и ближе.

И снова страшный гул и грохот вывернули пространство корабля наизнанку. Сильный толчок вновь напомнил всем о смертельной опасности и заставил ещё больше сосредоточиться. За ним последовал второй. Не заставили себя ждать третий и четвёртый. Но, подобно альпинисту, держащемуся за единственный трос, солдаты не отрывали своих взглядов от сферы, которая показывала им далеко не самые радостные картины. Их наблюдал и Фирсен, державшийся четырьмя руками за поручни стола. Как будто не заметив толчков, он смотрел то на сферу, то на другие трёхмерные модели, что не переставали крутиться перед его глазами. Приближался переломный момент боя. То самое время, когда командир должен принять смелое, но вместе с тем тщательно обдуманное решение. Времени на последнее Фирсен почти не имел, ведь каждая секунда проецировалась в его сознании как символ потерянных возможностей. Но рождение идеи было лишь половиной дела. Причём, более лёгкой половиной. Гораздо сложнее – отдать приказ и полностью взять на себя этот титанический груз ответственности за корабль и экипаж. За полторы сотни жизней, которые могут оборваться по его вине. По его, и ни чьей иной. Но пережившей огромное множество потрясений душе Фирсена струсить было теперь намного тяжелее, чем бесстрашно рискнуть во имя победы. Его решительный голос подобно грому разорвал телепатический эфир:

— Снизить энергию на управляемые фотоны в два раза! Целься точнее! Освободившуюся энергию направить в двигатели!

Два стрейтера, что сидели справа и слева от Фирсена, на мгновение оторвались от своих сфер и посмотрели на него так, как будто он призвал экипаж к массовому суициду. Впрочем, в их мыслях приказ капитана выглядел именно так. И сомнения в этом развеялись после того, как один из них, переведя взгляд обратно на шар, произнёс:

— Виноват, товарищ крейслер, но мы итак еле держим цели на сопровождении с той точностью, что сейчас есть! Мы не сможем точнее!

— Захотите жить – сможете! — вновь прогремел голос Фирсена, — думаете, я стал бы требовать от вас невозможного?! Выполняйте!

Умело сыграв одновременно на инстинкте самосохранения и чувстве собственного достоинства солдат, Фирсен добился своего. Через несколько секунд всем показалось, как будто они действительно ощутили ускорение своего летательного аппарата, хотя по всем законам физики это было невозможно. Картина внутри сферы начала постепенно меняться. Хитрые и юркие белые точки гракских истребителей, что не прекращали свои отчаянные попытки зайти к айсерийскому кораблю сбоку, догоняли его уже не так быстро, как раньше. Медленно ползли они к своей цели, становясь прекрасной мишенью для айсерийцев. Всё дальше и дальше отодвигались граксы и их управляемые фотоны от центра сферы. В первый раз за последние десять минут по сосредоточенному, суровому и даже в какой-то степени устрашающему лицу капитана легко проскользила улыбка. Но недолго его душой владела радость. Не раз встречавшийся с истребителями граксов, он знал, что они способны преподносить самые неприятные сюрпризы. Словно подтверждая догадку Фирсена, белые огоньки внутри шара прекратили ставшие бессмысленными попытки догнать его корабль. Вместо этого они рассредоточились ещё шире и принялись безумно танцевать в своих непредсказуемых виражах, петлях и спиралях. На несколько секунд ослабший поток управляемых фотонов граксов вновь усилился, грозясь поглотить корабль, словно удав ящерицу.

Два командира приняли свои решения. Две дерзкие мысли воплощались их верными бойцами на огромном просторе космоса, что разделял их. Фирсен смотрел на своих солдат, еле скрывая волнение. Промахи следовали один за другим, и многие фотонные заряды поражали пустое пространство в своём разрыве. Но айсерийцы даже не думали отчаиваться, ведь, тратя теперь на каждый истребитель по пять, а то и по шесть снарядов, они всё-таки попадали в цели. Однако, точность граксов тоже стала страдать, многие их управляемые фотоны летели уже не так точно, как прежде, а некоторые так вообще устремлялись в другую сторону. Сосредоточившись на бешеных манёврах, пилоты не могли теперь наводить свои снаряды так же точно, как прежде.

Тяжёлой тишиной пропиталось пространство и телепатический эфир. Переговоры стихли, и лишь редкие команды к пуску управляемых фотонных зарядов нарушали молчание. Дюжина неуловимых белых точек назойливо мелькала в оранжевой сфере, словно пытаясь свести айсерийцев с ума. С уставшими от напряжённости боя глазами, но с бодрым разумом и духом бились солдаты с врагом, настойчиво посылая в его сторону один управляемый снаряд за другим.

И вдруг, один из бойцов вскинул вверх все три пары рук и голосом воскликнул:

— Истребители! Наши истребители! Товарищи…

— Не сбавлять скорость! Нужно уйти! — не дал закончиться его радостному возгласу Фирсен. Своими, как всегда, резкими интонациями он быстро затушил огонь ликования в душах солдат. Ведь больше всего капитан опасался того, что они расслабятся, и корабль собьют прямо перед носом своих. Он перевёл взгляд на противоположную сторону шара и увидел, как около двух дюжин зелёных точек несутся к ним навстречу, и от них отделяются ещё одни красные.

Какое-то время граксы продолжали свой казавшийся безумием танец, но увидев двукратное численное превосходство айсерийцев, развернулись, а через пару секунд так и вовсе исчезли из сферы.

— Вот, теперь… Всё. Победа, — тяжело вздохнув, Фирсен убрал с панели верхнюю и среднюю пары рук, а затем, сжав все три правые в кулаки, вскинул их и прокричал. — Славься, Айсерия! И её воздушно-космический флот!

Громким и дружным криком ликования ответили ему солдаты. Отключив предохранители и полностью передав управление кораблём автоматике, они хлопали друг друга по плечу и поздравляли с победой. Для всех это был далеко не первый бой, но чувство вновь родившегося поселилось в душе каждого.

Юрий встал с кресла и начал крепко, насколько мог, пожимать своим спасителям руки. Церсий со своими офицерами, Василием и казавшимся карликом на фоне остальных марсианином, наконец, вышел из каюты в зал. Взявшись средней парой рук за мостик, верхней он и все, кто его окружали, не переставали аплодировать победителям.

Среди бурного ликования никто не заметил, как в дальнем углу зала открылись двери. Сквозь них в зал быстро проскользнула низкая для валмийца фигура Хейдира. В отличие от остальных, его лицо было ещё более хмурым, чем обычно. Избегая взглядов ликующих офицеров, он приблизился к Фирсену:

— Я поздравляю вас с очередной победой, товарищ крейслер, — тихо и быстро произнёс он.

— Спасибо.

— С вашими солдатами всё в порядке? Кому-нибудь требуется моя помощь?

— Никак нет, товарищ бортовой врач. Никто из экипажа и пассажиров не пострадал во время толчков. Если только земляне могли бы. Их тела не такие крепкие, как наши. Но, — Фирсен указал одной левой рукой на Гагарина, другой – на Василия, — как видите, с ними всё в полном порядке.

— Прекрасно, — Хейдир сделал многозначительную паузу. — Сейна попросила меня передать вам кое-что. Она намеревалась поблагодарить вас лично, но я настоял, чтобы она осталась у себя. Сказать, что в её нынешнем состоянии передвижения противопоказаны, значит не сказать ничего, знаете ли. Сейна говорит вам "спасибо" за спасение её жизни и жизни Аминекса.

— Ну… Во-первых, благодарить надо не меня, а их, — Фирсен кивнул головой в сторону солдат, — попадать по истребителям фотонами с такой малой энергией не каждому под силу. А во-вторых, за спасение её и чьей ещё жизни?

— Аминекса. Её только что родившегося сына.