Кто же спасет Россию?

Бойков Марк

XI. Так кто же спасёт Россию?

 

 

1

Нам это надо?.. А кому ж еще? Не американцам же, не японцам.

А зачем спасать?.. Да где ж тогда жить будут наши дети, внуки, потомки? Вы пожили! Хорошо ли, плохо ли, но пожили. Это уже ценность! А им – что, не надо что ли? Ведь они же будут появляться. По естеству природы.

Или вы надышались, наелись, налюбились – и довольно? После меня – хоть потоп? Или вам зарыться надо да не видеть ничего? Только блага давай, довольства, наслаждения. Одним – до одурения, другим – на зависть только?

Да не кипятитесь – слышу. Вон американская нация сложилась: кого только в ней нет? И индейцы, и европейцы разные, и негры из Африки, и японцы, китайцы – азиатов жуть сколько. Теперь вон и русские явились. Народы перемешиваются… Да, но на каком же положении – не индейцев ли – русские будут жить у себя, если сгинет Русь-матушка? Ведь цивилизация одинаково всех не жалует. Она суть уложение от вожака стаи, лидера – по-современному. Для масс она барак, для распорядителей – дворцы с бассейнами!

А есть ли вообще угроза?

Есть. И уже не угроза, а истечение. Не извне больше, а изнутри. Общество само себя поедает. Атомизировалось. Почти распалось. Как в броуновском движении. Каждый сам за себя… Устои расшатаны. Классов нет. Партии стали ручными. Слои размыты. Подлинная интеллигенция кончилась.

Славы она хочет. Везде и во всем. И денег побольше! Не за труды, а за почетное звание: народная, демократическая, либеральная. Все равно! В «средний класс» рядится. Став свободной, она о предназначении забыла. Ее собственное самосознание переместилось в желудок. А у чиновников оно вообще оттуда никогда не поднималось. Как таковое, самосознание сохраняется только у ветеранов, войны или труда. То есть, у тех, кто всё создавал, защищал и сам же это оплачивал. Жертвами. Трудами. Прожиточным минимумом. В коммуналках. В безымянных и забытых могилах.

Ситуация еще не критическая, но по спине мурашки бегают. От судорог. Судороги везде. На дорогах. В судах. Роддомах, детдомах, домах престарелых.

В милиции. На стройках. В метро. ЖКХ. В спорте. Школах. И даже в Госдуме и правительстве. Нигде нет нормальной жизни, ритмичной работы, человечного обмена чувствами, мыслями, позитивным действием.

Перспектив нет. Горят дома, театры, больницы, склады, рынки, кафе, самолеты, поезда… И только изредка – начальники. Но не в огне, конечно. Настоящий чиновник не сгорает, не уходит в отставку, под суд или за решетку. Он только перемещается: по горизонтали или вертикали. Чиновники – ценнейшая каста. Число их растет. Несмотря на убыль населения.

Президент и Премьер стараются. Очень стараются… Понравиться!.. Всем!

Время от времени журят олигархов. Повышают пенсии, назначают подачки, чтобы было из чего оплачивать рост тарифов, цен и собственный авторитет питать. Участвуют в процедурах, изобретают всяческие реформы, распродажу госсобственности, модернизацию, «мыльную» борьбу с коррупцией. И качают, качают, качают… недра. Но убийственно не хотят задумываться, отчего и почему все так происходит и чем все это кончится.

А кончится плохо. Потому что нельзя без конца создавать видимость улучшений, где все валится: то голову прижмет, то хвост прищемит; где в авральном режиме борются со следствиями, не затрагивая причин. Где взятый курс, изначально обманный и ложный, есть по сути антиисторичный и антинародный. Принят как эстафета от погромщиков 1993 года и навязан как недоказуемый эталон цивилизации, по сути, порочной.

Какое может быть единение, если частный интерес поставлен во главу и провозглашен мерилом всего?

Одни в дамки по головам и трупам лезут. Другим, дай бог, – выжить бы.

У руководства – что высшего, что среднего – нет государственного мышления. Потому что с момента ельцинского переворота оно преследует в первую очередь личностные цели. И власть представляется им большей ценностью, чем благо народа, поскольку гарантирует безнаказанность. И на удержание ее брошены все силы СМИ и ТВ. Идет непрерывное промывание мозгов. Отравляющими веществами. Ложь, в особенности, о социалистическом периоде страны, сдобренная плюрализмом и нагнетанием религиозности, поставлена на поток. И страна все глубже проваливается в яму экономической хляби и идейного чертополоха. Если признать наши базис и надстройку за сбитое на развилке истории тело общества, то страна наша лежит на обочине с пробитым черепом и помятыми позвонками.

Отдышаться ей почти невозможно. Внутренние органы сдавлены. Кровообращение нарушено. И лишь озлобленность на фоне происходящих бед и несправедливостей говорит о признаках жизни. Руки судорожно ищут опору… или топора.

 

2

Пора заглянуть в себя. Как же подняться? Чем укрепиться?

Увы! Пока не выявлена причинно-следственная цепочка зависимостей, трудно двинуться с места.

Надо возвращаться к истокам. Нашим истокам. Они, конечно, не в религии и не плюрализме мнений, а диалектике развития. Революция, что вытащила страну в 1917-м, не выдумка Ленина и большевиков. Она не навязана, не шита белыми нитками на деньги Германии, а вышла из агонии царского режима в условиях первой мировой войны и была исторически права. Только большевики с Лениным понимали необходимость ее прямого действия: свержение власти эксплуататоров, уничтожение классового господства помещиков и капиталистов – через вооруженное восстание и переходный к социализму период как обществу без классов, обществу трудящихся, для подъема страны на новый виток исторического и человеческого развития. Во избежание расчленения.

Однако со смертью Ленина эта линия подверглась ревизии и искажению со стороны принявшего на себя роль преемника И. Сталина. Соответственно, изменились при этом и методы дальнейшей реализации поставленных целей и задач. Ленин был внимателен к действительности. Сталин навязывал ей свою волю.

Ленин говорил, и это было вписано в программу РКП(б), что диктатура пролетариата нужна только «на переходное время, для полного уничтожения классов» /ПСС, Т. 37, с. 87/, что «социализм будет тогда, когда не будет классов, когда все орудия производства будут в руках трудящихся» /ПСС, т. 42, с. 307/, что сначала «Будет диктатура пролетариата. Потом будет бесклассовое общество» /ПСС, т. 43, с. 100/.

Но Сталин, и это запечатлено в его произведениях и документах, придерживаясь радикальности классового подхода, довел этот тезис до абсолютизации и завышенного его применения в своей практической деятельности как руководителя партии и государства, всюду выискивая антипартийные группы, уклоны, заговоры, враждебные силы. Не допуская разницы толкований и взглядов, несогласных с собой причислял к врагам. Но это не было просто психической подозрительностью или навязчивой идеей, манией преследования или зоологической кровожадностью, как подают дело либералы. Этим способом он вполне сознательно расчищал себе путь к вершинам единоличной власти. Бухарин, Троцкий, другие – лишь ступеньки.

Апогеем на этом пути явилось принятие на Чрезвычайном VIII Всесоюзном съезде Советов 25 ноября 1936 г. Конституции «победившего социализма», где было заявлено, что социализм победил, но классы рабочих и крестьян, ставши «новыми», сохранились и поэтому Конституция «оставляет в силе режим диктатуры рабочего класса, равно как сохраняет без изменения нынешнее руководящее положение Коммунистической партии СССР» /И. Сталин. Вопросы ленинизма. ГПИ, 1952, с.с. 548–550, 561/.

Однако это не могло, согласно марксизму, соответствовать истине. Либо классы сохранились, но тогда социализм еще не мог быть признан победившим. Либо социализм победил, но тогда классы уже прекратили свое существование и, следовательно, не было оснований для сохранения и продления диктатуры пролетариата.

Сталин, как показывают накопленные факты и свидетельства, был вдумчив и умен. Не чета Ельцину, с подельниками. Хорошо знал и глубины марксистско-ленинской теории, наследником коей себя считал. Поэтому он вполне сумел и видимость соблюсти, и цели своей достичь. Он использовал для этого единственный диалектический подвох, который в таком великом деле, как смена парадигмы исторического развития (классовой на неклассовую), сыграл роль гениальной уловки, скрытой не только от масс, но и теоретиков.

Дело в том, что классы, как и прочие полюса, бытуют только в противоположности. Раб и рабовладелец, крепостной и помещик, пролетарий и буржуа. Устрани рабовладельца, устраняется и раб. Исчезает феодал, вольным становится и крепостной. Изгони капиталиста, пролетарий перестает быть наемным рабочим. Рабочим может, но не наемным (не следует при этом путать «наём» на работу как делопроизводственный акт с положением наемного). То есть, если ликвидируется один полюс, как в магните, то неизбежно исчезает и другой, противоположный. Это диалектика! Как люди, они, конечно, могут жить и дальше, поляризоваться в новом качестве. Из этого не следует обязательно, что ликвидация классов предполагает или ведет к уничтожению людей. Люди остаются, но меняют свое положение в обществе. Снимая форму классовой принадлежности, становятся социальными слоями, в соответствии с разделением и специализацией труда.

Однако люди привыкают к названиям и мундирам. И не знают часа их смены.

Сталин знал! И совместил несовместимое: социализм и классы, – чтобы сохранить диктатуру пролетариата, на вершине которой, будучи Генсеком, он восседал отныне во всесилии и непогрешимости, как Бог. Диктатура при этом становилась его личной властью, как коммунистическая партия – «приводным ремнем». Он решил теперь не просто руководить страной, но управлять историей. Однако она не подчинилась ему.

Ибо диалектика в прятки не играет! Даже с богами. Она сама, в приложении к материи, создатель всего, выворачивает наизнанку все умыслы и смыслы. И всё со временем превращает в свою противоположность.

Уже в следующие 1937-38 годы сохраненная диктатура, за неимением действительного классового врага внутри страны, обрушилась на свою же собственную опору: рабочих, крестьян, трудовую интеллигенцию. Идейная нетерпимость Иосифа к противнику, о чем еще предупреждал Ленин, практически к сотоварищам по партии, выдаваемая за классовую непримиримость, распространилась теперь на все общество. Межличностные отношения в условиях «диктатуры пролетариата» стали рассматриваться как классовые, со всеми вытекающими отсюда последствиями. В стране грянули репрессии. Так личный выверт превратился в общественный надлом. Естественные для своего периода гонения и ограничения теперь приняли массовый, жестокий и неуправляемый характер.

Вряд ли Сталин планировал их. Он хотел власти, а не вакханалии преследований. Скорее, они стали результатом не его якобы злонамеренной воли, но естественным следствием скрытной фальсификации марксизма, признаться в которой он уже не смел.

Диктатура пролетариата, объективно исчерпавшая себя в переходном периоде, превратилась теперь в диктатуру личности, нескончаемую при всех последующих сменах «вождей», до полного и неизбежного ее вырождения. При этом не Сталин через свои якобы директивы карал всех и вся – люди сами уничтожали друг друга с помощью ложно ориентированной диктатуры. Точно так же, как с гайдаро-чубайсовских реформ они занялись уничтожением друг друга в навязанной им зверино-конкурентной битве за собственность в стремлении к неправедному обогащению и первенству между собой. Не правила приспосабливаются к людям, а люди – к правилам, которые им вменяют правители с высоты своего положения. Так что массовые репрессии были неправедны и несправедливы прежде всего с точки зрения марксистской теории.

Феномен сталинской фальсификации марксизма, исходящий из особенностей его личности, так и не был разгадан. Выродилась именно не диктатура пролетариата, а власть, превращенная в диктатуру личности. И мы продолжаем пожинать плоды ее узурпации.

Трагедия, однако, не только в Сталине, но и в том, что последующие генсеки не дали разобраться в ней, обращая ее выгоды, даже Н. Хрущев, себе на пользу. Далее, с ХХII съезда КПСС, 1961 год, – неудачное, теоретически не подготовленное строительство коммунизма, т. е. движение к высшей фазе бесклассового общества, но опять-таки с сохранением классов и с той же системой власти. Следом – застой, с утратой всех смыслов и идеалов, но расцветом бюрократии. Наконец – горбачевщина, в рамках плюрализма которой критики Сталина, подменив теоретический подход нравственными оценками, совсем запутали дело: отождествили сталинизм с коммунизмом, чтобы опошлить весь исторический период СССР и вычеркнуть его из истории.

Разнузданная критика Сталина, без понимания, в чем он действительно виноват, привела к полной дезориентации трудящихся. А навязанный приоритет частного интереса заразил многих вирусом стяжательского зуда. Думать об общем и высоком стало постыдно.

 

3

Но довольно путать всех и дурачить. Сталин не является посылкой или условием коммунизма. И нельзя без конца спекулировать на его имени.

Марксизм, открывший смысл истории, ничуть не поколеблен оттого, что кто-то извратил его в личных целях, маскируясь маской общественного интереса. С распадом родового строя власть только этим и занимается. Публично служа, преследует своё. Порой изуверскими методами. И здесь не нужно гениальности Григория Перельмана, щелкающего орешки Пуанкаре, – достаточно читать всем открытые источники и быть честными к истине. Теоремы диалектики трудны лишь потому, что они затрагивают интересы всех. Либералы оседлали Сталина, как ведьмы, чтобы на критике его устремиться к собственной вольнице.

Они не только не разоблачили сталинский выверт, более того, сами же используют его прием. Если Сталин назвал рабочих и крестьян «новыми классами», чтобы утвердиться в личностном всевластии, то нынешние реформаторы поторопились заурядных мошенников из номенклатурной элиты изобразить предпринимателями, банкирами, промышленниками, т. е. выдать их за «новую буржуазию». Если Сталин задержал признание бесклассового общества, то нынешние идеологи сильно спешат признать его классовым. Чтобы вывести виновников ограбления из-под юридической ответственности и гнева народного.

Процесс разграбления страны они издевательски, прямо по Марксу, назвали «стадией первоначального накопления», не имеющей ничего общего с накоплением, кроме как с расчленением и отторжением по частям всенародной собственности вследствие своего командного положения. Рассчитывая на доверчивость читателя, они даже называют этот капитализм то «диким», то «криминальным». Однако же ни по историческим, ни нравственным канонам он не является капитализмом вообще, а исключительно: бюрократически-клановым разделом и переделом народного, накопленного при социализме общественного богатства. При трогательной поддержке властей, пытающихся воровской режим представить как идиллию «социального государства», процветающего на… нефтегазовой игле.

Как же изменить эту ситуацию, разжать западню, которую нам на переходе в будущее подстроил И. В. Сталин и которую, расстреляв Верховный Совет и зачеркнув на карте мира СССР, захлопнул Ельцин?

Прежде всего, необходимо понять, что история продолжает свой путь независимо от воли жрецов. Их задача – прозревать ее волю, а не навязывать свою. Ленин прозрел. Революция свершилась объективно. И действия большевиков практически свели к минимуму людские потери в ней в сравнении с тем, как если бы она произошла стихийно. Не их вина, что реакция ответила революции гражданской войной.

С ликвидацией классов далее социализм стал фактом. Но Сталин, извратив марксизм, извратил и социализм, продлив диктатуру пролетариата за пределы переходного периода. В результате, общество пережило стресс, не ведая ни вины, ни источника угрозы, поскольку репрессировать, кроме трудящихся, фактически было некого. Следовало лишь отслеживать и обрубать враждебные происки из-за рубежа. Но для этого было достаточно службы внешней разведки от Минобороны, а не НКВД /КГБ/ при ЦК и правительстве.

Однако же выдумка Сталина не могла вернуть общество назад, сделать его вновь классовым. Как нельзя его сделать классовым и ныне, посредством ельцинских расправ и вычеркиваний. Классы рождаются в рамках производственных отношений, а не в надстроечных передрягах. Поэтому никакой буржуазии у нас нет. И быть не может. Наше общество делится не на рабочих и «буржуазию», у которой попросту нет корней, а на трудящихся и воров, ведущих свое происхождение из управленческой элиты и чиновничьей бюрократии, преследующих свои планы по выдуманным для себя правилам и схемам.

Это не классы. Это – слои внеклассовой противоположности. В этом есть и плюсы! Отныне и впредь можно двигаться без социальных революций, гражданских войн, репрессий, изгнаний и тому подобных потрясений. Только – юридически, законодательными мерами, базирующимися на общечеловеческой нравственности.

Если, конечно, верхушка осознает, какой вулкан она готовит себе, продолжая политику исключения трудящихся из исторического процесса, сталкивая слои и кланы, разжигая битвы за собственность, поощряя тягу к нетрудовому обогащению. Никакой конкуренции здесь нет и не пахнет, но трудовой народ опускается все ниже в нищете и безверии. На фоне красующихся своей болтовней правителей и экспертов, желающих выглядеть, как бы сказал Григорий Горин, «с умным выражением лица».

Но зададимся вопросом «от противного». Если предположить, что «новые русские» все же станут классом, тогда рабочие неизбежно – революционным классом. И, следовательно: повторение прошлого? Один раз, второй, третий… до бесконечности? В науке это называется дурной бесконечностью. Без движения в качестве! И рассчитано на слабоумных.

Народ, конечно, можно обманывать. До поры, до времени. Но историю обмануть нельзя. Как и показывает случай со Сталиным. Но если мы хотим двигаться вперед без революций и судорожных отскоков назад, то должны понять, какой мировой конфликт решает история на нашем рубеже. Со времени Спартака!

Эксплуатации не должно быть! – говорит она тихо. – Как люди все равны!.. В социальном смысле. Никто не имеет права жить за чужой счет. Но только своим трудом! Обмениваясь его результатами с результатами труда других. Здесь именно был сфокусирован посыл социалистической революции, и его отменить нельзя.

 

4

Труд, а не Бог, создал человека. И он должен быть свободным от гнета, чтобы поднять труженика на новый уровень развития его способностей и дарований. В некотором смысле, заново создать Человека, точнее, завершить его подлинное рождение и становление!

И социализм это уже проявил. Именно у нас! Он породил, при всех трудностях нашей судьбы, новую движущую силу – новаторское, рационализаторское и изобретательское, движение трудящихся масс. Если классы рождались тысячелетиями и столетиями, то этот общественный слой, зарождавшийся в стране почти всюду, за послевоенное время до горбачевской перестройки /около 35 лет/ вырос с 2,5 до 14 млн. человек.

Явление неведомое ни для одной капиталистической страны! То, что раньше считалось привилегией правящих классов и образованных слоев, – творческий подход – в новых исторических условиях начали проявлять простые рабочие, крестьяне, служащие. Ибо дело заключалось не столько и не просто в том, чтобы отнять сами по себе устаревающие орудия и средства производства из собственности эксплуататоров, сколько в том, чтобы далее и впредь непрерывно совершенствовать их, достигая при этом экономии живого труда и способствуя развитию самого человека.

Исторически ознаменовалось и другое важнейшее явление. Тот факт, что творчество проникало снизу во все сферы общественного производства из всех его социальных групп и ячеек, ища себе признание, говорил о том, что в обществе вслед за устранением классов происходит и стирание социального разделения труда, важнейшее условие для достижения высшей фазы коммунизма.

Однако руководство страны, которое из-за идеологических передержек много делало ненужного и забывало о главном и сущем, не заметило важности этой силы. Поскольку она не вписывалась в борьбу двух мировых систем, в плановую экономику, соперничала с научно-исследовательскими институтами, сидящими на бюджете. И ее расценивали лишь как простительную забаву. Своего рода: любительщину.

Впервые обратил на нее внимание писатель Владимир Дудинцев, поведав о ее трудностях и смыслах в романе «Не хлебом единым». О новаторах заговорили! Но нашлись теоретики, приближенные к номенклатурному ряду, которые объявили это противопоставлением рабочему классу. И опять парадокс! Сила, напрямую ведущая в коммунизм, хотя и поощрялась, фактически оказывалась вне закона. По той же причине: из-за классового подхода и «руководящей роли рабочего класса», не допускавшей иных ролей.

Этому, помимо сталинской подмены, есть еще одно объяснение. Между руководством страны и тружеником всегда стоял чиновник. Можно сказать, с незапамятных времен. Ему поручались разработка, пути, ресурсы, осуществление и отчетность в решении проблем. Это был наследный порок и нашей системы: достижение результата опиралось и связывалось не с реальным исполнителем или движущей силой, а с чиновничеством, которое, испытывая подчиненность и зависимость от верхов, больше совершенствовалось в показательности и отчетности, чем в решении и исполнении. В этом проклятие любого государства. Марксизм вполне прогнозировал его отмирание, но помешал Сталин.

Это сохранилось и поныне. Примеры наглядные: борьба с коррупцией, модернизация и т. п., где чиновники, впитывая вкусы и язык начальства, все более оттачивают и совершенствуются в мастерстве демонстрации и отчетности… Это же надо додуматься, чтобы борьбу с коррупцией поручить самим ее виновникам. Нет проблемы, от которой отказались бы чиновники, и нет ни одной, которую бы они решили по-настоящему.

Не буду говорить о коррупции – это вредно для здоровья. Но нельзя пройти мимо «модернизации».

Это очередной блеф! Вроде «пятилеток качества» в прошлом. Для эмоционального подъема народных масс, эгоизма и головокружения научных страт и политических элит, хищного разворовывания или бюрократического растранжиривания, как хотите, внутри всяческих чиновных структур, компаний, доверенных лиц, благо, что раздача и продажа природных ресурсов страны идут успешно и потоки их кажутся неисчерпаемыми.

А вот действительная модернизация – не привнесенная, а на собственной почве – от новой движущей силы, еще не умершей окончательно, доподлинно возможна. Без всяческих залогов и предваряющих инъекций.

Надо только не поручать модернизацию чиновникам – все отпущенные средства они все равно проедят. С большей пользой для себя, конечно, чем для общества. Надо напрямую обратиться к рационализаторам и изобретателям в народном хозяйстве и научном секторе. Связать задачу с исполнителем. Но не призывом к творчеству (их не надо звать к тому, чем они увлечены), а с четким, внятным на законодательном уровне правом: в случае внедрения в производство предложенного ими проекта назначать реальную, соответствующую экономическому эффекту предложения, частичную, постоянную, пока идея приносит доход, денежную выплату его автору. С расширением его внедрения по предприятиям (а при общественной собственности это неизбежно) – пересчитывать. И беспощадно при этом карать всех и каждого, кто необоснованно будет тормозить внедрение, шельмовать идею или примазываться к успеху автора с затаенной корыстью.

Это будет не той – разовой – поощрительной премией, что была в советское время, которая, в сущности, прерывала творческий процесс, а ежемесячной оплатой вложенного труда, с целью его поддержки и продолжения, разработки еще более значимых проектов, т. е. превращения творческого поиска и решений в постоянный труд. Именно новаторы, по заслуге, должны жить в обществе лучше, а не жулики, при поддержке чиновников. Нам нужно созидательное, а не воровское творчество! В реальности, а не на бумаге!

Модернизация, таким образом, должна идти не столько по линии нанотехнологий, которую, конечно же, пропустят сквозь строй, ряды и этажи чиновничества, но – по всей сфере реального общественного производства. И решать эту задачу нужно не избранным и доверенным, а сообща, с постоянной нацеленностью всех и на все, поскольку творческие способности есть у каждого. Не сразу, шаг за шагом, материально заинтересовав, нужно выводить на историческую перспективу новую, формирующуюся движущую силу. Кстати, к творчеству способны и сами чиновники.

А когда люди смогут жить, по совокупности, на средства от внедренных новаторских предложений, их, по желанию, надо будет вообще освободить от официальной занятости на предприятиях, с правом свободного их посещения, т. е. предоставить им полную свободу творческого труда. Наподобие писателей, художников, композиторов. При этом следует помнить, что если добыча полезных ископаемых истощает недра, то обращение к талантам даст их приращение. Уж, будьте уверены, они перевернут Россию. И поставят ее на ноги! Без внешних вспомоществований и заимствований.

 

5

Но надежд на это мало. Почти нет. Из-за либерального курса нынешних властей. И тупой уверенности в его «правильности». Поэтому успехов ждать не приходится. Новаторы рассыпаны по обществу, трудятся в одиночку, надеются на спонсоров и не склонны к объединению, чтобы выступить за чье-то спасение. У них другая стезя. Поэтому ситуация, как бы сказал Аркадий Райкин, мерзопакостная. Кто может вытащить – тот не у дел. А кто не способен – продолжает господствовать и править.

Классы, прекратив свое существование, оставили после себя смердящую пустоту, на пространстве которой возможны лишь едкие дымовые завесы из истертых мифологических лозунгов и прокламаций.

Ни догматика КПРФ, ни либеральная казуистика чиновных столпов, ни жульническая остервенелость «новых русских», ни религиозное шаманство патриотов не отражают и не имеют своей подлинной, живой социальной базы. Она у всех одинаковая – обманутый народ, но с разной степенью ослепления и выгоды из этого. А раз нет классов, нет социальной базы, не нужны и партии, якобы отражающие их интересы.

Их и в самом деле нет. Все они кем-нибудь рисуются, не будучи настоящими. Играют роль – не в историческом, а театральном смысле. Несменяемость их лидеров доказывает только, что все они суть карманные партии, имеющие целью выдвижение и наследование поста вожака ради представительства в борьбе за власть. Их поэтому следует просто распустить. Всех, разом. Указом Президента! Чтобы массы больше не питали иллюзий насчет их альтруизма, не подвергались обработке ради смены одних начальников на других в процессе дележа производимого продукта и природных кладовых.

Все это – признаки вырождения старого мира, его истлевших образов и мифов, прикрывающих амбиции и алчность самовлюбленных божков, пасущих своих подданных и страну, да и весь мир, к гибели, а не прогрессу. Мало того: они мешают вызреванию новых жизнеспособных структур, совестливых мыслителей, ответственных деятелей, поскольку лучше оснащены хитростью, знают, как сломать, не подпустить к общественным постам никаких других претендентов. Верить им больше нельзя, если хотим жить и страну спасти.

Пора поэтому переходить к определению качества деятелей не по социальным этикеткам, которые вполне стерлись и обесценились: принадлежность к классу, партии, московскому или питерскому клану, – а по человеческим, личностным показателям: совесть, ответственность, порядочность, творческий взгляд на бытие и проблемы.

Для этого действительно нужна свобода слова. В прессе, на телевидении, митингах, собраниях. И выдвигать людей в Думу, правительство, на руководящие посты не от партий, а общественных организаций, которые сами будут контролировать чиновничество, а со временем и заменять его при исполнении. По чести, совести, знанию, умению. Избавляя систему от тайн, корысти, подлости и расчета. Здесь – рождение и переход к творению новой власти. Не чиновной, а народной. Самоуправления сверху донизу. Как рождение Советской власти в 1905 году на маевках на реке Талке в Иваново-Вознесенске.

Но кто может воплотить это в реальность при имеющейся социальной хляби и хмари, подлого расчета, карьеризма и взяточничества?

Нужна сила, по чести и совести, близкая самым первым революционерам в России, сопоставимая по духу с декабристами 1825 года, поднявшимися от простого, человеческого сострадания народу к решительному, хотя и плохо организованному действию. Все сегодняшние протестные движения действуют во имя завоевания власти, а не ради лучшей жизни народа. Интересы народа для них – лишь разменная карта, которую тут же вкладывают в колоду более удачливого соперника, независимо от политических предпочтений. Вчерашние коммунисты, переметнувшиеся ради постов, когда к власти пришли либералы, также быстро вернутся под крыло КПРФ, лишь только запахнет ее победой. Разве не омерзительны эти лица, меняющие свои взгляды в связи с конъюнктурой? Разве можно им доверяться? Им, улыбчивым и говорливым, но без стыда, совести и чести.

Но есть патриоты, любящие страну и народ не ради карьерных подвижек или завоевания популярности, а – в силу своего стремления к новому, лучшему, более разумному. Это – новаторы общественного производства. Никакие Гайдары или Чубайсы, Ясины или Грефы Россию не спасут. Они ей чужды, как, собственно, и она им.